Предупреждение: у нас есть цензура и предварительный отбор публикуемых материалов. Анекдоты здесь бывают... какие угодно. Если вам это не нравится, пожалуйста, покиньте сайт.18+
Однажды дворник утром ранним, В нарядный фартук приодет, С неподражаемым стараньем Мел мостовую, как паркет. И над парижским тротуаром Неслось минором к будуарам: «Из кра-а-а-я в кра-а-ай впере-е-д ид-у-у…» «Мерзавец! Я тебя найду! Своим «Сурком» сбиваешь с такта Весь отдыхающий квартал! Смени шарманку, я сказал, Иль уши отрублю! …Вот так-то!» И под «Калинки» русской трель Поручик ринулся в постель.
Все остальные приключения - в «Поручик Ржевский. Гусарская поэма»: От Бородина до Парижа и… Ватерлоо с саблей и бутылкой.
Писал бы я стихи о чувствах И о возвышенной любви Себя бы посвятил искуству И музу по ночам ловил Но только есть одна загвоздка Поэтам денег не дают И вместо ентого искуства Недолго ласты завернуть.
Потом. Я думаю о том. Что будет у нас потом? Из дома мы уйдем, И будем только в двоем. А кто нас разлучит, Тот очень залетит. Любовь у нас быстра, И жизнь у нас глупа. Завтра я буду с тобой, А может быть и с другой.
КИДАЛА!!! Любовь очень редка, Ведь ты же не моя. Была моей ты милой, Красивой,прихотливой. Любил тебя безумно И думал о тебе. Но ты была глупа, Что зделала тогда: Киданула как ЛОХА!
Он умер прямо на рабочем месте, Поскольку, неудачно наклонившись, Он спровоцировал смещенье поясницы Куда-то в сторону больного миокарда.
Сник и обмяк, исчезнув в одночасье С лица земли, как будто не рождался, И словно в веренице многолетья Другим родиться сам не помогал он.
Осталась недопитой кружка чаю И неисписанною - гелевая ручка. Кой прок теперь от этих ручки с кружкой? О чем он думал, гад, перед наклоном???
А думал он, что где-то в юном детстве Мечтал он стать отважным космонавтом. Но воспарить в межзвездное пространство Не смог он из-за мерзких устремлений.
И непристойность низменных порывов Скрыв в складках белоснежного халата, Упился до отрыжки воспрещенным И в космос с новой силой захотел вдруг.
Но тут же умер - странно и нелепо: Вокруг все так пикантно, а он - жмурик. Лежит и невдомек ему, дурному, О чем реально грезят космонавты.
Ведь снится им не рокот космодрома И даже не зеленая травища, А то, во что вонзал по долгу службы Свой взгляд бесстыжий бедный эскулап наш…
Снял он обувь - стал по-ниже, Снял пальто и стал худее. Без костюма - лоск пожиже, Без очков - на вид глупее. Шапку скинул - плешь наружу, Без перчаток - руки - крюки. Без жилета - грудь поуже, Зубы вынул - хуже звуки, Без портфеля - вид попроще, Без мобильника - как нищий. Скинул майку - вовсе тощий, Сбрил усы - такой носище ! Посмотрела - засмеялась, Как важна вещей опека!!! Снять трусы ему осталось - И не будет человека.
А это - любимая наша столица, Которая всех соберет в коалицию В дом, из которого правит Буш.
Вот тот самолет, Который пугает и будит столицу, Которая всех соберет в коалицию В дом, из которого правит Буш.
А вот и пилот, Который угнал тот большой самолет, Который пугает и будит столицу, Которая всех соберет в коалицию В дом, из которого правит Буш.
Вот это - Коран, Который читает и учит пилот, Который угнал тот большой самолет, Который пугает и будит столицу, Которая всех соберет в коалицию В дом, из которого правит Буш.
Вот Афганистан, В котором превратно толкуют Коран, Который читает и учит пилот, Который угнал тот большой самолет, Который пугает и будит столицу, Которая всех соберет в коалицию В дом, из которого правит Буш.
