Предупреждение: у нас есть цензура и предварительный отбор публикуемых материалов. Анекдоты здесь бывают... какие угодно. Если вам это не нравится, пожалуйста, покиньте сайт.18+
Однажды в больнице перепутали бабушек с одинаковыми ФИО. Одна умерла, но врачи сообщили родственникам другой. В итоге остались недовольны все. Родственники якобы умершей бабки: эх, а мы уже нотариусу написали и вещи собрали для переезда в её квартиру. Родственники по-настоящему умершей бабки: у нас дикий стресс, мы приходим, думаем, что бабушка жива, а её соседки по палате говорят нам, что она в морге. Врачей сильно отчитали за казус заведующий отделения и старшая медсестра. Мой друг с чёрным юмором: а всего-то надо было вызвать Раскольникова для второй бабки, чтоб все в этой истории остались довольны.
В Москве если ты живёшь в центре в своём жилье, то ты - новый русский. В Петербурге - 90%, что ты живёшь в коммунальной квартире. Обычных квартир в центре города на Неве практически нет.
В наших кругах очень известен санитар-гей Эдик (имя и некоторые обстоятельства будут изменены в целях анонимности). Он живёт в центре СПб, в коммуналке на 30 комнат, совсем рядом с ТРК «Планета Нептун». Зарплаты у санитаров маленькие (за исключением красной зоны), в лучшем случае 17-20 тысяч. Для иногородних поясню, что в СПб чтобы нормально жить, не трясясь в магазине и аптеке надо иметь зарплату хотя бы 40-50 и это, разумеется, при наличии своего жилья, не на съёме.
Эдик потихоньку ворует у соседей: немного чужого мыла использует, чуть-чуть шампуня отольёт, рулон туалетной бумаги отмотает. Кроме того, он занимается бизнесом: днём покупает алкоголь, а вечером после 22 (когда в магазине бутылки уже не пробивают) продаёт соседям с небольшой наценкой. Но этого всё равно ему маловато для комфортной жизни.
Тогда Эдик нашёл выход из положения: он купил видео-камеру за 4 тысячи и незаметно установил на общей на весь этаж захламлённой кухне. Теперь он отслеживает соседей, кто куда кладёт и какую еду и дождавшись момента, когда на кухне никого нет, ворует продукты. Незаметно: у кого один огурец из пакета съест, у кого часть от куска мяса оторвёт, может съесть и йогурт, если их несколько в холодильнике.
Рассекречивали ли соседи Эдика? Конечно! Они видели, что продуктов стало меньше и били. На одного такого соседа, получив черепно-мозговую травму, он подал в суд и получил ежемесячную компенсацию в 2000. Однако сосед оказался хитрее Эдика: просто работает неофициально и ничего не платит хитрому гею.
Сейчас Эдик специально пристаёт к кавказцам-охранникам в больнице и вообще везде, носит женскую одежду и макияж, делает маникюр, мечтает что кто-то не окажется таким хитрым как сосед и попадёт на «алименты» за избиение нашего «бизнесмена». Эдик не собирается менять пол или бороться за права ЛГБТ, он просто мечтает побыстрее накопить на отдельную квартиру и уехать из коммуналки.
