Предупреждение: у нас есть цензура и предварительный отбор публикуемых материалов. Анекдоты здесь бывают... какие угодно. Если вам это не нравится, пожалуйста, покиньте сайт.18+
Рассказчик: Ehrekrieger
По убыванию: %, гг., S ; По возрастанию: %, гг., S
Приболел я недавно. И обратился, значит, к врачу. Доктор – здоровый такой бородатый мужик, добродушного вида. Спрашивает меня: – Ну что, плохо вам, значит? Подумав, признаю, что да, пожалуй, плохо, раз уж я к врачу пришёл... Он неожиданно расплывается в широкой улыбке и говорит: – Так это же хорошо! Я удивляюсь, что же тут, собственно, хорошего. А он мне отвечает наставительно, подняв палец, с пафосной интонацией известного персонажа из фильма "Офицеры": – Есть такие профессии… Врач… Юрист… Могильщик… Ну, в общем, когда вам плохо, нам от этого – хорошо!
Студентов горного в форму нарядили сравнительно недавно. А за преподавателей принялись гораздо раньше. Вызывали нас по очереди в ателье, снимали мерку и через какой-то промежуток времени выдавали готовую "спецодежду". И было у нас с этим связано много грустных и смешных историй. Со мной, например, произошла такая. Стою я как-то у входа, на 22-й линии, жду приятеля – он вот-вот должен подъехать. Тут паркуется рядом BMW, вылезает из неё мужик характерной наружности и – ко мне:
Составляли мы с моими аспирантами какую-то официальную бумажку. Закончили, стали распечатывать. Я запускаю документ печататься, а аспирантку прошу вставить в принтер лист бумаги. Она вставляет, но криво, текст выглядит неважно. Шлю повторно. Барышня опять заправляет лист не очень удачно, и текст снова кривится. Так повторяется несколько раз. После чего аспирантка срывается и кричит: "Ну, что вы смотрите? Вы же мужчина! Ну-ка, вставьте мне так, чтобы хорошо стало!".
Все так и легли. Фраза эта ещё долго потом гуляла по кафедре.
Давным-давно на Белом море мне эту историю поведал один гидробиолог. Росскащег вспомнил, как служил в армии, где-то в дальнем, глухом гарнизоне. И был у них один солдат - весельчак, остроумец и выдумщик. Только выдумки и шутки его обычно черноватыми получались – ну, да оно так порой и смешнее.
Как-то раз затеялся у них в части праздничный концерт. И решили привлечь этого балагура, чтобы и он с юмористическим номером выступил. Тот, подумав, согласился, но выставил твердое условие: пусть сюрприз будет, никто о содержании его номера выспрашивать не должен. Замполиту это, понятно, не очень-то понравилось, но, поторговавшись с ним безуспешно, согласился.
И вот идет концерт. И объявляют юмористический номер. Выходит на сцену наш затейник. Сам – мрачный, задумчивый, а в руках – сетка-авоська с самыми обыкновенными красными кирпичами. Потоптался на месте, посмотрел в зал исподлобья, вынул из сетки кирпич, да и ТРРРАХ его об пол! Грохот! Кирпич – вдребезги! Зал – недоумевает и тревожится.
А юморист невозмутимо нарезал, не торопясь, кружок по сцене, опять неторопливо полез в авоську, достал второй кирпич, да и снова об пол! Прям об остатки первого! Ба-бааах!!! Гром!! Осколки!!!
…В зале - кто хихикает, кто плечами пожимает, кто матерится недоуменно. А весельчак гуляет себе по сцене, уже на третий заход вышел. Опять медленно обвел зал мутным взглядом. Не торопясь, вытянул из сеточки третий кирпич. Взвесил его на ладони. Призадумался... Да ка-а-а-ак швырнет кирпич прямо в зал, в первые ряды!!!
Что тут было... Все взвыли, ломанулись в стороны. Снесли напрочь передние скамьи. Многие шарахнувшиеся сильно побились. Нанесли серьёзную травму супруге полковника... А третий-то кирпич - пенопластовым оказался.
Зашел в один НИИ по делу, надо было повидать знакомого профессора, пожилого интеллигентного человека. А у них там работает и другой доктор наук весьма солидного возраста – человек простой, душевный, но очень... как бы сказать... энергичный такой, громогласный весельчак. Переговорили с первым, прощаюсь и напоследок спрашиваю: - Как, мол, здоровье (называю имя и отчество второго).
Профессор вежливо, сдержанно отвечает: - Благодарю Вас, со здоровьем у него всё в порядке...
Помолчав, задумчиво добавляет: - До хрена у него здоровья...
И с грустной улыбкой заканчивает: - Столько, что всех нас уже тут зае..л!!!
Вспомнилось вдруг. Довелось мне в 90-х годах побеседовать с одним из многочисленных менеджеров, мутной пеной поднявшихся с грязного дна на волне "перестройки". Надо ли говорить, что был он, как всё всплывшее быдло, наглым, распущенным и вальяжным.
- Знаете ли вы, что такое "реализация"? - спросил он меня со своей гнусной, пренебрежительной ухмылкой вчерашнего гопника. - Знаю - ответил я. - Это - осуществление. А то, что подразумеваете под этим словом вы, называется "втюхать".
Навсегда запомнил аспиранта, который вместе со мной сдавал когда-то кандидатский минимум. Тоже по немецкому языку. Один из компонентов экзамена - перевод со словарем. Нужно было за ограниченное время качественно перевести достаточно большой кусок научного текста. Аспирант этот был гидрологом, и дали ему переводить текст на "родную" для него тему - про приливы и отливы. Парень действовал методично. Уселся, надел очки. Не торопясь, раскрыл толстенный словарь. И начал медлительно переписывать через запятую многочисленные синонимы каждого слова. К концу отпущенного срока он управился только с одним предложением, да и то не полностью. Когда его попросили огласить результат, аспирант так же спокойно начал зачитывать: "Чарующая, обаятельная, привлекательная, женственная сила луны..." Чтение прервал дружный гогот членов экзаменационной комиссии. Отсмеявшись, спросили, хватит ли ему тройки, и отпустили с миром.
В далёкие годы моего студенчества, в конце 70-х, вернулся с ещё тайной тогда афганской войны один парень. Спецназовец, участник множества боевых, он пришёл домой целым и невредимым. Конечно же, по этому поводу был устроен грандиозный многодневный праздник, в котором приняли участие все мы – его друзья, приятели, знакомые знакомых... Под конец в компанию влились даже те, кто толком и не знал о причине всеобщей великой пьянки. Выбывших по пути, упавших и тут же уснувших участников сменяли всё новые действующие лица, и наша пьянющая компания шлялась по городу, постоянно меняя на ходу свой состав и численность.
Как-то, уже на излёте этого буйного веселья, тащились мы, изрядно подуставшие, поредевшей и далеко растянувшейся группой по Кронверкскому проспекту. Мы с ещё одним приятелем плелись рядом с виновником торжества, беседуя с ним, остальные от нас поотстали. По свидетельству очевидца, я что-то на удивление связно и довольно увлечённо рассказывал.
Но тут моим силам вдруг разом пришёл конец, и я мгновенно отключился. Выглядело это так. Фраза моя оборвалась на полуслове, глаза закатились и остекленели, и я, завившись винтом вокруг своей оси, рухнул и распластался замертво.
Реакция афганского ветерана была мгновенной. Он грохнулся наземь, резво откатился на газон, замер и начал высматривать снайпера.
Говорят, прохожие наблюдали за нами с большим интересом.
Довелось мне, как преподу, поработать одно время по так называемой программе "школа-вуз" - проще говоря, профориентация и агитация школьников. Замечу, в далеко не худшем районе СПб. Обходил я школы, встречался с директорами, выступал перед учениками. Детишки оставили впечатление, как бы это сказать... маловменяемых, что ли. Особо запомнился какой-то истерично ревущий, визжащий ком из их тел, катившийся по коридору на манер "перекати-поля", но несравненно быстрее. Ударившись об меня, жуткий шар с воем развалился, тут же собрался вновь, вроде фрагментов раздолбанного жидкометаллического терминатора, и покатился себе дальше. В первый момент я просто опешил, а затем вспомнил знаменитую механическую тучу в "Непобедимом" у Лемма - ожившее злобное скопление примитивных элементов. И это ещё когда было-то... С тех пор ситуация в школах несоизмеримо ухудшилась.
Так что школьные учителя у меня прям какое-то благоговение вызывают, я бы и получаса там не выдержал.
Вёл пару лет тому назад гидроэкологическую практику у новой группы, с которой никогда раньше не работал и не общался. Идём на двух лодках, остановились, пробу взяли, разбираем. Слышу тихий, явно мне не предназначенный шёпот: "а давайте преподу веслом по репе дадим, гыгыгы..."
