Предупреждение: у нас есть цензура и предварительный отбор публикуемых материалов. Анекдоты здесь бывают... какие угодно. Если вам это не нравится, пожалуйста, покиньте сайт.18+
Белорусские власти заинтересовало многомиллионное состояние сына Лукашенко... - Однако в России никого не заинтернсовало моё многомиллиардное состояние, хотя я и сын Путина... - Но у Вас нёт много-миллиардного состояния!!! - заявили СМИ! - Понятно, а то что я не сын Путина никого не волнует???
Я - держатель карты Сбербанка. У меня есть заготовленные вопросы к роботу Сбербанка: - что раньше появилось, курица или яйцо? - в чём смысл бытия? - какова квадратура сферического коня в вакууме? Справочно: под рукой (в Инете) у пытливого русского интеллекта есть Библия на старославянком, эпосы Рамяна и Калевала и много ещё интересных источников с закоулками для поиска вопросов к роботу!
Звонок на сотовый. Мы из такой-то компании, предлагаем вам поганять ваши деньги на форексе и тд" Я: - Ну вы если мне дадите, то поганяем. Ответ: - Блин, ну вы как все, ничего нового. Отбой! :)
- Почему в Японии такой низкий уровень ожирения и такие осторожные отцы? - Почему? - В последний раз, когда там появлялся толстяк, умерло 80 тыс человек. А когда в последний раз там уронили малыша - 160 тыс.
- Ваша фамилия, подсудимый? - Трамвай, Ваша честь! - За что вы отрезали голову Берлиозу? - Он первый начал, он меня спровоцировал - показал мне язык! - Судмедэксперт? - Подсудимый говорит правду, Ваша честь! - Оправдан!
Моя жена разводит рыбок в аквариуме. Было у нее парочка молинезий. Они имеют черную окраску. Как-то умирает самец. А через пару дней самка. Расстроенная жена комментирует - Black lives matter..
В начале эпидемии знакомая замучала историями о том что все известые ученые (имя которых забыла) сходятся в американском происхождении вируса, либо в лабораториях ЦРУ либо Билла Гейтса. Человеку окрыленному идеей доказывать что-то бесполезно, я и не пытался. Но вот посмотрел ток-шоу где тема обсуждалась а можно ли объяснить знакомому абсурдность подобных идей не портя отношений. Аудитория сошлась на том что избыток логичестих аргументов только введет пациента в буйное состояние, но осторожно выслать ссылку научную или научно-популярную статью агрументирующую естественное происхождение коронавируса. Вошел в базу данных медицинских статей запустил поиск, нашел статейку подходящую крупного микробиолога по имени Кристиан Андерсен. Подумал, решил не слать. А через неделю нобелевский лаурят заявил о возможном происхождении короновируса в лабораториях Уханя.
Удивительный парадокс - все кто говорит, что короновирус опасен и кто говорит, что не опасен - это сторонники теории заговоров. Кто не сторонник заговоров, тот вообще о вирусе не говорит.
Приснился мне на днях сон. Сюжет такой: Как известно, зачастую санитары с приходом опыта получше некоторых врачей начинают разбираться в болезнях и методах лечения. Один очень опытный санитар на скорой помощи спас богатого человека, когда врач уже спасовал. И этот человек заплатил санитару 5000руб. Тогда санитару пришла в голову идея - они с женой взяли в аренду реанимобиль желтый и стали вместе ездить по вызовам. Стали зарабатывать достаточно (точная формулировка из сна), чтобы содержать семью из пяти человек. А кончается сон так: некий врач делает операцию, наш санитар ему ассистирует. Врач считает что пациент умер и бросает операцию, уходит. Санитар завершает операцию, начинает зашивать (пациент разрезан вдоль от пупка до груди). Врач возвращается, начинает ругать санитара: "зачем зашиваете? в морге придется заново распарывать". А пациент поднимает голову и говорит: "а вам приятно было бы, если бы вас незашитым оставили лежать?" Врач грохается на спину в обморок.
В общем, так себе сюжет сна - средненький. Самый прикол не в сюжете, а в том что я видел это не как кино, и не как события происходящие со мной (сны обычно так видятся ведь?). Все это я во сне читал на сайте anekdot.ru. Точно помню рыжую шапку сайта, как я прокручиваю светло-желтоватую ленту, читаю этот текст сюжета, который я описал, и даже подпись после истории: Michael Ashnin.
В общем, с сайтом пора завязывать, раз он уже сниться начал )))
Когда тысячелетие только начиналось, в электричках продавались газетки с броскими заголовками, как в фильме "люди в черном". Один особенно запомнился: "криминальные миллиарды сами-знаете-кого." Подсказка: не Ходорковского. Вот как они знали 20 лет назад?
Главная задача школы-подготовить детей к будущему. Внимательно анализируя школьную программу, можно определить, каким будет это будущее. Вот мой небольшой анализ.
В Будущем не будет денег. Общепринятый способ поощрения, прививаемый в школе- оценка. Детей не готовят к тому, что наградой будет что-то кроме оценки. В будущем нет банков – в школе не готовят к использованию денег – от оплаты налогов до расчета банковских сложных процентов. Не учат принципам экономии и пассивного дохода. В будущем будет мало людей, низкая плотность населения – детей учат все задачи выполнять самостоятельно. Не поощряется помощь, подсказки друзей. Нет командной работы и групповых проектов. В будущем не будет интернета. Школьная программа не подразумевает использование интернета и принципа использования знаний из интернета. В будущем вряд ли будет электричество. Компьютеры не работают, это объясняет почему дети должны выучить все от дат событий до классификаций и определений. Детей учат определять стороны света по мху и уметь обращаться с солнечными часами. Скорее всего мы будем в опасности. Судя по урокам физкультуры, мы будем все время прятаться и убегать, преодолевая препятствия (явно не городские) Общество будет автократическое, скорее всего диктатура, без шансов школьнику планировать карьеру в государственном управлении, так как в школьной программе нет ничего что бы было связано с дебатами, лидерством, социальной ответственность и принципами государственного управления. Не будет частной собственности и частных компаний. Нет ничего в школьной программе по предпринимательству, питчингу, бизнес-планированию, стратегическому мышлению, бизнес-навыкам. Значит в будущем это не понадобится. Скорее всего будут войны за территорию. Уроки географии построены на детальном изучении того, какие ценности есть в окружающих странах, где залежи полезных ископаемых и энергоносителей. Мы готовимся завоевывать. Граница на замке . Детей учат знать язык так, чтобы хорошо читать, но плохо говорить. Явно чтобы уметь выведывать чужие секреты, но не раскрывать свои.
