Предупреждение: у нас есть цензура и предварительный отбор публикуемых материалов. Анекдоты здесь бывают... какие угодно. Если вам это не нравится, пожалуйста, покиньте сайт.18+
Рассказчик: Syrok48
По убыванию: %, гг., S ; По возрастанию: %, гг., S
Лет десять назад, когда мы с Лилей – молодожены – жили у ее родителей, соседка сверху пустила «на постой» кавказцев, торговавших кожей на рынке. Эти джигиты мылись последний раз при Горбачеве…. От них самих пахло хуже, чем от их кож. Но это было полбеды – со своими кожами они завезли таких тараканов, каких никто из нас до того в глаза не видывал: черная усатая тварь не помещалась в спичечный коробок; они стучали копытами так, что вода выплескивалась из собачьей миски. Они быстренько расселились по всему подъезду, и когда в одной квартире их начинали травить, они дружно переселялись к соседям. Лилька их панически боялась и однажды, когда такая образина неожиданно вылезла на дверцу холодильника, запустила в него тапкой. Лучше бы она в него не попала – тварь расправила крылья, включила мотор и полетела... На Лильку… Та с визгом рванула к выходу из кухни и, заскочив в туалет, зачем-то заперла за собой дверь на защелку… .
На какой-то радиостанции позвонившим задавали вопрос, считают ли они, что Ксения Собчак беременна, или это симуляция. Один мужик после короткого раздумья (видимо, фотографии в Интернете разглядывал...): - Да, кажись, все же жеребая...
Внуку 2 года с небольшим. Говорит неплохо, но все равно многое еще не сразу поймешь. Возвращаемся на машине с дачи. В городе остановились у магазина, бабушка ушла в магазин, мы с внуком ждем ее в машине. Жарко, я опустил стекло окна. Разговариваем, слушаем детские песенки … Вдруг ребенок показывает пальцем через окно и говорит: - Кошка отелилась… Я посмотрел по сторонам – никакой кошки не вижу, тем более отелившейся. Решил, что опять что-нибудь не разобрал. Переспросил. Ребенок снова тыкает пальцем в окно и отчетливо выговаривает: - Кошка отелилась… Опять не увидев никакой кошки, плюнул – проехали. Идет из магазина бабуля. Ребенок показывает пальцем в окно и говорит: - Кошка отелилась… Бабуля посмотрела и подтвердила: - Да, действительно. Я оторопел. Где она увидела кошку? Заинтригованный, требую, чтобы и мне показали кошку, которая к тому же отелилась. Бабуля не может понять, что я от нее хочу, о какой кошке я вообще веду речь... Я начинаю нервно объяснять, что ребенок ей только что сказал, что кошка отелилась… Бабуля надолго задумалась и, наконец, сообразила: - Дед, у тебя со слухом проблемы! Ребенок тебе сказал, что окошко открылось…
Человеку трудно самому достаточно адекватно оценить результаты того, что он делает. Его ощущения и оценки, как правило, существенно, а порой и кардинально расходятся с оценкой окружающих. Большая колония российских (тогда советских) специалистов жила в индийском штате Андра Прадеш в небольшом поселке, специально для них построенном почти на берегу Бискайского залива. Вместе с семьями нас было человек 600. Мы помогали индийцам в строительстве огромного металлургического завода. Конечно, наша жизнь была организована точно так же, как она была организована и дома. Была своя самодеятельность, свои спортивные мероприятия, была своя радиостудия, которая вещала на все коттеджи, в которых жили русские семьи, примерно по часу в день. В основном это были новости из России, обзор российских газет, и обязательный концерт по заявкам тех, у кого в этот день был день рождения. Был клуб с кинозалом, биллиардом и большим актовым залом, в котором каждый советский праздник отмечался праздничным концертом самодеятельности. Я был относительно молод, спортивен, поэтому все мое свободное время отдавалось спорту – благо, в городке были отлично оборудованные волейбольные площадки, футбольное поле и даже двадцатипятиметровый бассейн. Но случилось так, что кто-то услышал, как я пел в дУше у себя в коттедже… Я действительно с детства любил поорать