Поиск по автору:

Семья Овиц попала в Аушвиц из-за роста и национальности. Выжить помог завет матери: "Держаться вместе и любить друг друга в беде и радости".
Овицы — семья бродячих еврейских музыкантов-лилипутов из Румынии, живших некоторое время в лагере Освенцим, где их изучал доктор Менгеле. Маленький муж и десять детей разного роста от двух больших жен. Самую младшую среди своих братьев и сестер маленького роста, которые прошли через Аушвиц и выжили, звали Перл, что значит «жемчужина». В одном из своих интервью Перл Овиц говорила: «Если меня когда-нибудь спросят, почему я родилась карлицей, я должна буду сказать: моя особенность — это способ Бога сохранить меня живой».

История семьи Овиц началась в румынском селе Розавля, где в 1868 году родился необычный мальчик, которого назвали Самсоном. Или Шимшоном на еврейский лад. Его необычность проявилась в детстве — он не рос, как все остальные, так и остался маленького роста. Псевдоахондроплазия — так называют недуг Шимшона современные исследователи. Но если проще — карликовость, которая передается по наследству. Чем мог заняться маленький человек в румынском селе? Он стал шутом, увеселителем на свадьбах, то есть бадхеном. Говорят, кроме шуток он еще произносил нравоучительные проповеди — это не возбранялось. Шимшон был женат дважды, причем на женщинах обычного роста. Первая его супруга, Брана, родила ему двух дочерей, Розику и Франческу. Они обе пошли ростом в отца. От второго брака с Бертой родились еще восемь детей: Аврам, Фрейда, Мики, Элизабет, Перл были маленькими, Саре, Лее и Арье недуг отца не передался.

В 46-летнем возрасте Шимшон умер от пищевого отравления, оставив Берте десятерых детей. Судя по всему, женщина это было умная и сильная, — она придумала, как обеспечить нестандартных отпрысков профессией: отдала их в обучение музыкантам-клезмерам. Скрипка, виолончель, гитара, аккордеон, цимбалы, барабаны — вот на чем учились играть младшие Овицы. Специально для маленьких музыкантов инструменты были уменьшены. Перед смертью Берта завещала детям оставаться на всю жизнь вместе — и это, как оказалось их спасло. Погиб только один из братьев, который расстался с семьей, но об этом чуть позже.

В Европе маленькие, в основном, выступали в качестве комиков, циркачей. Овицы же заняли свободную нишу, стали настоящим музыкальным коллективом, стали называться «Труппой лилипутов». В 30-40-х годах они гастролировали по Румынии, Венгрии, Чехословакии и пользовались огромной популярностью. Пели они на идише, венгерском, румынском, немецком и даже русском языках! И не разлучались: когда кто-то из братьев и сестер женился или выходил замуж, супруг входил в семью Овиц и становился частью команды. Дела у них шли прекрасно — у Овицев, первых во всей округе, появился свой автомобиль. Они пели, воспитывали детей — у них рождались люди и обычного роста — и не ждали никакой беды. По субботам они праздновали Шаббат. Однако, Гитлер уже пришел к власти.

Когда в 1939 году фашисты начали войну в Европе, Овицы по-прежнему беспрепятственно гастролировали — в их документах не было ни слова о том, что они евреи. Это их спасало, потому что преследования евреев уже начались. Овицы выступали до весны 1944 года и тайно соблюдали еврейские традиции, например, в субботу никогда не назначали концертов, сказываясь больными, и праздновали Шаббат. Но когда Венгрию оккупировали фашисты, скрывать тайну крови они больше не могли — выступать им запретили, на одежде маленьких музыкантов появились желтые звезды.

В мае 44-го 12 членов семьи Овиц оказались в поезде, который отправился в Аушвиц. Один из братьев сбежал, отделился от семьи — и был пойман и убит. Остальные Овицы прибыли в лагерь и встретились тут с Ангелом Смерти — так прозвали Йозефа Менгеле, доктора, проводившего бесчеловечные опыты над заключенными Аушвица. Его жертвами стали десятки тысяч ни в чем не повинных людей. Менгеле встречал в Аушвице каждый состав с прибывавшими узниками — и лично отбирал себе подопытных кроликов. Увидел он и семью маленьких людей. Менгеле потребовал не отправлять маленьких в газовые камеры, но в общем хаосе и неразберихе Овицы все-таки туда попали. Голыми, как и остальных узников, из загнали в камеры. «Когда металлическая дверь тяжело захлопнулась за нами, начало пахнуть газом, — вспоминала впоследствии Перл Овиц, — внезапно мы услышали крики: „Карлики, где мои карлики?“ Мы были освобождены, но не знали, что нас ждет еще больший ужас».

За маленькими доктор Менгеле прибежал лично — ему стало интересно, почему в одной семье есть люди с карликовостью и без нее. Приказал разместить Овицев в специальном бараке. И начал экспериментировать. У Овицев брали в больших количествах кровь и костный мозг, им вырывали зубы и волосы, подвергали радиоактивному облучению, заражали разными болезнями, помещали в ледяную и горячую воду, ослепляли на некоторое время с помощью каких-то капель. Женщин мучили гинекологи, вводя им в матку обжигающую жидкость... Однажды маленькие увидели, что в лагерь прибыли еще два лилипута — их приказано было убить, сварить и выставить скелеты в музее.

По воспоминаниям Перл, Менгеле обладал дьявольским обаянием. «Доктор Менгеле был похож на кинозвезду, только еще красивее. Но никто из тех, кто его видел, не мог себе представить, какое чудовище прячется за этим красивым лицом.
Мы все знали, что он был беспощаден и склонен к самым крайним проявлениям садизма — когда он злился, то впадал в истерику и его трясло от ярости».

Овицы вынуждены были подчиняться Менгеле во всем и развлекать его шутками и своими песнями, позировать для фильма, который доктор снял специально для Гитлера. Как вспоминала Перл, он звал Овицев по именам семерых гномов из диснеевского мультфильма, который нарисовал Арт Бэббит. Настроение после встреч с маленькими у чудовищного доктора всегда было отменным. Как говорила Перл: «Если он в плохом настроении заходил в наш барак, то тут же успокаивался. Когда он пребывал в приподнятом настроении, люди говорили: „Он, наверное, заходил к маленьким“». «Особое отношение» помогло Овицам спасти, кроме своей, еще одну семью. Вместе с ними в Аушвиц попал их сосед Симон Шломовиц вместе с родными, всего десять человек. Шломовиц сказал Менгеле, что они все — родственники Овицев (хотя все Шломовицы были обычного роста) и Овицы это подтвердили. Так спаслась семья Шломовиц.

Когда фашистам стало понятно, что война скоро будет окончена — и не в их пользу, узников Аушвица стали ликвидировать в срочном порядке. Овицы обреченно ждали своей очереди, но наступил январь 45-го года. Нацисты бежали из лагеря, а 27-го числа туда вошли советские войска. Так семья музыкантов спаслась. И стала единственной семьей, целиком выжившей в Аушвице.

После освобождения Овицы жили в советском лагере для беженцев, чудом были выпущены и пешком добрались до родного села. Семь месяцев они шли большим караваном, по-прежнему не расставаясь. Потом, также вместе, переехали в Антверпен, и наконец, через несколько лет — в Израиль. В Хайфе они снова начали давать концерты — и снова стали собирать полные залы. Программу Овицы сменили: они больше не пели песни, а разыгрывали маленькие пьесы из жизни еврейского местечка. В 1955 году семья оставила сцену.

