Предупреждение: у нас есть цензура и предварительный отбор публикуемых материалов. Анекдоты здесь бывают... какие угодно. Если вам это не нравится, пожалуйста, покиньте сайт.18+
- "раз-два","раз-два","раз-два","раз-два",... - ну, а "два-три", Владимир Владимирович??? - "два-три"- это империя уже! А мы тут шагистику по Анне Иоанновне в своих силовых структурах пока отрабатываем....
АТМОСФЕРА ЗЕМЛИ, в основном состоит из азота, водорода и кислорода. Киотский протокол обвиняет углерод в создании парникового эффекта. И сколько там долей процента углерода - элемента жизни - в атмосфере. Ботанику почитайте о роли углерода. Самый смешной анекдот ученых - есть Киотский протокол. Кстати. Вас обманывали даже в простейшей математике Эвклида, которая вся состоит из противоречий. Одно из основных правил арифметики гласит: сначала умножение и деление, а затем выполняется сложение и вычитание. А ну, практики, покажите мне как использовать умножение раньше сложения? АУ! Вас обманули и обманывали ежедневно с первого класса в школе. Посмотрите на себя. Корень квадратный из плюс четырех равен плюс двум и минус двум. Вы не замечаете, что ликвидировано основное правило арифметики (если число А /квадратный корень из плюс четырех) равен числу Б (плюс двум) и равен числу С (минус двум), то число Б (плюс два) равно числу С (минус двум), что есть ложь. Соединив философию с марксизмом-ленинизмом,(наукой, к философии не имеющей никакого отношения, добились того, что современная наука не прошла проверки на правдивость через философию. Что гибельно для человечества.
Приехали японцы на наш завод делиться опытом.Один из них рассказывает:-Я первые два часа работаю на хозяина,два часа на себя,два на семью и два на Японию,а у вас как прибыль от работы распределяется?-Я первые два часа не работаю-говорит токарь-вторые два на себя,час на семью,час перекур,а на японию мне до-лампочки!
Полсекунды спасли две жизни Дивизия продолжала наступать в южном направлении. С тяжелыми боями мы овладели станцией Борки. Впереди был маленький хуторок Сидоры — ну что там, подумалось, какой-то десяток дворов. А оказалось — сильно укрепленный опорный пункт немцев! Дался он нам неимоверно тяжело. Три дня кровопролитных боев поставили десятидворок Сидоры в один ряд со Ржевом, Солью, Днестром, Белградом, Веной и Прагой, при взятии которых дивизия понесла особенно большие потери.
Я со своею батареей продолжаю поддерживать батальон Абаева. Гаубицы стоят в двух километрах позади, за рощицей, а мой наблюдательный пункт располагается чуть правее хутора, на песчаной опушке небольшой сосновой рощицы, рядом с КП Абаева. В ста метрах впереди окопались роты батальона. Первой из них командует лейтенант Спартак Беглов. В восьмидесятые годы это будет талантливый телевизионный комментатор, а в том бою 5 сентября сорок третьего лейтенанта Беглова тяжело ранят.
Фашисты не только стойко оборонялись, но и часто контратаковали нас пехотой и танками, поэтому с рассветом я уже сижу у стереотрубы, рассматриваю, что изменилось у немцев за ночь. В песчаном грунте мы, как и пехота, вырыли ровики только по пояс. В полуметре перед моим ровиком стоит молодая сосенка, к ней мы и привинтили стереотрубу. Рядом со мною, тоже на бруствере ровика, сидит с телефонным аппаратом самый молоденький в батарее связист Володя Штанский. Мы хорошо замаскированы сосновыми ветками, только кончик стереотрубы чуть-чуть возвышается над маскировкой. Стереотруба имеет десятикратное увеличение, поэтому расположенные в полукилометре от меня немецкие позиции я вижу как с пятидесяти метров. Слева восходит солнце, его острые лучи попадают под козырьки объективов стереотрубы, мешают мне смотреть. Вдруг вижу: из-за бугра позади немецких окопов показались башни немецких танков. Они быстро растут в размерах, обнажая все больше деталей стальных чудовищ. Вот уже видны орудийные стволы, на их концах набалдашники дульные тормоза, — значит, это «Пантеры»!
— По местам! — полетела по телефону моя команда на батарею. — По танкам, прицел… батарее, десять снарядов, беглый. Огонь!
Танки двигаются быстро, уже миновали бугор и приближаются к траншее своей пехоты. Я верно рассчитал скорость движения немецких танков и время полета моих снарядов. Телефонист докладывает: «Выстрел!» — значит, снаряды уже в полете. Танков более двадцати. Только они достигли рубежа окопов своей пехоты, на них посыпались мои снаряды. Мчащаяся на нас стальная армада тонет в дыму разрывов и мелкой песчаной пыли. Танки ослеплены. Им ничего не видно ни спереди, ни с боков. Куда двигаться и во что стрелять — неизвестно, да и невозможно в таком затмении. Поэтому они поворачивают назад. Когда оседают пыль и дым, на опустевшем солончаке сплошь зияют большие воронки и жарко горят два танка. Тяжелые полуторапудовые гаубичные снаряды сделали свое дело.
Но немецким танкистам неймется. У них приказ: заживо закопать в песок нашу пехоту. Поэтому, сманеврировав за бугром, они снова идут на нас, теперь — по лощинке справа. Но и там настигает их неистовый наш огонь! Высокие фонтаны земли вздыбились между танками, снова весь фронт и все пространство, занятое танками и далеко впереди них, окутались пылью и дымом. Танки опять ретировались за бугор. На этот раз им повезло — ни в один танк снаряды не попали. Мы ведь стреляем по ним не прямой наводкой, когда наводчик видит танк и уничтожает его с первого выстрела.
Мои снаряды летят из-за рощицы и падают на танки сверху, неприцельно.
Когда танки уходили назад во второй раз, я заметил, как один из них отделился от группы и ушел далеко влево. Симулянт, с неприязнью подумал я, все танки воюют, а он уклоняется от боя. Снова веду огонь по выехавшим танкам и опять загоняю их за бугор. Но на всякий случай время от времени посматриваю на «симулянта». Когда в очередной раз я резко перевел стереотрубу влево и в объективе застыл «симулянт», я увидел, как он шустро рыщет стволом своего орудия по нашим окопам. Чего это он ищет? — подумал я. И сразу же пришла догадка: никакой это не «симулянт», а ас-охотник, задача которого во время боя втихую, со стороны, выискивать наблюдательные пункты, пушки и танки противника, чтобы поражать их невзначай сбоку.