в ванной, в лесу - вобщем, там, где хорошая акустика, и никто не слышит (назвать это пением было бы явным преувеличением) … Конечно, никакого особого голоса или музыкального слуха у меня не было, но, на безрыбьи, меня упросили спеть со сцены на одном из праздничных концертов. Я поддался на уговоры, хотя мне никогда не приходилось петь со сцены; я даже не знал наизусть всех слов практически ни одной песни. Все же договорились, что будем репетировать романс «Очарована, околдована…». Волнение и неуверенность портили мне кровь до самого дня концерта, но тот стресс и ступор, в которые вогнало меня объявление моего номера в конце концерта, заставило меня забыть даже то, что я, казалось, тщательно отрепетировал. Вобщем, я промазал со вступлением, пару раз забыл слова в куплетах… Ничем иным, кроме как форменным провалом я, конечно, не мог расценить это свое дурацкое выступление со сцены. После выступления я поспешно ушел домой, чтобы не попадаться на глаза знакомым. Предстоял вечер, полный неприятных раздумий… Но, реальность оказалась иной – первый же зашедший ко мне сосед заявил: «Здорово!». Я не понял: «Что здорово?». Он, в свою очередь, тоже не понял: «Пел здорово, мне понравилось!»… Я буквально не верил своим ушам. Но это было лишь начало. На следующий день, вернувшись со смены, я увидел на входной двери аккуратно приколотый явно женской рукой крохотный букетик. Но самое странное началось потом – в радиоконцерте по заявкам именинников стали то и дело заказывать запись этого романса с праздничного концерта. Естественно, были явственно слышны все мои косяки и даже подсказки из зала слов забытого мной текста… Я до сих пор не могу понять, что могло так понравиться людям в этом моем явно провальном выступлении, но мне в течение ближайшего месяца пришлось чуть ли не каждый вечер вновь и вновь переживать стыд за свое крайне неудачное (на мой взгляд) пение.
В конце восьмидесятых годов мне с группой инженеров-металлургов довелось посетить целый ряд металлургических компаний Европы с ознакомительными поездками на производственные площадки, осмотром технологических линий и посещением основных цехов. На металлургическом заводе компании АРБЕД, который расположен в густонаселенном районе Люксембурга, мы обратили внимание на сгружавшиеся с грузовика у ворот кислородно-конвертерного цеха синие пластиковые емкости. Это были довольно объемистые с метр высотой фляги, по бокам которых шла четкая надпись PARFUM /ДУХИ/. Их было много, и они казались чем-то явно инородным здесь, перед воротами основного производственного подразделения в технологическом цикле металлургического завода. В ходе переговоров с хозяевами компании мы, естественно, задали вопрос о назначении этого необычного для металлургии "сырья". Объяснения все поставили на место. На восьмидесятые годы в Европе пришелся пик борьбы населения за свои экологические права, борьбы с загрязнением среды. Это в значительной степени коснулось металлургических компаний. Они вынуждены были вложить огромные средства в установку эффективных фильтров для улавливания пыли и взвешенных частиц при выбросе в атмосферу отходящих газов с технологических агрегатов, в частности с кислородных конвертеров. И такие капиталовложения были сделаны. Но для заводов, расположенных в густонаселенных районах, этого оказалось недостаточно. Установленные фильтры оказались не в состоянии избавить выбрасываемые в атмосферу уже очищенные от пыли и взвесей газы от специфического "металлургического" запаха, и жалобы населения не прекратились. Тогда и было решено впрыскивать в отходящие газы перед выбросом их из дымовых труб самые обычные духи...
Рассказал знакомый американец. Он, нищий студент, женился на девушке из весьма состоятельной семьи. Во время церемонии, когда он произносил слова обязательной клятвы "... Всё, чем я владею в этом мире, я дарую тебе..." его будущая тёща довольно громко пояснила: - Видимо, он имеет в виду свой велосипед.
