Предупреждение: у нас есть цензура и предварительный отбор публикуемых материалов. Анекдоты здесь бывают... какие угодно. Если вам это не нравится, пожалуйста, покиньте сайт.18+
Рассказчик: сотый
По убыванию: %, гг., S ; По возрастанию: %, гг., S
Мы объяснительные вонючками называли. Шеф наш, майор Коклюшин, заставлял нас вонючки писать по любому поводу. Этих пасквилей от нас самих на себя у него много накопилось. Уже на шестом курсе мне мельком в его сейф удалось заглянуть - надкушенное яблоко, початая бутылка коньяку и вонючек, как трудов у Пирогова! Все с самого первого курса подшито повзводно и по годам разложено. Никогда и никому чужую объяснительную читать не доводилось, кроме одного случая, когда сам Начальник Курса парочку вонючек пред строем зачитал.
А произошло это так: в те выходные меня с субботы на курсе не было, пришел только к построению в понедельник. Поэтому не знал, что дома творилось. Построение самое обычное, вроде залетов нет. Уже все расслабились, ждут "разойдись" с секунды на секунду. Тут шеф вдруг приказывает: "Курсант Сивохин, выйти из строя!" Ну Сив бах-бах по полу, выходит как примерный. Шеф опять: "Курсант Миляев, выйти из строя!" Ну и Коля бах-бах, разворот через левое плечо. Все притихли, похоже разбором полетов пахнет. Достает тут Начальник Курса две бумажки и начинает громко читать:
Объяснительная записка
Я, курсант Сивохин, поехал на подледную рыбалку в Шувалово на Озерки. Был мороз и я крайне-опасно переохладился. В "Птичнике" купил бутылку сухого вина, чтобы согреться. Приехав в расположение Академии рыбу решил отнести одной малознакомой женщине. Чтобы срезать путь пошел через парк Академии через забор. Пьян не был, матом не ругался, сопротивления патрулю не оказывал. Вину свою осознаю, обещаю исправиться. Дата. Подпись.
Объяснительная записка
Я, курсант Миляев, придя с занятий почувствовал крайнее раздражение переходящее в гнев. Чтобы купировать мое нервное состояние принял одну таблетку седуксена, а чтобы заснуть - одну таблетку фенобарбитала. Перед сном решил поесть. Мне из дома прислали трехлитровую банку виноградного сока, который прокис. Будучи очень голоден был вынужден выпить его полностью. Вероятно, произошла тройная взаимная потенциация фармакологического эффекта смеси бензодиазепина с барбитуратом (в минимальных терапевтических дозах) следовым количеством алкоголя. Необходимость развеять неприятный эффект, вынудила меня совершить оздоровительную пробежку в Парке Академии, куда пошел через забор, чтобы срезать путь. Пьян не был, матом не ругался, сопротивления патрулю не оказывал. Вину свою осознаю, обещаю исправиться. Дата. Подпись.
Все. Хохот и пять суток авторам. http://zhurnal.lib.ru/l/lomachinskij_a_a/
Был у нас на курсе один курсант, Саня Хутиев, или просто Хут. И в тоже время был в Академии один профессор, полковник медслужбы Нечай. Хут был мало известен за пределами нашего курса (исключая женские студенческие общежития Ленинграда). А профессор Нечай был весьма известен - начальствовал он на Кафедре Оперативной Хирургии и Топографической Анатомии, или по нашему - на Оперативке с Топочкой. Была у профессора Нечая одна привычка - он на своих лекциях всегда чаек прихлебывал из здоровой белой кружки. И был на той кружке красивый рисунок Петропавловского Шпиля и с именной надписью с другой стороны - что-то мелкими буковками, а потом его фамилия довольно крупно, что со скамеек аудитории прочесть можно было. Мы на Факультете тоже чайком баловались. Правда кружек с дарственными надписями у нас не было, и чай мы хлестали из чего придется.