Немецкие танки, боясь моего огня, вынуждены были уйти далеко вправо и попытать счастья в бою с нашими соседями. Но и на этот раз им не повезло: их попытку атаковать первую траншею соседей пресекла выставленная там ночью на прямую наводку пушечная батарея. Немцы не знали о ней, и она внезапным кинжальным огнем сразу же подожгла более десятка фашистских танков. Остальные успели позорно смыться. Теперь сам я уже не стрелял, а с удовольствием наблюдал, как горят танки противника.
И вдруг будто кто в бок меня кольнул: посмотри налево, что там «симулянт»-то делает? Быстро перекинул стереотрубу влево, глянул и обомлел: «симулянт» вел ствол своей пушки в мою сторону, вот уже совсем исчезло орудие, вот уже вместо ствола вижу черный кружок дульного среза… Но я был уверен, что меня он не видит, мы же хорошо замаскированы, и злорадно подумал: если бы немецкий танкист знал, что под дулом его орудия сидит тот, кто беспощадно стрелял по их танкам и два уже спалил, да если бы он знал это и сейчас выстрелил, то мгновенно разнес бы меня на кусочки! Но он этого не знает и не видит меня, поэтому мне ничуть не страшно смотреть в дуло его пушки. Не успела радость отпустить меня, а счастливая улыбка покинуть лицо, еще все мое существо продолжало пребывать в победной эйфории, а перекрестие стереотрубы злорадно покоиться на зловещем жерле нацеленного в меня вражеского орудия, как, к ужасу своему, я вдруг явственно вижу жуткое: танк содрогнулся, упруго дрогнул ствол пушки, брызнув синим дымком! Мгновенно понимаю: случилось самое страшное, что только могло произойти, — пушка выстрелила в меня! Смертельный страх в тысячные доли секунды перевел мое сознание из состояния блаженной веселости в стремительную самозащитную реакцию — хватаю за что попало сидящего рядом ничего не знающего о танке Штанского, стремглав сую его под себя, и мы вместе рухнули на дно окопа. Тут же над нами грохнул разрыв танкового снаряда. Снаряд разорвался в основании сосенки, разнес в клочья стереотрубу вместе с деревцем, на головы сыпануло песком с бруствера, но взрывная волна скользнула по поверхности земли и миновала нас, лишь обрушила песчаные стенки ровика, завалив нас только по колено. Весь окоп окутало дымом. Противный запах тротила ударил в нос. Но медлить не приходится! Пока немецкий танкист рассматривает результаты своей 'стрельбы, мы в клубах дыма быстро выскальзываем из ровика и прячемся в ближайших кустах. Немец остался доволен своею стрельбой и, наверное, записал в боевой журнал: уничтожил русский наблюдательный пункт. А я, не мешкая, подаю команду на батарею, благо телефонный аппарат упал на дно окопа вместе со Штанским и уцелел. Пока довольный немец делал победную запись, мои снаряды уже летели на его голову. Нацеленные в танк шестнадцать снарядов батареи своими мощными разрывами подняли такой тарарам, что немцы в танке ухватились, наверное, за головы. А когда один снаряд угодил в моторную часть и танк загорелся черно-красным пламенем — не знаю уж, успели ли фашисты выскочить, стереотрубы у меня теперь не было, а в бинокль трудно было сквозь дым что-либо рассмотреть.
Уже после боя, окончательно придя в себя, я прикинул, сколько же у меня было времени с того момента, как я увидел роковой выстрел танка в мой НП, до разрыва снаряда у нас над головой. До «Пантеры» шестьсот метров, скорость ее снаряда — тысяча двести метров в секунду. Значит, снаряд летел всего полсекунды. Но эта половинка секунды дала мне возможность успеть спасти две жизни. Как хорошо, что я вовремя взглянул на танк и, главное, увидел момент выстрела. Ну и быстрота реакции, само собой, необходима. Если бы я не увидел момент выстрела, снаряд разнес бы нас со Штанским в клочья. Но как немец сумел обнаружить наш наблюдательный пункт?! Ведь мы так хорошо были замаскированы! Он бы и не заметил нас — если бы не солнце. Нас выдало солнце. Низкий луч всходившего светила попал под козырек объектива стереотрубы и, отразившись, ударил немецкому танкисту по глазам. Представляю, какой пожар увидел немец, когда взглянул в нашу сторону! Ведь даже маленькая стекляшка костром вспыхивает на солнечной дорожке, а тут в глаза немцу отразили солнце два громадных объектива моей стереотрубы.
Всю жизнь я вспоминаю тот роковой случай, когда вижу отблеск стекляшки на солнечной дороге или мелькание десятых долей секунды в-спортивных передачах по телевидению — слова не успеешь сказать, как промелькнет пятерка десятых долей секунды. А я за эти мгновения сумел не только сам нырнуть в ровик, но и связиста своего запихнуть под себя. Наше счастье, что я увидел момент выстрела! Не иначе как ангел-хранитель в нужный момент толкнул меня в бок, чтобы я взглянул на «симулянта».
Петр Алексеевич Михин «Артиллеристы, Сталин дал приказ!»
К анекдоту от 19 Декабря --------- По радио объявляют, что дважды два - пять. Ты удивляешься. Потом президент подтверждает в прямом эфире, что дважды два - пять, приводя мутные и никому не понятные доказательства. Ты возмущаешься. Затем ты выходишь на улицу и говоришь, что дважды два - четыре. За это тебе дают по голове специально обученные люди с дубинками, потом отвозят в отделение по контролю за арифметикой и с помощью дубинок доходчиво объясняют, что дважды два - пять. Ты выходишь оттуда просветлённый и уверовавший. Примерно так и функционирует любое демократическое государство. --------- Фигня! В настоящем демократическом государстве, если нужно чтобы быдло думало что дважды два – пять, это воспитывают с детства через телевизор; а если и найдется ебанутый теоретик заговора, который скажет что дважды два – четыре, то дубинок никаких не надо – кто ж станет слушать такую чушь?