Я громко спрашиваю: позвольте, а за что же это преподу - сразу и по репе, мы же впервые видимся, а вдруг я, например, не такой уж и плохой человек окажусь?
Они сперва немного растерялись, а потом пояснили: "Ну... Видите ли... Вам веслом просто по статусу положено...".
Про меня такую стародавнюю историю однокурсники рассказывали. Шли мы как-то пьяненькие по Невскому, и внимание мое привлекло объявление "ремонт гармоний". Тут я вдруг обрадовался и говорю: пойду, мол, пусть гармонию наладят, а то что-то маловато её в моей жизни.
Ребята отговаривают, объясняют, что гармония – это инструмент такой музыкальный, в общем, гармошка обычная, так что успокойся, и пойдем дальше пить.
Ух, я и огорчился. Сказал мрачно: это что же получается? Поэты, ученые её веками ищут, а она на самом деле – какая-то гармошка! Тьфу! Опять обман!
Замечательные студенты, не ходившие в течение семестра, как водится, набежали сдавать лабораторные работы. Желают, чтобы я их немедленно принял. Я говорю, что сейчас ими заниматься не могу, назначаю другое время. Спрашивают, нельзя ли всё-таки кому-нибудь работы показать, именно сегодня и прямо сейчас. Например, лаборанту компьютерного класса... Я отвечаю, что с равным успехом они их могут показать и уборщице.
В ответ – с надеждой, всерьёз: – Что, вправду и ей тоже можно?
Был у нас в горном старичок один, хоть и профессор, однако непосредственный такой, простой - дитя природы. Да и в силу почтенного возраста всё ему уже стало, какгрицца, фиолетово. То есть не шибко обременял он себя разными там условностями.
Так вот, пришел он как-то перед 8 марта к секретарше кафедры, милой молодой даме, и спрашивает: "а ты не знаешь, кому на баб деньги сдавать?"
"... А тут ваще прикол, щас умрешь!!! У них тоже есть передача "Кто хочет стать миллионером", и вот я как-то пришла с работы, включаю телек, а там вопрос на 12 тыс евро, мол что в химической формуле H2O означает символ H, и варианты ответа – водород, кислород, азот или углерод. Ты прикинь!!! И мужчина взял звонок другу!!!"
Знакомый диковатую историю рассказал. Остался он почему-то без зарплаты. Всем выдали, а ему – нет. Пошёл он в расчётный отдел выяснять, в чём дело. А расчётчица ему и отвечает возмущенно: "Ну, да, ну, забыла начислить! Ну и что?! Подумаешь! Это же Ваша зарплата, вот Вы за ней и следите!" Своеобразная шизофреническая логика в этом, конечно, есть...
Получил я однажды по голове. Как получил и за что - история это отдельная, по-своему смешная и поучительная, возможно, позже расскажу и её. Но сейчас важно лишь то, что я крепко получил по голове. Загремел в больницу с сотрясением мозга. А в отечественную больницу живому, как известно, лучше не попадать.
Угодил я в палату человек на десять. Условия - спартанские. Народ подобрался в основном с высшим образованием, разношёрстный, так или иначе травмированный. Врач нам попался сравнительно молодой, к пациентам, мягко говоря, равнодушный, зато изрядно озабоченный сбором материала для кандидатской диссертации. Особенно интересовали его результаты пункции нашего спинного мозга. Кто не знает - это прокол между позвонками с целью набрать ликвора, спинномозговой жидкости. Штука, в общем-то, диагностически малоценная и притом весьма опасная: малейшая ошибка - и травмирован спинной мозг, со всеми вытекающими последствиями. Однако материал для диссертации должен быть представительным, выборка – репрезентативной. И любопытный исследователь, ничтоже сумняшеся, подвергал этой рискованной процедуре всех, кто попадал к нему в лапы и, по незнанию или легковерию, не оказывал сразу же отчаяннейшего сопротивления.
А потому первым же делом матёрые больные, здешние старожилы, предупредили меня о лекарской причуде. И, кстати же, показали мне в коридоре жертву доброго доктора-пункционера - прихрамывающую миловидную девушку, которую этот эскулап всё-таки подбил на свою любимую процедуру, наврав, что иначе исход болезни может оказаться печальным. Товарищи по палате добавили, что таких доверчивых больных он покалечил на их памяти уже несколько, и наказали категорически от предлагаемой пункции отказываться, несмотря на всю настойчивость любознательного экспериментатора.
И действительно, не успев толком представиться, лечащий врач (странное это словосочетание – "лечащий врач", вроде как пишущий писатель или танцующий танцор… ну, да ладно, не об этом речь) начал упорно склонять меня к означенной пункции, а я принялся столь же целеустремлённо изворачиваться. В ход пошли страшилки и всё более мрачные прогнозы моего будущего, спасти которое может только чудотворная сила целительной пункции. Я в ответ вежливо благодарил добряка за желание спасти мою молодую жизнь, но от милой его сердцу процедуры неизменно, под разнообразнейшими предлогами уклонялся.
В таких беседах прошло несколько дней, доктор терял лицо и всё более входил в раж, стремясь добиться желаемого. И тут к нам поместили новенького. Им оказался сильно пьющий сантехник, доставленный с так называемой "пьяной травмой". Мужичок этот был угрюмым молчуном, изъяснялся лишь несколькими простыми словами, в основном - непечтаными. Обязательную для каждого новичка историю про пункцию он выслушал внимательно, прокомментировал лапидарно. И, действительно, через некоторое время пришёл к нему наш айболит, поздоровался, традиционно представился. Сантехник отреагировал своеобразно. Он неторопливо уселся на кровати, прижавшись к стене, подобрав колени к подбородку и крепко обхватив их руками. Набычился и молча, настороженно уставился на доктора. Тот слегка смутился и повторил свою речь во второй, затем – и в третий раз. В ответ - молчание сантехника, застывшего всё в той же позе. И вот, наконец, лекарь произнёс то, из-за чего затевал всю слащавую беседу: "ну, и, конечно же, для надежности диагноза и полноты исцеления мы Вам, батенька, сделаем ПУНКЦИЮ!"
И тут Валаамова ослица заговорила. Громко, злобно и отчётливо, глядя на ненавистного врага исподлобья, сантехник отчеканил: "ПОШЁЛ НА Х...!!!". Врач изумлённо отпрянул, отступил и, помолчав, нерешительно пробормотал: "Тааак... Ну, значит, этому мы пункцию делать не будем..."
И наша палата разразилась громовым хохотом. Каких только ухищрений и дипломатических ходов не перепробовали мы, интеллигентишки, уклоняясь от грозной вивисекции. А единственный верный ответ с ходу нашёл малограмотный сантехник!
В одной из экспедиций при работах на озере наши потеряли так называемый "почтальон". Это – такой особый металлический груз. Когда прибор–пробоотборник опускается на тросе под воду и нужно там привести его в действие, "почтальон" крепится на трос и отпускается. Разогнавшись, груз достигает прибора, спускает курок, и проба отбирается. Так вот, плохо закрепленный "почтальон" ушёл под воду и там соскочил с троса. Проблема, запасного нет. Отрядили на почту гонца, и он попытался дать телеграмму следующего содержания: "почтальона утопили зпт высылайте нового". А почта такую телеграмму принимать почему-то отказалась!
Говорят, у наших коллег из другого института вышла история ещё почище. Они отправляли пробы на обработку в город, причем упаковывали эти образцы в особые свинцовые контейнеры, которые между собой именовали "гробиками". Так один из этих ребят попытался послать телеграмму, гласившую: "экспедиция продолжается зпт шлите ещё двенадцать гробиков".
Леденящая кровь история о маленьком, но жутко симпатишном привидении
Помните, в известном детском фильме про неуловимых мстителей атаман Бурнаш начал свой темпераментный рассказ полковнику Кудасову таким образом: "это было в степях Херсонщины…". Вот и я могу начать этими же словами. Ещё школьниками (после 8-го и 9-го классов) бывали мы в Херсонской губернии в экспедициях, проводившихся Клубом биологов Дворца пионэров, который ныне – "творчества юных". Руководила этой экспедицией одна пожилая уже, как нам тогда казалось, дама, а помощником её выступал студент медицинского института, третьекурсник, который в школьные годы тоже в этом клубе занимался и постоянно в такие экспедиции ездил.
Сейчас-то я понимаю, что крыша у этого парня просто на одном гвозде висела, судя по тому, что он там вещал и как себя вёл. Но тогда мы в таких делах вовсе не разбирались, и вообще он нам казался страшно взрослым, чуть ли не староватым даже – а значит, ему и полагалось быть не совсем понятным, не таким, как мы.
