Поиск по автору:

У моего бати, а он рыбак по жизни и охотник-промысловик в прошлом, был знакомый на работе - бесхитростный мужичонка. Встречаются они как-то и мужичок ему рассказывает:
- Лавреньтич, я колонию барсучью нашел нор на двадцать, аж вытоптано все вокруг. Думаю взять их всех. - Батя хмыкнул:
- А как брать то думаешь?
-Да хуле, мне Колян присоветовал – верняк!
- А Колян тот, - говорит мне батя - хохмач местный.
-Ну рассказывай, что Колян придумал - интересуется батя.
- Берешь квадрат пять на пять метров, да окапываешь по периметру все норы. И на два метра в глубину, чтоб барсуки не выпрыгнули. А потом по траншее ходишь – только гляди по сторонам, да лопатой наебывай! Че скажешь?
- Ну, ну, - отвечает батя, - так ты на грунте больше чем на барсуках заработаешь.
-На каком грунте?
-Ну который нароешь.
-?
- Это ж кубов пятьдесят будет. "Камазов" на восемь.
-Ух епт!

«Автомобильный номер — индивидуальный регистрационный знак (номер) автомобиля. Он обычно изображается на световозвращающем листе металла или пластмассы (номерной знак) на передней и задней сторонах машины, или на бумажной основе и размещается под передним (ветровым) или задним стеклом транспортного средства.»

Это из Википедии. Ну Википедии тогда еще не было а бумажную основу я уже чувствовал. А вот синеглазые дорожные мухи жужжали наверно всегда. Настал момент когда гаишники в очередной раз озадачились нашей безопасностью или чем-то там еще, и стали нахлобучивать водителей за отсутствие подсветки гос.номеров.
Мы в Приморье к хорошему автопрому привыкли быстрее чем остальные, но в японских тачках штатное номерное место не подходило к нашему формату знаков. Их номера не вытянутые как у нас, а гораздо короче и выше, скорее квадратные. Чуть позже кооперативы стали заполнять внезапно возникший спрос на рамки с подсветкой для номерных знаков которые цеплялись к бамперам, но поначалу номера вдавливали внутрь подсвеченного номерного углубления дугой, причудливо изгибали ломанной бабочкой – кто как нафантазирует.
Я нафантазировал лениво но изобретательно. Каждый раз перед отъездом в ночную командировку, как минимум раз в две недели, я отрывал по возможности аккуратно кусок от какого ни будь картонного ящика со «сникерсом» или «марсом» и тут-же в торговом павильоне черным маркером рисовал заветные буквы и цифры. Отсутствие каллиграфических навыков с лихвой компенсировалось старанием и ожидаемым триумфом.
Получалось очень трогательно. Изготовленный муляж я прикреплял скотчем на штатное номерное место и в ночную дорогу.

Менты конечно меня тормозили, и очень обидно вначале не обращали внимания на по-рождественски подсвеченную сиротливую картонку, но только до того момента пока не начиналось мое выступление:

-Отойдемте чуть,- вступал я, жестом приглашая отойти. Они с удовольствием следовали за мной, видимо предвкушая начало торгов «без протокола». Но привычный им сценарий на этом заканчивался:
-Видно что написано на той картонке?
-Ну видно, - соглашались все поголовно:
- Но сам номер то не подсвечен?!- Начинали они запутывать сами себя, называя индивидуальный регистрационный знак, номером либо госномером. И я продолжал:

-Номер, это не штампованная железка с цифрами и буквами, а уникальное сочетание цифр и букв присвоенное конкретному автомобилю. (Господи, как я красноречив)
-Согласны?
Пока они начинали задумываться я продолжал:
-Вот позвольте, -я осторожно тянул руку и вынимал свой тех.паспорт из цепких ментовских лапок:
-Триста семьдесят пять, - читал я техпаспорт вслух:
- Верно? Верно! – с удовольствием отвечал я нам обоим:
- И обратите внимание, в техпаспорте он написан на бумажке, а тот не освещенный на железке. Одно и то же? - Заставлял я их кивнуть:

- А тот освещенный снова на бумажке, ну пусть на картонке. Хотя какая нам теперь разница. Правда? И видно превосходно!-
Убийственная и очевидная логика поражала их до глубины души.
После вводного курса авторской нумерологии я чуть ли не хлопал служивых по плечам , снисходительно позволяя им сокрушаться по поводу собственной дремучести.
И прекрасно прокатывало до одного случая.

В тот раз нас остановили по дороге в Хабаровск. На Бикине. Молодой летеха бодро проскрипел по морозному снежку, и обойдя седан по кругу, навис над открытым окном:
-Здравствуйте.- Потом представился, и попросив документы, поинтересовался:
-Почему регистрационный знак не подсвечен? – Я слегка озадачившись нетрадиционной формулировкой, попытался качнуть вопрос в удобную мне плоскость:
-Гос. номер, в смысле регистрационный знак, как вы его назвали - это присвоенное автомобилю уникальное сочетание...- начал было я и замолчал.

Его живое, худощавое лицо осветилось улыбкой не хуже моего картонного номера. Лейтенант с нескрываемой радостью закивал, прихлопнул меня по плечу, и радушно показав на будку, чуть ли не побежал впереди:
-Пройдемте!-
Вот что называется - человек подготовился. Он может даже незаметно кашлянул перед выступлением, так проникновенно и даже торжественно звучал его голос:
- Почитайте пожалуйста,- протянул он мне приготовленные томики. Похоже мы с ним были на одной волне, мы даже могли бы играть в одном театре. Я вежливо попытался отказаться, но он так же вежливо настаивал, и открыл на закладочке. Я бегло пробежал по буквам, просмотрел названия книжек - там было все. И кодекс об административных правонарушениях, и ГОСТ с обязательным приложением Требования к установке – было все. А-А-А-А!
И не так как в сегодняшних электронных юридических справочниках с интерактивными ссылками, а так: ссылка, Хуяк - книга с закладкой, еще ссылка, снова Хуяк- другая книга. Я заулыбался и кивнул:
-ЗдОрово!
Летеха был польщен, и заполняя протокол улыбался совсем по-детски. Честно отработал.
Да и настроение мне поднял почти задаром.

Чуду, и выжившим мальчикам, привет!
В один из прекрасных, летних дней, нам с Жекой снова посчастливилось выжить, на этот раз, благодаря воздушному шарику.
По порядку. Откуда брался этот взрывательский зуд у подростков, мы не анализировали. Он просто зудел, а безнаказанные запасы пороха и капсюлей, в охотничьем шкафу моего бати, ушли в опасный минус.
Карбид, в общеупотребительном виде, уже надоел до чертиков. Все сосуды которые можно было спиздить, и плотно заткнуть пробкой, были взорваны, а консервные банки выходить на орбиту, отчаянно не желали. Наши уцелевшие глаза просили огненных зрелищ, а чуткие уши - глухоты. Хочь ложись да помирай - так хочется, чего ни будь взорвать.
Чувствуя нутром, что необходимые знания где-то рядом, я начал книглить и накнигнил книгу. Справочник по химии для поступающих в ВУЗы. Моя старшая и единственная сестра уже заканчивала школу, и чего-то с ним мутила.
ГлАвы про взрывоопасные соединения и их синтез "для чайников", лоховатые составители справочника, пропустили, пришлось читать все подряд и между строк. Остановился на газах.
Блюдя баланс, доступность – эффект, конкретно на ацетилене и кислороде. Дословно там было почти так: взрывная сила смеси ацетилена с кислородом, в несколько раз сильнее взрыва гремучего газа.
Я аж глаза протер, как перло.
Может всему виной был прошедший первомай, но кроме воздушного шарика, в схеме дальнейшей реализации этой идеи, в голову ничего не приходило. Представить себе анорексично-лопоухого подростка, обратившегося к аптекарше: - Тетенька, дайте гандон.- Я не мог.
С шариками оказалось еще сложнее, их не было вообще и нигде. Искали долго, не день и кажется не неделю. Уж и не помню каким образом мы его добыли, может убили октябренка, но прекрасный день настал.
Надробили в бутылку карбида, напялили шарик и вуаля! Хотя нет, еще нужно сходить на завод, и упросить дядю сварщика перднуть в шарик, из кислородного баллона, на опыт по химии, просто пиздец - как сильно нужно. Добрый дяденька перднул, не вынимая папиросы изо рта, и вот теперь - вуаля. Очень доброго дяденьку взрывать не хотелось, и мы с Жекой, задыхаясь от радости, неслись сломя голову, с красным шариком в безлюдное место, словно обдолбанные пятачки на день рожденья Винни, пока в кустах, у дырки в заводском заборе, он не лопнул.
Детство кончилось внезапно, как и тот прекрасный день.
Взорваться нам с Жекой так и не случилось. Наступающая на яйца молодость, внезапно сменила мои приоритеты, и как началось…
Очнулся, мне почти тридцатник и я снова на родине. В монтажной бригаде. Я и два моих брата, тех, что через три… этой самой, колена – троюродные то есть. Ну и бугор, как у любого, если он в бригаде - Серега.
Красавчег. Он у нас был сварщиком. Тем что от Бога. Он варил что угодно, когда угодно, где угодно, как угодно и в каком угодно состоянии. Не выпуская беломорину из зубов, даже под маской. Порой смотришь издалека, дым вокруг него, из под маски, из-под полы и рукавов, а ты и не знаешь, варит он или просто перекуривает. Сколько ему было лет на тот момент, может сорок, а может и семьдесят пять, мы не знали, потому что, как сказал однажды один из простодушных братьев:
-Серый, у тебя морда как будто из мудей сшита.
Ну и рассказал я однажды своей любимой бригаде, про мою неосуществленную детскую мечту.
Бригада сказала щаз, шесть сек. Бляяяя! Этот энтузиазм, да против фашистов. Мы еле утра дождались. Кто-то принес резиновую перчатку. Кислорода, карбида и пропана у нас было столько, что хватило бы запустить в космос, весь наш строящийся, домостроительный комбинат. Но комбинат мы не хотели. Мы надули перчатку по рецепту, и вышли через черный вход в пустой двор. Сверху на надутую перчатку положили здоровенный эмалированный отражатель, типа небольшого таза, с отверстием в середине дна под патрон, и приготовили запал – метровый кусок проволоки с ветошью на конце. Встали вокруг:
-Добровольцы есть?-спросил я, все промолчали. Подожгли запал.
–Жребий,- продолжил я, но Серый не дал мне закончить:
-Ссыкуны молодые, дай,- сказал он, и выхватив у Олега проволоку сделал пару шагов к тазу.
Мы сделали по два шага от эпицентра, и косясь назад, отвернулись. В последнее мгновение, видя, что Серый уже тыкает горящей ветошью в дырку, откуда светилась перчатка, я успел крикнуть:
-Ебало отверни! - и заметить, что он успел отвернуться.
Как въебало!
БЛЯА-АДЬ!
Как обухом по голове. И звук не киношно-громовой и раскатистый, а резкий словно удар хлыста. Звенело не в ушах, звенела голова. Когда я через силу выпрямился, и повернулся, Серый стоял на коленях жопой к ракете и мотал башкой. Мы подскочили, и поставили его на ноги. Не далеко зазвенел, вернувшийся из космоса таз. Нужно было собирать раненых, и срочно уебывать. Поддерживая, неотдупляющего Серегу под локти, мы на полусогнутых, словно обосрамшись, втащились в цех, у Серого под ухом застыла струйка крови. С другой стороны цеха, через главный выход, рабочий люд валил на улицу, а в нашу сторону, что-то орал, маленький и говнистый, цеховой начальник. Главный подрывник таращился по сторонам, и быстро приходил в себя. Увидав, беснующегося вдалеке шефа, Серый дергал нас за рукава и скороговоркой повторял:
-Пацаны, пацаны че он говорит?- А мы ему:
-Он говорит что ты молодец, Серый, и привет передает.
-Ага, блядь, и еще говорит что медаль тебе дадут, Заслуженный-Контуженный.

Леха как-то рассказал случай из детства. Одноклассник и друган у него был закадычный - Колек. Мы с этим Кольком познакомились уже взрослыми, но не думаю что он с детства сильно изменился.
Невысокий щуплый, с бледным, худощавым лицом и вытаращенными, или увеличенными толстенными линзами очков, бесцветными глазами.
Не то что бы он показался мне немного с придурью, хотя… пусть будет - излишне мечтательным.
Ну и бегали они с Лехой часто вместе, по стройке рядом с их домом. А там тогда только котлован вырыли, да фундамент будущей пятиэтажки начали возводить – не очень высоко было.
Бегали они прыгали - веселились, до тех пор пока Леха где-то не сорвался, не упал на спину и не загрустил.
Может и с вами похожее случалось, а со мной было точно. Леха когда рассказывал, я словно там побывал, потому и ржал сильно с его истории.
Так вот это когда неудачно падаешь, сильно ударяясь спиной, и у тебя нет сил не то чтобы подняться, даже вздохнуть. Убийственное ощущение.
Ну значит лежит Леха в убийственном ощущении на спине и на дне котлована, с выпученными глазами, и пытается снова задышать. А друг его верный, Коля, видя что товарищ в «отключке», на помощь к нему спешит. Ну и Леха дальше рассказывает:
-Лежу на спине, вижу Колину харю очкастую надо мной, и Коля мне:
-Леха, Леха че с тобой!? – А я ж молчу - как рыба об лед! Но Коля не растерялся, да как вхуярит мне пощечину справа, потом слева. Больно так, блядь! А я не пошевелиться, ни слова сказать не могу, из последних сил только прошипел:
– Спина! – Леха продолжал рассказывать, а я уже готовился вытирать слезы:
- Это он тебя так от заикания лечил?!
- Не только так! Этот придурок перекатил меня на живот, прямо мордой в грязь, сцепил свои руки замком и как перехерачит меня по спине обеими руками несколько раз.
- Помогло? – всхлипнул я.
- Да, хули, силы нашлись только ради того, чтобы попытаться его убить. Кое как поднялся, схватил первое что попалось под руку - доска с гвоздем оказалась, и пошел за Колей по стройке, потом побежал. Долго гонялся - так и разбегался!

Западное побережье Камчатки, Охотское море, 1983 год, стоим на рейде вдали от пологого и безымянного берега.
Мы с Аркашей практиканты-мотористы. Лето, жара слоняемся с ним свободные от вахты, по главной палубе.
Лева, наш кок, настроил крабовую ловушку в виде обруча с сеткой и куском мяса-приманки, опустил ее с борта на дно, и вытащил огромного, королевского, камчатского краба.
Есть его Лева не собирался, а собирался сделать из него красивый сувенир и отвезти на свою родину в Ленинград.
Вначале он засунул краба в большую стиральную машину для стирки робы и открыл пар. Затем, очень аппетитно покрасневшего, он распластал его на комингсе люка прямо перед окнами-иллюминаторами камбуза.
Одного такого краба Лева уже изготовил. Технология была следующей. Вареный краб красиво раскладывал клешни и лапы на листе фанеры, затем долго высушивался в районе теплого ящика машинного отделения, после чего покрывался лаком и помещался в квадратную метр на метр, плоскую фанерную коробку с ватой.
Леве сказали что такой сувенир в Питере можно легко сбыть в сувенирный магазин за 150 рублей. Месячный оклад Левы отличался от указанной суммы, скорее в меньшую сторону, поэтому осознавая разницу трудозатрат, между месячным кормлением экипажа, и мумификацией краба, в процессе реализации обогатительного проекта, Лева испытывал перманентный экстаз.

От еще горячего, ярко–алого краба красиво поднимался пар, и источалось благоухание. Улыбчивыми гиенами, мы с Аркашей сделали пару ритуальных кругов, внимательно рассмотрели сувенир, и трезво рассудив, что толчковая в ближайшее время ему не понадобиться, отвинтили от краба заднюю правую ногу. Затем, опершись локтями на фальшборт, и по достоинству оценив Левино поварское искусство, мы решили добавить крабу художественной симметрии, и открутили заднюю левую.
На четырех ногах и с двумя клешнями краб все еще продолжал выглядеть по-королевски, но уже с некоторым оттенком минимализма.
- Кто там в Ленинграде вообще в курсе сколько ног должно быть у краба?- справедливо рассуждали мы, и пока рассуждали, краб отдал нам за ненадобностью свою рабочую, правую клешню. В левую он взял сигарету Родопи, и приняв философское выражение лица, стал ждать Леву.
Мы Леве так и сказали: - Там с тобой краб хочет поговорить, наверно что-то серьезное.
Потом мы с Аркашей весело бегали по палубам и трапам, и сильно удивлялись какой длинной может быть ручка у Левиного половника.
Вдоволь набегавшись, Лева подарил нам усеченную версию сувенира, но почему то обозвал козлами.