Резюмирую. На основании школьной программы, в мире будущего идет война, население существенно уменьшилось, плотность населения низкая, диктатура, отсутствие денег и частной собственности, нет электричества, а как следствие – интернета и компьютерной техники. Границы закрыты.
Друзья работают на заводе по производству ядерных ракет. Последнее время жёстко их троллю говоря, что они делают бесполезную работу т.к. последние несколько недель Америка сама себя отлично расхерачивает.
2055 год, иду по улице и читаю на воротах домов, гаражей и дверей отзывы об жильца. Оказалось что теперь любой может оставить своё мнение об хозяевах- которые не имеют права удалить надпись а называют всё это Отзывом - feedback.
Не рано и не поздно, а усопший в свой срок, известный политик сидел перед вратами Ада и недоумённо смотрел в голубое небо. До неба далеко, а до чертей близко, уже и зловонным запашком потянуло. И так ему захотелось на небеса в Рай попасть, что он не выдержал и взмолился: - Господи, пусть до неба вырастет дерево и на нём будет столько сучков, сколько я в своей жизни внёс поправок в Конституцию! И выросло огромное дерево, и на нём было столь много сучков и поправок, что политик легко, как бы гуляючи, чинно и благородно вскарабкался на самую верхушку дерева и пристроился на надёжном суку, перекрестился и поблагодарил Господа Бога. Вдруг, неожиданно для него, то ли сучок обломился, то ли поправка обнулилась, и он полетел вниз. Он кричал, пока не ударился об один из нижних сучков. Потом полетел дальше. Глухой удар о землю, последний сдавленный крик: - Дообнулялся! Апо́стол Пётр, хранитель ключей от Рая, посмотрел вниз, пожалел падшего политика, и проникновенно посочувствовал; - Политики! Ну что с них взять?! Не теми думают местами. Запретно сроки обнулять Поправками в закон, рывками!
Шедевр про ВСП ;) - Дэн! - Ворон тряс спящего Дэна за плечо, - Дэн, подъем! - А? Шо? - вскинулся Дэн, - война, или шо? - Хуже, - похоронно сказал Ворон. - Комиссия из штаба? - спросил Дэн. - Еще хуже, - еще более трагично сказал Ворон. - ВСП, что ли? - догадался Дэн.- Насчет вчерашнего? - Угадал, командир, - мрачно сказал Ворон. - И что, - спросил Дэн, - ты что, направление нахуй не знаешь? Пойди, в карточке ведения огня посмотри. - Дэн, - раздраженно сказал Ворон, - вылезай. А то щас молодняк им наговорит.
Дэн потянулся, спрыгнул с верхней шконки, сунул ноги в тапки, автоматически схватил в левую руку Йенкса и в трусах вышел на улицу.
- Ну что тут за цирк? - неприветливо спросил он. - Вы как разговариваете? - побагровел полковник в новенькой необмятой форме. - Что за бардак? На взводном опорном пункте грязно, личный состав одет не по форме, это что, армия, или лагерь батьки Махно? - Да пошел ты нахуй, - лениво сказал Дэн.
Полковник побагровел еще сильнее. Щас его тут кондратий хватит, - сонно подумал Дэн, - и тогда я вообще буду бумаги писать до моркошкина заговенья.
- Да вы! - заорал полковник, - да вы понимаете, с кем вы сейчас разговариваете! Я начальник зонального отдела военной службы правопорядка, полковник Петров! - Целый полковник? - переспросил Дэн недоверчиво. - Прям Петров? - Прям зонального отдела? Я понял. Ну тогда идиТЕ нахуй.
Полковник потерял дар речи.
- Ворон, - сказал Дэн. - Не в службу, забабахай кофе. Я пойду, штаны надену. - Этому наливать? - шепотом переспросил Ворон. - Кофе на него еще переводить, - мрачно сказал Дэн, - небось не родина кофе выдала.
Дэн нырнул в блиндаж и через пару минут появился оттуда в камуфляжных штанах и футболке.
- Это что? - пискнул полковник, срываясь на истерику. - Старший сержант Денисенко, бажаю здоров'я, пане полковнику - доложил почти по форме Дэн. - Вот это? Вот это на вас что, старший сержант?
Дэн недоуменно оглядел себя.
- Одежда, пане полковник. Штаны камуфляжные, ея королевского величества Елизаветы второй форсиз. Футболка... эээ... как там оно по уставу... Фуфайка с коротким рукавом с портретом лидера группы Гражданская Оборона Игоря Федоровича Летова. Тапки резиновые, 43 размера. - Дэн подумал и решил уточнить. - Две штуки. Дракон. Плюшевый. Разведчик инопланетной цивилизации. - Дэн подумал еще раз. - Одна единица личного состава. - Разведчик, - зловеще сказал полковник. - Тапки. Две штуки. А экспертизу на содержание алкоголя и наркотических веществ вы не хотите пройти, старший сержант? - Вообще-то нет, - честно сказал Дэн. - Вот так, значит? - почуял поживу полковник. - Значит, вот так, - сказал Дэн. - Потому что мне щас с вами переться в город, потом два часа иметь сношения с вашей экспертизой, которая все равно нихрена не найдет, а потом не пойми как добираться обратно на опорник, потому что туда вы меня отвезете, а обратно, старший сержант, преодолевай трудности, как знаешь. А у меня, между прочим, ласточка на учете не стоит и ваши орлы, полковник, мне на блокпосту сожрут мозг, потому что согласно уставу каждый боец должен быть оборудован персональным телепортом, но здесь это даже для разведчиков инопланетных цивилизаций не работает. Не, не хочу. Кстати, перед тем, как вы щас придолбаетесь к моей неуставной форме - а, черт, уже придолбались, не успел - имейте в виду, что единиц формы тыл бригады выдал на мой взвод ровно столько же, сколько персональных телепортов, то есть, говоря по простому, нихуя. И да, еще, если вы сейчас попытаетесь конфисковать мою неучетную Ласточку - а я вижу в ваших глазах эту мысль, - то имейте в виду, что беха в капонире у меня совершенно учетная, 22 ствола тоже табельных, а какая диверсионно-разведывательная группа вас по дороге встретила - то покажет служебное расследование. - Вы что, мне угрожаете? - побледнел полковник и оглянулся на свою группу поддержки. Пара солдат, явно свежего призыва, не знала, нервничать им или ржать и на всякий случай пыталась сохранять уставное выражение лица. - Да нет, ну что вы - светски сказал Дэн, - как вы подумали, что я могу угрожать целому полковнику Петрову? Просто, знаете... не, ну вы не знаете, откуда вам, - но тут в принципе война. Пиф-паф, ой-ой-ой. Всякое случается, пане полковнику. Так о чем вы хотели поговорить, собственно?
