Предупреждение: у нас есть цензура и предварительный отбор публикуемых материалов. Анекдоты здесь бывают... какие угодно. Если вам это не нравится, пожалуйста, покиньте сайт.18+
Рассказчик: Кадет Биглер
По убыванию: %, гг., S ; По возрастанию: %, гг., S
To Tzapa: Любезный г. Tzapa, позволю себе напомнить Вам, что Интернет не гарантирует полной анонимности. При необходимости Вас несложно вычислить, Вы ведь не бен Ладен... Это я Вам как специалист говорю... На этом сайте Вы успели поместить столько гадостей, что у некоторых людей может возникнуть понятное желание с Вами встретиться. Обычно при этом боевые искусства не помогают... Зачем Вам лишние проблемы? Будьте корректным - вот и все. И последнее. Вы мне неприятны, поэтому в дальнейшем на Ваши тексты я отвечать не буду. Искренне надеюсь на взаимность. To GDV: "Что похожее на ваш рассказ о барже я читал... Очень-очень похожее. Не у Конецкого ли?.." Так. Соболев, Конецкий; Покровскому историю я сам посвятил, стало быть, не подходит... Кто еще из маринистов остался? Вот! Станюкович! Ну не плагиатор я, вот вам святой истинный крест! Все совпадения - случайны! Ну, читал я и Соболева и Станюковича и Конецкого... "Фрегат "Паллада" читал, "Цусиму" читал, да, и "Крейсера" Пикуля тоже читал!!! Там тоже по царской яхте стреляют сдури. Что же мне делать? Начнешь про Марс писать, так ведь уже и "Аэлита" написана и "Марсианские хроники" и даже "Принцесса Марса" (Берроуза). Куды хрестьянину податься?! Znatok`у Я, вероятно, неудачно выразился. Для того, чтобы обвинять меня во лжи, у Вас должны быть веские аргументы. Шутки шутками, но если Вы не обоснуете свои обвинения, я попрошу Вас извиниться. "любой человек цитирующий комментарии к Онегину вызовет во мне удивление." Да почему? Вы ведь читали и запомнили. Почему же Вы отказываете другим в праве и удовольствии читать не только стихи Пушкина, но и комментарии, письма, деловые бумаги, наконец... По поводу остальных Ваших вопросов. Готов при Вашем желании ответить на них по e-mail: bigler57 At mail.ru, терпение Дм. Вернера, все-таки, не железное. Кадет Биглер
Автору истории про саратовского туриста: Как Станиславкий говорил? "Не ве-рю!". И я не верю. Значится, так. Теплоходы из Москвы последние 30 лет уходят в 19 - 20 часов. Это связано со шлюзовым расписанием. День - вечер суда идут в Москву, а вечер - ночь - из Москвы. Но это ладно. На теплоходе 3 (три) дизеля. При отказе любого он свободно пойдет на двух. Возвращаться в Москву - бессмысленно. Мелкий ремонт можно выполнить на ходу, а крупный у причала тоже не сделаешь - надо снимать пассажирскую надстройку. А то, что менты по-живому клиента ошкурили - верю, сразу и всем сердцем. Эти могут. Кадет Биглер
К истории № 15 от 17 августа. что "... это «очко» забито уже месяц и тут нужен сантехник." Господа хорошие, это барство! Да откуда же в армии сантехники?! Делюсь know-how, вот она, эстафета поколений! Заранее прошу прощения у дам и эстетов. Казарменный туалет представляет собой несколько посадочных площадок (унитазов в казармах за 23 года службы не видел ни разу), которые короткими вертикальными коленами соединяются с горизонтальной фановой трубой, т. е. , имеем дело с сообщающимися сосудами. Для ликвидации засора берем бойцов по количеству посадочных площадок, каждому даем в руки нечто вроде артиллерийского банника и по команде: "Делай... раз!" бойцы дружно пропихивают банники в дырки и так до устранения засора. Перед началом работ следует объяснить бойцам важность синхронности движений, т. к. в строгом соответствии с уравнением Бернулли, опоздавший получает все... Кадет Биглер
Как-то мы с коллегой проводили врачебно-летную комиссию (ВЛК). Точнее, проводили ее, конечно, врачи, а мы должны были обеспечить прибытие контингента и следить за поддержанием твердого уставного порядка. ВЛК располагалась в помещении военкомата в большой комнате, по периметру которой находились кабинеты врачей-специалистов. Обходить их нужно было по очереди. Все шло чинно-благородно, как вдруг на пороге нарисовался странный мужичок с направлением на ВВК в руке. Был он неопределенного возраста и, то ли тяжело пьян третий день, то ли обкурен - я не понял. Во всяком случае, тормозил он страшно и слова из него выходили, как из старого магнитофона "Весна", т.е. с таким странным подвыванием. Сфокусировав взгляд на моем коллеге, он качнулся и спросил: - Май-о-о-р, зде-е-есь комиссия? - Здесь. - Ра-а-азде-е-еваться? - Да. - Со-о-всем? - Совсем. Мои воины в ожидании цирка притихли. Мужичок быстро разделся. Оказался он неожиданно волосатым, каким-то корявым и сильно смахивал на запущенную обезьяну. - Ку-у-уда? - Туда! Коллега указал на первый кабинет, где сидел врач-лор. Мужичок шустро пошлепал босыми лапами по кафельному полу, резко открыл дверь и вошел. Мы притихли. Из кабинета донессся вопль, взрыв мата, набежала охрана, мужичка, едва дав ему одеться, вышибли за дверь. Коллега, задумчиво глядя ему вслед, с сожалением произнес: - Надо было его сначала к стоматологу отправить!
Эту историю поведал мне приятель - кинооператор. Был он настоящим оператором, окончил ВГИК, работал на «Мосфильме», но что-то там у него не сложилось: то ли начал с режиссером концепциями меряться, то ли подвела чрезмерная даже для творческой интеллигенции любовь к спиртному, словом, пришлось увольняться. Помыкавшись без работы, приятель устроился оператором в одну крупную фирму, которая занималась испытаниями авиационной техники. В тот раз предстояло снимать взлет МИГ-21 с пороховыми ускорителями для какого-то рекламного фильма «Оборонэкспорта». В те годы о взлетно-посадочных характеристиках современных самолетов, вроде СУ-27, только мечтали, поэтому применение ускорителей считалось весьма перспективным. Ускорители представляли собой две здоровенные металлические сигары, которые навешивали на фюзеляж истребителя. В кабине ставился маленький пультик, на котором было только две кнопки: «Пуск» и «Сброс». Отработавшие ускорители, чтобы они не мешали, после взлета сбрасывали. Казалось бы, самым простым решением было поехать в полк ПВО, где ускорители широко применяли, но мудрое командование, как всегда, решило по-своему. Съемочная группа отправилась в полк истребительной авиации ВВС, где для съемок был специально переоборудован истребитель. Для пущего эффекта снимать решили зимой и в сумерках. Гостеприимные хозяева упаковали оператора в зимний технарский комплект: ватные штаны - ползунки, валенки с галошами типа «слон», теплый бушлат, шапку, рукавицы на собачьем меху. Чтобы не обморозить органы репродуктивной системы, мой приятель натянул также две пары кальсон «с начесом». Доковыляв кое-как до полосы, он уселся на снег, выбирая наиболее выигрышный ракурс. Звон турбины истребителя перешел в визг, затем в грохот, разметая облака мелкого снега, самолет помчался по бетонке. Вот он задрал нос, отделился от полосы и начал набирать высоту. Раскорячившись на снегу, оператор вел его камерой, боясь пропустить момент запуска ускорителей. Однако, вышло по-другому. Ускорители внезапно отделились от фюзеляжа самолета и, подобно, крупнокалиберным бомбам, с воем понеслись вниз. Позднее выяснилось, что тщательно проинструктированный пилот в нужный момент в место кнопки «Пуск» случайно нажал кнопку «Сброс»… С земли совершенно невозможно определить, куда летят бомбы, во всяком случае, оператору показалось, что точно в него. Повинуясь могучему инстинкту, мой приятель бросился бежать, однако принять естественное для бегуна положение ему помешали ватные штаны и валенки. Позднее, перепуганный солдатик из роты охраны рассказывал, как мимо него огромными скачками пронеслось какое-то четвероногое существо, похожее на небольшого медведя, причем задние лапы у него были в валенках, а в правой передней оно почему-то сжимало кинокамеру... Кадет Биглер
Планируем предварительную подготовку. Предварительная подготовка, это когда полетов нет, а весь личный состав набрасывается на самолеты с лопатами и вилами, и давай их обслуживать! Для предварительной нужно много всяких машин: электростанции, компрессоры, "масленки", цистерны "русский чай" (для заправки самолета спиртом) и другие. И вот, сидим, заказываем машины. Дело обычное. Для этого нужно заполнить типографскую табличку, в ней перечислены все имеющиеся машины, а мы пишем, сколько каких надо. И вдруг, кто-то в конце таблицы находит какую-то тепловую машину. - Мужики, а это что - тепловая машина? Никто не знает. Инженеры оживляются, начинают гадать. Бесполезно. Наконец, самый старый, самый мудрый инженер по авиационному оборудованию прекращает дискуссию: - Да зае#$ли вы! Закажите ее на х#й на завтра, приедет - посмотрите! Подивившись мудрости аошника, так и сделали. Через полчаса позвонил дежурный по обато. - Вы тут тепловую машину заказали... - Ну... - А она вам точно нужна? Обатошнику объяснили, что без тепловой машины - никак. - Ну-ну... На следующее утро на пункт управления ИАС прибыл боец и заявил, что он, мол, погонщик тепловой машины. Народ ломанулся смотреть. Тепловая машина оказалась грузовиком, в кузове которой стояла здоровенная бочка с водой и печка. Теплой водой, оказывается, полагалось смывать с самолета радиоактивную пыль... Разочарованные такой прозой инженеры, стали думать, что делать с водой? Просто так отправить назад - в лом! И вдруг - идея! - А давайте поможем сусликам весну встретить! (Дело было в марте.) Тут надо пояснить. Вокруг аэродрома в норках жило море каких-то серых с хвостами: то ли хомяков, то ли тушканчиков - Мичурин их разберет! Мы их называли сусликами. Быстренько размотали шланг, начали лить теплую воду в норки. Обалдевшие суслики стали пробкой вылетать из норок, причем не из тех, в которые лили воду: у них там, оказывается, сложная система ходов, как в метро. Попер азарт, народ стал заключать пари, из какой норки выскочит очередной суслик. Самые азартные сокрушались: - Надо было, блин, две тепловые машины заказывать! Вода стремительно кончалась. Случайно обернувшись, я увидел на балконе КДП командира дивизии, который в бинокль напряженно пытался рассмотреть, чем же это занимаются на поле выпускники академии Жуковского?!
Майор Богоявленский получил очередную медаль. Ничего особенного, как у всех, награда ни за что, «За безупречную службу» 2-ой степени, по-простому - «За тупость». Третья степень, «За глупость» у него уже была, а первую, «За песок», при удачном раскладе еще предстояло получить. Ирония этого награждения состояла в том, что «безупречной» службу Богоявленского назвать было никак нельзя. Геноссе был ярчайшим представителем той части советского офицерства, о которой в характеристиках пишут: «Уставы ВС СССР знает, но всегда ими правильно руководствуется». Проще говоря, был он пьяницей и бабником. Лист учета его взысканий представлял собой шедевр военно-канцелярской мысли. Графа «За что наложено» поражала исключительным разнообразием содержания. Особенно выделялся «Строгий выговор за организацию пьянки среди старших офицеров»; за унылой формулировкой «Выговор за нарушение формы одежды» скрывался совершенно феерический случай. Капитану Богоявленскому срочно понадобились деньги, и он, как всегда, решил взять их со сберкнижки. Сберкнижкой у него назывался балкон, заполненный до перил пустыми бутылками. Набив две авоськи «пушниной», он прикинул, что должно хватить, и отправился в приемный пункт в форме, где и был схвачен «баранами». Что делал комендантский патруль в пункте приема стеклопосуды, осталось загадкой. Несмотря на губительные для строителя коммунизма привычки, Богоявленский был грамотным инженером и артистично читал лекции. Правда, случались и плохие дни, когда его организм томился после вчерашнего и напрочь отказывался стоять у доски. Тогда дневальный приносил в аудиторию стул, и Гена читал лекцию, сидя перед амфитеатром, иногда, как смертельно раненый боец, подползая к доске, чтобы начертить очередную формулу. Но вот, случилось маленькое чудо. Военно-воздушная фея взмахнула Наставлением по службе штабов, и капитан Богоявленский превратился в майора. У старших офицеров учет взысканий, как известно, начинают вести заново, и Гена, внезапно оказавшись безгрешным, как новорожденная овечка, обрел медаль. Медаль, несомненно, следовало обмыть. Проблема, однако, состояла в том, что наш тогдашний шеф готовился к перебазированию в высокие штабы, и, опасаясь малейшего залета подчиненных и крушения собственной карьеры, употребление на кафедре запретил начисто. Пришлось пить на улице. В «гражданке» на службу тогда ходить было нельзя, поэтому награжденный и все примкнувшие были в форме. Зашли за трансформаторную будку, кое-как разгребли и утоптали снег, сделав из него бруствер для бутылок и стаканов. Хлеб был заранее нарезан, но на морозе его прихватило, и он хрустел, как суворовские сухари. Томат, в котором плавали обезглавленные бычки, тоже замерз, и каждую рыбку приходилось выламывать из банки стынущими пальцами. Выпили по первой. Первая пошла хорошо. Закусили бычками. Потоптались, хрустя снегом, покурили. Выпили по второй. Вторая прошла вообще «на ура». Стало веселее. Кто-то поинтересовался, «А ваще, сколько взяли? » Мероприятие явно шло в гору. Стали разливать по третьей. - Мужики, - вдруг сказал Гена, обведя присутствующих затуманенным взглядом, - а ведь мы непобедимы! Не, ну правда, ну сами подумайте, ну где еще, в какой армии старшие офицеры, зимой, по яйца в снегу будут за трансформаторной будкой пить водку?! Осознав свою пассионарность, мы гордо прикончили третью и незаметно перешли к четвертой. На морозе никто не пьянел. Напротив, всем было тепло и весело, каждый ощущал свое неоспоримое превосходство над вероятным противником, как моральное, так и физическое. Стемнело. Пугая прохожих, мы выбрались из-за будки, кое-как отряхнулись и двинулись к метро. Добравшись до станции, я понял, что последняя была все-таки лишней. В теплом метро нашу страшненькую компанию мгновенно развезло, причем хуже всего пришлось Гене, который на правах «орденоносца» пил больше всех, а закусывал, наоборот, меньше. От выпадения из реальности его спасал только железный организм, закаленный упорными и длительными тренировками. Подавляя противное головокружение, я вошел в вестибюль и тут же на время ослеп из-за запотевших очков. Как всегда, переложить носовой платок из кителя в шинель я забыл. Пришлось зажимать «дипломат» между ногами, расстегивать шинель и вообще чесать правой пяткой левое ухо. Между тем, в вестибюле определенно что-то происходило, слышались невнятные крики и какое-то странное хлюпанье и царапанье. После того, как очки были, наконец, протерты, я все понял. Коллеги пытались затащить Гену на эскалатор, но не тут-то было! Природа все-таки взяла свое, и его душа потребовала подвига. Его внимание привлекла уборщица, которая щеткой толкала снежную кашу к канализационной решетке. - Мать! - завопил Гена, - я вот так же! В училище! Четыре года! Дай мне! Хочу вернуться… Ощщу-тить! Он схватил щетку и с пьяным усердием погнал грязный, мокрый снег вдоль перехода. Из-под щетки летели брызги, пассажиры, посмеиваясь, уступали дорогу. - Бля, везет вам, летчикам, - завистливо сказал кто-то у меня за спиной. - Вот, к примеру, нажретесь вы, так вам в метро и место уступят и фуражку поправят, и разбудят, когда выходить надо. А я, если в форме под этим делом еду, только и слышу: «У-у-у, гад, на#бенился; наверное, опять взятку пропивал! » Я обернулся. Рядом со мной стоял старший лейтенант милиции и задумчиво наблюдал, как майор Богоявленский заканчивает уборку вестибюля, сопровождая радостным гиканьем каждый взмах швабры. Ему вторило гулкое эхо пустой станции.
