Предупреждение: у нас есть цензура и предварительный отбор публикуемых материалов. Анекдоты здесь бывают... какие угодно. Если вам это не нравится, пожалуйста, покиньте сайт.18+
Рассказчик: Abrp722
По убыванию: %, гг., S ; По возрастанию: %, гг., S
Муж королевы Англии Елизаветы II, принц Филипп, славился неполиткорректными, а частенько и грубоватыми шутками. Так однажды, когда он вручал очередной приз датской чемпионке по конному спорту Лис Хартел, ее лошадь издала сильнейший треск. — Ой, извините, ваше Королевское Высочество! — сказала Лис Хартел. — Если бы вы не извинились, — ответил принц Филипп, - я бы подумал, что это была лошадь.
Муж королевы Англии Елизаветы II, принц Филипп, славился неполиткорректными, а частенько и грубоватыми шутками. Так в 1986 году на заседании Фонда защиты дикой природы он сказал: — Если нечто имеет четыре ноги, но это не стул; если нечто имеет два крыла и летает, но это не аэроплан; если нечто плавает, но это не подлодка, китайцы точно будут это есть.
Тут нам уже четыре дня рассказывают, каким расистом был английский принц Филипп. Может оно и так. Но принц всегда относился к России с особенными любовью и пониманием. В разгар холодной войны, в 1967 году, он сказал корреспонденту БиБиСи: «Я очень хочу поехать в Россию несмотря на то что эти ублюдки убили половину моей семьи» (I would like to go to Russia very much, although the bastards murdered half my family).
Двенадцать лет назад я каждый вечер выгуливала моего тогда десятимесячного лабрадора. Само собой были знакомы со всеми окрестными собаками. Особенно мой Пайпер сдружился со симпатичной рыжей таксой. Едва завидев подружку, он начинал вилять хвостом с удвоенной частотой и натягивал поводок так, что невозможно было удержать. Потом собаки, старательно обнюхавшись, до упаду играли в догонялки и отнималки. Идиллия, одним словом.
Однажды я заметила, что, подбежав к таксе, моя собака ложится на землю. Поделилась этим наблюдением с хозяином, очень крупным во всех измерениях мужчиной лет тридцати, который был больше меня настолько, насколько лабрадор больше таксы: - Пайпер, - говорю, - определенно поумнел. Он чувствует, что вырос, и ложится на землю, чтобы быть с подружкой одного роста. Похоже, сообразил, что так ей комфортнее с ним играть. - Наверное, мне придётся перенимать его опыт, - как-то грустно отвечает мужчина, - у меня те же самые проблемы. И вдруг становится передо мной на колени прямо на мокрую траву.
Через год мы поженились. Пайпера уже нет, а у таксы вся морда седая.
Девяносто лет назад, в 1932 году, Джеффри Такер, выпускник медицинской школы университета Торонто, сошел на берег в порту города Какинада, расположенного на юго-востоке в Индии в штате Андра-Прадеш. Отсюда его путь лежал в другой город того же штата - Акивиду, где молодого доктора с нетерпением ожидали пациенты в миссионерском госпитале «Звезда Надежды».
Через тридцать лет доктор Такер написал книгу воспоминаний «Индийские встречи»*, в которой, в том числе, рассказал и об этом дне. Поэтому предоставим ему слово.
Единственным цивилизованным способом добраться до Акивиду в 1932 была железная дорога, станция которой находилась в нескольких километрах от порта. Туда меня довез запряженный в трехколесную повозку человек. До этого из живых существ меня возили только лошади и один раз мул. Видеть в этой роли homo sapiens было странно и неприятно, но выбора у меня, к сожалению, не было. По крайней мере, этот несчастный был очевидно рад тем нескольким монетам, которыми я с ним расплатился.
На станции кассир посоветовал купить билет в первый класс. Я так и поступил, тем более что стоил он дешевле, чем билет во второй класс в Канаде. До отхода поезда оставалось 10 минут. Поручив нехитрый багаж носильщику, я вышел на перрон и увидел свой поезд. Он был облеплен людьми, точнее мужчинами, как мертвая гусеница муравьями. Люди были везде: на подножках, между вагонами и, конечно, на крышах. Единственной крышей без пассажиров оказалась крыша моего вагона – она была обтянута колючей проволокой. Кондуктор открыл довольно чистое купе. Поезд тронулся. Я прильнул к окну.