Эпиграф 1. «Неба утреннего стяг… В жизни важен первый шаг.» [1] Эпиграф 2. Швондер: «Мы, управление нашего дома, пришли к вам после общего собрания жильцов нашего дома, на котором стоял вопрос об уплотнении квартир дома!» [2] --- ЧАСТЬ 1. Предыстория. Как на один денёчек москвичами становились туляки. Туляки [в данном случае описываются жители областной Тулы] в середине 1980-х чётко поделились на три не то категории, не то группы: - на тех, кто был ужасно близок к «номенклатуре». Всё нужное [продукты питания, одежду и обувь] они спокойно заказывали по каталогам и им это привозили домой водители-экспедиторы. Чем они всегда очень гордились и хвалились перед всеми остальными; - на тех, кто лично отоваривался в подвальчиках-распределителях предназначенных для сотрудников горкомов-райкомов и прочих не предельно близких к власти лиц. Доплачивали ли они за доступ к такому по-тульски важному ресурсу и сколько при этом переплачивали, оставалось загадкой для всех непосвящённых; - и основная масса народа, которая считала, что Тула крайне удачно расположена относительно Москвы [это называлось Ожерелье Городов Московских = ОГМ] и съездить отовариться в Москву можно даже одним днём. Ибо за десятилетия до того возникло устойчивое словосочетание «голодная Тула», что продуктовые магазины города-героя к середине 1980-х всеми силами и подтверждали. [**] Соответственно, раз в несколько месяцев в выходные дни туляки вставали в 5 утра (раньше встанешь — сидя поедешь!), если не на кого было оставить детей, то брали их с собой (прямо с шестилетнего возраста ибо нужно привыкать быть советским гражданином и с гордостью посещать столицу нашей Родины, где столько всего интересного в магазинах [***]) и на первых трамваях-автобусах-троллейбусах ехали на Московский железнодорожный вокзал или туда, откуда должен был уходить автобус, заказанный от организации. Через три часа электричка уже приходила в ближнее Подмосковье, а ещё через час — в центр, на Курский вокзал. Получаешь свои пятачки и инструкцию, как действовать, если потерялся в метро и — вперёд! Здесь уже было совсем-совсем другое снабжение. Здесь в магазинах продавали продукты, которых люди не видели больше нигде и никогда: «Cелёдочное масло?» - «Да хоть пять баночек в одни руки [*****]» - «Сочное яблоко Джонатан из тёплой страны СЭВ?» - «Да хоть почти целую авоську!» - «ГУМ'овская шоколадка 'Сластёна'?» - «Да хоть двадцать штук, если вы стоите втроём!» - «Детские игрушки-солдатики-фломастеры?» - «Да в Детском мире это всё не дефицит! Хочешь — набор из 24 фломастеров? А хочешь — из 32?» А уж какой московский был выбор мороженого практически в любой палатке, хоть у Зоопарка! А какое наслаждение было обуть кроссовки вместо кед и полукед! Но главное, всё-таки, колбаса-сосиски-сардельки! Мы и названий то таких деликатесных сортов не знали. Москвичи, конечно, ругались. И требовали колбасной сегрегации, чтобы местные, кто спустился со второго этажа в «свой» магазин на первом [оставив ребёнка дома одного!], мог закупиться без очереди нужными ему к завтраку 200 граммами колбасы и не стоять в общей очереди с «понаехавшими со своими детьми». А приехавшие показывали ценники и этикетки, на которых было указано, что означенные колбаса-сыр произведены в городах и областях ОГМ. Так что чтобы на тебя не ругались, оказывалось очень выгодно изображать из себя семью коренных москвичей [талонов тогда ещё не было, прописку/билеты милиционеры тоже ещё не проверяли]. Ну а где-то к 19-ти часам предстоял обратный путь на Большой Зелёной. Электричку так звали не только за цвет вагонов. Если целый день простоять в очереди в ЦУМ'е за дефицитной одеждой-обувью (очереди там бывали и более тысячи человек, а общественные контролёры номерки на ладошках проверяли непрерывно, так что если отойдёшь, то вмиг из очереди выкинут), то перекусить удавалось лишь булочкой с молоком из пакета. И электричка начинала взбивать в тебе масло. Б-р-р... Садиться в электричку старались, конечно, на Каланчёвке у площади Трёх Вокзалов. Тогда был шанс для ребёнка занять сидячее место и тихонько прикорнуть на плече какой-нибудь незнакомой тёти. --- ЧАСТЬ 2. Фельетон «Кому на Руси жить колбасно [*]» И вот в то примерно время жил да был некий орденоносец-общественник (уж не буду указывать область местожительства, но это было в ОГМ). Всю жизнь он трудился не то вахтёром, не то охранником на некой Очень-Важной-Проходной. Статус той проходной был столь высок, что там документы на проверку не предъявляли исключительно самые высокопоставленные лица, то есть такие, перед которыми нужно было дверь открывать и под