Андрею. По поводу нырка в атмосферу. Не берусь судить о том, есть ли спутники, совершающие такой маневр или нет и правдива ли история вообще... ===== Разведывательные спутники, как правило, имеют возможность переходить на более низкую орбиту, если нужно получить изображение более высокого качества, но это сильно уменьшает время жизни спутника, поэтому такой маневр выполняют в исключительных случаях.
В: За приглашение спасибо. Если есть желание встретиться, мой E-mail возьмите, пожалуйста, у Дм. Вернера. Поймите меня правильно: я раз выложил свой адрес на сайте, так потом ящик был забит спамом и матюгами от подростков...
Стрелку Авиационные насосы очень компактны. На самолете топливных баков - несколько. По ряду причин топливо из них вырабатывается неравномерно, поэтому, чтобы не нарушилась центровка самолета, перекачивающие насосы автоматически перегоняют часть топлива из одного бака в другой. А поскольку баки устанавливаются в самых неожиданных местах, вплоть до киля, насосы не могут быть большими. За компактность приходится платить малым ресурсом и высокой стоимостью. Мы отдали, конечно, насос без ресурса.
О скульптуре на Мамаевом кургане. За годы службы мне довелось повидать много памятников: Мать Армению, Мать Грузию, видел я мощную бабу со скифским акинаком в Киеве, Хатынь, Саласпилс, Пирчупис, Пискаревку... много. Но мемориал в Волгограде производит самое мощное впечатление. Я отдыхал на плавтурбазе МО "Василий Суриков". Представьте: теплоход отходит от пристани, по судовой трансляции Левитан читает фронтовую сводку, воет сирена, приспускается судовой флаг и тут на холме появляется громадная женщина с мечом! Нормальные, несентиментальные мужики, которые до этого спокойно пили пиво на палубе, не скрываясь, плакали. Сам видел. По-моему, Вучетич нашел замечательное пластическое решение скульптуры, ведь она великолепно смотрится с любого ракурса. Попробуйте обойти вокруг памятника Жукову в Москве или, не приведи Бог, Петру. То-то!
Торговля оружием - штука тонкая. … Был период, когда некоторые африканские государства, которые, как тогда говорили, избрали некапиталистический путь развития, активно покупали нашу авиационную технику, хотя никто из покупателей толком не мог объяснить, что они с ней собираются делать, и для чего им нужна аппаратура для дозаправки в воздухе, если на штатной заправке Су-24 можно пролететь пол-Африки? Но, желание клиента - закон, самолеты поставили, а для обучения местного персонала отправили в загранкомандировку советских авиационных инженеров. По замыслу командования, наши специалисты должны были обучить африканских товарищей передовым методам эксплуатации авиационной техники, а затем отбыть на Родину. Однако, возникли проблемы. И первой из них была проблема языковая. У наших инженеров никак не выходило изложить передовую техническую мысль по-французски, и, тем более, по-арабски, а местные, в свою очередь, дружно не понимали по-русски. Имелись, конечно, и переводчики, но толку от них не было никакого, так как просьба перевести на французский простейшую фразу «Увод строба системы автосопровождения по дальности» вгоняла их в состояние элегической грусти. Пришлось разбираться самим. Местных товарищей быстренько обучили Самым Главным Словам, и процесс пошел. Любо-дорого было смотреть, как утром на вопрос: "Как дела, месье?" африканец отвечал с приветливой улыбкой: - Карашшо, заэбись! Вторая проблема состояла в том, что у наших свежеприобретенных друзей руки росли анатомически неправильно. Выполнение любой работы на авиационной технике неизбежно заканчивалась ее разрушением, разодранным обмундированием и отдавленными пальцами. Как-то раз понадобилось заколотить деревянный ящик, и наш инженер по природной русской лени, чтобы не идти за молотком, забил гвозди пассатижами. Еще 3 гвоздя пришлось забивать «на бис». Местным почему-то очень нравились советские кипятильники. Причем, особо ценились чудовищные агрегаты, способные за минуту вскипятить ведро воды. Зачем в засушливой Африке кипятить ведрами воду с помощью советских кипятильников никто не понимал, но привозили и дарили их исправно. Попутно выяснилось, что нигде в мире, кроме СССР, их не делают. Но лучшим подарком, без сомнения, оставалось домино! Советские специалисты привезли его с собой и по неистребимой технарской привычке, в перерывах между полетами начали ворочать плиты. Местные заинтересовались. Им объяснили. Вскоре африканские товарищи научились кричать "Риба!" (с буквой «ы» были проблемы) и лихо стучать локтем по столу, дуплясь на оба конца. Как-то раз с очередным транспортником наши привезли ящик домино и подарили всем офицерам авиабазы. Рассыпавшись в благодарностях, местные инженеры сказали, что они в благодарность русским друзьям сами (!) сделают стол для домино, чтобы показать, чему научились. Тут же была отдана команда, по аэродрому заметались солдаты, вскоре в комнате отдыха появился набор великолепного французского электроинструмента и фанера. Лист тщательно раскроили. Взвыла электропила. Первый перепиленный стул распался на две части. Подивившись качеству распила, наши продолжили наблюдение. Постепенно помещение наполнялось обломками мебели, опилками и кусками фанеры странных форм. Каким-то чудом обошлось без отпиленных рук и ног. По комнате шарахалось эхо арабского мата. Наконец, последний распиленный лист фанеры признали условно квадратным. Нужно было прибивать ножки. Из ящика извлекли хитрый инструмент для забивания гвоздей, с ружейным лязгом вставили обойму с гвоздями, включили в сеть, местный с инструментом наперевес задумчиво подошел к столу. Но тут у нашего инженера по авиационному оборудованию сдали нервы: он вскочил с места и с криком: - Стой! Убьетесь на хрен! Дай молоток! бросился к столу… Кадет Биглер
Бегущий полковник в мирное время вызывает смех, а в военное - панику. Гв. ст. прапорщик К. Прутков. Мысль № 28а
Эту историю мне рассказал коллега, которому по роду службы часто приходилось участвовать в испытательных пусках ракет класса "земля-земля". Как-то раз пускали ракету, обладавшую следующей особенностью: первые несколько секунд после старта она летела строго вертикально, а затем начиналась отработка программы по тангажу, т.е. ракета разворачивалась на цель. В тот раз пуск прошел успешно, ракета ушла со стартового стола, красиво ушла, но... программа разворота по тангажу не включилась! Ракета с ревом ушла в зенит, комиссия задумчиво проводила ее глазами и тут до самого умного дошло, что после того, как выгорит топливо, ракета вместе с боеголовкой вернется на старт! Не сговариваясь, члены комиссии переглянулись и, как беговые верблюды, ломанулись с дикой скоростью в разные стороны по барханам, вздымая тучи песка. Говорят, что после этого родилось следующее четверостишие: Дымилась, падая, ракета, А от нее бежал расчет... Кто хоть однажды видел это, Тот х$й к ракете подойдет!
Поехал я как-то в командировку в полк Дальней авиации, который располагался неподалеку от Житомира и славился своей летной столовой и трехэтажным домом офицеров, облицованным мрамором. Представившись командиру, я узнал, что в полку ждут зам. Главкома и до его отъезда никакие вопросы решать не будут. Ну, что ж, наше дело военное: ждать - значит ждать. Между тем, к приезду высокого гостя готовились с размахом. Наведение порядка на территории поручили капитану - коменданту гарнизона, которому в случае успеха пообещали майорские погоны. Опьяненный блеском майорских звезд, комендант развил бурную деятельность, чем довел прочих офицеров до состояния тихого бешенства. И вот, настал решающий день. Измочаленный комендант носился по огромному гарнизону, как волна-частица, стремительно появляясь и исчезая в самых неожиданных местах. Он даже сумел где-то раздобыть 20 комплектов формы военных регулировщиков: черные куртка и штаны из кожзаменителя, белые краги и каска, жезлы, раскрашенные наподобие члена зебры. По плану, Зам главкома с аэродрома должны были везти в знаменитую столовую на обед, поэтому весь комендантский взвод был раставлен вдоль дороги по пути проезда высокого гостя. Комендант занял стратегически важный пост у столовой. И вот, по рации ему сообщили, что генеральский самолет сел и через 20 минут гости будут на месте. И вдруг, из-за угла столовой выехала телега, влекомая каким-то древним, облезлым животным. На телеге стояла бочка с помоями, за рычагами сидел воин нерусской национальности. Телега направлялась привычной дорогой к гарнизонному свинарнику, т.е. навстречу кортежу. Комендант истошно завопил что-то неразборчивое, но явно нецензурное. Услышав знакомые слова, воин дернул вожжи, гужевой транспорт от неожиданности подпрыгнул и телега перевернулась. Содержимое бочки живописно раскинулось на газоне, аккурат перед входом в столовую. Один взгляд на этот натюрморт делал прием пищи в принципе невозможным... Убрать ЭТО в сжатые сроки нечего было и думать, разве что сжечь напалмом вместе с газоном. И тем не менее решение было найдено! Когда зам главкома подъехал к столовой, он с удивлением увидел стоящую ни к селу, ни к городу, прямо перед газоном шеренгу военных регулировщиков, а на правом фланге по стойке "смирно" с идиотически-уставным выражением лица застыл будущий майор...
Опять скажу: техника в руках женщины и замполита подобна груде железа! Гв. ст. пр-к К. Прутков Наблюдение № 19
Был у нас в гарнизоне один политработник, нехарактерно повернутый на технике. Его проблема состояла в том, что по окончании училища ему в диплом вписали специальность "Штурман-инженер". Мы, правда, пытались ему тактично объяснить, что "-" в данном случае не тире, а минус, т.е., на самом деле, он "штурман-минус-инженер", но ничего не помогало... Доставал он нас своими идеями страшно, но, исцеление пришло, откуда не ждали. Однажды серые замполитовы будни озарила идея: он решил сделать на даче душ! Приступив к реализации, Кулибин-недоучка начал клянчить у нас топливный насос. Мы вяло отбивались, мол, питание нестандартное, ресурс маленький, воздух не прокачивает и т.п. Ничего не помогло, ну и чтобы отвязаться, впарили мы ему перекачивающий насос, кажется, с Ту-22. Замполит с радостным урчанием унес в когтях добычу и через неделю доложил, что все готово, поляна накрыта, а нас он приглашает на пуск, т.е. мы, инженеры, должны были восхититься техническим гением. Пошли. Насос был установлен на деревянном поплавке в колодце, на чердаке стояла бочка, к которой тянулся шланг. Гениальное всегда просто. Замполит отправился в дом и включил питание. Насос в колодце послушно завыл. Хозяин, не торопясь, вышел из дома и заглянул в колодец. На дне его ждал приятный сюрприз: насос с бомбардировщика, перекачивающий за минуты тонны керосина, в основном покончил с водой и вполотную занялся илом на дне. Тогда замполит кинулся в дом, чтобы выключить питание. В доме его встретил веселый дождик с потолка из переполненной бочки. Тут акустический удар нанесла замполитова жена и мы бежали с поля боя. После описанного случая жизненный цикл замполита вошел в норму, т.е. на аэродроме его больше никто никогда не видел.
Боевой фристайл «За персидскими же всадниками обыкновенно бежали пешие воины, держась за хвосты лошадей. Так они пробегали большие расстояния, удивляя тем лидийцев. » вроде бы из Геродота
Утром за завтраком начфиз полка ВДВ сообщил жене: - Сегодня еду встречать комиссию из Москвы, домой приду поздно. - Ты уж, Васенька, постарайся пить поменьше, - заволновалась жена, - помнишь, как тебе в прошлый раз нехорошо было? - Постараюсь, - горько ответил начфиз и поднялся из-за стола. Как заведено в любой уважающей себя части, начфиз десантников отвечал за спецсауну, поэтому культурная (в военном понимании) программа проверяющих в буквальном смысле ложилась на его плечи, и ему не раз приходилось выволакивать из предбанника практически бездыханных командиров и начальников всех степеней. Обычно комиссии из верхних штабов встречал сам командир, но в этот раз ответственное мероприятие было возложено непосредственно на начфиза, из чего он сделал вывод, что, либо едут проверять физподготовку полка, либо комиссия какая-нибудь незначительная, вроде котлонадзора или ВАИ. На практике, однако, вышло по-другому. После того, как схлынула толпа пассажиров с московского поезда, на перроне осталась странная компания: бомжеватые граждане с киноаппаратурой в облезлых кофрах и полковник-пехотинец с вдохновенным лицом идиота. И вещи у них были странные - мотки веревок и деревянные рукоятки, наподобие деревенских коромысел. Вскоре выяснилась страшная правда. Полковник был изобретателем. Светоч военной науки разрабатывал способ буксировки солдат на поле боя. По его замыслу, если солдат поставить на лыжи, дать им в руки веревку, веревку привязать, например, к танку, а танк пустить на поле боя, то ошеломленному противнику останется только одно: сдаться. Полковничья диссертация была практически готова, но нужен был эксперимент. На следующее утро эксперимент не состоялся по техническим причинам: после посещения сауны съемочная группа, не привыкшая к десантному гостеприимству, не смогла выйти из состояния нирваны. Непьющий изобретатель отпаивал их кефиром. Наконец вышли в поле. Бойцам выдали стандартные военные дровяные лыжи с мягкими креплениями, подогнали БМД, к корме привязали две веревки с перекладинами, после чего полковник подошел к строю. В пламенной получасовой речи он обрисовал важность эксперимента для укрепления обороноспособности государства, отметил, что буксировка лыжников на поле боя - наш асимметричный ответ наглым проискам НАТО, а в заключение сказал, что эксперимент снимают на кинопленку и, может быть, покажут в программе «Служу Советскому Союзу! ». В свою очередь, начфиз отвел в сторонку механика-водителя и предъявил ему увесистый кулак: - Устроишь автогонки - до дембеля будешь гальюны драить... Механец ухмыльнулся. БМД потихоньку двинулась. Поначалу все шло хорошо, бойцы с гиканьем резво катились на лыжах, однако, вскоре в идее обнаружился изъян. Как ни странно, местность не была идеально ровной, на ней попадались канавы, бугры и полузасыпанные снегом пни. Головные лыжники пытались их объехать, не бросая веревки, из-за чего она начала опасно раскачиваться, увлекая за собой остальных. Через пару минут научный эксперимент превратился в смесь цирковой эквилибристики с клоунадой: стремясь объехать препятствия, бойцы скакали, как обезьяны, совершая немыслимые пируэты, один потерял лыжи, но, не желая сдаваться, веревки не бросил и несся за БМД гигантскими скачками, вздымая тучи снега. Зрители одобрительно матерились. Начфиз с замиранием сердца следил, как БМД входит в поворот. Проклятый механик все-таки слихачил и развернул БМД-шку практически на месте. В строгом соответствии с законами физики лыжников вынесло вперед и они исчезли в облаках снежной пыли. Проклиная дурака-изобретателя, начфиз побежал на финиш. Второй заплыв решили не проводить. Вечером съемочная группа уехала, а через месяц на имя начфиза пришел автореферат диссертации с дарственной надписью. Пролистав брошюру, он плюнул, аккуратно содрал с научного труда обложку и собственноручно повесил его в гальюне разведроты. Кадет Биглер www.bigler.ru
В 60-е годы на боевых самолетах начали устанавливать речевые информаторы (РИ). Штука это в общем-то нехитрая, представляет собой маленький магнитофон, на который заранее записаны всякие жизнеутверждающие сообщения, типа: "Внимание! Пожар в двигателе!" или "Внимание! Отказ гидросистемы!". В аварийной ситуации нужное сообщение автоматически выбирается и летчик его слышит через СПУ (самолетное переговорное устройство). Поскольку магнитофон этот записывал не на пленку, а на тонкую проволоку, качество речи было довольно своеобразным. Достаточно сказать, что мужской голос на него записывать было нельзя, т.к. низкие частоты напоминали голос из трехлитровой банки... Поэтому все сообщения записывались женским голосом. Летчики о РИ, естественно, знали, но - чисто теоретически, т.к. серьезные отказы случались редко. И вот, в одном тихом учебном полете из-за ложного срабатывания датчика (это выянили потом) запустился РИ и выдал летчику в СПУ приятным женским голосом: "Внимание! Пожар в двигателе!" "Внимание! Пожар в двигателе!" Обалдевший от неожиданности летчик заорал: "Баба на борту!!!" и рванул рычаг катапульты. Наземный расчет боевого управления после такого сообщения с борта впал в тихое умоисступление и еще долго не мог понять, откуда на одноместном истребителе взялась баба и почему летчик прекратил связь...