Сразу за станцией началась абсолютно плоская равнина, на которой из дрожащего от жары воздуха время от времени материализовались озера с неподвижной водой и уединенные конусообразные холмы. Если бы не растительность на берегах озер, их можно было бы принять за миражи вроде тех, что мы иногда видим в летний день на асфальте. Покрытые зеленой травой холмы казались бархатно-гладкими. На склонах некоторых из них можно было заменить человеческое жилье, а на вершинах – индуистские храмы мандиры. Равнину сменили складчатые горы, похожие на крылья древних ящеров, и долины с просторными лугами и изумрудными рисовыми полями. На полпути по удивительно красивому железнодорожному мосту мы пересекли полноводную Годавари, вторую по величине реку Индии. На обоих ее берегах кипела жизнь.
Когда поезд остановился на очередной станции, в купе было так душно, что я вышел из вагона, чтобы вдохнуть немного свежего воздуха, а заодно выкурить сигарету. Мое внимание сразу привлекли три человека, которые спускались с крыши соседнего вагона. Один из них был в железнодорожной форме, двое других носили устрашающие усы, короткие мечи на поясе и тюрбаны на голове. Я спросил у проводника, кто эти люди, и получил ответ на неожиданно хорошем английском: - Саиб, человек в форме – такой же проводник, как и я. Просто сегодня его работа – собирать деньги на крыше. А двое сикхов в тюрбанах – его ассистенты. - А почему пассажиры на крыше не купили билеты на станции? - Саиб, вы меня не поняли: мой коллега не продает билеты. Он собирает деньги. На конечной станции он отдаст их начальнику поезда.
Некоторое время мы помолчали. Я пытался понять смысл сказанного, а мой собеседник, скорее всего, следуя профессиональному кодексу. Отчаявшись разобраться, задал новый вопрос: - А если у пассажира на крыше нет денег? - Ассистенты сбросят его с поезда. - На ходу? - Может быть и на ходу. Зависит от обстоятельств… - Но он же может умереть или остаться калекой на всю жизнь. - Если у него такая карма, так и случится. Саиб, пройдите пожалуйста в вагон. Машинист уже дал гудок на отправление.
Поезд продолжил свой путь. А я под впечатлением увиденного c молодым жаром стал искать ответы на вопросы, которые никогда раньше не приходили мне в голову. Как случилось, что, находясь в явном численном превосходстве, эти люди боятся дать отпор вымогателям, защитить своего собрата от беззаконной расправы, или просто собрать по несколько центов, чтобы за него заплатить? Где та черта бедности, за которой люди перестают ценить данную им Богом жизнь настолько, что для того, чтобы свести концы с концами, готовы ехать на крыше поезда, идти воевать за деньги (нарушая вдобавок шестую заповедь «Не убивай»), или совершить любой другой безумный поступок? Почему эти люди так покорны судьбе? Почему воспринимают свое униженное положение как единственную реальность и не пытаются ее изменить? Честно признаюсь, что ни на один из этих вопросов я не могу ответить и по сей день.
Отрывок из книги Jeffry Tucker “Indian Encounters” Kathashilpa Publishing House Calcutta 1962 Перевод с английского Abrp722
Бонус: индийские поезда во всей красе при нажатии на «Источник»
И перехватили Галаадитяне переправу чрез Иордан от Ефремлян, и когда кто из уцелевших Ефремлян говорил: «позвольте мне переправиться», то жители Галаадские говорили ему: не Ефремлянин ли ты? Он говорил: нет. Они говорили ему «скажи: шибболет», а он говорил: «сибболет», и не мог иначе выговорить. Тогда они, взяв его, закололи у переправы чрез Иордан. И пало в то время из Ефремлян сорок две тысячи… (Суд. 12:5-6).