Сейчас в живых нет ни одного пережившего Аушвиц. Все братья и сестры лежат на одном участке семейного кладбище. Перл Овиц умерла самой последней, в 2001 году, ей было за 80.

Из сети

В начале 20-го века немецкие рыбаки на борту судна Систрум пережили невероятное приключение. В Северном море они поймали, как думают некоторые ученые, живого мегалодона — доисторическую акулу, которую считали вымершей миллионы лет назад. Экипаж несколько часов боролся с гигантской тварью, в конце концов одолел ее и доставил в небольшой порт на севере Германии, вызвав мировую сенсацию. Ихтиологи и палеонтологи всего мира ринулись изучать невиданное чудовище. Они были поражены размерами акулы (23 метра) и ее огромными зубами. Начались споры о том, могла ли она быть выжившим представителем изолированной популяции или эволюционным потомком. К сожалению, акула очень быстро разлагалась, начиная с хвоста, что характерно для глубоководных рыб. Поэтому исследование не удалось провести в полном объеме.

Тем не менее это открытие вдохновило ученых на новые экспедиции с целью узнать больше о загадочных обитателях глубин. Эта невероятная история заставляет нас задуматься о тайнах, которые до сих пор скрывают наши почти неизведанные океаны.

Решил Путин посмотреть, как народ живет. Дождался вечера, оделся попроще, натянул бейсболку на лоб. Командует своим шестеркам:
- Отвезите меня в Выхино!
Отвезли, высадили около станции. Квартала не прошел, окружили его гопники. У Путина черный пояс по дзюдо, но их шестеро и в натуре здоровые амбалы. Ну приехал, - думает Путин, - пиздец котенку. Вдруг откуда ни возьмись, вылетает громадный мужик. Разметал гопников и вроде шутит:
- С тебя бутылка, братан!
- Да какая бутылка?! Проси, что хочешь! Я все могу, я - Путин!
Мужик немного прихуел, а потом говорит:
- Если ты действительно Путин, никому не рассказывай, что это я тебя спас. С шестерыми я, видишь, справился, а против всей России не потяну.

Звонок в полицию:
- Помогите! Муж пьяный пришел. Меня детей избивает.
- Ну, чего нам ехать?! Это дело семейное. Проспится - помиритесь.
- Так он еще на митинг собирается!
- Ну, ничего себе! Сейчас же выезжаем!

ТЕМНАЯ НОЧЬ

История создания песни «Темная ночь» из кинофильма «Два бойца» широко известна. Согласно Википедии, у режиссёра Леонида Лукова не получалось убедительно снять сцену, в которой солдат пишет письмо. После множества неудачных попыток ему неожиданно пришла в голову мысль, что помочь могла бы песня. Луков обратился к Никите Богословскому, который сел за рояль и практически сразу предложил мелодию. После этого они пошли к поэту Владимиру Агатову. Тот также довольно быстро сочинил на неё текст. Тут же, среди ночи был разбужен Марк Бернес, и вскоре фонограмма песни была готова, а на следующий день эпизод был снят. Удивительно, что для записи композиции и съемки сцены режиссёру и его команде хватило одного дубля.

Гораздо менее известно, что по поводу этой песни Никиту Богословского однажды вызвали в Комитет по делам искусств при Совете Министров СССР. На дворе стоял 1949 год, под вывеской борьбы с космополитизмом началась разнузданная антисемитская кампания, которая, не умри Сталин, закончилась бы высылкой всех евреев в Биробиджан.

Как вспоминала Наталья Ивановна, третья жена Никиты Владимировича, он решил, что от него хотят подпись под очередным письмом, обличающим действующих в советском искусстве врагов, и приготовился к неприятному разговору.

Когда Богословский вошел в кабинет председателя КДИ Поликарпа Ивановича Лебедева, тот вежливо поднялся, предложил композитору сесть, а сам взял со стола лист бумаги и, глядя в него, заговорил:
— Вот у меня справка о съемочной группе кинофильма «Два бойца». Перечисляю:
Автор сценария: Евгений Иосифович Габрилович, по национальности – еврей.
Режиссёр: Леонид Давидович Луков, по национальности – еврей.
Оператор: Александр Ильич Гинцбург, по национальности – еврей.
Художник: Владимир Павлович Каплуновский, по национальности – еврей.
Автор стихов: Владимир Гариевич Агатов, он же Вэлвл Исидорович Гуревич, по национальности – еврей.
В главной роли – Марк Наумович Бернес, по национальности – еврей.

Никита Владимирович, как же вас, потомственного русского дворянина, члена Союза композиторов СССР угораздило в эту шайку безродных космополитов?!

Никита, только услышав слово «еврей», сразу все понял и мгновенно выработал план обороны. Попросил разрешения задать вопрос:
— Поликарп Иванович, вы можете написать сценарий к фильму?
— Конечно, нет! Я по специальности искусствовед, - ответил немного опешивший Лебедев.
— А быть режиссером фильма?
— Тоже нет.
— А отработать оператором или художником?
— Нет.
— А написать стихи или исполнить песню?
— Вы что, смеетесь надо мной? Мне только петь не хватает. Я фактически министр!
— Вот видите, Поликарп Иванович, вы не можете. И я не могу. А они могут. А если соберутся вместе, получается очень хороший результат, например фильм «Два бойца». Это не я первый придумал. Это говорил мой отчим, который меня воспитал.

Никита почему-то никому не рассказывал, кто был его отчимом. Но иногда в компании друзей прозрачно намекал, что его отчимом был Георгий Васильевич Чичерин, второй советский министр иностранных дел, соратник Ленина и Сталина. Лебедев, понятно, был об этом осведомлен, намек понял и решил на всякий случай прекратить разговор:
— Ладно, Никита Владимирович, можете быть свободным. И выбирайте друзей поосмотрительнее. В ваших же интересах.

Домой Никита вернулся не в лучшем состоянии духа. Я спросила его: «Что с тобой?» Он коротко бросил: «Темная ночь!», нецензурно выругался, открыл буфет, выпил пару рюмок водки… Вскоре пришёл в характерное для него ровное хорошее настроение. У него был счастливый дар не зацикливаться на плохом.

Своё жизненное кредо Богословский сформулировал так: «Может быть, это стыдно, но я никогда не интересовался страной. Все мои мысли были направлены на творческое благополучие и на свою судьбу в этом мире, который я воспринимал иронически. В духовном плане у меня не было драм и трагедий. Только ясное, радостное ощущение жизни, праздник бытия». Он прожил 90 лет, написал невообразимое количество музыки, был богатым в стране, где всем полагалось быть бедными, удостоился всех возможных для композитора наград, был четырежды женат. Баловень судьбы.

По материалам сети

В двух предыдущих частях (https://www.anekdot.ru/id/1252830/ и https://www.anekdot.ru/id/1253119/) читателям было предложено собрание некоторых курьёзных высказываний современников, пытавшихся оценить новые идеи и изобретения в силу своего скромного воображения, ограниченного понимания и неограниченного высокомерия.

