Поиск по автору:

Пока жена медитировала возле витрины с мороженым, определяя, какое лакомство не содержит растительных жиров, Верочка где-то раздобыла пустую корзинку для продуктов и быстренько стала в нее накладывать: сосиски, плавленые сырки, недорогие йогурты "Чудо", пару пакетов молока "Северная долина" 2.5% жирности; потом перешла к хлебной полке и положила нарезной батон и три "Майские булочки", потом вспомнила: "Папе нужен кофе" - и схватила баночку вечно распродажного "Нескафе". Уже у самой кассы она взяла одно шоколадное яйцо и, обернувшись ко мне, спросила: "У тебя есть сигареты?"
Я только руками всплеснул: "Вот так хозяюшка!". Жена, правда, выбравшая наконец правильное мороженое, половину этой кризисной корзины забраковала. Но есть надежда, что 3-летний наш экономист научит свою безалаберную мать уму-разуму)))

Смейся, паяц!

Сладкого в армии просто жуть как хочется – а нету его там, сладкого, в меню, не положено, разве что пару кусочков сахара к чаю получить, да и то не всегда. Это ведь нездоровая пища как-никак, не то что перловка с вареным салом, которыми обычно кормили военнослужащих в те далекие времена. К счастью, на территории воинской части есть так называемые «чапки» – «Чрезвычайная помощь оголодавшему курсанту», где можно прикупить каких-нибудь пряников, кексов или ромовых баб. Еще, кстати, эти чапки называли «шарилками» – потому что вся эта сладкая бакалея в основном круглой, или шарообразной, формы. Отсюда и производные – «метнуться за шарами», «зашариться». Как только у солдата появляется минута-другая свободная, он старается любыми способами пробраться к буфету и прикупить «шаров».

И вот однажды старший лейтенант наш дал команду мести улицу зубными щетками отсюда и до обеда, а сам куда-то ушел. Ну, мы помели немного, и от усталости, безысходности и тупости армейской службы всем до смерти захотелось чего-нибудь сладкого пожевать. Ну вот я и вызвался сбегать за булками в буфет, пока лейтенанта нет. А пост-то свой нельзя оставлять; даже если унитаз чистишь, нельзя без команды или разрешения покидать место своей, пусть даже и тупой, дислокации: сказали здесь стой, вот и стой, хоть тебе даже кирпич на голову упадет уходить нельзя.

Добежал я удачно, ни на кого не нарвался, в буфете тоже на редкость положительно все сложилось, учёта не было, очереди не было, офицеров из нашего подразделения тоже не было, а сладости были! Накупил я полные карманы всякой вкуснятины и бросился бежать обратно на свой боевой пост, улицы зубными щетками чистить. Бегу счастливый, на крыльях парю над асфальтом!

Вдруг смотрю, на другом конце пустыря, через который я бежал, примерно в километре от меня идет наш лейтенант, и вроде даже смотрит на меня, а скрыться некуда, пустырь, что делать? Он меня даже вроде узнает – я же его узнал… Правда, я-то глазастенький, а он видит не очень, и…
Ровно секунда у меня на решение этой проблемы ушла: стал я во весь голос горланить арию Канио "Смейся, паяц" из оперы Леонкавалло. Знал я её буквально наизусть, спасибо бабушке, походы в оперный театр пригодились в армии.

Я взлетал ввысь, бил себя кулаком по груди, изгибался словно взаправдашний паяц, и вдруг пружиной выпрямлялся, театрально закрывал лицо ладонями и эффектно воздевал руки к небесам. И таким вот необычным способом передвигался по пустырю в течение целых пяти минут.

Ни слов я,
ни поступков своих не понимаю!
И все же должен я играть!
Что ж, ты разве человек?
Нет, ты паяц!

Ты наряжайся
и лицо намажь мукою.
Народ ведь платит, смеяться хочет он.
А Коломбину
Арлекин похитит.
Смейся, Паяц, и всех ты потешай!
Ты под шуткой должен
скрыть рыданья и слезы,
А под гримасой смешной
муки ада. Ах!
Смейся, Паяц,
Над разбитой любовью,
Смейся, Паяц, ты над горем своим!