Вызвал Бог к себе Путина, Лукашенко и Януковича и говорит: - У меня есть для вас плохая новость: через две недели наступит конец света. Вернувшись, Путин обратился к россиянам: - Есть две новости: одна хорошая, вторая плохая. Хорошая - я знаю, что Бог есть, а плохая - через две недели наступит конец света. Лукашенко обратился к белорусам: - У меня две новости, обе плохие: первая - я не Бог, вторая - через две недели наступит конец света. Янукович обратился к украинцам: - У меня две новости, и обе хорошие: первая - Бог признал меня президентом, вторая - я буду президентом до конца света.
Давненько это было. В те времена, когда народ получил свободу выбора, где им сажать картошку, и москвичи рванули скупать по дешевке брошенные дома в деревнях Тверской, Рязанской, Калужской и других ближних областях. Купили и мы домик в Тверской губернии. На машину денег не осталось, поэтому добираться приходилось ЖД транспортом. В основном электричками. Ох, что творилось на вокзалах! Не знаю, как сейчас, давно не был. Ну вот, суббота. Ленинградский вокзал. Народу в ожидании электрички 11.40 на Тверь как комаров на болоте. Огородники, рыбаки, байдарочники, студенты, бомжи, мама не горюй! Мне до Твери, там пересадка и дальше. Затарился я капитально. Велосипед, рюкзак и собака. Не болонка. Дог. Стою я и грустно размышляю, как буду со всем этим хозяйством пробиваться в вагон. А ведь еще и посидеть хочется. Ехать-то три с лишним часа только до Твери. Смотрю, рядом молодая симпатичная мамаша с двумя детьми лет примерно пяти и семи, с чемоданами. Явно не москвичка. Потому что глаза у нее заклинило в распахнутом положении навсегда от впечатлений. Детки трескают мороженое, а мамаша, чувствую, терзается той же мыслью, что и я. Как сесть с этим табором? Ну, я и подкатил к ней с предложением объединить усилия. Я, говорю, возьму рюкзак и мальчика вашего, сяду, место займу, а потом мы с вами уже затащим все остальное. Сказано - сделано. Сели мы удачно. Занял я крайнее «купе». Народу битком, но желающих нас потеснить особо нет ввиду лежащей в проходе догини Даши без намордника. Коммуникабельные дети за «погладить собаку» быстренько выложили, что едут они в Калашниково (часа полтора от Твери в сторону Питера) к бабушке. Едут из Тюмени, где их доблестный папка продолжает повышать благосостояние семьи добычей нефти и подтянется позже. Ну и зашибись! Мне еще дальше этого Алкашникова, значит, в Твери будем действовать по отработанной схеме. Уже хорошо. Девочка, младшенькая, по странному совпадению тоже Даша, захотела писать. Мама ей - потерпи. А чего терпеть? Лучше не будет. Идите, говорю, на перрон, и не стесняйтесь. Здесь сейчас как на передовой. Сходили они удачно, возвращаются. Минуты три до отправления осталось. Слышу - рев. Даша споткнулась и уронила сандалик между перроном и вагоном. Мама говорит - наплевать. А Даша сопли по щекам размазывает: новенькие сандалики, только купили! Ну, ее можно понять. Выскочила маманя посмотреть, нельзя ли как-нибудь сандалик достать, тут-то двери и закрылись. Я в окошко вижу проплывающее мимо изумленное лицо. До-о-олго помнить буду. Про стоп-кран я даже не думал. Какой смысл? Пока доберешься до него, пока народу объяснишь, - руки оторвут. Едем. Прокачиваю в мозге варианты. Сойти где-нибудь? А смысл? Сойти и вернуться? И чего? Сдать детей и багаж ментам? Вариант. Но сколько из меня менты душу будут вынимать? И через сколько мама с детьми встретятся? Еще бы знать, что в голове у этой курицы. Так, про эту ворону без вещей, денег и документов, которая осталась на перроне в Москве, вообще не думать! Сама пусть выпутывается! Доехать до Твери и оставить детей там? Хорошая мысль. Но где Тверь, там и Калашниково. Я знаю пункт их назначения. И она знает, что я знаю. Если у нее в голове не совсем труха - определится. Решено! Едем до Калашниково! Так! Теперь дети. Даша орет. Это нормально. Надо бы их как-то различить, а то откликаются обе. Значит, собака останется Дашей, а эта будет Дарьей. Очень хорошо! Публика окружающая косится и шушукается. Насрать на публику! А вот парнишка, Коля, мне не нравится. Очень спокойный какой-то. Не ревет, не требует повернуть поезд. Не суетится. Смотрит мне в глаза и говорит: "Дядя! Вы ведь нас не бросите?" О, Боже! Чуть слезу из меня не вышиб. Много хорошего я про этого пацана про себя потом сказал. Такой сибирский мужичок. Семь лет. Успокоил сестру. Без сюсюканья. Сказал: хватит реветь, та и притихла. Да, серьезно в этой семье поставлен вопрос непререкаемости мужского авторитета. Накормил всех нас, четверых, булочками, напоил минералкой. Достал из кармана сумки билеты, документы, деньги, отложенные видимо на дорогу от основной суммы, отдал это все мне и уж окончательно расслабился. Один раз за всю дорогу я чуть было не смалодушничал. Идет по вагону милицейский патруль. И смотрю, бабка ряда через три от нас тормозит их и начинает чего-то втирать. На нас косятся. Ну и ладно, думаю. Значит, судьба. А Коля это дело просек и говорит: я в милицию не хочу. Так. Ваши документы! Вот наши документы. Куда следуем? В Калашниково. Это ваши дети? Мент, ты же видишь, что это не мои дети. Я их сопровождаю. А вот нам гражданка сказала, что у них мать отстала от электрички. Да нет, мать их (иху мать!) нас провожала. (Хорошо, что я не стал дергаться и орать, когда электричка тронулась). Сама осталась в Москве. Будет позже. Ты чего хочешь-то, мент? С вами пройти? Хорошо. Тогда вот бери велосипед, рюкзак, два чемодана, собаку, девочку (не дай Бог разбудишь) и пошли. А сам про себя вспоминаю, есть у нас в УК уже статья о кинднеппинге или нет еще? И тут Коля говорит: "Дядя Андрей, я писать хочу!" Это произвело на ментов впечатление. Почесали они тыквы и свалили. Повел я мальца в тамбур. Чего