Эта последняя часть содержит советы, как избежать подобного конфуза, придерживаясь простых принципов и правил оценки новых изобретений и научных идей.

1. Высмеивать непонятное есть признак ума быстрого, но не глубокого.
Мишель Монтень, французский философ (1533–1592).

2. Учёный должен быть готов выслушать любое, даже самое фантастическое предположение.
Майкл Фарадей, английский физик (1791–1867).

3. Опыт без фантазии может дать немного.
Эрнест Резерфорд, английский физик (1871–1937).

4. а) Учёный должен обладать бо́льшим воображением, чем поэт.
б) Великие идеи всегда сталкивались с яростным сопротивлением посредственных умов.
в) S = X + Y, где S — успех в науке, X — результаты, а Y — умение держать язык за зубами.
Альберт Эйнштейн (1879–1955).

5. Основная ткань исследования — это фантазия, в которую вплетены нити наблюдения, рассуждения, измерения и вычисления.
Джеймс Максвелл, английский физик (1831–1879).

6. Способность удивляться принадлежит к числу чрезвычайно важных элементов научного творчества.
Владимир Энгельгардт, советский биохимик (1894–1971).

7. Наука — это истина, помноженная на сомнения.
Бенджамин Франклин, американский физик (1706–1790).

8. Если сомневаешься, лучше промолчать, чем отвергать.
Джордж Сантаяна, американский философ (1863–1952).

9. Скепсис так похож на мудрость, а усилий требует так мало, что нужно постоянно одёргивать себя и уклоняться от этого соблазна.
Игорь Ефимов, американский писатель, инженер (1937–2020).

10. Когда учёный говорит: «Это предел, ничего больше сделать нельзя», — он уже не учёный.
Эдвин Хаббл, американский астрофизик (1869–1953).

11. Трагедия многих ученых в том, что они останавливаются в двух шагах от успеха. Они опускают руки в тот момент, когда для успеха требуется еще один, последний рывок. Впрочем, судьба зачастую милостива к ним, ибо уберегает от худшего потрясения — узнать, как близок был успех.
Жан-Франсуа Шампольон, французский лингвист, расшифровавший египетские иероглифы (1790–1832).

12. а) Рассматриваемая гипотеза недостаточно безумна, чтобы быть правильной.
б) Хочешь нажить себе врагов, попробуй что-нибудь изменить.
Нильс Бор, датский физик (1885–1962).

13. Каждый человек по природе своей параноик — он боится всего нового и подозрительного. Паранойя помогает людям выжить.
Нассим Талеб (1960 — ).

14. Концепция — это то, что мешает принимать правильные решения и препятствует признанию новых идей

Хаим Соколин

С праздником светлой Пасхи!

Аид аль-Карни — мусульманский ученый, писатель и один из наиболее популярных саудовских проповедников. Не так давно одна из газет опубликовала интервью шейха аль-Карни, в котором мудрец дает дельные советы по урегулированию семейных конфликтов.

Отношения мужа и жены

Про свой действенный метод, позволяющий за 5 минут решить самые сильные разногласия с женой, шейх аль-Карни рассказал на одной из встреч с мусульманской аудиторией. «Не только Эйнштейн и Ньютон могут делать великие открытия. Восток тоже на что-то способен», — сказал ученый и писатель с улыбкой и поделился секретом, как наладить семейные отношения в два счета. Очень хочется, чтобы каждый любящий муж прочитал, а главное, услышал эти золотые слова!

«Если у вас вдруг возникли разногласия с женой, нельзя повышать голос, запугивать или говорить, что она не права. Любой женщине надо выговориться — вот и дайте ей это сделать. Только не нужно при этом смотреть в компьютер или телевизор.

Лучшее, что вы можете сделать как мужчина, — капитулировать перед женой. Склоните голову и смиренно слушайте. Самое главное — молчите. Вне зависимости от того, правы вы или нет.

Скажите ей, что она совершенно права и что вы раскаиваетесь перед Всевышним. Обещайте, что такого никогда больше не повторится. Скажите, что молите ее о прощении, что совершили ошибку — сами не знаете, что нашло. И что вы очень раскаиваетесь…

Женщина всегда эмоциональна, ею правят чувства. И, как правило, она добрее, сердечнее и милосерднее мужчины. Женщина ухаживает за больными и близкими, когда сама болеет. Женщина вынашивает своего ребенка, кормит его, прижимая к груди. Она дарит душевное тепло мужу. Заботится и ухаживает. Поэтому капитулируйте перед своей женой и даже не старайтесь ей перечить!»

Всё просто! Если ты хочешь наладить отношения с женой, овладей бесценным навыком время от времени искренне слушать ее. Потратив всего 5 минут, ты получишь уйму выгод для себя и ваших отношений: ты поймешь, чем дышит твоя избранница, узнаешь о ее переживаниях, а главное — услышишь между строк, что, в конце-то концов, подарить ей на ближайший праздник.

Пятиминутный разговор поспособствует вашему сближению и станет отличной профилактикой очередного скандала. К слову, если женщину не выслушать сейчас, она непременно заставить тебя сделать это потом, но уже в совершенно иной форме…

Если ты научишься время от времени быть внимательным и спокойным, говорить о своих чувствах и почаще обнимать любимую, тогда все поводы для недовольства исчезнут сами собой. Счастливыми быть просто!

Автору истории №9 за 3 октября.
Уважаемый, вы разве не слышали про конференц-связь? Это когда по одному
мобильнику с несколькими людьми можно говорить. Кстати, тут на анеке
как-то была история о том, что один парень мирно разговаривал со своей
подружкой, а в это время позвонила жена, и эта самая конференц-связь
автоматически включилась. Правда, это за отдельную плату, но даже мой
убогий филлипс-савви-вог позволяет принимать одновременно несколько
звонков, переключаясь между ними, и это независимо от свойств сети.
Специально проверял.
:))))))))

Автору истории №10 за тот же день.
Сразу видно, человек в армии не служил, а попав в военную обстановку тут
же получил по башке снарядом и потерял способность адекватно мыслить,
следствием чего явились реки словесного поноса, лишенного связности и
смысла, вылившиеся в эту самую историю № 10.
:((((((((

В последне время на анекдот.ру каждый день появляются истории, как плохо жить на Западе. В Америке дороги плохие, в Германии по лесу ходить опасно итп итд. Причем авторы, похоже не очень знакомые с западной действительностью, берут негативные сцены из нашей жизни и переносят их куда-нибудь за границу. Это напомнило мне телевизионную передачу по советскому еще телевидению. В этой передаче соревновались в остроумии два главных редактора журналов. Первый журнал не помню, а второй – «Крокодил». Ведущий предложил им рассказать по анекдоту. Первый рассказал смешной анекдот, но не более. А редактор «Крокодила» сказал: «У нас с печатанием анекдотов была большая проблема. Напечатаем анекдот про сапожника – идут письма от всех сапожников Советского Союза, что обижаем сапожников. То же с врачами и инженерами. Поэтому мы решили, что печатаем анекдоты только под рубрикой «Иностранный юмор», подразумевая, что их действие происходит за границей. Вот, например: В сельском клубе идет лекция. Лектор на трибуне все время отпивает воду из стакана. Через полчаса из заднего ряда его спрашивают: «Стакан уже освободился, СЭР?»».
Народ в студии чуть не помер.