Так и доскакал до укрытия, а там и был таков. Булки сладкие раздал и ну чистить дальше улицу щеткой зубной, как ни в чем не бывало. Лейтенант прямо взмыленный какой-то вернулся, глаза подозрительно сверкали у него, построил всех 80 человек: смирно, равняйсь! Ко мне подруливает и орет: «Алёшин, пи... горбатый, не ты ли, такая в рот твоя душа, покинул свой пост боевой да в буфет побежал?»
А я ему – не я это, не я.
А он и говорит, мол, ты еще целый километр «Смейся, паяц» небезызвестного Руждеро Леонкавалло исполнял, аж пыль столбом поднялась.
А все как засмеются. Это ж какой солдат Советской армии в здравом уме будет Леонкавалло исполнять? Это может какой психический солдат, фашист может какой, или из неблагонадежных, или просто больной на голову, так будет себя вести. 80 человек так сильно ржали, что и забыли про меня-то, а лейтенант полным дураком выглядел, ему и до сих пор, наверное, стремно этот случай вспоминать…

ПАСПОРТ
Я терял паспорт примерно 500 раз, был такой странный период в моей безалаберной жизни. Мне жутко везло: 497 раз паспорт возвращался ко мне, и всего три раза я терял его с концами. Вот хотел рассказать про один забавный случай потери и возвращения паспорта. Дело было в Москве, я возвращался на метро с очередной редакционной попойки с коллегами по цеху. Ехал я так по кольцевой – одна, другая, третья станция... тут я заснул и промахнулся, проехал станцию пересадки. Вышел, пересел и поехал в обратную сторону – одна, другая, третья станция… Опять заснул, опять промахнулся. Вышел, возвращаюсь в обратную сторону. Наконец-то очутился на проспекте Мира, пересадка на родную Калужско-Рижскую линию – победа близко, четыре несчастных станции, и я дома, на ВДНХ! Одна, две, три остановки… Опять заснул. Здравствуй, Медведково! Промахнулся, выхожу, пересаживаюсь, еду в обратную сторону…
Открываю глаза - открытая платформа, где я, не могу понять. Какая-то дыра в жопе мира. Помочился прямо с платформы - открытая наземная станция, народу никого. Тут кто-то тронул меня за плечо: «Молодой человек, станция закрыта, что вы здесь делаете? Пройдемте!» Оборачиваюсь – милиционер; ну пошли, пошли, побеседуем. Оказались мы в микроскопическом кабинетике мента и начался утомительный досмотр моего портфельчика. Рукописи, диктофон, несколько начатых хаотичных ежедневников, бесконечные бумажки, какой-то хлам, жвачки, печенье... Прописки у меня не было, регистрации тоже – из документов только паспорт.
Мент десять раз просматривал мой хлам, мы укладывали его обратно в портфель, потом вновь доставали, и так продолжалось без конца. Вдоволь поперебирав мой портфельный мусор, он сказал: «не задерживаю», - и пошел выводить меня с закрытой станции.
Оказавшись на улице, я стал ловить такси. Денег у меня не было, я находился в каком-то богом забытом месте, и единственным выходом для меня было доехать до дома на честном слове, оставив в залог паспорт водителю и сходив за деньгами.
Я полез в карман портфельчика и похолодел: паспорта не было! А я его брал! Без паспорта меня бы так просто не отпустили из отделения. Паспорт был! Я не сумасшедший. Постепенно до меня начинало доходить, зачем ментяра тасовал мои бумажки так долго, выкладывая и закладывая их в мой портфельчик. Гадкая мразь передернула у меня паспорт, попросту украла - в этом и был смысл его игры в псевдодосмотр подвыпившего пассажира.
Решительно направился я ко входу в метро и стал молотить в дверь. Никто не отвечал.
Буквально в десяти шагах от станции я увидел уличную телефонную будку. Подошел и набрал милицию: дежурный слушает, я говорю о своей проблеме, меня переключают на быстрое реагирование, потом на районное быстрое реагирование, потом на реагирование на транспорте… Я не забываю сказать, что я журналист и все не так просто, мы вам покажем... Человек на том конце провода оказывается очень вменяемым и объясняет мне, что передергивание паспорта - явление обычное, все этим занимаются. Сейчас он позвонит туда, этому дежурному, и если случайно я обронил паспорт в отделении, мне его вернут. Благодарю и направляюсь к дверям метро. Жду.
В темноте шевеление, кто-то идет – а, вот он, милок; дверь распахивается, и мент прытью бежит ко мне. Убегая, я ору: ах ты, сука, пидарас, верни паспорт! Тот в свою очередь вопит: паспорта не было, не знаю, где ты его потерял! Я, уже задыхаясь от беготни, кричу: ты бы без паспорта меня не отпустил бы, верни паспорт, дрянь такая!
Он плюет и возвращается на свой пост. Я опять звоню дежурному по ментам, тот обещает еще раз позвонить этому ублюдку на станции.
Ситуация повторяется, с одним только различием: мент выбегает с пистолетом и делает пару выстрелов в воздух. Я ржу и оскорбляю его на внушительном расстоянии, но понимаю, что уговаривать этого взбесившегося мента вернуть паспорт бессмысленно.
Мне удается поймать машину и убедить водителя отвезти меня на другой конец города, полагаясь на мою кристальную честность и залог в виде дорогого кожаного портфеля. Поскольку дома не оказывается мелких русских денег и жены, я дарю таксисту красивый сувенирный глобус. Водитель показывает пистолет и грозится меня убить, но потом соглашается: у него дети, хрен со мной, глобус ему пригодится. Та бывшая жена потом очень ругалась: глобус ей подарил какой-то важный человек, и стоил он страшно сказать сколько. Еще лет через 15 выяснилось, что тот важный чувак, помимо глобусов, дарил ей свою любовь, но это не важно.
Следующую неделю я регулярно ездил на эту злополучную станцию, узнавал, кто за мной гонялся и когда он работает. Искал этого мента. Местная уборщица сказала, что я неправильно себя веду, этот Петр Петрович или Василий Сергеевич - очень хороший сотрудник, зря я так кипячусь. Нужно с ним по-человечески. Купить, например, чего-нибудь и снова прийти. Я накупил каких-то конфет в коробке, кофе, почему-то бананов, и еще там ветчины и колбасы, и 300 граммов хорошего сыра, и пару бисквитных рулетов, и понес все это менту. Тот отдал мне паспорт: ты сам его, сказал, потерял, его типа нашли возле метро. Это была ложь. Мент пожаловался, что его затаскали в главное управление. Я извинился, сказал, что сожалею, поблагодарил и пошел домой счастливый: ведь я вернул свой паспорт!