Стояли мы палаточным лагерем в так называемом "колкЕ" – так в украинской лесостепи называются рощицы посреди открытых травянистых или просто песчаных участков. Вокруг – никого, только в нескольких километрах от нас какие-то геологические работы вела другая экспедиция, в основном – ребята из местных. Ну, и ещё неподалёку от нашего лагеря пустовала небольшая, однокомнатная избёнка егеря.
И вот повадился ходить к одной из наших девиц паренёк, рабочий геологической партии. Появлялся он у нас вечером, когда уже темнело, и старался на глаза нашему начальству не попадаться. Но всё же не уберегся: пробирался по лагерю и как раз столкнулся со студентом-медиком. А смеркается НА Украине быстро, вечера и ночи – тёмные, лица толком уже не разглядеть. Студент окликнул незнакомца. Парень остановился и стоит, молчит. Медик ещё несколько раз безуспешно попытался с ним заговорить, потом подошёл ближе, стал его разглядывать и даже потрогал пальцем. И попал как раз в бутылку портвейна, спрятанную на груди под штормовкой. Это произвело на него ужасное впечатление. Как потом выяснилось, студент решил, что коснулся твёрдой кости и что перед ним во мраке стоит… скелет в штормовке. Я же говорю, парень был с ба-а-аальшими с странностями. Сделав такое открытие, он попятился и, тихо подвывая, убежал, а рабочий пожал плечами и пошёл дальше по своему молодому делу.
Назавтра мы выслушали сразу две версии произошедшего. От совершенно одуревшего и чуть не поседевшего медика мы узнали об ожившем скелете в штормовке, посетившем лагерь этой ночью. От девицы же – соответственно, услышали хохму о придурке-медике, который испугался "привидения". Мы были очень молоды и, соответственно, глупы и жестоки: участь медика была решена. Нам тогда казалось, что упускать такой шанс оттянуццо было бы преступной глупостью...
Готовились мы серьёзно, обстоятельно. Гвоздём и основным реквизитом предстоящего спектакля был иссушённый и выбеленный солнцем череп козла, найденный нами в степи. Второй важной деталью стали соплодия рогоза (который в народе ошибочно называют камышом: знаете, шоколадного цвета, бархатистые такие, пушистые цилиндрики, размером с большую сигару). Высушенные жарким солнцем, они долго тлеют, если их поджечь. Главным же действующим лицом был парень из нашей экспедиции, ростом – ниже меня примерно на голову, в плечах же – примерно как я.
После встречи со "скелетом" медик уже не рисковал спать в палатке и решил перебраться ночевать в егерскую избушку, благо там можно было запереться на засов. К вечеру, как стемнело, мы выдвинулись на исходную позицию возле избы, расположившись так, чтобы нас не было видно из единственного окна. И начали монтировать призрак. Наш приятель нацепил с головой и наглухо застегнул мою штормовку так, чтобы капюшон остался свободным. Пустовавшие плечи распрямили, подбив скомканными тряпками. В капюшон аккуратно вставили козлиный череп, затянули шнуром по кромке. И, наконец, разожгли, раздули и вставили в пустые глазницы по тлеющему соплодию рогоза.
Признаться, результат превзошёл наши самые смелые ожидания. Я ведь сам продумывал детали костюма, участвовал в разработке плана, помогал обряжать своего приятеля… Но, закончив дело и отступив на шаг, всё-таки почувствовал легкое оцепенение. Мои буйные подельники тоже как-то приумолкли… Перед нами в полумраке, засунув руки в карманы, стоял человек в штормовке. На плечах его скалился череп. Над капюшоном возвышались рога. Глаза монстра ярко горели в ночной темноте. Всё это и вправду впечатляло…
И вот мы подошли к избе. Окно было тёмным – медик в расстроенных чувствах явно завалился спать пораньше. "Призрак" заглянул в окно и медленно, громко постучал в стекло костяшками пальцев. Пришлось повторить это трижды, прежде чем в окне показалась невыразительная, заспанная физиономия "охотника за привидениями". И тут он увидел в сумраке под своим окном живой скелет в штормовке, с рогами и пылающим взором… Физиономия медика исказилась, перекосилась открытым ртом. Студент отшатнулся от окошка. Мирную ночную тишину разорвал громкий, истошный, утробный рёв неправдоподобной силы, сорвавшийся на хриплый визг. Этим воплем нас даже слегка отбросило от избы, и мы ретировались в ближайшие кусты, сгибаясь от счастливого хохота. Шутка, как нам тогда казалось, "удалась на славу…". И было очень интересно, что же случится дальше.
Прошло около получаса. Дверь в избе неожиданно отворилась, и на пороге медленно показался студент. Даже на таком расстоянии заметно было, что его бьёт крупная дрожь. В оной руке он держал топор, в другой – нож. Затравленно озираясь, неверной походкой наш начальник двинулся к лагерю. Мы осторожно крались следом. В лагере медик сразу же забился в свою палатку и затих.
Нам было жалко, что веселье так быстро закончилось. Выждав, мы тихонько подобрались к палатке и прикрепили огнеглазый череп на дереве, прямо напротив входа. Невысоко – так, чтобы выползающий из палатки человек так и столкнулся с ним – нос к несуществующему козьему носу. И с чувством выполненного долга пошли в свою палатку – играть в карты.
Прошло немало времени, начало уж светать. Мы стали забывать о собственной проделке, увлекшись игрой. И тут разыгрываемый, по-видимому, собрался выкарабкаться по своим надобностям на улицу. И уткнулся лбом в знакомое уже костяное чудо…
На это раз крик его не уступил по громкости первому, но имел совершенно другую тональность, да и вообще нёс иной эмоциональный заряд. Раньше это был просто очень громкий вопль удивления и испуга. Теперь это больше походило на вой, с некоторыми элементами рёва. В нём смешались древний, первобытный ужас и отчаяние, такая неизбывная тоска, что даже нас от неожиданности проняло. Что уж говорить о безмятежно спящих жителях лагеря…
Наутро истребитель привидений был тих и кроток. Так и оставался подавленным и задумчивым до самого отъезда домой. Да и у нас эта история тоже поубавила страсти к жёстким розыгрышам...
Признаться, у меня девочки с пирсингом вызывают некоторое опасение, инстинктивную какую-то тревогу. Вот и на последней полевой практике случай был... Проходили мы с одной группой на лодках под низким мостом. Шли по довольно высокой воде. Соответственно, трижды проинструктировал всех, что нужно будет перед вхождением под мост непременно лечь на дно лодок. На всякий случай - ещё и охватив головы руками. И ни в коем случае без команды не подниматься. Зная сообразительность некоторых студентов, на подходе специально остановил колонну. И повторил всё это ещё раз - очень медленно и громко. Все покивали, легли на дно, и мы поочерёдно двинулись под мост.
И тут вдруг одна девочка – вечно с мечтательным, отрешённым выражением лица, вся густо испирсингованная - медленно, с пустым взором зомби, поднялась, как Дракула из гроба. И тут же, естественно, приняла лбом стальную балку моста. Гул раздался на всю реку. Странная девочка с обильным пирсингом откинулась обратно на дно лодки, в исходную позу - навзничь, руки по швам - и снова замерла. Я думал, что сотрясение мозга ей гарантировано. Однако обошлось...
Вспомнил: а ведь однажды со мной уже была подобная история. Я тогда был ещё не преподом, а молодым научным сотрудником-гидробиологом и работал в экспедиции, на Пронском водохранилище в Рязанской губернии. Шли мы как-то на съёмку на моторной лодке, на приличной скорости. И вот прямо по курсу из тумана выступил низкий мост. И тут я вдруг вспомнил: новенькую девушку-лаборантку мы с коллегой забыли предупредить, что при прохождении под мостом нужно будет пригнуться! Более того, сидит она далеко от нас, на носу лодки, безмятежно, к приближающемуся мосту спиной, и даже о нём не подозревает. Мы давай ей кричать, а она из-за шума мотора ничего не слышит. И вот-вот уже стукнется об этот самый мост затылком!
Действовать надо было быстро и решительно. Всё, что я успел сделать - это схватить алюминиевую кастрюлю, в которой обычно промывал пробы. В неуклюжем прыжке нахлобучить её девушке на голову - вместо шлема. И, удерживая за кастрюльные ручки, повергнуть барышню на дно лодки, навалившись сверху.
Вместо благодарности меня ждали довольно тягостные объяснения...
Историю эту рассказала мне как-то жена моего покойного друга, д. б. н. , действительный и почетный член различных академий мира, очень талантливый паразитолог и энтомолог.
