Предупреждение: у нас есть цензура и предварительный отбор публикуемых материалов. Анекдоты здесь бывают... какие угодно. Если вам это не нравится, пожалуйста, покиньте сайт.18+
Сын за отца. Есть у меня старинный институтский друг Сергей, мой бывший сосед по блоку в общаге. Сам он из Братска. Первый курс. У всех студентов общажная залихватская жизнь, а на Серегу временами находила какая-то дикая хандра: он сидел целыми днями в комнате, смотрел в точку и чуть не плакал. При этом паренек он довольно брутальный - мы с ним в зале боксовали. Вот когда он в очередной раз отошел и повеселел, я навис над ним с разговорами: - Ну, чего случилось? Ты безответно влюбился? Плюнь, не стОит она того... Серега отшучивался: - СтОит, стОит, надо брать, да не на что... - Ну не хочешь говорить, дело твое, захочешь, сам расскажешь, может, чем и помогу... - Нет, не поможешь. Однажды мы вышли из института, Серега мне и говорит: - Ты спрашивал «Откуда у хлопца Испанская грусть…?» Так я тебе расскажу, может и вправду легче станет. Пошли по Невскому погуляем. Так вот, родился я в Ленинграде и родители мои питерские в хрен знает, каком поколении. Когда я был в первом классе, они круто продвинулись по комсомольской линии. Верили и приближали коммунизм. Партия сказала - надо, есть, ответил комсомол. В один прекрасный день, папу с мамой вызвали в райком, и торжественно вручили комсомольские путевки на стройку коммунизма в город Братск. Я до сих пор помню, как они до потолка прыгали, а потолки 4 метра, и давали мне первокласснику, подержать счастливую путевку в коммунизм. Так я оказался в Братске. Бабушка и дедушка к тому времени уже умерли, какая нафиг питерская квартира? Ее же нужно было освободить. Мы же комсомольцы, а не временщики, теперь Братск наш дом. Там нам дали квартиру, родители стали большими начальниками, работали, вышли на пенсию, а тут перестройка. И теперь, этим БАМовским пенсионерам, даже раз в год не купить билет на большую землю, а им каждую ночь снится Питер. Мы проходили Аничов мост, Серега остановился и показывает: Вооон видишь, на третьем этаже окно? - Вижу. - а на потолке люстра - Ну... - Меня в детстве папа сажал на плечи, и я играл с хрустальными висюльками этой люстры.... Сколько лет прошло, а она все еще светит кому-то. Ну она старинная, всех нас еще переживет. Так вот, если вдруг вижу из троллейбуса наш потолок с люстрой, так веришь ли, такая тоска нападает, на луну выть хочется. - На люстру ( неудачно пошутил я) А что тут скажешь, жизнь есть жизнь, в прошлое не вернешься, ошибок не исправишь... ----------------------------------------------------------------------- Прошло 15 лет, как я не видел Серегу, если быть точным, то пока не видел, но уверен, что скоро увижу. На днях он нашел меня в интернете, звонит: - Привет, дорогой! Я не звонил тебе 15 лет, хотя был уверен, что обязательно позвоню... А теперь о главном: Я 15 лет корячился как осьминог, впахивал как семь гномов, рисковал жизнью - пару раз чуть не убили. Но... таки да. Короче, звоню родителям в Братск и говорю: - Папа, Мама, быстро собирайтесь, я купил нам квартиру под Питером, в Тосно. Выслал денег на дорогу и контейнер, встретил, но повез их не в Тосно а...... к нашей люстре.... Тут Серега, натурально разрыдался на том конце провода. Сквозь слезы продолжал:- Я все-таки ее, сука купил - нашу квартиру, как же я торговался с этими жлобами, чтоб они оставили люстру… Мои старики, чуть не умерли сидя на нашем голом паркете. Короче приезжай на староселье. ... Хочешь, не хочешь, а поеду, куда я денусь...
Счастье от приобретения новой квартиры невозможно испытать во всей полноте, не преодолев такого испытания, как переезд. Переезд, как известно приравнивается по разрушительной силе… Впрочем, не о том речь. Схема традиционная: упаковка барахла - разборка мебели - погрузка - грузовое такси; разгрузка - распаковка - сборка мебели - подсчет убытков - выдох. Традиционно (и экономически целесообразно) для этого дела привлекаются друзья: погрузить - разгрузить - поднять в квартиру. Выпить-закусить, как полагается по окончании. Друзья же в таких случаях выступают условным гарантом сохранности всего, что грузится и перетаскивается. Лифт не так вместителен, как нам бы хотелось. Самые тяжелые, большие и дорогие вещи хошь-ни-хошь, а придется вручную. Энтузиазма поубавилось, задор унялся, огонек поугас. Однако тащить надо - и этот факт не могли изменить никакие обстоятельства. После очередного подъема, я обнаружил на холодильнике длинную свежую царапину, а спустившись, засёк возле стоящего у подъезда скарба, крайне подозрительного типа, который ходил вокруг моего имущества, внимательно его осматривал и что-то прикидывал в уме. Тип выглядел типично. Сер и отечен лицом, давно небрит, крайне несвеж одеждой и дыханием, мутен взором. Я сделал грозное лицо, а взглядом передал ему прямой вопрос «Какого уха!?». Он нисколько не смутился. - Твое? - Мое! - Наверх или вниз? Я решил сразу обрубить беседу: - Слышь, у меня все нормально, грузчики есть… В этот момент подтянулись мои «грузчики». Они мгновенно смекнули, что к чему и уставились на меня глазами, полными мольбы и отчаяния. Человеколюбие всегда было моим слабым местом - и я, мысленно оправдавшись перед женой за предполагаемые повреждения имущества, приступил к обсуждению условий контракта. - Сколько? - язвительно спросил я. Он взял паузу, завершил в уме калькуляцию и назвал мне совершенно смехотворную по сравнению с той, которую я в принципе уже был готов заплатить, сумму. Весомо добавил: - Командир, ты не переживай, не побьем. Не в первый раз. - Ладно, - как-то неуверенно сказал я . Друзья облегченно выдохнули. Я приготовился к худшем, потому что нормальный человек таким субъектам дырявое ведро не доверит… Тип удалился и через пять минут привел с собой еще четверых джентльменов из своего племени. Дальнейшее выглядело в моих глазах каким-то волшебством. Эти чумазые маргиналы быстро засуетились вокруг кучи, при помощи жестов, взглядов и междометий формулируя для себя техзадание. Тип принимал информацию и распределял рабочий ресурс. Из-за пазух извлеклись автомобильные «галстуки» - и понеслась. Я не знаю, где готовят профессиональных грузчиков. Но этих, видимо, обучали серьезно, да и сами они, скорее всего были как минимум аспирантами в своем профиле. Они хватали-перехватывали тяжеленные и неудобные предметы какими-то только им ведомыми хитроумными приемами, менялись по пути, чистейше проходили лестничные виражи. Какие-то особенно громоздкие вещи они так же хитроумно обвязывали галстуками, мгновенно делали в нужных местах какие-то петли, хватались, и не теряя темпа заносили их наверх. На всякий случай - восьмой этаж. Все в динамике, ритмично, четко, я бы даже сказал, изящно. Они не сделали ни одного перекура и ни разу не остановились по дороге наверх. Они даже матерились и пыхтели, не сбивая такт. Через тридцать пять минут перед подъездом остались только мы. Мы обалдело смотрели туда, где только что высилась колоссальная груда всего, что было нажито моим непосильным трудом и щипали себя за уши. У меня в памяти прокручивались переговоры по телефону со всякими службами перевозки, где томные барышни или косноязычные соплюхи говорили мне про 500 в час - водителю + 500 в час + 100 за этаж (!?)