А вот и об'явленный в розыск Осама, (Которого в детстве обидела мама), Бежавший впоследствии в Афганистан, В котором превратно толкуют Коран, Который читает и учит пилот, Который угнал тот большой самолет, Который пугает и будит столицу, Которая всех соберет в коалицию В дом, из которого правит Буш.
А вот CNN, Который, в период больших перемен Покажет, где бродит тот самый Осама, (Которого в детстве обидела мама), Бежавший впоследствии в Афганистан, В котором превратно толкуют Коран, Который читает и учит пилот, Который угнал тот большой самолет, Который пугает и будит столицу, Которая всех соберет в коалицию В дом, из которого правит Буш.
А вот психбольница, В которой мы будем бесплатно лечиться И одновременно смотреть CNN, Который, в период больших перемен Покажет, где бродит тот самый Осама, (Которого в детстве обидела мама), Бежавший впоследствии в Афганистан, В котором превратно толкуют Коран, Который читает и учит пилот, Который угнал тот большой самолет, Который пугает и будит столицу, Которая всех соберет в коалицию В дом, из которого правит Буш.
Ах, если б вместо Ленина был я... Мой профиль вышивали б на знаменах. Мои портреты, писанные маслом, Висели бы в обкомах и райкомах. Я б в каждом городе на площади стоял, В руке сжимая бронзовую кепку. И дети приносили бы цветы В мой день рожденья и другие даты. Моим бы именем назвали крупный город И три десятка городов поменьше, И пару сотен фабрик и заводов, И тысячи колхозов и совхозов, И ледокол, и метрополитен. Чернобыльскую атомную станцию И комсомол, и орден, и музей. И миллионы бюстов и портретов От Кушки до Норильска, Магадана. Куда ни глянь, все я... и я... и я... И я б, устав от бурь и революций, Спал вечным сном в гранитном мавзолее. А он бы здесь лежал с тобою, дура!
Полно дуться, мой друг, выбирайте любую Как на клумбе цветы, они все хороши, И прошу я немного - отдам за гроши Я не телом, мой друг, я мечтами торгую. Гроздь искрящихся грез и надежду-другую, Старый замок воздушный, томленье души... Вам лишь кажется, будто бы трудно решить, И что цену придется платить дорогую. Нет, цена смехотворна - четырнадцать лет Отработать в подвале, на полном довольстве (Там обилие, кстати, вина и котлет. Приходите, ложитесь на пыльный топчан, Визу выдадут вам в португальском посольстве... Кстати, вот ваш партнер - Фрунзик Мкртчан.
В забытьи пребывая от пьянки вчерашней, Я рукою наткнулся на странный предмет, По размеру сравнимый с Останкинской башней. Он как гриб в маринаде, холодный и мокрый, Но ни вкуса, ни запаха, кажется, нет. Будто глокая куздра, будлавшая бокра. Я погладил его... Кореш мой в зоопарке Отзывается так же на ласки всегда, Как мохнатая рысь на призывы дикарки Покахонтас на склоне горы Тускарора, Где цветут медуница, полынь, лебеда И не воют койоты на знамя Авроры. На просторах саванны, иль в грязной Москве Сенбернар мой, меня ты не бросишь в траве.
Мы знаем о ваших проблемах. Садитесь. Итак, вот досье. Фамилия? - Лавуазье. А имя? - Вы знаете, Эмма. - Не знаю. Что в нижнем белье? -В белье? Эрогенная клемма! На ней именная эмблема - Естественно, Лавуазье. -Позвольте... - Нет, я не позволю. И руки примите тотчас. Мое настроение в норме А как настроенье у вас? - Желаю принять алкоголю... Меня Ваша мама покормит?