Уехать в отпуск из мореходки на халяву, никогда не получалось, и какой-никакой аккордик перед отъездом необходимо было слабать.
В тот год нам двоим попался самый незамысловатый - сделать охудивительную деревянную решетку на чугунную батарею-радиатор в командирском кабинете.
Все уже почти было готово и дело оставалось за лаком.
В моем городе, за 350 км от Владика, на тот момент были сосредоточены самые крупные мебельные предприятия Дальнего востока, и лак с морилками можно было вытащить через любую заводскую дырку. Я поехал.
Неизвестный работяга налил мне двухлитровую банку нитро-лака, цвета и консистенции гречишного меда.
Поезд возвращался во Влад в 9.00, на завтрак и первую пару я не успевал.
Нужно упомянуть, что мой отец уже тогда был пчеловодом, и без меда на гостинец друзьям, в бурсу я не возвращался. В тот раз было влом тащить с собой две банки, главным образом и из-за опасения, не довезти до места ни одну из них. Добравшись до кубрика, я засунул банку с лаком в рундук и ушел на занятия.

Наша рота из 60-ти человек была поделена на две группы, и занятия проводились одновременно, но в разных аудиториях. В кубрике нас тогда жило пятеро, Толстый с Паней из первой группы, а я с Хавой и Карлой из второй.
К тому моменту в нашей компании сложилась необычная традиция, даже вид спорта, приносить с собой с завтрака печенье или пряники, пока утром есть еще не хочется, шхерить их в те немногие места которые можно было придумать, а после второй пары нестись в кубрик и пытаться все найти и сожрать до возвращения другой группы. Обид никогда не было – был азарт.

В тот день на завтрак, который я пропустил, давали печенье и соревнование началось без меня. Первую группу отпустили раньше, поэтому они победили. Больше всех победил Толстый.

Я его встретил в коридоре. Он шел со стороны умывальников, и ковырял пальцем глубоко во рту.
Случилось так , что Толстый, прибежав первым, обнаружил в рундуке банку якобы меда, схватил печенюху и жирно зачерпнув ею из банки нитро лака, закинул в рот.
Проглотить нечаянный деликатес он, слава Богу, не успел и ринулся к умывальникам - промыть хлебальник.
Нитро лак, вступив в реакцию с водой, начал трещать и лопаться прямо во рту.
Сейчас выпускаются детские сладости, которые начинают потрескивать на языке при контакте со слюной, но в те времена таких изысков еще не было, и Толстый первым поделился с нами необычным эффектом:
- Охуэнно, - сказал он, ногтем отколупывая с альвеол остатки лака, не вытаскивая изо рта палец, и округлив глаза:
- Чуть пасть не разорвало!

Старый знакомый рассказал случай из своей юности.
Дело было поздним и морозным, зимним вечером. Их с товарищем подкараулила компания гопников, и так как силы были не равными, оставалось «рвать когти». Ну Юра и рванул, сначала по дороге, потом через забор, оторвался вроде. Потом по инерции и для надежности еще через один, и бежит по снежному огороду. Вдруг его вырубает неожиданным ударом по лицу чем-то острым и тяжелым. Поднялся с колен, от погони вроде оторвался. Осмотрелся, вокруг никого и ничего подозрительного. Лицо пощупал - в крови. А потом он их разглядел. Те кто постарше наверно помнят эти всегда огромные при свете дня - толстые, зимние, женские панталоны. «С начесом»! Они бывало подолгу болтались на общих бельевых веревках и пугали детей. Именно они, не отжатые после стирки и задубевшие на морозе висели гильотиной на веревке, вдоль которой мчался потерпевший. Вот такими были наши, отечественные СНОГСШИБАТЕЛЬНЫЕ ТРУСЫ.

Для того, чтобы словить кайф от бега по тонкому льду, ты должен быть ребенком наверняка.
Вы бегали в детстве по тонкому льду? Кайф?! То-то ж!
Прежде, ты так-же "наверняка" убеждаешься в том, что не утонешь, и даже внезапно провалившуюся ногу сильно не замочишь, если, конечно, вовремя ее из лунки успеешь выдернуть.
У нас перед старой школой была такая лужа. В удачный год - настоящее стеклянное море с деревьями.
И бежишь "на перемене" по прозрачному льду над осенней листвой, едва касаясь его ногами - легкий как пушинка, а лед гнется под тобой и гулко взрывается длинными трещинами.
У меня такие воспоминания. А тут мой двоюродный брат, Женька, недавно на рыбалке про свои рассказал.
Ему уже под шестьдесят, но тоже детство пытался припомнить. Или оно его?
Пошел, говорит, на охоту за фазанами. Начало ноября. Первые заморозки.
Экипировка охотничья – как полагается. На ногах сапоги-скороходы болотные с отворотами под самые яйца. Места у нас здесь, на левобережье Уссури, болотистые.
Ружье, нож охотничий на бедре, патронташ - опять же, рюкзак. Одет по сезону.
Красота вокруг – неописуемая. Главное - людей нет. Про вонь от столичных свалок знаешь только из газет. Хрустишь сам себе сухой травой и листьями, и воздух звенящий, по-осеннему пряный, вдыхаешь.
–Вижу, говорит,- лужа. Ледком затянута, неглубокая совсем и маленькая. Пять метров в ширину, десять в длину. Обойти с любой стороны, и уйти бы куда душе угодно, подобру-поздорову.
Ан нет, блядь, детство вспомнил.
Щас, думаю, с разгончику, на цыпочках - как в детстве. Помнишь? – Я, начиная улыбаться, помнил, и покивал Жене.
– Разгоняюсь, на втором шаге проваливаюсь по щиколотку, а скорость то набрал по старой памяти - почти лечу! На третьем - по инерции, проваливаюсь уже почти по колено, и ногу выдернуть не успеваю…
...И-и-и как ухуярился вооруженный до зубов – вдребезги, чуть ли ни с головой под воду.
Повезло, что с разгону далеко под лед не ушел! Так бы и застыл там, с ружьем на мелководье, фантиком под ледяной стекляшкой – девчоночьим детским "секретиком".
Вы их тоже помните?

Сидя в офисе с низкими потолками, вы так не размахнетесь, и ощущений таких не испытаете.
Коля смог это сделать, отчасти потому что он был на рыбалке и под открытым небом, но в большей мере благодаря своему таланту находить приключения в серой повседневности.
Коля сейчас адвокат, но не из тех кто никогда не вылезал из офиса, а наш – народный до мозга костей, весельчак и балагур. Под два метром роста, кстати.

Дело случилось весной, когда на спокойных водоемах по утру еще случаются ледяные забереги.
С вечера, со своим рыбацким компаньоном, который заодно - сосед по дому, они поставили сети по «чистой воде», и переночевав по домам, с утра поехали забирать улов.
Место, от самого берега где начиналась снасть и до середины озерка, затянуло тонким припоем, и чтобы проверить ее и снять, не разрезав надувную лодку об острые, ледяные края, Коля вырубил из леска увесистый дрын - метра три длиной, и назвал его ледоколом.

Молодая осинка своей вершиной удобно лежала в руках, Коля размахнулся прямо с берега, и рассек ее увесистым комелем, тонкий ледок перед лодкой.
-Хороша дубина?! – С удовольствием поинтересовался Коля у соседа.
-Отличная дубина! – Согласился сосед: - С оттяжечкой! - и залез в лодку.

Надувная, трехметровая резиновая лодка, сосед сзади «на веслах», а Коля впереди на коленях на дне лодки стоит, чтобы равновесие не потерять, дали оглядывает и по сети медленно подтягивается - рыбу высматривает. Отвлекся в общем.

Коля, если вы помните, и стоя на коленях довольно высокий - размашистый.

Они дошли до кромки неразбитого льда, Коля взял в руки заготовленный дрын и энергично размахнулся, чтобы прорубить во льду следующую полынью.
Когда Коля обернулся на глухой звук от своего замаха, свалившийся с лодки сосед, уже почти полностью ушел под воду.
Скрывшись под обломками льда, сосед быстро очухался, встал на ноги, и стоя по грудь в ледяной воде спросил у Коли:
-Коля, а можно я с тобой на рыбалку больше не поеду?

Кстати, Коля и меня зовет на рыбалку. Пока очкую!

Все нецензурные слова, охи, вздохи и междометия из текста безжалостно вырезаны по рекомендации Роскомнадзора, и давнешней Надиной просьбы.

Владивосток, Эгершельд и самое начало 80-х.
Многочисленные корпуса двух морских училищ на высоком морском берегу, обдуваются томящим июльским ветром, коридоры учебных аудиторий пусты и безмолвны. Курсанты, в основной своей массе, разъехались по отпускам и ушли в морские практики. Нашей роте, будущих судовых механиков, в этот год учебная программа приготовила практику судоремонтную. После морских и заграничных приключений прошлых лет, такая перспектива ничего кроме уныния не внушала, но как оказалось зря. На судоремонтном заводе, куда нас спровадили практиковаться, нужды в недоделанных специалистах явно не испытывали.
В первый день сбора у проходной, мы в полном составе получили дневные талоны на питание в заводской столовой, и разбрелись по территории. Ничего интересного, скажу я вам. Ржавые борта судов у причальных стен, промасленные спецовки мотористов, унылые производственные цеха – херня полная, если бы не СТОЛОВАЯ. Чудо, а не столовая. За пятнадцать минут до открытия, рота уже гребла копытами у ее дверей, и жадно раздувала ноздри, вдыхая съедобные ветры из столовского вентилятора. Что нужно человеку в девятнадцать лет кроме знаний, тонко чувствовали мы – пожрать. После бурсовских «бадяг», и стратегических консервов со штампом «неликвид», от которых, даже спустя сорок лет, только от заклинания «тефтели из частиковых пород рыб в томатном соусе» с ног сбивает изжога, наш дружный рой густо накрыло божественным нектаром. На следующий день, с утра всосав талоны мы, в ожидании обеда, разбрелись кто-куда, но подальше от грустного ВСРЗ.
Все местные из нас, Владивостокские то есть, мгновенно оценив, чудесно свалившуюся, не контролируемую «лафу», занавесили практику и подались по домам к мамам. Что еще нужно девятнадцатилетнему курсанту кроме старой доброй мамы, ну и школьной подружки? И самые продвинутые из наших не местных, ушли жить к другим добрым женщинам, и хоть и к чужим, но зато молодым мамам. И слава Природе, город портовый, и как бы не хотелось какой-то из дам запастись терпеливым целомудрием, просто «хотелось», часто оказывалось сильнее. По слухам, дамы попадались и очень добрые, но наши немногочисленные герои-матросовцы явок не сдавали, и выживали как могли по одиночке. Ожидающих же большой, но чистой любви к ровесницам - нас, неприкаянных, и оставшихся в подавляющем меньшинстве, судьба тоже не обидела. Она дала нам массу свободного времени подумать о вечном, и толстую пачку жрачных талонов «за тех парней», на каждый божий день. Просто пришел наш час, ведь любая система обязана время от времени давать сбой. Получив в 8.00 талоны на проходной, мы проходили по дороге через весь завод, и сквозь дыру в заборе возвращались досыпать в еще теплые и не застланные шконки.
Самым трудным занятием в этот период жизни, внезапно оказалась ежедневная необходимость к 8.00 оказываться на заводской проходной и получать продуктовые карточки за всю роту. Морская рациональность скоро взяла свое, и на осуществление этой технической процедуры, немногочисленной командой стал снаряжаться один человек. Ну как снаряжаться, жребием и перспективой получить пиздюлей, за сорванный акт чревоугодия. Накидывали еще идею, сшить гонцу красную повязку для пущей убедительности, чтобы на вопрос: –А где все? Он вскидывал руку к козырьку и кричал:
- Уполномоченный девятой роты для получения талонов прибыл! – но проржались, и оставили все как есть.
Через пару дней здорового питания, уже освоившись, и не боясь сглазить прущую удачу, мы уже не втуливались стеснительно, по трое-четверо за один столик, а восседали каждый за персональным, без пробелов заставляя его тарелками и блюдцами.
Я подозреваю, что и поварих мы здорово радовали, когда вместо ежедневных, угрюмых, чумазых и неудовлетворенных рабочих харь, на них глянет вдруг, растворенное в полуденном солнечном свете, благодарное, осоловевшее счастье. Чтобы не раздражать особо нервных трудяг вселенской несправедливостью, и своим не здоровым аппетитом, мы завершали действо еще до обеденного гудка, и раненые в живот из последних сил возвращались, и расползались по кубрикам. А что еще нужно сытому и выспанному курсанту, если вечером тебя еще ждет самоволка с портвейном и приключениями, в который раз начнете вы… - и правильно!
Пиво! Расположенный рядом с мореходками продовольственный магазинчик, не мудрствуя лукаво выкатил пивную бочку не на улицу, а во двор, прямо к нашим окнам. Неудачно то, что пиво было на розлив и у нас не было канистры, и снова повезло уже с осветительными плафонами. Одно ловкое движение и плафон превращается…, превращается в трех с половиной литровую банку. Продавщицы были в теме с прошлого сезона, и даже не прибегали к мерным кружкам. Опять не повезло с тем, что «спалившись» с заряженным плафоном, был риск, заставлять себя следующие три года отдавать долг отчизне в ВМС, но был Нюша наш незаменимый организатор, и нам с ним фартило. Хотя он и считался почти местным, с нами ему было интереснее, и Нюша зарядил пустым плафоном первокурсника Климова.
Климов казался пройдохой под стать Нюше, и ему сгонять за пивом было как раз по рангу, да не просто не «впадлу», а сильно в радость. А хули, чего бы и не по пивку с полуофицерами мать их высочеств, когда почти «на шару». Проследив из окна, как наливается янтарем наш матовый сосуд, мы лениво опрокинулись на панцирные сетки. Через пару минут пришлось вскочить от громового дуплета в нашу дверь, похоже Климов на полном скаку въебался в нее ботинком, почти одновременно с головой. Он залетел в кубрик, оторвал от груди наполненный, и чудом не расплесканный плафон, протянул вперед, и загнувшись из последних сил выдохнул:
-Дежурный!
Не вопрос. Всосать три литра пива в жару и без кондиционера, тренированному курсанту… Вчетвером же, теряли время только на отрыв победного кубка от предыдущего, даже животы не вздулись. Климову было нельзя, он с трудом справляясь с волнением и одышкой, упал на пол и закатился под первую попавшуюся шконку. Привычно вкрутив разряженный плафон в евойный патрон, мы распахнули окно и выдохнули. Дежурным, оказался наверно лучший, из возможных вариантов. Сложно адекватно оценивать чужой, старше твоего возраст, когда ты еще совсем юн и таким пока не был. Ну если на вскидку – он был еще не батя, но и на танцы уже не ходил.
Каптри открыл дверь, не спеша сделал пару шагов вперед и осмотрелся. Мы уже стояли по «смирно», но по-дембельски, с заслуженной ленцой в глазах.
-Самоподготовка?- поинтересовался он в пустоту.
-Такточнотарищкаптретьранг,- играя в давно нам известную игру «кто первым обоссытся», сказал кто-то из нас, насколько возможно серьезно. Дежурный, пряча в усах лукавую улыбку, кивнул, но уходить явно не собирался:
-А Климова никто не видел? Я чуть было не икнул, справляясь с отрыжкой, ну надо же какая популярность на первом курсе. Мы, вспоминая как он мог бы выглядеть, задумались. Внешне, являя собою что-то среднее, между поручиком Ржевским и еврейским интеллигентом, дежурный улыбался глазами и в черные усы:
-Ну и Климов,-офицер не спеша продолжал развлекаться: - А мне сказали что он сюда побежал. Климова вложили, подумали мы. Дежурный взялся за стальную дугу кровати, и резко сдвинул ее в сторону. С задержкой в десятую секунды, вслед за кроватью последовала пара климовских ботинок, и приглушенно стукнула об пол под матрацем. Офицер, расплывшись в улыбке, обвел нас взглядом, и проделал тоже в другую сторону – трюк повторился, но до эффекта пресловутого, двадцать пятого кадра, Климов явно не дотягивал. Кто-то из нас потихоньку зарыдал. Дежурный наклонился, и зацепив матрац рукой, откинул его в сторону. Такого подвоха Климов не ожидал. Уцепившись посиневшими пальцами в панцирную сетку кровати, он еще мгновение смотрел в пустоту над собой, еще не понимая, что стал видимым. Его по детски подвижное лицо, с выпученными серыми глазами и закусанной от старательного напряжения губой, одновременно выражало страх, отчаянье и восторг. Мы сложились. Дежурный из-всех сил стараясь удержаться от рыдательных конвульсий, но решив нас добить окончательно, наклонился еще ниже, и глядя Климову глаза в глаза выдавил:
-Так вот ты какой, Климов!

Июльский, морской ветер, плавно колыхая светящиеся небом шторы, задувал в окно… размечтался бля. Не было у нас никаких штор, зато было прекрасное настроение, предвкушение вечерних приключений и вся впереди жизнь!