- каждому (!?) грузчику. Сверху из квартиры позвонила жена и выразила свое глубочайшее удовлетворение качеством проделанной работы. Появились наши работники, старший направился ко мне для доклада. Я протянул ему купюру в 1000 кг, что почти на треть превышало утвержденный бюджет. Прораб замялся и оглянулся на свою команду - те развели руками. Ага. Нет сдачи. Естественно - разводят на лишнюю пару соток, как же! Однако, я никогда не хвастался знанием человеческой натуры - и правильно делал. Потому что хрен я угадал! Прораб смутился: - Командир, нету сдачи… Вон магазин, мы тут подождем. Он сунул руки в карманы. Бригада встала «вольно» и приготовилась покорно ожидать. Несомненно, передо мной стоял честный человек, добросовестно исполнивший условия соглашения и не пытающийся мошенничать. Надо ли говорить, как я был впечатлен? Я отрицательно затряс головой и еще раз протянул ему купюру. Он взглянул на меня, с достоинством принял деньги, кивком головы отдал команду сниматься - и джентльмены направились по своим делам…
Пост скриптум:
Скажите, как мне теперь относиться ко всяким заманухам всевозможных контор, занимающихся доставкой, после того как своими глазами увидел идеальный пример схемы «employ, when you need, pay how you think fit» или «найми, когда надо, заплати, сколько считаешь целесообразным». И кто осудит моих друзей, которые, переглянувшись, пошарили по карманам, окликнули удаляющуюся компанию, и из чистой любви к искусству «накинули» им еще штуку?
Кому повезло никогда не стоять в пробке на МКАДе, никогда не узнают, какими словами упоминают водители тех деятелей, которым приходит в голову заниматься починкой своих драндулетов именно в пробке и именно в вашем например ряду. Попробуйте объехать это препятствие среди плотной колонны потных и злых водил. Тем не менее у старожилов трассы выработался стиль притормаживать и пропускать перестраивающихся бедолаг по одному. Потому что через пару минут такая же помощь при объезде очередного придурка может понадобится и тебе самому. Ты пропустил - моргнул спасибо - тебя пропустили - моргнули спасибо. Дорога она на всех одна. Но есть и еще один тип водителей, отличающихся особенной глупостью - как правило это так называемые пацаны, искренне убежденные в своей исключительности из общих правил. По своей дикости малолетней они еще не знают, как лечат дураков профессионалы дальнобойщики. Пришлось наблюдать такой воспитательный процесс в действии в самые жаркие дни лета. Едет в плотной пробочной колонне в крайнем левом ряду красненькая машинка авео с подмосковным пацаном - всем в себе довольным. Крайний левый ряд МКАДА отличается тем, что слева он ограничен бетонным бордюром метровой высоты. Никуда не денешься, тем не менее этот пацан демонстративно никого из периодически объезжающих на дороге ремонтов и аварий не пропускает, наоборот ускоряется перекрывает дорогу и в открытое окно поливает всех матом - какого типа хрена какие-то насекомые имеют наглость втиснуться перед его королевской особой. Но вокруг лето, жарко, у большинства машин окна открыты, дорога в пробке долгая, все всё слышат, а дальнобойщик не дальнобойщик, если у него нет рации. Тихо мирно справа от этого центра вселенной формируется колонна фур. А пацану наконец настал срок съезжать с МКАДА. Слева бетон, справа фуры. И как он никого не пропускал, точно также и фуры именно эту авео никуда и не пускают. Наивный думал, что остановившись и переждав колонну он сможет съехать. Только у фур рации, за рулем профессионалы и ничего у этого деятеля не получилось. Так и доехал со всеми вместе от Горьковского шоссе до конца пробки на Варшавском шоссе - 30 км. Надеюсь, что урок этот ему запомнится надолго. Так что, господа водители, будьте вежливы и взаимопомощными на дорогах страны. И не забывайте моргать спасибо.
Мужик в кассе небольшого аэропорта, где-то в Сибири. - Мне билет в Чикаго. Кассирша отрицательно мотает головой. Мужик расстроено, видно это уже не первое место в этих краях, откуда он пытается улететь: - У вас тут в Америку что-нибудь летает? Кассирша кивает на стоящего сзади военного. Тот: - У нас да, летает. Но придется ждать третьей мировой.
Сегодня звонит знакомая, рассказывает. Дочка,8 лет, смотрит в тетрадку, бубнит по слогам. Мать прислушивается, а девочка ругается матом!? - Ты чего там читаешь???? Учительница в школе сказала выучить скороговорку... Вот такую: Ах у Ели Ах у Елки Ах у Ели Злые Волки....
Еще раз о сдаче экзаменов Эпизод 1 Выпускные экзамены перед дипломом. Длинный стол, за ним комиссия. На столе цветы и билеты (около 60 вариантов). Со стороны преподавателя: Подходит студент - двоечник (и как он дожил до диплома?). Дрожащими руками берет билет, тянет по столу на себя. Билет выпадает из рук, роняет его под стол. Бормочет что-то типа "Ой, извините", наклоняется, поднимает читает, отдает преподавателю. Преподаватель регистрирует номер в тетрадке: "Садитесь, готовтесь" Студент пишет сам, вроде не списывает, окружающих не тревожит. Сдает написанное - на оценку "Отлично"! Обе темы и 2 задачи! Но на доп. вопросах сыпется, получает "Хорошо", уходит. Со стороны студента: Наклоняюсь за билетом, пока закрыт столом легким движением руки из рукава пиджака дастаю ДРУГОЙ билет, упавший сгибаю пополам, сую в рукав. На все - 2 сек. 3 дня назад этот экзамен сдавал другой поток, я просил стащить (не сдавать) для меня 1 билет (из 60). У меня было 3 дня, чтобы к нему подготовиться...