ПРО МОИ ПОСЛЕДНИЕ ПЯТЬСОТ РУБЛЕЙ.

Звонит, значит, сегодня рано утром Катькина подруга Жанна и говорит такая: «Заберите уже, наконец, ваши несчастные 500 рублей, я вчера зарплату получила» (она у нас полгода назад перехватила на пару дней пятисотку, мы уж, честно говоря, и думать про нее забыли).
Ну, я обрадовался: нам бы эти 500 рэ очень даже пригодились, потому как денег после праздников нет, аванс жене задержали, на карточке почти ничего не осталось, с работой у меня все сложно… и т. д. И вот в это страшное время я планирую ехать с последними 20 рублями на очень важную встречу – по поводу написания книги.
– Беги быстрей, – говорю жене, – пока дает, а то завтра у нее не будет ничего, я ее хорошо знаю.
– Да ладно, – отвечает, – сдались тебе эти 500 рублей, они нас не спасут.
– Ага, а на работу ты на что ездить будешь? А я на что на работу буду ездить, если заключу свою сделку века?!
В общем, приезжает жена после работы (у нее по средам короткий день) на Минина к фонтану, где Жанна ей встречу назначила, – а Жанна уже стоит там, такая вся в черном и накрашена меньше обычного, что очень подозрительно.
–Кать, – говорит, – давай только сначала в собор Архангела Михаила зайдем, у тети Гали вчера година была, 12 лет, я хотела свечку поставить.
Вот они идут в этот собор Архангела Михаила, Жанна там ставит свечки, заказывает поминание рабы Божьей Галины в течение всего года, кладет крупную купюру в корзину для пожертвований, потом, уже выйдя, начинает рассказывать про эту свою тетю Галю, которую она два раза видела в детстве и которая ей приснилась несколько дней назад. Жена, разумеется, внимательно ее слушает; так, за разговором о тетушке Галине, они начинают переходить дорогу – и тут жена понимает, что они переходят улицу в неположенном месте! Ну, в 20 метрах от них – подземный переход, в 100 – светофор, а они почему-то прут через проезжую часть. И только жена это понимает, как неизвестно откуда выезжает полицейская машина, а из нее выходят четверо мальчиков-полицейских и предлагают пройти в полицейскую будку и выписать штраф.
– Так, уберите от меня ваши руки! – истерично заверещала Жанна. – Никуда я с вами не пойду. Вы бы делом занялись вместо того, чтобы добропорядочных граждан на дорогах выслеживать. Герои, блин, четверо рыл на двух беззащитных девушек набросились.
Служителей правопорядка слегка опешили от такого отпора – и тут их взгляды перекинулись с визжащей Жанны на мою тихоню-жену. «Пройдемте-ка, гражданочка», – и Катя, доставая из сумочки свой паспорт, с виноватым видом проследовала за рылами в форме в их будку.
– Вы вроде посмышленее, – сделал ей комплимент один из полицаев.
– Я?! – удивилась жена. – Да нет, наоборот…
Через 5 минут Кате уже выписали штраф на 500 рублей. «В течение двух месяцев нужно оплатить, – сказал полицай и почему-то добавил. – Мужу можете не показывать, чтобы не ругался. И этой тоже (он указал в окно на поджидающую жену Жанну) не показывайте».
– Катька, – заорала Жанна, увидев выходящую жену. – Ты, надеюсь, ничего им не заплатила?! У тебя, надеюсь, хватило ума их послать?! Я из принципа, им назло, всегда здесь улицу перехожу. Пусть только попробуют мне что-нибудь сделать!
Жена, конечно, скрыла, что у нее не хватило ума…