Полковник понял, что идея продолжать конфликт не слишком популярна в среде его группы.
- Ну что ж, сержант, - сказал он. - Старший сержант, - жестко поправил Дэн. - Старший сержант, - быстро исправился полковник. Вчера в вашей зоне ответственности вследствие подрыва неизвестного взрывного устройства получил осколочные ранения старший солдат Дмитренко Алексей Иванович, так? - А я откуда знаю, - пожал плечами Дэн. - То есть как? - спросил полковник. - А я ебу? - риторически спросил Дэн. - Хаммер вчера подорвался, да, а Дмитренко он там или Петренко - я хер знаю, он не из моего взвода, я его документов не видел. А вот насчет неизвестного взрывного - тут вы, товарищ полковник, категорически неправы, потому как по всем показателям имел место подрыв мины осколочной направленного поражения дальностью до 50 метров, более известной, как МОН-50, или по простому, звиняйте за наш пехотный, монки. - А вам откуда известно? - вцепился в информацию полковник. - Давно здесь сидим. - язвительно ответил Дэн, - случалось, ткскзть, наблюдать. - Ладно, - сказал полковник. - Опишите обстоятельства получения ранения. - Ну мы такие, - сказал Дэн, - топ-топ. - А оно в кустах - бубух. Ой. - Сержант, вы надо мной издеваетесь? - риторически спросил полковник. - Старший сержант. - напомнил Дэн. - Старший сержант, вы надо мной издеваетесь? - терпеливо повторил полковник. - А хуле вы от меня хотите? - спросил Дэн. - Ну серьезно, что вы тут расследуете? Что я вам, нахрен, расскажу? Здесь война, полковник Петров. Здесь, простите мой пехотный, стреляют и иногда убивают. Ну эти, как их, нахрен там. Повстанцы. Боевые ихтамнеты. Вот ихтам не было, не было, а потом хуяк и в Хаммере дырка. Что мне вам еще рассказать по этому поводу? - Нда, - потер лоб полковник. - Хорошо, а что там с медицинской помощью и эвакуацией? - Была оказана первая медицинская помощь на месте, - вытянулся Дэн, - после чего старший солдат Панасенко... - Дмитренко, - сказал полковник. - Дмитренко, - согласился Дэн. - Был эвакуирован посредством штатной бронетехники третьего механизированного взвода третьей механизированной роты первого механизированного батальона энной отдельной механизированной бригады до точки первичной эвакуации силами медицинского взвода батальона. - Какого медицинского взвода? - устало спросил полковник, - думаете, мы не в курсе, что его правосеки вывозили? - Не могу знать, - хрустальными глазами идиота смотрел на полковника Дэн. - согласно приказу, заместитель командующего взводом - Ворон, сделай умное лицо, - докладывал о происшествии в штаб и вызывал батальонных медиков. Ворон, подтверди? - Все так, - согласился Ворон. - Документы у прибывших медиков не проверял, никаких правосеков не видел, знать ничего не знаю, а фингал и трещина в ребрах у начмеда бата вообще были еще вчера, - валял дурака Дэн. - Угу, - мрачно сказал полковник, - весь разведвзвод так и подтвердил. Что это он с утра с лестницы упал. - Лестницы - они, сука, опасные, - понимающе кивнул Дэн.- Ну так как, пане полковник, еще вопросы есть, или чо как? - Повбывав бы, - сказал полковник мрачно. - Показания подпишите, сержант. - Старший сержант, - напомнил Дэн. - Допиздишься, - сказал полковник. - Никак нет! - заявил Дэн. - Вы мне, пане полковник, не командование и лычки не вы вешали, не вам и снимать. А снимут - дальше фронта не пошлют, меньше взвода не дадут, слышали? И вообще. Нехорошо, между прочим, обращаться к сержантскому и солдатскому составу в неуставной форме. - Подписывайте, старший сержант. - Моя покойная мамочка, - сказал, обратив очи небу, Дэн - учила меня - Дениска, никогда не подписывай документов, которых ты не прочел. - Дэн, ты ж нихера не Дениска, - шепотом сказал Ворон. - Да и мамочка жива, слава богу, - отмахнулся Дэн. - Не мешай. Так вот, моя мамочка, светлая ей память, всегда говорила - Дениска, всегда читай документы, которые ты подписываешь. Вот, между прочим, пане полковнику, я вот один раз не прочел, что подписываю, и теперь я где? Теперь я на долбаном взводном опорном пункте збройних сил Украины. А мог бы греться на пляже на Гоа. - В Гоа, - сказал Ворон. - Отстань, я в курсе, я там бухал. - сказал Дэн. - Короче, пане полковнику, дайте же мне прочитать плод вашего военного мозга, написанный, не сомневаюсь, отменным военным канцеляритом и заодно приникнуть к источнику армейской мудрости.
Полковник закатил глаза и молча сунул Дэну протокол.
- Угу, - сказал Дэн, водя пальцем по строкам. - Угу. Угу. Ой, как интересно. Слушай, малой. А принеси-ка мне мои очки для чтения из блиндажа, а то я-то думаю, что это я читаю и читаю, а мне непонятнее и непонятнее. - Тормози, Дэн, - сказал Ворон. - Ты уже не по делу гонишь. - Ладно, - расстроенно заявил Дэн. - Нехай. Где тут крестик поставить? - Тут, - ткнул пальцем полковник.
Дэн поставил росчерк, прищурился на него и сказал
- Вот же ж блин, это не разведка, а не пойми шо в перьях. У них что, в штабе образца моей уникальной подписи не было? Как за комбрига расписываться - так они все умеют, а за автографом старшего сержанта Денисенко целого полковника прислали. Совсем обленились. - В смысле, за комбрига расписываться? - насторожился полковник. - Вам послышалось, пане полковник, - поднял Дэн невинные глаза. - Да, кстати, вы еще на Ранчо возвращаться будете? - На какое нахрен ранчо? - устало спросил полковник. - Ну на штаб наш. - Ну да. - О, пане полковник, не в службу а в дружбу. Закиньте им заявку на материальне забезпечення. - Ну пишите, - сказал полковник.
Дэн выдернул из рук сопровождающего лист бумаги А4, ручку, и крупными буквами вывел.
"Начальнику взвода материального забезпечення. Вася, сука, дай гвоздей пятидесяток и пленки, бо потерпаем нахрен, дождь пойдет, хата сгорит. И еще картошки сверх довольствия, а то Скив ее глоком чистит. И селедку, чтобы ейной харей в Скива тыкать за то, что он картошку глоком чистит. И за то, Вася, будет вечная тебе благодарность от всего нашего третьего механизированного взвода третьей механизированной роты первого механизированного батальона энной отдельной механизированной бригады, а если не дашь гвоздей, то я тебя прокляну".