Случилась эта история в приснопамятные времена эпохи великого построения коммунизма в одной отдельно взятой стране. В одной из центральных (показательных и престижных) школ столицы одной из южных солнечных республик работала честная и, вполне, по тем временам, идеологически подкованная преподавательница русского языка и литературы, скажем, Галина Петровна. На хорошем счету, преподаватель со стажем, знающая свое дело, словом, те, кто в теме, помнят эту породу добросовестных и любимых учителей. Наступило очередное весеннее (или осеннее) плановое обострение у местного городского отдела народного образования (гороно) и стремительно надвинулся срок очередной инспекционной проверки подведомственного учебного заведения. На школу надвигался очередной десант проверяющих, состоящий из светил местного образования, представителей городского комитета компартии и прочих, примкнувших к ним, сотрудников означенного гороно. Проверка состояла в том, что на уроках по самым разным предметам на задних партах рассаживалась комиссия из нескольких вышеупомянутых товарищей и в течение всего урока строго оценивала работу как преподавателя, так и вверенных ему учеников. Умытые и причесанные ученики как по писаному излагали темы, рисовали и писали на доске схемы и задачи и давали заранее зазубренные даже двоечниками ответы - так как бытовало мнение, что кто-то из проверяющих может вмешаться в процесс и внезапно спросить любого по теме урока. Словом, то еще испытание для профессионального преподавателя, поскольку можно было запросто схлопотать как по партийной, так и по административной линии, а то и вообще загреметь из школы в центре, на захудалую окраину. Так что дело обстояло весьма серьезно. И вот, накануне данного события, директор школы собрала всех, включая нашу героиню, и произвела накачку в следующем направлении. Проверка - ежегодная, но «особая», в составе комиссии будут люди даже "из Москвы". Все должно быть на космическом уровне, шерсть должна стоять дыбом, пятки вместе, носки врозь и, не дай бог, что-то будет идеологически не выдержано. Да, да, я Вас, Галина Петровна, имею в виду, чтобы вы тоже над своими примерами про русский лес и стихами декадентов тщательно поработали и вообще. А если все будет правильно, а задачки по математике будут про перевыполнение производственного плана, а не про яблоки и бассейны, то все будет просто замечательно и премий никого не лишат, а меня не снимут с должности на старости лет. Все поняли? Всю ночь, персонально упомянутая Галина Петровна сочиняла примеры для завтрашнего занятия, посвященного формам предложений. За примерами в то время ходить было не надо – любая газета «Правда» и даже «Известия» пестрили ими ежедневно. "Нашей Родиной является Советский Союз ", "Цель советского человека - построение коммунизма", "Советский народ одобряет программу партии" и тому подобное, наверное, хорошо помнят те, кому за сорок. Все было в ажуре. Формулировки так и сыпались на бумагу, и у Галины Петровны потихоньку отлегло от сердца. Все будет хорошо, повторяла она, все будет хорошо. Настал великий день. Строгие люди в хороших костюмах и дамы с депутатскими значками заняли положенные двоечникам места, а в уголке примостилась сама директор школы, питавшая особые надежды на Галину Петровну, как одну из лучших в своем деле. Галина Петровна глубоко вздохнула и объявила тему урока - формы предложений русского языка или как-то так. Комиссия расслабилась и стала частично погружаться в сон. Мел, скрипя, нанес на доску «Нашей Родиной является Советский Союз», «Цель советского человека…» и так далее. Группа отличников напряглась и с готовностью потянула руки. Галина Петровна провозгласила первое предложение. «Кто построит вопросительную форму? Так. Иванова!». «Является ли Советский Союз нашей Родиной?» «Правильно, садись!» «Петров!» «Является ли целью советского человека построение коммунизма?» «Правильно!» Все шло хорошо, класс и учительница расслабились, и никто пока ничего не почувствовал, однако председатель комиссии, холеный мужчина с импозантной внешностью, вдруг открыл глаза и стал вслушиваться в то, что громкими и ясными голосами рапортовали ученики. «Отлично! А теперь давайте построим утвердительную и отрицательную форму предложения! Ты, Сидорова!» «Да, Советский Союз является нашей Родиной» «Правильно! Иванова! Отрицательная форма?». Иванова встала, открыла рот и произнесла «Нет, Советский Союз не является нашей Родиной!» Внезапно наступила гулкая зловещая тишина, и из угла, где сидела директор школы, вдруг донесся сдавленный короткий вздох, как будто у кого-то перехватило дыхание. С места медленно поднялся председатель комиссии. Его лицо было багровым, а рот хватал воздух. «Что… что… что Вы себе позволяете!... Как Вы смеете!... Это… это… преступление… нет! Это … практически диверсия… государственная измена!» Помертвевшая Галина Петровна обернулась к доске и вдруг отчетливо сформулировала отрицательную форму второго предложения «Нет, построение коммунизма не является целью советского человека!» Об остальном не стоило и говорить… Гром прозвучал в ушах Галины Петровны, все поплыло, и она тяжело опустилась на стул, ничего не видя и не слыша. А комиссия, во главе с разъяренным председателем, с топотом покидала замерший как на фотографии класс, до которого тоже стало доходить… К чести тогдашнего партийного бомонда, среди них были в основном реалисты, а уж в нацреспубликах и подавно - наивных и повернутых на идеологии было мало, да и в гороно тоже оказались люди с юмором и сообразительные. Галина Петровна отделалась публичной выволочкой на экстренном педсовете, правда дама – директор на нем не присутствовала, так как загремела с сердечным приступом. Отдувался за нее парторг, которого тоже выволокли в горкоме партии. История умалчивает подробности. Однако ходили слухи, что в кулуарах местных партийных органов нет-нет, да и разносилось коллективное неофициальное ржание, так как владение формой предложений позволяло практически любую фразу любого документа быстренько превратить в идеологический выпад, что несомненно оздоровляло затхлую атмосферу эпохи застоя.
Много в аптеке историй случается. Вот и со мной залипуха произошла. Сам я не употребляю и вроде здоровьем бог не обидел, а тут в новогоднюю ночь просквозило меня что ли, и к утру, типа там, сопли, насморк, короче иду в аптеку. Смотрю, девчонка-аптекарша дедулю одного за#балась облекарствовать: он то про то вспомнит, то про это ему не надо уже... А она, бедняжка, носом насморкически шмыгает, все ему выкладывает и тихо про себя матерится: ну с насморком человек как и я, типа, коллеги по несчастью. Ушел дед, она меня спрашивает, чего, мол, надо. Человек я участливый, попросил того, от чего и ей полегче станет. Сказала что с меня девятнадцать рублей и ушла. Приносит, смотрю: "Антипохмелин"! Хорошо, значит хороша была ночь...