Леха - мой хороший знакомый, тот самый который отнес в милицию соседскую руку,
https://www.anekdot.ru/id/734110/
парень беспредельно порядочный, вежливый и вдобавок набожный. Хотя я не знаю точного контекста понятия набожности в текущем отечественном моменте, но в церковь по воскресениям он ходит.
Это не мешает Лехе изредка напиваться «вхлам», (с его слов) с бывшими однополчанами – контрактниками, и немного витать в облаках. Еще он упрямый, педантичный и очень бережливый.
-На кой хер сдались тебе эти моря? – говорю я ему, а он решил сходить в путину, –а супруге что делать? Не врубаешься что ли, в Корею уже съездил, поработал и хуле? Вернулся - худее чем был. - А он в ответ:
- Я ей дилду купил,- и улыбается,- я ж говорю, хороший парень.
Только упрямый очень. Поехал устраиваться.
После одной из поездок во Влад на трудоустройство, рассказывает:
-Владик, часа четыре – пять утра, а я же город не знаю нихуа. На какой-то развязке потерялся – напрочь. Выезжаю на эстакаду. Где они шхерились? Догоняют, мигают. Торможу. (далее с его слов в моем изложении)
-Генерал-сержант Полосатопалкин, ваши докумены.- Леха протягивает, вокруг ни машины, только огни красивого города:
- Вы выехали на встречную полосу.
-Ой, извините пожалуйста я очень плохо ориентируюсь, не подскажите как мне правильно отсюда выехать.- А разговаривает Леха тихо очень - почти смиренно.
-За выезд на полосу встречного движения штраф до 5000 рублей.
-Извините, у меня только пятьсот.
-Три тысячи.
- Могу только пятьсот, больше нету.
-Или лишение прав от 4 до 6 месяцев.
- Я послезавтра в море ухожу, через пол года как-раз вернусь.
Получится вообще бесплатно.
-Тысячу.
- Пятьсот.
- Ладно, давай.
- А не подскажите как выехать на Океанский?
- Прямо по встречке, метров 300 и уходи вниз направо.
-Спасибо!
-Счастливого пути!
Так и не дорого совсем получилось - дорогу узнать.

Про собачий разум было намедни. Я не сумасшедший собачник, но порою он, их разум, просто не постижим. Про своего пса не буду, дабы не упрекнули в предвзятости.

Наш городишко разделен рекой на две части. На левом берегу частный сектор, а на правом многоквартирные дома, в основном пятиэтажки. В них и живет основная народная масса. Лет двадцать назад, на левом берегу реки, к тому времени уже долгие годы, традиционно функционировал городской рынок. Туда, на выходные, съезжались автолавки из городских магазинов, ближайших сел, крестьяне везли что Бог послал, ну и прочие «спекулянты».
Из городской части, в основном на автобусах, к часам девяти утра и чуть пораньше, подтягивалось голое и голодное население.
В районе городского Дома культуры, это самый центр, в то время обитала очередная стайка собак, наверно такие есть и в любом другом городе. Шкуродеры у нас особо никогда не зверствовали, и сокращали собачье поголовье, видимо, если только поступали жалобы на их агрессивность. Почти все, кто в то время регулярно по субботам и воскресеньям «скуплялся» на рынке, наблюдали такую картину:
На автобусную остановку подходили собаки, могла быть одна, чаще две или три. Они спокойно стояли в толпе в ожидании автобуса, интеллигентно пропускали основную массу народа, и не спеша залазили в числе последних пассажиров. Хвостатые проезжали одну остановку до моста, хоть это и совсем рядом , еще одну через длинный мост, чинно сходили на нужной и трусИли на рынок по своим делам.
Общее расстояние не больше километра, казалось, почему бы им и не пробежаться, собакам, или людям почему не прогуляться. Скажу почему – не удобно и опасно. Мост длиной метров восемьсот. Узкие пешеходные дорожки, по обе стороны движения, даже не ограждены леерами, а автомобильное движение весьма интенсивно. Раньше машин конечно поменьше было, так за то и страшнее они были гораздо. Ну и сильно не уютно, особенно в межсезонье гулять над рекой, ветрено у нас. Возвращались они тоже автобусами, зайцы короче, а не собаки. Хотя иногда, в хорошую погоду, и пешочком прогуливались.

Ученые уже пишут о наличии собачьего интеллекта, многим это было понятно и без ученных, меня вот что удивило:
Многие наверняка встречались с такой ситуацией в человеческом мире в качестве наблюдателя либо наблюдаемого.
Например, в маленький городок приезжает «столичный» человек, явно выпадающий из привычного визуального ряда, одеждой, манерами даже осанкой. И оставаясь в наблюдаемом меньшинстве, он старательно изображает полное безразличие к повышенному вниманию ко своей персоне.
Так и эти особи в автобусе, прекрасно зная, что это о них разговаривают, на них смотрят и указывают пальцем, изо всех сил старались показать полное безразличие. Видно только, что глаза неподвижно напряжены, но даже ухом не поведут.

Инстинкты, подражание. Ну допустим. Была у бабушки собачка, которая вместе с ней каждую неделю по выходным на автобусе ездила на рынок. Потом она отрывалась от бабушки, шкуляла кости у рыночных мясников, и наевшись снова присоединялась к бабке. Потом бабушка почила, собачка одичала, но вспомнила сытный маршрут, дни недели и время. Не будучи жадной, решила не крысятничать позвала с собой друзей, научила их пользоваться общественным транспортом. Остальным просто оставалось скопировать ее поведение. Оставим их с их привычками и подражательством.

У моей тещи было два пса. Миша и Боб. Миша взрослел вместе со своим рахитом, и превратился в здорового, длинного, круглого и черного крокодила. Миша сидел на цепи, тогда как Боб был вольным.
Боб, расхристанный пудель, с удовольствием ездил с тестем на машинах, путешествовал на море, спал на диване с подушкой и гулял где хотел. Однажды днем Боб возвращался оттуда где хотели и его, подошел к своему дому и увидел такую картину.
Трое пацанов стоят у его дома и через забор дрочат Миху. Один из них особенно старался. Он корчил рожи, чего-то блямкал языком, показывал Мише жопу и всячески оскорблял.
Миша к тому времени был достаточно раскайфованным, и уже состоявшимся псом. Тесть с тещей перебрались в построенный совсем рядом новый дом, и отдали Мише свой старый. После будки, в трехкомнатном пентхаусе, хоть и первый этаж зато на горе, в условиях стеснен он не был. Летом Миша обычно любил отдыхать в затененной прихожей, за прикрытой входной дверью, а когда его что-то заинтересовывало, но было в лом подниматься, он просто толкал деревянную дверь лапой, и осматривал владения, пока она снова медленно закрывалась.
Еще Миша сильно не любил насмешек. Однажды тесть гладил его пузо, и шутя сдавив его с боков ладонями, заставил Миху случайно перднуть. Все бы ничего, но смеяться тестю явно не стоило, что Миша ему тут-же и объяснил, хотя и невербально, но очень убедительно.
Короче, сейчас он скрежетал натянутой цепью по проволоке, ведущей из дома во двор, и громко нервничал. Самый распоясавшийся задротыш уже недвусмысленно показывал Мише, чего бы он с ним сделал если бы Миша вдруг отвязался. И с Мишей и даже с Мишиной мамой. А у Миши развязаться, и сделать тоже самое с мальчиком, никак не получалось.
Утомленный Боб понаблюдал за этим безобразием со стороны, не спеша подошел и молча схватил самого шумного пацана за жопу.
Какую неожиданность принес мальчик домой в шортах мы не знаем. И еще мы не знаем какими рефлексами, инстинктами, и примерами руководствовался Боб, а ведь и дразнили даже не его. И кто научил Боба хватать мальчиков зубами за жопу, причем самых противных?
Мой тесть Вася?

Сон мне приснился. Коронавирус закончился, а долбоебов с депутатами из дома так и не выпустили.

Сегодня я настроился, взял себя в руки, и избавил свою семью от незыблемого и зловещего того, что есть в каждом доме – ПАКЕТА с ПАКЕТАМИ.
Теперь у нас с пакетами – МЕШОК!

Прошла неделя с горем пополам
Дожили еле
До воскресенья
Великодушно, позвольте нам
Хоть раз в неделю сесть на мели

Хоть раз в год
Спаси нас плот!
Год от суши спасенья ждем
*Третий день дождь
Над Миссисипи
Третий день в плоту
Под дождем.
(* 2 раза))

Компания из четырех друзей, всем до тридцати, с женами решила спуститься по реке Уссури на морском спасательном плоту ПСН-10. Двое суток в прозрачных августовских водах, вдоль живописных берегов. Я был главным вдохновителем. Настроил гитару, удочки. Сочинил блюз, тот что простонал выше, а моя супруга решила показать остальным, кто из всех жен самая главная - передумала ехать в последний момент, закатила истерику, и не пустила меня.
Из всей нашей компании я развелся первым.

Страшно интересно.

У меня есть часа полтора для написания рассказа, поэтому сразу пришпориваю, но не забывая при этом, пытаться погрузить вас в пучину времени – в восьмидесятые.
Взял в руки калькулятор, набрал на нем 1986, отнял 2018 и немного оху...дивился - 32. Заново сверил даты, снова потревожил счетное устройство, так и есть – 32. Саньку я знаю 32 года.
Познакомились мы по необходимости. По моей необходимости. Я, с двумя товарищами, в тот момент зарегистрировали кооператив - студию звукозаписи, и нуждались в звукозаписывающих устройствах. Приобретенные нами звукозаписывающие устройства нуждались в текущем ремонте, а мы в Саньке.
Саня был, есть и надеюсь будет – телемастером. Это он в советское время так назывался. Теперь название его профессии трудно определить однозначно, он ремонтирует или приводит в чувство все устройства в которых еще дышат электроны.
Так случайно оказалось, что мы оба проживали в одной и той-же девятиэтажной малосемейке, даже в одном крыле, он на первом, а я на третьем этаже. Немного позже момента создания нашей студии звукозаписи, с нетривиальным названием «Полифон» и большим пальцем на вывеске, Санька замутил свой видеосалон. Это был прорыв, мой прорыв к кинематографу. О существовании видеомагнитофонов основная масса советских людей тогда только начинала догадываться, но у Саньки он уже был, «видик» – «Электроника». Каждый вечер, скорее каждую ночь, когда заканчивались сеансы в его видеосалоне, видик с пачкой кассет переезжал ко мне, развивая во мне вдохновенный ночной энтузиазм, и следующую за ним, дневную тормознутность. Частенько в мои двенадцать квадратных метров, с женой и сыном, набивалось с десяток друзей с их женами и подругами, и они, сидя друг на друге, тяжело дышали если это была порнуха, и старались ржать в себя, чтобы не разбудить моего сына, если шла комедия. Ну и собственно незатейливая история.

Я заскочил к Саньке в видеосалон, вернуть кассеты. Шел сеанс. Судя по дальнейшему развитию событий - фильм ужасов.
В сумрачном фойе здания, где он арендовал помещение, прямо у двери в кинозал стоял мальчик лет десяти, и озираясь по сторонам, дрожал. Я подошел ближе, мальчик посмотрел на меня вытаращенными от ужаса глазами.
-Ты чего трясешься?
Мальчик заикаясь ответил:
- Страшно!
-А почему не уходишь? – Снова поинтересовался я, а мальчик, продолжая трястись, ответил:
-ИНТЕРЕСНО!

Товарищ рассказывал. Попалась ему подруга в молодости ну очень страстная в постели. В момент наивысшего этого самого она плакала, и кричала: - Мама, мама! Он, не будь дурак, сказал ей как-то, чтобы она вместо мамы звала сестру.

На днях, с самого утра, к нам в офис (юридическая контора) заходит чувак.
Лет до сорока. Ростом чуть выше среднего и с плечами шириной в дверной проем.
Поздоровался и спрашивает: - Можно у вас заявление составить?
- Какого рода? – Интересуюсь.
- Нападение. – Ответил он, опустив голову, потом снова встретился со мной взглядом, и смущенно улыбнулся:
- Напали на меня.
Мне на мгновение стало даже интересно, кому могло прийти в голову напасть на такого человека, если он не в клетке.

Мы с коллегой, Галиной, работаем в одном офисе, но занимаемся разными делами, и по работе почти не пересекаемся.
Это была ее тема. Я сказал, что ее рабочее время начинается через час, чувак обещал подойти.
Он подошел, когда Галина уже заканчивала беседу с какой-то нудной тетенькой, и подсел к ее столу.

-Я в общаге живу, - виновато начал он, и мне почти уже все стало понятно. Поясню и вам.
Так называемые «общаги» наверняка известны и многим из вас. В нашем городке их четыре. Еще их называют малосемейками. Здоровенные девяти-десяти этажки, одно или двух подъездные с длинными продолами – коридорами, и однокомнатными клетушками-квартирами от 16 до 22 кв. м. по обе стороны.
Отличительной их особенностью, вне зависимости от того в каком городе они находятся, пожалуй, является бОльшая часть жильцов, их населяющих. Поэтому выглядят они одинаковыми не только снаружи, но и внутри.
Темные коридоры, заваленные мусорными пакетами, обоссаные лифтовые, лифты закончившие свое функционирование вместе с Советским Союзом, орущие и топающие до полуночи по коридорам дети, ну и эти, вечно молодые-вечно пьяные соседи.
Ну и вот.
Они начинают беседу, я в это время чего-то втыкал в Интернете, и едва услышав предполагаемое начало, про пьяную кампанию в коридоре, ничего более не воспринимал, погрузившись в свое.
Один момент я только отметил в самом конце их беседы, и даже повернулся посмотреть.

-Нет, - отвечает мужчина на какой то вопрос Галины:
- Я никого не избивал, я просто вышел, и этих троих вот так отодвинул.- Он поднял руку, которую венчала кисть размером с крупный чайник, и плавно провел этим веслом перед собой, показав как все было.
Я хихикнул про себя. Потом забыл все это, вспомнил через пару дней, и спрашиваю у Галины:
-Что там случилось с тем мужиком?
-А, - махнула она рукой, припоминая. - Пятерых долбоебов отпиздил.
Не на того напали, получается.

Еще зимой начало капать из корпуса водонагревателя, такая бочка в 80л., висящая в моем доме на стене в цокольном помещении. Западло, конечно, ему всего лет пять-шесть отроду.
Я подставил под него таз, пусть, думаю, капает, пока греет. Изучил вопрос с ремонтом, возможно капало через прохудившийся ТЭН и рассматривал возможность его замены.
Вскоре капать перестало, видимо прореха затянулась ржавчиной или осадками. Махнул рукой, и отложил. Тем более зима, а в цоколе температуру выше 10-ти я не накручиваю, и по долгу чего-то там крутить не очень комфортно.

А неделю назад в эл. щите сработало УЗО, устройство отключающее эл. сеть при утечках, чтобы вас током не е&нуло. Ну, думаю, пора взяться за него. Рассматриваю, а у него на внешнем баке уже коррозия под краской вспучилась – на помойку.

Объявляю, сидя перед телевизором, жене о предстоящих расходах, на приобретение водонагревателя, говорю ей, где стану искать, и чуть позже включаю комп.

В поисковой строке Гугла набираю «DNC Владивосток» это одна из крупнейших Российских компаний торгующая, в том числе, и бытовой техникой, с Владивостокскими корнями и сносными ценами.
Пока я это набирал, первым предложенным Гуглом вариантом стало «DNC водонагреватели». Я почесал репу, и поделился новостью с супругой.

Мы чего только не искали, и не покупали за последние три года через интернет, но только не водонагреватели. Я почему говорю про три года. Три года назад на компе крякнула материнка, и после ее замены, буквально вся система стала новой. Никаких историй запросов, если они даже делались пять лет назад, остаться в браузере не могло. Ну ладно, думаю, совпадение.

Вчера вечером листаю YouTube на телевизоре - на чем глазу остановиться, останавливаюсь на популярном шоу «Что было дальше?». В процессе шоу один из его участников Леха Щербаков, берет свой смартфон, говорит ему: -Окей Гугл,- и задает ему свой вопрос.
И вдруг с Лехой начинает разговаривать мой телевизор.

Я почему говорю «вдруг», потому что купленный нами пол года назад китайский телик TCL на Андроиде, никак не хотел исполнять данную функцию раньше.
Я чего только не делал с ним, и не из необходимости, а прикола ради – ноль эмоций. Я плюнул на его кривое ПО и забыл.
А вчера проанализировал и вспомнил, что неделю назад у телека обновилась прошивка, и эта сука, оказывается, неделю нас подслушивала, откуда узнала про водонагреватель, и доложила Гуглу. Кому и о чем эта китайская телевизора еще настучала?! Очкую теперь, потому что часто матерюсь -слов не хватает, оценивать окрест.
Я ее, падлу, сегодня выведу на чистую воду!

«…И кое что еще, и кое что другое
О чем не говорят, чему не учат в школе»
Из пошлой песенки 70-х.

Совсем не учат - как выбирать себе жену.
Однокашника встретил через пару лет после мореходки - достаточно суровый, но бесхитростный парень.
- Как дела? – Он и рассказал.
На его молодой и истосковавшийся в море либидо, запрыгнула чувиха, и жили они совместно, между его рейсами.
У молодой чувихи на плечах к тому времени уже было два ребенка. А тут однокашнику тема подвернулась, устроиться в длительную и денежную загран – командировку во Вьетнам на трубоукладчик. Он был с дипломом и «визирован», но советская власть, к тому что уже имелось, требовала наличие семьи и членство в КПСС. Он стремительно женился на упомянутой подруге, установил отцовство, и вступил в партию, но... в длительную и денежную командировку вместо него поехал сын одного из городских коммунистических функционеров, и даже без профильного образования.
Теперь уже мадам, однокашника, оказалась редкой прошмандовкой, и в сухом остатке он приобрел: редкую прошмандовку, двух малознакомых детей, работу в портофлоте и членство КПСС накануне "перестройки". Так себе, букет.