Дэн полюбовался текстом, потряс лист в воздухе, просушивая чернила, положил его на спину Скиву и вывел внизу красивый росчерк.
Как молоды мы были Я закончил 8 классов и мне подфортило клубника как раз вызрела и я хорошо поработал в одном Московском колхозе за 2 дня аж 18 рублей заработал. Деньги не малыеи вот я предложил своей хорошей знакомой девочке сходить в кафе. Не её не мне ещё и 14 не исполнилось. Итак собираемся в Метелицу а там варьете .Правда на варьете никто не пустит а вот до 19 оо можно было зайти . Ленка у мамаши серьги стащила губы намазала помадой. И вот мы туда закатились.Взяли по мороженому по бутерброду с икрой напиток ихний фирменный .Сидим там музычка играет ещё по мороженому заказали. Тут меня и осенио -Лен давай вина бутылку купим -Официант не принесёт - Я достану в буфете Пошел в буфет и бутылку алигате купил там на меня и внимания необратили. Поставил на стол и разлил вина в стаканчики от ихнего поила. И мы с ней по почти полному стакану засадили .Сидим так весело. И вдруг подходят два мента -Что пьёте. А лет то сколько. А нука поднимайтесь в отделение. И забрали на Смоленку на второй этож в комнату к дознавателю. Тот поинтересовался сколько лет. - Ну вот хотите домой зовите родителей иначе не отпустим А мы сидим поддатые нам весело. Ленка позвонила отцу он у неё гаишник и по совместительству друг моего папаши который в это время был в командировке. Приехал батя и увидел картину детки пьяные в милиции. Ну не знаю как Ленку наказали А мне прехавший папаша ремешочком отходил что жопа до самого дня рождения болела. Так что 14 лет я справил без подарка с больной жопой.
Скоро в Беларуси выборы Лукашенко. Типа правило такое, раз в пять лет нужно легализироваться на выборах. Сами выборы по разному развиваются последние годы. Модно сказать уже традиционно, оппозиция пытается свергнуть "злачынны ражым", ну а сам ражым перед выборами традиционно-любовно ее от3.14здюривает (c).
То ли я старею, то ли лет 15-20 назад все было красочнее, веселее и с задоринкой. И был в оппозиционных кандидатах какой-то самобытный кураж. А сейчас только глянул на харю главного соперника Лукашенко, и накатил 100 грамм чарки накатил и закусил шкваркой за Батьку. Он такой Батька. Отражает в какой-то степени самосознание белорусов. Простовато выглядящий, слегка хамоватый и дюже хитрый мужичок, стирающийся правдами и не правдами сделать людей обязанными себе. Говорящий о закулисных играх в своей простой деревенской манере.
А соперник? Батька говорил газпромовец какой-то. Харя конечно так-себе, дар убеждения тоже. Могли бы получше найти. Хотя оно серьезно никто Лукашенко и не будет смещать с власти. А вот спровоцировать на пару махачей, да бы Помпео и прочим западным товарищам ездить лобызаться к последнему диктатору Европы было не так комильфо́, как говориться, why not? Больше всего смешно, что всегда находиться люди, которые воспринимают подобные спектакли всерьез и всем своим "комсомольским сердцем" клеймят злачынны рэжым.
Посмотрел я протесты - куражу няма ниякага. Даже плакаты "Black Lives Matter" не додумались взять. Мелочь, а последнего диктатора европы прогрессивная мировая общественность могла заклеймить как россиста c показом по всем новостным каналам. По#уй что негров в РБ практически нет. Негров нет, а рассизм есть. Ведь даже название страны Беларусь в сущности своей расистское. Это получается типа "Русь для белых"? Ану, Батьку геть. Можно даже было бы соперником Лукашенко кандидата негра сделать с этим самым девизом. А чо, многие, наверное в том числе и я, проголосовали ли бы за него или ее чисто по приколу.
Что такое предательство? Это когда человек собирает армию, чтобы воевать с печенегами - и когда надо объявлять тревогу, говорит, что воевать вообще не надо: - Это не война, а я не понимаю что. Печенеги должны были прислать формальную ноту об объявлении войны. Есть законы о том, как надо устанавливать вассалитет и обкладывать данью. Юридически - это просто банда грабителей. Мы не признаём вторжения печенегов. Но собирать армию мы не будем, потому что это опасно для здоровья - печенеги болеют гриппом, сифилисом и чумой. Если хотите идти воевать - идите воюйте против них. Ни один человек не должен идти воевать за печенегов, но воевать вообще не надо. Если к вам в деревню пришли печенеги и заставляют воевать за них - убегайте в лес и собирайте партизанский отряд, воюйте против печенегов. Но собирать ополчение мы сейчас не будем. Вот по правилам в сентябре они должны напасть на нас, тогда мы и будем воевать. Это то, что я думаю о Навальном.
Разговор в отделе здавоохранения уездного городка. Зам мэра, главврачи больниц местного и областного подчинения. Перед ними священник говорит о необходимости духовного окормления больных.
На лицах слушающих выражение изумлённо-неразберёшькакое. Сыпятся вопросы на тему "а поймут?" Вижу, священник давно уже знает, что идеологическим потомкам Дарвина и обезьяны о Боге говорить дело пустое. Ответ батюшки, который убеждает всех и всем ясен. После ответа выпадаю в осадок. Ответ - в точку на 100 баллов.
- Из многолетнего опыта общения с главврачами я утвердился в том, что никак не осознают необходимость этого главврачи с фамилиями на -ий и -евич.
Катарина с удовольствием показывала нам город и явно наслаждалась этой прогулкой. Город мне не слишком понравился. Чистые, но простые и одинаковые дома, нигде нет ни статуй, ни фонтанов, ни зелени. Даже людей очень мало. Не играют дети, не бегают собаки. Не слышно ни смеха, ни криков, ни споров. Словно ты попал в рай… или на кладбище. Очень чистое, закованное в камень кладбище.
Лишь три места во всем городе отличались от остального унылого однообразия. Порт, который не сверкал абсолютной чистотой. Но все же видно, что убираться пытались и здесь. Вот только море не терпит ни чистоты, ни грязи. Тонкие шпили и высокая колокольня церкви хоть и сверкали белизной, но все же выбивались из стройного ряда домов. Кроме того, на самой вершине колокольни черным пятном выделялся колокол, слегка раскачивающийся на ветру.