Это - рассказ одного моего знакомого, человека очень пожилого и очень мудрого: - "В самом начале войны в наше село и в соседние деревни стали привозить эвакуированных. Как правило, это были целые семьи со стариками и с детьми, но без отцов, которые были призваны на фронт, или даже уже погибли. Впрочем, и отцы большинства моих ровесников уже были на фронте. Однажды в первую военную зиму вместе с эвакуированными привезли большую немецкую семью, выселенную из Поволжья. Таких немецких семей переселенцев в наш район привезли довольно много, но расселяли их таким образом, чтобы в одном сельсовете (то есть на несколько деревень) было не более двух-трех семей. Вместе с матерями и стариками в нашей округе оказались десять-двенадцать мальчишек и девчонок от шести до четырнадцати лет. Они стали учиться в нашей школе, но по-русски они говорили плохо, да и открыто неприязненное отношение наших взрослых к немцам в эти военные годы сделали неизбежным огромную пропасть отчуждения между нами и этими "фрицами". Может быть это отчуждение так бы и продолжалось до конца войны, но.... у "фрицев" был настоящий кожаный футбольный мяч с камерой и шнуровкой!, с которым они, как только сошел последний снег, вышли на луг и поставили ворота из жердей. Нашего отчуждения (у нас собственная гордость!) хватило дня на три. На четвертый день уже было невозможно отличить в измазанных весенней грязью разгоряченных мальцах русского от немца, а немца от русского. Рухнула стена неприязни, и лишь изредка от самых обиженных во время драки (которые между подростками, конечно же, были нередки) можно было услышать : "Ты, фашистское отродье" ... Немцы быстро влились в наши ребячьи компании и постепенно стали в этих компаниях заводилами. Это повлекло за собой одно очень необычное следствие. Скоро общение в наших смешанных мальчишеских компаниях уже шло на причудливой смеси русских и немецких фраз, а те из нас, у кого были близкие друзья среди немцев, без труда освоили немецкий язык, значительно превосходя в этом нашу учительницу немецкого языка. Через пару лет после войны немецкие семьи куда-то уехали, но, видимо, цепкая детская память настолько эффективна, что я до сих пор могу без ошибок проговорить пару десятков наиболее часто употреблявшихся тогда немецких фраз, хотя за всю мою жизнь немецкий язык мне так ни разу и не пригодился... ".
Я живу в старом доме, который в целом неплохо сохранился для своего возраста, но одна особенность его конструкции делает проживание в нем несколько рискованным. Дело в том, что потолочные перекрытия были сделаны не из бетонных плит, как в современных домах, а из толстых досок, к которым лепился цементный раствор, который, собственно, и служил потолком. За долгие годы слой цементного раствора потерял прочность, и были случаи, когда от какого-то сильного сотрясения куски потолка отваливались. Все жильцы об этом знали и старались не допускать таких сотрясений, чтобы, не дай Бог, не создать серьезных проблем для соседей снизу.
Пару месяцев назад в квартиру надо мной въехала семья с двумя детьми-дошкольниками. Естественно, дети бегали и с грохотом прыгали, как мне казалось, не иначе, как со шкафа. Я встретился с хозяином квартиры и постарался объяснить ему ситуацию, показал трещины на моем потолке. Мы договорились, что, конечно, бегать детям запретить невозможно, но он объяснит мальчишкам, что прыгать с дивана на пол нельзя, потому что так они могут пришибить дедушку-соседа снизу. Он все это растолковал сорванцам, но, увы, ничего не изменилось - раз запретили прыгать с дивана, так "парашютисты" стали сигать с подоконника. Их отец опускал глаза при встрече со мной, но, похоже, сделать ничего не мог. У меня оставалось последнее средство. При очередной встрече с папашей сорванцов я посоветовал ему сказать мальчишкам, что у деда-соседа снизу живет котенок, и что если кусок потолка отвалится от их прыжков, то он может упасть на котеночка...
Эти несколько эпизодов, связанных с блокадой Ленинграда, записаны со слов Людмилы Яковлевны Марковой, которая двенадцатилетним подростком пережила блокаду от первого до последнего дня. «Наша семья жила в деревне в пригороде Ленинграда, мать и отец работали в совхозе, я училась в школе, в которую мы с соседскими детьми ходили каждый день за два километра в соседнее село. Отца мобилизовали в первые дни войны, а уже в августе немец оказался в пятнадцати километрах от нас на другой стороне Невы. Незадолго до этого стали выселять и куда-то отправлять финские семьи, которых в деревне и в поселке было много. Конечно, и до этого отношения с финнами были натянутые, но открытой вражды не было, хотя мальчишки частенько дрались