И вот однажды у Хута появилась точно такая же кружка, как у полковника Нечая. Да и на обороте этой кружки красиво написано "НЕЧАЙ". Правда без мелкого текста. Хут эту кружку очень берег, сам чай из нее никогда не пил и никому не давал. Мы думали, что эту кружку ему сам Нечай подарил, или он ее каким-то иным обтазом у профессора надыбал. Ну и само собой разумеется, что такую реликвию беречь следовало.
Пошли мы как-то раз в Хутовскую комнату на вечерние чаепитие. Чаек грузинский, батон с маслом, кусковой сахар-рафинад - все как полагается. Народу, человек пять-шесть собралось, на всех тары не хватает. Чай готов - ведерный кипятильник трехлитровую банку до кипения быстро доводит. Как обычно - солдатским ремнем банку схватили, надо разливать. Смотрим, на Хутовской тумбочке кружка "Нечай" стоит. Заглянули в кружку, изнутри коричневый налет - значит все же Хут ее использует. Самого Хута на сей момент на курсе не было. Он, как обычно, вечерами на стороне со студентками предпочитал рюмкой чая баловаться. А была-нибыла, наливаем чай в кружку "Нечай". За этот вечер многие из этой кружки чайка попили.
Пришел с гулянки Хут. Увидел свою кружку на столе, хватает ее и сразу чай в форточку выливает со словами, что ему эта кружка срочно нужна и чай из нее пить нельзя. После этого берет кружку и еще что-то из своей тумбочки и идет в умывальник. Мы думаем, во как Хут обиделся, даже чая допить не дал - наверное пошел свою реликвию отмывать.
Через пару минут возвращается Хут. Совсем не злой, вполне довольный. На морде написано, что хорошо погулял, явно давление в семенных пузырьках не мучает.
Мы: "Хут, ты уж извини, что кружкой Профессора Нечая попользовались." Хут начинает ржать: "Ну вы, мужики, даете. Профессора Нечая! Ха-ха! Да я эту кружку за 30 копеек в Гостином Дворе купил." Мы: "Ну, а надпись?" Хут: "А что надпись? Я ее на Микробах сделал - там есть такие буквы-переводилки, специально фарфор подписывать." Мы: "Хут, а нахрена ты профессорскую фамилию написал? Писал бы сразу "Иванов", Начальник Академии, или вообще лучше Министра Обороны!" Хут: "Мужики, вы чо?! Какая фамилия?! Русским же языком специально для вас всех написано "НЕ чай"! Мы: "НЕ чай?" - и точно "не чай", между словами пространство чуть больше, чем между буквами. Хут: "Когда я с блядохода прихожу, то я в этой кружке в марганцовке член полощу!"
Какое-то чаепитие стремное получилось, без обычного удовлетворения...
Спросите любого военного насчет словесных оборотов его прямого начальства - всегда найдется несколько анекдотических моментов, связывающих смех и глупость. Вот и мне припоминается один случай, когда из голов, что возвышались над генеральскими и полковничьими эполетами неслась подобная чушь от излишнего служебного рвения. Правда в момент ее изречения нам было не до смеха. Было это в декабре 1984-го года. Андропов пришел к власти и в армии (как и везде) началась политика "закручивания гаек" - то бишь укрепление воинской дисциплины.
Сюжет и действующие лица:
Шмон в курсантском общежитии Военно-Медицинской Академии в виде внезапной проверки внутреннего порядка самим замполитом академии (генерал-лейтенант Логинов) и замполитом факультета (полковник Кононов) перед визитом комиссии из Москвы. Офицеры, начальники курсов, перед столь высоким командованиям летают как молодые, а курсанты в строю дрожат, как котята после ванны.
Застроил генерал-лейтенант 3-й курс, в страшном гневе смотрит прически: "Почтальоны! Это же хиппи, а не вояки! А вы уже большие! И писять-какать нет! И чтобы было!!!" (дословно)
Рядом стоят трепещущие начальники курсов, ген-лей, обращаясь к офицерам, переводит гнев в конструктивное русло: "Вы мои пальцы, а я ваш кулак! А вместе мы..." С этими словами поднимает правую руку вверх и скручивает ее в... дулю!