Недавно слетал на недельку по делам на Восточное побережье. Заодно заехал в гости к бывшим соседям, которых не видел уже десять лет. Запарковался у дома, вышел из машины, сделал первый вдох и сразу узнал полузабытый вкус воздуха маленького нью-джерсийского городка, где дома стоят слишком далеко, чтобы их обитатели мешали друг другу, и достаточно близко, чтобы был стимул поддерживать добрососедские отношения. Навстречу мне с громким лаем выбежала черная красавица-доберманша. - Жучка! Down! Quiet! – строго прикрикнула хозяйка. Собака немедленно улеглась и замолчала. А я, конечно, спросил: - Как же так Жучка? Такое благородное животное заслуживает имя Анубис, скажем, или Бастет. - Я знаю, но есть нюансы. Помнишь, когда мы уезжали из Бруклина, у нас был ротвейлер Макс. Добрейшая собака, мухи не обидит. Через неделю весь квартал знал его и его кличку. Когда я выводила его на прогулку, из соседних домов с криками «Макс! Макс!» выбегали дети в надежде его погладить. Услышав свое имя с разных сторон и от чужих людей, собака теряла голову и начинала лаять. Дети пугались. Одним словом, дружба не получилась. Семь лет назад Макса не стало, и я взяла эту девочку… - Я понял. Но почему Жучка? - Очень просто. Ни один местный не может произнести слово «Жучка» так, чтобы собака его поняла.
На фотографии под этим постом легко узнаваем привычный всем нам заурядный деревянный сортир с выгребной ямой под ним. Только надпись на английском да необычного вида скала на заднем плане намекают, что есть какая-то причина написать о нем на анекдот.ру.
Глубоко в Горах Суеверий в Аризонской пустыне Соноран есть крохотный (шесть жителей) городок Тортилья-Флэт. Он был основан в 1904 году как место остановки и смены лошадей почтовых и пассажирских дилижансов. С появлением поездов, автомобилей и самолетов городок утратил свое значение и после многих лет забвения возродился в качестве сверхпопулярного туристского места. В исторических зданиях расположились почта, музей, несколько магазинов и большой всегда полный ресторан. Но чего-то в этом классическом ансамбле явно недоставало.
В 1996 году историк Вильям Ризли из Университета штата Аризона обнаружил на одном из заброшенных участков в Тортилья-Флэт старый деревянный сортир. Интуиция ученого подсказала, что объект не так тривиален, как могло бы показаться с первого взгляда. Ризли заказал датирование образцов из выгребной ямы методами рацемизации аминокислот и оптически стимулированной люминесценции. Оказалось, что сортиром пользовались аж до 1934 года, и он является в этом отношении последним в Соединенных Штатах.
Также выяснилось, что участок официально все еще принадлежит некому Джону Клайну. Его наследники немедленно заявили на сортир свои права, доказали их и выставили исторический объект на аукцион. Местные туристические компании сложились и в результате оживленных торгов приобрели его за 30 тысяч долларов. Покупку установили на парковке напротив ресторана.
Сортир стал популярным. Туристы с увлечением фотографировали друг друга в позе орла. Некоторые энтузиасты для аутентичности картинки даже опускали штаны. Идиллия закончилась в 2013 году, когда какой-то турист воспользовался историческим объектом по прямому назначению. Дверь заколотили и белой краской на черном фоне написали «Не работает». Я спросил гида, знает ли он, кто же именно так нехорошо поступил. «Говорят, - ответил гид, — что это был какой-то мудила из русской группы. Вроде допился до того, что вообще не соображал ни где он, ни что делает. По мне, так получилось хорошо – меня бесили эти фотосессии. Сейчас русские не приезжают, а жаль. У этих ребят настоящий талант довести все что угодно до абсурда, выставить результат напоказ и гордиться им». Гид развернулся и направился к вэну, жестом пригласив нас следовать за ним. Мы не заставили себя ждать. Что ни говори, 34 градуса Цельсия — это жарко, а в вэне работал кондиционер.
Больше фотографий и информации о Тортилья-Флэт при нажатии на "Источник".
Эта история посвящается доблестным сотрудникам военных комиссариатов России. Сегодня, 8 апреля, они отмечают свой профессиональны праздник в соответствии с Указом Президента РФ от 31 мая 2006 года № 549.