Не судьба Начальник Академии генерал-полковник Н* получил директиву Главпура. Невзрачная бумажка, отпечатанная на серой, оберточной бумаге, производила странное впечатление. В типографии даже не удосужились разрезать страницы, и брошюру надо было читать, развернув ее в один лист. Страницы в этом полиграфическом шедевре шли, как водится, не по порядку, поэтому генерал, с трудом отыскав следующую страницу, успевал забыть содержание предыдущей. Директива громыхала сталью: “Вести бескомпромиссную борьбу с пьянством и алкоголизмом… до конца месяца доложить списки офицеров, склонных к употреблению… развернуть широкую пропагандистскую кампанию…”. Генерал матерно выругался в селектор и вызвал начальника политотдела. На следующий день в актовом зале собрали профессорско-преподавательский состав Академии. Начальник зачитал Директиву. Ее содержимое возмутительно диссонировало с лицом генерала, который, как всем было хорошо известно, пришел на Академию с должности Командующего округом и был, что называется, “не любитель”. - И еще, товарищи офицеры, - хрипел генерал, - есть информация, что некоторые преподаватели после окончания служебного времени употребляют прямо на территории кафедры! Прекратить! А чтоб было неповадно, после окончания рабочего дня приказываю в Академии отключать электроснабжение! Начались репрессии. Свежеиспеченные кандидаты и доктора военных наук организовывали банкеты в глубокой тайне и, подобно франкмасонам, обменивались в коридорах многозначительными взглядами и перебрасывались записками. Обсуждать вслух запретную тему боялись. Получение очередных воинских званий превратилось в унылую процедуру, которая никого не радовала. Постепенно, однако, о грозной директиве стали забывать, тем более, что несколько раз все желающие видели начальника Академии в состоянии глубокой алкогольной задумчивости. Однажды зимним вечером генерал собрался домой. Выйдя на улицу, он хозяйским взглядом окинул корпуса Академии и обомлел. Обесточенные здания возвышались мрачной черной громадой, однако во многих окнах теплился слабый свет. Это горели стеариновые свечи из “тревожных чемоданов”. Привыкшие к тяготам и лишениям военной службы пехотинцы нашли способ припасть к любимому напитку. Генерал достал сотовый телефон. - Дежурный, это начальник Академии. Во изменение моего приказа, свет в корпусах включить и более на ночь не выключать! А то спалят на х#й Академию! И, выключив телефон, про себя добавил: «Видать, не судьба…». Кадет Биглер (www.bigler.ru)
Описанную ниже историю я передаю со слов моего бывшего коллеги - теперь он в запасе - от первого лица. Дело было в... ну, в общем, за границей, там, где мы выполняли интернациональный долг. В первый период после ввода войск очень не хватало тяжелых транспортных вертолетов, их собирали, где только можно, и отправляли к нам. Нашему полку достался МИ-6, который раньше трудился в полярной авиации. Был он ядовито-оранжевого цвета, с улучшенным (!) обогревом салона и кабины и раздолбан до последней крайности. Летчики его тихо ненавидели и летать на нем считалось наказанием, вроде гауптвахты. Ми-6, машина, мягко говоря, своеобразная - один редуктор весит около 3 тонн, поэтому при полете создается живое ощущение, что сидишь верхом на бетономешалке, а после посадки организм еще с полчаса вибрирует, как бы по инерции... И вот, летели мы куда-то по делам на этом Ми-6 и он, гад, решил окончательно сломаться: на приличной высоте "обрезало" оба двигателя. Ну, летчики у нас тогда были лучшие из лучших, посадили эту летающую корову на авторотации, слава Богу, никого не убили, но машину помяли, конечно, сильно, подломили хвост и начала она потихоньку гореть. Видя такое дело и не дожидаясь, когда рванут топливные баки, народ похватал автоматы и выпрыгнул. Борттехник при этом подвернул ногу. И вот картина: бежим мы от горящего вертолета в сторону своих, впереди со страшной скоростью несется, прихрамывая, борттехник и орет: - Мужики, не бросайте! Какое там бросить, мы его догнать-то не можем... Наконец, впереди окопы. Мы, натурально, кричим, что свои, мол, не замайте! А те в ответ: - Да мы видим, стойте, где стоите, мы вас сейчас выведем! - Мы и сами можем... - Стойте, вам говорят, вы по минному полю бежите! Ну, тут я на одной ноге и застыл, как цапля, а вторую поставить страшно! Но, все же, вывели нас, обошлось... Дальше надо докладывать - летное происшествие! Стали думать, как быть. Доложишь все по правде - разорвут задницу по самые уши. Война войной, а техника должна быть исправна. А то, что этот пепелац на том свете уже давно с фонарями ищут - никого не волнует. Тогда командир и говорит: - А давайте скажем, что его "Стингером" сбили... все равно он уже сгорел. Так и порешили. И вот, идет совместное совещание. Каждый представитель от частей встает и нудно докладывает, как у них, да что, что сделали, что не сделали, какие потери... Доходит очередь до меня. Я, значит, зачитываю справку, все тихо балдеют от жары и скуки, а в конце я, как бы между прочим, говорю: - В квадрате таком-то потерян вертолет Ми-6, убитых и раненых нет, предположительно поражен ПЗРК "Стингер". Тут неожиданно просыпается артиллерист: - В каком, говоришь, квадрате? - В таком-то. - Обнаглели духи! Снимает трубку полевого телефона и: - Дивизион, квадрат такой-то, залп! Тут все привычно зажали уши, потому что поверх нашего домика аккурат по останкам несчастного Ми-6 начали работать "Грады", ну, и сделали с ним то, что Содом не делал с Гоморрой, мы потом специально ходили смотреть...
Раннее июльское утро. Жары еще нет, но над бетонкой уже дрожит разогретый воздух. Сидим на балконе пункта управления ИАС вместе с дежурным инженером. Внизу видна стоянка, на которой мирно дремлют зачехленные бомбардировщики. Около одного - расчехленного - возятся техники. За этим самолетом марево почему-то сильнее. По рулежке со стороны гарнизона на велосипеде едет толстый прапорщик. Дежурный берется за бинокль. "Петрович из продслужбы"- сообщает он. Прапорщик, не торопясь, подъезжает к стоянке и попадает в зону дрожащего воздуха. Вдруг он неожиданно изо всех сил жмет на педали, слышится визг покрышек и, сопровождаемый пронзительным индейским воплем: - Уй, бля-а-а-а!!!, велосипедист стремительно исчезает за капониром. - Красиво пошел, - отмечает инженер и, отложив бинокль, берется за микрофон. Над технической позицией гремит динамик: - На ноль-двадцатом, на ноль-двадцатом, почему опять аммиак за борт стравили?! И опять наступает тишина. Высоко в небе поет жаворонок.
В Советской армии наиболее зловредной разновидностью работников трибуны были замполиты, окончившие военно-политические училища. В жизни авиационной части они не смыслили ровным счетом ничего, поэтому предпочитали заниматься, чем умели, т.е. распределением квартир, дефицитной мебели, ковров, а также рассмотрением персональных дел коммунистов, допустивших отклонения от норм коммунистической морали. Такое вот чудо свалилось на голову командира вертолетного полка, который выполнял интернациональный долг в Афгане. Старый, «летающий» замполит попал в госпиталь по ранению, и из Москвы прислали свежевыпущенного из военно-политической академии подполковника за славой и орденами. Быстро оказалось, что новый замполит - дурак. Неприятно, конечно, но не страшно - дураки в разумной концентрации боеготовность Советской армии, как правило, не снижали. Гораздо хуже было то, что новый замполит оказался дураком с инициативой, осложненной кипучей энергией. Однажды он предложил в единственный за месяц выходной день провести конференцию под названием «За что я ненавижу империализм?», но его чуть не избили. Обиженный в лучших чувствах «агитатор, горлан и главарь» затаился. В довершение ко всему, он был еще и трусом. Как-то раз, душманы умудрились тайком затащить в зеленку минометы и обстрелять аэродром. Обалдевшие от такого нахальства артиллеристы, прикрывавшие аэродром, сначала растерялись, но потом опомнились и сумели дать асимметричный ответ. Асимметрия была настолько высока, что прибывшая на место ЧП разведгруппа сумела найти в зеленке только искореженную плиту от миномета, да какие-то тряпки. Очевидно, душманов вместе с коранами, оружием и обмундированием разнесло на молекулы. Пострадавших на аэродроме не оказалось, за исключением замполита: его легко контузило сорвавшимся со стены стендом «Твои ордена, Комсомол». В результате небогатый умом политрабочий совсем поглупел, а, кроме того, правый глаз стал моргать у него в три раза чаще левого. Надеясь избавиться от надоедливого комиссара, командир полка предложил ему отправиться на лечение в Союз. Замполит намекнул, в свою очередь, что предпочел бы получить орден и остаться. От такой наглости командир временно потерял дар речи, но выражение его лица замполит сумел истолковать верно и убыл в указанном направлении. Отчаявшись стать героем, политрабочий взялся искоренять мерзость прелюбодейства. Он стал выслеживать офицеров и писать командиру закладные записки, подробно перечисляя, кто из летчиков какую телефонистку вел к себе в бунгало. Каждый вечер замполит прятался в густых кустах, окружающих дорожку в жилую зону и сидел там до темна, тайком покуривая и кряхтя от неудобной позы. Ночью он писал изобличающие рапорта, утром относил их в штаб и с чувством выполненного долга отправлялся спать. Наконец, офицерам это надоело, и план мести был разработан. Субботним вечером группа летчиков с барышнями из штаба шла в жилую зону. Увидев такое вопиющее нарушение Морального кодекса строителя коммунизма, замполит потерял бдительность и шумно завозился в кустах, пытаясь разглядеть лица. Заметив долгожданное шевеление, один из летчиков закричал: - Ложись, духи!!! - и прицельно метнул в кусты две имитационные гранаты. Рванули взрывы, одновременно с ними из кустов, как фазан, вылетел до смерти перепуганный и сильно испачканный замполит и с воплем «Я свой!!! кинулся прочь. Когда утром о происшествии доложили командиру, он просветлел лицом и вызвал начальника штаба. - Васильич, слышал уже про бомбиста-то нашего? Ага, ну, я так и думал. Вот что, спланируй-ка для всего личного состава части практические занятия по метанию ручных гранат. Так, … да, поэскадрильно, в течение недели. - Есть, товарищ командир. А ответственным кого? - Ну, - усмехнулся командир,- кандидатура у нас одна. Я думаю, ему будет приятно…
Как-то раз командованию понадобилось проверить маскировку пусковых площадок зенитных ракет. Для этой цели подняли фоторазведчик Ту-22Р, обладавший мощнейшей оптикой и нежно любимый инженерно-техническим составом, так как на обслуживание здоровенных объективов уходило море оптического спирта... При проявке пленок, в частности, выяснилось, что на одной пусковой площадке, спрятанной в дремучих зарослях леса, обнаружен посторонний объект. Более подробное изучение снимка показало, что объектом является человек в трусах. Увеличительное стекло помогло определить, что это не человек, а военнослужащий срочной службы, мирно загорающий на разогретом металле. От офицера или прапорщика объект отличался характерным покроем трусов (снимки были черно-белые, поэтому их дивный синий цвет был утрачен). Когда склейку увидел командир дивизии, он впал в состояние берсерка; немедленно "на взъ#%ку" был вызван командир зенитно-ракетного дивизиона, которому комдив задал полный горечи вопрос: - Почему военнослужащие вверенного вам дивизиона в служебное время демаскируют объект? Ознакомившись с вещдоком, КД невозмутимо ответил: - Никак нет, товарищ генерал, они его маскируют! - ?!! - А пусть противник думает, что у нас там пляж...
Перевели в нашу контору дослуживать одного офицера, которого списали с летной работы. Причина списания была по-своему уникальна. Оказывается, до нас он служил в одном летном училище, где пилотировал Ан-2. С этого Ан-2 курсанты выполняли учебные прыжки с парашютом. А поскольку наш герой любил пощекотать себе нервы, то делал он следующее. Выбросив курсантов, передавал управление праваку, а потом прыгал и сам. Все было шито-крыто, но вот однажды после очередного прыжка, погасив купол, он увидел рядом начальника училища. Проводив глазами улетавший Ан-2, начальник задал вошедший в историю вопрос: "А там кто остался?"