со своими сверстниками. При выселении ненависть вырвалась наружу. Уходя, финны забрасывали в колодцы крысиную отраву и дохлых крыс, поджигали сараи. Хотя были и другие примеры, когда, уезжая, финские семьи оставляли запасы, которые не могли взять с собой, соседям. Уже в сентябре через нашу деревню шло много войск. Они передвигались в основном ночью, а днем стояли в перелесках или в домах. Иногда к нам в избу набивалось много солдат, которые лежали прямо на полу. И мать и соседи с удовольствием пускали таких гостей, потому что с ними иногда удавалось поесть детям. Буквально в двенадцати километрах от нас на «Невском пятачке» шли непрерывные бои, по Неве плыли трупы, иногда до нас долетал рокот артиллерийской канонады и изредка над нами строем пролетали самолеты. Эти бои за «Невский пятачок» шли постоянно в течение всей блокады. Я не помню, когда начался голод. Сейчас мне кажется, что я постоянно и нестерпимо хотела есть и до войны, что, конечно, было просто невозможно. Мы все очень быстро обессилели, но мать продолжала работать в совхозе, я ходила в школу, а брат – в детский сад. Я должна была в дни отоваривания карточек вставать рано утром и идти в соседнее село занимать очередь; на мне же лежала обязанность носить воду из колодца, который находился в двухстах метрах от дома под горкой. Когда сейчас я рассказываю кому-то о том, что в десяти километрах от линии фронта подростки ходили в школу, а дети – в детский сад, мне мало кто верит… А тем не менее – это правда! Наша школа и детский сад не работали может быть меньше месяца зимой сорок первого года. А еще меньше верят в то, что в течение всей блокады работал плодоовощной совхоз, выращивал картошку и капусту, а мы обрабатывали свой огород, причем, я не помню случая, чтобы что-то пропало с грядок… Ежедневный поход к колодцу был для меня настолько тяжелым испытанием, что склон, по которому мне нужно было подниматься с полным ведром воды, запомнился мне как огромная неприступная гора. Таким он и остался в моей памяти, когда после снятия блокады мы уехали далеко от наших родных мест. Когда лет через двадцать после войны, будучи в командировке в Ленинграде, я приехала в мою родную деревню, я не могла поверить своим глазам: дорожка от колодца к дому имела лишь едва заметный подъем. В нашей деревне от голода никто из наших знакомых не умер, хотя продовольственные нормы по карточкам едва ли отличались от ленинградских. Все-таки в каждой семье кто-то работал в совхозе, да и огороды помогали выжить. В школе давали подкрашенный чем-то кипяток и изредка крохотный кусочек хлеба. Один раз я ездила с мамой в Ленинград, куда ее отправляли по делам совхоза. Это были страшные дни первой блокадной зимы, мертвые люди лежали на тротуарах, стояли грузовики, на которые женщины в форме укладывали умерших. Мне стало нестерпимо страшно, когда я увидела, что на машину поднимают девочку с распущенными волосами - мою ровесницу. Я быстро отвернулась, но ее мертвое лицо снова и снова вставало у меня перед глазами. Больше мама меня с собой в Ленинград не брала. Однажды на какой-то праздник маме в совхозе выдали кулечек конфет. Она выделила нам с братом по одной конфетке, а остальные спрятала. В тот же день я случайно нашла эти конфеты в старом валенке за печкой. Два дня я терпела, но на третий мое терпение кончилось и я, мучаясь от сознания своей подлости, и понимая, что наказание будет жестоким, за несколько дней по одной конфетке съела их все. Через неделю мама обнаружила пропажу… На мое счастье она увидела в валенке дырку и решила, что конфеты съели мыши. Я до самой маминой смерти так и не решилась сказать ей, кто на самом деле съел те блокадные конфеты» Иногда мне кажется, что те, чьи жизни пересеклись с этой чудовищной войной и кто вынес ее на своих плечах, были сделаны из другого материала, что у моего поколения не хватило бы ни душевных, ни физических сил, чтобы достойно пройти сквозь что-то подобное. Но не дай бог, чтобы жизнь заставила нас это проверить…