Не подумайте, милые барышни, я не опасен. Хоть шерсть дыбом стоит на спине, на груди, голове. Я смиренен и тих, как лампада на иконостасе. И пройду мимо вас, не задену своим сюртуком. Жизнь моя в созерцании капель росы на траве, Не хочу я любви и жалеть не хочу ни о ком. Никого не зову, ни о ком, натурально, не плачу, Лишь стреляю и пью. И пьянею, естественно, в дым. Сексуальный порыв лишь стояньем волос обозначен, Молодым я не стану - зачем уменьшаться в размерах? И, по той же причине, навряд ли я стану худым. Но бессилие плоти не значит облом для умелых. Приглашаю вас думать о вечном, сегодня, ко мне Приезжайте в Путивль с Ярославной рыдать на стене.
Сиреневый туман мне в душу заползает, Обратно выползает впоследствии затем. Чего он там забыл, кондукторша не знает, И смотрит на меня, как я ватрушку ем. Ватрушка хороша - большая, расписная, Вверху на ней творог, внутри - ванильный крем, Когда ее жую, то о тебе, родная, Невольно вспоминаю, нежен, глух и нем. Но движется трамвай и под колес стучанье Я мыслю об ином. Пустые обещанья Наполнили собой дорожный чемодан... Намеков и обид безмолвное согласье, Ну что с того, что я так беспробудно пьян - Везет меня трамвай в туманные свояси.
Я начинал трудовые свершения с самого детства, Отроком будучи, не прекращал героический труд Все униженья, побои сносил без мольбы и свирепства. Подвиги жизни моей мои слезы врагам отольют. Вот, например, оформлял с малолетства заборы. На облицовку метро "Маяковская" лоб мой похож Видел ли кто мои шишки, залысины, шрамы, проборы? Мавр мой Отелло, меж тем, с важным видом отца-командира А по призванию, граждане, венецианский я дож. Мне полагаются льготы, почет, ордена и квартира, Мне рукоплещут собрания, митинги, свет и бомонд. Ныне сбирается с войском отважных казаков на фронт. Жизни закат. Смерть близка, и Венеция сгинет под воду... Я никогда не прощу вам двадцатого съезда, уроды!
Я был сегодня не в астрале, Мой третий глаз не был раскрыт, Проникновенья не прельщали И заедал пророка быт. Все Нострадамуса-канальи Мне не давал покоя хит. Вертя тарелками едва ли Исторгнешь звуки кумпарсит. На спиритическом сеансе Я пребывал совсем не в трансе. И у соседа портмоне Телепортировал спокойно, бесшумно от него - ко мне. Да, Нострадамус мыслил стройно...
Нелегко найти супругу адмиралу, Вот же Тетя Ира! Да не смотрит, гад. Всяк другой уже давно женат, пузат, И имеет сервер где-нибудь в Тувалу. Адмирал, подобно Туру Хеердалу, Шар земной объездил восемь раз подряд Выбирает он не кудри, не наряд, Не модельку по плейбойскому журналу. Ищет жрицу счастья, музу для любви, Шиксу-хулиганку, полную оторву. Плачет Тетя Ира - типа - позови! Иру - к черту. Шиксу? Но зачем же в жены... Хитрых кандидаток перебрал он прорву - На линкоре ими пушки заряжены.
У смерти много денег - Оружие в цене Шпионских хитрых фенек Оплачено вдвойне. Вся жизнь моя - в войне За твердую валюту, И неповадно плуту, И стыдно палачу, Но девочек в каюту Хочу, хочу, хочу!
Разведчик, академик, Эксперт по старине Без мата, без истерик, Похвально чуждых мне, Повсюду на коне, Внезапно почему-то, Как некогда Малюта, Скачу, скачу, скачу! Я негодяй, как будто, Но быть им не хочу.
Сухой, как старый веник, Но быстрый, как стилет, Обрезан в понедельник, А в пятницу - отпет, Честней достоинств нет И потакать кому-то С молвою баламута, А мордой - кирпичу, Хоть и в очки обута Не стану. Не хочу!
Замечу, nota bene, к Романам Воннегута Тропы я не топчу. Жить на Бермудах - круто, И я туда качу!