ж, говорю, ты дяденек милиционеров не любишь? А от них, говорит, пахнет всегда плохо - водкой и носками. Так. Тверь. Конечная. Чемодан раз, мамина сумка, Даша, чемодан два, Дарья, велосипед, рюкзак, Коля замыкающим. Е-мое! Дарья в одном сандалике. Нехорошо по чужим вещам лазить, а что делать? Коля, ищем обувку. Нашли. Люди добрыи-и-и-и! Сами мы не местныи-и-и-и! Помогитя, кто чем моге-е-ет! А именно - перебраться на другой перрон, где электричка на Бологое. Ну, людьми добрыми наше отечество не оскудеет. Лишь бы чемоданы не спиздили. Но я не представляю, кто тут может бегать быстрее Даши. С чемоданом. Помогли нам три солдата - срочника. Мы отблагодарились сигаретами и пивом. Все довольны. Ура! Едем дальше!!! Калашниково. Хорошо, что мы озаботились сесть в первый вагон. Так! Коля, вперед! Тормози локомотив, чтоб нам сгрузиться успеть. Ну, до чего толковый пацан! Дарья, мамина сумка, велосипед, рюкзак, чемодан раз, чемодан два, Даша последней, у нее, если отстанет, телефон и адрес на медальоне выбит, а в обиду она себя не даст. Все!!! Коля! Отпускай паровоз! Сели на травке. Чувствую, устали все. Я и сам бы прилег и задремал. Часов шесть уже в дороге. А сколько они еще от своей Тюмени ехали? Так! Не ныть! Я капитан этого непотопляемого судна. Коля - боцман. Дарья будет штурманом. Даша - лоцманом. Понюхает Дарьину ножку и приведет нас прямо к бабушке. Всем молчать! Капитан думать будет. А чего думать? Два варианта. Сидеть и ждать маму-ворону. Раз. И попробовать найти бабку. Два. А как? Двинуться со всем скарбом и спрашивать у каждого, не живут ли внуки в Тюмени? Не такое уж и большое это Калашниково. Тыщ пять населения. За неделю управимся. Так! Экипаж, слушай мою команду! Боцман пойдет и найдет мне кусок мела, известки, или на худой конец кирпича. Штурман завязывает лоцману бантики на всех местах. Лоцман это терпит и бдительно охраняет такелаж. Капитан уходит в разведку. Через пятнадцать минут я знал, где живет бабушка. А так же с кем, какую держит скотину, что сегодня с утра топила баню, а Пашке ейному на прошлой неделе набили рожу. И правильно. Вечером, когда мы сидели в летней кухне и уплетали клубнику с молоком, прижимая к груди сандалик появилась мама-ворона. От нее за версту пахло валидолом, корвалолом и настойкой валерианы. Потом она сказала, что нисколечко не волновалась. Почему-то сразу решила, что я порядочный человек, детей никуда не сдам и довезу их до Калашниково. И заплакала один раз всего только. Когда, подъезжая к Калашниково, увидела огромную надпись во весь перрон кирпичом по асфальту: "МАМА!!! МЫ УШЛИ ИСКАТЬ БАБУШКУ!!!"
Парень переспал с дочкой главаря мафии. Охранники поймали его и притащили к своему шефу. Мафиози: - Ты обесчестил мою дочь, поэтому у меня для тебя есть два варианта. Парень: - Почему два? Мафиози: - Потому, что у тебя два яйца! Парень: - А если я дам вам денег? Мафиози: - Тогда опять два варианта. Парень: - Почему два? Мафиози: - Потому, что у тебя две почки!
Сергей Довлатов Виноград Единственный в моей жизни сексуальный шок я пережил на овощном комбинате имени Тельмана. Я был тогда студентом первого курса ЛГУ. И нас, значит, командировали в распоряжение дирекции этой самой плодоовощной базы. Или, может, овощехранилища, не помню. Было нас в группе человек пятнадцать. Всех распределили по бригадам. Человека по три в каждую. До этого мы получили инструкции. Представитель месткома сказал: - Есть можете сколько угодно. Мой однокурсник Лебедев поинтересовался: - А выносить? Нам пояснили: - Выносить можно лишь то, что уже съедено... Мы разошлись по бригадам. Я тут же получил задание. Бригадир сказал мне: - Пойди в четвертый холодильник. Запомни фамилию - Мищук. Забери оттуда копии вчерашних накладных. Я спросил: - А где это - четвертый холодильник? - За эстакадой. - А где эстакада? - Между пищеблоком и узкоколейкой. Я хотел спросить: "А где узкоколейка?" - но передумал. Торопиться мне было некуда. Найду. Выяснилось, что комбинат занимает огромную территорию. К югу он тянулся до станции Пискаревка. Северная его граница проходила вдоль безымянной реки. Короче, я довольно быстро заблудился. Среди одинаковых кирпичных пакгаузов бродили люди. Я спрашивал у некоторых - где четвертый холодильник? Ответы звучали невнятно и рассеянно. Позднее я узнал, что на этой базе царит тотальное государственное хищение в особо крупных размерах. Крали все. Все без исключения. И потому у всех были такие отрешенные, задумчивые лица. Фрукты уносили в карманах и за пазухой. В подвязанных снизу шароварах. В футлярах от музыкальных инструментов. Набивали ими вместительные учрежденческие портфели. Более решительно действовали шоферы грузовиков. Порожняя машина заезжала на базу. Ее загоняли на специальную платформу и взвешивали. На обратном пути груженую машину взвешивали снова. Разницу заносили в накладные. Что делали шоферы? Заезжали на комбинат. Взвешивались. Отгоняли машину в сторону. Доставали из-под сиденья металлический брусок килограммов на шестьдесят. Прятали его в овраге. И увозили с овощехранилища шестьдесят килограммов лишнего груза. Но и это все были мелочи. Основное хищение происходило на бумаге. В тишине административно-хозяйственных помещений. В толще приходо-расходных книг. Все это я узнал позднее. А пока что бродил среди каких-то некрашеных вагончиков. День был облачный и влажный. Над горизонтом розовела широкая дымчатая полоса. На траве около пожарного стенда лежали, как ветошь, четыре беспризорные собаки. Вдруг я услышал женский голос: - Эй, раздолбай с Покровки! Помоги-ка! "Раздолбай" явно относилось ко мне. Я хотел было пройти, не оглядываясь. Вечно я реагирую на самые фантастические оклики. Причем с какой-то особенной готовностью. Тем не менее я огляделся. Увидел приоткрытую