Диалог в универсаме. - Отодвиньте в сторону свою тележку: она мешает мне пройти к кассе! - Но вы, однако, стоите в очереди за мной. Да и кассирша только что отошла... - Вот именно!
Лекция по международному праву близилась к концу, преподаватель уже начал собирать листы со своими записями в портфель. Студенты выплывали из лекционной дремы, некоторые украдкой потягивались, надеясь, что со стороны это выглядит так, будто они что-то разглядывают на доске. - На этом мы закончим рассмотрение проблем эмиграции евреев из СССР. Вопросы есть? – дежурная фраза преподавателя окончательно меня разбудила, и я зачем-то спросил: - А если еврей по паспорту Иванов, его в Израиль выпустят? Сзади кто-то хихикнул, сосед Серега ткнул локтем в бок. Преподаватель продолжал складывать в портфель свои бумажки. Может, не расслышал? Я привстал и повторил вопрос громче. Да что сегодня с Серегой? То в бок тычет, то за рукав дергает, посадить пытается… Бля-а-а… Я как-то и не подумал, что у препода фамилия Иванов. И выглядит он как настоящий еврей… Может все-таки не расслышал? Преподаватель закончил свою возню с портфелем, посмотрел на меня («какой-то недобрый у него взгляд получился»), и сказал: - А по этому поводу я хотел бы напомнить Вам, молодой человек, известный анекдот - в России бьют по морде, а не по паспорту. Увы, расслышал. Мне же ему зачет сдавать… И госэкзамен через год… Интересно, он злопамятный?
Во времена глубокого застоя, подрабатывая санитаром в доме скорби, заступил как-то на ночное дежурство на пост номер два. Наблюдательная и преднаблюдательная палаты на пять и десять коек соответственно. Дверей в палатах предусмотрено не было. Напротив преднаблюдалки - комната для мальчиков с жужжащим, как двигатель АН-12, вентилятором. Расположился коротать смену. Подошёл ко мне безобидный старожил, полинаркоман с практически распавшейся личностью, склонил буйну голову и заискивающим шёпотом попросил: «Брат, раскумарь… ну, раскумарь, брат». В одной тональности без перерыва на перекур или ещё на что… Фамилию он имел достойную своей хвори - Курилов. Вечерний обход врача завершился, а страждущий продолжал канючить. В очередной раз убедился, что государство просто так не платит добавку к жалованию. Грех обижать юродивых, я был готов свернуть навязчивому «братану» шею… стоп! Помочь ближнему - дело благое. Таблетки фенолфталеина (пургена) - маленькие, цена - три копейки килограмм. Эврика!!! Бегом в процедурный кабинет, пригоршню слабительного, держи, родимый, раскумаривайся! Курилов манерно, плавно запустил в рот колёсико-самоглот, пожевал и, к моему глубочайшему разочарованию, сплюнул в урну, туда же отправились и остатки пургена. - Неее, брат, сладкое не кумарит, не кумарит сладкое, нет, нет не кумарит сладкое, ох, не кумарит сладкое… - А горькое кумарит? - Горькое… горькое… горькое кумарит! Кумарит, кумарит горькое, да, да, да! кумарит горькое! - Погоди, я сейчас. Магния сульфат, двадцатипятипроцентный раствор и горький, и … сами понимаете. Тонкостенный 250-и милилитровый стакан с горкой. - Отведай, Курилов. Аккуратно лизнув жидкость, с видом олимпийца, который пробежал 100 м за 6,00 сек он воскликнул: - Кумааарит!!! Кумааарит!!! Горькое кумарит!!!!!! Мелкими глотками, словно нектар богов, была осушена ёмкость, радостный малый разделся, лёг в кровать и отправился бродить по своему наркотическому раю. Вскоре послышались судорожные телодвижения, затем Курилов в одном тапочке, как торпеда, оставляя за собой шлейф жидких каловых масс метнулся в сортир. Минут через пять маленький жёстко обиженный человек подходит ко мне. В глазах его многовековая скорбь еврейского народа: - Еб#л, ох, еб#л, брат, я твои раскумарки…… Более полутора лет подрабатывал ещё в доме скорби. Курилов ни разу не подошёл ко мне.
Сашка Литвин, более известный в деревне под кличкой Зародыш, прозванный так за свой маленький рост, вертлявость и крайне корявый характер, попал в пренеприятнейшие положение. Вернее, в положение оказалась его пассия – Верка-Самовар, к которой Зародыш наносил частые визиты. Казалось бы, чего в этом удивительного? Ровным счетом – ничего, ибо Сашка изрядно потрудился, как добросовестный пахарь, возделывая необъятную ниву, что рано или поздно следовало ожидать благодатных всходов, ан нет – радость отца в перспективе омрачала тень сомнения: с чего бы это? Ни от кого не беременела, а тут на тебе – шкатулка с сюрпризом, знать бы еще какой черт из нее выпрыгнет? В свои двадцать пять лет Зародыш, хотя и повидал многое, но к такому повороту событий не был готов. Вообще, жизнь у него складывалась – нарочно не придумаешь. В восемнадцать лет он стал антисоветчиком. Его подрывная деятельность против устоев социалистического государства заключалась в том, что однажды, а было это в день получки – он спьяну заснул в сельсовете в какой-то кладовке на половых тряпках и вениках. Проснулся Зародыш среди ночи и стал орать благим матом, призывая кого-нибудь на помощь, но это был лишь глас вопиющего в пустыне – сельсовет безмолвствовал. К несчастью, под утро ему удалось выбраться из кладовки и, он не придумал ничего лучше, как нагадить на стол председателя колхоза. Отягощающим вину обстоятельством послужило то, что, спарив низменную, но естественную нужду, вместо привычной газеты он использовал вымпел «Победителю социалистических соревнований», за который наш колхоз боролся на протяжении всей своей истории. Разумеется, Санёк не питал лютой ненависти к советской власти, ровно как и страстной любви. Содеянное им, можно бы было отнести к разряду детской шалости, вроде постукалочки на Петров день и, приняв во внимание его пролетарское происхождение, по-отечески пожурив его, с улыбкой придать это дело забвению, но знать не под счастливой звездой появился на этот свет Зародыш. Сам-то он, осквернив председательский стол и надругавшись над вымпелом, а вместе с ним и над самой идеей соцсоревнования, хотел было через окно выбраться на улицу и бесследно кануть во мрак ночи, но на окнах сельсовета вот уже с месяц как стояли стальные решетки. Про решетки на окнах Санёк ничего не знал, хотя причина их внезапного появления была ему, ровно, как и всей округе доподлинно известна. На кануне предыдущей получки какой-то злой рок вывел из строя всю бухгалтерию: кто ногу сломал, кто в декрет ушёл