козырёк брать. Так наш Вахтёр-с-большой-буквы и оказался лично знаком с Самим товарищем Альфовым (уж какая у того реально была фамилия для данной заметки и не важно). В этот момент вся история и закрутилась. Вся грудь нашего трудяги-Вахтёра была в юбилейных медалях и значках «Лучший работник отрасли». В общем, человек был очень заслуженный и всегда с гордостью говорил: «Да мимо меня государственной копейки никто не протащит!» Но годы летели. На пенсию ушли и Альфов, и Вахтёр. У первого пенсия была ого-го какая. Сейчас это наверное никому ничего и не говорит, но это была настоящая ПЕРСОНАЛЬНАЯ ПЕНСИЯ. Впрочем, к тому моменту уже заканчивалась борьба с бюрократизмом и начиналась борьба с привилегиями номенклатуры, так что афишировать размеры такой пенсии было не принято. А другой искал себе подработку к своей небольшой пенсии и устроился обычным сторожем. Ночами он сторожил, а днём, видя какой бардак вокруг, сочинял гневные фельетоны под псевдонимом Рукодельников, которые и печатала районная газета-многотиражка. Ах да, псевдоним такой он взял потому, что вырезал очень красивые наличники и другие украшения для своего домика. Так что по фигурам всех видов он был большой мастер. Потом Альфов умер и его похоронили (с большим шумом и некрологом в той же многотиражке). А Общественник продолжил сторожить. И тут как-то наш Общественник идёт на почту и видит там ужасающую вещь: гражданка Бетова (вдова давным-давно умершего Альфова) пришла и сказала, что ей причитается отдать пенсию и за неё и за её мужа [6*]. Тут то Общественник и понял: «Не по понятиям живёт номенклатура! Всю жизнь просидела домохозяйкой и до сих пор получает 'персоналку' за мужа! Вот это — нарушение!» Так на всеобщее обозрение появилось незабвенное творение, в котором подражая Некрасовским стихам, автор анализировал кто же на Руси [5*] сожрал всю колбасу. Такие там были фигуры — закачаешься! И всё это творение заканчивалось открытием, которое он совершил на почте: мадам Бетовой, которая регулярно получает две пенсии и за себя и за умершего мужа. В общем Гоголевские «Мёртвые души» на современный лад. Какой был СКАНДАЛ! В народе говорили, что из самой Москвы примчалась комиссия с целью проконтролировать-ревизовать всю деятельность тогдашнего районного Собеса (эта организация была ещё до современно Пенсионного фонда). Тут то и выяснилось, что в выплатной (?) ведомости действительно фигурировали обе фамилии: и гражданки Бетовой и её мужа. Дальше — больше. Тогдашние пенсионные дела представляли из себя одинокие листочки бумаги, на которых плохо читаемым оттиском копирки [7*] писался расчёт: пару цифр сложили, ещё на несколько цифр умножили. И всё. Никаких пояснений больше. Проверить — вообще ничего не возможно. Для начала начальницу райсобеса перевели на другую работу с понижением. Для продолжения сотрудников собеса оставили без премии. (Хотя, может народная молва и лжёт, ибо все тогда были уверены: «Все они там заодно!») Но на этом история не завершилась. В очередную выплату пенсии в Собес пришёл лично... муж гражданки Бетовой. И потребовал пенсию. А ему ответили: «Если Вы воскресли, то принесите справку из ЗАГС. А если Вам её там не дают, то ни на какие деньги от нас можете не рассчитывать! Вопрос — закрыт!» Нет. Гражданка Бетова не выходила замуж второй раз. Она как была замужем за гражданином Бетовым, так и оставалась верной женой. Просто Бетов работал дворником в доме, где жил Альфов. А Общественник просто перепутал, кто чья жена. Может кофточку модную одела. Может мужем активно руководила. Кто теперь разберёт... Так что вернули ни к чему непричастному Бетову (уж какая у него была в реальном мире фамилия сейчас и забылось-затёрлось) ту пропущённую пенсию или нет — история уже и умалчивает. --- ЧАСТЬ 3. Пролетели десятилетия. Проблемы поменялись: в магазинах уже стало достаточно колбасы. А у пенсионеров появились так называемые «лишние дни» [8*]. И тут пенсионеры забегали, так как по телевизору стали показывать, что скоро будут получать пенсии не на почте, а прямо на банковскую карточку: а чего — в больших городах, где всё-равно за ЖКХ платят через банкоматы, упрощение то было бы большое. Только почему-то телевизор при этом не «крякнул»: «Пенсия на карточку будет поступать прям первого числа». Так как вроде бы успешный пример внедрения IT и, следовательно, зона моей компетенции, то пошёл я у пенсионерок в нашем доме консультироваться: оказалось, что пенсию на карточку начисляют им... через пару недель после всего остального дома... Оопс... Видно общественники из части 2 до сих пор очень нужны и востребованы. --- Сноски * сленговый термин «жить колбасно» в середине 1980-х был эквивалентен термину «и ты — в шоколаде» из 2000-х. Он предполагал, что у человека всё в жизни хорошо. ** даже в каком-нибудь районном Ефремове Тульской области можно было достаточно запросто пойти за обычного сорта колбасой в какой-нибудь ближайший магазин. А уж если там не удавалось купить, то шли в соседний «Кооповский» [магазин потребкооперации], где почти то же самое продавалось по повышенным ценам. В Туле же колбаса хорошо сочеталась исключительно с терминами «'выбросят' на прилавок» и «очередь уже побежали занимать». А уж если колбасу привозили в Универсам к закрытию, то очередь обслуживали исключительно через служебный ход: чтобы весь микрорайон видел, что «налево» её не отпускают. Впрочем ситуация с сыром и рыбой (отличной от минтая) была, как правило, такой же напряжённой. Простоять за килограммовой коробкой креветок в «Океане» можно было часов пять. Даже за обычным батоном я бывало ездил по всему городу. *** термин «Ленинград — культурная столица» начал возникать примерно тогда. Так как Москва, с точки зрения жителей ОГМ, отвечала за другое. Совсем за другое. **** термин «в одни руки» в советской торговле предполагал, что никто из покупателей вплоть до момента покупки не знал, сколько ему разрешат купить выбранного товара. Но при этом пара детских рук давала те же права, как и пара взрослых. А в результате 2 кг колбасы на взрослого + 2 кг сарделек на второго взрослого + 1 кг сыра на ребёнка и всё это заморозить в морозильнике до следующей закупки... 5* к тому времени уже забылись времена, когда за слова «Россия» и всё, что с ней связано могли отправить в гулаговские лагеря. 6* по советским понятиям, если обычный трудяга имел большой производственный стаж и всю жизнь хорошо зарабатывал, а его жена занималась домом и собирала мужу на работу вкусные обеды-тормозки, то пенсию зарабатывал лично он. И в случае его смерти жена (провёдшая всю жизнь «в тылу», «на кухне») к его пенсии почему-то никакого отношения не имела. 7* копирка или копировальная бумага, подкладывалась между двумя листами. На верхнем — писали, а на нижний попадал зачастую плохо читаемый оттиск. 8* лишние (они же «блокадные») дни — это когда деньги от предыдущей пенсии уже закончились, а до новой ещё жить и жить. --- Ссылки 1. «И вновь продолжается бой». Авторы стихов Александра Пахмутова, Николай Добронравов. Исполнитель: Иосиф Кобзон и др. 2. Фильм «Собачье сердце», 1988 года. В роли Швондера — Роман Карцев.
Глубинная Россия. Больница. - Ну что, Тамара Ивановна, помог я тебе операцию провести? Во! Чтобы ты одна-то делала без меня? Загуляла твоя медсестра. А ты меня ещё утром хотела домой отправить, типа иди, ты пьян опять. - Да, Михал Иваныч, я прекрасно понимаю, что столько выходных было, устали отмечать, да? И тут уже неделю под градусом. Типа работаете! - Ну а чо? Могу же подать скальпель, бинт, отнести-принести, как сегодня. Ты это, Тамара Ивановна, может, как главврач, подкинешь премию какую-нибудь, а? Типа за сложную операцию. - Михал Иваныч, ты в своём уме? Ты вообще-то дворник у нас!
Хотя в брежневские годы действительно не было голодоморов сталинского формата, тем не менее по отдельным деталям можно составить представление о подлинном уровне тогдашнего продуктового изобилия.
1975 год — 21 человек гибнет в давке за жвачку на хоккейном стадионе в "Сокольниках". 1980 год — сытые московские милиционеры насмерть забивают майора КГБ ради обнаруженных в его сумке сокровищ вроде коньяка и копчёной колбасы. 1981 год — принимается специальное постановление Секретариата ЦК КПСС по вопросам снабжения трудящихся такими экзотическими деликатесами, как хлеб и поваренная соль. И т. п.
А в 1985 году к власти прокрался западный наймит Горбачёв и такую страну развалил...
В день когда Римский папа отрёкся от престола я был в Риме и под вечер была жуткая Гроза, именно так с большой буквы. До сих пор думаю - подгадали или Сам гневался?
Никогда не мог понять логику сталинистов, которые начинают в голос орать, когда речь заходит о планах Сталина напасть на Гитлера: «Да как вам это в голову пришло, да мы само миролюбие, да никогда, да как вам не стыдно!» При этом они совершенно не отрицают и всячески оправдывают нападение СССР на Финляндию, Латвию, Литву, Эстонию, Польшу, Иран.
Но мысль о том, чтобы напасть на настоящее исчадье зла — на гитлеровскую Германию, почему-то приводит их в возмущение. Мне кажется, что все дело в том, что сталинисты привыкли воевать со слабыми, а при чисто теоретической возможности воевать с кем-то по-настоящему сильным они приходят в ужас.