Затем дана команда разойтись личному составу по комнатам. Начинается собственно шмон. Генерал входит к нам в комнату. На двери весит "Даная" Рембрандта (репродукция, конечно, но еще до того как оригинал в Эрмитаже кислотой залили, напомню сюжет - голая баба на кровати с поднятой рукой), а на стене висит Саврасов "Грачи прилетели" (весна, церквушка, грачи в небе и на земле). Замполит нашего Второго, многострадального факультета, полковник Кононов Вася Иваныч, разъяренный как бешенный слон во время неудачного гона, шмонает соседнюю комнату. Оттуда явственно слышны топанье его кованных сапог и постоянные трубные завывания, в наиболее острых моментах переходящие в громкий, нечленораздельный рев.
Генерал-лейтенант Логинов удовлетворенно слушает старательные рулады полковника, потом замечает картину на двери. Он некоторое время пристально смотрит на "Данаю", но вот его брови ползут вверх и глаза округляются. Похоже, он уже дал свою оценку живописи периода Ренессанса. Наконец генеральские щеки начинают нервно колыхаться, он набирает в легкие воздуха побольше и орет: "Это что!?". Старший по комнате, курсант Женя Велиев, тихо отвечает: "Рембрандт, Даная". Генерал вылетает из комнаты с силой ударив по двери. В коридоре сиреной воет его фальцет: "Нет! Это порнография и три наряда!!!"
На его вопль в комнату тут же врывается полковник Кононов. Дверь прижата к стене и "Данаи" не видно, зато видно "Грачей". Вася Иваныч тупо смотрит на картину и в гневе повторяет генеральский вопрос: "Это что!?" Женя тихо отвечает: "Саврасов, Грачи прилетели." Замполит: "А начальник курса разрешал!?" Курсант: "Нет." Замполит (дословно): "Так, вот, если бы начальник курса разрешил - то пусть прилетают, а раз нет, то ПОРНОГРАФИЯ!!! Пять нарядов!" Курсант (срывая картину со стены): "Есть порнография!" Замполит: "Да я тебя за такой ответ вообще на губу отправлю! Порнография у него есть!" Курсант: "Виноват, товарищ полковник. Есть пять нарядов вне очереди!"
И пришлось всей нашей комнате стоять по пять нарядов - Жене от замполита, а нам по "пятаку" уже после наш начальник курса майор Коклюшин приписал за компанию.
Ну настоящую действительность я не знаю. Может сейчас и ходят. Но вот в советское время категорически не ходили. Не ходили и до моего поколения. В мое поколение была сделана попытка - штаб округа пытался заставить курсантов-медиков промаршировать на параде в честь 7-го Ноября, при этом абсолютно безуспешно. Об этом и рассказ.
Ну любой курсант сорок сороков раз проклинал строевую подготовку. Хотя чего греха таить - даже на самых "строевых" курсах, где начальники курсов были слишком военные, у будущих врачей строевая занимала в самом крайнем случае этак одну десятую от нормы любого командного училища. Академию этот факт вполне устраивал, а вот Ленокруг нет. Всякое училище и любая офицерская академия Ленинграда три раза в год (7-е Ноября в День Революции; 1-е Мая, в День солидарности; и на 9-е Мая, в День Победы) на Дворцовой Площади парадным маршем ходят. И вот захотелось Штабу Округа медиков туда включить. По правде сказать, ВМА свою лепту тоже во всесоюзные праздники вносилa - в оцеплении стоялa. То есть наш курсант три раза в год работал живым забором, а на большее строевой выучки не хватало. Вдруг как-то раз в конце сентября 1982 года приказ - Военно-Медицинскую Академию строем на парад.
Получил строевой отдел Академии этот приказ и призадумался. На подготовку около месяца. Стали наши строевики все курсы гонять - лучших искать. Отобрали. Сделали "сборную солянку" из офицеров, затем курсантов "краснопогонников" - медиков-армейцев, вслед "небеса" - будущие доктора летчиков, ну а замыкают "мореманы" - флотские врачи. Так и рябит от разноцветной формы - красивая "коробка" получилась. На тренировочных маршировках вполне нормально топала. До последней репетиции 19-го Октября 1982 года. Дождь в ту ночь был страшный. По времени - снегу давно лежать, а тут вся Дворцовая в лужах глубоких.