дверь сарая. Оттуда выглядывала накрашенная девица. - Ты, ты, - я услышал. И затем: - Помоги достать ящики с верхнего ряда. Я зашел в сарай. Там было душно и полутемно. В тесном проходе между нагромождениями ящиков с капустой работали женщины. Их было человек двенадцать. И все они были голые. Вернее, полуголые, что еще страшнее. Их голубые вигоневые штаны были наполнены огромными подвижными ягодицами. Розовые лифчики с четкими швами являли напоказ овощное великолепие форм. Тем более что некоторые из женщин предпочли обвязать лифчиками свои шальные головы. Так что их плодово-ягодные украшения сверкали в душном мраке, как ночные звезды. Я почувствовал одновременно легкость и удушье. Парение и тяжесть. Как будто плаваю в жидком свинце. Я громко спросил: "В чем дело, товарищи?" И после этого лишился чувств. Очнулся я на мягком ложе из гнилой капусты. Женщины поливали меня водой из консервной банки с надписью "Тресковое филе". Мне захотелось провалиться сквозь землю.То есть буквально сию же минуту, не вставая. Женщины склонились надо мной. С полу их нагота выглядела еще более устрашающе. Розовые лямки были натянуты до звона в ушах. Голубые штаны топорщились внизу, как наволочки, полные сена. Одна из них с досадой выговорила: - Что это за фенькин номер? Масть пошла, а деньги кончились? - Недолго музыка играла, - подхватила вторая, - недолго фрайер танцевал. А третья нагнулась, выпрямилась и сообщила подругам: - Девки, гляньте, бруки-то на молнии, как ридикюль... Тут я понял, что надо бежать. Это были явные уголовницы. Может, осужденные на пятнадцать суток за хулиганство. Или по указу от 14 декабря за спекуляцию. Не знаю. Я медленно встал на четвереньки. Поднялся, хватаясь за дверной косяк. Сказал: "Мне что-то нехорошо", - и вышел. Женщины высыпали из сарая. Одна кричала: - Студент, не гони порожняк, возвращайся! Другая: - Оставь болтунчик Зоиньке на холодец! Третья подавала голос: - Уж лучше мне, с возвратом. Почтой вышлю. До востребования! И лишь старуха в грязной белой юбке укоризненно произнесла: - Бесстыжие вы девки, как я погляжу! И затем, обращаясь ко мне: - А ты не смущайся. Не будь чем кисель разливают. Будь чем кирзу раздают!.. Я шел и повторял: "О, как жить дальше? Как жить дальше?.. Нельзя быть девственником в мои годы! Где достать цианистого калия?!.." На обратном пути я снова заблудился. Причем теперь уже окончательно. Я миновал водонапорную башню. Спустился к берегу пруда. Оттуда вела тропинка к эстакаде. Потом я обогнул двухэтажное серое здание. Больнично-кухонные запахи неслись из его распахнутых дверей. Я спросил у какого-то парня: - Что это? Парень мне ответил: - Пищеблок.. Через минуту я заметил в траве бурые рельсы узкоколейки. Прошел еще метров тридцать. И тут я увидел моих однокурсников - Зайченко с Лебедевым. Они шли в толпе работяг, предводительствуемые бригадиром. Заметив меня, начали кричать: - Вот он! Вот он! Бригадир вяло поинтересовался: - Где ты пропадал? - Искал, - говорю, - четвертый холодильник. - Нашел? - Пока нет. - Тогда пошли с нами. - А как же накладные? - Какие накладные? - Которые я должен был забрать у Мищука. В этот момент бригадира остановила какая-то женщина с портфелем: - Товарищ Мищук? - Да, - ответил бригадир. Я подумал - бред какой-то... Женщина между тем вытащила из портфеля бюст Чайковского. Протянула бригадиру голубоватую ведомость: - Распишитесь. Это за второй квартал. Бригадир расписался, взял Чайковского за шею, и мы направились дальше. Около высокой платформы темнел железнодорожный состав. Платформа вела к распахнутым дверям огромного склада. Около дверей прогуливался человек в зеленой кепке с наушниками. Галифе его были заправлены в узкие и блестящие яловые сапоги. Он резко повернулся к нам. Его нейлоновый плащ издал шелест газетной страницы. Бригадир спросил его: - Ты сопровождающий? Вместо ответа человек пробормотал, хватаясь за голову: - Бедный я, несчастный... Бедный я, несчастный... Бригадир довольно резко прервал его: - Сколько всего? - По накладным - сто девяносто четыре тонны... Вай, горе мне... - А сколько не хватает? Восточный человек ответил: - Совсем немного. Четыре тонны не хватает. Вернее, десять. Самое большее - шестнадцать тонн не хватает. Бригадир покачал головой: - Артист ты, батя! Шестнадцать тонн глюкозы двинул! Когда же ты успел? Гость объяснил: - На всех станциях люди подходят. Наши советские люди. Уступи, говорят, дорогой Бала, немного винограда. А у меня сердце доброе. Бери, говорю. - Ну да, - кивнул бригадир, - и втюхиваешь им, значит, шестнадцать тонн государственной собственности. И, как говорится, отнюдь не по безналичному расчету. Восточный человек опять схватился за голову: - Знаю, что рыск! Знаю, что турма! Сэрдце доброе - отказать не могу. Затем он наклонил голову и скорбно произнес: - Слушай, бригадир! Нарисуй мне эти шестнадцать тонн. Век не забуду. Щедро отблагодару тебя, джигит! Бригадир неторопливо отозвался: - Это в наших силах. Последовал вопрос: - Сколько? Бригадир отвел человека в сторону. Потом они спорили из-за денег. Бригадир рубил ладонью воздух. Так, будто делал из кавказца воображаемый салат. Тот хватался за голову и бегал вдоль платформы. Наконец бригадир вернулся и говорит: - Этому аксакалу не хватает шестнадцать тонн. Придется их нарисовать, ребятки. Мужик пока что жмется, хотя фактически он на крючке. Шестнадцать тонн - это вилы... Мой однокурсник Зайченко спросил: - Что значит - нарисовать? Бригадир ответил: - Нарисовать - это сделать фокус. - А что значит - вилы? - поинтересовался Лебедев. - Вилы, - сказал бригадир, - это тюрьма. И добавил: - Чему только их в университете обучают?! - Не тюрьма, - радостно поправил его грузчик с бородой, - а вышка. И затем добавил, почти ликуя: - У него же