В феврале 1971-го в Москве в приёмную председателя президиума Верховного Совета ССР Подгорного вошли 24 еврея и заявили, что не уйдут, пока не получат разрешение на выезд в Израиль. В марте в той же приёмной в присутствии западных корреспондентов объявили голодовку 56 евреев из Риги. Состоялись и другие подобные акции. Евреев понемногу и неохотно стали выпускать из лучшей в мире страны. Каждого долго мытарили, и никто не знал, что получит: разрешение или отказ… Вы спросите, какое это имеет отношение к чудной песенке композитора Шаинского на слова Эдуарда Успенского? А самое прямое.

Еврейские эмигранты ехали сначала в Вену, и уж оттуда кто в Израиль, а кто куда. Вагон «Москва-Вена» прицепляли к поезду, шедшему только до границы СССР. Вагоны поезда были зелёными, и только венский, в котором ехали евреи, – голубым. Это отлично знали многочисленные друзья и родственники, провожавшие их на московском вокзале. Знали, конечно, и не уехавшие авторы песни Шаинский и Успенский. Так в ней появились нюансы, понятные только посвящённым:
"Медленно минуты уплывают вдаль,
Встречи с ними ты уже не жди.
И хотя нам прошлого немного жаль,
Лучшее, конечно, впереди".

С верой в лучшее ехали в голубом вагоне еврейские эмигранты. А вслед им неслось: "Скатертью дорога!" Поэтому в песенке про вагон появились эти строки:
"Скатертью, скатертью дальний путь стелется
И упирается прямо в небосклон.
Каждому, каждому в лучшее верится.
Катится, катится голубой вагон".

Вот такая казалась бы безобидная детская песенка, а сколько смысла…

Май 1907 года. Городок Рочестер, штат Нью-Йорк, куда они приехали на гастроли: он в качестве выступающего, она - как его талисман и ангел-хранитель.

Десять тысяч зрителей будут в гробовой тишине наблюдать за его выступлением в Рочестере. Десять тысяч потрясенных зрителей будут реветь от восторга и восхищенно аплодировать после. Его имя в очередной раз обойдет все крупные газеты мира. Он заключит выгодные контракты на несколько лет вперед. Но придя после представления в гостиницу, он с восторгом и гордостью запишет в дневнике то, что считал для себя самым важным: «Ма видела, как я выступил!»
Сесилия родилась в 1841 году в Венгрии, в еврейской семье. В 22 года вышла замуж за раввина Мейера Самуэля Вайса, который был вдовцом, на 13 лет ее старше и имел сына от первого брака. Она родила ему шестерых детей: четырех сыновей в Будапеште и еще сына и дочку в Америке, куда они переехали в 1878 году после того, как Мейер получил место раввина в одной из синагог города Эпплтон (штат Висконсин). Синагога была реформистской, и прихожане невзлюбили нового раввина за излишнюю, на их взгляд, религиозность и принципиальность. Через четыре года, под предлогом того, что он не знает английского, его уволили. Мейер перевез семью вначале в Милуоки, а потом в Нью-Йорк, где они оказались даже не на грани, а за гранью нищеты.

Мейер, образованный человек, раввин, мыл полы и шил галстуки на фабрике. Дети, от мала до велика, работали вместо того, чтобы учиться: продавали газеты, чистили ботинки, трудились в швейных мастерских… Восьмилетний Эрик даже в какой-то момент занимался попрошайничеством на улице.
- Однажды я насыплю тебе полный подол золота, мама.
- Я верю, что ты добьешься успеха, мой мальчик.
Она действительно в него верила. И любила - слепо и безоговорочно. В детстве она прощала ему любые шалости, а когда он подрос - одобряла все его решения и задумки, какими бы сумасшедшими и опасными они не были. Она прячет скудные лакомства в кухонный шкаф, под замок- он съедает их, незаметно вскрыв дверцу. Она притворяется, что не знает, в чем дело: «Ой, как же так? Замок на месте, а сладостей нет»… Он хочет разобрать настенные часы, чтобы посмотреть, что там внутри, и хотя это одна из самых ценных вещей в доме, она не возражает. Он разбирает их на винтики, потом собирает, и они, как ни странно, ходят…

После смерти отца в 1892 году он стал зарабатывать, выступая на ярмарках, в пивных барах и в парках развлечений с сомнительными, опасными номерами, и слышал от матери только слова поддержки. И даже когда он привел в дом, а потом женился на нееврейке, артистке, выступавшей в маленьком варьете на Кони-Айленде, мама приняла ее как родную дочь, без единого слова неодобрения (исключительно высший пилотаж - кто знает, тот поймет))) Ни с одним из детей, даже с единственной и долгожданной дочкой, у Сесилии не было такой связи, как с Эриком. И Эрик, даже когда уже вырос и женился, не мог представить свое существование без мамы.

Взрослый мужчина, он как в детстве успокаивался, просто положив голову ей на грудь и слушая, как стучит ее сердце. Он носил вещи, которые она ему выбирала, и в любой ситуации, по его собственному признанию, всегда думал о том, как бы на это отреагировала мама. Однажды его труппу арестовали за незаконное выступление, и он был в ужасе, но лишь по одной причине: не хотел, чтобы мама узнала и расстроилась. Свой первый существенный гонорар он попросил выдать не банкнотами, а монетами. Всю ночь он натирал их специальной пастой, чтобы они блестели, а утром пришел на кухню и, сияя, сказал: «Подставляй подол, ма!». Монеты сыпались ей на колени, на пол, а он смеялся от счастья..

В 1901 году, будучи уже богатым человеком, он увидел в витрине одного из дорогих лондонских магазинов платье, которое было сшито для недавно умершей королевы Виктории и которое она не успела надеть. Платье было выставлено в знак почтения, не для продажи, но Эрик увидел, что по размеру оно подойдет его маме и уговорил владельца магазина продать ему платье за баснословные деньги. Он привез маму в Будапешт, снял лучший в городе зал с оранжереей, пригласил родственников и друзей, которые все еще жили в Будапеште и устроил в честь мамы целое представление. Подобно царственной особе, Сесилия сидела в роскошном кресле и на ней было платье, сшитое для королевы Виктории. «Я смотрел на нее, и мое сердце таяло от нежности и любви. Это был самый счастливый день моей жизни», - писал потом Эрик.

Он купил элегантный дом на Вест 113 улице в Нью-Йорке и въехал в него с женой и мамой (детей у него не было). Он старался брать маму с собой на гастроли. Он не любил с ней расставаться…А она, тем временем, не молодела и сопровождать сына в дальних поездках ей становилось все труднее. Летом 1913 года он отправился в тур по Европе- недолгий, потому что не хотел надолго оставлять маму. На пристани он никак не мог от нее оторваться и уже с палубы бросил ей конец бумажного серпантина, который соединял их, пока корабль не отошел слишком далеко.
Через девять дней, 17 июля 1913 года, в Копенгагене, прямо во время пресс-конференции, ему передали телеграмму. Он прочитал ее и потерял сознание. «У мамы был инсульт, она умерла»…

По просьбе Эрика и вопреки еврейской традиции, похороны отложили, чтобы он смог попрощаться с ней. После похорон он дни и ночи проводил на кладбище. Ходили слухи, что он сошел с ума. Он потерял всякий интерес к жизни. Стал обращаться к магам, которые обещали ему наладить контакт с матерью. Рассорился со своим другом, писателем Артуром Конан Дойлем, чья жена, желая успокоить Эрика, устроила спиритический сеанс, в ходе которого перекрестила, а потом исписала полтора десятка страниц на безупречном английском, заявив, что ее рукой водила покойная Сесилия. Эрик был в бешенстве от явного надувательства - Сесилия не говорила на английском и крестить бумагу точно не стала бы. Он порвал все отношения с Дойлами и объявил беспощадную войну медиумам и экстрасенсам, доведя ее до разбирательств в Сенате.