Идут всякие училища - только буруны по лужам. Сии мелкие водные глади на брусчатке как горные реки под строевым шагом пенятся. Идет Академия - тишь да гладь. Строй "академиков" как по команде перед каждой лужей расходится и ее аккуратно обходит. А что - по воде мокро топать! Посмотрел на это Командующий Округом из своего кабинета, что прямо над Аркой был, и в гнев. Ногами своими маршальскими по паркету топает и орет: "Чтоб этот позор мне столбом стоял - двигаться этим лекарям по парадам категорически запрещаю!"
Ну говорят, что в 1960-х запретили из-за того, что "полкоробки" не в ногу шло. А вот в 80-х из-за лужи - это точно. Я тогда на 1-м курсе был, и нам приказ разъяренного командующего перед строем зачитывали.
И правильно. Традиция у нас такая - что касается "строевой" то не более, чем в оцеплении постоять. Кстати, не плохо время проводили. Со второго курса каждый сознательный курсант обзаводился пустым пакетом из-под "Глюгицира" - пакета-консерванта для донорской крови. Очень удобная штука! Сама жидкость "Глюгицир" сливается, а пустой пластиковый пакет заполняется 0,5 литра водки, после чего вешается на внутренней стороне шинели подмышкой. Никто не заметит. Пластиковая трубка выводится в рукав. На двоих курсантов в оцеплении достаточно одного пакета. Легким прижатием руки к телу живительная влага подается по трубочке через рукав прямо в рот замерзшему и жаждущему "оцепленцу". И греет и веселит!
Нет, в оцеплении определенно лучше, хоть и дольше. _________________ http://zhurnal.lib.ru/l/lomachinskij_a_a/
На Кафедре Биохимии ВМА была одна женщина - доцент Инга Стефановна Гавриленко. И считался этот препод самым грозным. Курсанты ее боялись, уж очень она любила отработками закидывать. Не известно почему, но еще задолго до моего поколения к ней приклеилась кличка "Хромосома". Да и после нас никто ее иначе, как Хромосомой не называл.
Раньше начальником Кафедры был академик генерал Борис Федорович Коровкин. Как только мы пришли на Биохимию, этот дядя ушел в отставку и переехал в Москву. Но перед своим уходом умудрился одну вещь сделать - накатать новый учебник по Биохимии в соавторстве с неким профессором Т. Т. Березовым из МГУ. Этот учебник вышел в середине семестра, был довольно толковым, и что самое ценное - последнее новье, кладезь свежей информации. Хромосома своего бывшего шефа боготворила. Она нам постоянно рассказывала о его научных достижениях, заставила нас немедленно сдать старые учебники Збарского и немедленно получить новые. В ее речи "Учебник Биохимии" означал учебник Збарского и иные пособия. Новый учебник она почтительно и несколько смешно называла "Тэ-Тэ Березов и Бэ-эФ Коровкин". Только так. И от нас требовала, что бы мы его также называли. Ну мы и называли, чтоб не гневить Хромосому понапрасну.
Был у нас во взводе курсант, Саня Потехин. Ну он себя особо учебой не загружал. Биохимию Шура пролетал на предельно малой высоте - учил ровно столько, сколько надо для троечки с минусом. Вот как-то раз на занятии Хромосома что-то его спросила, и Шуриного ответа самую малость до этого самого минуса не хватает. Сидит Хромосома и думает - отработку ему влепить или все же трояк. Тогда она задает дополнительный легкий вопрос: "Скажите, Потехин, что вы знаете об авторе нашего нового учебника?"
Шура: "Да там два генерала. Известные ученые. Оба были начальниками нашей кафедры, где один и изобрел клей "БФ" - в любом магазине СССР продается. Ну а другой изобрел пистолет ТТ, используется в Советской армии как табельное оружие!"
