Одесская ракета
Легче подавить первое желание, чем утолить все то, что следует за ним. (Бенджамин Франклин)
Однажды, в далеком отрочестве, когда мне было пятнадцать, произошел со мной довольно каверзный случай. К нам домой, в очередной раз, приехала погостить мамина сестрица, тетя Клара. Шумная, горластая и большая – тетка была способна прижать к своей пышной груди весь мир, и буквально удушить своей неуемной нежностью и заботой о желудках. Она напоминала кушетку обитую ярким ситцем, и очень походила на маму. Хотя, если кто-то говорил об этом – мамуля вечно возражала:
– Мы с Кларкой похожи? Ну да! Прям таки похожи, как часики с трусиками! Она же рыжая, а у меня талия!..
Тетя лишь смеялась, и конечно же не обижалась:
– Соня, та кто ж спору двигает? У тебя самая всамделишная талия! Только малость поискать надо!
Ничего в реальной жизни не менялось – запасы любви и разногласия были неисчерпаемы и перетекали из одного кармана в другой. Я обожал, когда тетя Клара приезжала, с ней было и весело, и вкусно. От тетки всегда пахло пирожками и пряными булочками, она привозила кучу сладостей, извечно что-то стряпала, парила, жарила, неизбежно оккупируя кухню – кроме нее уже вряд ли кто-то мог туда втиснуться. А никто и ни рвался – пусть себе творит, раз уж такова неизбежность. Вот она и творила. И всегда что-то шедеврально-несусветное. Это были блюда, которые "этот хилый, несчастный, исхудавший ребенок" в моем лице обязательно должен был дегустировать.
– Соня, – обращалась она к маме нараспев, – чевой-то Сержик твой имеет совсем бледненький и дохленький вид?!
И тетя Клара окидывала меня скептическим взглядом.
– Он же скоро по ошибке себя в сортире смоет! Он у тебя весит три кило вместе с сандалиями!
На что маманя ей отвечала:
– Ой, чтоб я так жила, сколько он кушает! Не надо делать из пулеметчика деву Марию! Вон, Зямка (это мой папа) тоже, когда в девках ходил, был вылитый глист на блокаде! Сушеная вобла по сравнению с ним, и то имела румяный тухас! Так и хотелось накормить его и обогреть! А теперь – ты только диву дайся за его много!
– Соня! Поимей совесть к ребенку! Положи ему еще котлетку! – не унималась тетя Клара, и конечно же принималась за меня:
– Сержик, золотко мое, придушу тебя скотина сопливая! Кушай котлетку, тебе нужно поправляться!..
И любимая родственница меня откармливала. По ее понятиям, ребенок считался образцовым, когда имел два подбородка и отдышку. Она конечно же преувеличивала, потому что я был вполне нормальным. Но переубедить тетю Клару было трудно, и она стряпала, с утра до вечера пекла да жарила на целую дивизию. Когда она готовила, из кухни то и дело доносились заводные куплеты:
На базаре шум и гам слышны разговорчики
Кто-то свиснул чемодан и поет лимончики!
Эх лимончики вы, мои лимончики
А где растете вы – у Соньки на балкончике,
Ох огурчики, помидорчики!
А где растете вы – у Соньки на балкончике!
И вот, в один из очередных приездов, Кларочка решила нас порадовать грузинскими изысками. Как оказалось, впоследствии, ее чрезмерное проявление любви к желудкам, сильно усложнило мне жизнь. То была отварная фасоль в соусе, с приправами, свежей зеленью и чесноком; еще, бывает, добавляют мелко изуродованные до неузнаваемости, как говорила тетя, грецкие орехи. Этот питательный и очень невинный (в начале) салатик с гордым названием "лобио", оказался моим самым коварным врагом, и как самый настоящий враг свое коварство проявлял осторожно, но неоспоримо. Не знаю, как остальным домочадцам, но мне было вкусно. Очень-очень. Я попробовал и не смог остановиться. Все ел и ел, а заботливая тетушка, мурча от удовольствия все подкладывала и подкладывала. И все бы ничего, ежели б не очень важное свидание, которого я добивался целых полгода…
Ее звали Лариса, синеокая фея, кровь с молоком. Несмотря на то, что моя пассия была натуральной блондинкой, она была круглой отличницей, и имела признание учителей. Будучи дочерью какого-то следователя, (тот еще папочка!) настрочившего несколько известных детективов, Лариска ходила с неизменно гордо поднятой головой, и считалась красавицей класса. Милицейская дочка была переведена из другой школы, и с самого начала держалась особняком. На переменках, когда ребята давились в буфете, за дохлые пятикопеечные пирожки с рисом, Лариска утомленно и неспешно жевала бутерброды с красной или черной икрой. Идеальная ученица и любимица преподавателей, она уже тогда имела импортные сигареты, за что считалась авторитетом среди самых дерзких девчонок. Ну как можно было пройти мимо такого?
В один прекрасный день, красавица класса, выросшая в правительственном садике на русских деликатесах того времени, снизошла со своего олимпа, до несчастного поедателя рисовых пирожков. Может, потому что ей было скучно, а возможно уж слишком настойчиво я пел ей дифирамбы, но мне наконец-то удалось добиться аудиенции с ней. Это было целое событие! За меня болели все отвергнутые пацаны из класса, я должен был "поправить" ситуацию, осечки не принимались. Разумеется, предварительно, наизнанку были вывернуты все ее увлечения и наклонности: списки читаемых авторов, музычка, и даже предпочтения на завтрак. Мы готовились всем классом, словно речь шла минимум о защите диссертации.