Дальше Жанна потащила Катю по магазинам – нужно было купить подарки Жанниному двоюродному брату и всем многочисленным Жанниным племянникам, потом забежали в Дирижабль, в Связной, в аптеку, еще в пару мест… Наконец Жанна сделала все свои покупки – и тут спохватилась, что у нее нет купюры в 500 рублей, чтобы вернуть Кате долг.
– Давай в «Кофе Кейк» посидим, заодно и деньги разменяем.
В кафе Жанна вспомнила, что у ее дочери-подростка как раз перерыв между занятиями в музыкальной школе и спецкурсом по английскому, и принялась ей звонить: «Ева, мы тут с Катей в «Кофе-Кейк» сидим, подходи скорей… А, ты с подружками? Ну, все вместе подходите.
Минут через десять Ева с тремя подружками, тоже собирающимися на спецкурс по английскому, ввалилась в кафе.
– Ева, – сказала Жанна, – закажите себе что хотите, пусть девочки не стесняются. Я за все заплачу.
– Слушай, Кать, дай мне, пожалуйста, свои 500 рублей, я тебе сейчас их верну, – попросила Жанна жену через полчаса, когда детский пир уже был оплачен, и, подозвав сидящую в двух столах от них Еву, вручила ей купюру со словами. – Купи всем еще по пирожному, съедите на спецкурсе.
Ева начала было отказываться, но Жанна была неумолима.
– Понимаешь, – объяснила она жене, – я учу Еву быть свободной и просто относиться к деньгам, чтобы у нее потом не было комплексов. Деньги – они сегодня есть, а завтра их нет. Это всё такая ерунда на самом деле.
Тут у жены раздался звонок – это звонил я.
– Ну что, ты уже едешь?! Ты ведь не забыла, что мне к 19? Мне с Верой, что ли, ехать?
Катя побледнела и принялась собираться; между тем Жанна заглянула в свой кошелек и обнаружила, что у нее ничего, ну ровным счетом ничего не осталось. Даже чтобы расплатиться за свой кофе. Она полностью сбросила денежный балласт…
– Кать, у тебя нет взаймы 200 рублей?
– Вот мелочь только
– Тогда сиди здесь, у меня вроде на сберкнижке что-то оставалось, я сейчас до банка дойду.
Жанна стала собираться: она долго повязывала шарф, очень тщательно укладывала непослушные локоны, бесконечно поправляла полы одежды, красила губы, протирала сапожки влажными салфетками. Катя обреченно смотрела на подругу. Наконец, после посещения туалетной комнаты, Жанна-таки покинула кафе.
Я тем временем с 20-ю рублями мелочью и Верочкой на руках названивал жене:
– Ты скоро? Кать, у меня билет только в одну сторону, там меня ждет очень важный человек, встреча всей моей жизни, можно сказать… Ты уже едешь?!
– Максим, нам нечем заплатить в кафе…
– В каком кафе?! Вы что, в кафе? У нас же нет денег!
– Да я только чай заказала, мне ведь Жанна долг вернула... А еще – ты только не ругайся – меня оштрафовали, мы в неположенном месте дорогу переходили…
– Ты совсем с ума сошла?! И сколько штраф?
– 500 рублей, но их в течение двух месяцев нужно заплатить, так что ничего страшного…
– Слушай, – говорю, – если из-за тебя я опоздаю и меня на работу не возьмут, я тебе этого не прощу.
И тут жена вспоминает, что у нее с собой Мегакард с оставшимися на ней трехстами рублями. Наскребя еще 30 рублей мелочью, она оплачивает их с Жанной заказ и бежит на метро: у нее как раз остался один жетончик. Через 40 минут она уже дома, я, порывшись в карманах курток, нахожу аж 80 рэ и еду на встречу.