Слушая переговоры летчиков-истребителей с землей, я всегда поражаюсь, как они понимают друг друга? Сказать, что качество связи скверное, значит не сказать ничего: в эфире булькает, рычит, квакает, иногда через это безобразие пробивается искаженный голос летчика. Я, конечно, имею в виду открытые каналы... Добавлю, что все борта используют один, общий канал. Для того, чтобы хоть как-то упростить радиообмен, летчикам и расчетам боевого управления строжайше предписывается общаться только строго определенными фразами. Но это в теории. Как-то в истребительном полку ПВО шли учебные полеты. Сначала взлетела пара "на слетанность", а затем подняли "спарку", т.е. двухместный истребитель. Один из летчиков вернулся из отпуска и, чтобы он восстановил навыки пилотирования, его "вывозили". Спарку пилотировал майор Можар. Поскольку вывозной полет штука рутинная и вполне безопасная, на земле тщательно следили за парой, а про спарку забыли. И тут - ведомый пары потерял ведущего! И, как выяснили потом, совершил две грубые ошибки: начал маневрировать, не разобравшись, где ведущий, и выполнил маневр в сторону Солнца. Через несколько секунд последовал удар: самолеты задели друг друга. Уяснив таким способом, где ведущий, ведомый оценил ситуацию и доложил на землю: - "Беркут", я ведущего таранил, горим! Услышав такое, руководитель полетов враз забыл про правила радиообмена и заорал в эфир: - Пожар, прыгайте!!!, пожар, прыгайте!!! И тут голос подал майор Можар со спарки: - "Беркут", да у нас вроде все нормально... - Какое, на х#й, нормально, пожар, прыгайте!!! Услышав снова свою фамилию, дисциплинированный Можар перевел самолет в горизонт, приказал прыгать летчику из задней кабины, и выпрыгнул сам... Тем временем, на КП личный состав расчета боевого управления бегал по потолку и качался на люстре: вертолеты поисково-спасательной службы искали пилотов столкнувшейся пары, после интересного разговора со штабом Воздушной армии лицо РП по цвету не отличалось от околыша его фуражки и тут раздался телефонный звонок: - Докладывает майор Можар! Катапультирование выполнили, самолет потерян, говорю из сельсовета деревни Гадюкино! Внезапно на КП наступила звенящая тишина. РП, роняя трубку, удивленно произнес: - Бл#дь, еще один...
Каждый человек талантлив по-своему: один решает в уме криволинейные интегралы, другой открывает зубами пивные бутылки, третий на 15-й минуте знакомства способен затащить в постель практически любую женщину... У неразлучных прапорщиков из батальона связи талант был один на двоих. Стоило только где-нибудь кому-нибудь в пределах гар-низона открыть бутылку, как через пять минут в дверях показывалась умильная рожа одного из прапоров, а вскоре подтягивался и второй. Это называлось «Чип и Дейл спешат на помощь». Их чутье на халявную выпивку не укладывалось в рамки современной позитивистской науки, однако срабатывало в десяти случаях из десяти. Инженер по радио как-то выска-зал идею, что прапора ощущают флуктуацию электромагнитного поля, неизбежно возникающую при открывании бутылки. Для чистоты эксперимента инженеры укрылись в камере биологической защиты, которая использовалась для проверки спецаппаратуры и была наглухо экранирована. Не помогло. Ровно через пять минут после экспериментального откупоривания в дверь поскреблись. После этого бесполезную борьбу с нахлебниками прекратили, перед очередным употреблением просто планируя два резервных стакана. Звали прапоров Мокров и Петя. Петя был румяным, кругленьким и очень жизнерадостным, а Мокров, наоборот, тощим, сутулым и мрачным. Он страдал геморроем, отчего на лице у него застыло выражение брюзгливого недовольства. При ходьбе Мокров сильно сутулился, глядел всегда исподлобья и вообще напоминал германского шпиона из предвоенных советских кинофильмов. Однажды в полку проводили тактическое занятие по охране и обороне аэродрома. Рота почетного караула лихо нападала на ЗКП, а рота охраны не менее лихо отражала нападение. Управление полка, забравшись на крышу командного пункта, увлеченно наблюдала за редким зрелищем. Радист нападающих зацепился антенной за колючую проволоку, второй солдат взялся ее резать. Увидев это, обороняющиеся с криком: «Суки! Кто потом будет колючку чинить?! » бросились в контратаку. Неизвестно как попавший сюда Мокров хмуро наблюдал за происходящим. Петя потихоньку подошел к командиру и прошептал: - Товарищ полковник, скажите, чтоб за Мокровым приглядывали, а то еще переметнется... Но однажды дружбе собутыльников пришел конец. Внезапно в штабном коридоре раздались матерные вопли, послышался звук удара, и в инженерный отдел бомбой влетел Петя, прикрывая ладонью быстро запухающий глаз. Выяснилось, что предыдущим вечером Мокров и Петя мирно отмечали окончание рабочего дня и по какому-то прихотливому случаю заспорили о том, сколько Звезд Героя у Дорогого Леонида Ильича. Мокров утверждал, что пять, Петя склонялся к шести. Поспорили на бутылку. Решено было утром придти в штаб и посчитать Звезды на портрете, который тогда висел, почитай, в каждом служебном кабинете. Утром похмельный Мокров заявился в канцелярию, где его уже ждал сияющий Петя. Он предъявил портрет Верховного, на котором отчетливо были видны шесть звезд. Делать нечего, Мокров со вздохом отсчитал деньги и поплелся к себе на БП. В его комнате висел точно такой же портрет. Прапор злобно покосился на Ильича, плюнул, но вдруг насторожился. Что-то было не так. Приставив к стене стул, Мокров подобрался к портрету и начал его подслеповато разглядывать. У Вождя было 4 Звезды! Как же так?! Мокров снял раму со стены, подтащил к окну и тут ему открылась суровая правда. Хитрый Петя рано утром вырезал недостающую Звезду с его портрета Брежнева и приклеил на свой... Кадет Биглер www.bigler.ru
Гаврилыч купил машину. Машину он хотел давно, да только денег не было. На «Жигули», не говоря уже об иномарке, у него и сейчас бы не хватило, но помогла сестра жены. Она работала на АЗЛК и предложила Гаврилычу купить машину по заводской цене. Грех было отказаться. Водительские права, как и у любого офицера, у Гаврилыча, конечно, были, лейтенантские еще, а вот устойчивых навыков пилотирования - не было, не приходилось ему водить машину много лет, да еще в таком бешеном городе, как Москва. Поэтому он попросил коллег помочь ему правильно выбрать машину - дело-то ответственное - и отогнать ее к дому, а там он уже сам потихонечку! С ними увязался и я, используя любой повод, чтобы сбежать со службы. На заводской стоянке, увидев десятки новеньких разноцветных автомобилей, Гаврилыч мгновенно ощутил себя арабским шейхом, выбирающим очередной «Роллс-Ройс» и начал страшно ломаться. Он бессистемно бродил между рядами машин, постукивая по капотам и багажникам, как будто выбирал арбуз. Тогда мы решили упорядочить поиск. - Гаврилыч, - сказали мы, - определись сначала с цветом, а потом уж мы выберем лучшую из тех, что есть. Гаврилыч подумал и начал определяться. Ярко-оранжевые, нарядные «Москвичи» были с негодованием отвергнуты как «слишком кричащие», белые оказались маркими, а серые - тусклыми. - Гаврилыч, - вновь сказали мы, - конечно, ты достоин черного, блестящего «Москвича», но их, к сожалению, так не красят. После долгих и мучительных колебаний, ясное дело, остановились на зеленой машине, правда, это был какой-то хамский, ярко-зеленый цвет, а «Москвича» благородного, столь любимого военными цвета «хаки» на заводе тоже не оказалось. Стали смотреть зеленые машины. Выглядели они как-то странно. У одной не было фар, у другой - аккумулятора, третья была поцарапана, у четвертой не закрывались дверцы. Стабильностью технологического процесса на заводе даже и не пахло. Каждая машина таила свои, уникальные и загадочные дефекты. Наконец, после долгих, изнурительных поисков одну более-менее приличную машину нашли, но у нее не закрывался «бардачок». Дефект тут же поправил продавец: он подогрел крышку зажигалкой и ловко подогнул. Машина была куплена. Следующие две недели Гаврилыч барражировал во дворах, боясь далеко отъезжать от дома, и учился выполнять «упражнение № 1» - заезжать в гараж, не касаясь зеркалами стенок. К исходу третьей недели он перестал путать педали и принял безответственное решение - приехать на службу «своим ходом». Как ни странно, добрался он без приключений и, гордый, в конце рабочего дня пригласил нас осмотреть своего зеленого коня. Поскольку приехал Гаврилыч отнюдь не на «Порше» и презентации не намечалось, особого интереса народ не проявил, но, все-таки положенные ритуальные телодвижения вокруг машины были выполнены, и офицеры с чувством выполненного долга потянулись обратно. И тут Гаврилыч предложил подвезти желающих до метро. Я и еще два слабоумных согласились.
Для того, чтобы выехать на дорогу, нужно было сделать левый поворот через полосу встречного движения. Гаврилыч без происшествий вышел на исходный рубеж и стал ждать, когда тактическая обстановка позволит ему выполнить сложный и ответственный маневр. Водитель вертел головой, как пилот фанерного По-2, опасающийся атаки «Мессеров», но удачный момент все не представлялся. Если дорога была свободна слева, то по правой стороне обязательно кто-нибудь ехал; как только освобождалась правая сторона, возникал затор на левой. Наконец, Гаврилыч устал работать дальномером, приняв командирское решение, он нажал на газ и «Москвич» стал входить в вираж. Сразу же выяснилось, что решение было неверным, потому что слева от автобусной остановки отваливал «Икарус», а навстречу ему ехал грузовик. «Икарус», опасаясь, тарана, замигал фарами и трусливо прижался к обочине; водитель грузовика тоже решил не связываться и остановился. Наш «Москвич», распугав все остальные машины, победно окончил эволюцию и двинулся в сторону проспекта Вернадского. Мы вытерли предсмертный пот и уже ощутили себя в недрах прохладного и безопасного метро, как вдруг оказалось, что Гаврилыч забыл перестроиться, и свободу мы могли обрести только на следующей станции. Вообще, Гаврилыч был очень странным водителем: за руль он держался, как за горло классового врага, скорости переключал очень резко и жестко, отчего наш автомобиль двигался судорожными прыжками, напоминая эпилептического кенгуру. Мы уже были под самым светофором, когда на нем зажегся желтый сигнал. Дисциплинированный Гаврилыч с похвальной реакцией вогнал педаль тормоза до самого полика, и тут мы ощутили, что сзади на нас наползает громадная тень. Я оглянулся. Упираясь в асфальт всеми копытами, с визгом и шипением к нам подползал седельный тягач «Volvo», на трейлере которого раскачивалось что-то вроде экскаватора или автокрана. Гаврилыч расклинился между рулем и педалями и перестал реагировать на окружающий мир. Хлопнула дверца кабины тягача. - Ну, Гаврилыч, - сказал кто-то с заднего сидения, - ты хоть голову прикрой... К нашему «Москвичу» подскочил водитель тягача, ощутимо искря злобой. Он нагнулся к Гаврилычу, набрал полную грудь воздуха и... вдруг увидел, что машина забита военными, а за рулем - полковник. С гигантским усилием он проглотил ком матерщины, застрявшей в горле, сделал судорожный вдох, и каким-то шипящим, посаженным, но истекающим ядом голосом, произнес: - Товарищ полковник, не могли бы вы мне указать причину столь резкого и неожиданного торможения?!!
ДУШМАН Перед русским человеком в жарких странах всегда стоит проблема: пить или не пить? Что страшней: вьетнамская лихорадка, индийская дизентерия, афганский гепатит или интернациональный цирроз печени, бессмысленный и беспощадный? Каждый решал эту проблему по-своему, исходя из принципа наименьшего зла… В тот вечер инженеры вертолетного полка готовились к очередной санации внутренних органов. В ближайшей афганской лавочке была закуплена отвратительная местная водка, дежурный по столу оружейник открывал консервы и расставлял нурсики. Нурсиками назывались пластмассовые колпачки от неуправляемых реактивных снарядов - НУРС. По вместимости и устойчивости на столе они вполне заменяли обычные стаканы, при падении на пол не разбивались, а, главное, их можно было не мыть. Использованную посуду просто выбрасывали, а после очередных полетов «на применение» приносили новую. Как всегда, «на огонек» заглянул особист. - Нурсик примешь? - привычно спросил дежурный и потянулся за бутылкой. - Не-а. Контрик взял из рук оружейника бутылку, зачем-то понюхал горлышко, поморщился и поставил на стол. - Сегодня шифровку получили, - кисло пояснил он, - духи стали в спиртное китайский яд добавлять. Ни вкуса, ни запаха у него нет, а человек выпьет, и часа через 3 - 4 жмурится. В страшных мучениях, - подумав, добавил ученик Железного Феликса. - Так что, я не буду и вам не советую. Ну, я пошел. Инженеры переглянулись. С одной стороны, шифровку можно было бы посчитать очередной уткой партийно-политических органов, направленной на повышение трезвости офицерских рядов и, соответственно, забыть, но, с другой, то, что горький пьяница - особист отказался от халявной выпивки, настораживало. - Что будем делать-то, мужики - спросил нетерпеливый радист, - может, выльем ее на хрен? - Не суетись! Это всегда успеется, - одернул его степенный оружейник, - надо, чтобы кто-то попробовал! - Ага, ты, например! - Дурак ты переученный, как и все радисты! Ни ты, ни я пробовать не будем. Пить будет Душман! - Сдурел?! Душман сидел тут же, прислушиваясь к разговору. В Афгане в домиках офицерского состава обычно держали собак, а вот у инженеров жил кот. Откуда он взялся никто не помнил, также доподлинно было неизвестно, наш ли это, советский кот или афганский засланец, но маленького ободранного котенка пожалели и через 3 месяца он превратился в громадного, неестественных размеров кошака. Характер имел угрюмый и подозрительный, жрал исключительно рыбные консервы, а хозяином считал инженера по радио, у которого спал в ногах. Любимым местом Душмана были перила ДОСа, где он целыми днями дремал в тени. Крысы и ящерицы быстро научились обходить его охотничьи владения стороной, а на людей кот внимания не обращал. Зато стоило в пределах прямой видимости появиться какой-нибудь неопытной собаке, как Душман просыпался. Пару минут он следил за нарушителем, надуваясь злобой, и затем с противным шипением бросался на врага, норовя зацепить лапой по морде. Мяуканья Душмана не слышал никто и никогда. Прикинув кошачью массу, на донышко нурсика налили водку, влили ее в пасть подопытному и тут же пододвинули банку с любимой рыбой. Душман пару раз злобно фыркнул, но водку проглотил и принялся закусывать. Через 10 минут вторая пошла у него значительно легче. Побродив по комнате, кот улегся на свой матрасик и захрапел. - Значит, и нам можно! Наливай, что ли! - облегченно промолвил оружейник. *** Утренние сумерки огласились истошным кошачьим воплем. Офицеры вскочили с коек. «Сработало!!! Кто следующий?! » - с ужасом думал каждый. Толкаясь в дверях, собутыльники вывалились в коридор. На тумбочке стоял «титан», из неплотно закрытого крана капала вода. Рядом сидел отравленный и жутко завывал. Его мучил утренний сушняк.