или того хуже лёг на сохранения, словом за деньгами в банк ехать некому. Тут кто-то из конторских старожилов вспомнил, что завхоз Яков Мартынович ещё перед войной окончил экономический техникум. Чем не кандидатура? Тут наша бюрократия давай его на все голоса расхваливать перед председателем, чтобы только самим с деньгами не связываться. И такой он, и разэтакий: видный, степенный, рассудительный, а что запойный, так по самой малости, ну бывает, напьётся иной раз до поросячьего визга, не до зелёных же чертей? Вернулся в родной колхоз Яков Мартынович с деньгами под вечер: уставший, голодный, стерильно трезвый и злой, как собака. Пересчитал деньги в мешке – всё сходится, тютелька в тютельку, повеселел малость. Тут к нему в контору его родной братец наведался – Пётр Мартынович (в простонародье ПМ, как пистолет Макарова, а ещё, как инвалида, его называли Шлёп-Нога), возликовал душой Яков Мартынович: давно с братцем не виделся – дома-то у них под одной крышей стоят. Напились они в тот день на радостях, как два свинтуса, до беспамятства. А утром ЧП в колхозе случилось: несгораемый сейф в тонну весом через окно уволокли. Сам сейф, разрезанный автогеном, милиция нашла в лесополосе, в трёх километрах от деревни. Разумеется никаких денег в нём не было. Мешок деньгами сам неожиданно объявился в кабинете у завхоза под письменным столом, где вчера братья бражничали – не дошёл оказывается Яков Мартынович до сейфа. Вот тот редкий случай, когда пьянство и безалаберность преподносят приятные сюрпризы. После этого и появились решётки на окнах – сюрприз для Зародыша неприятный. За этот фортель Зародышу дали год. Причем ни за хулиганство, а по статье достойной уважения и именуемой в народе «антисоветчиной». Сидел Зародыш вместе с матерыми диссидентами: известными писателями, художниками, дипломатами, учеными и прочей публикой, познавшей на собственной шкуре горе от ума. Со своими восьмью незаконченными классами, Зародыш исполнял роль политической прослойки между пластами этой богемы. В тюрьме ему понравилось: работать не заставляли, кормили неплохо и ежедневно снабжали свежей прессой и книгами. Именно там Сашок приобщился к чтению, научился раскладывать пасьянс, расписывать «пульку» и играть в шахматы, а пуще всего, понаслушавшись умных речей, и сам насобачился рассуждать на всевозможные темы на языке непонятной абракадабры, как попугай после общения с радио. О своих товарищах по неволи Зародыш отзывался уважительно: – До чего умные, сволочи! Иной раз такого тумана напустят – голова пухнет. Профессора, академики, а не кичатся грамотой: сало жрут, чифирь пьют, я даже бражку для них в огнетушителе затирал – ничем не брезгуют, – дальше Зародыш делал умное выражение лица и, прохаживаясь взад-вперед, словно, тасуясь по камере, повторял слово в слово чью-то понравившуюся ему речь: – И чем же, господа евреи, вам советская власть не угодила? Может быть тем, что она избавила мир от фашизма? Гитлер бы достал вас в любой части света, можете не сомневаться. Или тем, что при ней вы достигли таких вершин, о которых при царе-батюшке и мечтать не смели. Кем мог быть еврей при царе? Лекарем, аптекарем, ростовщиком, ломбардником, а во власть ему путь был заказан. Еще Петр 1 сказал: «Евреев на государеву службу не брать и власти им не давать, ибо, где сегодня посадишь одного – завтра найдешь пятнадцать, этак никакой казны ненапасешься». Читайте, голубчик, Бердяева. О роли евреев в русской революции он отзывается весьма и весьма нелестно. И отчасти справедливо». После таких складных речей в деревне было даже поползновение переименовать Зародыша в Политика, но новая кличка за ним не прижилась, хотя ему доводилось нет-нет выдавать такие перлы, что народ, далекий от диссидентского движения, просто диву давался, например: – Как вы относитесь к теории Ферма? – спросил Зародыш у учителя математики, который бился с ним почти десять лет, пытаясь вдолбить в его голову таблицу умножения хотя бы до трех. От подобного выпада бедный учитель – человек в научных дискуссиях неподнатаревший, рассыпал по полу сельского магазина кулек мороженой мойвы, и, попытался уточнить у диссидентского эрудита, какую ферму тот имеет в виду – ферм в деревне было четыре. – Вот тах-то вот! А еще учить беретесь? – очередь возбужденно загудела: – Утер, утер Петра Яковича – вот контрик! – Поджигатель атомной войны! – резюмировал представитель старой гвардии, бывший активист и застрельщик – дед Афанасий. Шутки шутками, а в армию Зародыша с такой статьей не взяли – не могла Советская Власть позволить защищать свои рубежи идейному врагу. Зато взяли в тюрьму. На сей раз по статье самой обычной – кража. В то время пошла мода: чуть ли не каждый месяц «подминать» деревенский магазин. Как только на улице выдавалась безлунная ночь, а по телевизору шел интересный фильм – вдруг, ни с того ни с сего, вырубалось во всей округе электричество. Деревенские уже знали – магазин грабят. Отсидело к тому времени за этот магазин половина деревни. Ребята особенно не наглели, а брали только самое необходимое: ящика три водки, да так закусить по мелочам, исходя из самых скромных запросов. Честно говоря, в этом магазине кроме водки и консервов «завтрак туриста» брать было нечего – за это и срока им давали самые милосердные: два-три года не больше, иные и вовсе, кто по первому разу условно отделывались. Словом, хоть и крепка Советская Власть, а гуманна. Для русского человека отсидеть три года – все равно, что к теще на блины съездить. И надо же было такому случиться: угораздило Зародыша затесаться именно в такую компанию, где уже все за этот треклятый магазин отсидели, кроме него. Сызмальства у Зародыша страсть была с «большими» ребятами вожжаться. Он и в первый раз из-за них в сельсовете очутился; взялся пить с ними на равных, дескать, мал золотник да дорог. Те – стакан, и Сашок – стакан. Хоть бы подумал своими куриными мозгами, что он в сравнение с ними, как тот же самый граненый стакан супротив наперстка. Чем это закончилось – мы знаем. Так и в ту ночь. Едва гульба достигла своего апогея, беседы задушевные начались, даже подраться и то толком не успели – как на тебе – деньги на водку кончились, и, как назло, желающих проспонсировать народное гуляние не было. Тут вспомнили, что Зародыш за магазин еще ни разу не