– Ну ты понимаешь, что с этой Жанной ты тоже становишься невменяемой, – спрашиваю я жену, уже вернувшись. – Как ты могла забыть про мою встречу? И как ты умудрилась перейти дорогу в неположенном месте? И на фига ты согласилась заплатить штраф?!
– Да ты сам во всем виноват, не нужно было возвращать эти несчастные 500 рублей, я же тебе говорила… И вообще надо проще относиться к деньгам, это всё такая ерунда…

P.S. На встречу я не опоздал.
P.S. P.S. У Жанны на сберкнижке что-то оставалось, так что завтра она намерена вернуть 500 рублей. Но жену я к ней что-то боюсь отпускать…

Тикающие усы.
Как-то раз я оказался в одной интересной компании на окраине Гороховца. Ребята, художники-абстракционисты, пригласили нас с Валерой, моим приятелем, на одну вечеринку, в мастерскую, где работал над своими картинами некий известный в узких кругах художник, транссексуал Володя. Картины его оказались неинтересными, сырыми и бесталанными, водка была дешевой, закуски не было совсем, через прохудившуюся в мастерской крышу капал дождь, даже хваленый Володин транссексуализм оказался паленым. Все было плохо, кроме одного – у Володи были тикающие усы! Они тикали на разные лады, половинки усов шевелились наподобие стрелок, а из носа Володи раз в час вылетала маленькая механическая кукушка. Мы сами это видели, хоть нам никто и не верит.

СОБАЧКИНО СЕРДЦЕ.

У одной собачки было больное сердце. Врачи запретили ей волноваться, но собачка была своенравной и привычек своих не изменила, за что и поплатилась. В прошлую пятницу она жутко напилась в ночном клубе «Вася + 1», стала донимать посетителей, хамить официантам, ввязалась в драку с охранником – за что и была с треском выставлена. Приехав домой, Собачка полезла в Интернет троллить своих бывших парней. Один из бывших назвал Собачку «шлюхой», другой и вовсе ничего не ответил, а третий предложил зайти в гости, познакомиться с его новоиспеченной женой. Все это очень задело героиню нашего рассказа – до такой степени, что произошел непреодолимый некроз сердечной мышцы, или, попросту говоря, инфаркт миокарда. И Собачка умерла прямо за компьютерным столом, с бутылкой дешевого пива в лапе и дымящейся сигареткой в пепельнице, не дописав злобного комментария к свадебной фотке своего бывшего. В этом самом виде её и обнаружила бабушка Собачки, которая проживала вместе с ней в этой самой квартире.
На похороны Собачки никто не пришел, потому что накануне она со всеми разругалась…

У одного мальчика был неприлично длинный член, а у другого очень коротенький. Как-то раз пошли эти два мальчика на реку купаться голышом. Трусы сняли и в воду со всего разбега бросились. Мальчик с длинным членом быстро бежал, даже быстрее короткочленного, но запутался в своем члене, запнулся и оттого упал в воду неаккуратно, ударился головой об камень и утонул. А мальчик с коротеньким членом накупался вдоволь, оделся и пошел домой.