Дирндль: "я буду приходить в сомнамбулический восторг, лишаться на какое-то время сознания и даже зрения - по заверениям специалистов это и есть высшая ступень женственнейшей женственности" Я, конечно, не специалист, так, любитель, но женщина в сомнамбулическом восторге у меня вызывает только одно желание - поскорей вызвать "скорую", а то совсем сомлеет бедняжка... Znatok`у: "Честно говоря, я очень удивлен, что бывший полковник (по возрасту должен быть, на генерала непохоже) способен процитировать По. Старые стереотипы - вещь сильная." "Коммунистом стать можно лишь тогда, когда обогатишь свою память знанием всех тех богатств, которые выработало человечество". В. И. Ленин. Архисправедливо, батенька, не правда ли? А вообще-то, мне 43, на пенсию пока не собираюсь... Дону: "... до меня докатились слухи о том, что Вы открываете сайт, посвященный вашим историям..." Это так. Сайт почти готов. После окончания ловли глюков я, с разрешения веб-мастера, выложу линк. Ехидне: "Уважаемый, Кадет Биглер, Скажите, а в Вашем "Ундервуде", что, буквочка "У" западает? Целую, Ехидна" "Ехидна (миф.) - полуженщина - полузмея." Полуженщине с удовольствием возвращаю поцелуй, полузмее объясняю, что я просто подражаю классику: у Остапа Бендера была машинка с турецким акцентом, ну, и я туда же... "Швейку": Скучно с Вами спорить, г Швейк, какой-то Вы, прости Господи, упертый... : "Коммунистическое безумие", "Ядерная катастрофа"... не на трибуне Вы, чай, поспокойнее, поспокойнее... Ну, не любите Вы коммунистов, это бывает. А я не люблю демократов гаврилоповского разлива, ну и что? История нас с Вами рассудит. Посмертно, к сожалению... Кадет Биглер
Старший лейтенант Антощенко совершил глупость. Глупость была большой и непоправимой. Окончив институт инженеров гражданской авиации, тогда еще просто Антощенко угодил на 2 года в армию. "Пиджаку" Антощенко армия, на удивление, понравилась и он написал рапорт с просьбой оставить его в кадрах. "Кадры" страшно удивились, но виду не подали и рапорт удовлетворили. На дворе был 1982 г. , поэтому служить теперь уже лейтенанту Антощенко предстояло еще 23 года... Примерно через полгода, как писал классик, розы на щеках юного старлея увяли и превратились в лилии. Ему мучительно захотелось на гражданку, но... не тут-то было! Рапорта с просьбой об увольнении возвращались обратно с разнообразными витиеватыми резолюциями, смысл которых можно было коротко передать фразой: "Хрен тебе!". Антощенко с унылой периодичностью таскали на разные парткомиссии, где мордастые политрабочие вдохновенно затирали ему про "почетную обязанность"... Тогда Антощенко запил. Командир части сделал ответный ход, отправив неумелого алкоголика в наркологическое отделение военного госпиталя. Вернулся он оттуда совсем уж уродом, так как начисто потерял способность к употреблению спиртных напитков любой степени тяжести. Не сработала также попытка уволиться по здоровью, уйти в монахи и многократно злостно нарушить воинскую дисциплину. И тогда у Антощенко под фуражкой что-то щелкнуло. При встрече с сослуживцами он, не здороваясь, стал вытаскивать из воображаемой кобуры воображаемый пистолет, спускал предохранитель, наводил ствол на обалдевшего коллегу и произносил: "Пиф-паф". После чего убирал оружие и, не попрощавшись, уходил. На лице его поселилась тихая улыбка, а глаза смотрели, в основном, в глубины собственного "Я". После виртуального отстрела большей части офицеров, включая командира полка, народ стал задумываться: а ну как дураку в руки попадется что-нибудь более осязаемое... В конце концов, командир вызвал к себе начальника штаба и, пряча глаза, сказал: - Ты, это, придурка этого, Антощенко, в наряды не планируй, в караул тоже... А то перестреляет полштаба и ему за это ничего не будет, потому что псих же явный! Уже у дверей командир добавил: - И на полеты, на полеты тоже не ставь - от греха! Чтоб ноги его, б#я, ворошиловского стрелка, там не было! Для Антощенко началась фантастическая жизнь. Все офицеры, уподобляясь волна-частицам, метались по аэродрому, взлетали и садились самолеты, выпускались боевые листки и только он оказался выброшенным на берег бурного военно-воздушного потока. О его существовании напоминали только неизменные "пиф-паф", которые раздавались то из курилки, то из столовой. За зарплатой он, правда, аккуратно приходил, не забывая при этом "пристрелить" начфина. Через два месяца стрелка вызвал к себе командир части. - Х#й с вами, товарищ старший лейтенант,- миролюбиво начал беседу полковник,- командующий удовлетворил ваш рапорт об увольнении. В глазах Антощенко метнулось пламя. Внезапно в правой руке у него возник воображаемый пистолет. Натренированным движением теперь уже просто Антощенко вложил пистолет в кобуру и доложил: - Товарищ полковник, старший лейтенант Антощенко стрельбу окончил! Кадет Биглер
Прочитал историю Семы Помидорова - и вспомнил. Как-то в наш гарнизон нелегкая занесла ЧВС. Нет, не Черномырдина, конечно, а члена военного совета, главного политрабочего округа. ЧВС-ы в армии существуют со времен Великой Отечественной, а может, появились и раньше - не знаю точно. А с Черномырдиным, по-моему, вышла путаница. Кто-то пошутил, что Черномырдин вроде замполита при Ельцине - ЧВС - ну, так и пошло. Так вот, этот наш ЧВС в приступе дурного демократизма решил отобедать в солдатской столовой. В то время как раз переделали солдатские столовые на манер обычных столовых самообслуживания. Каждый берет поднос и набирает с прилавка заранее разложенные блюда. Так же поступил и ЧВС. Взял себе обед и уселся за стол. Остальные этот подвиг повторить не решились, стали у стены и наблюдали, как шеф борется с солдатской пайкой. Я, как дежурный по части, присутствовал в столовой по обязанности. И вот, ЧВС доедает первое, наклоняет миску, заглядывает в нее и начинает стремительно менять цвет лица: красный - синий - зеленый, красный, синий, зеленый... Ну, думаю, таракан там на дне, или не приведи господь, мышь дохлая... Тут у ЧВС прорезался голос и он поднял страшный крик. Налетела орда штабных, начали успокаивать страдальца, утерли, как говорится, слезы, сопли и повлекли из столовой. Я под шумок подошел к столу и заглянул в тарелку. На дне чем-то острым было нацарапано: "Ищи, сука, мясо!"
БОЕВАЯ ХИМИЯ В уездном городе Ж было так много крыс, что сантехники и связисты отказывались спускаться в подземные колодцы. Крысы же, напротив, чувствовали себя в городе вполне непринужденно, они разучились бегать, по тротуарам и проезжей части перемещались исключительно шагом. Городские кошки находились в относительной безопасности только на крышах и заборах, а небольшие собаки жались к ногам хозяев, когда проходящая крысища бросала на них нехороший, оценивающий взгляд. Городская администрация попыталась обратиться за помощью к местной санэпидстанции, однако выяснилось, что санитарные врачи от схватки уклоняются: - Мы, это, тараканчиков можем поморить, мышек там, клопиков, а на крыс у нас яда нет, что вы, да и кусаются они очень... Между тем, крысы превратили городской колхозный рынок в свое ленное владение, каждый день уничтожали кучу продуктов, а какого-то особо ретивого торговца сильно искусали, норовя вцепиться в самое дорогое... Тогда, отцы города, окончательно отчаявшись и, вспомнив старый лозунг: "Воин Красной Армии, спаси!", обратились к командиру подшефного полка дальних бомбардировщиков. Собрали военный совет. Председатель исполкома обрисовал ситуацию, не жалея черной краски. Командир полка открыл прения своей любимой фразой: - Товарищи, есть конкретное предложение: надо что-то делать! Кто-то из молодых предложил разбомбить канализацию. Штурман полка задумчиво ответил: - Нет, не получится, люки маленькие, даже с пикирования не попадем... - А давайте мы в колодцы спустимся и из автоматов крыс постреляем! - азартно выдвинул идею комендант. Представив последствия крысиного сафари для подземных коммуникаций, городской голова тайком перекрестился и отказался. Все замолчали. - Так, - подвел итог дискуссии командир и хлопнул ладонью по столу - других предложений нет? Начхима ко мне! На следующий день, одуревший от безделья и внеочередных нарядов начхим носился по гарнизону, увлекая спутной струей листья и мелкий мусор. Настал его час! Он что-то посчитывал, бормоча про себя и загибая пальцы. С ужасным скрипом открылись двери склада химимущества и бойцы начали таскать какие-то подозрительные коробки и банки с ехидно ухмыляющимся черепом на крышке. Для пробы выбрали самый населенный участок коллектора длиной метров 300 около рынка. Район боевых действий был тщательно изолирован, пути отхода противника перекрыли. Открыли чугунные люки. В каждую дыру начхим лично плеснул хлорпикрина, затем коллектор начали забрасывать шашками, которые начхим почему-то ласково называл "синеглазками". Крышки тут же закрыли. Из люков потянуло зловонием, показался бурый дымок. С блаженной улыбкой на устах начхим прислушивался к писку и возне под ногами. Внезапно из какой-то дыры пулей вылетела ошалевшая крыса. За ней вторая! И третья! Солдаты шарахнулись в разные стороны. Самый глупый попытался заткнуть дырку носком сапога, но тут же отскочил, удивленно разглядывая дырки в кирзе... Остатки крысиного воинства бежали, но большая часть все-таки осталась на поле боя. Начхим сотоварищи с видом победителя отправился выводить из организма токсины. На следующий день сантехники попытались проникнуть в коллектор. Не тут-то было! Тяжелый хлорпикрин не желал рассеиваться. Когда начхима спросили, что делать, он глубокомысленно помял похмельную физиономию и ответил: - Так, это, ждать... На третий день жаркое украинское солнце прибавило запаху из коллектора новые оттенки. Рынок пришлось временно закрыть. Обозленные сантехники, мощными струями воды смывали тела павших. Но, самое главное, крысы из канализации ушли. Все! Навсегда! В ближайшие жилые дома. Кадет Биглер
Большой Авиационный Начальник генерал-полковник Н* был известен широкой военной общественности по двум причинам. Во-первых, во время Оно бравый генерал получил пулевое ранение в голову. Ничего странного и необычного в этом нет, поскольку пуля - дура, но Н* очень любил на совещаниях различного уровня повторять, что лично ему ранение в голову нисколько не мешает управлять частями, соединениями и объединениями, а некоторые, академики, тут он брюзгливо тыкал пальцем в ближайшего офицера с белым ромбиком на кителе, до сих пор не знают, под какую ногу подается команда "Стой!". Остановившийся в своем развитии на уровне МиГ-15 УТИ, Н* на службе томился скукой и, наконец, придумал, чем себя занять. Он лично разработал инструкцию по проверке внешнего вида офицера. Инструкция состояла из 16 пунктов и включала в себя такие захватывающие действия, как проверки степени стоптанности каблуков, цвета носков, наличия носового платка и точности хода часов. При посещении частей вверенного ему объединения, Н* сладострастно вымерял линейкой длину шинелей и расположение звездочек на погонах. Забредя в какой-нибудь тихий НИИ, он очень любил отловить одичавшего без строгого командирского глаза научного сотрудника и, поставив по стойке "смирно", вопрошать: - А где у вас план работы на год? Ага... А на месяц? Тэк-с... Угу... А на день? Ах, нет? Да вы же преступник, товарищ майор! У вас руки по локоть в крови и затхлость на два пальца!!! Зная вздорный нрав начальника, штабные по коридору передвигались короткими перебежками, а когда за стеклянной дверью замечали толстенькую тень военачальника, стремительно ныряли в ближайшее помещение, иногда даже в женский туалет... Как-то раз Н* отправился в плановую инспекционную проверку какого-то полка. Когда самолет набрал высоту, из носового салона вышел адъютант командующего и с каменной физиономией поинтересовался, кто из офицеров играет в преферанс. Опытные инженеры сделали вид, будто "крестики-нолики" - предел их умственных способностей, кто-то в панике накрылся газетой, кто-то шмыгнул в гальюн. Нашлись, однако, три придурка, которые рассчитывали под халявный генеральский коньячок приятно и с пользой для карьеры провести время. Адъютант увел их в салон, а через пять минут выскочил, зажимая рот руками. По лицу его текли слезы. После представлений Н* предложил офицерам садиться, достал из портфеля колоду игральных карт, ловко стасовал их и раздал. Когда игроки разобрали карты, у них пропал дар речи. На внутренней стороне карт вместо привычных королей и дам были напечатаны вопросы по Уставам. - Ну, вот, - ехидно произнес Н*, доставая из портфеля зачетную ведомость, - все не так скучно лететь будет.
В батальоне связи служил офицер, фамилию которого помнили только кадровики, да его несчастная жена. Все же прочие звали его "Бедуин Вова". "Бедуин" - от слова "беда". Вова обладал уникальным и мистическим талантом нарываться на неприятности. Список его залетов был столь разнообразен и обширен, что командование его просто боялось, сослуживцы от него шарахались, а солдаты тихо ненавидели, хотя Вова искренне старался "тащить службу как положено". Случай, о котором я собираюсь рассказать, был, так сказать, венцом бедуиновой карьеры. В тот раз Вова заступил дежурным по части с субботы на воскресенье. Сначала все шло гладко: Бедуин тщательно проверил личный состав, караулы, проехал по объектам и под утро устроился в дежурке. Чтобы не заснуть, Вова взялся конспектировать очередной бредовый опус, напечатанный в "Коммунисте Вооруженных Сил". В 4.30 утра, когда спать хотелось уже невыносимо, на пульте вспыхнуло красное табло. Тревога! От неожиданности Вова уронил кладезь военно-политической мысли: учебных тревог в ночь с субботы на воскресенье никогда не объявляли. Значит - война!!! Вот он - долгожданный шанс реабилитироваться! Вова начал действовать предельно быстро и энергично: из казармы, гремя сапогами, метнулись посыльные оповещать офицеров, в автопарке заворочались промерзшие тягачи, на технической позиции вспыхнули мощные прожектора; стряхивая снежок, начали отбивать поклоны антенны подхалимов-высотомеров... Бедуин подошел к окну и замер, завороженный слаженной работой военного механизма... Вдруг зазвонил телефон оперативного дежурного дивизии: - Какого х#я?!! Вы!!! Там!!! Вы что там, б#я, обкурились, что ли?!! - Так ведь тревога! - Какая, на х#й, тревога в воскресенье!!! И тут Бедуин похолодел: по инструкции, получив сигнал тревоги, его сначала нужно было подтвердить в дивизии, а уж потом начинать скачки... А он забыл! Произошел редчайший случай - сбой системы оповещения... Шатаясь от горя, Вова подошел к окну и увидел жуткое зрелище: со всех сторон к казарме вихляющей рысью, борясь с жутким утренним похмельем, мчались по тревоге офицеры... Осознав, что грядет смертоубийство в особо циничной форме, Бедуин кинулся в оружейную комнату, отомкнул решетчатую дверь и мгновенно заперся изнутри на наружный висячий замок...