там государственное хищение в особо крупных размерах! Кто-то из грузчиков вставил: - Скромнее надо быть. Расхищай, но знай меру... Бригадир поднял руку. Затем обратился непосредственно ко мне: - Техника простая. Наблюдай, как действуют старшие товарищи. Что называется, бери с коммунистов пример. Мы выстроились цепочкой. Кавказец с шумом раздвинул двери пульмановского вагона. На платформу был откинут трап. Двое залезли в пульман. Они подавали нам сбитые из реек ящики. В них были плотно уложены темно-синие гроздья. На складе загорелась лампочка. Появилась кладовщица тетя Зина. В руках она держала пухлую тетрадь, заломленную карандашом. Голова ее была обмотана в жару тяжелой серой шалью. Дужки очков были связаны на затылке шпагатом. Мы шли цепочкой. Ставили ящики на весы. Сооружали из них высокий штабель. Затем кладовщица фиксировала вес и говорила: "Можно уносить". А дальше происходило вот что. Мы брали ящики с весов. Огибали подслеповатую тетю Зину. И затем снова клали ящики на весы. И снова обходили вокруг кладовщицы. Проделав это раза три или четыре, мы уносили ящики в дальний угол склада. Не прошло и двадцати минут, как бригадир сказал: - Две тонны есть... Кавказец изредка заглядывал в дверной проем. Широко улыбаясь, он наблюдал за происходящим. Затем опять прогуливался вдоль стены, напевая: Я подару вам хризантему И мою пэрвую любов... Час спустя бригадир объявил: - Кончай работу! Мы вышли из холодильника. Бала раскрыл пачку "Казбека". Бригадир сказал ему: - Восемь тонн нарисовано. А теперь поговорим о любви. Так сколько? - Я же сказал - четыреста. - Обижаешь, дорогой! - Я сказал - четыреста. - Ладно, - усмехнулся бригадир, - посмотрим. Там видно будет... Затем он вдруг подошел ко мне. Посмотрел на меня и спрашивает: - Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины? - Что такое? - не понял я. - Сделай мне, - говорит, - такую любезность. Напомни содержание "Войны и мира". Буквально в двух словах. Тут я вконец растерялся. Все кругом сумасшедшие. Какой-то непрекращающийся странный бред... - В чем дело? - спрашиваю уже более резко. - Что такое? Бригадир вдруг понизил голос: - Доцент Мануйлов Виктор Андроникович жив еще? - Жив, - отвечаю, - а что? - А Макогоненко Георгий Пантелеймонович жив? - Естественно. - И Вялый Григорий Абрамович? - Надеюсь. - И профессор Серман? - Да, а что? - Я у него диплом защищал в шестьдесят первом году. Я удивился: - Вы что, университет кончали? - Имею диплом с отличием. - Так почему же вы здесь? - А где же мне быть? Где же мне работать, по-твоему? В школе? Что я там буду воровать, промокашки?! Устраиваясь на работу, ты должен прежде всего задуматься: что, где и как? Что я смогу украсть? Где я смогу украсть? И как я смогу украсть?.. Ты понял? Вот и хорошо. Все будет нормально. К вечеру бабки появятся. Я вздрогнул при слове "бабки". Бригадир пояснил; - В смысле - деньги... Затем он громко крикнул: - Пошли молотить! Мы приступили к работе. Теперь в холодильнике происходило нечто еще более странное. Грузчики шли цепочкой от вагона. Один из четверых спешил к весам. Остальные за спиной кладовщицы проносили ящики, не взвешивая. Бала забеспокоился. Теперь он напевал другую, менее веселую песню: Я несчастный Измаил, На копейку бэдный, Редко кушал, мало пил, Оттого стал блэдный... Его благосостояние таяло на глазах. Нарисованные восемь тонн стремительно убывали. Прошло минут тридцать. Бригадир сказал: - Двух тонн как не бывало. Через полчаса объявил: - Еще две с половиной тонны возвращены социалистическому государству... Бала не выдержал. Он пригласил бригадира на совещание. Но бригадир сказал: - Говори открыто, при свидетелях. Бала с трагической гримасой произнес: - Ты говорил шестьсот? Рэж меня, я согласен! - Ладно, - сказал бригадир, - пошли работать. Там видно будет... Теперь мы снова действовали, как в начале. Ставили ящики на весы. Огибали кладовщицу. Снова клали ящики на весы. Проделывали это три-четыре раза. И лишь затем уносили ящики в склад. Кавказец наш снова повеселел. С платформы опять доносилось: Я подару вам хризантему И мою пэрвую любов... Прошло еще минут сорок. Бригадир остановил работу. Кладовщица вытащила термос из-за пазухи. Мы вышли на платформу. Бала раскрыл еще одну пачку "Казбека". Бригадир говорит: - Десять тонн нарисовали. И затем, обращаясь к восточному человеку - Ты сказал - шестьсот? - Я не сказал - шестьсот. Ты сказал - шестьсот. Ты взял меня за горло... - Неважно, - сказал бригадир, - я передумал. Теперь я говорю - восемьсот. Это тебе, батя, штраф за несговорчивость. Глаза бригадира зло и угрожающе сузились. Восточный человек побагровел: - Слушай, нет таких денег! - Есть, - сказал бригадир. И добавил: - Пошли работать. И мы снова проносили ящики, не взвешивая. Снова Бала мрачно напевал, гуляя вдоль платформы: Я несчастный Измаил, На копейку бэдный... Затем он не выдержал и сказал бригадиру: - Рэж меня - я согласен: плачу восемьсот! И опять мы по три раза клали ящики на весы. Снова бегали вокруг кладовщицы. Снова Бала напевал: Я подару вам хризантему... И опять бригадир Мищук сказал ему: - Я передумал, мы хотим тысячу. И Бала хватался за голову. И шестнадцать тонн опять превращались в девять. А потом - в четырнадцать. А после этого - в две с четвертью. А потом опять наконец - в шестнадцать тонн. И с платформы доносилось знакомое: Я подару вам хризантему... А еще через пять минут звучали уже другие и тоже надоевшие слова: Я несчастный Измаил... Начинало темнеть, когда бригадир сказал в последний раз: - Мое окончательное слово - тысяча шестьсот. Причем сейчас, вот здесь, наличными... Отвечай, чингисхан, только сразу - годится? Гортанно выкрикнув: "Зарэзали, убили!" - Бала решительно сел на край платформы. Далее - ухватившись за подошву