Сейчас, оглядываясь назад, трудно с точностью сказать о своих чувствах, тут словно идешь отстаивать честь школы в олимпиаде по математике или английскому. Да, она была красива и возвышенна, вся в импортных шмотках и запахах – возможно, недоступность и делала для меня Лариску особенно привлекательной.
Итак, в семь вечера в парке. Удалось брызгануться папиным одеколоном и даже украсть розу в соседском огороде, за которую от своей пассии, я получил лишь презрительное: хм!.. Красавица, видите ли, предпочитала тюльпаны, однако на первый раз я был прощен... Она, опоздала как следует – но я к этому был готов. Выглядела сногсшибательно, и к этому я тоже был готов. К чему я не был готов совершенно, так это к подозрительному пучению в животе. И к тому, что пацаны будут нас пасти: то и дело, встречалась знакомая морда в кустах, или кто-то невзначай проезжал мимо на велике. Это, скажу я вам, не очень романтично. Ну целая криминальная операция!
Идем, значит, гуляем, я все пытаюсь хоть как-то произвести впечатление, но не могу сосредоточиться – мучают, пардон, газы. Причем, с каждой минутой все страшнее и страшнее. Держусь как могу, напряг все мышцы, даже разговаривать тяжело, ну блин, вот они проявления невинного салатика! Лариска, как назло, кроме себя любимой стала вдруг на меня внимание обращать. Дескать, что это ты, то красный, то синий… А я стою, задыхаюсь, щас, блин, умру… К счастью, впереди показался спасительный киоск с мороженым, и я, ужимками указывая на киоск пулей бегу к нему! Лариска, с распахнутыми глазами и ртом, удивленно смотрит мне вслед, даже и не подозревая, что я на данный момент спасаю жизнь и ей и себе…
У лотка, как всегда была длинная очередь, полно народу, значит "операцию по выпуску газа" надо провести по дороге. Пришлось остановиться на полпути, постоять мгновение, и побежать дальше… Но не тут-то было! Дурные запахи имеют одно предательски-гнусное свойство – они неизменно идут за тобой следом! Так что, золотозубая продавщица и весь народ у киоска подняли такой фуй, размахивая перед собой руками и морщась, что мне для конспирации, пришлось проделать то же самое. Лариска вскоре подошла, немало возмущаясь, дескать, я поступил некрасиво, бросив ее. Я сказал, что хотел, купив мороженое сделать сюрприз, но она поставила меня перед фактом, что мол если еще раз такое выкину, то могу о ней забыть! Короче, в первый раз удалось как-то выкрутиться. Но следующий приступ газовой лихорадки был роковым…
Идем дальше. Терплю. Братва маячит по углам, действуя на нервы. От белокурой красавицы больше бегать нельзя. Лариска ест мороженое, и мелет какую-то заумь о своих новых французских духах, московской моде и видеомагнитофоне. Но мои мысли далеко, я думаю о том, что сделаю с тетей и ее дурацким салатом… Апрель месяц. Темно-синее, ясное небо, звезды словно плавают в масле. На скамеечках сидят парочки. Витающая в теплом воздухе романтика… Со стороны облитой огнями набережной, доносятся обрывки модной в то время песенки:
…вот так же когда-то
Сюда мы бегали ребята, ребята
Глаза блестели как агаты, агаты
И на щеках играла кровь…
Кровь действительно играла, потому что такой напряг я испытывал лишь, наверное, в процессе своего появления на свет…
– Сергей, ты чего такой пунцовый, тебе плохо?.. – эта самовлюбленная куколка вдруг решила меня взять под руку… Как не кстати…
Все. Больше терпеть я не мог. Пришлось выпустить зверя. Причем с таким треском и длительным ревом, с таким горячим чувством, что воздух вокруг нас стал густым и жирным. Наверное, в радиусе нескольких метров подохла вся живность парка – бедные кошки околели, а птахи, спящие на ветвях, как сидели – так и попáдали лапами в вверх... Представляю, какая рожа у меня была в этот момент – я и не пытался больше сдерживаться, да и не смог бы. Уже на то и смысла не было.
У милашки слезились глаза, блин, а как она кричала… Набежало полно народу, и даже участковый нарисовался, и всем разумеется было смешно, как только оскорбленная госпожа модница проявила попытку объяснить о происшедшем.
Только представьте:
– Этот!.. Тип!.. Этот идиот!.. Он та-а-ак расперделся!.. Да как он мог!.. Хамье!.. Нахал!.. Да никто! Никогда! Но посмел бы!! Ненавижу!!!
Все ухахатывались, кроме меня и потерпевшей. Приговор был подписан. Это был провал, позор на всю школу! Еще долго я терпел издевки от ребят и девчонок, о "запуске ракеты". Даже учителя не могли сдерживать улыбку при общении со мной. Вот так, в буквальном смысле, я, пардон, обосрал себе малину... И мне, в большей степени было неудобно перед пацанами – я не оправдал себя. Было жутко тяжело с этим жить, но я справился – все же успехов было больше, чем промахов. А примерно через год у меня с Лариской все получилось. Как оказалось, именно с ней "получилось" почти у всех ребят в классе. Видно наскучило ей все время быть хорошей и послушной, раз она так бурно отмечалась на передовой.
История с "ракетой", как сей случай окрестили, меня еще долго мучила, но все же это была невинная ирония по сравнению с моей пьяной проделкой... но об этом в другой раз...