Он вернулся к работе, но его шоу стали другими. Он начал демонстративно играть со смертью, выполняя все более рискованные для жизни и здоровья трюки. Он пережил маму на 13 лет.. В октябре 1926 года, во время гастролей по Канаде, один из зрителей, желая испытать силу брюшного пресса Эрика, нанес ему без предупреждения несколько сильных ударов в живот. Игнорируя сильные боли и поднявшуюся температуру, Эрик продолжил гастрольный тур. После выступления в Детройте он потерял сознание, был доставлен в больницу, где врачи диагностировали у него лопнувший аппендикс и развившийся гнойный перитонит. Антибиотиков еще не было и спасти Эрика не удалось. 31 октября 1926 года он умер. Ему было всего 52 года..

Его звали Эрик (при рождении: Эрих) Вайс. Но весь мир знал его под псевдонимом.. Гарри Гудини. Легендарный иллюзионист, непревзойденный мастер освобождения от всевозможных оков, человек-загадка. Он выбирался из запертых и спущенных под воду ящиков, проходил сквозь стены, прыгал в прорубь со скованными руками и ногами, виртуозно освобождался из смирительной рубашки, будучи в подвешенном состоянии.. Он смеялся, выполняя самые опасные трюки, без страха смотрел в лицо смерти и боялся лишь одного: остаться без мамы...

На фото - Сесилия Вайс с сыном Эриком и его женой.

©️Maya Zeleny

В 1951 году художник Марк Шагал, уже знаменитый и очень богатый, приехал в каюте первого класса в Израиль по приглашению будущего президента Залмана Шазара. Ему устроили роскошный приём. В программе пребывания были его выставки в трёх крупнейших городах. Голда Меир и Моше Шарет непринужденно болтали с ним на идише, дружеские беседы с Моше Даяном, обед с Давидом Бен-Гурионом. Каждый час был расписан.

Но Шагал попросил обязательно свозить его в недавно основанную деревню Кфар-Хабад. Там, во временном бараке с удобствами во дворе, жил хасид, с которым они пятьдесят лет назад в Витебске вместе учились в хедере у меламеда. Эскорт привёз Шагала к другу детства. Они просидели за самоваром и бутылкой водки под селёдочку два часа. Потом Шагал, весь в слезах, укатил на приём в Тель-Авив. Журналисты обступили немного нетвёрдо стоявшего на ногах хасида:
- Расскажите о Шагале, как вы его помните по Витебску?
— Мейше? Ой, Мейше! У него была хорошая голова, — если бы продолжал учить Тору, стал бы человеком!

Барух Горин

На фотографии - Адольф и Лотти в день своей свадьбы. Чикаго, 10 января 1897 года.

Адольфу за три дня до свадьбы исполнилось 24 года. Лотти на два года его младше. Они познакомились в Америке, но родились в Венгрии, в регионе Токай, совсем недалеко друг от друга: он - в деревне Риче, а она - в деревне Эрдёбенье (Erdőbénye). Родной их язык, впрочем, не венгерский, а идиш. И на этом общее между ними, пожалуй, заканчивается… Лотти привезли в Америку в совсем юном возрасте, 8-летней девочкой, а Адольф приехал в 18-летнем возрасте, совсем один. На свадьбе присутствуют многочисленные родственники Лотти: родители, Герман и Эстер Кауфман, три брата, четыре сестры, дядя Моррис и дядя Сэмьюэл со своими семьями, а у Адольфа никого нет…

Его отец Якоб, фермер и владелец крошечной продовольственной лавки, умер, когда Адольфу был всего лишь год, а через шесть лет умерла и его мама Ханна. Осиротевшего Адольфа вместе со старшим братом Артуром передали на попечение дяде Калману, родному брату их матери, жившему в соседней деревне. Калман Либерман был ученым человеком, раввином, который хотел, чтобы его племянники тоже нашли свое призвание в изучении и преподавании Торы. Артур действительно выбрал этот путь, продолжил обучение в Берлине, стал уважаемым раввином и в итоге переехал в Иерусалим. А вот с Адольфом у дяди ничего не вышло…

Все его попытки пустить племянника по накатанной колее были тщетными, и в итоге, поняв, что этот мальчик «сделан из другого теста», Калман пристроил 13-летнего Адольфа помощником в небольшой магазин в соседнем селе. Адольф проработал в этом магазине три года- три спокойных и относительно счастливых года. Владелец магазина, Герман Блау, и его жена очень тепло приняли Адольфа, хорошо к нему относились, не перегружали работой и даже записали его в вечернюю школу, куда он ходил два раза в неделю. И все же, чем взрослее он становился и чем больше размышлял о своем будущем, тем яснее он видел отсутствие перспектив в венгерском захолустье и тем чаще им овладевала мысль о том, чтобы уехать. Уехать в Америку, о которой так захватывающе рассказывали в письмах решившиеся на отъезд знакомые.

Он сумел добиться у дяди разрешения на отъезд и получить в Бюро помощи сиротам деньги, которых, вместе с тем, что он скопил и тем, что ему дал дядя, хватило на дорогу до Гамбурга и на билет на пароход в Америку. 16 марта 1891 года он спустился по трапу корабля и оказался в Нью-Йорке, на другом конце света. Восемнадцатилетний юноша с листком бумаги, на котором был адрес друзей его покойных родителей и сорока долларами, зашитыми в целях безопасности в подкладку пальто.
«Когда я спустился с трапа корабля и ступил на землю, у меня было чувство, как будто я родился заново»,- напишет он позже…

За 25 центов извозчик доставил Адольфа по адресу, указанному на бумажке: в иммигрантский Нижний Ист-сайд, к многоквартирному дому на Ист Второй улице. Он поднялся по темной лестнице, вдыхая запахи шипевшего на сковородках лука, пара из-под утюгов, табака, засоренной уборной, и постучал в дверь квартиры на третьем этаже. О его приезде, конечно же, никто не знал. Более того, его и не узнали, но услышав имена его родителей и откуда он приехал, хозяева приняли его с распростертыми объятьями. Его накормили, и он наконец-то смог сбросить грязную одежду и искупаться. Он даже не удивился тому, что ванна стояла прямо на кухне и что можно было просто повернуть кран и текла вода- он добрался до Америки и был готов к чудесам.

Через три дня Адольф уже работал в обивочной мастерской и получал два доллара в неделю. Через полгода он случайно встретил на улице парнишку из своей деревни и, узнав, что его брат владеет меховой мастерской, попросил о помощи с трудоустройством. Через год Адольф получал уже четыре доллара в неделю, снимал угол у бывших односельчан, записался в вечернюю школу, чтобы выучить английский, завел новых друзей и был счастлив. И все же, чем больше он размышлял о своем будущем, тем яснее он понимал, что наемным трудом состояния не заработаешь, и тем чаще им овладевала мысль о том, чтобы открыть свой собственный бизнес.