А что, похоже. "ТТ" - Березов, и "БФ" - Коровкин. http://zhurnal.lib.ru/l/lomachinskij_a_a/
Все знают, что это такое - сушеные абрикосы. Калия много, можно больным-сердечникам давать.
Было у нас в первом взводе два кадета - Кривенков и Толкачев. Разные Суворовские Училища они закончили, но кадетская юность их крепко связывала. Так вот с одного момента стал Крив врагом Толкачеву.
Май за окном, возле Морфологического Корпуса какие-то кусты желтым цветут. Природа проснулась и зовет на подвиги. А нам надо учить анатомию. Первый курс, на подвиги еще не хочется, а спланхи (спланхнологию) учить уже не хочется, зато постоянно хочется жрать. Не то, что бы нас мало кормили, но как-то выходило, что через час по выходу из столовой наши изнеженные организмы требовали пищи. Желательно не из той же курсантской столовой. Раем казался килограмм еды. Любой еды со стороны. Ну что, вспомнили status presens первого курса?
Перерыв на занятии по анатомии. Потрошили подсохших заформалининых трупаков. Кожа на них уже золотисто-коричневого цвета. Запах не беспокоит, к тому же воняет в основном формалин. Страх перед мертвечиной и брезгливость прошли полгода назад. Перчатки одни на отделение, да и на фиг они нужны - в них уже трупного жира, что снаружи, что внутри. Старший лейтенант медицинской службы, молоденький наш препод, Гайворонский вышел первым и в коридоре не топчется - значит можно руки не мыть, не корчить из себя утонченных интеллигентов.
У окна стоит Толкачев и ест курагу. Нет, не ест - жрет! По несколько штук в рот пихает. И глотает как анаконда. Боится, что сейчас просить начнем. Да видим мы, с какой скоростью ты абрикоски аннигилируешь! Не будем просить. Крив его друг. Ему не западло. Он подходит и становится плечом к плечу. Толкачев усиливает темп. Уже поглощает питательное вещество, как черная дыра в центре преморбиальной галактики. В руках осталось всего две кураги.
Тот делает, как сказано. Толкачев сует ему в рот бОльшую курагу, из тех, что в руках. Крив со смаком сжимает челюсти. Потом открывает глаза. Глаза округляются, зрачки расширяются. Выплевывает курагу на ладонь. На ладони лежит мумифицированное трупное ухо. Все ржут. Крив бежит к крану полоскать рот.
Через пару лет прислали мне из дому урюк. Это тоже сушенный абрикос, только мелкий и с косточкой. Сели мы перекусить перед отбоем. Случайно в комнату забегает Крив. "Крив, будешь урюк?". К горлу Крива подкатывается комок. Видно, что парень борется с рвотным рефлексом. Позыв на рвоту побеждает. Крив выскакивает в коридор и там блюет фонтаном. Мы мудро заключаем: "Ага, ситуационная фиксация!"
Ехал я как-то в трамвае с Колей и одной подружкой. Мы по гражданке были, а Инга с палочкой. Она была спортсменка, на батуте прыгала, да что-то не так прыгнула, вот и пришлось ей временно с тростью ходить.
Заходит в трамвай старая баба, такая крепенькая бабца. И видно, злющая. Этакая эксплозивная параноялочка. Из тех, что всегда правы, любят скандалы, возражений не терпят и права качают. Злоба из нее так и источается, на каждого, кто ближе трех метров стоит с неприкрытой ненавистью смотрит. Только зашла - уже склока, народ в проходе пройти мешает. Наконец прошла - опять скандал, сесть старой негде. Согнала мужичка, едва себя моложе. Только села - опять война, соседка не так сумку поставила. А сама же удобно сидит, прямо возле двери, а что своими кошелками людям мешает, ее не волнует.
Смотрел Коля на нее, смотрел и говорит: "Спорим, мне эта старая змея сейчас место уступит!" Мы типа того - не верится. А трамвай к остановке подходит. Коля берет у Инги тросточку и шасть в заднюю дверь. Вокруг трамвая оббежал и в ту дверь, где бабка сидит лезет. Да как лезет! Как паралитик. Закосил под убогого. О трость опирается, глаза подкатил, морду кривит, изо рта слюни капают. И мычит, громко так, и еле поймешь что: "Бааыыыбууушка, дыыыааайте сыыыэээсть!"