У нас крохотная фирма из двух человек плюс обслуживающая нас по совместительству бухгалтерша. В январе 2011 года бухгалтерша на один день опоздала с представлением отчетности по списочному составу в налоговую инспекцию. В июне курьерской почтой принесли строгую бумагу из районной налоговой – «…камеральной проверкой выявлено грубейшее нарушение… штраф… явиться… в случае неуплаты…». Напуганный, я рысью прибежал к инспектору, на ходу расстегивая кошелек. Нет, сказали мне, вам придет повестка от мирового судьи и уже после решения судьи вам дадут реквизиты счета для перечисления суммы штрафа в размере 50 руб. Наличными нельзя – только с банковского счета фирмы. Через пару дней курьер приносит новый конверт с гербами налоговой службы. Уже областная налоговая инспекция сообщает «…камеральной проверкой выявлено грубейшее нарушение… штраф… явиться… в случае неуплаты …». Еще более встревоженный, звоню областному инспектору, надеясь все же узнать реквизиты для перечисления штрафа. Не тут-то было – «…ждите, вам придет повестка от мирового судьи…». За лето курьерской почтой пришло ШЕСТЬ практически аналогичных писем со все более строгими формулировками. На все мои звонки в налоговую, мне угрожающе вежливо отвечали, что следует ждать повестку от мирового судьи. После четвертого письма я сказал бухгалтерше, чтобы та узнала, куда перечисляли деньги другие фирмы в аналогичных ситуациях. Нашли похожее нарушение у знакомой бухгалтерши и я перевел 50 рублей на тот счет, на который та переводила штрафные суммы в своем случае. Увы, через пару дней из банка пришло уведомление, что перевод не прошел из-за ненадлежащих реквизитов счета для штрафных санкций. Я плюнул и все последующие бумаги просто выбрасывал. С сентября поток бумаг из налоговой иссяк, хотя и повестки мирового судьи мы тоже не дождались. Я уже начал забывать об этом штрафе, как вдруг на днях курьерская почта принесла седьмой конверт со штампом налоговой службы – на гербовой бумаге сообщалось, что за неуплату наложенных штрафных санкций на сумму штрафа начислена пеня в размере … Теперь я пытаюсь получить реквизиты для перечисления штрафа плюс пени… (Для справки – стоимость одного конверта минимум 13 руб.; стоимость доставки одного письма курьерской почтой – не менее 25 руб. И еще – с четырехэтажным зданием налоговой инспекции в нашем районном городе по роскоши может поспорить только здание офиса медицинского страхования).
Мы приехали с другом на его дачу. На крыльце нас уже встречали жена и мама, которой летом отметили 100-й день рождения. За чаем хозяин пожаловался, что в последнее время мама перестала гулять и выбирается только на крыльцо. Я, как врач, по привычке полез с советами: - Вам обязательно надо потихоньку ходить – хотя бы пару раз в день до колодца и обратно. Если тяжело, опирайтесь на палочку. - Ну, конечно, чтобы я, как старуха, с клюшкой по деревне ходила…
Женатая пара моих друзей. Рядом смотрятся довольно забавно: тщедушный невысокий Сережа и дородная с большими «объемами» Галя. Однажды, в застолье уже после некоторого подпития кто-то решился на вопрос: - Серега, ты такой худенький, Галя такая большая, но ведь тебе наверняка хоть раз в месяц приходится нести ее в постель на руках. Как у тебя сил-то хватает…? - Когда меня покидают силы, я ее качу!
В шестидесятые годы, когда начали вводить существенные льготы для участников войны, мой отец был председателем совета ветеранов войны на большом металлургическом заводе.
Однажды мы с отцом в гараже ремонтировали своего горбатого «Запорожца». Я, подросток, копался в двигателе, а отец с гаражными мужиками, как это частенько бывало, сидели в соседнем боксе и выпивали. Надо сказать, что народ в гаражном кооперативе был самый разношерстный как по национальности, так и по социальной принадлежности. Был даже немец Петер Фридрихович, который попал в плен под Сталинградом, оказался в лагере для военнопленных в нашем городе, а после освобождения обзавелся здесь семьей и «обрусел». Работал он небольшим начальником в таксопарке (где его уже давно переименовали в Петра Федоровича). Мужики в гаражах любили почесать языки, подколоть друг друга и получалось это у них и умно и весело – на таких посиделках нередко вспыхивали споры, слышались взрывы смеха. Но в тот раз взрыв хохота был таким мощным, что вечером я вспомнил и спросил отца, что там такое веселое произошло. Батя рассказал: - Мужики стали расспрашивать меня, как получить льготы участника войны. Я объяснил, что надо написать заявление в совет ветеранов войны и получить удостоверение… И тут Петер задумчиво брякнул: «А что, Петрович, может и мне написать заявление?»
На случайном сайте в Интернете читаю отзывы после благостной статейки о воробышках, синичках, голубках … идут умиленные (в основном женские) посты с рассказами о сообразительности птиц, об их полезности и пр. … Последние несколько постов приводят примеры связанных с птицами «надежных» примет, позволяющих узнать погоду на ближайшие часы и дни – один пост сообщает, что если синица свистит – быть ясному дню…; другой пост уверяет: если на кормушках собирается много пичуг – к метели и снегопаду…; третий пост: если синицы попискивают – быть ночному морозу… В чисто женский «разговор» встревает пост с усатой рожей на аватарке: «…если ворона летит жопой вперёд - значит сегодня сильный ветер…».