Приехал я как-то по делам в полк дальней авиации и там был свидетелем следующего случая. Нужно сказать, что полк этот предназначался для работы по надводным целям, т.е. по кораблям вероятного противника, поэтому обмундирование летчиков было не совсем обычным. В частности, они вместо обычных куртки и брюк надевали штаны особого покроя, который в народе назывался "ползунки". К штанине же пристегивалась резиновая лодка, которая после аварийного покидания самолета автоматически надувалась... И вот, идут полеты. Внезапно при подходе к аэродрому у одного самолета загорелся сигнал "Пожар в двигателе". Оценив ситуацию, командир приказывает штурману и командиру огневых установок (КОУ) от греха прыгать, что они и выполнили. КОУ выпрыгнул и сел нормально, а у штурмана случилась фетяска. Выяснилось, что он в полете спустил лямки штанов с плеч, чтобы не жали, а когда поступила команда "Покинуть борт!", в суматохе забыл их поправить. В строгом соответствии с законами физики, штаны со штурмана слетели. Но не совсем. Совсем им слететь не дали шнурованные ботинки. Так они и летели: сначала надутая лодка, потом штаны, потом штурман, потом парашют... Находившийся на аэродроме люд получил громадное эстетическое наслаждение. Разошлись только во мнениях: одни считали это новой фигурой высшего пилотажа, а другие - экстремальным стриптизом.
История о саратовских наперсточниках от 22 августа, между прочим, имела продолжение. После того, как вся банда была переведена в положение "упор лежа", появились ментокрылые. Объединенными усилиями тела перетащили в их дежурку, после чего милиция начала проявлять естественную любознательность. Пришлось предъявлять документы, причем в качестве козырного туза я достал особую бумагу типа той, из "Трех мушкетеров", : "То, что сделал предъявитель сего, сделано по моему приказанию и для блага государства. Ришелье". Давали тогда такие бумаги при перевозке спецгрузов: "Всем органам власти оказывать помощь... и т. п." Когда милицейский капитан вник в текст, на его лице проступила нехорошая ухмылка и он сразу ухватился за телефон, срочно вызывая некоего Петра Петровича. Петр Петрович тут же явился, отрекомендовавшись представителем УКГБ на транспорте (кажется так. Ну, думаю, отлетался, сталинский сокол! И уже мысленно вижу себя на дыбе в застенках Лубянки. Десант тоже притих. Кгбэшник читает протокол, озаряет помещение улыбкой и внезапно выдает: - Ну, за#бись, то есть слава Богу ! - ?! - Да вы поймите, товарищ подполковник, мы этих шуриков уже месяца два пасем, только осторожные они, не зацепишь, а теперь! Нападение на военнослужащего! Покушение на Гостайну! Минимум семь лет! Каждому! Спасибо!!!
Из всех воспоминаний о годах учебы для бывшего студента важнейшим является воспоминание о военных сборах. У тех, кто постарше, была еще "картошка" и "яростный стройотряд". Теперь тяжелые оборонительные бои на сельскохозяйственном фронте ведет армия, а коровники строят молдаване. Что остается бедному студенту? Только сборы... Через три дня после дембеля тяготы и лишения воинской службы как-то забываются, и воспоминания под водочку в кругу друзей о 30 днях "на войне" становятся, как писал Пушкин, "одним из живейших наших наслаждений". Между тем, в войсках начала учебных сборов студентов ждут с чувством тяжелой обреченности: для студентов где-то надо достать форму, надо их, прожорливых, кормить, лечить больных и шлангующих, а, самое главное, уберечься, от студенческой любознательности. Появление студентов на аэродроме можно сравнить с набегом стаи бандерлогов на мирную индийскую деревню... Студентам интересно все, но особенно их привлекают детали самолета, окрашенные красным цветом... Когда студент видит кран уборки шасси, боевую кнопку, или, оборони Господь, рычаг катапульты, глаза его загораются детским любопытством, а хватательный рефлекс практически необорим. Он запросто может сунуть палец в ствол пушки, заглянуть в раскрыв волновода радиоприцела, пощелкать автоматами защиты сети… Страшен также студент в наряде. Хорошо проинструктированный часовой из числа студентов смертельно опасен. Когда в караул заступают студенты, самовольные отлучки солдат из части напрочь прекращаются, так как в темное время суток часовой в очках со стеклами "- 5" беспощадно расстреливает все, что хоть чуть-чуть шевелится, причем со страху, как правило, попадает. Как-то раз, студенты одного из московских ВУЗов в нашем гарнизоне заступили в наряд по кухне. Дежурный по столовой в доступной форме объяснил, что нужно почистить 6 мешков картошки и 2 мешка лука. Студенты взвыли: - А машина для чистки картошки есть?! - Есть,- гордо ответил прапорщик, - неисправная. - Где?! Через полчаса с помощью автомобильных ключей из "копейки" прапора машина была полностью демонтирована и изучена, а еще через час в нее был загружен первый мешок картошки. Загудел мотор. Картофелины бодро терлись друг о друга, освобождаясь от кожуры. Умиротворенный зрелищем слаженного студенческого труда, прапорщик потерял бдительность и отбыл по своим делам. Между тем, студенты взялись за лук. На втором десятке луковиц кто-то сквозь слезы спросил: - А может, его, черта, тоже в машину? - Бинго!!! Картофелечистка удивленно взвыла, но взялась за дело. Привлеченный странными звуками, дежурный по столовой заглянул на кухню. Лука больше не было. Вообще. Зато полученная луковая шелуха странным образом в мешки из-под лука уже не помещалась. В мешки из-под картошки, впрочем, тоже. Через 10 минут искатели приключений в полном составе отбыли на гауптвахту.
To Tzapa: "За языком следи баклан, а то неровен час и в физию схлопочешь." Вот, г. Tzapa, а Вы еще удивлялись - почему это никто не захотел с Вами за стол садиться? Кадет Биглер
Великий русский драматург Денис Фонвизин давал персонажам своих пьес такие фамилии, чтобы неискушенному читателю сразу было ясно, с кем он имеет дело. Тарас Скотинин, например, был отпетым мерзавцем, а госпожа Простакова - редкостной дурой. Когда замполитом нашего батальона назначили капитана Дурнева, народ сначала не придал этой своеобразной и красноречивой фамилии значения. А зря. Капитан Дурнев был дураком совершенным, законченным и своей фантастической глупостью вызывал у офицеров некое извращенное уважение. Обращались с ним так, как ведут себя родители юного дауна: стараются, чтобы и занят был и головку не перетрудил, ну, а если, к примеру, лужу на ковре сделает и начнет в ней кораблики пускать - умиляются: наш-то Васенька, как царь Петр на Плещеевом озере… Поздним майским вечером я сидел в недостроенной беседке на точке. Полеты закончились, основные средства я выключил, только посадочный радиовысотомер продолжал отбивать поклоны. «Ну чего аппарат гоняют, перелетчика, что ли какого ждут? - лениво подумал я, - ведь прямо на дорогу светит, опять деревенские будут жаловаться, что у них герань на окнах вянет и коровы не доятся. » Жалобы сельчан в общем-то были справедливы, мегаваттный передатчик молотил так, что неоновая лампочка в руке мерцала опасным оранжевым светом, а стрелки у выключенных приборов таинственным образом отклонялись от нулевой риски… Вдобавок, посадочный курс и направление ветра на аэродроме почти всегда были такими, что высотомер извергал трехсантиметровые мегаватты на соседнюю дорогу и деревню за дорогой. Делегация аборигенов ходила к командиру дивизии с просьбой отодвинуть полосу, но командир вежливо заметил, что гораздо дешевле будет отодвинуть деревню или, в качестве паллиатива, накрыть ее заземленной сеткой. После дневного грохота реактивных турбин на точке было необыкновенно тихо, слышно было, как на соседнем болотце яростно орали сексуально озабоченные лягушки, да временами с низким гудением пролетал толстый майский жук. Небо было усыпано яркими весенними разноцветными звездами. Звезды иногда подмигивали, от этого казалось, что смотришь на громадный индикатор кругового обзора, на котором не хватает только масштабной сетки… Солдаты дежурной смены тоже собрались в беседке, никто не курил и не разговаривал - после шумных и прокуренных аппаратных возвращаться в душный домик никому не хотелось. - Ну что, мужики, - начал я, поднимаясь, - пора спать, завтра первая смена - наша… - Трщ старший лейтенант, - затараторил вдруг дальномерщик Васька Манкуш, - вроде едет кто-то! Я обернулся. На дороге шатались столбы от фар дальнего света, но машины видно не было. - Чего-то быстро, это по нашей-то дороге! - удивился кто-то из солдат. Дорога к нашей точке не ремонтировалась, наверное, с тех пор, как от Москвы отогнали немцев. Казалось, что ее долго и педантично бомбили. Без особого риска к нам проехать можно было только на КРАЗе. Внезапно к калитке подлетел УАЗик, из него стремительно катапультировался Дурнев и, оттолкнув патрульного, гигантскими прыжками понесся к домику дежурной смены. Он был похож на громадного взбесившегося кенгуру в фуражке. Я поднялся навстречу. - Товарищ капитан! За время моего дежурства происшествий не слу… - Как не случилось?! Меня сейчас обстреляли!!! - Кто? - Не знаю! - взвизгнул капитан. Зубы у него стучали. - Может, вы на стоянку заехали? Она уже под охраной… - Нет! Я ехал по дороге, к вам, а тут - очередь!!! - У меня на точке оружия нет… У патрульного - штык-нож, ну, у меня пистолет… Некурящий замполит рухнул на лавочку и попросил закурить, я дал ему сигарету. Страдалец долго пытался попасть в огонек зажигалки, у него тряслись и руки и губы. «Не обосрался бы он у меня в новой беседке» - подумал я про себя, а вслух сказал: «Я пойду машину вашу гляну». В предвкушении интересного зрелища за мной потянулись солдаты. За калиткой стоял командирский УАЗик. Знакомый сержант-водитель лежал животом на капоте и дико ржал, дрыгая ногами. Никаких пробоин ни на лобовом стекле, ни на радиаторе, естественно, не было. - Ты чего учудил? - спросил я. - Пассажира твоего чуть Кондрат не обнял. Кто стрелял-то? - Жуки! - выдавил сержант и вновь рухнул на капот. - Какие жуки?! Вы что с замполитом - клея нанюхались? - Майские, трщ старший лейтенант, - объяснил водила, вытирая ветошью слезы. Сейчас им самое время вылетать, а они как под высотомер ваш попадают, сразу дохнут, ну и стучат по кабине, они ж большие… А трщ капитан, когда стук-то услышал, на полик упал и как закричит: «Гони, пропадем! » - А ты? - А чего я, - усмехнулся водитель - погнал…
Чудо, чудо! Яви нам чудо! («Праздник святого Йоргена»)
Хмурым, наполненным пессимизмом утром понедельника 198* года, ровно в 8.45 утра мне было явлено чудо. Грохнула дверь, и в чертежный зал нашего КБ ворвался Главный конструктор. Главный обладал чудовищной административной энергией. С утра до вечера он, подобно громадной петарде, метался по территории завода, рассыпая вокруг себя матерные искры и мобилизуя личный состав на преодоление и свершение. В конце квартала шеф приобретал свойства волны-частицы, и его практически одновременно можно было увидеть в выпускающем цеху, у заказчиков и технологов. Единственной формой существования этой административной материи было движение: все служебные вопросы решались на бегу, дверь своего кабинета он никогда не закрывал и, общаясь с подчиненными, имел привычку нетерпеливо постукивать по столу увесистым кулаком с татуировкой в виде якоря. В молодости наш Главный служил во флоте, откуда вынес чрезвычайно образный язык и умение без видимых последствий употреблять несовместимые с жизнью количества спиртного. - Вот, - не здороваясь, сообщил Главный, - принимай нового конструктора. Между прочим - отличник! Прошу, как говорится, любить, жаловать, и вообще… а я в - цех! - Анатолий Гри… - вякнул я, но шеф уже трансгрессировал. «Новый конструктор» молча разглядывал меня, хлопая серыми глазищами. У «нового конструктора» была отличная фигура, густые пепельные волосы и кукольное личико. Вообще, было в ней что-то от изящной, дорогой, но хрупкой елочной игрушки, которую осторожно берешь в руки, боясь нажать чуть посильнее и сломать. О том, чтобы «любить и вообще» не могло быть и речи, я почему-то было уверен, что при, так сказать, чувственном контакте, она с тихим, печальным звоном разобьется. Бывают такие девушки. Звали ее Викой, но всем было ясно, что на самом деле к нам пришло «Чудо». До появления нового сотрудника боевой состав нашего КБ выглядел следующим образом. Имелся ведущий конструктор по изделию, которого я за два года работы так и не запомнил в лицо, потому что он постоянно пребывал в загранкомандировках в каких-то черно-желтых странах. Население этих стран, едва спрыгнув с дикорастущих пальм и вкратце освоив ходьбу на двух конечностях, на следующем этапе развития ощутило потребность в тяжелых РЛС управления войсками, которыми, собственно, наша контора и снабжала половину земного шара. Имелся также бывший ведущий конструктор по изделию, Марк Яковлевич, разжалованный за нехарактерную для еврея тягу к употреблению. Марк Яковлевич дорабатывал последний год перед пенсией, поэтому толку от него не было никакого. Целыми днями он просиживал в своем углу, отгороженный от жизни, света и воздуха шкафами и кульманами. Там он чем-то шуршал и скреб, как огромная, пожилая и осторожная крыса, временами распространяя по залу ядовитые спиртовые эманации. Дамы морщились и с лязгом открывали окна в алюминиевых, кривых от рождения и опасно вибрирующих рамах. Основную ударную силу нашего КБ составляли как раз дамы. Напротив меня за соседними столами прилежно трудились «двое из ларца» - маленькие, седенькие, в одинаковых белых халатиках, Екатерина Васильевна и Валентина Васильевна - специалисты по проводам и кабелям. На завод они пришли, похоже, одновременно с Советской Властью, поэтому все отраслевые справочники знали наизусть и нередко демонстрировали цирковые номера, расписывая по памяти контакты какого-нибудь сумасшедшего разъема. Кроме коммутационных изделий они интересовались способами скоростного выращивания овощей на дачных 6 сотках и кулинарными рецептами, которые вырезались из журнала «Крестьянка» и вклеивались в особую тетрадь. Была еще Галя, сорокалетняя девушка на выданье. Ее взаимоотношения с текущими женихами были настолько сложными и запутанными, что по понедельникам вся женская часть КБ с наслаждением разбиралась в хитросплетениях очередной серии. Если дела у Гали шли хорошо, и она, завладев стратегической инициативой, предвидела скорую капитуляцию противника, Галя целыми днями порхала между кульманами и чирикала, как увесистая канарейка. В том же нередком случае, когда очередной жених не оправдывал Галиных надежд, она впадала в черную депрессуху, рыдала и хлестала корвалол из горлышка. Галя занималась проектированием ящиков для запчастей и выкройками для чехлов. Были, конечно, в КБ еще техники, чертежники, но главная беготня по цехам, грызня с военпредами, технологами и разработчиками тяжким крестом лежала на моих плечах. Еще один конструктор был совершенно необходим, и… мы его получили. До окончания рабочего дня Чудо бродило по кабинетам, собирая подписи на различных бумажках, и я о нем, то есть о ней, напрочь забыл, но на следующее утро Чудо объявилось на рабочем месте, сгибаясь под тяжестью здоровенной спортивной сумки. - Что это? - удивился я, забирая у нее сумку. - Конспекты! - гордо ответило Чудо, - у меня хорошие конспекты! Вот, физика, матан, экономика отрасли… Ведь они же мне обязательно пригодятся, правда? - Правда, - горько вздохнул я, - идите получать готовальню. Тут надо пояснить, что у нас было принято чертить тушью. Обычно чертили на ватмане, но в экстренных случаях приходилось чертить прямо на кальке, с которой сразу же делали синьки для цехов. Тушью чертить Чудо не умело. В течение своего первого рабочего дня Чудо совершило три славных подвига: порезалась при заточке карандаша; заправляя баллончик, облилась тушью, и, в довершение ко всему, прищемила палец рейсшиной кульмана. Так и пошло. Опаздывать на работу у нас не полагалось, так