сидел. Тот, было, заартачился, начал разводить «алалы» о несовместимости диссидентства и явной уголовщины, но народ находился в состоянии крайнего возбуждения и доводам Зародыша не внял, а дал ему пару затрещин и потащил к бабке Нюриному сараю за ломом, которым старуха подпирала ворота. Сценарий ограбления был отработан «от» и «до» «в высоких правилах искусства»: на провода бросили стальную перемычку – коротнуло, посыпался фейерверк искр – сработала система безопасности трансформатора и вся деревня погрузилась во тьму. Изъеденная крысами, и без того многострадальная, сигнализация даже не мяукнула. Зародыш посередине магазина высыпал мешок манной крупы, приготовив себе, тем самым тару под награбленное добро, и принялся упаковываться. Будучи человеком, умудренным жизненным опытом, помимо водки, нехитрой закуски и папирос – Сашок взял еще резиновые сапоги, чтобы было в чем «топтать зону». Мешок с добычей волоком дотащил до канавы, за которой его уже поджидали «большие ребята», а сам, как честный человек, пошел ставить лом на место. Затем компания ушла в «подполье», схоронясь, на чердаке нежилого дома. Однако конспирация этой организации была отлажена плохо, ибо еще до приезда милиции, деревенские мужики протоптали туда через бурьян с десяток тропинок, то и дело кунаясь за опохмелкой. Погуляли славно – когда, наконец, приехала милиция, изымать из украденного было нечего. От услуг адвоката Зародыш отказался, сказав, что будет, как Димитров, защищать себя сам. На суде новоявленный Плевако так блеснул своей речью, что и судья и присяжные пришли к общему мнению: пора с этим деревенским магазином кончать, хватит либеральничать и играть в бирюльки – нужно положить конец соблазнам, в промежутках между получками и авансами, грабить эту продуктовую точку. Наверное, это был редкий случай в судебной практике, когда суд присудил больше, чем запросил прокурор. И намного больше: следователи обещали – два, прокурор требовал – три, а суд приговорил – к пяти. Бог весть, какими правдами и неправдами, но отсидел Зародыш только три года и весь расписанный как Сикстинская капелла возвратился в родную деревню. Все-таки общение в свое время с интеллигенцией, пусть даже опальной, сыграла положительную роль: Сашок не колол что попало – его тело украшали только высокохудожественные произведения. Грудь Зародыша украшала картина «Возвращение Иисуса Христа на землю», а спину «Переход Дмитрия Донского через реку Непрядва». Пошевели Сашок руками и облака наезжали на купола храмов, а поведи лопатками – войско князя приходило в движение – эффект мультипликации. Таким образом, Зародыш нес искусство в массы. Но прекрасная половина человечества к классической живописи была равнодушна, ровно, как и обладателю бесценных раритетов – на любовном фронте у Зародыша наблюдалось сонное затишье. И вот, господа снимите шляпы, ЕЕ Величество Дама – Верка-Самовар! Дабы не уподобиться Баркову, я упущу описание откровенных сцен, полагаясь на воображение читателя, лишь скажу, что Верка-Самовар, чью буйную страсть не могли удовлетворить четыре соседние деревни и прикомандированные шефы, пришла от Зародыша в дикий восторг. Зеленые облака на груди Сашки накрывали нищих сидящих на паперти, а конь Дмитрия Донского, закусив удела, летел на Мамаев курган. Предвижу, как взъестся на меня, патриотически-настроенная, критика: «Опять чернуха! Сколько можно? До коли? Пора прекратить издеваться над русским человеком! Искусство должно сеять вечное, разумное, доброе». Полностью с вами, господа, согласен, – действительно пора: и издеваться прекратить, и сеять начать. Разумеется, для своего рассказа я мог бы выбрать более достойного героя, – в духе пожелания времени – какого-нибудь приторно-положительного фермера, которые встречаются в природе так же редко, как тигры-вегетарианцы. Но что прикажите делать с Зародышем? Ведь он не плод моего больного воображения – Зародыш живет, дышит, мыслит, в пределах отпущенного ему природой, радуется и страдает. Как ни странно, но у него тоже есть душа. Дело, видите ли, в том, что мы с вами привыкли рассуждать с позиции мещанина-обывателя: полезно или вредно. И всю флору, и фауну мы делим по тому же принципу. Пчелы, шмели, муравьи, шелкопряды – полезные насекомые. Моль, комары, оводы, слепни, клещи всех видов – наоборот. А куда отнести ночного мотылька? От него вроде и вреда нет, разве, что подтеки от разбившегося тела на ветровом, или он оконном стекле? С ботаникой и вовсе беда – кто мне объяснит, зачем природа создала сорняки: осот, молочай, хвощ, сурепку? Зачем в лугах цветет Иван-чай и растет конский щавель? В лесных низинах, неизвестно с какой целью, скромно, цветет Вороний глаз? Природа не исходит из интересов целесообразности, вопреки прагматичности, – она многолика и многогранна. И если бы на земле процветали только одни Пифагоры и Аристотели – скучно, верно, было бы жить на этом свете, господа. За это лето с Зародышем произошли отрадные перемены, смирившись с тем, что женитьбы, видно, на Верке-Самовар ему не миновать, по причине её беременности – он взялся за ум: отложил до поры диссидентство и устроился работать штурвальным на комбайн. С утра и до темной ночи Сашок пополнял бездонные закрома Родины, не забывая при этом, о своем и тещином амбрах. Украденное зерно, он вначале складировал в лесополосе, а затем, выкроив пару часов свободного времени, привозил в мешках на попутке к дому. – Давай, давай, разгружай, только быстро – повяжут меня с вами, волками! – поторапливал он будущего тестя, – Шевели поршнями, а то плетешься, как вошь по струне. Тесть Зародыша – мужик коренастый и рослый, с огромными руками (пальцами одной руки свободно обхватывал трехлитровую банку) весь мокрый от пота, рысью таскал мешки с пшеницей. – Слышь, ты, яйцеклетка, – обращался он к дочери Верке, – уйми своего сперматозоида, пока я его не прописал в крапиве под забором – улетит, хрен сыщешь, так в лопухах и затеряется. Это его счастье, что я нынче трезвый, приехал бы он вчера… Растроганная такой заботой теща, ловила Зародыша за шиворот, тискала и всё норовила поцеловать. – Да отстань ты от меня, слюнявая скотина, у меня и без тебя вся морда шелушиться – посиди круглые сутки в чистом поле. А ты, – обращался он к Верке, – чтобы дома сидела, а то я тебе устрою Варфоломеевскую