В 70–80 годы прошлого века я работал патентоведом в академическом институте и влачил мирное монотонное существование, которое скрашивалось воскресными походами на книжный рынок, отпусками на юге и нерегулярными выездами с палаткой на природу. Прочие же события, как правило, относились к разряду мелких неприятностей, в том числе приходящие раз в два года повестки из военкомата. Немного волнуясь, я шел в военкомат, и там меня ожидаемо направляли на переподготовку офицерского состава. Да, я был советским офицером: звание младшего лейтенанта мне присвоили после еженедельных лекций на двух младших курсах и лагерей после четвертого.
Что касается самой переподготовки, она сводилась к однократному выезду на стрельбы из автомата, где выдавали по 5 патронов на рыло, и двум неделям занятий после работы. Открутиться было нереально. Поэтому я, выражаясь современным языком, минимизировал издержки. Официально на час раньше уходил с работы и шел пешком в университет, где проходили занятия. В аудитории усаживался как можно ближе к двери, и, дождавшись окончания переклички и начала лекции, выжидал момент, чтобы задать вопрос, ответ на который требовал что-нибудь рисовать на доске. Преподаватель поворачивался спиной к слушателям, а я тихонько выскальзывал за дверь. Из опыта предыдущих стрельб я знал, что на второй паре перекличка не проводится.
Шли годы. В какой-то момент выяснилось, что мне присвоили звание лейтенанта, а потом и старшего лейтенанта. Тем не менее обычный порядок переподготовки оставался неизменным. Поэтому необъяснимый взлет военной карьеры меня не беспокоил, скорее вызывал веселое недоумение. Но вот пришла очередная повестка. За ней - очередной визит в военкомат. Там мне сообщили замечательную новость - я, оказывается, уже капитан, и меня отправляют на сборы для среднего командного состава на полгода с отрывом от производства.
Вот тут я сильно забеспокоился. Жена была на четвертом месяце, вдобавок вскоре предстояла защита диплома в заочном юридическом. Где-то вдали маячила эмиграция, которой излишние знания могли сильно помешать. То есть вопрос нужно было решать сейчас, но как это делается, я не представлял от слова совсем. Жена посоветовала попробовать через институт. Я начал с председателя профкома, с которым был в дружеских отношениях. - Ну, кто ты для них? - сказал Дима, - Какой-то там патентовед. Даже мохнатой лапы у тебя нет. Никто, никогда, ни при каких обстоятельствах за тебя впрягаться не будет. Нахер ты им сдался?! Крутись сам!
Потерпев фиаско в родном институте, я стал мучительно перебирать знакомых, которые бы имели хоть какое-то отношение к армии. И такой нашелся. Отец одного моего приятеля был подполковником в отставке, участником войны и членом всех ветеранских организаций города. Он меня совершенно искренне поздравил и дал совет: - Забудь о своих патентах и не упусти шанс! Другого не будет… Тебе дают полгода… Постарайся хорошо себя проявить. А вдруг тебе предложат оформиться на действительную службу? Такое редко, но бывает. Станешь кадровым офицером, защитником отечества. Будешь пользоваться почетом и уважением со стороны гражданского населения, в особенности женского. Выйдешь в парадной форме – все бабы твои! В Партию вступишь. Ну, и деньги другие… Я не удержался: - А если отправят служить в Забайкалье или, того хуже, в Афганистан? - Могут, конечно. Но нужно сделать так, чтобы не отправили. Крутиться и на гражданке нужно, а в армии тем более. Мой зять, например, служит в Германии, в Дрездене. Всем доволен.
Поблагодарив за ценный совет, я вышел на улицу, машинально закурил и вдруг вспомнил, что муж нашей дальней родственницы, Аркадий Семенович, воевал, потерял на войне ногу. Правда, теперь он был совершенно гражданским юристом, но больше обратиться было не к кому.