как время прихода фиксировалось автоматически, поэтому вываливающийся из раздутых «Икарусов» народ проходную брал штурмом. Непривычное к простым и суровым нравам советского пролетариата, Чудо прибывало на рабочее место слегка придушенным и ободранным, поэтому первый рабочий час уходил на макияж, утренний чай и восстановление макияжа после чая. После этого на кульмане закреплялся лист ватмана (с калькой я решил пока повременить), и Чудо приступало к нанесению штампа, бесконечно сверяясь со справочником. К обеду дело доходило до осевых линий. Пространственное воображение у нее отсутствовало совершенно. Даже простенькие, в сущности, чертежи радиотехнических устройств, представляющие собой бесконечные варианты ящиков, ящичков и сундучков вызывали у нее «зависание». К концу рабочего дня ватман оказывался протертым до дыр, а ластик - до кости. Чертежом и не пахло. Постепенно на Чудо махнули рукой и поручали ей только работу, которую было невозможно испортить. Однажды утром Чудо подошло ко мне и сообщило, что у него закончился герметик. Дело в том, что у нас в КБ стояли хорошие рейссовские кульмана с пластмассовыми досками, в которые кнопки, естественно, не втыкались, поэтому чертежи крепили за уголки маленькими шариками герметика, которым в цехах промазывали швы кабин. Такое вот ноу-хау. - Ну и что? - удивился я, - сходи в сборочный цех, да возьми на всех, кстати, извещение технологам отнесешь. Чудо покивало, деловито уложило извещение в папочку-клип и убыло. Приближался самый главный элемент распорядка рабочего дня, обед, как вдруг в КБ мгновенно стих привычный гул разговоров и шелест бумаги. В тишине кто-то приглушенно ойкнул. Я выглянул из-за кульмана. В дверях стояла технолог из сборочного цеха, могучая, широкоплечая тетка, интимная мечта тихого художника-соцреалиста. За руку она держала наше Чудо. Зареванное и растрепанное Чудо было заляпано размазанными зелеными кляксами и настолько густо пахло спиртобензиновой смесью, что Марк Яковлевич в своем углу заволновался и громко засопел, принюхиваясь. - Ваш ребенок? - густым басом спросила технолог, - забирайте! - Господи, Вика, что случилось? - спросила Галя, усаживая Чудо на стул. - Я отдала технологам извещение, - всхлипывая, начало рассказывать Чудо, - и пошла искать герметик. Его там много было, целый бак. Я зачерпнула рукой и прили-и-и-пла!!! Глупое Чудо, вместо того, чтобы набрать остатков полузасохшего герметика, цапнула свежеразведенный, и попалась. Чем больше она пыталась отскрести герметик от правой руки левой, тем больше зеленых, вонючих нитей к ней прилипало. Постепенно вокруг бака собрались рабочие, и начали подавать советы, от которых тихое, интеллигентное Чудо чуть не упало в обморок. - А один сказал, - хныкало Чудо, что, пока я не отлипла, может, они… может, меня…. а-а-а!!! Чудо вообразило, что ее и вправду собираются изнасиловать, и задумалась, что лучше - закричать или упасть в обморок. Падать в обморок на грязный пол не хотелось, а что полагается в таких случаях кричать, она не знала. Спасла ее тетка-технолог. Одним привычным заклятьем она разогнала мужиков по рабочим местам, с хлюпаньем отодрала Чадо от бака и потащила оттирать герметик ветошью, пропитанной спиртобензиновой смесью. Столкновение с производством произвело на Чудо настолько сильное впечатление, что до конца недели Вика была на больничном, а с понедельника перешла на работу в комитет Комсомола. Так мы остались без Чуда…
Место действия: одна из военных академий. Время действия: перед ноябрьским парадом. Действие: шла подготовка к ноябрьскому параду, в котором должны были принять участие не только слушатели, но и преподаватели. Зная уровень строевой подготовки в ВВС, командование приняло решение для повышения строевой подтянутости преподавателей привлечь пехотинца, на авиационном жаргоне - "красного". Сказано - сделано. Для проведения строевых занятий прибыл полковник из комендатуры, весь исхлестанный ремнями, и взялся за дело. А надо сказать, что преподаватели там были уже при званиях, в основном кандидаты, но попадались и доктора наук, поэтому к строевым занятиям они относились с равнодушной добросовестностью. В перерывах между занятиями беседовали на свои узкоспециальные темы, полностью игнорируя красного. Его это, естественно, заело и тогда под конец занятий он решил потренировать личный состав прохождению с песней. Подается соответствующая команда, коробка начинает движение, но - молча. Причина очень простая - никто не знал, что петь, поскольку до этого ни у кого таких бредовых идей не возникало - гонять по плацу с песней преподавателей на радость слушателям и курсантам. Но пехотинец почуял саботаж, остановил строй и запустил его заново. Эффект тот же, но в строю кто-то отчетливо произнес: "Ну ты и м#$%к!". Полкан снова останавливает строй и начинает вычислять, кто произнес крамольные слова. Вдруг в строю он замечает полковника с кривой ухмылкой на устах и задает ему вопрос: - Это вы сказали, товарищ полковник? - Никак нет, я подумал! Аут.
Эту историю мне рассказал коллега, который сам в ней и участвовал. Дело было в Афгане в одной авиационной части. Приближалось 8 марта, которое решено было отметить. По этому поводу командир собрал совещание. На вопрос: "Какие будут предложения?" одно поступило сразу же, причем от нескольких человек. "Так. А кроме пьянки?". Народ задумался. В конце концов решили провести торжественное построение, поздравить женщин, вручить им подарки, а дальше - как обычно. За подарками отрядили замполита и комсомольца части, как неженатого, а, следовательно, тонко понимающего запросы женщин. Причем опытный командир в напутствие сказал: "Если не хотим проблем, все подарки должны быть одинаковыми!" Взяли броник, поехали в ближайший город за подарками. Долго ходили по лавкам, накупили всяких мелочей, но не хватало изюминки. И вот, в одном магазинчике в витрине увидели красивые коробочки с английскими надписями. Замполит в училище учил немецкий, из которого помнил только "Хенде хох!" и почему-то "Гитлер капут!". Комсомолец учил английский. Но в училище. Но недавно. Из переведенной надписи вроде бы следовало, что данная губная помада является идеальным подарком для любой женщины и способна доставить ей много незабываемых минут. Изюминка была найдена. 8 марта на построении командир лично поздравил каждую женщину части, вручил цветы и пакет с подарками. После команды "Разойдись!" любопытные женщины тут же полезли в пакеты. Довольные замполит и комсомолец наблюдали за их реакцией. И вдруг, с одной стороны плаца раздался истерический женский хохот, затем дружное мужское ржанье, с другой стороны, с третьей... Побледневший замполит вытряхнул содержимое запасного пакета и начал вычислять, что могло вызвать такую реакцию?! Все было вполне благополучно, пока не дошли до помады. Когда комсомолец вывернул помаду из гильзы, у замполита подогнулись ноги: помада была отлита в форме мужского члена со всеми анатомическими подробностями и характерного бордового цвета...
Понедельник. 8.30 утра. Совещание у начальника гарнизона. Командиры и начальники всех степеней с мучительно искаженными лицами рассаживаются в классе. Никто не курит. После массированного употребления изделия "Шпага" (технический спирт с дистиллированной водой) ощущение такое, что находишься в антимире. Звуки до органов слуха доходят с громадной задержкой, при слове "вода" начинается спазм всех частей организма, которые еще способны сокращаться. Речь хриплая, невнятная, с каким-то странным шипением и присвистыванием. Так, помнится, говорила голова профессора Доуэля... Среди офицеров обнаруживается какой-то неопознанный мужичок. Мужичок чувствует себя явно не в своей тарелке, от чего неприятно суетится. Попытка вспомнить, откуда это чмо взялось, вызывает очередной приступ дурноты. Наконец, появляется мрачный комдив. Начальник штаба командует: "Товарищи офицеры!". Все встают, мужичок вскакивает первым. - Товарищи офицеры! Прежде чем начать служебное совещание, нужно решить один вопрос. К нам прибыл представитель местных органов власти (мужичок опять нервно вскакивает) с просьбой. Зима в этом году снежная и гражданские не справляются с расчисткой дорог. Просят аэродромный снегоочиститель. Командир базы! Можем помочь? Встает комбат: - Э... кх... гм... можем, чего ж не дать, только пусть они осторожно там... все-таки аэродромный... Мужичок: - Да вы не волнуйтесь, товарищ, не сломаем, громадное вам спасибо!!! - и с облегчением вылетает за дверь... *** Понедельник. 8.30 утра уже следующей недели. Совещание у начальника гарнизона. Командиры и начальники всех степеней с мучительно искаженными лицами рассаживаются в классе. Среди офицеров обнаруживается другой неопознанный мужичок. Начинается совещание. Комдив: - Товарищи офицеры! Прежде чем начать служебное совещание, нужно решить один вопрос. К нам прибыл представитель местных органов власти (мужичок нервно вскакивает) с просьбой. Зима в этом году снежная и гражданские не справляются с обрывом телефонных проводов на столбах вдоль дорог. Просят связистов в помощь. Вскакивает комбат: - Б#я, то есть, товарищ полковник, ну я же говорил им - осторожнее!!! , он же аэродромный, он снег швыряет на 20 метров, а они, уроды, - "не сломаем, не сломаем"...
- Ну почему я, товарищ полковник?! - А кто? - искренне удивился начальник штаба,- Начхим был в прошлом году. Да, действительно… Все знают, что в авиационном полку в мирное время два безработных: химик и инженер по радиоэлектронной борьбе. Химик был в прошлом году… - Давай, иди к мобисту, личные дела уже пришли, и потом, чего ты так расстраиваешься, две недели всего! Мобист сидел за столом, обхватив голову руками. Перед ним горой были навалены личные дела офицеров запаса. - Вот! - горько произнес он и открыл наугад картонную папку, - музыкальный критик! Папка полетела на стол. - Артист цирка! У нас своих клоунов мало! Врач ветеринарный. Трейдер! Что это за бл#дь такая - трейдер, скажи ты мне, а?! Я не знал. Каждый год повторялась одна и та же история. По плану мобилизационной работы мы должны были проводить сборы офицеров запаса, приписанных к нашей части. Однако военкоматы с упрямством, которому позавидовало бы стадо матерых ишаков, каждый год облегчали себе задачу, призывая на сборы не тех, кого надо, а тех, кого удалось отловить, кому было лень доставать медицинские справки или скорбных на голову экстремалов, фанатов «Зарницы». Два дня ушло на создание программы учебных сборов, ругань с вещевиками и прочие захватывающие мероприятия, а в понедельник мы с мобистом на КПП встречали автобусы с партизанами. По замыслу командования, тыловики должны были развернуть ППЛС - пункт приема личного состава. Представлял он собой анфиладу палаток, с одной стороны которой должно входить дикое и неотесанное гражданское лицо, а с другой выходить полноценный воин, переодетый, постриженный, со всеми необходимыми прививками, «с Лениным в башке и с наганом в руке», радующий своей формой и содержанием командиров и начальников всех степеней. Тыловики, однако, решили по-своему. Прививок на две недели решили не делать, табельное оружие, даже без патронов, выдавать побоялись, а парикмахер из КБО по понедельникам работать не мог по чисто техническим причинам. Поэтому работа ППЛС ограничилась переодеванием наших партизан в х/б образца 1943 г. Как известно, в армии существует только два размера формы одежды: очень большой и очень маленький, всякие там XL не прижились, поэтому наши воины, надев слежавшиеся пилотки, косоворотки и «кривые штаны» мгновенно превратились в клонов Ивана Чонкина. Лысые, усатые, бородатые партизаны расползлись по гарнизону, пугая своим диким видом мирное население. Продавать водку в те годы в военных городках запрещалось, однако суровые напитки, вроде «Белого крепкого» или «Золотой осени», которую в народе называли «Слезы Мичурина» на прилавках имелись в изобилии. Один мой приятель, помнится, все возмущался: «Д`Артаньян заказал дюжину шампанского! » «Эка невидаль! - попробовал бы он дюжину портвейна заказать, заблевали бы весь Париж…» Через три дня меня вызвал начальник штаба. - Днем иду по гарнизону, а навстречу этот твой, партизан: борода веником, пузо на ремне, а руке сетка с бутылками «партейного». И честь не отдал!!! - А вы бы с ними не связывались, товарищ полковник. А то, например, если бы вы у них вздумали бутылки отнять, еще и побили бы… НШ задумался. - Так. Ну-ка, майор, какого солдата можно назвать хорошим? - Зае#банного, товарищ полковник! - радостно доложил я, вспомнив я курс военной педагогики. - Правильно! Поэтому проведешь с ними тактическое занятие на местности в индивидуальных средствах защиты. Чтоб у них мысль была потом только одна: спать! На следующее утро полусонное и отчаянно зевающее воинство отправилось в поле. Разобрали автоматы. Самые глупые схватили ручные пулеметы, не сообразив, что с ними придется бежать. Начали надевать ОЗК. Рота быстренько превратилась в скопище угрюмых монстров. Я наскоро поставил задачу, указал ориентиры, которых на самом деле было совершенно не видно из-за густого тумана, и скомандовал «Вперед! » - Ура! - дружно хрюкнуло в противогазы воинство и с тяжелым топотом ломанулось в туман. Собирать партизан я решил с другой стороны поля. Рядом какой-то мужик на экскаваторе мирно копал траншею. Внезапно из тумана рядом с ним вынырнула троица в комбинезонах грязно - зеленого цвета с ручными пулеметами. Один из них постучал прикладом в кабину. Экскаваторщик обернулся и обомлел. Стучавший стянул противогаз и с противным иностранным акцентом спросил: - Эй, мьюжикк! Do you speak English? До Москвы далеко? Кадет Биглер www.bigler.ru
Аглае: "После того что советские войска сделали с городами Германии, не думаю, чтоб можно было чем-то поживиться." А что, простите, Советские войска сделали с городами Германии? Насколько мне известно, уничтожение исторических центров многих германских городов лежит на совести именно англо-американских ВВС. Промзоны при этом, кстати, оставались в целости и сохранности... Тактический прием "ковровое бомбометание", о котором так любят сейчас рассуждать наши журналюжки, изобретен как раз ими (англо-американцами)и тогда. Означает он вот что. Группа бомбардировщиков заходит на цель последовательно с тем расчетом, что наземные цели поражаются не точечно, а как бы длинной непрерывной лентой разрывов. Что при этом происходит с городом, вероятно, объяснять не нужно? А что сделали немцы со Смоленским Кремлем Вы знаете? А с Ново-Иерусалимским монастырем? Они не были военными объектами - просто памятники. Я был там, и еще во многих местах, слава Богу, за годы службы объездил почти всю страну. Фашисты планомерно уничтожали памятники истории и культуры и не только в России. Попробуйте найти хотя бы один достоверный случай планомерного, осмысленного уничтожения Советской армией в Европе жилых кварталов городов, исторических памятников. Да, был разрушен Берлин. Но его брали штурмом, а не разрушали без военной необходимости. Бомбежка жилых кварталов - излюбленный способ ведения войны США. Нет, они, конечно, целятся в "важные промышленные и военные объекты", но как-то подозрительно часто промахиваются. При наличии современных систем наведения и ОЧЕНЬ высокой квалификации американских летчиков это странно... Не правда ли? С уважением,
Господа! У меня конструктивное предложение: давайте в начале каждого комментария писать не только ник адресата, но и ник отправителя, например: "Алекс - Юстасу". И сразу станет ясно, что читать стОит, а что нет. А то я 8 октября один комментарий прочитал, второй, третий... четвертый!!! Да сколько же можно... А подпись одна.... Ну, думаю, прогуляюсь в "Дополнительные истории"... А там засада! И вторая! НаписАл и задумался: а может, зря я это: автор-то "призер Москвы по контактному карате" (см. № 29 из доп.) Как бы беды не было...