ялового сапога, начал разуваться. Тесная восточная обувь сходила наподобие змеиной кожи. Бала стонал, извлекая рывками жилистые голубоватые ноги, туго обложенные денежными купюрами. Отделив небольшую пачку сторублевок, восточный человек шепнул: - Бери! Затем он вновь укутал щиколотки банкнотами. Закрепил их двумя кусками розового пластыря. Опять натянул сапоги. - Где твой "Казбек"? - нахально спросил бригадир. Восточный человек с неожиданной готовностью достал третью пачку. Обращаясь к бригадиру, вдруг сказал. - Приезжай ко мне в Дзауджикау. Гостем будешь. Барана зарэжу. С девушкой хорошей тебя познакомлю... Мищук передразнил его: - С бараном познакомлю, девушку зарежу... Какие там девушки, батя? У меня старшая дочь - твоя ровесница... Он подозвал тетю Зину. Дал ей сто рублей, которые она положила в термос. Затем дал каждому из нас по сотне. Бала хотел обнять его. - Погоди, - сказал бригадир. Затем порылся в груде брошенной одежды. Достал оттуда бюст Чайковского. Протянул его восточному человеку. - Это тебе на память. - Сталин, - благоговейно произнес восточный человек. Он приподнял зеленую кепку с наушниками. Хотел подарить ее бригадиру. Потом заколебался и смущенно выговорил: - Не могу. Голова зябнет... В результате бригадиру досталась еще одна пачка "Казбека". Бала шагнул с платформы в темноту. Из мрака в последний раз донеслось знакомое: Я подару вам хризантему... - До завтра, - сказал нам бригадир... А закончился день самым неожиданным образом. Я подъехал к дому на такси. Зашел в телефонную будку. Позвонил экстравагантной замужней женщине Регине Бриттерман и говорю: - Поедем в "Асторию". Регина отвечает: - С удовольствием. Только я не могу. Я свои единственные целые колготки постирала. Лучше приходите вы ко мне с шампанским... Лялик в Рыбинске, - добавила она. Ее пожилого тридцатилетнего мужа звали детским именем Лялик. Он был кандидатом физико-математических наук... В тот день я стал мужчиной. Сначала вором, а потом мужчиной. По-моему, это как-то связано. Тут есть, мне кажется, над чем подумать. А утром я занес в свой юношеский дневник изречение Хемингуэя: "Если женщина отдается радостно и без трагедий, это величайший дар судьбы. И расплатиться по этому счету можно только любовью..." Что-то в этом роде. Откровенно говоря, это не Хемингуэй придумал. Это было мое собственное торжествующее умозаключение. С этой фразы началось мое злосчастное писательство. Короче, за день я проделал чудодейственный маршрут: от воровства - к литературе. Не считая прелюбодеяния... В общем, с юностью было покончено. Одинокая, нелепая, безрадостная молодость стояла у порога.
В классе учительница спрашивает у Маленькой Василисы: - Василиса, а ты можешь сказать, сколько будет два плюс два? - Конечно, четыре! - гордо отвечает Василиса. - А как ты догадалась? - спрашивает учительница. - Мама говорит, что я очень умная девочка: - отвечает Василиса. - И когда я спросила ее, сколько будет два плюс два, она сказала, что четыре. Учительница улыбается и говорит: - Очень хорошо, Василиса. А если бы твоя мама сказала, что два плюс два равно пяти, что бы ты ответила? - Я бы сказала, что моя мама неправильно считает!
Встречаются двое знакомых.Один другому: -Представляешь! Выиграл в лотерее 10000, и вот не знаю что с ними делать,или машину купить, или жениться? -О!Я как раз логику изучаю,так давай рассудим логически... Если ты женишься - тебе писец!А если купишь машину у тебя есть два выхода:ты или убьешся, или покалечишься! Если покалечишься - тебе писец!А если убьешься то у тебя есть два выхода: ты попадешь или в рай, или в ад. Если в рай - тебе писец!А если в ад, то у тебя есть два выхода: тебя сварят или на мыло, или на бумагу. Если сварят на мыло - тебе писец!А если на бумагу, то у тебя есть два выхода: тебя сварят или на газетную, или на туалетную. Если на газетную - тебе писец!А если на туалетную - у тебя будет два выхода: тобой подотрется или мужик, или баба. Если мужик - тебе писец!А если баба то у тебя есть два выхода: она подотрется спереди или сзади. Если сзади - тебе писец!А если спереди....ТО НАФИГА ТЕБЕ ЖЕНИТЬСЯ!!!!
Перелетные птицы (П) собираются улетать в теплые страны, собрались поседеть на дорожку, и ,вдруг, подлетает ворона(В) В: Птицы, вы в теплые страны летите? П: Ну да, а что& В: Возьмите меня с собой, а!? П: Ну ворона,ты, типа, птица- то не перелетная, не долдетиш же ведь В: Ничего, я птица большая, силиная, я справлюсь!! П: Ну лоадно полетели, но если отобьешся от косяка,мы тебя ждать не будем! Летятдень, вечером сели, Ворона с ними, значит, отдышка легкая усталось, но вида не показывает. П: Ворона нам теперь два дня без остановки лететь, ведь не долетишь; пока еще не далеко улетели, возвращайся луше домой! В: Ничего я птица большая, сильная, Я справлюсь!! Летят два дня без остановки, долетели до места сили, нет Вороны. Через 20 минут прилетает, вся взмокшая, уставшая, на землю плюхнулась, отдыхает. П:Ворона, нам теперь неделю лететь без остановки, не долетишь же ведь! В: Ничего, я птица большая, сильная, Я справлюсь!!! Летят петицы неделю, прилетели на место, сели, отдыхают; смотрят - нет Вороны!! Ждит час, ждут два, ждут день, видят летит, чуть живая , вся в мыле, запыхавшаяся. Села отдыхает. Отдохнули пару дней, силы восстановили, да уже и в путь пора! П: Ворона, такой расклад: лететь две недели, через море, не долетишь!! В: Ничего я птица большая, сильная, Я справлюсь!! летят две недели, долетели до берега, свалились на песок, лежат, отдыхают и ворону ждут. Ждут 3 часа, ждут день, два, вечером на горизонте видят, летит Ворона, зигзагами , об воду бьется, матерится на чем свет стоит, до берегу добралась, шмякнулась на песек, отдышалась В: Да ,бляптица большая, сильная, но на голову еб@nutaya!!!!!!!!