Третьим местом был особняк мэра и статуя перед ним. Хотя это сложно было назвать особняком. Он выглядел, как и остальные дома, только чуть больше размером. Этот дом располагался на площади, а прямо перед ним стояла статуя человека в рясе священника. Одна рука его простерлась к людям, словно в благословении, а вторая сжимала отвратительного червя. И я никогда не видел таких тварей. Один конец этого червя заканчивался пастью со множеством острых треугольных зубов, как у акулы. Этой пастью он вгрызался в руку священника. Вместо другого конца у червя была острая игла, которую он вонзил в грудь мужчине. Но на лице священника не было ни боли, ни беспокойства. Он улыбался нежной и светлой улыбкой.
Мне не понравилась эта статуя. Ни червь – порождение больной фантазии скульптора, — ни священник, который явно предпочел умереть, чтобы показать, что у него больше всего веры. Слава Иисусу, что мы быстро миновали статую. Мы, но не Катарина. Девушка встала на колени, взглянула в глаза статуи и начала молиться. Я не слышал слов её молитвы. Мы отошли достаточно далеко, а говорила она очень тихо. На секунду мне захотелось подойти, взять её за плечи встряхнуть. Но я никогда не мешал другим молиться, даже если меня раздражала их вера.
Мэр города оказался кудрявым добродушным толстячком. Он радушно принял нас и с готовностью отвечал на наши вопросы, пока речь не зашла о необычности этого города. Он не видел ничего необычного в доброте. Он говорил, что заботиться друг о друге — есть самая естественная вещь. Когда я спрашивал его, почему во всем остальном мире существуют войны, убийства, ненависть и прочее, то он лишь безмятежно улыбался и говорил, что это надо спрашивать у остального мира, а не у него. Сколько я не бился, я не мог получить ответ. Сильвио порывался напрямую спросить, как умер его отец, но я чувствовал, что этот человек не ответит нам на этот вопрос. Нужно было что-то другое. Все ответы нужно всегда искать в прошлом. Вот оно! Я вернул толстячку его улыбку и вкрадчиво спросил:
– Господин Фокс, а не расскажете ли вы мне, как появился ваш город?
Но мэр ничуть не обеспокоился. Он посмотрел на меня, вновь улыбнулся и сказал:
– Я не ученый человек, а простой градоначальник, который, в меру своих сил, старается служить людям. Конечно, я, как и все, знаю историю основания нашего города. Но боюсь, что могу что-нибудь напутать. Вам лучше спросить нашего священника, отца Сэмюэля. Он расскажет вам эту историю куда лучше. Вы сможете найти его в церкви.
И снова улыбнулся улыбкой, которую я уже ненавидел. Когда мы спускались по лестницам. Сильвио толкнул меня в бок и спросил:
– А ты заметил? Они очень часто улыбаются, но никогда не смеются.
Не успел я ответить, как сверху меня окликнул голос мэра:
– Господин Грэг, позволите дать вам совет? Пожалуйста, уезжайте. Вы не принадлежите этому городу и никогда не станете его частью. А вот ваши друзья могут остаться. Мы примем их с радостью.
Не дожидаясь ответа, он ушел в свой кабинет. Я услышал, как захлопнулась дверь. Мы переглянулись с Сильвио, но подниматься наверх и узнавать, что же он имел в виду, не стали.
Когда мы вышли на улицу, Катарина уже перестала молиться. Она сидела на лавочке, подставив лицо солнцу, и улыбалась. Её улыбка мне нравилась куда больше.
В церкви не было ни одного человека, кроме отца Сэмюэля. И я понимал почему. Там на грани слышимости постоянно раздавался какой-то странный шелест, будто в глубине стен терлись друг о друга своими панцирями тысячи насекомых. Этот беспрестанный шелест сводил с ума, и лишь разговор со святым отцом хоть как-то отвлекал от этих звуков.
Отец Сэмюэль оказался высоким жилистым мужчиной лет шестидесяти с суровым лицом. Это лицо больше подходило воину, нежели пастору заблудших душ. В отличие от прочих жителей города, он не улыбался постоянно, но, тем не менее, был безукоризненно вежлив. Старик честно и откровенно отвечал на все наши вопросы. Когда же я спросил его об основании города, он впервые улыбнулся. Не сказал бы, что его улыбка была доброй. Она будто означала: «Ну, сами напросились». И рассказал, что город основал святой человек.
Этот святой человек бежал со своим народом от гнева клириков, которые объявили их еретиками. Он молился Господу о спасении, и им открылась эта долина. Но преследователи нашли путь и сюда. Когда инквизиторы нагнали измученных беглецов на перевале и уже готовились убивать, Бог снова спас их: сошла лавина, которая поглотила большую часть вражеского отряда. Обезумевшие от страха люди набросились на остатки солдат с топорами и вилами. А некоторые и вовсе с подобранными камнями. В несколько минут все было кончено, а люди очнулись от безумия. Они едва могли смотреть друг другу в глаза. Каждый хотел обвинить другого, что тот начал бойню. И тогда вмешался святой. Он попросил Господа забрать их ярость и злобу, горе и ревность, страх и ненависть, чтобы они никому не могли больше причинить зла. И Господь исполнил эту просьбу. Он забрал все зло, что было в их народе, но так же забрал и одного из них. Один из мужчин умер страшной, мучительной смертью на глазах у остальных. Но вместе с его жизнью уходило все темное и нечистое, что жило в их душах.
Эти люди основали город. Памятуя о прошлых гонениях, они возвели вокруг города стены, а на перевале поставили дозорную башню, которая позволила бы небольшому количеству людей оборонять дорогу. Но шли годы, и о них будто забыли. В скором времени жители сочли, что ленивые дозорные не нужны, когда столько работы в самой долине.
Он продолжал рассказывать, а у меня на грани сознания билась какая-то мысль. Что-то было не так. О чем-то священник умолчал. Но я никак не мог понять о чем. И спросил о другом:
– А как же боль? Или они и её не чувствуют?
Священник внимательно посмотрел на меня. Пожалуй, даже слишком внимательно. Я прочел в его глазах неподдельный интерес. Однако голос его был тих и спокоен:
– Боль? А разве боль приносит только горе? Какое отношение имеет боль тела к ранам души? Они обрели…
Тут не выдержал забытый мною Сильвио. Видимо, разговор о боли стал последней каплей. Он со свойственной ему прямотой спросил:
– Кто убил моего отца? Или вы скрываете его?
Снова на лице священника появилась та же злая улыбка. Он внимательно посмотрел на Сильвио и тихо сказал:
– Да, вы очень похожи на него. Я скорблю о нем всем сердцем, но вашему отцу повезло.