ночь. Ишь, ходит она по деревне консультируется: ей: «Иди самогоночки выпей», а она: «А мне разве можно в моём положение?» Ещё раз услышу – я тебя в такое положение поставлю, что и сюрреалисты не придумают. Ты что хочешь мне дебила родить, вроде этого? – Зародыш кивал на пробегающего мимо с мешком тестя. – Верка! Заткни инфузорию, а то овдовеешь, не успев замужем побывать – быть ему сегодня утопленным в уборной, если сию секунду он не уедет в поле зерно молотить! – Ревел взбешенный тесть. Так в житейских хлопотах и пролетело лето. Свадьбу решили назначить на конец сентября. За несколько дней до свадьбы Зародыш решил съездить в город, купить себе костюм-тройку, туфли, а заодно провести «мальчишник». – Это такая старинная традиция – «мальчишник» – проводы холостяцкой жизни, – объяснял Зародыш Верке, – Так даже Пушкин делал, а я чем хуже? Верка смотрела на жениха с пониманием. Какая же невеста признается, что её суженный хуже Пушкина? Что в нём хорошего-то было в этом Пушкине? Арап, бешенный, ревнивый и стихи длинные писал, обожрутся с няней браги – и давай строчить поэмы, а ты потом в школе мучайся – учи. Нет Сашок ничем не хуже – голубь, маленький, ласковый и страсть какой умный. Но, а какой «мальчишник» без женщин. Женщины в те дни буквально падали к Зародышу в объятья. Он им и лекции о Древнем Риме и Новгородском Вече читал, и демонстрировал шедевры живописи на собственном теле – все их в Сашке умиляло, но больше всего карманы набитые деньгами. Но с деньгами происходила странная метаморфоза: фиолетовые четвертаки превращались, в красные червонцы, червонцы же синели в «пятерки», зеленели в «трешки», желтели в рубли, а потом и вовсе закатывались за подкладку мелочью. Очнулся Зародыш ночью в каком-то заброшенном сарае: ни закадычных друзей, ни синеносых девок, со сбитыми коленками и блямшами под глазами – никого. А самое главное: ни костюма, ни туфлей и ни гроша в кармане. Эх, нелегкая эта доля нести свет просвещения в массы. Дворяне-разночинцы пробовали, и всё приблизительно так же закончилось: черной неблагодарностью и головной болью. «Страшен был Голиаф в гневе». Будь Зародыш Наполеоном и будь у него армия, приказал бы он сейчас спалить, к чертовой матери, весь этот поселок. Но армии у него не было, была лишь Жозефина на сносях, на которой надлежало жениться, правда, не Бейкер, а Верка-Самовар. С горькой досады поднял Зародыш с земли булыжник – орудие пролетариата и запустил его в витрину поселкового универмага, где он собирался до этого приодеться. Испугавшись звона разбитого стекла, Зародыш бросился в кусты, затаился там и стал ждать милицию, которая находилась буквально в квартале от универмага. Прошло полчаса, час – милиция и не собиралась приезжать. Тут Сашок и понял, как поправить положение. Приехавший утром на место происшествия следователь долго не мог понять, что могли взять в универмаге воры: вся бытовая техника стояла на месте, дорогие шубы тоже висели нетронутые, но, тем не менее, следы на подоконнике не оставляли сомнений, что в магазине кто-то побывал. И вдруг, осматривая ряды с костюмами, следователь заметил на вешалке старый пиджак, маленький 44 размера. Вор оказался человеком удивительно честным, мало того, что он оставил в магазине свою старую одежду и стоптанные ботинки, в кармане пиджака – лежал его паспорт, на имя Литвина Александра Гавриловича. Зародыша взяли уже в обед дома. Устав, от бессонных похождений, он спал в новом женильном костюме на кровати. Верка на суде плакала и обещала его ждать и дождалась, правда, когда Зародыш вновь вернулся из тюрьмы, у неё уже было трое детей, и она вновь была беременна. С той поры Сашок разочаровался в женщинах и завербовался на Север на буровую вышку. Видел его, как-то на днях, доволен, что демократия у нас, наконец, победила, ясное дело, не без его участия.
Как-то были мы на гастролях в Красноярске. Был выездной концерт в Красноярске-19. Были такие закрытые небольшие города, где кувалось оружие. Девчонок море, ну короче полный автобус девок. Приезжаем в гостиницу, а швейцар никого не пускает, что делать? На улице 30 градусов мороза, автобус уехал. Мы к Холемскому, выручай! подождите 15 минут, сейчас что-нибудь придумаем. Через 10 минут подкатил Рафик, из него выходят здоровенные жлобы в белых халатах, и швейцара под микитки. Утром спрашиваем Холему, что он сделал. Да ерунда, просто позвонил в местную психатрическую больницу.
Стоило деду Афанасию придти на пруд, как все рыбаки старались сесть к нему поближе. И не потому, что дед знал какое-то заветное слово или рыбные места – дед Афанасий был необыкновенный рассказчик. И откуда, только что брал? Иной раз люди по берегу со смеху катались, гогот такой стоял, что не то что рыба – лягушки все попрятались. Умоляли деда рыбаки: «Погоди! Сделай перерыв хоть на пять минут, дай хоть кошке карасиков наловить». Дед соглашался и делал паузу, закуривал, сосредотачивая своё внимание на поплавках. Но вскоре талант рассказчика побеждал в нём терпение рыбака. – Это что! У нас, благо, воды пока хоть закупайся, а вот в Африке многие папуасы не допивают. Целые деревни от жажды помирают. По телевизору сегодня показали: лежат бедные папуасы, падлы, как бараны на полднях под деревьями, млеют на солнце и мрут охапками. Колодец в их деревне, видите ли, пересох. Даже бражку и то затереть не на чем – предмет первой необходимости. Я уж не говорю, чтобы умыться или постираться – заросли грязью. Мухи, что над ними роятся, нашего телеоператора чуть было с ног не сбили, как смерч, прошли. Вот ведь какая жизнь тяжелая у этих папуасов. Во всей деревне ни грамма воды нет. А рядом, в трех километрах от них водопад! Ревёт за сто верст слышно. Возьми, сволочь, глиняный кувшин, сходи за водой, сам напьешься, морду свою умоешь, детям воды принесешь. Нет, они даже такой мысли не допускают. «Мы, – говорят, – и так триста лет в рабстве были. Мы – дети природы! » А наши гуманны! Ох, гуманны! Кто на них, на дураках, только верхом не ездил? Один хрен, спину подставляют: «Садитесь, братушки! Мы хоть и без вас заезженные, но довезем как-нибудь: по прямой дороге шажком, под горку рысью, на горку ползком». Пошли наши путешественники к водопаду, навьючились, как ослы, канистрами, еле плетутся назад негров спасать. Напоили, сукиных детей, и те