Он решил сосредоточиться на производстве модных в те времена горжеток из меха лисы, разработал оригинальную, спрятанную в лисьей пасти застежку и почти сразу заработал тысячу долларов! Неплохо для 19-летнего мальчишки, только-только начавшего жизнь с нуля в новой стране. В 1893 году Адольф поехал в Чикаго на Всемирную выставку, где познакомился с Моррисом Коном, владельцем небольшого предприятия по изготовлению меховых изделий. Адольф заключил с ним партнерское соглашение и… влюбился в его племянницу Лотти. Добиться ее расположения было не так уж просто, но в итоге, 10 января 1897 года, они поженились.

Через девять месяцев после свадьбы, точно в срок, у Лотти и Адольфа родился сын Юджин, а еще через три года- дочь Милдред. Бизнес Адольфа, между тем, успешно развивался, и в 1901 году он открыл филиал компании в Нью-Йорке и перевез туда семью. За несколько лет доходы компании взлетели до небес, и в 30 лет Адольф был уже по-настоящему богатым человеком, с роскошным домом на Вест 111-ой улице и состоянием в 200 тысяч долларов (примерно 6 миллионов на нынешние деньги). Однако, чем больше он думал о своем будущем, тем яснее он понимал, что хочет заниматься чем-то другим, чем-то увлекательным, необычным и рискованным. Чем-то, что принесло бы ему славу и признание.

В 1903 году Адольф вложил деньги в проект своего знакомого, открывшего зал развлечений с устройствами для испытания силы и ловкости, рулеткой, а также аппаратами со смотровыми окошками, через которые за несколько центов можно было увидеть движущиеся картинки. Эти аппараты заворожили Адольфа. Он понял, что это лишь первая ласточка, предвестник новой эры и настоящая золотоносная жила. Он забросил меховой бизнес, вложил все деньги в сеть кинозалов, которые вначале имели бешеный успех, а потом эффект новизны исчез… и Адольф разорился. Из роскошного дома с прислугой он перевез семью в квартирку над кондитерской лавкой, но не услышал ни слова упрека со стороны Лотти. Она отличалась удивительной стойкостью и верила в мужа.

А он был упрям и обдумывал стратегию, как превратить этот провал в успех. И он придумал! Ему в голову пришла гениальная идея сделать ставку не на короткие кинозарисовки, пустые минутные забавы, а на полнометражные, качественные фильмы с театральными звездами в главных ролях. Революционная по тем временам идея: никто не верил, что зритель будет сидеть и смотреть на «движущиеся картинки» целый час. Адольф же видел за этим будущее... Его звали Адольф Цукор и в 1912 году он основал одну из самых известных киностудий мира, Paramount Pictures.

Он прожил очень долгую жизнь, и прожил он ее по своим правилам, от начала и до конца.
В 93 года он продолжал выкуривать по три сигары в день.
В 96- жил один и полностью себя обслуживал (на тот момент он уже 13 лет как овдовел).
В 97 он приходил каждый день на два часа в студию Paramount на работу.
Свое 100-летие отметил роскошной вечеринкой в Лос-Анджелесе, на которую пришло больше тысячи гостей, включая самых известных и влиятельных людей того времени.
В 101 год все же нанял помощницу по хозяйству, но каждый день ходил обедать в клуб.
В 102 года ему уже было трудно ходить, но он отказывался пользоваться креслом-каталкой, и хотя короткая дорога от двери квартиры до лифта занимала у него десять минут, он упрямился и ходил с палочкой- медленно, с трудом, но все же сам.
В 103 он был уже плох, но не жаловался и по-прежнему уделял много внимания своему внешнему виду: всегда был гладко выбрит и аккуратно, по-деловому одет.
Он так и умер 10 июня 1976 года- одетый с иголочки, в рубашку с галстуком и жилет от костюма-тройки. Присел в кресло вздремнуть и не проснулся. Ему было 103 года.

Сирота из венгерского захолустья.
Несостоявшийся раввин.
Стоящий на палубе корабля подросток с сорока долларами, зашитыми в подкладку пальто.
Работник обивочной мастерской.
Дизайнер меховых горжеток.
Влюбленный юноша.
Строгий с сыном и млеющий при виде дочери отец.
Преданный, обожавший свою Лотти муж. По воспоминаниям сына, он не снимал золотое кольцо с сапфиром, которое Лотти подарила ему в день помолвки, хотя не любил украшений, а в день рождения, даже в трудные времена, всегда дарил жене громадный букет роз с письмом, в котором объяснялся ей в любви.
Властный, несгибаемый бизнесмен.
Король киноиндустрии.
Отец игрового кино в Америке.
Иммигрант, до конца жизни говоривший на английском с сильным идишским акцентом.
Человек маленького роста (152 см) и больших амбиций.
Неутомимый фантазер. Расчетливый прагматик.
Визионер.
Легенда.
Адольф Цукор (1873-1976)

Из сети

Жди меня, и я вернусь

В октябре 1973 года египетские войска форсировали Суэцкий канал и стали продвигаться в направлении Тель-Авива. Тогда именно Ариэль Шарон, принявший командование танковыми соединениями, сумел прорвать фронт, переправиться на африканский берег канала и окружить одну из самых боеспособных египетских армий. После этого его танки беспрепятственно двинулись на Каир. Только вмешательство США и СССР заставило Шарона подчиниться приказу Бегина остановить военные действия. Ариэль Шарон сделал поистине блестящую военную и политическую карьеру. Но его личная жизнь была глубоко трагична.

...В 1953 году 25-летний офицер Ариэль Шарон встретил девушку своей мечты. Ее звали Маргалит, что в переводе с иврита означает "Жемчужина". И действительно, Маргалит была красавицей необыкновенной. Да еще - такое сочетание встречается совсем уже редко - одновременно и умницей. Она с отличием окончила университет по специальности "психология". Свою суженую Шарон увидел в университетском саду. Позже они так будут рассказывать историю своего знакомства. Ариэль: "Она сидела на лавочке и читала литературный журнал... Я влюбился в нее с первого взгляда". Маргалит: "А я влюбилась в него с первого слова, потому что обожаю поэзию, а Ариэль, не успев узнать мое имя, тотчас же начал декламировать стихи..." Надо сказать, что поэзия вошла в жизнь Шарона еще в детские годы благодаря его родителям, обожавшим стихотворное слово. Тогда, увидев Маргалит в саду университета, Шарон прочитал ей четверостишие малоизвестного цикла "Палестина", который еще в юности написал не кто иной, как Самуил Яковлевич Маршак, позже ставший знаменитым детским писателем:
"По горной царственной дороге
Вхожу в родной Иерусалим
И на святом его пороге
Стою смущен и недвижим".
Еще Маршак вошел в историю как блестящий переводчик Шекспира на русский язык. Шарон неплохо знает английский язык, похуже русский, на котором говорили его родители, но некоторые сонеты Шекспира он декламировал своей Жемчужине сразу на трех языках. Маргалит в шутку говорила, что из-за Шарона она "изменила великому Фрейду и полюбила поэтов, величие которых она чувствует, но понимает не всегда".