Сильвио взорвался. Он начал орать. Видимо шепот отца Сэмюэля окончательно вывел его из себя:
– Повезло?! Вы говорите, моему отцу повезло?! Смерть это везение? Кто убил его? Вы знаете. И не говорите мне, что вы скорбите. В этом проклятом Богом городе никто не скорбит.
Губы священника превратились в тонкую нитку. Отец Сэмюэль явно злился, но он не дал воли своему гневу. Он тем же вежливым, но теперь, пожалуй, чуть более сухим голосом спросил Сильвио:
– Вы хотите видеть убийцу своего отца? Что же, это легко устроить. Эта ночь – Ночь молитв. А завтра будет наш ежегодный праздник. Он начнется с утра. Приходите с рассветом на площадь и там вы встретите его. Более того, я клянусь вам именем божьим, что если вы захотите убить его, то ни один горожанин не встанет на его защиту. А если вы преуспеете, то никто не воздаст вам за это.
Сильвио кивнул и собрался, было, уйти, но я остановил его, схватив за руку. Молодой идальго пропустил одну очевидную ловушку. Я спросил святого отца:
– И как мы узнаем его? Завтра на площади наверняка будут тысячи людей.
Отец Сэмюэль на этот раз улыбнулся вполне искренне. Тем же тихим голосом он сказал:
– О! Вы, несомненно, узнаете его и без моей подсказки. Я в этом не сомневаюсь. Он появится, когда зазвонит колокол. А теперь простите, но мне нужно готовиться к Ночи молитв и завтрашнему празднику.
Когда мы вышли из церкви, меня словно окатило тишиной. Здесь шелест насекомых был почти не слышен. Я поделился этим со своим спутником, но он лишь приподнял в удивлении бровь и сказал, что ничего не слышал в церкви. Я не стал настаивать, боясь, что меня сочтут сумасшедшим. Но Сильвио было не до того. Он был погружен в собственные мысли. А в скором времени и вовсе попрощался со мной, сказав, что хочет прогуляться в одиночестве. Я хотел напомнить ему, что мы все еще на враждебной территории, но не стал. У меня было чувство, что до завтрашнего утра ничего не случится.
По крайней мере, не случится ничего плохого. Я взглянул в сияющие глаза Катарины, идущей мне на встречу, и подумал, что надеюсь, что что-то все-таки сегодня случится. Она подхватила меня под руку, и мы двинулись гулять по залитым солнцем улочкам. Наедине с ней я не замечал ни мертвой тиши улиц, ни скучной одинаковости домов, ни неизменных идиотских улыбок жителей, изредка встречающихся нам на пути.
Я думал о ней. В Лондоне одни посчитали бы её ангелом, другие распутным чудовищем. Она любила и открыто заявляла об этом всем, кто готов был слушать. Разве так делают приличные девушки? То, что они избавились от темноты в душах, имеет оборотную монету – они выросли, не зная, что такое зло. Эта девушка даже помыслить не может, что её могут, скажем, изнасиловать. Или еще хуже, что человек, которого она любит, посмеется над её чувствами. Ни гнева, ни печали, ни страха. Даже если это случится, она лишь улыбнется своей беспечной улыбкой и забудет его? Не понимаю. Чем они отличаются от животных? Много чем. А чем я сам отличаюсь от животных? Тем, что могу бояться? Тем, что могу ненавидеть? Тем, что могу, пусть и не всерьез, подумать о том, чтобы причинить боль этому ангелу? Забудь! Выкинь из головы. Побудь на один день жителем этого города!
Но я не смог. Мы гуляли, целовались, но дальше дело не заходило. Кэт просила подождать завтрашнего празднества, а я не настаивал. Сомнения не давали мне отдаться на волю чувств. Может быть завтра посреди веселящегося народа я смогу оставить свои черные мысли и, как они, насладиться праздником.
Когда на небе стало темнеть, Кэт оставила меня. Они всей семьей ушли к каким-то родственникам. Девушка сказала, что это святая для них ночь. И в эту ночь в городе все молятся. Но поскольку мы еще не часть города, нам не обязательно молиться с ними. Удивительно, но старик Талбот, видимо, уже стал своим, потому что ушел с семьей Филандра. Ни вечером, ни ночью мы с Сильвио не разговаривали. Мы не поссорились, между нами не было недосказанности. Такое состояние бывает перед битвой, когда тело уже готово окунуться в смертельную круговерть вместе с другими, и лишние разговоры ни к чему. Нам даже не хотелось есть. Мы проверили свое оружие и легли спать. Даже не подумали о том, что ночью на нас могут напасть. Впрочем, это все равно было бы глупо, потому что заснуть мы так и не сумели.
Утром мы вместе с сотнями людей двинулись к центральной площади. Оба вооруженные до зубов, хмурые, с мешками под глазами и настороженные. Но празднично одетые люди не сторонились нас. Они улыбались, некоторые по-дружески хлопали нас по плечу или спине, а девушки даже целовали в щеку. Все были счастливы и пытались делиться этим счастьем с нами. Неподалеку я увидел Катарину. Девушка отделилась от родителей, летящей походкой подошла ко мне и счастливо улыбнулась. Она видела, что я напряжен, но ничего не пыталась с этим сделать.
Так поток людей вынес нас на центральную площадь. На ней уже было несколько тысяч человек, и люди все прибывали. Они стали заполнять ближайшие улочки. Удивительно, но пространство у статуи оставалось свободным, будто кто-то прочертил незримую черту, за которую люди не заходили. В воздухе повисло ощутимое напряжение. Но если мы с Сильвио каждую секунду ожидали схватки, то люди застыли в предвкушении чего-то безумно приятного. Время тянулось, и напряжение возрастало. В первых рядах я увидел мэра. Он, как и все, радостно чего-то ждал. Я не видел лишь отца Сэмюэля. Его долговязую фигуру сложно было не заметить. Однако сегодня здесь был весь город, так что не удивительно, что я не мог увидеть его.
Наконец, зазвонил колокол. Нет. Не зазвонил. Один глухой удар, будто колокол укрыли толстым ковром, возвестил о том, что ожидание почти закончено. Люди стали возбужденно перешептываться. То тут, то там я слышал, что они о чем-то гадали. Одни называли какие-то имена, другие радостно улыбались им и называли других. Будто собирались выбрать кого-то. Мэра? Нет. Вроде толстяк обсуждает вместе со всеми. Хотя они же не могут испытывать печали. Может, он искренне радуется за человека, который его сменит?..
