10.10.2018, Остальные новые стишки
ФЕЛИСТА
Поэма в 7 частях (с вступлением). Слова народные.
Правки незначительны
Вступление
- Потихоньку дверь закройте
и садитесь, а не стойте, -
так в Стреле Москва-Берлин
мне сказал один грузин.
Добрый и гостеприимный
мой сосед в дороге длинной.
миллион историй разных
знает, добрых и проказных,
и простых, и ненормальных,
и лихих, и сексуальных.
Я один его рассказ
записал, друзья, для вас!
Часть 1.
Спиридон Мартыныч Кторов
был директором конторы
Главзаготснабсбытзерно
(стал он им не так давно).
Невысокий, средних лет,
крупный лоб (красив брюнет!).
Вечно выбрит и отглажен,
а в плечах - косая сажень.
Кабинет его рабочий
был обставлен ладно очень:
стулья, стол довольно скромный,
книжный шкаф, диван огромный.
В коже дверь, на ней запоры,
на окне глухие шторы,
письменный прибор дородный
и сифон с водой холодной.
А в приемной - секретарша,
лет семнадцати, не старше.
Спиридон, надо сказать,
секретарш любил менять.
Месяц - два они старались
и с почетом увольнялись.
День, от силы, проходил -
новый ангел приходил.
Было так и в этот раз,
о котором мой рассказ...
Сам из отпуска вернулся,
в дверь вошел и улыбнулся -
дева дивная сидит,
на него в упор глядит.
Взгляд прямой, как небо чистый.
- Как зовут, тебя? – Фелистой,
у Томары бюллетень,
я сегодня первый день.
- Так, прекрасно! - Спиридон
встал и сделал ей поклон, -
Спиридон Мартыныч Кторов,
я - директор сей конторы,
тоже первый день в работе,
ну, потом ко мне зайдете,
я введу Вас в курс всех дел, -
Кторов деву оглядел,
улыбнулся, поклонился
и в пенаты удалился.
А Фелиста вся зарделась -
ей всё сразу захотелось.
Но был точный дан указ -
чтоб потом, а не сейчас.
Здесь прерву я нить рассказа,
потому, что надо сразу
о Фелисте рассказать,
её образ описать.
Высока, с приятным взглядом,
с идеально круглым задом,
с головой - не без идей,
с пятым номером грудей.
С узкой талией притом,
с крупным, нежным, алым ртом,
волос - цвета апельсина
(до сосков) довольно длинный.
Голос томный и певучий.
взгляд предельно зло@бучий.
Здесь замечу непременно,
что @блась она отменно.
знала сотню разных поз,
обожала файдероз.
Сладко делала минет,
всё узнала в десять лет.
В те года с соседней дачи
помогал решать задачи
ей один артиллерист -
престарелый онанист.
Доставал он х@й тихонько,
гладить заставлял легонько.
Сам сидел, решал задачи,
объяснял, что «Y» значит.
Это было непонятно,
но волнующе приятно -
и упругий х@й в руке,
и ладошка в молоке.
Математика кончалась,
платье с девочки снималось
и язык большой и склизкий
залезал Фелисте в письку.
Поначалу было больно,
рот шептал: - Всё, мне довольно!
Но потом приятно стало,
целки в скорости не стало
и заместо языка
х@й вела ее рука.
А примерно через год
научилась брать х@й в рот.
Месяцы бежали скопом,
набухали груди, жопа,
над п@здой пушились дебри,
набирался опыт в ебле.
А к шестнадцати годам
переплюнула всех дам.
Сутками могла @баться -
ёрзать; ползать; извиваться;
по-чапаевски и раком; стоя;
лёжа, в рот и в сраку.
С четырьмя, с пятью, со взводом
(девочка была с заводом),
а сейчас она сидела,
тупо на часы глядела.
Между ног рождалась буря,
буря, скоро грянет буря!
Ведь Тамара ей сказала: -
Спиридон - лихой вонзала.
Сердце билось сладко-сладко,
что-то защемило в матке,
руки гладили лобок: -
Ну, звони скорей, звонок!
И звонок приятной лаской
позвонил, как будто в сказке,
захлебнулся, залился: -
Времени терять нельзя!
Трель звонка слышна везде,
что-то ёкнуло в п@зде
и Фелиста, воспылав,
к двери бросилась стремглав.
Ворвалась, закрыла шторы,
повернула все запоры,
мельком на диван взглянула,
резко молнию рванула
и в мгновение была
в том, в чём мама родила.
Спиридон, как бык в ночи
на Фелисту наскочил,
доставая бодро член,
что кончался у колен.
А затем всё также быстро
повалил на пол Фелисту,
и чтоб знала кто такой
ей в п@зду залез рукой.
Но Фелиста промолчала -
ей понравилось начало.
Улыбнулась как-то скупо
и схватила ртом залупу,
стала втягивать тот член,
что кончался у колен.
Вот исчезло полконца,
вот ушли и два яйца
и залупа где-то ей
щекотала меж грудей.
Спиридон кричал: - Ай, сладко! -
и сжимал рукою матку.
Цвета белого стекла
сперма на ковер стекла.
Глаза девицы горели,
х@й ломал ей что-то в теле,
кисть руки п@зда сжимала,
так, что чуть не поломала.
Приутихли, раскатились.
отдохнули, вновь сцепились.
Вот Фелиста встала раком,
он свой х@й ей вставил в сраку,
и п@зду двумя руками
молотить стал кулаками.
А она за яйца – хвать,
словно хочет оторвать.
Снова отдых, снова вспышка,
у него уже отдышка.
А она его @бёт,
и кусает, и скребёт,
и визжит, и веселится,
и п@здой на рот садится.
Он вонзает ей язык,
что могуч так и велик.
И мычит: - Подохну тут,
а часы двенадцать бьют.
Кровь и сперма - все смешалось,
но Фелиста помешалась
(удалось, в конце концов,
оторвать одно яйцо).
А потом с улыбкой глупой
отжевать кусок залупы.
Он кричит: - Кончаешь, нет?
А она ему - минет,
чтоб заставить х@й стоять
и @бать, @бать, @бать...
- Утром, труп его остывший
осмотрел я, как прибывший
из Москвы криминалист, -
так закончил журналист
свой рассказ печальный очень,
и добавил: - Между прочим,
с нами следователь был,
Очень юн и очень мил.
Побледнел он, покраснел,
на девицу не глядел,
так, не глядя, к ней склонился,
лицом сильно изменился.
Изо рта её извлёк
х@я жеваный кусок.
Потом задал ей вопрос: -
За@бли его. За что-с?
И ответила Фелиста: -
Кторов был артиллеристом,
рядом с нами жил на даче
и умел решать задачи…
Продолжение следует.