По словам Шарона, все годы недолгой семейной жизни с Маргалит он был "смущен" тем счастьем, которым она его одарила. В 1956 году у супругов Шарон родился сын. Они назвали его Гуром. Шарон очень любил сына, и никакие самые неотложные дела не могли заставить его вечером не посидеть у кроватки ребенка. Грозный генерал рассказывал Гуру сказки. Даже отсутствуя в Израиле, Шарон тем не менее звонил вечером сынишке и рассказывал ему на ночь какую-нибудь байку.

Благодаря своему мужу Маргалит узнала и полюбила русскую и советскую поэзию. При расставаниях они говорили друг другу скорее всерьез, чем в шутку: "Хаке ли, ани ахзор". Эта фраза - перевод на иврит первой строчки знаменитого стихотворения Константина Симонова "Жди меня". "Жди меня, и я вернусь," - говорили друг другу Ариэль и Маргалит. И они ждали. Очень ждали. Маргалит страшно волновалась, когда ее муж уходил на военные операции. Но трагедия случилась не с ним, а с ней. По дороге на работу 2 мая 1962 года в Иерусалим автомобиль, которым она управляла, лоб в лоб столкнулся с другой машиной. Маргалит погибла на месте. Шарон долго не мог оправиться от ее гибели. Мир казался расколотым на мелкие кусочки. В одно мгновение счастливый муж стал вдовцом, а ребенок сиротой. После смерти Маргалит Шарон в свои 34 года почувствовал себя глубоким стариком. В этот труднейший момент жизни его очень поддержала Лили - родная младшая сестра Маргалит. Через некоторое время Лили стала женой Ариэля Шарона. Казалось бы, постепенно жизнь стала входить в свои берега. В 1964 году у четы Шаронов родился сын Омри, а через два года - сын Гилад.

Но судьба не очень благоволила к генералу Шарону. Никто и подумать не мог, что новая беда подкрадется в праздничный октябрьский вечер 1967 года, когда евреи во всем мире готовились встречать Новый год по еврейскому календарю. В тот день глава семьи был дома, помогал Лили хлопотать по хозяйству. Вдруг он услышал одиночный выстрел и крик сына: "Аба!" ("Папа!"). Перед выбежавшим во двор Шароном предстала жуткая картина - его Гур корчился на земле от боли. Он был еще жив, хотя левый глаз был пробит пулей... Соседский мальчишка баловался отцовской винтовкой и случайно выстрелил. Шарон схватил сына на руки и помчался с ним в больницу. Однако дежурные врачи сказали, что он нес на руках уже мертвого ребенка...

И вновь страшную трагедию помогла перенести забота и любовь Лили. Погибшего сына Шарон похоронил рядом с матерью, и все годы, прошедшие после его гибели, Шарон встречает канун Нового года по еврейскому календарю у могилы своей первой жены и своего первенца. До последнего времени рядом всегда была и Лили...

В феврале 1999 г. врачи поставили Лили страшный диагноз... Но несмотря на неизлечимую болезнь, она едва ли не до последних дней сопровождала своего мужа в поездках. Друзья говорили, что "Ариэль и Лили плечом к плечу сражаются с болезнью". Когда Лили уже не могла ходить и постоянно находилась в больнице, ее муж часами просиживал у ее постели. Он снял номер в близлежащей гостинице, куда далеко за полночь отправлялся ночевать. Даже самые ярые политические противники Шарона не затевали против него интриг и свар, когда он отсутствовал в кнессете (парламенте Израиля), ибо знали, что он проводит время у постели больной жены...

Лили не стало в марте 2002 года. Ее похоронили на высоком холме, напротив дома, где они прожили многие счастливые годы. Это семейное гнездышко называется ферма Шикмим. Каждое утро из окна когда-то их общей спальни Ариэль Шарон видит могилу его дорогой Лили, вокруг которой всегда море цветов. Чуть выше могилы посажена сирень. "Лейлот лилах, лейлот лилах. Рейхам залаф - ло ли, ло лях". ("Сиреневые ночи. Улетучился их аромат, исчезло их очарование"). Это строки из стихотворения Хаима Ленского (1905-1943) "Сиреневые ночи". Тонкий томик стихов этого едва ли не единственного советского поэта, писавшего на иврите, Лили Шарон читала в последние дни своей жизни.

Израильский журналист Ури Дан, уже несколько лет собирающий материалы о жизни Ариэля Шарона, как-то попросил его дать определение понятия любви. Шарон внимательно посмотрел на своего друга и сказал: "В определениях понятий сильны философы. Даже поэты стараются уйти от чрезмерной конкретики. Что же касается меня, то могу сказать, что значит любить". Он глубоко вздохнул, посмотрел куда-то вдаль и вымолвил почти по слогам: "Это значит, никогда не расставаться!"

Захар Гельман

Двое случайно столкнулись в тель-авивской толпе. Посмотрели друг на друга:
– Вы из Москвы?
– Откуда вы знаете?
– А у вас лицо охреневшее.
– Так у вас точно такое же лицо.
– Я знаю. Я тоже из Москвы.