В этот момент меня отвлекли возбужденные крики на другой стороне площади. Люди счастливо приветствовали кого-то. Я повернул туда голову и по телу моему побежали мурашки. Издали оно казалось двухметровым черным комком грязи, медленно ползущим по площади. У него даже было некое подобие лап. И эти лапы имели гибкие пальцы с тонкими, как иглы, когтями. Все тело было покрыто толстыми шевелящимися шнурами. И лишь когда оно подползло поближе, я понял, что ошибся. Эта тварь не могла… Не должна была существовать. Однако ни Бог, ни дьявол не спешили её уничтожить.
Я не знаю, что было в центре этого чудовища, но этот центр облепили многие тысячи червяков подобных тому, что я видел на статуе. Они вонзили свои иглы в это ядро и щерили свои маленькие пасти. Но червей было слишком много, а ядро было, видимо, не слишком большим, поэтому другие вонзали иглы в своих товарок, а в них, в свою очередь, вонзали иглы другие. И никто из них не собирался от этого умирать. Они будто приклеивались друг к другу, образуя толстые зубастые шнуры. Или цеплялись за других зубами, выставив наружу хвосты-иглы.
Тварь ползла по проходу, не обращая внимания на окружающих людей. Черви же тянулись к ним и клацали пастями. Они будто обнюхивали людей безносыми и безглазыми мордами, но, не унюхав то, что им нужно, быстро отворачивались. Когда тварь подползла к статуе, я услышал шелест, который слышал в церкви. Будто тысячи насекомых трутся друг о друга своими панцирями.
Вдруг черви зашипели и потянулись к женщине стоящей неподалеку. Та радостно сделала шаг вперед, протягивая руки твари. Но её тут же оттолкнул Сильвио и резанул тварь рапирой. Несколько червей, разрубленные, упали на землю. Но тварь будто не заметила потери. Она со скоростью молнии взмахнула подобием лапы с когтями-иглами. Парень пытался отскочить, но сделал это недостаточно проворно. На его животе уже виднелись тонкие разрезы, быстро набухающие кровью.
Я не медлил ни секунды. Выхватив пистолеты, я разрядил их в чудовище. Это не принесло видимого результата, кроме того, что страшилище развернулось в мою сторону. Теперь оно двигалось куда проворнее. Отбросив пистолеты, я схватился за меч. Посмотрим, чего ты стоишь в бою, тварь. Но схватиться нам не удалось. Когда существо было близко, Катарина шагнула вперед и протянула руки к жутким червям. Те немедленно впились в желанную добычу. Брызнула кровь. Я в остолбенении смотрел, как адские отродья пожирают девушку заживо. А жрали они быстро. Катарина обернулась и улыбнулась мне своей светлой безмятежной улыбкой. Ни боли, ни страха не отразилось на её лице. Улыбнулась, прежде чем быть окончательно погребенной под скопищем червей.
Тварь развернулась и неспешно поползла прочь. Я рванулся было за ней, но меня перехватил огромный чернобородый мужчина. Он зашептал мне:
– Не нужно. Ты ей уже ничем не поможешь. Только сам сдохнешь. А следом умрёт и Сильвио. Нужно выбираться из города. Здесь ему не помогут. Особенно после того, как он атаковал их божество.
Я вспомнил о Сильвио и пелена бешенства начала спадать. Я еще раз взглянул на уползающую тушу и бросился к другу.
Спустя два года я вернулся в этот город. Купец Юсебио, который остановил меня тогда, помог мне в этом. Хотя я и не хотел возвращаться. Сильвио умер, когда мы шли через перевал. Перед смертью он говорил мало. Мне трудно было сложить обрывки его фраз в связную речь. Но и обрывков хватало, чтобы понять, что мы пришли к одинаковым выводам. В редкую минуту просветления он успел попрощаться со мной и сказать во всеуслышание, что я должен забрать сто фунтов, как оплату работы. Мои обязанности он считает выполненными до конца. Кроме того, он заставил меня поклясться, что я убью эту тварь. И я не видел способа, а главное причины отказывать ему в этом желании.
Я не хотел брать его деньги, но взял. Потому что уже тогда стал почти беспробудно пить. Я хотел забыть. Нет, ни смерть друга. И не тварь, которой приносят кровавые жертвы. И даже не смерть Катарины. Я хотел забыть безмятежную улыбку ангела пожираемого заживо.
Сначала кончились мои деньги. Потом я пропил двести фунтов Сильвио. Потом начал пить в долг. И однажды ко мне пришел Юсебио. Пришел, чтобы увезти обратно в этот проклятый Богом город. Я рассмеялся над его предложением. Но он задал мне два вопроса. Всего два вопроса, после которых я передумал. И на эти вопросы мог ответить мне лишь отец Сэмюэль. Именно поэтому сейчас я шёл по безлюдным улицам в Ночь молитв.
Отец Сэмюэль не молился. Он занимался тем же, чем я занимался последние два года – пил под нескончаемый шелест. Пил прямо на алтаре. Библия, полотно, обычно укрывающее алтарь, и поднос для гостии валялись рядом. Увидев меня, он поднял кубок в приветствии и тут же опрокинул его в себя. Не дожидаясь, пока я подойду, он крикнул мне:
– Как я рад тебя видеть, мой мальчик. Я уже испугался, что смерть бедной Катари совсем отвернет тебя от твоего пути. Но я забегаю вперед. Лучше сядь и выпей со мной. Ты не представляешь, как отвратительно пить одному.
Он внимательно осмотрел мою помятую фигуру и продолжил:
–Хотя, может, и представляешь... Выпей. Потом будешь задавать свои вопросы.
И протянул мне свой кубок. Я выпил, хоть и не хотелось. Но вино проскользнуло в желудок легко и приятно, а по телу разлилось согревающее тепло. Мышцы стали эластичнее, да и в голове немного прояснилось.
Покопавшись в куче, которая валялась рядом с алтарем, он достал кубок, в который наливали «кровь Христову», пожал плечами и налил в него вина. Отец Сэмюэль пил явно не первый день. Под глазами черные круги, одежда мятая, запах немытого тела, и над всем этим стоял явный дух перегара. Впрочем, возможно, я выглядел ничуть не лучше. Он кивнул мне одними глазами, и я начал рассказывать:
– Нельзя взять грехи… Нет, не грехи, а человеческую злобу и сделать так, чтобы она исчезла. Ни Богу, ни дьяволу она не нужна. Этот ваш святой извлек их и поселил в церкви. Верно, рассудил, что она будет сдерживать их. А на всякий случай понатыкали крестов над стенами. Хотя они вряд ли помогут. Так что теперь они живут здесь.
Священник кивнул и поднял кубок, как тост:
– Все до одного, друг мой. Все до одного.