Сначала напомню, что некоторые оводы проходят одну из стадий развития в желудочно-кишечном тракте лошадей. Затем покидают его естественным путем…
Так вот, экспедиция на Украине, лето, жара, пыльная дорога. Моя знакомая со своим помощником, кандидатом наук, сидят на дороге и терпеливо расковыривают пинцетами конский помёт, ищут личинок оводов. Работа кропотливая и не очень-то приятная, но ничего не попишешь, стараются. Пот с них – градом…
А по дороге идут щирый дiд (всё как положено – висячие усы, соломенная шляпа и т. д.) та и малесенький хлопчик. Остановились. Долго смотрят на взрослых дядю и тетю, занятых таким странным делом. Потом дед неожиданно дает внуку затрещину, поднимает палец и говорит: "ось, бач, Мыкола, учись хорошеньку, а то будешь усю жизнь, як те москалики, в г… ковыряться!".
Эту характерную и поучительную историю рассказал мне ещё на старом месте работы один пожилой коллега, завлаб, очень хороший мужик. Он проработал в институте много лет, пришел устраиваться туда ещё мальчишкой, сразу после Универа. А директором института был тогда один известнейший учёный.
Вот – рассказывает мой коллега – значит, встречает меня на проходной сотрудник моей будущей лаборатории. По коридорам ведёт, институт показывает. А навстречу нам не выходит даже, а величественно выплывает исполненный важности и самодовольства, грузный такой, солидный господин. Несёт себя бережно, пузо – вперёд, нижняя губа выпячена, в общем – весьма впечатляет. Я, говорит, даже испугался малость. Поздоровался тихо, почтительно. Тот – и глазом не моргнул, головы не повернул, мимо прошествовал. Спрашиваю: "Это же, наверно, и есть ваш знаменитый директор?". А провожатый смеется: "Да что ты, говорит, это – так, шестёрка, в бухгалтерии сидит, командировки нам выписывает". Ну, ни фига же себе, думаю, коли у них шестёрки такие, каков же директор…
А тут вдруг из-за угла какой-то взлохмаченный чудик-коротышка выбегает, напевает что-то тихонько себе под нос, несётся по коридору чуть не вприпрыжку. Я на всякий случай и с ним тоже поздоровался, правда, довольно небрежно. Тот остановился, в улыбке лучезарной расплылся, будто лучшего друга увидел, раскланялся: "Здра-а-авствуйте!". И дальше попрыгал. А это, говорю, что ещё за чучело? Провожатый опять смеётся: "А вот это как раз наш директор-то и есть".
Пришлось мне немного поработать на Ладоге. Институт держал там свое судно – средний черноморский сейнер, СЧС. «Портом приписки» его была Новая Ладога, и большинство рейсов совершалось по соседству, в Волховской губе. Иногда, правда, судно уходило далеко в Ладогу, изредка добиралось даже до самых северных шхер. Команда почему-то называла СЧС непременно «пароходом» и упорно требовала того же от научных сотрудников. Команда эта вообще была весьма примечательной.
Как известно, многие моряки сильно пьют. Но сказать так про команду этого самого «парохода» – значит не сказать вообще ничего. Зарплата у мужиков была смехотворной, однако все они судорожно держались за своё рабочее место. Это были голодные девяностые годы, время дефицита, карточек на спиртное и всеобщего натурального товарообмена – пардон, бартера. После того, как в рейсе улов измерялся и взвешивался «научниками», рыба поступала в собственность экипажа. Механизм её превращения в вожделенный напиток был отлажен чётко и действовал безукоризненно. Возвращающееся судно уже ждали на пирсе и на берегу многочисленные легковушки с заранее раскрытыми багажниками. И сразу по причаливанию рыба бойко менялась на громадные количества водки и спирта…
Пила команда неправдоподобно – до абсурда, невероятия, многодневного выпадения из реальности. В таком невыразимом состоянии люди постоянно жили, симулировали работу, на ходу засыпали, где и когда придется. Капитан не отставал от подчиненных и люто пил с ними наравне. Говорить о каком-либо его авторитете было бы просто смешно. Команда, а частенько – и само судно были совершенно не управляемыми. Мой приятель рассказывал, как однажды в шторм рулевой в очередной раз отключился прямо в рубке. Команда перепилась до беспамятства ещё раньше. Без руля и ветрил носился этот Летучий Голландец по ревущей штормовой Ладоге, сам по себе взбирался на гребни волн и скатывался в разверзшиеся пропасти. В рубке летал и с грохотом бился о стены спящий мертвым сном рулевой. А в кубриках катались и колотились телами в переборки бесчувственные рыбаки со своим адмиралом…
Ладожские штормы, как вы, возможно, знаете, весьма коварны. Мало того, что они налетают внезапно и бешено. Но на Ладоге ещё и волна особенная, скверная: амплитуда у нее большая, а длина – маленькая. Волны идут частым высоким гребнем, за одним крутым валом тут же встает другой. Судно не скользит по водяным склонам, а зарывается в валы и падает с вершин почти отвесно. На Ладоге запретили даже использовать длинные морские баржи – бывало, они просто ломались пополам, когда нос и корма оказывались на высоких пиках соседних волн. В общем, маневрировать в штормовой Ладоге – большое искусство. И как выходил из всех этих передряг наш Летучий Голландец, вообще лишенный управления – это совершенно непонятно и уму непостижимо.
Но история, которая мне сейчас вспомнилась, со штормом не связана. Вышло так, что «пароходу» понадобилось зайти в устье реки Волхова и пристать к небольшой деревянной пристани. Команда была, разумеется, по своему обыкновению сильнейшим образом пьяна, но на ногах более или менее держалась. Однако, вопреки обыкновению, на сей-то раз требовалось не рулить абы куда в безбрежной Ладоге, а маневрировать точно и расчетливо. Широко и бессмысленно улыбаясь, рулевой залихватски долбанул судно бортом о пристань и сбавил обороты. Брошенную с борта чалку на пристани поймали и быстро намотали на швартовую тумбу… Но тут рулевой вдруг неожиданно врубил «полный вперед». И рванувшийся «пароход», туго натянув швартовы, с корнем оторвал пристань от берега! Поскольку чалиться к ней сразу стало неинтересно, швартовы отдали, а отодранную пристань предоставили её собственной судьбе. Так она и поплыла потихоньку в Ладогу, плавно покачиваясь на спокойных волнах седого Волхова, – вместе со стоявшими на ней несколькими «Жигулятами» и «Москвичом»…
Команда же озадачилась тем, куда бы таки причалить. И тут внимание озерных волков привлек двухпалубный пассажирский корабль, стоявший у соседней пристани. Он был велик и занимал её полностью, встать рядом с ним было бы совершенно невозможно. Однако капитану с рулевым пришла в буйны головы блестящая мысль: причалить к кораблю и уже через него всем сойти на берег! Сказано – и тут же сделано. Пароход снова бурно вспенил воду и, вихляясь по широкой синусоиде, на предельной скорости рванул к белоснежному красавцу. Не знаю, что подумала команда «пассажира», только что наблюдавшая скорую и страшную расправу с мирной пристанью. Ребята забегали по верхней палубе, отчаянно матерясь и жестикулируя. Возможно, они решили, что их собираются взять на абордаж…
Заложив крутой вираж, рулевой наш, видимо, затевал причалить к «пассажиру» на всех оборотах, с шиком и виртуозной точностью. Вместо этого он с ужасающим грохотом бортанул двухпалубник так, что корпуса судов содрогнулись до основания, их и наша команды повалились с ног, и раздались громовой рёв и мат. От удара нас отбросило от высокого белого борта, как мяч, и, не снижая скорости, СЧС отвалил от помятого и ободранного им «пассажира». Но могла ли такая мелочь, как неудачная попытка причаливания, остановить нашего рулевого! Как атакующая акула, «пароход» быстро выполнил крутой поворот и, не сбрасывая скорости, снова лихо взял курс на этот пижонский двухпалубник, непонятно чего такого о себе мнящий.