Этот рыхлый чувачок был под два метра ростом, с пухлым, розовощеким лицом и не проходящей, детской улыбкой на нем.
Когда я устроился на работу в Стройтрест нашего городка (с призрачной целью быстрого получения квартиры) он уже был его главным энергетиком. В участке малой механизации его все знали еще со времен когда он числился электро-механиком, отбывая срок на поселении.
Тогда же на 90% бывший и действующий, уголовный контингент нашего участка дал ему и погоняло – Пута.
Рот у Путы не закрывался ни на секунду, он постоянно мутил с левыми шарами, проводами и столбами к растущим как на дрожжах гаражным кооперативам, за что, либо нечто подобное, наверно, и был сослан судом на исправление в нашу глухомань из большого города.

Мне рассказали только один случай, когда Пута молчал с обеда до самого вечера.

В ведении нашего участка были разного рода механизмы которыми мы обеспечивали другие строительные подразделения.
В том числе различные подъемники. Тот подъемник о котором пойдет речь представлял из себя строительную корзину для 2-3 штукатуров, которые находясь в ней снаружи строящихся жилых домов двигались вверх-вниз, и делали свое дело.
Сама корзина представляла из себя площадку шириной около четырех метров, с метр в глубину, с леерным ограждением по периметру и проводным пультом управления.

Подвешивалась эта корзина к двум трубам-консолям метров по семь длиной, выдвинутым с крыши на полтора метра с блоками для тросов на внешних концах, и местом для навешивания грузов-противовесов с их обратной стороны. Эти консоли поднимались на крышу вручную веревками либо краном, если его еще не демонтировали.
Квадратные, чугунные блины-противовесы, всего штук двадцать, килограмм по пятнадцать каждый поднимали на крышу пятиэтажки пешком по лестничным маршам – та еще зарядка.

Очередная корзина была установлена еще до обеда, но не до конца.
Установили консоли, завели тросы, противовесы решили установить ближе к вечеру, и бригада разъехалась по обедам.

Пута, отвечавший за электро-подключение, приехал, когда на строй площадке уже никого не было.
Он быстро накинул концы проводов от подъемника к эл.щиту, и запрыгнув корзину поехал вверх - проверить сработку верхнего, концевого выключателя.
Тот отработал штатно, а когда Пута, почувствовал странное, невесомое ощущение после остановки, отвел от него глаза, и осмотрелся на чем вообще он висит, увидел оба обратных конца консолей, которые оторвавшись от поверхности крыши, плавно качались в воздухе.
Ехать назад Пута благоразумно не решился, он даже не стал звать на помощь когда увидел вернувшуюся с обеда бригаду, чтобы зря не сотрясать воздух. Те и так все поняли.
Спасали Путу в полной тишине, впервые бледного, грустного и абсолютно молчаливого.

Приходити к нам лечица!

В предпоследний раз я был в гор. поликлинике, слава Богу, лет тридцать назад. Мы тогда вместе с двумя братьями меняли место работы и нужно было пройти мед. комиссию.
У окна в регистратуру было людно и наша очередь подошла уже ближе к обеду.
Из-за стеллажей с историями болезней, не спеша, и сильно хромая, к окошку подошла бабушка.
Глядя через толстенные линзы очков, она записала наши фамилии и скрылась там-же откуда пришла.
Ждали мы ее с час. Она возвращалась еще сильнее хромая, и держала в руке только одну мед. карту.
-Кто из вас …,- она назвала мою фамилию. Я отозвался. Бабушка посмотрела на меня поверх очков, и протягивая мне карту, пропела:
- Счастливый мальчик!
Я возражать не стал, но на всякий случай трижды сплюнул.

А тут мне снова справочка понадобилась, даже не одна - целая медкомиссия. Нужно было обновлять разрешение на оружие, а без справки от психиатра никак. Еще никак без справки от нарколога, о прохождении флюорографии, отсутствии сифилиса и присутствии зрения, уха, горла и носа, хуй пойми чего и от кого еще, и самая главная справка - заключение главного, худого и злого начальника поликлиники - терапевта.
Когда, спустя неделю, я наконец до него добрался, и снял футболку, он грубо меня ощупал, ткнул пальцем в мою пупковую грыжу, видимо проверяя встает от этого хуй или нет, и выдал заключение.

Теперь несколько фрагментов чуток в зад хронологии отмотаю.
Я тогда прочно завис в очередях гор. поликлиники, но ощущения от того, что меня от чего-то вылечат так и не испытал. Хотя, с сифилисом получилось просто.
Девчонки в белых халатах пили чай прямо за столом с кровавыми пробирками, когда я открыл дверь к ним в кабинет, поздоровался, улыбнулся и сказал: - Я подожду.
Ждать к тому моменту я уже научился.
Девчонки засиживаться не стали, и через несколько минут пригласили меня войти. Одна из них взяла мой паспорт, чего-то быстренько начеркала на маленьком бланке, расписалась, и воткнув печать протянула мне справку. Я сказал спасибо, но поинтересовался:
- А вдруг у меня сифилис?
На меня подняла глаза вторая, та что была посимпатичней, мгновенно оценила, мило улыбнулась и ответила:
– У вас его точно нету!
Ну уже слава Богу.

В одном из следующих кабинетов на меня вдруг накинулась бабка, тоже в халате. Смотря куда-то в сторону, она завалила меня на кушетку, заземлила мою ногу стальной цепью, и кажется что-то прицепила к голове, или к пальцу - не помню. Я был сосредоточен на ощущениях, в ожидании того, что сейчас меня ебнет током.
На мой последующий за измерениями вопрос:
- Как мои дела? – Бабка не без удовольствия каркнула:
- Есть изменения.

Какого рода изменения и относительно чего я, будучи излишне мнительным, на всякий случай уточнять не стал.

Психиатр, а он еще был заодно и наркологом, находился в старом здании гор. больницы на другом конце города.
Потыкавшись во все решетчатые двери с психами, наркоманами и алкоголиками, я наконец нашел его кабинет.
За древним столом в небольшой комнате с одним окном на приеме сидела медсестра, моя одноклассница Ирка.
В ожидании врача мы с Иркой неспешно трепались, а рядом, на лавке ждала приема женщина средних лет.

Неожиданно скоро, для наших с Иркой тридцатипятилетних воспоминаний, хлопнула входная дверь.

Сутулый доходяга с впалыми глазами, отрешенной гримасой на лице, и растянутыми костистыми кулаками карманами халата, посмотрел сквозь присутствующих, и порывисто нырнул в узкую, темную каморку, дверь в которую была открыта:
- Проходите, - крикнул он через несколько минут.
Женщина, что была впереди, несмело поднялась, и шагнула за сумеречный порог. Она сидела в каких-то полутора метрах от меня, и хотя их лиц я не видел, слышно было прекрасно.

-Рассказывайте! – Услышал я доктора. И женщина начала. Она долго и путано пыталась рассказать о своих, кажущихся ей странными ощущениях. Говорила о приступах паники, по поводу и без, бесконечной депрессии, её мучительных переживаниях, и разного рода боязнях.

-Так чего вы конкретно боитесь?- Загремев невидимыми канцелярскими принадлежностями, неожиданно перебил ее доктор. Женщина задумалась: - Я даже точно не знаю – ответила она, всхлипнув.
– Мне кажется….. она сделала паузу, мне кажется я вообще всего боюсь.

Я, удрученно слушая, и уже начиная сопереживать пациентке, с навалившимися на нее проблемами, аж лицом просветлел, когда снова услышал доктора:
- А ВЫ НЕ БОЙТЕСЬ!

Ай да доктор, ай да Гиппократ!

Скажи мне кто твой друг и я скажу кто ты?!

Я не знаю, кто это придумал, но попробую высказаться, а вы мне ответить.

Год 86-87. Мы на каком-то моем задротном параходишке стоим на рейде Петропавловска-Камчатского. После вахты отпустили в увольнение. Автобус, дорога вдоль всего его побережья, пиво, одна история которую я уже рассказывал здесь и еще пиво в двух 3-х литровых банках, принесенное на борт. И Серега.
Чуть ниже состоится наше с ним знакомство.
Башка у Серого была большая, наверно как у меня 60-61, но для него это было простительно. Для меня, с моими ста семидесяти пятью, голова такого размера скорее ноша. А Серый, под 190 см. был широченным полуконем, с огромными, круглыми, немного сумасшедшими глазами, и вдобавок горным лыжником, кмс-ом из Кемерово.
Причина нашего посещения Петропавловска была в том, чтобы забрать невизированную часть экипажа плавбазы (рыбаков), которая уходила куда-то за рубеж во фрахт. Серый был частью этого экипажа. Не помню кем именно.
Мы пересеклись на трапе, когда я спускался с полными трехлитровыми банками на свою палубу.
Не припомню, что он у меня спросил но я, видя новое и немного потерянное лицо на своем пароходе, гостеприимно предложил ему отведать камчатского пивка у меня в каюте. Петропавловское пиво – отдельная тема, о нем тогда ходили легенды, и передавались моряцкими устами в моряцкие уста.

Посидели небольшой компанией, много говорили, все выпили и разошлись. Во время возвращения во Владик мы встречались с ним еще несколько раз, типа привет-привет. Я друзей не искал, и он в них не навязывался.
Потом приход во Владивосток. Серый зашел попрощаться, и спросил не займу ли я ему денег до тех пор, пока он не получит свою зарплату за всю путину (около года). Дальше не всем будет понятно, почему я ему отдал, по памяти, примерно половину своего месячного оклада, заранее предполагая, что мы с ним уже никогда больше не встретимся. Может потому, что однажды сказал мне мой отец (бывший моряк) что бичам (морякам на берегу) нельзя отказывать, а скорее потому, что деньги меня никогда особо не возбуждали. Без всякой надежды на возврат денег, я по его настоятельной просьбе, рассказал, когда собираюсь вернуться.
Припомним, что тогда до мобильной связи оставалось хуева куча лет. Простились. Не телефонов, ни адресов.
Возвращаюсь во Влад. Ночь в пути. Смотрю в окно вагона, серое утро, перрон, туман – все как всегда.

Кроме одного, Серого. Он стоял одинокий и квадратный, в чем-то темно-джинсовом, в тумане, вместе со своей огромной башкой с круглыми глазами и…. цветами.
Я тоже охуел!
-Ты охуел?!- так я и спросил, спрыгивая с подножки, а он ржать и обниматься. Это было утром, около девяти. Серый объявил, что заказал столик в кабаке к обеду. Не помню, где мы шароебились до этого времени, а потом за стол. Где-то в 12. Зал ресторана «Приморье» был пустым, и только начинали подходить на «комплексный» обед клерки из соседних контор. Выделялся один стол. Наш. В обед. Заставленный всем, что можно себе представить, обладая богатым воображением.
-Прошу! – протянул руку к столу Серый.
После того, когда мы накатили по паре коньяка, Серега поднял палец, и достал из кармана какую –то штучку. Он поставил ее на стол.
-Зырь! – сказал он мне, сдергивая кожаный футляр с карманных механических часиков стилизованных под напольные. Голос у Серого был низкий, густой и громкий словно из пароходной трубы.
-Тише, бля! – Прошептал я ему, прижав палец к губам, когда к нам обернулись почти все.
Он покрутил настройки своими нерегулируемыми пальцами, и поставил часики посреди стола:
-Щас! - Сказал он уже чуть тише.
Зал к тому времени уже наполнился посетителями, чинно и молчаливо вкушающими свои обеды, и украдкой поглядывающими на наш необычный стол. По Серегиной команде чего- то ждем. Дождались. Посреди мерного постукивания ножей и вилок, напольно-карманные часики стоявшие передо мной, выдали самую длинную и противную механическую трель, из всех которые я когда-либо слышал. Люди перестали жевать, и уже в открытую уставились на нас.
Если кто-то из читателей и слышал популярный в 80-е годы джинсовый возглас , выражающий крайнюю степень восторга или восхищения, то только не в Серегином исполнении:
-МОНТАНА! – проревел он будильнику, одновременно с тем, когда я уже утратил «хорошую мину», и пытаясь не опрокинуться, дрыгал ногами.
-ДАРЮ!

До моего отхода в рейс оставалось два – три дня, а Сереге нужно было дождаться окончательного расчета с пароходством. Мы на удачу поехали к моей подруге, чтобы попробовать, там перекантоваться. Подруге-подруге.
Мы с Наташей никогда друг друга не возбуждали. А с Серегой они возбудились, и пыхтели на соседней кровати всю ночь, или даже две,(давненько было) словно в последний раз.
На следующий день Серега позвал меня вечерком прогуляться. Я отказался, и он отвалил один. Вернулся он ближе к полуночи, закинутый неизвестными колесами и алкоголем, с огромным американским флагом-полотенцем на голове. Сказал, что сдернул его с чьего-то балкона, и предложил совместно сдернуть еще один. Наталья к тому моменту уехала, договорившись со мной, где оставить ключи от квартиры.

Мне нужно было уезжать, до выхода в рейс оставалось совсем немного времени , но оставить Серого в чужой квартире я не мог.
-Все, уходим - сказал я Серому. Его не отпускало.
-Сейчас! - сказал он мне.
Серега сел на кровати в лотоса и начал медитацию. Сидел он так несколько минут, громко бормоча, что-то непонятное, и тяжело дыша. Потом резко спрыгнул с кровати и сказал: -Идем! Меня хватит на пятнадцать минут!
И добавил: -Леха! – проникновенно, - Бабу тебе хорошую надо!
Я это запомнил, но с «бабами» вышло так как вышло и гораздо позже.

Мы запрыгнули в автобус и через несколько минут были на Луговой.
В этом месте Владивостока пересекались несколько центральных городских улиц, и светилась неоном пара ресторанов. Выпрыгнули на остановке в темноте на сопке прямо над одним из них. Мне нужно было ловить такси, или ехать на трамвае, я еще не знал, для трамваев было, наверно, поздно.

Я был «на мели», Серега об этом знал, а мне и ненужно ничего было – завтра в рейс. Пришло время прощаться. Еле видим друг-друга в свете фонарного столба. Прощание «давай!» тогда только набирало обороты:
-Пока,-говорю, протягивая руку.
-Стой! – говорит Серый, тянется к нагрудному карману рубашки , достает оттуда пачку денег, отделяет от них примерно половину, и энергично протягивает мне.
-Иди нахуй! – отвечаю. И даже не потому, что это его зарплата за пол года. Он смеется, пытается меня убедить их взять. Все это быстро происходит.
В тот момент, когда я решил, что вопрос исчерпан, Серый резко засовывает мне в карман рубашки эту половину пачки. Часть из них вываливаются у меня из кармана, я наклоняюсь чтобы их подобрать, а Серый как ломанется в ночь.
Теперь я знаю как бегает двухметровый горнолыжник в ночи. Через мгновение я только смех его слышал. Больше мы не встретились.
Серый, не знаю, когда и как ты стал моим другом, ПОМНЮ, ЛЮБЛЮ!

На анекдот не тянет - слишком глубоко.
Сегодня рассматривал клейкую ленту на Али, в корявом слогане контекстной рекламы случайно открылась истина, наверняка от Ли Бо:
"Не платите больше за меньше!"

Сегодня с утра, перед работой, решил тортик прикупить, чтобы потом в очереди не стоять. Бежим с ним мимо городской площади бодренько так в -30, вижу зеленый вагончик, и вспомнилось.
Городок у нас не большой, и площадь ему под стать – не большая. Тем не менее и елка праздничная на месте и горка, и разгоряченный народ обычно сразу после курантов и салютов, подтягивается на новогоднюю тусу, оставляя после себя горы мусора и пустых бутылок. А несколько лет назад администрация ли, или по инициативе ОВД на этой площади, рядом с елкой, установили маленький зеленый вагончик , и повесили на него табличку, кажется «Дежурная часть», чтобы, значит, было кому за порядком следить, и где погреться зимним милиционерам. Могу предположить, что при скудности городского бюджета, финансовый вопрос решался не без помощи местных предпринимателей-спонсоров, так называемых «лесников» (лесозаготовителей-экспортников). Все бы было ничего, и это событие осталось бы незамеченным, если бы не излишнее усердие или креативизм безымянных филантропов. Их чуть позже даже проиллюстрировали на одном из центральных каналов.
Перед самым входом в этот вагончик была установлена большая, в цвет вагончику, урна на которой отчетливо красовалась надпись: «ДОМИК ДЛЯ МУСОРА».