Два мужика стоят у киоска и говорят. -Ну так чо, три или две? -Да давай две, а то в прошлый раз три брали, так одна осталась. -Ну хорошо, две так две. -(киоскерше)-Три бутылки водки и ..........две ириски.
Сержант построил солдат перед траншеей: - Иванов, два шага вперед, руки в стороны, ноги согнуть, в траншею прыг! Иванов выполняет. - Петров, два шага вперед, руки назад, ноги вперед, в траншею прыг! Петров выполняет. - Сидоров, два шага вперед, руки вперед, ноги в стороны, в траншею прыг! Сидоров выполняет. Подходит полковник: - Товарищ сержант, как Вам не стыдно, все уже давно на учениях, а Вы здесь в тетрис играете... Сержант построил солдат перед траншеей: - Иванов, два шага вперед, руки в стороны, ноги согнуть, в траншею прыг! Иванов выполняет. - Петров, два шага вперед, руки назад, ноги вперед, в траншею прыг! Петров выполняет. - Сидоров, два шага вперед, руки вперед, ноги в стороны, в траншею прыг! Сидоров выполняет. Подходит полковник: - Товарищ сержант, как Вам не стыдно, все уже давно на учениях, а Вы здесь в тетрис играете...
Проходит конкурс красоты.Наконец выявилась победительница. -(Ведущий)Чтобы выиграть наш главный приз, надо ответить на один вопрос... -(Победительница)Я готова! -(Ведущий)Сколько будет... дважды два?... -(Победительница)...Нуууу...Может...пять. -(Ведущий)Ну что ж, вы проиграли супер игру... -(Двадцать две блондинки в зале)ДАЙТЕ ЕЙ ШАНС!!! ДАЙТЕ ЕЙ ШАНС!!! -(Ведущий)Хорошо, по просьбе зрителей я дам вам еще один шанс! Сколько будет дважды два?... -(Победительница)...Нуууу...Наверно...три. -(Ведущий)Что ж, к сожалению, вы опять не правы! -(Двадцать две блондинки в зале)ДАЙТЕ ЕЙ ШАНС!!! ДАЙТЕ ЕЙ ШАНС!!! -(Ведущий)По огромной просьбе зрителей, дам вам последнюю попытку!!! Сколько будет...дважды два? -(Победительница)...Нуууу...Нуууу...четыре?... -(Двадцать две блондинки в зале)ДАЙТЕ ЕЙ ШАНС!!! ДАЙТЕ ЕЙ ШАНС!!!
Поехал мужик за город в пруду покупаться. Залез в воду, плывет. Вдруг что-то его как схватит за яйца! Слышит мужик голос из воды: -Мужик, быстро говори: ``плюс два`` или ``минус два`` ? -Ну...плюс два. Вышел мужик из воды и охуел ! У него вместо двух яиц - четыре! Прибегает он к врачу. -Доктор, помогите, отрежте два яйца. -Не могу. Они-как единое целое. Это редкий и необъяснимый с точки зрения науки случай. - А что же мне делать ? - Думаю, единственный вариант-снова поплавать в том пруду, а когда вас эта штуковина снова схватит за яйца-выбрать ``минус два``. Так мужик и сделал. Плавал несколько дней в пруду, плавал. Вдру снова его что-то хватает за яйца, и голос из воды: -Мужик, быстро выбирай - ``плюс четыре`` или ``минус четыре`` ?
Плывет музык по реке. Раз его водяной под водой за яйца схватил и говорит музыку: -Плюс два или минус два? Музык думает:``Чо же это я буду бес яиц ходит?!``. Отвечает: -Плюс два. Виходит на берег, смотрит действительно 4 яйца у него. Ну думает: 'Сейчас опять нирну, водяной за яйца схватит, спросит плюс два или минус два, я сказу минус два, и будет все окь. Нирнул опять, водяной как и в прошлый раз схватил за яйца и спрашивает: -Плюс 4 или минус 4?
Решил Бог конец света устроить. Вызывает к себе Клинтона, Ельцина и Гейтса и говорит: -- Значит без базара, через два дня будет конец света. Говорю вам, как самым влиятельным людям на земле. Идите и объявите всем.
Клинтон объявляет американцам: -- Сограждане, у меня для вас две новости: хорошая и плохая. Сначала хорошая: Бог есть. Теперь плохая: через два дня будет конец света.
Ельцин объявляет россиянам: -- Сограждане, у меня для вас две новости: плохая и еще хуже. Сначала плохая: Бог есть. Теперь хуже: через два дня будет конец света.
Гейтс собирает микрософтовцев и объявляет: -- Ребята, у меня для вас две новости: хорошая и еще лучше. Сначала хорошая: Бог есть. Теперь лучше: нам не надо отлаживать Windows '98!
Сын спрашивает у отца: -Что лучше - купить машину или жениться? Отец ему: -Ну смотри: если женишься - хана сразу! Если купишь машину, то есть два варианта - или в тебя врежутся или ты врежешься. Если ты - хана сразу! Если в тебя, то есть два варианта - или похоронят или кремируют. Если похоронят - хана сразу! Если кремируют, то есть два варианта - или на мыло пойдешь или на бумагу. Если на мыло - хана сразу! Если на бумагу, то есть два варианта - или на чистую бумагу или на туалетную. Если на чистую - хана сразу! Если на туалетную, то есть два варианта - или в мужской туалет или в женский. Если в мужской - хана сразу! Если в женский, то есть два варианта - или сзади подтираться будут или спереди. Если сзади - хана сразу! Если спереди - считай женился! прислал Realaaa
Мужик купается в море и заплыл за буек, вдруг его кто-то хватает за яйца и спрашивает: - Плюс два или минус два? Мужик подумал, подумал и сказал: - Плюс два. Выплывает на берег, а у него четыре яйца. Пошел жаловаться друзьям. Они ему посоветовали вернуться назад, спросят:Плюс два или минус два? Скажешь: Минус два. Вернулся мужик в море, вдруг его кто-то хватает за яйца и спрашивает: - Плюс четыре или минус четыре?