Шуре: "ТАААК! А Биглер с 57 года похоже! ( см. bigler57 At mail.ru )" Логика понятная, но, к сожалению, неверная. "57" - это размер фуражки...
Автору истории № 37 из "Дополнительных" за 8 октября:
Я ничего не понимаю в музыке. Я не разбираюсь в разведении кактусов и патологической анатомии. Соответственно, я не возьму на себя смелость писать истории из жизни астрономов, ботаников, врачей, космонавтов и королей. Про капусту я тоже писать не буду. Потому что получится смешно, причем смеяться будут не над историей, а над автором. А это, согласитесь, незапланированный эффект. Почему же Вы пишете о том, в чем, извините, ни черта не соображаете? В принципе, не Вы первый, но, поскольку история адресована мне, получИте: 1."космонавты у нас были не просто космонавты, а, так сказать, еще и летчики". Они были летчиками без всяких "так сказать". Первых космонавтов набирали из летчиков-истребителей, причем из лучших. 2."И, кроме всех прочих привилегий, должны были летать еще и на самолетах" Это не привилегия, это обязанность. Космонавты были строевыми офицерами ВВС и летать были обязаны для сохранения летных навыков и подтверждения классности. Напомню, кстати, что денежное довольствие летчика (и космонавта!) в те годы существенным образом зависело от налета часов. 3."Возвращается из полета экипаж <... > и прямиком к механику". Механик -это солдат, выполняющий подсобные работы. Вы, вероятно, имели в виду техника самолета. 4."И карандашиком в блокнотик пометочки делает." Замечания летного экипажа записываются не в блокнотик, а в "Журнал подготовки самолета к полету" (ЖПС). Это документ строгой отчетности. При расследовании причин аварий и катастроф он является одним из главных объектов исследования. Записи в нем делаются предельно аккуратно. По каждому замечанию проводятся работы. Подпись ставит тот, кто устранял отказ, и тот, кто контролировал устранение. А Вы говорите - "блокнотик"... 5."вот это вот в полете не работало, это не открывалось, а это напротив - работало, но не так." Так, поверьте мне, не бывает. Истребитель - не "Запорожец". Единичный отказ в полете - уже ЧП. И случаются они весьма редко. 6."Покивал техник,(теперь уже он стал техником - КБ) записал все и вынес вердикт: Летат них%я не умеете!" Никогда, ни в одном полку, ни один техник такого летчику не скажет. Потому что техник остается на земле, а летчик улетает в стратосферу. Кстати, летчик технику хамить тоже не будет: ему лететь на самолете, подготовленном техником... Так что, "волны перекатывались через мол и падали вниз стремительным домкратом..."
В теперь уже отдаленные советские времена мы вели битву за урожай. С кем была эта битва и кто в ней победил, теперь уже сказать сложно... Но поскольку слово "битва" у наших вождей прочно ассоциировалось с со словом "армия", то ей, армии, эту битву и поручили. Сражался за урожай и я. Когда я убывал на продовольственный фронт во главе взвода, замполит напутственно сказал: - Поедешь в колхоз-миллионер! Смысл его слов дошел до меня уже в колхозе: колхоз был должен государству 5 миллионов советских (!) рублей. Помню, также, что у них сгорело 2 трактора на силосной яме (вместе с силосом, естественно) и местный комсомолец после тяжелого запоя решил постричься в монахи. Нам поручили достраивать гараж для сельхозтехники. Каркас уже стоял, нужно было выкладывать кирпичные стены. Решили начать с фасада, т. к. в нем нужно было делать ворота и работы было меньше. Чертежей не было никаких, поэтому делали "от балды". Каждый день на стройку приходил какой-то мужичок в костюме, сапогах и кепке (местный национальный прикид). Посидит, молча покурит и уйдет. Кстати, у них и дети так одевались: чуть мальчик подрастет - ему тут же покупают костюм, сапоги и кепочку... И вот, выложили мы проем для ворот, сверху нужно класть бетонную балку. Крана нет. Тогда сколотили деревянный пандус и, как рабы в Древнем Египте, затащили балку на стену на веревках. Тяжело и страшно - сорвется балка - всех передавит, как крыс. Устали, сорвали голоса от мата, пошли отдыхать. На следующее утро опять заявляется мужичок, подходит к нам и говорит: - Вы, это, значить, мужики, ворота низкие сделали, комбайн-то не пройдет. - А ты кто? - Зав. гаражом. - А какого ж ты х#я раньше молчал?! - Так я в отпуске был...
История, описанная ниже, в свое время приобрела довольно широкую огласку... Есть на Минском шоссе под Москвой ресторан "Иверия". Сейчас он заброшен, а в 80-е годы прошлого века пользовался большой популярностью, т.к. в нем можно было ночью купить водку. В одной из танковых частей как-то вечером злостно употребляли спиртные напитки. Что уж они там отмечали - успешный заход Солнца или очередной юбилей 1-ой Конной - сказать доподлинно не могу, но к полуночи водка у них кончилась. Господа, вспомните, как это было: еще жив Брежнев, с закуской серьезные проблемы, а то, чем ее запить, продают с 11 до 7, понятия "коммерческая палатка" не существует, а пить очень хочется! Как быть? Решение созрело мгновенно: в "Иверию"! На чем? Транспорт-то уже не ходит. На дежурном тягаче! Отправились в автопарк. А какой дежурный тягач в танковой части? Правильно! Вот на нем и поехали. Обалдевшему прапорщику, дежурному по парку, пообещали налить. Догромыхав до "Иверии", аккуратно поставили Т-72 на стоянку у ресторана и пошли в бар. На беду рядом случились ментокрылые на патрульной "копейке". Решив, что ездить в ресторан на танке все-таки неправильно, менты по привычке перегородили "копейкой" выезд и стали ждать результата. Выйдя из кабака с добычей, экипаж машины боевой спешил к изнемогающим товарищам и в спешке "копейку" не заметил. Хорошо хоть, у внутренних органов хватило мозгов не глушить мотор, успели отскочить. Началась погоня. Правда, преследуемые не пытались оторваться, назад не огядывались, поэтому азарта не было. На КПП у ментов случился облом, т. к. в гарнизон их не пустили, вежливо послав на х#й. Утром уже гаишное начальство заявились в часть, где их уже ждал командир. Дежурный по части ему, натурально, все доложил еще ночью, распятие виновных было отложено до их протрезвления; пьяные, как обычно, сладко спали, трезвым предстояло выкручиваться. Выслушав возмущенных гаишников, командир сказал, что такой возмутительный случай нельзя оставить без последствий и предложил опознать экипаж танка. Выяснилось, что в темноте лиц не разглядели. Тогда командир предложил опознать танк. Покрутившись в боксах, менты смущенно сообщили, что бортовой номер танка в темноте не разглядели, но они сейчас поедут и узнают у экипажа ГАИ особые приметы танка и уж тогда... Сохранив лицо, стороны расстались, внутренне довольные друг другом.
ВЫГОДНОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ "Любая проблема может быть решена тремя способами: правильным, неправильным и военным" «Наставление по военно-инженерной мэрфологии» п. 4.2.2
В кампанию по искоренению пьянства и алкоголизма имени товарища Егора Кузьмича Лигачева партийно-политический аппарат Вооруженных Сил включился с такой страстью, что казалось, - до полной и окончательной победы над Зеленым Змием остался один маленький шаг... На очередное заседание партбюро наш секретарь явился с похоронным видом. Публике была предъявлена директива Главпура, из которой явствовало, что армию осчастливили Всесоюзным обществом трезвости. Нам предлагалось влиться. Однако, классовое чутье подсказало политрабочим, что желающих будет все-таки не так много, как хотелось Егору Кузьмичу. Проблему решили просто, но изящно - каждой военной организации довели контрольную цифру трезвенников. От нашей кафедры требовалось выделить двоих. Стали думать, кого отдать на заклание. Первая кандидатура определилась сама собой, собственно, парторг и не пытался отказаться. Как комиссару, ему предстояло первому лечь на амбразуру трезвости. А вот кто второй? Добровольно выставлять себя на всеобщее посмешище не хотелось никому. - Может быть, Вы, Мстислав Владимирович? - с робкой надеждой спросил парторг у самого пожилого члена бюро. Маститый профессор, доктор и лауреат возмущенно заявил в ответ, что, во-первых, он давно уже перешел на коньяк, что пьянством считаться никак не может, а, во-вторых, переход к трезвому образу жизни может оказаться губительным для такого пожилого человека, как он. Характерный цвет лица ученого начисто исключал возможность дискуссии. - Тогда давайте уговорим Стаканыча! Стаканычем у нас звали пожилого завлаба, который, находясь на майорской должности, поставил своеобразный рекорд: трижды начальник подписывал на него представление на майора и трижды Стаканыч на радостях напивался до потери документов. В третий раз наш интеллигентнейший начальник кафедры, неумело матерясь, лично порвал представление и заявил, что теперь Стаканычу до майора дальше, чем до Китая на четвереньках. После этого завлаб запил с горя. Парламентерами к Стаканычу отрядили парторга и профессора. Стаканыч копался в каком-то лабораторном макете. Правой трясущейся рукой он держал паяльник, а левой - пинцет, причем пинцетом придерживал не деталь, а жало паяльника. Левая рука у него тоже тряслась, но в противофазе с правой, поэтому паяльник выписывал в пространстве странные петли, напоминающие фигуры Лиссажу... - Валентин Иванович, - серьезно начал парторг, подсаживаясь к завлабу, - надо поговорить. Стаканыч тут же скорчил покаянную рожу, напряженно пытаясь вспомнить, на чем он погорел в этот раз. - А что такое, товарищ подполковник? - Мы предлагаем вступить тебе во Всесоюзное общество трезвости! - сходу бухнул парторг. Удивительное предложение ввергло Стаканыча в ступор. Он тяжко задумался, причем жало забытого паяльника танцевало перед парторговым носом. Присутствующие терпеливо ждали. Наконец, Стаканыч изловчился положить паяльник на подставку, и неожиданно севшим голосом спросил: - А на х#я? Парторг задумался. В директиве Главпура ответа на этот простой вопрос не содержалось. - Ну, как же, голубчик, ну как же, - вмешался профессор, - вот подумайте сами, вступите вы в общество трезвости, заплатите взносы, получите членский билет и значок… - Ну? - А по ним в магазине водка без очереди!
На моих солдат иногда находило тихое, безобидное помешательство. Они начинали украшать свою форму одежды. То вдруг становилось модным "ушиваться" и солдаты ушивали бриджи до такой степени, что при попытке сесть у них с треском вываливался "задний мост", то вдруг все, как один, вытаскивали пружины из фуражек, чтобы те стали похожи на белогвардейские "блины"... Один воин, помнится, принес моду вышивать на галстуках цветными нитками герб Советского Союза, и здоровые мужики, шипя и чертыхаясь, вечерами в Ленкомнате занимались рукоделием... Все это не представляло угрозы для боеготовности вверенной мне "точки", поэтому я не вмешивался, а иногда даже приносил солдатам нитки дефицитных цветов или мелкие напильники, когда пошла мода выпиливать значки из латуни. Но один случай обошелся мне в полведра испорченной крови. Кто-то из прапоров приволок на точку несколько метров списанных строп от тормозных парашютов. Мгновенно вспыхнула эпидемия плетения. Прочнейший строп раздергивали и плели из него ремешки для ключей, аксельбанты и прочую ерунду. И вот, как-то раз, накрылся магнетрон в тяжелой РЛС. Его замена - дело нехитрое, поэтому я поставил соответствующую задачу оператору. Молдаванин по фамилии Манкуш, сверкнул в улыбке белейшими зубами, цапнул магнетрон и, как мартышка, поскакал на бугор, где стояла приемо-передающая кабина локатора. А я остался ждать внизу, в индикаторной машине. Прошло пять минут. Боец не возвращался. Потом еще пять. И еще. Я начал тревожиться. Локатор - штука малоприятная: микроволновое излучение, высокие напряжения (до 40 киловольт в передатчике!), сильнейшие магниты, мощные сервоприводы... Словом, через 15 минут я полез на бугор. От увиденного у меня сразу подкосились ноги: из передатчика торчала задница солдата, конвульсивно подергиваясь... Верхней части тела видно не было. Убило! Током! Я коршуном кинулся на шкаф управления, вырубил все автоматы защиты сети и полез оттаскивать тело. Оказалось, однако, что тело вылезать из передатчика не желает, при этом придушенно матерится с сильным молдавским акцентом. Удивленный таким странным поведением пораженного - приварился он, что ли - я сам полез в передатчик, благо он здоровенный, как славянский шкаф. И тут я все понял. На шее этого балбеса висела связка ключей на свежесплетенном ремешке. Когда он нагнулся, ключи выпали из-за шиворота и примагнитились. Ни снять, ни тем более разорвать ремешок он не мог. Пришлось резать. Кстати, ключи потом полчаса отдирали от магнита пассатижами... Кадет Биглер
В одном среднеазиатском гарнизоне летчики очень обижались на погоду. Парадокс заключался в том, что погода была хорошей. Просто отличной! А нужна была, наоборот, плохая. Все упражнения курса боевой подготовки для простых метеоусловий (ПМУ) были давно выполнены, а сложных условий (СМУ) не было. Нет налета - нет классности, нет выслуги, нет надбавок к зарплате... Каждое утро летный состав задирал головы и с отвращением разглядывал бездонное небо, с которого полыхало Солнце. На начальника метео сначала смотрели с надеждой, затем со злобой, потом с отвращением. Кто-то даже предложил совершить ритуальную жертву, чтобы задобрить небеса, причем в качестве агнца предполагалось заклать несчастного метеоролога... И вот, как-то утром на КП вломился один из летчиков и, пренебрегая нормами воинской дисциплины, заорал: - Командир! Там! Облако!!! Все кинулись на балкон. Действительно, в небе над аэродромом висело драное облачко. Полеты! Техники ломанулись по стоянкам, из ангара выкатили разведчик погоды - спарку. Инструктируя летчика, командир приказал: - Ты вокруг облака походи, посмотри, что там, но внутрь не залетай! А то разгонишь его - опять ПМУ будут! Кадет Биглер