ТАКСИДЕРЬМИСТЫ
Довелось мне поработать в конце 8о-х в парочке строительных предприятий а ля СССР.
Приморье. Не знаю как в других регионах, но у нас получалось что более 50% строителей были действующими или бывшими «химиками» так их называли, осужденных по «легким» статьям. Я не знаю как это точно именовалось, может колонии поселения может еще как. Было у нас и одно химическое предприятие, но пересекался я с ними в строительстве. Да и разницы принципиальной нет они были такими же химиками как и строителями. Все, как и все люди, разные, но концентрация «разности» на единицу поголовья зашкаливала. Этот феномен легко объяснялся работой сита советского правосудия, загребавшего везде и высыпавшее просеянное и застрявшее в сите чрезвычайно разными недостатками строителей коммунизма, локально. К нам на участок малой механизации, среди прочих, высыпался Бабай. Высыпался давно и когда я туда устраивался он уже был свободен. Маленький, сбитый, подвижный чувачок с большой, заросшей щитиной круглой мордой, и спадающими на плечи густыми черными волосами. Не помню как его звали, хотя конечно помню, все звали его Бабай. Веселый, общительный и улыбчивый он если и сидел на месте, то стоял а если стоял, то всегда что-то рассказывал. Он и рассказал. Весь их отряд располагался тогда в обычной девятиэтажной общаге с выделенным и отгороженным под них этажом. Замутили они с одним соратником, срубить пару не лишних рублей на уик энд. Получилось чуть больше- 3р.50коп. Ну как получилось… Поймали они с подельником воробья и решили его прокачать до волнистого попугайчика. Раздобыли перекиси водорода и для начала клиента обесцветили, ну чтоб краски значит заиграли. Советские времена были достаточно блеклыми, и в поисках цветового разнообразия глаз мог зацепиться разве только за белые валенки, и то если в декабре еще не выпал снег. А тут такая радужная задача и с такой же перспективой. Задумались и шкульнули в своей химической лаборатории цветных пастиков, вернее одну шариковую ручку с четырьмя разноцветными стержнями. Выпучили глаза, выдули пастики на молбэрт и вдохновились. Я хуй знает, что у них получилось в конце, но тленку удалось достаточно быстро сбыть проходящему мимо, и в ту-же общагу, младшекласснику. То-ли мальчик плохо учился и тупил, то-ли у него не было книжек с цветными картинками попугаев, но запал он на редкую птицу не по децки. Где юный орнитолог раздобыл серьезные по тем временам деньги история умалчивает. Может расхуярил в радужном экстазе мамину копилку, да мало ли, но воодушевленной живым искусством, неокрепшей психике это оказалось под силу. Художники добавили 12 копеек и заслуженно ушли на отдых, из которого их вскоре выдернул звон общего сбора. Как обычно всех в одну шеренгу и перекличка, после которой в длинном коридоре рядом с дежурным офицером замаячила мадам за руку со знакомым нам мальчиком. Как вы догадываетесь не опознать Бабая было невозможно даже не очень внимательному пацану. Бабай очевидно поэтому здесь и находился. Мальчик вскоре остановился и кивнул на Бабая:
–Вотон.
-Ну, рассказывай как все было,- подошел офицер.
-Я у них купил попугайчика.
-Ну и что дальше?
-Принес его домой.
-И?
-Он чирикнул и сдох.

Недавно в обсуждалке я заикнулся про то, что в советскую 20 копеечную монету помещается 100 японских иен, просили рассказать.

Эта была наша первая морская загран. практика. Пассажирский теплоход «Хабаровск» стоял на линии Находка-Йокогама-Находка, и в основном довозил транзитных туристов-кругосветников, уже добравшихся из Австралии в Японию, до Транссиба.
Нас, курсантов принятых в штат в качестве мотористов, было трое Сундук, Вава и я. Те кто родом из советских шестидесятых, могут себе представить эйфорию двадцатилетних пацанов, впервые оказавшихся за кордоном в 1984-м.

Из-за этого, для меня первый приход в Японию оказался особенно грустным.
Еще утром по громкой связи объявили, что экипажу не занятому вахтами, предлагается на выбор два варианта увольнения на берег. Либо дикарями, группами по три-пять человек под присмотром одного из комсоставщиков, по Йокогаме, либо на посольском туристическом автобусе на экскурсию в Токио.

Сундук с Вавой к обеду уже гуляли по Йоке, а я с токийской группой остался на судне ждать автобуса.
Ждали долго и нервно, но автобус за нами так и не приехал. Стоянки короткие. Попрощавшись с пасмурным и душным Йокогамским портом на десяток дней, мы взяли обратный курс.

Сундук с Вавой были переполнены эмоциями от своих японских приключений, и с удовольствием выплескивали их на меня:
-Леха! – Уже ностальгировали они, перебивая друг – друга.
- Это ж полный …! Торговая улица вся в кафеле и ковры из магазинов прямо на улицу. И огромные корзины с джинсами и кроссовками на распродажах!
Но их самым захватывающим приключением стала атака на вендинговые аппараты с напитками.

Старший брат Вавы, будучи моряком, поделился с ним этим секретом.
Оказывается 20-ти копеечная советская монета повторяет диаметром японскую монету в 100 иен - один в один, и хотя на ощупь иена кажется несколько массивней, автоматы якобы принимают ее за свою. Вава затарил двадцатками оба кармана.

На популярной, среди моряков торговой улице Йокогамы, не далеко от порта, Сундук с Вавой приметили один из автоматов, улучили момент когда старший группы скроется с глаз, и засунули в щель автомата монету.
За 20 копеек у них получилось купить громкую и очень тревожную сирену, которую выдал автомат в ответ на покушение, и сотню метров спринта от места преступления до людного перекрестка, где они смешались с толпой.

В следующий наш приход в Йоку я все-таки решил добить вопрос с Токио, и рискнул оформить дубль на экскурсию. Поездка состоялась. Вава поехал со мной, с ним направились и два его, набитых монетами, кармана. Пропущу описание всей экскурсии по Токио, слава Богу теперь этим никого не удивишь, и сразу отправимся к этим самым торговым автоматам на Гиндзу, к которой нас привезли поздно вечером.

Уже даже не смеркалось, оторвавшись от группы, мы с Вавой гуляли по ночному Токио.
Вместо выцветшей СЛАВЫ КПСС нам отовсюду подмигивали неоном симпатичные японки, переливаясь, скользили по стенам иероглифы, звучала музыка, и не спеша шуршали мимо лакированные автомобили.

-Леха! – очень громко прошептал мне Вава, - Смотри!
Я посмотрел в направлении его вскинутой руки. Неподалеку, прямо на пересечении двух широких улиц, огражденный со всех сторон светофорами и зебрами пешеходных переходов, светился огнями безлюдный, автоматный остров.
-Держи! – Вава, высыпал в мою ладонь жменю монет и мы побежали к автоматам.

Каких напитков в них только не было. Точнее, мы не знали какие напитки там были, кроме узнаваемых нами – колы, кофе, чая и фанты. Все по 100 иен.
Нескончаемые ряды разноцветных баночек, бутылочек, коробочек, пакетиков и стаканчиков смотрели нам прямо в душу, предлагая, и не оставляя выбора - бомбить!
Я просунул в щель первые двадцать копеек, и на всякий случай приготовился рвать когти. Монета не спеша прозвенела по лабиринту и вывалилась в возвратный карман. Автомат молчал.

В следующее мгновение, приняв двадцать копеек запущенных Вавой за чистую монету, казалось весь этот остров, выдохнул волшебное «К-х-х-х-е !!!», и зажегся сотнями красных стрелок. Вава нажал первую попавшуюся, и в лоток глухо выпала, запотевшая бутылочка.
Бинго! Тут-же сработало и у меня!

Словно беспроигрышные игральные автоматы они кряхтели наперебой, предлагая нам отведать нескончаемые образцы японской пищевой промышленности.
По нескольку банок мы всосали «не отходя от кассы, и набив все-что можно набить в легкой летней одежде банко-бутыльками, поскакали к автобусу. Затем с удовольствием порадовали прохладительными напитками всех наших немногочисленных попутчиков, и всю обратную дорогу до Йокогамы пытались не обоссаться.

И был еще один, последний подобный опыт в следующий наш приход.
Йокогама в тот день праздновала собственную годовщину, и в ожидании грандиозного полуторачасового салюта, тысячи японцев начали собираться на набережной вокруг морского вокзала, еще с обеда.
Мы вдоволь нагулявшись по Йоке, вернулись в порт когда уже стемнело и представление только начиналось.

Обнаружив возле безлюдного продуктового магазина, неподалеку от места нашей швартовки ряд торговых автоматов, решили снова попытать удачу. Получилось. Уже под дождем, с трудом дотащили два объемных, расползающихся бумажных пакета до судна, и устроили дринк-пати. К обеду следующего дня по громкой связи экипажу объявили, что накануне вечером в торговых автоматах портового магазина было обнаружено большое количество российских и греческих монет.

Кроме того, прибывший на борт японский представитель, предупредил о том, что в случае задержания правонарушителей, они будут отданы под суд в Японии.
Опасаясь обыска, мы с Вавой спешно выхлебали оставшиеся жидкости, и выкинули банки в иллюминатор.
И, как говорится - концы в воду!

Да, еще! В этой истории подвис вопрос этического характера нашего проступка. Скверно, конечно, мы поступили. Читай своровали. В оправдание могу сказать, что никогда ничего не воровал ни до не после этого случая - даже мысли не возникало.
Здесь было совсем другое - риск, азарт и юношеский долбоебизм. Примерно с тем же настроением и успехом мы долбили по бедным газировальным автоматам на Владивостокской набережной.
Так что японцы пусть еще скажут: - Аригато!
Шучу. Теперь стыдно, конечно. Пардон!

Толян был начинающим спиннингистом, и мы на его новой лодке с мотором решили втроем спуститься по Уссури. Весело передавали опыт, байки под рюмочки, ночной костер и т.д.
Энергии Анатолия было..., вернее не было, предела. Несколько раз за наше путешествие, а оно было два полных дня и одна ночь, он выпадал за борт собственной лодки в холодную воду и был доставаем мною за "шкварник" обратно под совместные радость и хохот. Толик в отличие от учителей выловил ленка, причем бросая блесну в противоположном от рекомендованного направлении. Кстати, еще он зацепил хорошую для наших мест щуку кг на 3, но мы ее упустили. Я к концу первого дня технично вытащил худую травянку, грамм на 500. Эта история благополучно закончилась, не без сопутствующих "приколов", о которых я не без удовольствия вещал в последствии общим друзьям и знакомым. Особенно живописно я описывал то, как он смотрел на меня из под воды и шевелил как сом усами.
Через год заплыв решили повторить. На трех моторных «резинках», в каждой по два человека, мы втроем, будучи спущенными на воду километров за 70 до места назначения, начали путешествие вниз по течению Уссури. Программа та же, что и в прошлый раз; поохотиться – порыбачить, выпить-закусить, заночевать и двигаться к дому. Компания была новая, поэтому я рассказывал вновь прибывшим прошлогодние истории, про выпадения из лодки нашего персонажа, под всеобщий добродушный «ржач». Подтвердить было некому, поэтому он спокойно все отрицал, говоря (имея ввиду меня) –« Да он все ……..!, ну типа врет».
Для полного живописания нужно еще сказать о том, что главный герой выглядел как техасский рейнджер. Добротный камуфляж, «берцы» на ногах, кожаные беспалые перчатки, конечно усы, и все это венчала темная ковбойская шляпа из кожи кенгуру, привезенная им из Австралии.
Ну дак, сблизившись к обеду всеми тремя лодками, решили отметить начало «процесса» прямо на воде, с сальцом, колбаской и лучком. У главного героя был якорь, которым он и заякорился на самой быстрине, в метрах 30-ти от обрывистого берега. Мы с товарищем подошли к нему и привязались к лодке. Воды в Уссури по весне много, а река быстрая, так что якорный конец аж гудел. Третья лодка уже привязывалась с другой стороны, мы вдвоем, сидя в носу своей, не торопясь доставали «реквизит», я уже резал сало, когда наш герой, объявив «Пойду-ка я отолью!» энергично взгромоздился на корму своего судна, одной ногой становясь на транец, второй на борт. Предчувствуя продолжение, но дабы не быть обвиненным в «накаркал», я заморозил взгляд на недорезанном куске сала и почти застыл, чтоб не шевелить лодку, так же тихо себя вел и мой товарищ… Слышим «БУЛТЫХ!». Терзаясь смутным предчувствием, медленно поворачиваем головы к корме и видим обращенную к нам усатую мокрую физиономию в красивой шляпе, стремительно уплывающую вдаль. На лице моего товарища появилась блуждающая улыбка, и он так тихо, чуть подняв глаза, говорит: «Теперь я тебе верю».

Дима, друган, рассказывал. История из мединститута как и та, что про мужской половой хуй.
После сдачи зачета, один из юных врачевателей подошел к преподу и протянул зачетку. Тот повертел ее в руках, поставил пятерку и отдавая студенту констатировал:
-Пиздато.
-Заебись!- Кивнул довольный гиппокрад.
Препод тряхнул ушами, и медленно сняв очки, уточнил:
-Зачетка, говорю, БЕЗ ДАТЫ.

Друг мой, Димон, рассказывал лет 15 назад. Может и баян не спрашивал. Учился он во Владивостокском мед.институте и на одном из занятий в аудитории препод то-ли обратился к одной из барышень, то-ли она сама вызвалась, хотя вряд-ли... В общем на вопрос как именовался на старославянском мужской половой орган она сильно стесняясь и краснея пропела - Х-у-у-й? - Да, отвечает препод. - Это то, что я вам поставлю в зачетку, а ответом на мой вопрос был уд.

В догон за вчерашней историей про молодого звонаря, еще одна околоцерковная и тоже музыкальная. Ну хотя бы для того, чтобы исчерпать тему. Пришло однажды время c аудио кассет перейти на СD. Выгреб из машины и гаража остатки кассет, набил пару пакетов и отдал теще, может что и понравится. Музыку я слушаю разную, но в основном это был вменяемый отечественный рок. Теща к тому времени только ушла на пенсию, и все лето пропадала во саду ли в огороде. На ее крыльце стояли две огромные дискотечные колонки, оставленные сыном, и задавали солнечное настроение всей округе. Для полноты картины нужно представить театр будущего представления. Дом ее стоит на крутом, под сорок пять градусов, склоне. Над головой, сразу за небольшим огородом - церковь, снизу дорога к церкви, огибающая с двух сторон тещин участок. Если ты стоишь посреди огорода - видишь все, но и минус огромный - все видят тебя. Отзвонила воскресная служба, и прихожане, большей частью женщины, пестрыми летними стайками потянулись вниз по склону, огибая тещин участок. Теща, в известной огородной позе, заняла почетное место на верху, посреди огорода, как и положено - головой к храму. Если бы в этот момент очередную песню затянул Гребенщиков, никто бы и не заметил – просто продолжение воскресной службы, но в магнитофоне был заряжен сборник, и микрофон у Бориса вырвал Шнур. Задорный и ритмичный музыкальный проигрыш даже успел слегка поднять всем настроение. Ничего не подозревающая теща, мирно щипала траву, некоторые прихожане лениво обернулись на верх. Так бы и ушли медленно, не переходя на рысь и не оборачиваясь затравленно, и теща бы осталась стоять на грядке, а не неслась вниз к магнитофону, но Шнур кое-как вытерпев вступление, заорал:
- А вы пришли сюда, затем чтоб веселиться. И потанцевать, если повезёт. А песня моя она как птица. В воздухе летает и бешено орёт.
Камон, эврибади – двигай жопой суки, бляди!

Знакомая одна рассказывала. Матершинница, кстати, как и все мои старозакальные, знакомые продавцы. Перестроечные годы, и у нас в приморье только начали открываться частные магазины. Людмила Петровна к тому моменту уже была пред пенсионного возраста и устроилась в один из таких к своей давней подруге. Подруга эта трелевала из поднебесной разные хозяйственные ништяки, а время от времени заказывала контейнеры с товаром, с "Западу" отечества. Работа была простая, из орудий труда огромные антистрессовые счеты и кассовый аппарат Ока, от модного «каркулятора» она по-старообрядски отказалась бесповоротно. В один из полувыходных дней, когда Петровна работала одна, в магазин позвонили, позвонили из Москвы. Девушка на проводе попросила:
- Примите пожалуйста факс для Смирновой! Петровна услышала фамилию хозяйки и согласилась:
-Давайте!- сказала Людмила Петровна, взяла авторучку и плотнее прижала трубку к уху.
В трубке противно запищало. Расшифровать писк она не умела, и отложив авторучку за ненадобностью, повесила трубку. Вскоре снова позвонили. Девушка в трубке вежливо сказала, что у нее что-то не получилось. А хуле, подумала Лидия Петровна, наберут на работу дур и хотят чтобы у них что-то получалось. Но вслух Петровна ничего не сказала, она была вежливым продавцом, хотя и любила матюкнуться. Она заняла позицию на табуретке и прислушалась к Москве. Москва молчала и дышала в трубку.
– АЛЕ!, крикнула ей в ухо Петровна.
– Да, вздрогнула Москва, стартуйте.
Петровна слегка напряглась, и на всякий случай приготовилась к скандалу:
- Че?
- Стартуйте, вновь приказала Москва.
- Я не понялА, опешила Петровна и зависла.
Девушка в трубке продиктовала номер:
- Это ваш факс?
Номер Петровна узнала, особенно пять последних цифр, и согласно кивнула:
- Ну.
- Когда я скажу стартуйте, настаивала девушка, нажмите кнопку и повесьте трубку.
- Стартуйте!
Петровна вспомнила про большую красную кнопку за спиной, о которой ей говорила хозяйка, резво вскочила и хлопнув пятерней по стене с кнопкой, кинула трубку на телефон. Заебала, не успела подумать Петровна, как снова зазвонил телефон. Петровна посмотрела на часы - пора закругляться. Она задвинула щеколду на входной двери, телефон не унимался. Она нервно сняла трубку:
- Да! Звонила знакомая. Они недолго побеседовали, Петровна рассказала ей про ебанутых москвичей и попрощалась до вечера. Телефон, не успев принять на себя трубку, снова зазвонил. Терпению ветерана прилавков приходил конец.
- Але, там снова заговорила Москва, а в дверь магазина громко постучали. Девушка в трубке продолжала:
- У нас что-то не получается…
В дверь магазина стучали все сильнее и казалось ногами. Петровна, не отпуская от уха трубку, прыгнула к окну. За окном стояла милицейская машина с включенной мигалкой, а на крыльце магазина долбились в дверь два автоматчика с собакой:
- У нас не стартует, продолжала девушка.
- Блядь, крикнула Лидия Петровна в трубку, ломанувшись к двери, и с грохотом уронив со стола телефон, успела закончить фразу:
- Я хуй знает, кто у вас там не стартует, а у нас уже менты с автоматами приехали!