СТЕКЛЯННЫЙ СУП.
– «Горьковские», уёб…, выйти из строя! – истошно орал лейтенант Косогоров, стоя на плацу перед выстроившимися в ряд солдатами.
Ряды разомкнулись, и вперед вышло несколько человек. «Горьковские», надо сказать, относились к не самой, мягко говоря, уважаемой группировке в советской армии. Они слыли людьми ненадежными, безответственными и ленивыми, злостными нарушителями воинской дисциплины; среди них было немало уголовников, которые подчас, чтобы не сесть в тюрьму, отправлялись в армию. Горьковчан ненавидели примерно так же, как и москвичей – тех, правда, по другим причинам, – и я старался особо не афишировать своего происхождением. Лично мне нравились москвичи, с ними было интересно, вот и сейчас я стоял с москвичами, в самом углу нашего подразделения.
– Я не вижу еще одного бойца! – выходил из себя лейтенант. – Как его?!. Алёх… Алёшин… Алёшин, сука, выходи сюда, иначе я пинками тебя сейчас выведу!!
Нас было восемь человек: пара-тройка безнадежный гопников, да пара конченых тормозов, да один полоумный лысый качок с Автозавода, да еще я. Один Ивахин в этой компании сохранял хоть какое-то человеческое достоинство – видимо, с ним мне и придется общаться ближайшие сутки.
– В наряд в столовую сегодня заступаете! – злорадно сказал лейтенант. – Разойтись.
Вообще в такой наряд отправляют тех, кто совершил какой-то проступок, но, раз уж мы «горьковские», то и причины никакой не нужно, чтобы отправить нас на ближайшие 24 часа в настоящий ад. Ибо накормить тысячу человек завтраком, обедом и ужином не так просто, если всё делается вручную: 12 ванн картошки, предварительно притащенные из дальних складов на носилках, чистятся вручную, посуда моется вручную, столы и полы за этой оравой солдат тщательно оттираются после каждой трапезы. Место, где моют посуду, называют с издевкой «дискотека»: сколько дисков (тарелок) нужно прокрутить, чтобы убрать за тысячей солдат. Туши лошадей или свиней тоже несут на носилках, а чаще всего волоком, чтобы случайно не сломать носилки – а они, туши, ледяные, неудобные и очень тяжелые. В наряде находятся 24 часа без сна и отдыха, и это удовольствие еще надо «заслужить»…
Самое мерзкое место в таком наряде – варочный цех. Несколько огромных жбанов с кипящей съедобной массой, которую кашеварят волосатые коротышки туркмены, расхаживающие в одном исподнем: таких белых кальсонах и рубашках. Это установленная форма для кухонных работников, другой одежды для них не предусмотрено.
Мы с Ивахиным полночи чистили и таскали картошку, а потом нас, как самых ответственных, отправили в варочный цех – лучше бы сразу убили. Там все в жиру, и жир этот приходится бесконечно убирать. Ты ползаешь в этом дерьме, трешь и трешь, но его не становится меньше, жир повсюду: у тебя в ушах, на голове, вся одежда становится как кожаная от этих саломасов.
В отдаленной части помещения мы нашли… впрочем, не буду говорить, что мы нашли, и вспоминать не хочу. Видимо, таджикские поварята пили водку всю ночь, там же испражнялись и от нечего делать разбивали пустые бутылки прямо об стену – повсюду валялись осколки. Мы с Ивахиным собрали совковой лопатой весь этот мусор в 80-литровый бак – а тут еще напасть, лопата сломалась, и штык от неё мы тоже положили в этот бак – и потащили это всё на выход.
– Кепутста! Кудэ кепутста? Кудэ? – вдруг заорал таджик повар, увидев, как мы выходим на улицу с баком, сверху которого действительно лежали грязные, с пола, капустные листья.
Я сначала даже не понял, чего он хочет; Ивахин попытался было объяснить повару, что капуста только сверху, а вообще там мусор, бутылки.
– Кепутста в суп нести! – таджик стал пинать нас с Ивахиным ногами; мы пытались вырваться с баком, но нам этого не удалось. Таджик как с ума сошел. Смирившись, мы двинулись к тысячелитровому чану с кипящей водой и высыпали содержимое бака прямо туда, в суп. Мы так устали, а таджик или узбек, или кто он там был, практически ничего не понимал по-русски или попросту был невменяем после перепоя. Это не наше дело. Высыпали полный бак мусора с битым стеклом, дохлой крысой и штыком от ржавой лопаты в суп. Капуста!
Лопату мы потом достали, что, кстати, было непросто: подходить к еде солдатам запрещено. А своим друзьям сказали, чтобы суп не ели, там стекло.