Аркадий Семенович говорил мало, но он говорил смачно: - Так, ты идешь на прием к военкому и приносишь с собой две бутылки армянского коньяка. Когда зайдешь в кабинет, сразу поставишь бутылки на стол. После этого можешь переходить к делу. И не переживай – выкрутишься. Он открыл дверцу серванта, достал оттуда два стакана с толстым дном, а за ними бутылку с темно-коричневого цвета жидкостью и этикеткой «ВИСКИ 73». - Виски! - сказал он со значением и понемногу налил. О виски я, конечно, слышал, но никогда не пил. Осторожно понюхал – мне не понравилось. - Ну, за удачу! Мы чокнулись и выпили. Виски оказался крепости как водка и очень странного вкуса. Мне снова не понравилось.
Тут я позволю себе короткое отступление и замечу, что сейчас виски – мой любимый алкогольный напиток. Как выяснилось, ячменный самогон после двойной перегонки и многолетней выдержки в бочках из японского дуба мидзунара становится вполне годным к употреблению, особенно если пить его со льдом и не залпом, а маленькими глотками. Некоторые советуют еще и с кока-колой, но мне хватает льда.
Попасть к военкому оказалось на удивление просто - я ждал примерно четверть часа в пустой приемной, потом дверь кабинета открылась, оттуда вышли два веселых цыгана, молодой и старый. Через минуту секретарь пригласила меня. В полном соответствии с инструкциями Аркадия Семеновича я выставил на стол две бутылки дефицитного армянского коньяка пять звездочек (помог достать знакомый по книжному рынку зубной техник) и изложил свои обстоятельства, добавив: - Товарищ полковник! Вы же понимаете, что в капитаны меня произвели по ошибке – ну, какой из меня капитан?! Пожалуйста помогите эту ошибку исправить. Суровое лицо военкома осветила улыбка человека, давно постигшего высшую истину: - Товарищ капитан! Вы же взрослый человек! Должны понимать, что за ошибку кто-то должен быть наказан. Не исключено, что этот кто-то - один из моих подчиненных. Вам это нужно? Я отрицательно повертел головой из стороны в сторону. - Сделаем так: - продолжил военком, - я представлю на вас рапорт, на его основании ваше личное дело уйдет в специальный архив. Дела, которые туда попали, уже никогда больше не трогают. Мне стало интересно: - А что вы напишете в этом рапорте? - Сейчас посмотрю. Он открыл лежащую на столе папку, которая, по-видимому, и была моим личным делом, пробежал взглядом первую страницу. Его лицо снова осветила улыбка: - Так вы еврей! Считайте, что вам повезло. Напишем, что вы сионист. Это не запрещено в рамках действующего законодательства, но в командном составе войск ПВО сионистам не место. Ближний Восток, сами знаете, - дело тонкое. Согласны? В какой-то мере я действительно чувствовал себя сионистом, но получить официальный статус желанием не горел. Еще удивился, чем же мне так повезло, и поинтересовался: - А какие-нибудь другие варианты есть? - Есть только один – педераст. Статья за мужеложство в УК имеет место, но вам беспокоиться не о чем. Чтобы ее применить, нужно поймать на горячем. С другой стороны, я, как военком, должен прореагировать на любой сигнал, даже анонимку, потому что педерасты в армии - вредный балласт. Знаете, - полковник вдруг оживился, - у Пушкина есть стих: «Кто не брезгует солдатской задницей - тому и правофланговый служит племянницей!» Официально это называется неуставными взаимоотношениями, а по жизни именно так и есть. Поэтому гоним их поганой метлой. Так что решайте сами: или сионист, или педераст. Я немедленно согласился на сиониста и задал последний, но важный вопрос: - А на работу не сообщат? - Не волнуйтесь, не сообщат. Здесь вам не КГБ, нам звезды на погоны падают за другое. Мы распрощались, крепко пожав друг другу руки.
В итоге полковник оказался человеком слова. Всегда вспоминаю его с теплотой и благодарностью. В военкомат меня действительно больше никогда не вызывали. Мой следующий (он же последний) визит был абсолютно добровольным: я пришел сниматься с учета в связи с выездом за рубеж на ПМЖ.
P. S. Дорогой читатель! Если тебе интересно то, о чем я пишу, приходи в мой блог в Живом Журнале по ссылке https://abrp722.livejournal.com/. Можешь даже подписаться.