СМАЗАТЬ ТРАП

Историю мне рассказал один из коллег по Дальневосточному Морскому Пароходству в 80-х.

Они были друзьями и оба закончили одну и ту же мореходку, но с разницей 2-3 года.
Мобильники в те времена не помещались в чемоданы, и поэтому время от времени: - Бабушки, подростки и вашу мать одноклассники!- Люди друг–друга теряли.
Кто терялся не надолго, а кто и с концами.
Но эти друзья встретились. Встретились они на одном пароходе когда младшего из друзей к этому пароходу «приписали». Общаются душевно значит - обмывают приписку в каюте, и молодой старшему, который к тому времени перешел из разряда начинающих четвертых механиков в третьи, говорит, не буду мол работать на этом корыте – хоть убей.
То ли транспортная линия на которой стоял это пароход его не устраивала, что скорее всего, то ли по каким другим причинам.
Только старший друг ему отвечает что - хуй ты мол отсюда съебнешь.
И объясняет это дикой нехваткой плавсостава и особенно четвертых механиков.
А кроме того у нас, всех бывших курсантов, существовала обязанность по получении морской специальности, отработать в плавсоставе ММФ не менее пяти лет.
Быть же выгнанным с работы по причинам какого-либо служебного несоответствия – значит навсегда поставить крест на своей карьере.
А молодой и предлагает, спорим? Сбрызнули и по рукам!
Пару слов для понимания интриги.
На флоте есть такое правило-традиция (по легенде - еще с Петровской подачи) спускаться по трапам, какими бы крутыми они не были, исключительно лицом вперед, иначе - моветон и западло в одном стакане. Да и как спускаться, скорее слетать на локтях или на одних ладонях едва шаркая каблуками о балясины, сверяя траекторию полета с положением тела, особенно в качку.
А в машинном отделении морского судна, трапов положе 70 градусов я и не припомню. Такое блядство - попой вперед, негласно позволяется, может даже приветствуется, только девочкам в коротких юбках и на каблуках, если вдруг они полюбопытствуют погрузиться в пароходское чрево.
Так вот, молодой этот спор выиграл следующим образом.
Вначале он обеспечил негативное впечатление о себе старшего ком.состава. Он не то что бы дерзил, но безапелляционно высказывал свое мнение обо всем что обсуждалось за приемом пищи в кают-компании, причем в виде, чрезвычайно противно отличающимся от общепринятых.
На палубах и в проходах конечно не гадил, но казался очень неряшливым.
Когда настало время первого знакомства со своим заведованием в машинном отделении, и принятия такового в подотчет, он немного на рандеву опоздал - чтобы стар.мех(дед) со вторым понервничали и его кандидатурой окончательно опротивились.
И потом очень медленно, нащупывая ногой каждую следующую балясину (ступень), спустился к ним прямо к ЦПУ машинного отделения жопой вперед, в самом модном своем прикиде на тот момент.
Затем игриво помахал им рукой и крикнул:
- Хеллоу! - А там (в машинном отделении), даже на стоянке чего не кричи, из-за шума дизель-генераторов все одно - ничего не слышно.
Но "дед", так объявил молодому механику - прямо в ухо, его победу в дружеском споре, что его услышали даже на мостике:
- Пошел отсюда на хуй!

Прикол в этой истории будет в самом ее конце, но не могу отказать себе в удовольствии вначале окунуться в атмосферу ей предшествовавшую.

Мое детство закончилось, скакнув в отрочество вместе с переездом нашей семьи из бабушкиного дома в барак.
Барак, слава Богу, был не лагерным – так назывались убогие деревянные жилые строения нашего рабочего городка.
В переулке Первом-Барановском их было три. Два одноэтажных десяти квартирных, и один двухэтажный с двумя подъездами. Стояли они достаточно просторно, на самой окраине города в окружении частных домов и подпертые с тылу рекой.
Точнее - основное русло Уссури было почти за километр, а подпирала нас ее протока, отделявшаяся от реки чуть выше по течению перед нами, и снова вливавшаяся в реку - нас чуть поодаль.
Остров, который образовывали река и одноименная ему протока - назывался «Бешеный Эрик», так он называется и сейчас.

Почему пионерский лагерь, находившийся на Бешенном Эрике носил имя Вали Котика и на нем расположился мы не знали. Но о вероятности того, что однажды всех пионеров с их блудливыми вожатыми, очередным наводненим унесет в свелое будущее - догадывались даже октябрята.

Не знали мы еще тогда - как неведомая «ебическая сила» заставляла разнополых коллег и сослуживцев двух прилегающих к протоке заводов, все теплое время года хаотично - словно потерпевшими кораблекрушение робинзонами, разбредаться по заросшему зеленью острову и жизнеутверждающе трахаться под каждым кустом.

В весеннее половодье Уссури сливалась с протокой воедино, накрывая с головой наш остров и твердь до самого горизонта, они мчались дальше до океана и потом впадали в Миссури.
Индейцы Фенимора Купера казалось были совсем рядом, и если я ничего не подзабыл – кажется мы с ними тогда дружили дворами.

Вид всего нашего деревянного и неокрашенного микрорайона, вместе с его сараями, не подготовленного человека мог бы вогнать в вечный ступор, но нам было комфортно. Комфортно еще и потому, что родители (хотя бы один из них у всех у нас были) - всегда были на работе. Ремни и затрещины они доставали уже по вечерам, оглашая гулкую округу несправедливо обиженными воплями.

Мы - это все кто обитал в этом мире, и на работу не ходил. Хотя, кроме нас и тех кто ходил на работу была еще бабка Пашка, пара алкоголиков, местный сумасшедший – Хайгитлер, он исправно учил местных малолеток «кидать зигу», две или три вечно беременных мамаши и Виталя.

Всем нам было от трех до восемнадцати, а сколько было Витале мы точно не знали. Виталя очень любил мотоцикл и не работал потому, что всегда ходил в гипсе, а когда я его увидел впервые он был похож на белый вертолет.
Потом, случалось, у него в гипсе поочередно покоились разные руки и ноги, но вертолетом он мне нравился больше всего.
Представьте себе загипсованного от пупа до самой шеи человека с расставленными в стороны руками. Разве не здорово? Хотя возможно его и загипсовали так не из-за красоты, а для того чтобы он не смог ездить на мотоцикле.
Девушки к Витале не ходили, наверно потому что он не мог обниматься, от скуки Виталя учил нас играть в карты и на бильярде.

Все мы, без деления на пол и возраст - были одной компанией. Делились конечно по играм, если допустим играя в «козла» был риск на своем горбу провезти Виталия в его вертолете выбор был за тобой - играть либо быть зрителем, а лапта, чижики, горки, рогатки, секреты, классики и шпионы – по желанию.
Так же толпой ходили и на речку. Те, кто постарше следили за малышней, все купались и до черноты загорали.

Была еще такая релаксовая фишка, как рисование на загорелых спинах друг друга, причем в двух вариантах:
Либо ты рисуешь на чьей-то спине мокрой палочкой, макая ее в консервную банку с водой, затем посыпаешь нарисованное, раскаленным на солнце песком и потом, сдувая лишний песок - являешь миру прилипшее к коже творение. Или рисуешь сухой заостренной щепкой, оставляя на загорелой до черна коже отчетливый белый след. Либо рисуют на тебе, и если играете в слова или буквы и ты не угадал нарисованное – снова меняетесь.
Потом, изможденные солнцем мы возвращались к баракам таща куканы с наловленной рыбной мелочью для вечерних соревнований дворовых котов.

За пару лет до моего окончания школы, в бараке наша семья уже не жила. Отец получил квартиру, и хотя мы переехали в центр, с друзьями я и моя старшая сестра Ленка - продолжали общаться.
Конец школе, экзамены в мореходку и морская медкомиссия.

Шестьдесят человек в трусах на босую ногу, мы бегали из кабинета в кабинет.
Прикрывая один глаз мы разглядывали М Н К и Х/З, и как могли описывали свои цветовосприятия. Еще мы загнувшись, раздвигали свои ягодицы и сначала позволяли доктору полюбоваться видом издали, чтобы составить общую картину, а потом прикрыть свой глаз и заглянуть каждому в очко по отдельности. После дышали в мешок, давили эспандер, приседали и прислушивались. На прощание кому-то показав зубы и по очереди залупив каждый свое дерматологу - выстроились перед кабинетом приговоров.

В кабинет нас запускали человек по десять. Дошла очередь и до меня. За столом у окна сидели несколько врачей, мужчины и женщины, и морской офицер. Будучи уже в трусах, мы выстроились в шеренгу вдоль стены и по очереди, услышав свою фамилию, выходили на несколько шагов вперед, останавливаясь напротив стола.

Что предполагал этот этап медицинской комиссии, кроме объявления окончательного ее результата - нам не объясняли. Может они опасались чтобы в стройные ряды морских офицеров случайно не затесался горбатый или глухонемой, но нас просили вначале представиться, потом повернуться в профиль и затем спиной.

Представился и я, затем повернулся профилем а когда повернулся к ним спиной - пауза затянулась. Кто-то из врачей сдержано хихикнул.
На свой счет этот всхлип не воспринял. Пауза затягивалась уже подозрительно. Старший комиссии явно сдерживаясь чтобы не заржать в голос, все-таки выдавил:
- Вы уверены, что хотите стать моряком? – Пока я переваривал вопрос, всхлипнула одна из врачей за столом.
- Да. - Уверенно кивнул я.
- А танкистом не хотели? – С трудом соблюдая врачебную этику, врачи ржали внутри себя покашливая и привзвизгивая.
- Нет. - Я все еще стоял спиной к столу и прислушивался.
Подозревая что это на долго, я повернулся сам. Старший медленно приходил в себя:
- А танк откуда?
- Какой танк? - завис я. Старший судорожно дернул в мою сторону указательным пальцем:
- На спине…. У вас….. и …… Звезда! – Через мгновение до меня дошло.
- Годен! – Сказал старший, - идите.
- Только вместо танка нарисуешь якорь! - Очухался морской офицер.

Нарисую бля - вспоминал я, никогда не бухавший и терявший сознание лишь на мгновение единожды в своей жизни.
Вспомнил конечно – жара, речка, Серега Цыган, я, может Вован или другой Серега и Женя Лаптев – младший братишка моей одноклассницы, который и накорябал на моей спине танк со звездой. Октябренок херов.
Потом я снова завис…
Только было это год назад - прошлым летом!
Отрочество медленно отпускало меня в юность.

Мне было девять, мы с семьей жили тогда в бабушкином доме. Лето, мама с папой на работе, баба Маруся куда-то ушла, сестра Ленка вообще за 300 км.- гостит у другой бабушки Ули. Почему каждое лето Лена поводила у бабы Ули, а я оставался с бабой Марусей мне не рассказывали, кстати, нужно будет спросить у родителей.
Приезжает Санька, мой двоюродный брат, он был на два года старше меня. Ну как, приезжает. Приехал мотовелик, а Санька его привел, потому что закончился бензин. Санька был из не полной семьи, если можно назвать неполной семью еще с двумя братьями, сестрой и матерью, но вот их отец где-то канул. У нас же с Ленкой отец был и есть до сих пор, и в те времена они совместно с ремнем тщательно контролировали наше с Леной взросление. К слову сказать, когда нас с Леной однажды раскурили сигаретами Нева все те-же двоюродные братья, а отец это вычислил и пролечил, мне хватило впечатлений до двадцати лет, а Лена уже на пенсии и не курит до сих пор. Я это еще к тому, что мотовелик, никем не пролеченный Санька, где-то стырил. Меня же природа появления этого средства передвижения у Саньки совсем не интересовала, а перспектива весело покататься, как раз наоборот.

Бензин у отца хранился в паре канистр, и овальном лодочном баке стоящих под домом со стороны сада. Канистры мы открыть не смогли, и отливали бензин в бутылку из бака. Было очень неудобно и нахлюпали мимо бутылки целую лужу.
Воровством я это не считал – мы же одна семья, но и лишний раз посвящать отца в детали мне не хотелось.
Я еще не говорил, что в свои девять лет я был уже смышленым мальчиком? А еще и очень инициативным? Говорю. Саньке говорю, давай мы эту лужу подожжем, разлитый под самым домом бензин быстренько сгорит и ладушки - отец ничего не узнает.
Санька легко согласился, я и поджег. Мои ресницы с бровями была самая малая потеря, которая только могла произойти в этот день.
На метнувшийся из под дома столб пламени и черного дымы, моментально сбежалась вся округа. Санька глубоко залег в густой смородине, поэтому когда затушили лужу, пилюлей, как самый умный, отхватывал только я. Сначала по очереди от всех соседей, потом от бабушки и к вечеру немного от отца. Он, как было не странно, всего лишь подолбил меня пальцем по башке, и очень убедительно заявил что: -Думать надо!
Потом я уже думал лучше, когда капсюли и порох из отцовского рундука с ним делил, я же говорил, что смышленый!
А поговорку про еще одно свое качество, я узнал гораздо позже, уже будучи моряком:
Инициатива на флоте - хуже пожара!

Я в то утро заступил дежурным по роте. Один дневальный, как и положено, на тумбочке у входа, трое на мореходском камбузе моют посуду, да картошку чистят, остальные курсанты на занятиях. А тут комиссия из Москвы, меня предупредили. Для понимания поясню. Хотя и дрючили нас по полной строевыми и военными науками, и давали офицеров запаса, мы воспитывались для торгового флота.

Я их с утра пас из окна нашего третьего этажа. Смотрю, идут. Человек семь. Все капрасы, по-парадке, черно-желтые и страшные, блядь!

В расположении роты никого кроме нас с дневальным оставаться не должно. Я думаю, пробегусь по коридору, проверю по кубрикам.
Заглядываю в свой, а там Карлюков, Карло по-нашему, в робе разметался по шконке, и дрыхнет, аж слюни пустил. Я как нагнал ему громкой, авральной жути, так он свои гады чуть задом-наперед не напялил.
Оставляю его, бегу ко входу, а они уже вот!
Рапортую бледным юнкером, мол, по службе все заебись, товарищи-господа командиры.
А тут и Карло подоспел, идет прямо к нам словно на вантах, и дрожит весь. Он был из юных боксеров, поэтому соображал не очень, а тут еще крайнее волнение, и его заикание, которое в обычной обстановке было почти незаметным.

- Кто такой будешь? – Спрашивает его самый страшный офицер – наш начальник военно-морского цикла.
Карлюков, совсем неотдупляя, что впопыхах забыл надеть мичманку, вскидывает руку, причем левую, в приветствии:
- Ку-ку-ку-рса-ант, Ка-ка-ка-рлю-коов!
Офицеры, зачарованные происходящим, либо еще не очухавшись от вчерашнего, приветственного банкета, молчали.
Капрас скривился, и махнул рукой, словно отгоняя назойливую муху:
- Съебни отсюда!
Наш красавец-командир и любимец, двухметровый каплей, по слухам разжалованный за неподчинение дебилам в погонах с капитана третьего ранга, возвышаясь позади всех, скривился еще сильнее, и помотал своей огромной головой.
- Есть! – Карлюков снова поднес руку к виску, и повернулся кругом через правое плечо.
Его строевые гады, удаляясь, зацокали вниз по ступенькам.
- Видели? – спросил начальник, обращаясь к остальным:
- Готовый офицер!

Начало девяностых. Я к тому времени был в разводе. Квартиру, как водится у настоящих мужиков, оставил бывшей, и кантовался какое-то время в свободной однушке двоюродного брата.
Наверно большинство из тех, кто совсем недавно пережил развод, испытывали то состояние депрессии и одновременной взвинченности, которое в тот момент переживал я.

