Несмешные истории

Когда я учился в университете, один из моих соседей по студенческому общежитию имел несчастье на некоторое время впасть в любовь к творчеству Вертинского. Несчастьем это было для нас, соседей, так как своей любовью он бескорыстно и щедро делился с окружающими посредством мощной акустической системы, в результате чего в мозгу моем навечно застряла замечательная строчка "В бананово-лимонном Сингапуре - в бури...". Так что когда лет 20 назад я впервые оказался в Сингапуре, то на экскурсии в тамошнем Ботаническом Садy первым делом попытался было отыскать сии дивные плоды и заглянул в информационный центр. Там сотрудник рассказал мне, что с этим вопросом обращаются почему-то всегда русские и что обычно и лимоны, и бананы именно в сингапурском климате без ухода растут плохо, не выживают: слишком влажно и жарко, плесень и насекомые уничтожают плоды еще до созревания. Xoтя у них в саду есть и те, и другие, но именно потому, что для Сингапура это экзотика (разочарование от такой новости было с лихвой скомпенсировано наслаждением от пребывания в знаменитом орхидейном центре). За ужином я поделился удивлением с коллегой - профессором местного технического университета, русским по происxождению. Тот улыбнулся: "Не ты первый, не ты последний, многие знакомые русские задают этот вопрос: почему Вертинский написал именно такую строчку? На мой взгляд, вариантов два. Первый - простой: написано от фонаря, ради красивой рифмы, типа, плодовая экзотика - она вся из тех краев. Такое возможно, но сомнительно хотя бы потому, что уж лимоны-то в те времена экзотикой были разве что в Сибири, но уж никак не во Франции и не для Вертинского. Он был человеком начитанным, профессионалом слова, писал злободневные тексты, выступал в Европе перед образованными людьми, космополитами, и просто так сочинять откровенную чушь вряд ли стал бы. А вот второй вариант - интереснее. Сингапур, будучи британской колонией, с давних времен отличался энглизированностью местных жителей, получивших прозвище "бананы" - желтые снаружи, белые внутри - которое широко употребляется и поныне в отношении вестернизированных людей с азиатскими корнями, хотя осуждается как проявление бытового расизма. А "лимонники" - это прозвище британцев американцами, ставшее модным в мире после первой мировой войны. И то, и другое Вертинский вполне мог услышать в тех кругах, в которых тогда вращался - и получился своеобразный каламбур, емкое и едкое описание населения Сингапура, вполне понятное тогдашней аудитории исполнителя."

«Как-то мне довелось наблюдать за работой группы людей у Стены Плача. Кто на стремянке, кто стоя на земле, они палочками выковыривали из щелей «божью почту» и собирали наши записочки в черные полиэтиленовые мешки. Эта процедура проводится раз в пол года, и естественно там скапливаются сотни тысяч бумажек. Правильнее сказать тысячи наших надежд, наших просьб к Всевышнему. А бумажками они становятся уже на земле под метлой. Я смотрел на эту груду скомканных бумажек и думал о поразительном феномене. Вне зависимости от вероисповедания, вне ощущения себя верующим или нет, люди без сомнения уверены, что их послание будет прочтено.
Тут рядом со мной оказался один из работающих, я не удержался и спросил собирателя:
— Ты уверен, что Он уже успел прочесть мою записочку, оставленную несколько часов тому назад?
«Почтальон» никак не отреагировал. А недалеко от меня, чуть впереди, стоял невысокого роста пожилой человек. На мой вопрос он медленно обернулся, несколько секунд пристально смотрел мне в глаза и, слегка улыбаясь, сказал:
— Ингелэ!* Он прочитал твоё послание ещё до того, как ты его написал…»

* сынок, юноша (идиш)

(с) Борис Гуревич

Однажды в начале 90-х годов ехал я с работы в переполненном автобусе. Зима, холод собачий, народ едет с работы голодный, злой и уставший. И вот на одной из остановок вместе с другими людьми в салон вошёл слегка поддатый парень, примерно моих лет. Автобус тронулся, а он, то ли продолжая начатый ещё на остановке разговор, то ли просто рассуждая вслух, негромко, вполголоса выдал примерно такой монолог:

- Когда я был маленький, мать мне говорила: "Сынок! Мы не жили хорошо, так может быть вы поживёте!".

А теперь я своей дочке то же самое говорю: мы не жили, так может хоть вы поживёте!

Вот как-то запали в душу мне тогда его слова.

Действительно, сколько бы времени не прошло, а мы всё не живём, а выживаем. И родители наши, и мы, и вот дети наши теперь. Конечно в столицах это может и не так заметно, а провинция так и не оклемалась со времён перестройки и лихих 90-х. Разве что картошку на пустырях сажать забросили. А жить - так и не жили.

Что называется "ничего личного, только бизнес":
Несмотря на поражение в Грювальдской битве 1410 года Тевтонский орден смог по итогам войны остаться практически при своих. И Орден как независимое государство просуществовал еще около 60 лет.
К фактической гибели государство крестоносцев привели несколько факторов, но очень показательно одно событие:
Главной резиденцией Великого магистра был город-крепость Мариенбург (другое название Мальброк), польские и литовские войска несколько раз его осаждали, но всегда безуспешно. И вот после очередной осады во время Тринадцатилетней войны (не путайте с Тридцатилетней) уже в 1456 году рыцари неожиданно обнаружили, что у них закончились деньги и нечем платить наемникам, которые составляли немалую часть войска.
Великий магистр придумал гениальный, как ему думалось, ход -- передал Мариенбург этим самым наемникам в качестве платы за их услуги. Видимо решил, что за свои владения те будут сражаться и так.
Вот только наемники этих ожиданий не оправдали и банально перепродали замок и город польскому королю, а сами отправились тратить полученные деньги подальше от войны...
Такого удара Орден уже не перенес, вскоре его войска и флот были окончательно разбиты, Великий магистр вынужден был признать себя вассалом короля Польши, а еще через полвека очередной магистр объявил себя герцогом Пруссии, а владения бывшего Тевтонского Ордена новым герцогством Пруссия.