И тут с верхней палубы «пассажира» высунулись два матроса, держащих на весу над водой здоровенный запасной якорь! А их капитан, изрыгая мат, проревел в рупор, что при попытке подойти к борту на нас оный якорь немедленно сбросят, и что пройдет он через весь наш корпус насквозь, как сквозь масло, учитывая большую разницу высот. И вы знаете, это вдруг подействовало, несмотря на то, что никто из нашей команды вообще, казалось бы, не был способен что-либо воспринимать и хотя бы немного соображать…
Нехотя, под хоровые проклятия и комментарии в адрес этой жлобской команды педерастического «пассажира», наш Голландец сбавил обороты, дал задний ход и медленно, вихляясь и спотыкаясь, пополз обратно – в бескрайнее Ладожское озеро. На родные просторы. Туда, где нет ни дурацких, кое-как прикрепленных пристаней, ни снобов, которым взападло дружески подставить борт своему, казалось бы, собрату – рыболовному сейнеру, ни дурацких запасных якорей, которыми нехорошие люди могут вот так вот, ни за что, ни про что вдруг дать по голове честному моряку…
Зачёт по физиологии человека. Диалог преподавателя (П) со студенткой (С) входит в характерную фазу: П.: … Ну, ладно, если всё это для Вас – слишком сложно… Тогда расскажите, пожалуйста, хотя бы примерно, как устроена дыхательная система человека. С.: Чё?!! П.: Дыхательная система! С.: Это как? П.: Ну, по порядку: вот Вы дышите. С.: Ну? П.: Так. Делаете вдох. И куда поступает вдыхаемый Вами воздух? С.: (задумчиво): Так, эта… Типа… В нос? П.: Замечательно! А дальше? С.: Чё? П.: Дальше-то, по каким путям он идёт и куда? С.: ??? П.: Попробуем с другого конца. Где кислород из воздуха переходит в кровь? В каком органе? С.: ??? П.: Ну… С.: (тужится): Ну… Типа… Как бы… П.: Ну… На "Л"… "Л"…! Ну? "ЛЁ"…! Ну? Лёгкое! Слышали о таком?! С.: Ну, типа, да… П.: Сколько у Вас этих самых легких? С.: (задумчиво): Так, одно, наверно … Больше-то куда? П.: (задумчиво): А знаете, это уже приобретает некоторый научный интерес… Ну, не буду Вам мешать, развейте, пожалуйста, Ваши оригинальные представления о строении дыхательной системы. Как же устроено это самое одно легкое? С.: Так, типа… Ну, вроде, как бы мешок такой, наверное. П.: Просто мешок? Пустой? С.: Ну да… А чё? П.: Да нет, ничё… И где он у Вас находится? С.: (неуверенно показывает куда-то около пупа): Где-то тут. П.: Понятно… И как же у Вас воздух поступает из носа в этот мешок? С.: Чё??!! П.: Мне просто интересно предлагаемое Вами инженерное решение дыхательной системы. Рисуем схему. Так, вот – тело человека. Вот – нос. А вот тут, по Вашему мнению – лёгкое. И как же идёт воздух из носа в легкие? Между ними расстояние получается большое – следуя Вашей логике, чуть ли не метр. Нарисуйте дыхательные пути здесь же, схематически. С.: (задумывается, затем решительно соединяет "нос" и "лёгкое" отрезком прямой): Типа трубка! П.: Превосходно. Подытожим. Из носа, по метровой трубке, в полый мешок, он же – лёгкое. Что-то вроде большой клизмы. Так? С.: А чё?
Это мне один водолаз рассказал, из "Памяти Балтики" (слышали или читали о них, наверно: они разыскивают затонувшие суда, поднимают их, реставрируют – от шведских галер до боевых кораблей Второй мировой).
Вот работает как-то один их коллега, водолаз, на затонувшем судне. Связь с катером двойная – по радио и через сигнальный трос. Шурует он там довольно долго. И притом радиосвязь почему-то всё хуже, невразумительнее становится, хотя подергивания сигнального "конца" вполне адекватные: всё, мол, ништяк, работаем. А потом он и вообще отвечать перестал. И вдруг говорит странным, заплетающимся голосом: погружайте, мол, дублёра, пусть иллюминатор к шлему запасной захватит. А то я свой разбил...
!?!?!?
У всех волосы дыбом! Срочно готовят дублёра! Он спешно погружается. И выясняется, что тот, первый деятель просто нашёл на затонувшем судне ящик водки. Затем в какой-то каюте обнаружил под потолком воздушный купол. Втащил туда ящик. Отвинтил у шлема иллюминатор. И бухал там, пока после очередной дозы свой иллюминатор в воду не выронил…
Конечно, враки это, скорее всего. Нет, бухают-то водолазы, как теперь принято говорить, не по-детски, но в таком воздушном куполе шлем разгерметизировать – полагаю, пойти на это ни один алкаш всё же не рискнет, даже самый забубённый. Но если и придумано, то неплохо, на байки водолазы тоже большие мастера.
Это произошло на кафедре электрических машин в одном из мореходных училищ. В восьмидесятых годах, при Черненко. Когда этот деятель пришёл к власти, повсеместно начали усиливать идеологическую борьбу. Вот и в эту мореходку тоже прислали "политического комиссара". Какого-то там инструктора райкома или горкома, шут их знает. Проверять степень идеологизированности вопросов из экзаменационных билетов. И тот высказал преподавателям претензии: почему в билетах не освещена мудрая политика партии, ее руководящая роль? Ему говорят: дык, это же электричество! А он: ну и что? Вот дайте сюда билеты, я вас сейчас научу, как нужно подходить к делу. Та-а-ак, что тут у нас? Закон Ома? Фигня какая-то… Ну, ладно, теперь будет – "Закон Ома в свете решений XXV съезда КПСС" и т. д. …
И всё это – с самой убийственной серьёзностью. "Идеологизация" науки бодро продолжается в том же духе. Преподаватели переглядываются, кто – обескураженно, кто – наоборот, ехидно и даже злорадно, но притом все помалкивают. Наконец, на очередном вопросе проверяющего "А это что тут такое – "канализация электрической энергии"?" – зав. каф. не выдерживает и злобно отвечает: "А это куда электрики серят!!!"
Горный институт - заведение строгих правил. Тут вам не хухры-мухры, понимаешь. Народ, в основном, удручающе серьёзен. Улыбаться без особого на то веского повода не принято. Следует выглядеть хмуровато, многозначительно и, при общении с равными или подчиненными, даже источать некоторую потенциальную агрессивность (при разговоре с вышестоящими картина разительно меняется...). Здороваться принято молча, стискивая друг другу руки с угрюмым, несколько отрешённым выражением лица. О таком легкомысленном явлении, как смех, я и не говорю...
Стоим мы как-то раз с моими аспирантами у входа в наш корпус. Беседуем, шутим и даже смеемся. А с крыльца спускается группа пожилых преподавателей. Посмотрели на нас, как на нечто странное, и тут один из них говорит: "во дают, утро ещё, а они - уже пьяные...".
Помню я свою первую лекцию по токсикологии. Я на неё так спешил, что сорвался с подножки маршрутного такси и при этом ступенькой здорово ободрал ногу. Уж до вуза доехал, а кровь все не унимается. Пришлось брать с собой на лекцию бутылочку спирта и марлю. Выглядело это так. Пробубнив минут пять и чувствуя, что кровотечение продолжается, я извинялся, заходил за доску, задирал штанину, смачивал спиртом кусок марли и тампонировал рану. При этом студенты слышали только характерное бульканье, а по аудитории распространялся сильный запах спирта. После чего я невозмутимо выходил к слушателям и продолжал лекцию, чтобы вскоре, однако, опять нырнуть за доску...
Наконец, один мальчик встал и вежливо сказал мне, что они, конечно, всё понимают... но нельзя ли мне всё-таки перенести столь обильные возлияния на послелекционное время?
Была у нас соседка по даче, немощная старушка. Известна она была тем, что нашла чрезвычайно эффективное оружие против деревенских пацанов, нагло и безнаказанно объедавших с её грядок клубнику. Запасла она как-то ведро с фекалиями из нужника и большую малярную кисть. Вооружившись таким образом, устроила с вечера засаду в сенях. Когда злоумышленники нахально расселись по грядкам, она неожиданно вылетела на крыльцо, стала обмакивать кисть в ведро и щедро опрыскивать его содержимым шпану, торжествующе крича: "гОвнами их! гОвнами!". Враг бежал в страхе, дерьме и позоре, после чего старушку с её клубникой оставили в покое.
Когда я учился в универе в стародавние советские времена, был у нас на курсе парень один, раздолбай редкостный. Однажды он особо злостно загулял и пропустил аж целый семестр. Не был ни к чему допущен, а к чему его всё-таки допускали, о том он не имел никакого понятия и сдать не смог бы ни при каких обстоятельствах. А тогда с этим было строго. Замаячило неизбежное отчисление.