Из моих вещей, кроме трусов с носками, только видик и телек. Кассеты с иностранными фильмами все еще внове, допоздна работаю, кино смотрю ночью.
Третий этаж кирпичной пятиэтажки, окна из лоджии и кухни выходят на освещенную центральную улицу. Два часа ночи.
По видику, стоящему с телевизором у окна, идет один из Кошмаров на улице Вязов.
Мы с дамой опрокинулись на диване у противоположной от окна стены.
Может кто помнит жуткую сцену из Вязов, когда без видимых причин начинает плавиться, стоящий в коридорчике детский трехколесный велосипедик? Вот оно как-раз и нагнетало,… и эта взвинченность… и вдруг в окно БА-БА –БА - БАХ!

Стук был такой силы что странно, почему не разлетелось стекло.
Одновременно с этим стеклянно-телевизионным ужасом, мне в ухо ультро-звуковым разрывом проверещала дама.
Я ощутил полный пиздец, на автомате вскочил к балконной двери, по пути успокаивая себя мыслью, что все это мне пригрезилось, затаив дыхание одернул штору, и оцепенел.

Плотно прижав к балконной двери опухшую физиономию, видимо пытаясь разглядеть что происходит за шторами, зловеще расширив бесцветные, и увенчанные побежалыми фингалами глаза, в обрамлении всклокоченной шевелюры вместо косы, на меня сквозь стекло смотрела Смерть.

Я бы ей и не открыл, если б она вдруг не заговорила. Из-за закрытой двери мне было плохо слышно. Казалось, она несвязно рассказывала, о напившемся до чертиков, и избившем ее накануне сожителе, в этот раз убегая от которого, она перелезла на мой балкон. То-ли, таким наглядным образом, превентивно стращала сограждан пагубными последствиями алкоголизма…

Сбрасывать ее с балкона я не стал, в очередной раз решил больше не пить, и выпустил гостью на лестничную площадку через входную дверь. Кажется она даже извинилась. Наверно за внезапность.

Мой друг, товарищ и брат Леха, чувак очень увлеченный. Особенно когда не бухает. Если он бухает, то делает это также самозабвенно, хотя в этот период увлечен исключительно блядями и последующим избавлением от приобретенных «букетов». По частоте и разнообразию перенесенных им венерических заболеваний, можно судить хотя бы по тому, что единственный укол который я поставил за собственные полвека, оказался уколом бициллина в Лехину жопу, будучи в совместной командировке в ЗиЛовской будке, лет тридцать назад.

Не бухает Леха уже несколько лет, и свои прежние увлечения охотой и рыбалкой, несовместимые с трезвым образом жизни, Леха предусмотрительно забросил. Вместо них он сначала купил себе навороченный электронный микроскоп и немного позже такой-же телескоп. С выбором микроскопа еще более-менее понятно, может хотел воочию познакомиться с гонококками и хламидиями из собственных мазков, а вот внезапно проснувшуюся в нем тягу к звездам, я объяснить пока не могу.

А немного раньше, когда Леха еще поддерживал дружбу с Бахусом, он обзавелся компактной кэноновской фото-камерой. Из-за отсутствия приличных сюжетов в пределах нашего городишки, Леха решил выехать на пленэр, к нашему общему товарищу Толику, за город.
Толик, к тому моменту, выкупил в бывшем садово-огородничестве два смежных участка на берегу лесного озерца, и очень мило их благоустроил. Он срубил бревенчатую баню, со спальными местами и флигель поодаль, для мужика который за этой баней будет безустанно следить, топить, и Толика с его гостями встречать в любое время суток. В довершение пасторали, Толик организовал модный курятник, и густо заселил его экзотическими рябушками.

В назначеный день Толик распорядился мужику растапливать, и Леха, прихватив реактивов, прибыл в назначенный час на место. Изрядно причастившись с Толиком до, во время и после баньки, Леха вооружился камерой, и вышел ловить свет. Он пофотографировал кур - фотографировались они отвратительно, бревенчатую баню, походил по берегу озерца в поисках интересного сюжета, и вдруг Лехе повезло. На недавно стриженном газоне, под молодым дубком, он обнаружил семейку белых грибов. До чего ж красивая семейка, думал Леха, чуть ли не каждый с листиком на шляпке. В полном восторге он падал на колени, менял ракурсы, выдержки и диафрагмы, ползал на пузе вокруг лесных красавцев и самозабвенно фотографировал. Щедро наделенного фото-трофеями Леху, встретил расслабленный Толик, но Лехиного энтузиазма не разделил. Потягивая темный бархатный закрепитель, и улыбаясь, в свои наверняка вонючие от табака усы, Толик рассказал Лехе, что грибы, дескать, все до одного пластмассовые, и куплены на китайском рынке.
- И кстати, - скучно добавил Толик, - Откуда еще взяться грибам в ноябре?!

Есть у меня друг осетин – Кокос, это его погоняло. Годами не видимся, он в Хабаровск уехал и телефоны постоянно теряем, не звоним даже.
А чего звонить, я знаю что есть он, а он про меня знает.
Погоняло его произошло частично от его же осетинской фамилии в которой две последние буквы заменили на «с», но получилось очень точно, потому что его лысая и круглая как шар для боулинга башка, этот самый кокос и напоминает очень.
Кокос пытался отрастить косу из тех волосяных луковиц которые еще теплились чуть ниже его затылка, но мерзко-рыжая коса женщин не возбуждала и Кокос сдался, добрив шею наголо.
Кокос – художник, творческая натура. В те времена он у нас на домостроительном комбинате лепнину разную ваял. Кабинет у него был в пол этажа, а в нем формы, гипсы, пластилины и краски. Мы к нему частенько среди рабочего дня наведывались. Выберемся из своих серых цементных подземелий на верх к солнышку, краски понюхаем, да зубы под чаек поскалим.
А в тот раз пятница была, и Кокос собирался в Хабаровск на выходные. Он до того как к нам попал, работал художником - оформителем в одном из тамошних театров, и был на гастролях аж в самой Риге.
Там в Риге он эти кожаные кроссовки и купил, которые сейчас отмытые и высушенные стояли на его рабочем столе. Кокос с дальним прицелом и краску там же купил для кожи, белую. Он хорошенько взболтал аэрозольный баллончик и нажал на распылитель – тишина.
Кокос снял с баллончика распылитель, склонил над ним свою бесхитростную физиономию и вооружившись гвоздиком начал выковыривать засохшую на выходе краску.
Близоруко щурясь сквозь очки Кокос орудовал зажатым в его толстых, рыжих пальцах гвоздиком пока наконец баллончик не завелся белоснежным фонтаном.
Тут бы пора было его и прекратить, фонтан-то, но тонкий гвоздик закусило, и выдернуть его не получалось. Я же говорил про «творческую натуру»?
А иначе чем объяснить, отсутствие обычных человеческих рефлексов, на шипящий в лицо баллончик.
Кокос отреагировал так. Он, словно любознательный мальчик букашку, пытался разглядеть со всех возможных ракурсов откуда брызжет струя.
Со стороны казалось, будто Кокос передумал красить кроссовки, и решил выкраситься сам.
У него получилось.
Мы молча уползли, приходить в себя в свою темноту, и следующий раз задохнулись в понедельник, когда Кокос уже вернулся из Хабаровска, и пришел на работу с белыми ушами.

Соавторы.

От просмотренных в воскресенье комедий, даже не улыбнулся. Так бы и спать лег не веселым, если бы на ночь глядя, не порадовала новостная заметка с Ньюс.Ру. Может и вас улыбнет:

"Посетители по ошибке испортили граффити "Без названия" американского художника JonOne стоимостью 440 тыс. долларов на выставке в Сеуле, сообщает "Интерфакс" со ссылкой на телеканал ABC News.
Пару молодых людей ввели в заблуждение краски и кисти, которые были оставлены рядом с картиной, чтобы передать рабочий процесс художника. Предположив, что на картине можно рисовать, они добавили несколько темно-зеленых мазков и ушли".

Пишут еще о том, что их не наказали, не виновны то есть.
У меня к этой веселухе еще вопрос возник. Если картина будет продана с изменениями, то получится, что они ее доделали, и вправе претендовать на вознаграждение?

Позвонили однажды к нам в агентство, мол дом продают, нужно оценить и выставить на продажу.
Мне отдали записку, я и поехал.
Средних размеров, некрашеный домишко. Бодрая бабка в огромных валенках перескочила через сугроб перед калиткой, и провела меня внутрь.
-Продаю вот, к детЯм уезжаю! - громко сообщила она, хлопая дверьми.
-Не разбувайся! – еще раз крикнула бабка уже из кухни, пока я топтался в прихожей.
-А я вашего соседа знаю! - Сказал я бабке, налаживая контакт.
Я и вправду знал его. Он был родным братом моего тестя и чуть ли не главным героем ВОВ нашего городка.
Высокий и крепкий дед, за восемьдесят, с огромной седой, почти лысой башкой и голубыми глазами. Весь усыпанный орденами и медалями в День победы, он всегда шел и переливался в первом парадном ряду фронтовиков.
Я и познакомился с ним за праздничным столом у тещи на День победы.
Его дом стоял совсем рядом с бабкиным, и плотно соседствующие веранды, разделял только редкий заборчик. Дед пару лет назад похоронил, долго болевшую супругу, и жил один.

-А кто ж этого ебаря не знает?! – Крикнула бабка из-за косяка. Я переваривая, и немного опешив, шагнул за косяк на кухню.
Справа на кухне светилось снегом окно, а прямо перед кухонным столом и газовой плитой у стены, зиял черной дырой, почти метр на метр, открытый подпол.
Я осторожно посмотрел вниз - метра три глубиной.

-Я тут пельмени варю! - обьявила бабка, и прыгнула через пропасть к бурлящей на плите кастрюле. У меня похолодело внутри: -Вы осторожнее, люк открыт! –
Бабка хихикнула, отмахнувшись свободной рукой за спиной:
-Двух блядей себе завел. Студенток, еб их мать! – Продолжила бабка, мешая пельмени: - Живут с ним.
Медленно переваривая сказанное, я попытался поддержать беседу:
- Может это внучки?
-Неее! – Широко улыбнулась мне бабка, и смачно, нараспев добавила:
– Бляди!

ЗАПИСКИ ЧЕРНЯВОГО РИЕЛТОРА
Сфера недвижимости в России тогда все еще переживала заслуженный бум или даже бум-бум. Мы не были исключением.
Нашему агентству было уже лет пять, и собак которых мы на этом деле пока не съели - оставалось совсем не много. Накопленные за годы интенсивной работы навыки, уже переросли в мастерство и возможность заключать договоры с клиентами на расстоянии, и даже никогда не встречаясь вживую получать "ключи от квартиры" и доверенности на ее продажу.

Мозги перманентно гудели, разогревшись словно в микроволновке от телефона, информация упорядочить которую не было никакой возможности бессмысленными записками валялась по столам, заморачивая на столько, что очередной телефонный номер я свободно мог пытаться набрать на калькуляторе.
Вместе с мастерством и пятеркой лишних килограммов появились желание, возможность и я бы сказал необходимость - «не отрываясь от станка» и еще до обеда, переварить граммов двести пятьдесят сносного коньяка и иногда прогуляться пешком. С одним из таких «ключей от квартиры» в кармане я и пошел прогуляться на расслабоне.

Договор был заключен дистанционно, и хотя с состоянием квартиры мне было все понятно - до показа часто-дотошным покупателям ее нужно было осмотреть. Со слов собственника в квартире давно никто не жил, а сам он находясь от нас за десять тысяч километров ключ нам передал нарочным.
Несколько односерийных домов в пяти минутах ходьбы от моего офиса были близнецами-братьями и отличались друг от друга - только номерами. Видимо когда я еще разговаривал с моим продавцом по телефону - в голове нарисовался какой именно дом мне нужен и хотя на ключе была бирка с наименованием улицы, номерами дома и квартиры, я посмотрел только на последний.

Поднимаюсь на этажи и слегка запыхавшись, вставляю в скважину ключ. Должен отметить что лучшего открывальщика дверей чем риелтор – вы не найдете, ну разве за исключением тех - кто за это же самое уже отбывает в тюрьме. Одна из двух замочных скважин моему увесистому ключу приходилась если и не любовницей – то точно кузиной. Направленный уверенной рукой в цель ключ громко брякнул о стальную дверь и устремился внутрь, отыскивая по ходу точку G.
Я энергично, но тщетно вращал ключ в разных направлениях, под разными углами и на разной глубине, пока не почувствовал что с той стороны двери мне кто-то пытается помочь.

Вдвоем с внезапным помощником у нас это получилось. Едва я успел выдернуть ключ - дверь распахнулась наружу.
Не знаю что бы случилось, дойди ситуация до сравнения боевого мастерства, но в весовой категории моему нечаянному помощнику я явно проигрывал. С двухметровой высоты на меня недоуменно смотрел спортивного вида парень лет тридцати.
- Это ваша квартира?
-Моя, - кивнул парень. - По ходу «догоняя» что ошибся домом, я вертел в руках ключ и смотрел на бирку.
Увидав отражение собственного недоумения на моей безмятежной от коньяка физиономии, хозяин улыбнулся, предоставив мне последнее слово. Я развел руками:
- А я продать ее хотел! – Мы с ним заржали в один голос и я побежал продавать другую.

Мой знакомый дом построил. Добрый дом. Из бруса клеенного. Отшлифовал, окрасил американскими красками на три раза – красотища. Черепицей композитной для крыши из самой Бельгии озаботился – сказка. Стены, как и полагается снаружи и изнутри – чистое дерево, гладкие как гитарная дека, потолки натяжные. Живет не нарадуется, лет пять уже как радовался, и без проблем.
А прошлым бабьим летом божьи коровки словно с ума сошли, и набились к нему в дом, до куда дотянулись. По самую крышу.
Тех из них, которые ползали всю зиму внутри дома, он как мог спасал. А те, которые забились в толщины потолочного утеплителя, ближе к весне все до одной оклемались, и начали громко топать ему с обратной стороны натяжного потолка.
И днем и ночью начали топать. Мой знакомый заебался просыпаться без будильника, и решил коровок пролечить каким-то дихлофосом, впрыскивая его в те пространства над своей головой, куда только мог засунуть хоботок успокоительного баллончика. Брызгал до тех пор, пока ему на голову не вывалился барсук. Барсука он поправил, и сам поправился, теперь вместе живут, радуются.

Трусики БОБО.

Мы с Юриком вместе кубинский рейс отработали. Он про себя, бывало, ржачно рассказывал. Может прочтет, да еще историй добавит.
Сам он физиономией на русского совсем не похож, похож на бурята, но не бурят – среднеазиат короче, не очень смуглый и рожа круглая, упитанная и довольная как у баев на сказочных картинках.
Ездил к мамке в аул, гостил какое–то время. Ну и зазнобу себе подыскал.
А аул не большой, я вообще не в курсе бывают ли большие аулы.
Короче, чтобы даму не скомпрометировать, на блядушки ходил «втишняк».
Ну сходил, пришел под утро и завалился отоспаться. Проснулся к обеду.
Мамка стол накрыла, чай там с козинаками или колбасой.
Ну и Юрик на крыльце нарисовался, прямо как спал - в трусах. А трусы-плавки белые, самый писк тогда был «из заграницы».
Жмурится на солнышко, курит на крылечке. Мама спрашивает, - долго ли, мол, вчера гулял.
- Нет, отвечает Юрик,- сразу за тобой спать увалился.
- Понятно, говорит мать, и как-то немного погрустнела. А через несколько минут заметил причину маминой грусти. Трусы на Юрике оказались вроде бы и «плавками», и белыми даже – только, с кружавчиками – подружкины.

Мой одноклассник Серега Варивода, безобидный совсем, но такой громкий как и прилипшее к нему погоняло – Кипяток. Еще в советское время работал водилой на самосвале. Возил бетон.
Народ тогда особо не заморачивался торговыми базами и строительными магазинами, все или почти все приобреталось прямо на дороге и в основном за жидкую валюту.
Серого останавливают на дороге, договорились о цене, и машина бетона поехала мимо кассы к очередному клиенту, в район строительства кооперативных гаражей.
Едет Серега мимо гаражных боксов, а поперек дороги напротив открытых гаражных ворот «Запор» стоит – не объехать. А Серый заикается сильно и ему главное начать, а потом уже хуй остановишь, потому и Кипяток. Ну он окошко открыл, завелся медленно с му…д…аков и как начал хуесосить всех подряд да громко так с удовольствием, хотя и беззлобно совсем. И погодка хорошая, чо не поорать!
Долго хуесосил, пока из гаража не вышел его начальник участка приехавший на этом Запоре, не нагнул ответных хуев, и не лишил Серегу премии.

Максимыч закопал в тайге свою трехлинейку и ушел на фронт. От звонка до звонка. Вернулся, раскопал винтовку и продолжил охотиться.
Я с ним познакомился на женьшеневой корневке. Долговязый, худощавый дед Максимыч был бригадиром промысловиков – охотников, в чьей немногочисленной бригаде был и мой батя. Говорил он на такой гремучей смеси украинского и русского, что любая его фраза помимо заложенного в нее смысла, начинала играть неожиданными и забавными - новыми красками.
В его, почти восемьдесят лет, он продолжал вместе с мужиками ходить в тайгу, корневать и даже охотиться. Немногословный и неспешный в работе, вечером, в натопленном до состояния визжащих под потолком мух, и после сытного ужина, когда едва горит керосинка, и все блаженно валяются на нарах, он рассказывал нам свои охотничьи байки. А эту зарисовку про самого Максимыча, рассказал мне батя.