Я продолжил, не обращая внимания на его слова:
– Эту идею мне подкинул Сильвио, умирая. Он сказал: «Нужна воля». И я подумал, что он чертовски прав. Злоба без разума — ничто. Она должна подталкивать кого-то к поступкам. Для этого нужен человек. Нужны вы. Они присасываются к вам как пиявки и заставляют убивать. Только я не понимаю. Злоба бесплотна. Как они умудряются пожирать людей?..
Отец Сэмюэль снисходительно усмехнулся:
– А Ночь молитв на что? Эти люди верят всем сердцем, потому что каждый год видят чудо – вознесение во плоти самого достойного. Да, мой друг. Несмотря на то, что выглядит это отвратительно, Катарина вознеслась напрямую к Богу. Разве это не чудо? В других городах от ненависти, ревности или просто по пьяни умирают сотни людей. А тут один человек в год. Каждый год они воочию наблюдают это чудо и от того их молитвы дают силу этому чуду свершиться. На один день делают их злобу материальной. Кстати, это больно. Они действительно пронзают твое тело. Но кровь жертвы исцеляет. Я проделывал это более сорока раз.
Я задал второй вопрос, который меня мучил:
– Почему вы? Это мог быть любой человек из города. Почему каждый раз вы?
Священник расхохотался. Он смеялся до слез, хлопая руками по алтарю. Кубок упал на пол и вино разлилось. Наконец он утер слезы и сказал:
– Почему я? Ты спрашиваешь, почему я? Потому что я единственный в этом проклятом городе могу контролировать злобу. Так чтобы она убивала только одного человека, а не всех кто встречается на пути. Поставь вместо меня любого другого здесь, и ненависть поглотит сначала его, а потом и весь город с помощью него. Они никогда ее не испытывали. Как же они могут научиться справляться с ней? Я не принадлежу этому городу, потому что он не может взять мою злость. Я давным-давно научился контролировать её, давать мне силы. Она стала частью меня. Поэтому город и не может забрать её. Но, пусть я и не часть города, это не значит, что городу не нужны мои услуги. Вот только я устал. Устал слышать этот бесконечный шелест, устал убивать — устал от своей ноши. Я не проживу долго. Я это чувствую. Поэтому Бог и послал мне тебя. Ты станешь следующим священником в этом городе. Твоя подозрительность проистекает из злости и обиды. Но ты научился с ними справляться, направив себе на пользу, не давая чувствам взять вверх.
Я был ошарашен. Меньше всего на свете я хотел поменяться с этим человеком местами. Раз в год превращаться в чудовище, а все оставшееся время слушать этот нескончаемый шелест. Я резко встал и ответил:
– Пусть так, но с чего вы взяли, что я займу ваше место?!
Священник пьяно хихикнул и с улыбкой ответил:
– Конечно ты волен уйти. Тебя никто не заставит. Но я искал подходящего человека почти сорок лет. У меня нет в запасе еще столько же времени. А теперь подумай, что случится, если злобе этого города не приносить жертвы?
Я упрямо ответил:
– Возможно, что и ничего.
Отец Сэмюэль, не переставая улыбаться, кивнул:
– Возможно. Но я думаю, что случится. Правда, не сразу. Злоба все равно возьмет свое. Она постепенно вернется к своим хозяевам, и город будет уничтожен сам собой. А без вознесения не будет и веры, чтобы это остановить. Ты уйдешь, зная, что обрек на уничтожение целый город?
Я заскрипел зубами. Старик был прав. По крайней мере, я не мог исключать возможность, что он окажется прав. Но я не хотел сдаваться. Сжав кулаки, я крикнул ему:
– Но можно же найти способ! Надо только подумать. Главное, не сдаваться. И тогда мы сможем окончательно избавить город от их ненависти.
Отец Сэмюэль встал и, пьяно покачиваясь, двинулся к выходу. У самых дверей он остановился и, не оборачиваясь, сказал:
– Я ухожу. Дальше решай сам. Захочешь уйти – уходи. А если нет, то позвони на рассвете в колокол. Одного раза будет достаточно.
Я взглянул вверх. Ровно надо мной находился колокол, от которого вниз спускался толстый канат. Вся поверхность колокола изнутри и снаружи была будто укрыта черным шевелящимся ковром, который и издавал эти отвратительные звуки. Один Бог знал, как они держались на его гладкой поверхности.
Я думал до утра, но так ничего и не придумал. Нужно чудо, чтобы остановить этот ужас так, чтобы никто не пострадал. Кроме того, мне в голову пришла другая мысль. А уж не малодушничаю ли я? Один человек в год. Один человек в год возносится на небеса, а остальные счастливо проживают свой век, не зная горя и печали. Почему я хочу прекратить это? Чтобы не убивать? Чтобы не слышать шелест над головой? Прости, Сильвио. Я не выполню свою клятву.
Когда над горизонтом поднялось солнце, я встал и ударил в колокол. Тысячи червей ринулись вниз, впиваясь в мое тело. Я мгновенно ослеп. Неужели кровь излечит и это? Вес тысяч тварей пригнул меня к полу. Да, они стали материальны. Но меня беспокоил не их вес и даже не боль, пронзавшая каждую клеточку моего тела. Куда больше меня волновали те чувства, что обрушились на меня. Мне хотелось не просто убивать — разрывать на части, наслаждаясь чужой болью, чужими страданиями. Мне хотелось рвать души, вонзать пылающие когти моей злобы в чужие чувства — не просто уничтожить, а сломить их волю. Ненависть ко всему миру начала поглощать меня, растворять в себе, но я выдержал. Выдержал не только благодаря гордости. Черви были не только яростью. Там были печаль и скорбь. Те чувства, которые я не мог испытывать раньше, и без которых я не смог бы полностью стать человеком. Злоба и ненависть не ушли и даже не ослабли, но потеряли надо мной власть. Пока потеряли. Я вновь контролировал свое тело. И вдруг увидел, что я уже на улице. Да, именно увидел. Моих глаз больше не было, но черви даровали мне свое зрение. Уж не знаю, чем они смотрели, потому что глаз я у них не заметил. И, тем не менее, я видел все. Даже то, что происходит за моей спиной.
Я полз к центральной площади. Уже видел возбужденную толпу, радостно приветствующую своего нового священника и новое вознесение. Знакомые лица: радостная Мария, счастливый Талбот, веселый Филандр, улыбающийся мэр. А в первых рядах стоял отец Сэмюэль. Теперь просто Сэмюэль. Черви, заметив его, напряглись и буквально потащили меня к нему. Кажется, я знаю, кто вознесется на этот раз.