И тогда в универ пришел его дедушка. Найдя одного из нужных преподов, он смиренно сказал ему, что Саша – хороший мальчик и ему надо поставить зачет. Препод вежливо объяснил, почему это невозможно, что Саше до зачёта – как до звёзд и т. д. Дед его вежливо же выслушал, ласково улыбнулся – и снова: да, да, да, всё так, но хорошему мальчику Саше нужен зачёт. Препод – повторно объясняет, что сие невоможно никак, дед выслушивает – и снова своё. И так – изо дня в день, часами, пока препод не сломался и не поставил этому Саше зачёт, просто оберегая свой рассудок. И тогда дед методично принялся за следующего… Послать подальше старика в те времена никому в голову не пришло бы, в общем, управы на него не было. Я видел, как на нашей кафедре один препод от него минут 40 прятался в туалете, а дедок, ласково улыбаясь, терпеливо ждал у выхода. И когда препод вышел, дед тут же снова взял его за пуговицу и принялся за старое… Так он изнасиловал всех, включая военную кафедру, и внук остался учиться.
Кто-то из знакомых преподавателей эту историю рассказал... В обшарпанном, грязном вузовском туалете однажды волею судьбы оказался их ректор. Сидит он, значит, на унитазе орлом, а дверь кабинки держит протянутой рукой - даже шпингалета на ней не оказалось. А тут студент снаружи кааак подбежит! Кааак дверь рванёт! Она и распахнулась. Ректор чуть не слетел с насеста, балансирует, тянет руку-то, пальчиками шевелит - хочет снова дверь ухватить и затвориться.
А студент от такого зрелища остолбенел малость, автоматически эту протянутую руку пожал, затем развернулся и ушёл.
Старинная история про Техноложку. Рассказчик, пожилой уже, вполне достойный и уважаемый человек, заявил, что сам был всему этому свидетелем. Итак, однажды, в стародавние советские времена, поспорил там один студент с преподавателем на бутылку коньяка, что спишет на его экзамене. Причём спишет в любых, самых неблагоприятных условиях. И никоим образом «препод» этот помешать ему не сможет. Ну, ударили по рукам. На экзамене препод сел прямо напротив студента и давай прямо-таки есть его глазами. А тот и не смотрит на чистый лист перед собой - сидит себе, спокойный, как слон. А время идет. И вдруг... в аудитории гаснет свет. Но препод - не промах: хвать студента за обе руки! Так они и просидели какое-то время, держась за ручки. А когда свет наконец вспыхнул, на столе перед студентом оказался лист с готовым ответом! Препод аж с лица сбледнул, но проигранное пари - признал, куда ж тут деваться.
И вот один из очевидцев (рассказчик) вышел из аудитории, где экзамен шёл, и однокурсникам хвастается, какое чудо видел. Понятно, все дивятся. А один из однокурсников - ухмыляется: кому, мол, рассказываешь-то? Кто, по-твоему, ответ написал, затем пробки вывернул, а потом под партами с этим готовым ответом ползал?
Расскажу пару своеобразных историй, связанных с дефицитом презервативов во времена перестройки.
Одна из них случилась, как сейчас помню, в 1986 году, когда всё то, что ранее было хоть и в скудном, но стабильном ассортименте, начало пропадать. Были мы на конференции в Подмосковье, в Звенигороде. И в нашей гостинице оказался исключительно богатый по тем временам аптечный ларёк. Накупили мы с товарищем по номеру, калининградским ихтиологом, громадный запас этих самых дефицитных изделий – чтобы и себе хватило на год вперёд, и всем друзьям в подарок. А также набрали и прочих редкостных тогда медикаментов. Например, вазелина. Закинули всё это, наряду с прочими покупками, в номер. И озадачились, как бы провести вечер. Сосед пробормотал нечто невразумительное и загадочное, вроде «Ща всё будет», и куда-то исчез. А я затеял поудобнее упаковать свою сумку. Вывалил всё из нее на кровать и начал, не торопясь, обратно закладывать, чтобы покомпактнее получилось.
Дело уже шло к завершению, и на кровати оставались разложенными только те самые резиновые изделия в невероятных количествах, да ещё вазелин. В этот момент дверь распахнулась, и мой сосед, сияя, как самовар, подтолкнул в номер двух девиц со словами: «а это мой питерский корефан, знакомьтесь!». Как потом оказалось, он встретил в гостинице двух своих землячек и тут же решил пригласить к нам в гости на этот вечер. Когда землячки оценили открывшуюся перед ними дислокацию, они с визгом выскочили в коридор и исчезли навсегда.
Вторая история произошла годами двумя позже, когда товарный дефицит достиг уже серьёзных высот. Приехал я как-то на конференцию в один славный посёлок, где расположен один известнейший биологический институт. Тогда жил у меня там друг, который и предупредил заранее, что в их аптеках столь дефицитные изделия каким-то образом сохранились, причем имеются обычно в практически неограниченном количестве. Когда об этом узнали мои друзья, приятели, знакомые и все их многочисленные знакомые, друзья и приятели, меня снабдили в итоге здоровущим «списком на 8 листов» и дали наказ без изделий не возвращаться. Приехав, я решил сразу отбыть номер, чтобы потом не держать это в памяти, и первым делом направился в аптеку. Где и скупил практически все местные запасы этих самых предметов. Забил ими чемодан и забыл было о них.
А посёлок этот – хоть и научный, но всё-таки посёлок. И все там всё друг про друга знают, слухи и сплетни разбегаются, как круги на воде, и со скоростью удивительной. Когда я вечером того же дня прибыл домой к своему другу с целью отужинать и традиционно накушаться водочки в компании с ним и его супругой – практически первым из того, что мне ребята рассказали, была следующая новость дня. Местный народ взбудоражен и даже испуган сегодняшним зловещим событием! В поселок прибыл некий таинственный незнакомец, который первым делом заявился в аптеку и скупил там все презервативы подчистую. Каковы его дальнейшие планы и цель приезда, остаётся только догадываться…
Общеизвестно, что студенты обычно стараются "скачать" реферат на заданную тему из Интернета. Я, конечно, не против такого использования сети. Но только в том случае, если ты делаешь реферат, пользуясь разными источниками информации, в том числе и сетевыми ресурсами, а затем все это творчески обобщаешь. Бери сведения хоть из традиционно изданной литературы, хоть из Интернета, только не забывай при этом ссылаться на авторов и на первоисточники – книгу, журнал, сайт... К сожалению, обычно студент предпочитает не сравнительный анализ разных данных, а примитивный плагиат – найти что-нибудь готовое, более или менее подходящее по теме, да и подсунуть это под своим именем. Иногда – даже толком не ознакомившись с трофеем. Отсюда – много курьезов.
Помнится, принес мне студент реферат. Глаза – ясные, честные. Сам, говорит, всё написал, уж так старался…. Открываю. А начало там – примерно такое: "Ну что, мой юный дружок, как ты уже догадался, речь у нас с тобой сейчас пойдет об экологии".
Была у нас в институте какая-то очередная хитрая кампания. Длилась она год или два, а потом, выполнив свою подлинную миссию, потихоньку увяла. "Верхушка айсберга" там была такая: школьники разного возраста ходили к нам вечерами на углубленные профессионально-ориентационные курсы по разным специальным дисциплинам и даже якобы вовлекались в научную работу. Всех нас тогда принудительно подписывали на это дело, вёл такие занятия и я.
И оказался у меня в группе рыженький такой, смышлёный пацан, класса из 7-го. Полюбился он начальнику за бойкость. Кстати, и до сих пор фотография этого мальчишки фигурирует на каком-то настенном плакате. Слегка высунув язык от усердия, паренёк сосредоточенно переливает цветную жидкость из колбы в пробирку, а кругом ехидно ухмыляются его подельники-одногодки. В общем, всё как всегда.
И вот родилась у начальника светлая, остроумная идея. Дело в том, что аспирант мой бывший, недавно защитившийся, имеет ярко-рыжий цвет волос. Сам я – тоже, скорее, тёмно-рыжий, чем шатен. Надо нам, говорит начальник, выстроить вас троих в ряд и сфотографировать, как живое воплощение эволюционной лестницы "школьник – аспирант – профессор". Смонтировать соответствующий агитационный плакат и распространить его по всем городским школам. Рыжие – это будет, мол, наш стандарт, в противовес голливудским киноковбоям "Мальборо" да блондинкам с ногами от зубов.
Ну, похихикали мы немного из вежливости над этой странной шуткой, да было и забыли её сразу же. Ан, нет: начальника-то, оказывается, всерьёз на эту идею "пробило". И вскоре повелел он рыжему мальчишке явиться в определённый день и час в строгом костюмчике, при галстуке на официальную фотосъёмку. Причём важно объяснил ему, зачем она нужна: вот, мол, какая тебе, мальчик, честь оказана. На счастье, то ли мальчишку родители не отпустили, то ли сам он достаточно умным оказался… В общем, не явился он на эту дикую процедуру. И вообще, больше в этот институт – ни ногой. Так и не состоялась съёмка века. А начальник потом долго еще сокрушался, какая богатая PR-идея вхолостую пропала...