В очередную зиму, когда встали таежные болотца и ручьи, они заехали в свои угодья на промысел. Снега в тот год было мало, а охота по чернотропу, когда зверь слышит тебя за километр, занятие малоэффективное. Понемногу добывали пушнину-белку, а мясо скрывалось где-то в таежной глуши. Поохотились с неделю, подъели запасенное из дома сало и рыбные консервы, и осталось у них из харча только крупы, мука с картошкой, да хлеб мороженный.

В тот день была Санькина очередь кашеварить - моего двоюродного брата. Готовить он может и любит. Санька разделал несколько беличьих тушек, порубил их топором, обжарил с луком на сковороде и протушил вместе с картофелем и специями. Те кто пробовал бельчатину, говорят – вполне себе кролик.
Приходят усталые мужики к вечеру, а в зимовье запах добрый – мясной, и котел полный шурпы, так в наших краях похожие варева кличут.
Спрашивают Саньку, откуда мясо, а он отвечает что зайца неподалеку добыл.
Садятся за стол, все начинают есть – нахваливать, все кроме Максимыча. А Максимыч жует не спеша, улыбается и спрашивает:
- Це не той заяц, що с гиляки на гиляку стрибае?

Не ездите не прыгайте и даже не ходите
По снежному накату, тем паче в гололед.

История эта не смешная, но радостная потому, что со счастливым концом … или началом.
Короткой, кстати, она тоже не получится, но я буду стараться. Для полноты картины необходимо пояснять некоторые моменты, они то и займут большУю ее часть.

Мы, кооперативом из 16 человек (я называл нас буратинами), в то время выращивали женьшень. Спрос и цены на него изучался организаторами кооператива на основании статистических данных Советского Союза и они были невьебенными.
Все участники кооператива на основании этих данных искренне надеялись вот-вот начать жить богато, а в перспективе еще и долго. Мы с двумя друзьями-братьями присоединились к основной компании чуть позже остальных, и начали копать.
Копать, пилить, валить, выкорчевывать, садить, полоть, и строить разного рода объекты разным заказчикам, чтобы на заработанные деньги содержать семьи и технику, пока растет корень.
Очень хотелось срубить по-быстрому невиданного до сих пор бабла, и начать уже кататься на своих новеньких Кадиллаках. Но растет женьшень, сука, долго. Минимум пять-шесть лет. Пока он рос, СССРу пришел окончательный пиздец вместе со спросом на наш продукт.
На тот момент его у нас уже было, товарного, гектара три. О каких виртуальных деньгах могла идти речь, вы можете нарыть в интернете, загуглив цены на дикорастущий, и имея ввиду тот факт, что мы свой корень выращивали абсолютно в диких условиях.
Та же тайга, тот же грунт, те же семена, ни капли фекалий и химикалий. Отличие от дикого было только в том, что мы создавали для него самые благоприятные условия. Все эти гектары, в виде длинных рядов шириною в метр, были накрыты деревянными щитами-крышами, покрытыми рубероидом, которые укладывались на длинные осиновые прожилины из кругляка, которые в свою очередь лежали на дубовых столбиках высотой под метр семьдесят, без учета еще сантиметров восьмидесяти, которые были закопаны в землю. Делалось это для того, чтобы обеспечить максимальное сходство с дикими, таежными условиями, и чтобы его листья не сгорали на солнце. Взрыхлялись эти гектары, и пропалывались вручную.
Еще со всего леса (пиломатериалов), используемого при этом, вручную сдиралась кора, для предотвращения гниения. Максимум, что было из химии во всем этом процессе, мы иногда протирали марганцовкой листочки, уже не помню от какого заболевания. Фу! Кажется почти почти все с предысторией.

Деньги кончились совсем. Когда-нибудь позже, я еще расскажу как мы сажали огурцы и разводили кролей.

На общем, полуголодном собрании кооператива нас с Толиком выбрали в бырыжную группу, дали ГАЗон, 25(кажется тысяч) рублей и отправили добывать деньги на содержание плантации и плантаторов. К тому времени о котором пойдет основное повествование, чем и как мы только не торговали, но основной доход в самом начале получали от торговли корпусной мебелью. В дефиците тогда было все и даже мебель. Правдами , знакомствами и небольшими взятками мы закупали ее на нашем мебельном комбинате и возили в одну сторону 400 км. в Хабаровск и в другую 350 км. во Влад.
Нас уже было пятеро. Дома почти не жили. Оборотные деньги занимали у всех, у кого они были, под 50% на десятидневный срок, отдавали долги, занимали еще, рассчитывались с кооперативом для сохранения своих женьшеневых трудодней, платили 180% годовых Сбербанку, и конские налоги, показывая практически всю прибыль.
И настал тот день.

Накануне мы купили собственный новый ЗИЛ, на маленьком военном заводе, заказали и установили на него новенькую полноразмерную будку-термос, и впервые за все эти пару лет, забили ее мебелью исключительно за свои деньги, помимо того, что к этому моменту на наши кровные уже было запущенно несколько магазинчиков.
Уже ни копейки чужих-процентных. Чтобы было примерно понятно сколько это.
Это было пять полноразмерных наборов офисной корпусной мебели, со шкафами, антресолями и тумбами, и штук пять наборов малогабаритной мебели «Логика». Ну как малогабаритной, в собранном состоянии она занимает метров шесть стены. Все в разобранном состоянии, упаковано на комбинате в неподъемные и крепкие стяжки-пакеты, вместе со стеклами, зеркалами и фурнитурой. Забили будку под самый потолок, последним засунули кухонный гарнитур тоже в пакетах, и расперли его о потолок собранными ясеневыми табуретками от него же.

Все. А, еще не все. Подготовкой сбыта всего этого добра я занимался с месяц, и нас уже ждали с деньгами наперевес пара банков с магазинами и несколько частников. Маржа от продажи всей мебели составляла 100%. Теперь все.

Мы выехали ближе к полуночи в ночь с 6 на 7 декабря. Шестого декабря была чрезвычайно редкая для наших мест оттепель, и даже моросил дождь. К вечеру пошел снег, температура упала до – 20, и поднялась метель. Как обычно выехали из города на трассу М60 (Хабаровск-Владивосток), и повернули в сторону Хабаровска. Толик за рулем.
В нашей компании Толик был водилой и грузчиком, я же грузчиком и всем остальным, что требовалось для нашего бизнеса. С печкой в нашем ЗИЛе все было ОК, и уже через полчаса я вынул руки из рукавов своей «Аляски», и скинул ее с плеч себе за спину. Мерно гудел ЗИЛ, чуть шумела печка, из кассетника, лежащего у меня на коленях, не громко убаюкивало что-то новенькое от Viktor Lazlo - все как обычно. Все кроме трассы. Трасса была вся покрыта слоем снега, с четырьмя чуть видимыми черными колеями асфальта под ней.
Я попросил Толика не гнать, и хотя он особо и не разгонялся, мне казалось быстро.
-Тормозни, -попросил я его. Я вышел и в свете ЗИЛовских фар показал Толику, что из себя представляют черные колеи по которым мы ехали. Они представляли из себя голый лед.

Поехали дальше. Лазло пела из мафона на моих коленях, таранька из посылки с самого азовского моря от моего тестя (царствие ему небесное), ночь и метель.
Я разрывал тарань, жуя сам, и передавая Толику очищенные кусочки.

Скорость была не большой где-то 70-80 км. час.

И час настал. На длинном и пологом кривуне наш ЗИЛ сорвался с катушек, и стал медленно разворачиваться по ходу влево. Толик, давно владея навыками противостояния зимним заносам сделал все правильно, но очень судорожно, видимо от похмельной шугани. Вместо того чтобы очень аккуратно, «не раздавив яйца», как пишут гуры, свести инцидент в ноль и нежно повернуть руль в противоположную сторону от заноса, он начал его вращать словно штурвал терпящей бедствие рыбацкой шхуны. ЗИЛ подчинился, сильно развернувшись вправо. Толик начал вращать влево, но руль же не штурвал и Толик не успевал. ЗИЛ, теперь уже не пытаясь ни за что зацепиться, правым бортом пошел в обрыв. Ну как в обрыв. Крутая насыпь метра три высотой над мерзлой болотистой низиной. Ну и хуле остается?!
Кричу:
- Пиздец, блядь!
Маленькое отступление. Помните такую хуйню из всех фильмов катастроф и рекомендаций по спасению собственных жизней. Это когда свою голову прижимаешь к коленям и накрываешь ее руками? Это не хуйня, сейчас узнаете почему.
Я так и сделал, и мы полетели. Я не успевал отслеживать количество оборотов, потому что следил за тем жив я или уже не очень. Жив, жив, жив – вроде жив. Только вниз головой и зажатый настолько плотно между «сидушками» (нижней частью сиденья и спинкой) что не могу двигаться. Ору: - Толян! В ответ тишина, откуда-то пробивается свет и визжит гидрач. Пиздец, думаю, сейчас сгорим: -Кабаков! - кричу (это Толина фамилия) Толя наконец отзывается:
-Леха!
- Вытаскивай, блядь!
Сверху возня, а я хуже чем как в гробу запечатан – не пошевелиться. Чувствую тянет за ногу. Вытянулись.
Вылезал я в водительское окно вверх ногами, хер знает как это все получилось. Спрыгнул с кабины. Свет где-то из фар горит. Кричу:
- Отцепляй аккум! И сам пытаюсь понять, где его найти. А нет нихуя. Ни машины, ни будки, ни мебели. Бегаем вокруг. Только ночь, снег и непонятная стальная конструкция силуэтом на снегу. Кое как нашли где аккумулятор. Отстегнули – глубокая ночь. И мы, в снегу и в метели, стоим.
-Толя, - говорю, - держи краба! Поебать, живы! - Мы пожали друг-другу руки. Немного очухавшись я попытался достать «Аляску» лежавшую за моей спиной в кабине. Залез раком в кабину, нащупал, начал тянуть, получилось оторвать только рукав. Стоим.
Ну хуле, надо дальше жить.
Ближайшая помощь в 120 км на Юг. Нашли в боковом ЗИЛ-овском бардачке паяльную лампу:
-Теперь не замерзнешь, делай вигвам – говорю Толе: - Адьос, - и вскарабкиваюсь на трассу.

На самом деле, если кому интересно, ни горечи от осознания финансовых потерь, ни эйфории от собственного чудесного спасения, я не испытывал. Тупо стоял в поземке на трассе Хабаровск-Владивосток и ждал фар. В голубой олимпийке.
Минут через полчаса фары появились. Я поднял руку. Возле меня остановился автобус. Если еще кто помнит, такие с длинным капотом впереди. Открылась дверь, я запрыгнул и сел на переднее свободное пассажирское сиденье. Молча. Дверь закрылась, автобус не спеша, тронулся. Едем. В башке пусто. Минут через пять ко мне поворачивается водила и протягивает сигарету. Я беру, потом зажигалку – я прикуриваю:
- Слетели,- говорю.
– Видел,- отвечает. Едет очень осторожно км/ч 40-50. Слева видим грузовик на боку в неглубоком кювете. Фары горят люди вокруг – никто не голосует. Едем дальше. Через пять минут еще один грузовик, просто в кювете – никого рядом. Еще дальше, еще один. Бермуды, бля!
– Куда едем? – спрашиваю, докурив сигарету.
- В Пограничный – не громко отвечает мне водила. Потом после долгой паузы:
- Трупака на родину везем, и кивает головой назад. Я оборачиваюсь, а там... Прямо за мной в проходе стоит гроб и за ним сидят несколько китайцев. Интересная встреча, подумал я тогда.

Потусовавшись в компании с мертвым китайцем 120 км., я выскочил на середине их маршрута, водила ради меня его немного изменил, и проехал через мой город. Я поблагодарил и побежал полуголым домой. Там херня оставалась, с километр. А потом в свою «копейку» и рулить, собирая всех буратин на спасение нашей экспедиции.

Мы всей толпой на моей жиге и на нашем 131-ом, тоже ЗИЛе, с лебедкой приехали к Толику ближе к обеду. У него было все ОК. Его уже кто-то покормил пирожками, и отогрел в автобусе. Толик даже улыбался. Я нет. Я к тому моменту уже заебался улыбаться. У меня болело ребро в середине груди, и плохо ходила правая нога.

Мы огляделись. ЗИЛа практически не стало, мебели тем более. Ее остатки еле угадывались в снегу. Нашли кусок нашей крыши от будки. Из нее торчали ножки ясеневой табуретки. Хорошо что не из моей головы, снова немного подумал я.
То, что нашли в снегу долго таскали наверх, даже я немного помогал, пока не заебался окончательно и стал ходить неподалеку подбитой курицей. А потом вытащили то, что осталось от ЗИЛа. Не много осталось. Гнутая рама со смятой кабиной. С пассажирской (моей стороны) крыша была вдавлена по самое сиденье. Все это наше мероприятие время от времени перекрывало движение по трассе, но люди не возмущались. Выходили и сочувственно наблюдали за происходящим. Правда несколько раз интересовались на сколько страшный пиздец пришел пассажиру, а им отвечали вон какой, и показывали на меня. А мне, помню, немного не ловко тогда было, все еще таскают остатки мебели, а я уже не очень.

Чуть не забыл, выебите кого нибудь за все ошибки в этом тексте))) Чур, не меня!

Недавно в гостях были у шурина, Игорем кличут. Рукастый, подвижный и рослый чувак за тридцать. Они с другом-одноклассником Толиком дом строят под Владиком на две семьи уже несколько лет, и живут там же семьями. Основные, общие работы закончены и теперь каждый свою часть по мере сил благоустраивают. Мы с супругой примерно в таком же процессе, а еще и давненько не приезжали, с интересом ходим, смотрим-щупаем. Стою в теплом коридоре между гостиной и гаражом, вожу ногой по керамограниту на полу и говорю Игорю, что вроде как на ощупь чувствуются перепадики по высоте. Игорь заржал и рассказывает.
Заходит он как-то к Толику, тот плитку на пол клеит, тоже в коридоре. Стяжка горбатая и Толик ебется с ней «не по децки», ровняет. Игорь оценил и попенял ему. Че мол, так распиздяйски бетон залил, я вот когда буду заливать у меня будет зеркало, ну типа «озерная гладь». Удовольствие одно будет к такой глади плиточку прикладывать, одна ложится и следующую за собой зовет. Ну и пошел дальше по своим делам. Погодя, настал Игорев черед стяжку заливать. Подготовился он, как обещал, аккуратно и со всеми предосторожностями, свойственными работе с бетоном, залил и ласково разгладил свежий бетон в своем коридоре. Дело было к ночи и евойная супруга уже поднялась в опочивальню. Игорь удовлетворенно осмотрелся и заметил неподалеку кота. На всякий случай схватил что попало под руку и громыхнул не хило, чтоб тому значит неповадно было даже смотреть в эту сторону. Для полноты восприятия надо упомянуть как Игорь выглядит. Дома он всегда в трусах на босую ногу, а все его лицо и голову покрывает пятидневная, черная, густая щетина. Вдобавок, выразительные нос и губы и огромные свинцово-голубые глаза. Если присмотреться его можно назвать красивым, по-мужски. Но если не присматриваться, а он не захотев вам понравиться вдруг выпучит глаза, то хуй понравится, а на месте кота вполне можно было и обосраться. Супруга, услышав грохот внизу и переживая за здоровье питомца, ревниво поинтересовалась, что там происходит. Игорь пояснил, прикрыл дверь в коридор и прошел на кухню. Спустя минуту собрался было подниматься в спальню, но заметил, что дверь в коридор открыта. Он туда, так и есть. Бетонно-кошачья тропа. Он проорал в гараж самое замечательное слово и метнулся по доске, прокинутой над свежим бетоном, вдогон за котом. Ну кто общался с кошачими, тот примерно представляет себе детали этой спасательной операции. Выхватив за шкварник испуганного кошару, Игорь рванул по доске обратно и посредине «озерной глади» его, с котом в вытянутой руке, заштормило. Пытаясь удержаться на доске он закачался словно канатоходец вперед-назад махая котом, пока окончательно не потерял равновесие, и наклонившись, им же прочертив на "озерной глади" глубокую дугу, впечатал растопыренного хищника в бетон. Когда успокоив колебания тел Игорь выпрямился и чмокнул из лунки кота, примчавшаяся на звуки событий супруга могла лицезреть результат необычайных приключений, случающихся по ночам в их доме.

Воскресный скандал на ТНТ.
Разнузданный плэйбой из шоу «Холостяк», выбирая очередную невесту, перепутал двери съемочных павильонов, и не взирая на обереги, сказочно отодрал ведьму из «Битвы экстрасенсов».

Это точно не анекдот. Это моя история.
Еще, будучи совсем маленьким, я размышлял о том, как мне повезло родиться в России, и сильно переживал за остальных, которым повезло гораздо меньше.
Только теперь, начиная разбираться в оттенках русского, понимаю что не то, чтобы повезло, а скорее угораздило.