Мы не выдержали и стали громко смеяться. Тут бабка на весь трамвай как начала нас ругать да поносить, что мы мол над больным человеком смеемся. Нам стало дальше ехать стремно, и решили мы на ближайшей остановке сойти. А у девушки по правде нога болела. Ей без трости очень трудно с трамвая слезать. И вот только двери открылись, как Коля на глазах у всего вагона перевоплощается во мгновение ока - вскакивает с кресла, подхватывает Ингу на руки и выносит ее из трамвая.
Уж если зашел разговор о швырянии зачеток, то эту историю не обойти.
Любому нормальному курсанту, более-менее прилежно изучавшему курс Нормальной Анатомии, такой вопрос кажется сущей халявой - чего тут думать, двенадцать перст или метр двадцать, если в сантиметрах. Элементарно глупый вопрос. Но всегда найдутся уникумы, которые на зубок зная талямо-лимбическую и стрио-паллидарную системы мозга или еще что-нибудь более мудреное, в таких простых вещах теряются.
И этот факт был любимым коньком профессора Льва. Когда-то полковник Лев был Начальником Кафедры Нормальной Анатомии ВМА (сразу после Тонкова, но перед Дыскиным, а Гайворонский тогда вообще на 1-м курсе учился). Когда Лев ушел в отставку, он сохранил свой профессорский титул и остался работать на Кафедре, хоть и несколько понизился в кафедральной иерархии - его шефом стал Генерал Ефим Анатольевич Дыскин. Профессор Дыскин, с присущей ему еврейской интеллигентностью, очень уважал своего предшественника и всегда терпел любые его выходки в отношении курсантов.
А любимой шуткой Льва на любых зачетах после остеологии (костей), не говоря уж об экзамене, был этот "козырный" вопрос. Казалось об этом знали все поколения курков с самого первого занятия. Парадокс, но несколько раз в году в эту ловушку попадало от одного до пяти незадачливых "счастливцев". На моих глазах это случилось с одним моим однокурсником Петей Щербиной. Учился этот курсант весьма прилично, но как говорится, и на старуху бывает поруха...
Идет зачет по сланхам (кишки и прочая требуха). Щербина уверенно отвечает на все вопросы. Всем присутствующим ясно, что зачет успешно сдан. Петр бодро декламирует последние факты о строении ТОНКОГО кишечника (его длина 6-8 метров). Профессор Лев изображает крайне участливую физиономию и как бы не расслышав переспрашивает: "Товарищ курсант, так какова по-вашему длина ДВЕНАДЦАТИПЕРСТНОЙ кишки?"
Ясно, что мысли Петра летают совсем не в области duodenum, и он уверенно повторяет только что сказанное: "6-8 метров, товарищ Профессор!"
Лев, как будто ничего не произошло: "Подойдите к трупу." Довольный Щербина подходит.
Лев: "Так, курсант, теперь от трупа строевым шагом отмерьте мне приблизительно эту длину, ну хотя бы по направлению к двери." Петя все еще ничего не подозревая начинает грюкать восемь строевых шагов. Подходит почти вплотную к двери и разворачивается как положено через левое плечо. Лев улыбаясь смотрит на Щербину и с легкой иронией дает команду: "Кру-гом!" Петя опять поворачивается к двери.
Лев: "Один шаг вперед, дверь открыть!" Щербина выполняет и оказывается на пороге анатомички и коридора спиной к профессору.
Профессор Лев берет за уголок Петькину зачетку и как ниндзя швыряет ее Щербине между лопаток. Оторопевший Петр растеряно оборачивается.
Лев: "Зачет Вы с позором провалили. Длина двенадцатиперстной кишки равна длине двенадцати пальцев, то есть от метр десять, до метр тридцать. Очень простой был вопрос! Вам придется пересдавать." http://zhurnal.lib.ru/l/lomachinskij_a_a/