Вот Вы не поверите, а знал я лично одного полковника, так у него стояла дома четверть (бутылища 25 л.!), и там неизменно бродило что-то вроде браги. Именно постоянно бродило, т. к. он туда регулярно бросал все фруктовые отходы, сразу же по мере их образования!
Скажем, виноград или дыню не доел, отходы - в "реактор". Яблоко схрумкал, огрызок - туда же, и т. д. Т. е. брожение никогда не угасало. И когда ему хотелось выпить (а хотелось часто), наливал он оттуда содержимого в большую кружку и хлебал эту спиртосодержащую жижу.
Любому штатскому жестокий понос был бы гарантирован. А он - ничего, знай пил да похваливал.
Как-то в тридевятом вузе, в тридесятом государстве некая аспирантка публично рассказала нам, что вчера видела в театре пьяного ректора ("папега" – пользуясь местным арго). Шестёрки, изобильно там присутствовавшие, кинулись защищать папегово реноме. И вот одна из них в своём шестёрочном экстазе рьяно выкрикнула: "Ничего подобного быть не может! Это просто он всегда так выглядит!"
Было это в первых годах нашего века, когда меня ещё не выгнали из института, угрожая закатать в асфальт. Наоборот, тогда у начальства была на меня своеобразная дурацкая мода, как на "самого-молодого-профессора-в-институте". Вечно меня отрывали от дела и бесцеремонно показывали всем, как дрессированную обезьяну. Считали своим долгом отряжать на все тусовки, демонстрировать разным заезжим нуворишам, запихивать на торжественные собрания и т. д. Не знаю, может быть, кому-то такое и нравится, меня же происходящее очень доставало. А главное - почти не давало работать.
И вот в разгар всей этой вакханалии увидел я как-то ночью сон – цветной, очень детализированный и удивительно правдоподобный. Подходит, значит, ко мне во сне начальник и говорит: "Тут такое дело: к нам приезжает президент. Руководство посовещалось и поручает Вам перед ним на истребителе взлететь, он это любит". Я медленно офигеваю и бормочу, запинаясь: "так я же, того, этого, не умею". А начальник отвечает мне своей коронной фразой, которую и в реальности любит повторять, давая невыполнимые поручения: "профессор должен уметь всё!"
Потом отечески так утешает: "ну, времени ещё целый час, успеете разобраться, что к чему, инструкцию там почитайте, подсуетитесь! А взлетать нужно из деканатского коридора, когда делегация на этаж поднимется!". Я, будучи в полной прострации, вяло бормочу совсем уже какую-то чушь – что, мол, места там мало, полосы нет, разогнаться негде – а в ответ мне: "надо!"
Абсолютно уже деморализованный, я обреченно так говорю: "ну и где же этот ваш истребитель, пойду хоть посмотрю на него". А начальник отвечает: "видите ли, истребитель хоть и утвержден в сценарии встречи, но в смету не вошел, а потому – нет его. Ну, да ничего. Вы уж как-нибудь сами разбегитесь перед высокими гостями, только обязательно при этом ручками вот так сделайте (быстро и мелко машет ладонями), и – вж-ж-ж-ж!!! – взлетайте. Много летать не надо – пару кругов над институтом нарежете, да и можете садиться". Вот тут я и проснулся в холодном поту…
Извините, совершенно необходимо небольшое вступление. Я много лет изучаю зообентос – водных беспозвоночных животных, живущих на дне. И вот почему-то так получается, что все знакомые мне специалисты по зообентосу, во-первых, ярые фанаты своего дела, во-вторых, просто обожают горячительные напитки. Нет, и те, кто занимается, допустим, планктоном, тоже, конечно, выпить не дураки. Но вот чтобы так, как специалисты по зообентосу – это вообще редко встретишь. Ну, всё, можно начинать.
Рассказывали мне про одного коллегу, большого знатока и любителя по части и зообентоса, и выпивки. "Любителя" – в смысле, не дилетанта, а наоборот, любящего своё дело профессионала. Дело было в одной экспедиции, где герой повествования как-то в очередной раз жесточайшим образом набрался. Проделал он это ночью, в одиночестве, без помех, когда прочий личный состав мирно спал после тяжелого трудового дня. И вот за полночь из палатки выползают две барышни - видимо, по каким-то своим надобностям. И надолго столбенеют от представившегося им совершенно неожиданного, сюрреалистического видения.
Полнолуние… Ясная, волшебной красоты ночь. По озеру тянется от берега восхитительная лунная дорожка. И сидит, значит, в озере, у бережечка, в этой самой лунной дорожке, наш знакомый, голый, по грудь в воде. Пьяный в дымину. Погружённый в себя. Наблюдателей, видимо, не замечает. Медленно, прочувствованно черпает горстями вязкий, вонючий прибрежный ил. Льёт его себе на голову. Блаженно улыбается. И со стоном наслаждения произносит: "как хорошо… как много зообентоса!"
Дед был военным. Рассказал, что у них незадолго до смотра один офицер уронил свой ТТ в туалет типа сортир. Всё проклиная и страшно матерясь, под дружное ржание полка он за несколько дней единолично полностью вычерпал огромный запас зловонной жижи ведром на верёвке. Наконец, нашел свою пушку на обнажившемся дне, едва успел в срок. За это время в восстановительных условиях среды пистолет очистился так, что стал как новенький, хромированный...
Вскоре прибыла комиссия. И на построении инспектирующий генерал приказал офицерам предъявить личное оружие к осмотру. Взяв у страдальца ТТ, довольный военачальник поднял его над головой и обратился к подчиненным: "вот! учитесь! так обращаться со вверенным оружием должен КАЖДЫЙ офицер!".
Одной из примечательных фигур военной кафедры ЛГУ был майор П-й – бестолковый и безбашенный мужик под два метра ростом, запойный пьяница и притом лютый бабник, вроде поручика Ржевского. Далёкий от военных наук, он занимался строевой со второкурсниками да обучал чему-то филологичек, по будущей военной специальности – переводчиц. Как уж там пересекались их области знаний – не могу сказать за давностью лет, да и тогда не понимал. (Впрочем, сказал бы мне кто-нибудь тогда, что я пойду по его стопам и тоже буду преподавать филологичкам... Вот бы ребята посмеялись.)
Летом майор охотно торчал на сборах, минимум времени уделяя тем же строевым и тактическим занятиям и максимум – пьянке. Именно на сборах-то он и оттягивался по-настоящему. Начинал с утра пораньше и к вечеру достигал изрядной кондиции. Довольный и веселый, шел он, качаясь, в офицерскую общагу спать, чтобы набраться сил для завтрашнего продолжения банкета. Шёл он в этом состоянии обычно строевым шагом (хотя и по синусоиде), причём утрированно отмахивал руками, упоенно вбивал стопу в асфальт и задавал себе ритм громкими криками: "йэх! йэх! йэх-йэх-йэх!".
И вот как-то вечером скучающие и не совсем трезвые студенты - дежурный с двумя дневальными - решили подкараулить майора и напугать его привидением. Призрака сооружали следующим нехитрым образом. Одного из дневальных сажали на плечи другому, затем обертывали их двумя казенными простынями. Получалась нелепая длинная фигура, которая медленно, неровно двигалась и при этом странно колыхалась. В темноте это должно было сработать. Засаду заготовили за углом на пути обычного следования майора.
Долго ли, коротко ли, но дождались они своего часа. В темноте послышалось нарастающее "йэх! йэх! йэх-йэх-йэх!", перемежаемое лихими ударами майорских сапог об асфальт. Призрака срочно смонтировали и выдвинули на исходный рубеж. И вот из-за угла вывалился бравый воин. И практически столкнулся с привидением. Остановился. Опуская и задирая буйну голову, оглядел его снизу вверх и сверху вниз. Потряс означенной головой, сказал "бр-р-р-р", громко выматерился. Совершенно не испугался. Махнул рукой, пожал плечами и двинулся дальше прежним пешим порядком, печатая шаг и бодро матерясь в такт.
Компоненты двухэтажного призрака были удивлены настолько, что так и остались на месте, замерев от изумления. Присоединился к ним и режиссер этого спектакля – дежурный. Тупо проследили они, как майор зашел в общагу. И вдруг, буквально через минуту, из общаги колобком выкатился маленький, кругленький п/п-к Е. – человек грубый, примитивный и напрочь лишённый воображения (тоже довольно колоритная личность и герой многих легенд университетской военки). С неправдоподобной скоростью, громко матерясь, покатился он прямо к призраку. Привидение закачалось и развалилось. Схватив простыни, герои рассказа кинулись врассыпную, сбив этим с панталыку своего преследователя…
А сам майор, говорят, наутро так и не поверил нелепым россказням коллег о каком-то привидении. Решил, что просто издеваются они над похмельным человеком.