Был на нашем пароходе такой случай. Как-то раз, на подходе к одному норвежскому фьорду, взяли мы на борт лоцмана: невысокого дядечку раннего пенсионного возраста с рыжей куцей бородкой и загадочной хитринкой в глазах. Он резво оббежал весь наш ходовой мостик, потом снял с себя непромокаемую форменную куртку, повесил её на спинку лоцманского кресла и разулся. Взглянув на его ослепительно белые шерстяные носки, четвертый помощник Толик спросил капитана: - Радмир Константинович, а давайте скажем лоцману, что ковровое покрытие нашего мостика – линолеум? Капитан, удивленно рассматривая норвежца, лишь отрицательно покачал головой.
С камбуза поднялся кок с тарелкой бутербродов и кофейником для лоцмана. - О, welcome drink! – обрадовался тот и начал как-то ловко складывать бутерброды с колбасой и сыром в сэндвичи и поедать их, попивая кофе. Через несколько минут тарелка опустела, а лоцман, уютно хрюкнув, вдруг захрапел. - Он что, заснул там что ли? – изумился капитан. Толик подошел к спящему лоцману, громко захлопнул увесистый том "Мореходных таблиц" около самого уха норвежца и, принюхавшись, доложил: - Спит! И, вроде как, не пьяный. - Ты чего ему в кофейник налил?! - набросился капитан на кока. - Ничего там не было! - обиженно возразил тот. - Только кофе, который мы два месяца назад в Коста-Рике брали. Все пили - всем нравилось. На мостик был срочно приглашен судовой врач. - Нормальный, здоровый сон, - сообщил он, посмотрев на норвежца. – Хотите, кровь на анализы у него возьмем? - Пока никакой крови! - возразил капитан доктору и вызывал по УКВ местную лоцманскую станцию. Те, почему-то, не очень удивились случившемуся: лишь порекомендовали нашему пароходу лечь в дрейф и дожидаться смены лоцмана.
Очень скоро стало понятно, что свежий боковой ветер сносит нас на норвежские скалы быстрее, чем подходит лоцманский катер. Капитан приказал отдать правый носовой якорь. Услышав грохот якорной цепи в клюзе, лоцман вдруг встрепенулся, соскочил со стула и с криком: «О, чёрт! Здесь же донные мины!» - ласточкой прыгнул с крыла мостика в воду. Несколько секунд все ошарашенно молчали. Первым голос подал Толик: - Спасательный круг бросать будем? – поинтересовался он у капитана. - А по затылку ему попадешь? – капитан смотрел на норвежца, быстро гребущего к подходящему катеру. - Попаду, наверное, - неуверенно ответил Толик. - Тогда не будем, - решил капитан, - круг почти три кило весит, да и денег, однако, стоит, - и он, повернувшись ко мне, сказал: «Сергей Владимирович, запишите, пожалуйста, в вахтенный журнал, что лоцман спрыгнул за борт с крыла мостика и нами была объявлена общесудовая тревога «Человек за бортом!»
Тем временем лоцманский катер, застопорив ход, поднимал своего коллегу из воды. Я посмотрел в бинокль на катер. Там был только один норвежец в непромокаемой лоцманской куртке. Он стоял, поставив, согнутую в колене, ногу на рейлинг ограждения рубки. Между его ботинком и задравшейся брючиной виднелась узкая полоска белого шерстяного носка.
Живописное кавказское ущелье, гид: - Одна из главных достопримечательностей этих мест - это луна, яркая и сочная, как нигде больше на свете. Согласно древней легенде, когда луна тонкая и с рогами, это и не луна вовсе - это злой шайтан ее похитил, спрятал и вышел сам покрасоваться. Звонко поют птицы в знак протеста, требуют вернуть красавицу. И тогда он бледнеет от злости при свете дня. К закату же птицы устают прогонять его и засыпают. Тогда рога его наливаются аццким блеском золота. Сводит этот блеск с ума легкомысленных девиц и заманивает выйти на прогулку. Но и сама луна хороша в час ночной - манит еще пуще. Нет птичьего пения - нет прогулки, вот о чем поют мудрые акыны.
Туристки: - Хитры акыны, и шайтанов нет никаких конечно. Но в целом да - луна тут как местный сыр. Свежая вон какая, аппетитная, здоровенная. Не то что у нас - луна грязная, сыр блеклый...