Мой кот собрался умирать. Феня не поднимался с кресла уже несколько дней. Поить его приходилось из шприца, есть он наотрез отказывался и каждые три часа ходил под себя прямо на красное велюровое кресло - единственное место в доме, где этой наглой серой морде спать было категорически запрещено.
Кресло я купил на мебельной распродаже, оно и по тому курсу доллара стоило бешеных денег, сегодня мне пришлось бы выложить за него три своих зарплаты.
Жена протестовала, но должно же было хоть что-то в этой квартире напоминать о том, что помимо женщины и кота здесь живет двадцатидевятилетний мужчина. И кресло с красной обивкой, больше походившее на декорацию - ну, на крайний случай, на театральное сиденье - заняло почетное место в нашей спальне, которая к этому предмету интерьера никак не подходила.
Когда на нем стала появляться кошачья шерсть, я впадал в ярость - ну почему, скажите мне, этот кот не может найти себе другое место? Почему он, имея в распоряжении собственную лежанку, а также нашу двуспальную кровать, диван в гостиной, софу в коридоре, кучу грязного белья, раковину, стиральную машинку и все нижние полки в шкафах, посягает на мой единственный островок уединения?
Чтобы показать Фендюлию, кто в доме хозяин, мне пришлось прибегнуть к довольно жестким мерам: я стал запирать дверь в спальню.
Феня протестовал громко, надрывно и заунывно. Жена сдалась на третью ночь и, открыв дверь усатому террористу, прошипела: "Тебе что, жалко что ли?".
Я потом повторил эти слова, когда она, опаздывая на работу, счищала серую шерсть со своего черного пальто. Всю ту ночь Фендюлий с наслаждением, я бы даже сказал, с крайним упоением, храпел на моем кресле. А я строил план мести. А заодно думал, как приучить кота к дисциплине. По совету подруги я купил пульверизатор и стрелял в кота каждый раз, когда он намеревался учинить очередную пакость.
Например, поточить когти об обои или улечься на мое кресло. Вот только снайпер из меня был примерно такой же как пловец. Однажды в детстве я увидел, как мужчина прыгнул в бассейн с пятиметровой тумбы. Вдохновленный примером, я, шестилетний тощий мальчик, забрался вслед за ним и нырнул в самую глубокую часть бассейна. Откачали меня быстро, но страх воды так и не отпустил, так что плавать я умею двумя стилями - с кругом и "топориком". В общем, я попадал пульверизатором в стены, мебель, включая мое кресло, в телевизор и - о, ужас - в жену.
Естественно, после этого на подобном методе воспитания было поставлено табу. Второй способ призвать кота к порядку мне подсказал коллега на работе. Заключался он в том, что за каждый хороший поступок кот должен получать лакомство.
Все, казалось, до безобразия просто, однако Феня принимать из рук злодея, поливающего его водой, какую бы то ни было еду попросту отказался, а жена помогать не спешила. Единственное, что она мне сказала: "Не занимайся ерундой". А кот, которого она в этот момент держала на руках, смотрел на меня своими желтыми глазищами и, честное слово, нахально ухмылялся.
Словом, все мои усилия, направленные на то, чтобы хоть как-то показать свой авторитет и заставить Феню подчиняться, или, на худой конец, просто не орать по ночам, провалились.
Он жил, как барин: спал, где хотел (даже на кухонном уголке, правда, стоит отдать должное, никогда еду не воровал), ел, когда хотел, и орал, когда хотел.
Фене было шестнадцать лет. Когда мы забрали его от прежних хозяев, у которых внезапно открылась аллергия на шерсть, серому коту без породы и племени было около пяти годов от роду.
По степени наглости - все пятнадцать по человеческим меркам. Он походил на беспокойного подростка, которому то нужно было слишком много внимания, то он, напротив, демонстративно прятался под ванну и всем своим видом показывал, как он нас ненавидит.
Я долго не мог привыкнуть к его существованию. Присутствие этой бестии в доме меня, признаться, раздражало. Особенно в те моменты, когда он приходил по утрам, часов, эдак, в шесть, залезал ко мне на кровать и начинал бить меня лапой по лицу. Так этот негодяй требовал наполнить ему опустевшую за ночь миску.
Я не раз выносил его в коробке из дома, оставлял в парке на лавочке, но каждый раз, когда жена возвращалась домой, Феня вальяжно заходил вслед за ней. И смотрел на меня гордым уничижительным взглядом...
Сейчас спустя десять лет я был готов пожертвовать сотней кресел и километрами обоев, чтобы снова увидеть этот нахальный прищур.
Каждый раз, когда Феня поворачивал голову в мою сторону, у меня сердце сжималось, а в памяти всплывала картина из далекого прошлого.
Полина тогда уехала в командировку, а я с этим усатым демоном остался дома. Первые дня три я развлекался как мог: предаваясь праздному веселью и впадая в крайнюю степень подросткового безрассудства, я питался фаст-фудом, пил пиво прямо из горла и играл в дурацкий шутер до полуночи.
Про кота я вспоминал только когда к запаху пиццы примешивались ароматы не столь приятные. На четвертый день я не смог встать утром. Меня скосила температура. Я лежал в кровати, чувствуя, что еще немного, и я ее спалю. На градуснике было около сорока, голова болела даже от дневного света, а от любого движения все тело ломило.
Так плохо мне не было никогда в жизни. Я правда думал, что умираю, представлял, как Полина приедет, обнаружит мой труп и зарыдает, бросившись мне на грудь.
Так жалко себя стало, что у самого из глаз потекли слезы. Я лежал в темноте и плакал, как мальчишка, от боли, страха и ощущения, что никто не придет, не поможет и даже кружку чая не подаст. Внезапно в ногах появилась тяжесть. На коленки мне забралась серая туша.
Фендюлий немного потоптался по кровати, а затем подошел прямо к моему лицу и боднул меня головой, мол, ты чего раскис? Видимо, я бредил из-за температуры, но я рассказал коту, как мне плохо, рассказал, что терпеть его не могу, что я вообще кошек не люблю... Феня слушал и смотрел на меня своими желтыми глазами, за это время он не проронил ни звука, ни разу не зевнул, как обычно делал, когда я ругал его. Он просто смотрел и слушал.
Я говорил про Полину, про то, как люблю ее, про лучшего друга, которого не видел еще со школы, и который, казалось, не сильно этим озабочен, говорил про отца, с которым не разговаривал несколько лет, про коллег на работе, с которыми периодически не ладил.
А Феня сидел и слушал. Я даже пожаловался ему на противную кашу в детском саду и сломанную машинку. А Феня слушал. Дождавшись, пока я выговорюсь, кот несколько минут смотрел, как я, взрослый мужик, лежу в темноте и в голос вою, а потом лег рядом и замурчал.
Чувствуя его тепло и приятное, немного громоподобное мурчание, я вскоре заснул. Конечно, чудесного выздоровления не произошло - на следующий день мне было так же тяжко, но что-то все-таки отпустило. Такое бывает, когда из пальца вытащишь занозу - рана еще болит, но морально легче. Кот спал со мной до самого возвращения Полины, а когда она приехала, поспешил убраться восвояси, но перед этим взглянул на меня своим испытующим прищуром.
И в эту ночь мы спали втроем. А сейчас я смотрел на него, сидя на коленях перед креслом, и аккуратно гладил по серой мохнатой голове. Шерсть у него вылезала, нос был сухим и горячим. Я смотрел, как он дышит тяжело и медленно, как щурит желтые глаза, и к горлу снова подбирался ком. Уколы, которые прописал ветеринар, казалось, не действовали. Я не выдержал, и слезы снова полились сами собой.
- Ну, что же ты, дружочек? - спросил я его. - Ну, не сейчас, миленький... Держись, шапка меховая. Ты меня победил, варежка ты серая, а уж это-то и подавно победишь!
А он посмотрел на меня своими своими глазищами и, моргнув попеременно, внезапно замурлыкал: мол, не отчаивайся, такова жизнь. Нет, я не верил. Шестнадцать лет для кота - серьезный срок. Утром за Феней ухаживал я, потом уходил на работу, и смену принимала Полина. Она постоянно мне намекала, что мы просто отсрочиваем неизбежное. Я и сам понимал в глубине души, что разумнее и милосерднее было бы усыпить кота, но у меня рука не поднималась. Я представил, каким предателем стану, если привезу его в ветеринарку, чтобы убить.
Я пришел с работы рано, и, едва сняв башмаки, бросился проверить, как там Феня. Кота на кресле не было, сиденье было мокрым и пахло моющим средством. Сердце упало куда-то в пятки. Не могла Полинка так со мной поступить, не могла.
- Где Феня? - тихо и жестко спросил я, зайдя на кухню.
Полина готовила и повернулась ко мне не сразу. На ее лице не было ни капли жалости, сочувствия или печали. Ответить она не успела. Феня вылез из под стола, нетвердым, заплетающимся шагом подошел ко мне и потерся об ноги. Я нагнулся, взял кота на руки и уткнулся носом в теплую меховую голову.
- Встал сегодня. Сам, - сказала Полина. - Ветеринару звонила, сказал, пусть ходит, хороший знак. Прыгать пытается, курицу вареную сожрал, хороший такой кусок...
- Молодец, мальчик, - похвалил я его. - Мы с тобой еще поживем, да?
Феня довольно замурлыкал и прищурил глаза. Умирать он явно передумал..

© М.Воскресенская