Не перестаю я дивиться некоторым образцам современного студенчества. Поймали как-то у нас на биостанции в Вырице одного студента пьяного, бузил он и безобразил. Наутро заставил его ночальнег практики писать объяснительную записку. Жаль, этот документ мне не достался, потому не могу привести текст дословно... А примерно был он таким: "Объяснительная записка. Требую вернуть отнятую у меня бутылку пива (Балтика, №3). И позволяю не выгонять с работы начальника практики за то, что он её у меня отнял, если он не только бутылку вернёт, но и извинится".
Причём никакая это не шутка – парень, говорят, был при этом весьма серьёзен и даже растроган своим великодушием.
Некоторое время я преподавал в одном институте. Там ввели такое вполне официальное название для студентов, которые работают под руководством какого-то профессора: "студент – ассистент профессора". Эта формулировка была даже закреплена мелким внутриинституццким актом и стала неизменяемой.
Однако профессоров, понятно, на всех не хватало. Так что сперва студентов стали прикреплять и к доцентам, а затем - даже и к ассистентам. Отсюда в официальных бумагах появились сперва такие казусы, как: "студент – ассистент профессора доцента Иванова". А затем и "студент – ассистент профессора ассистента Сидорова".
Если же вспомнить, что должность "ассистент" и означает сокращённое "ассистент профессора", то полное имя такому студенту, помогающему преподу-ассистенту, оказывается: "студент – ассистент профессора ассистента профессора".
Ионеско отдыхает, Кафка нервно курит в коридоре...
Были когда-то мы с моим тогдашним соседом юными аспирантами-раздолбаями. Я – биолог, а он – программист. Решили было модель водной экосистемы соорудить, раз уж так совпало. Ну и ходили к нему в институт, где стояли (кто постарше, помнят) здоровенные советские ЭВМ. И вот идем мы по коридору его института, по какому-то чужому факультету. А выглядел сосед весьма солидно, одевался строго – костюм, галстук, рубашка накрахмаленная, даже если (особенно если) с тяжкого похмелья. Выглядеть всегда старался невозмутимо.
Так вот, вдруг подбегает к нему какая-то взволнованная студентка. Вцепляется в его рукав и начинает что-то лопотать. Я разбираю не всё, понимаю лишь, что речь идет о несданном зачете, какой-то связанной с этим катастрофе, необходимости ликвидировать задолженность вот прям здесь и сейчас, причем добиться этого она любой ценой готова... Сосед дает ей увлечь себя в аудиторию, подмигивает мне – подожди, мол. Через некоторое время та же невозмутимо, поправляя галстук, выходит. Следом появляется студентка с нарушенной прической, что-то на ходу застегивая, и срывающимся голосом спрашивает: а... а... ЗАЧЁТ???
Хладнокровно повернувшись к ней, сосед менторским тоном произносит: "Голубушка, помилуйте... Во-первых, так зарабатывать зачёты – глубоко аморально. Во-вторых, я всего лишь аспирант. В третьих – с другого факультета. Нельзя так поступать, милочка, идите учить!" Отворачивается и направляется дальше по коридору...
_____ P.S. История, конечно, некрасивая, но ведь это не развод наивной девочки, не принуждение, а столкновение двух аферистов ("вор у вора дубинку украл"). Барышня сама такую инициативу проявила. Что позволяет мне увидеть в произошедшем и некоторую чёрно-юмористическую сторону.
Ох, умеют женщины уесть, умеют... Ничего не скажешь...
Звонит тут знакомая, узнаёт, как дела. Выясняет, что гриппую, расспрашивает, значит, о симптомах. Ну, я и говорю: да башка, мол, ничего не сображает, язык совсем не ворочается, колбасит нипадеццки...
А она спокойно так, безо всякой паузы отвечает: ну, это-то всё понятно... а новые-то, необычные симптомы какие-нибудь есть?
В одном примечательном вузе, названия которого я, движимый инстинктом самосохранения, называть не буду, у многих преподов, аспирантов и студентов есть такое хобби – коллекционировать публичные высказывания своего ректора. Вот лишь некоторые из них. "Некоторые тут зачастую считают, что в них есть необходимость. Нет, в них есть обходимость, чтобы без них обходиться." "Всё зависит только от серого существа, которое у вас вот тут!" (стуча себе по голове) "Не беспокойтесь, я вас всех похороню!" (данное и не сдержанное обещание оплачивать похороны померших сотрудников) "Каждый профессор должен поиметь двух аспирантов." "Зачастую мои распоряжения плохо игнорируются. Пора ввести штатные должности смотрящих по кафедрам." "Мы тратим 5000 квадратных метров долларов в год на одного студента, а на аспиранта, соответственно, больше!" "Они сделали многое, чтобы вы прошли сквозь стены нашего университета" (о родителях новоиспеченных первокурсников) "Вы думайте, так сказать, что вы победоносно, так сказать, на вершина!"
Был у нас на военной кафедре такой старый пень, подполковник Д. Он уже давно числился в отставке, но по-прежнему таскался на военную кафедру дрючить студентов. Сказать, что это был тупой и вредный старикашка – не сказать ничего. Мы, к сожалению, давно уже забыли многих хороших и умных преподавателей, но Д. – не забудем никогда. В конце XX века он вещал нам на лекциях, своеобразно окая, гыкая, завывая и эмоционально акцентируя на ровном месте: «во время войны все ваши компьютеры и калькуляторы расплавятся, а арифмометр останется!» И впрямь доставал из заветного шкафа допотопные металлические арифмометры, раздавал нам и заставлял считать именно на них. Давал расчетку на 8 часов (специально с этой целью подменялся с коллегами и добивался такого расписания, чтобы все пары у него шли именно подряд). В конце последнего, 8-го часа куда-то выходил. Возвращался ровно через минуту после окончания последней пары и торжествующе орал: «а я не уверен, что вы уложились в данный мною 8-часовой срок, может, вы на целую минуту опоздали - ведь меня же тут не было! Значит, придётся всё переделывать, через неделю всё начнём сначала!». И действительно, начинали сначала…
Так вот, на сборах он всем бригадам давал два варианта задания по определению дирекционных углов и прочей всячины, используя два же стандартных ориентира: первый - громоотвод на трубе соседнего заводишки, второй – крестик на одном из бетонных столбов забора, нарисованный коричневой масляной краской. Из года в год он использовал только эти любимые ориентиры, прикипел к ним не на шутку.
Уезжая домой после весело проведённых 3-х месяцев, мы заделали ему такую штуку. Наши альпинисты залезли на трубу и спилили громоотвод. А другая группа методично нарисовала припасенной заранее коричневой же масляной краской по одинаковому крестику на каждом столбе всего забора, точно как в сказке про Али-Бабу и 40 разбойников.
Здесь, на славном сайте "анекдот.ру", явно считаются дурным тоном пошлые баечные штампы. Например, "занавес!", "тут все полегли", "маршрутка ржала ещё час" и т. п. Что, на мой взгляд, справедливо. Однако в этой истории без занавеса и всеобщего ржания ну никак не обойтись. Как говорится, из песни слова не выкинешь...
Есть на одном крупном водохранилище замечательный гидробиологический институт, основанный ещё легендарным полярником И. Д. Папаниным. Сотрудники института живут тут же, в небольшом посёлке. Их любимым детищем и местной достопримечательностью является самодеятельный театр. Так или иначе, к театру имеют отношение все. Научные сотрудники там – и режиссеры, и актеры, и рабочие сцены, и, конечно, зрители.
Однажды, теперь уж немало лет тому назад, ставили в этом театре какое-то попурри по А. Грину. Кажется, в основе сюжета была "Золотая цепь", ну и ещё отовсюду понемногу. По сценарию, главный герой в конце должен прочитать свой основной монолог, и сразу после этого какие-то плохиши сталкивают его в пропасть. В качестве последней использовался "колодец" в центре сцены. В "колодце" в этот вечер по долгу службы сидел рабочий сцены - тоже, естественно, молодой ученый. Однако накануне он крепко погулял, и в душной яме ему к концу спектакля совсем поплохело... И вот сильный, трагический финальный монолог главного героя вдруг прервали характерные звуки из глубины "колодца" - крещендо и фортиссимо... Один за другим заржали все - зрители, актеры, наконец и сам режиссёр...
Все, кроме главного героя. Он-то знал, что последует дальше. И верно - прямо в колодец его, согласно сценарию, безжалостно и сбросили. Видимо, приземлился он куда надо - из колодца раздался глухой, злобный и тоскливый мат талантливого трагика. Это окончательно добило и размазало присутствующих. Кто-то ещё оказался в силах дать пресловутый занавес...