сразу ожили: схватили тамтамы, бубны, сопелки и давай отплясывать – Пасха у них наступила, паразитов. «Вы уж, – говорят, – братушки, нас не бросайте, хотя бы до муссонных дождей, сгинем мы без вас». Вы вот смеётесь, а все беды у нас через этих самых, папуасов. Приехал к ним Горбачёв с Раисой Максимовной. Целый авианосец продуктов привез: водки, колбасы, сыра, Агдама, селёдки-Иваси и ещё пять тысяч наименований – жрите, братушки! Ихний вождь-людоед, аж прослезился, видя такую заботу. «Надо и нам чем-нибудь Горби отблагодарить. Ну-ка, слуги мои верные, поймайте-ка в подарок лично для Михаила Сергеевича вон ту облезлую мартышку. Сейчас мы ей татуировку на темени сделаем в форме Латинской Америки, и будет копия, как с партбилета! » Но не далась им обезьяна, упрыгала в джунгли. «А не хотите ли парной кокос скушать? Райское наслаждение! Как есть с куста, даже в Африканской росе». Полез негр за кокосом на дерево. А из одежды на нём только волосяной покров и то местами. Зарделась Раиса Максимовна, да и Горбачев засмущался: не в его пользу сравнение. «Это что же получается? Мы с Рейганом за мир во всём мире, ракеты шинкуем, как морковку, а тут кругом одни боеголовки и даже не зачехленные? Надо, – думает, – этим папуасам трусы пошить, чтобы впредь приличных дам в краску не вводили». Сказано – сделано. Год вся наша текстильная промышленность на Африку трудилась, понашили трусов, загрузили опять авианосец – носите, братушки! Через месяц пишут папуасы письмо: «Миша, трусы испачкались и у нас даже через них чесотка началась». Послал им Горбачёв стиральные машинки, а у них электричества нет. К ним бы, конечно, лучше бы было нашего Чубайса отправить, но в те времена он ещё из демократического яйца не вылупился. И что его градом не засекло? Тот бы вывел папуасию в люди: стал под пальмой нужду справлять – положи деньги: за малую рубль, за большую пять. Развесёлая бы жизнь у них настала. Ну, делать нечего. Пишет им Горбачёв: «Мы вам, братушки, поможем, только и вы нас в беде не бросайте: ежели война приключится, мы с фронта будем биться-рубиться, а вы с Маугли с тыла заходите, пусть он только буйвола по здоровей оседлает. С таким войском нам сам черт не страшен…» Стали к ним по дну океана кабель тянуть, пустили наши электростанции на полную мощность, тут у нас из-за перенагрузки и взорвался Чернобыль. Неграм хоть бы хны, а у нас у коров рога по ночам от радиации светятся. Вот до чего доводит наша гуманность! Ходил я сегодня к колодцу – сильно уровень воды понизился. Видно, умные люди уже запасаются. Я тоже наполнил себе бочки, кадушки, корыто на улице, но на всю жизнь не запасёшься. Не зря эту передачу по телевизору показали, разжалобить нас решили, теперь будут к ним водопровод от нас тянуть. Смейтесь, будете скоро за лужу драться! А нам папуасы за это птицу-секретаря подарят, или муху Цеце, своей-то гадости мало. Тяжелые времена скоро грядут, а у нас водопада по близости нету.
История из далеких 90-х. Прихожу к другу на фирму, а он склиентом занят. Уходит клиент и из кабинета несутся какие то странные звуки. Далее со слов друга - приходит чел скромный говорит надо 10 тонн туалетной бумаги для банка. А у друга в голове крутиться - блин вот засранцы-вот засранцы.. Кое как дотерпел до ухода закзачика. История то в двух сериях. К крутованскому банку подьезжает американец 4 осный - такое е-мое на колесах и охрана его ессно отгоняет - вызывают свою крышу и ментов до кучи а водила на вопрос почему не валиш отсель пока.... флегматически поясняет "я вам бумагу туалетную привез" Заехать то вот к вам заехал - а вот как эту хрень буду отсуда вытаскивать фиг его знает... Для справки туалетная бумага была импортная и очень легкая... Представьте обьем
"Мочить их всех в туалете" Есть у меня хороший знакомый - Дима. купил недавно комп, осваивает игры разные. Раздобыл последнего "Хитмэна" и начал его проходить. Игра сложная, чуть-что - пролет. Так этот "гений" мне таки-раскрыл секрет прохождения: берется гвоздемет и 200 гвоздей - а дальше по словам великого ВП - в сортир и пошла пляска. В итоге гора глупых трупов у порога вожделенной кабинки...
В начале восьмидесятых жила она в ГДРе (то есть на Совецкой стороне немецкой стены). Поехала она с матерью младшего брата в пионерский лагерь провожать. Немного припаздали и бросили машину недалеко от въезда на автобусную стоянку в зоне, где остановка запрещена. А чего такого? Сумки из машины выбросить, сына поцеловать на прощание, обратно в машину, да едь себе спокойно... Не тут-то... Около машины тут же материализировался «Мент» (ну ихний тогдашний, импортно-немецкий). И давай ей втирать, что мол нельзя здесь стоять, что грузовые если что на стоянку завернуть не смогут... Да если каждий так делать будет, то и Социализм развалится...
Уже сколько лет прошло, а как разговор про политику не заходит, так все всегда всё на мать... типа ты в распаде виновата...
Как-то в одной из гастрольных поездок, был такой случай. Раньше после 11 часов в гостиницу никого не пускали. Наш тромбонист каким-то образом ухитрился привести в номер девчонку. А надо сказать, что в то время объекты сдавали как правило к празднику. Ну например к 7 ноябрю. Короче, только ребята занялись приятным делом - Стук в дверь, выводите гостей, у нас никого нет, сейчас позову милицию. Что делать?, иди на балкон. Входит дежурная, действительно никого нет. Парень на балкон, а балкона нет. Хорошо 2й этаж, девчонка барахтается в шлаке и кричит: - брось белье
Андрей, а вот коллегу внук порадовал: - Скалозуб испытывал ядерное оружие! - ???? - Дедушка, ты что невнимательно читал? ".. в его высочества, хотите вы сказать, Новоземлянском мушкетерском". Значит, он на Новой Земле служил, на атомном полигоне. А "мушкетерский" - это для конспирации.
Одна из радиостанций Украины. В прямом эфире двое диджеев устроили розыгрыш какого-то приза. Надо дозвониться и правильно ответить на вопрос: представительница какой страны (называются три страны) играет главную роль в фильме "Обитель зла". Дозвонился парень и угадал - Украина. Диджеи: - Правильно. Потому что она - кто? Слушатель: - Милла Йовович! Дальше двое диджеев выдали такую информацию: - Правильно! У неё раньше была другая фамилия, а теперь она - Йовович! У неё папа был словак или вроде того... Эрудиты чёртовы!