Предупреждение: у нас есть цензура и предварительный отбор публикуемых материалов. Анекдоты здесь бывают... какие угодно. Если вам это не нравится, пожалуйста, покиньте сайт.18+
Рассказчик: Леонид Анцелович
По убыванию: %, гг., S ; По возрастанию: %, гг., S
В конце восьмидесятых возникла узкая щель в неприступном железном занавесе, в нее стали просачиваться наши люди, сперва слабым ручейком, а после уже бурным потоком. Одни в поисках свободы, другие в надежде на лучшую жизнь, а третьи и вовсе за вкусной и здоровой пищей, их за рубежом так и прозвали – "колбасная эмиграция". Активно засобирался в Израиль Боря Шварцман. Русская жена, как могла, отговаривала, пугала непримиримым арабским окружением, трудным ивритом и знойным пустынным ветром хамсином. В крайнем случае, соглашалась на Америку, куда навострил лыжи Яшин брат Леня. Для получения заветной "грин-карты" в американском посольстве Лене необходимо было доказать, что здесь он преследовался по национальному признаку. Это был тот удивительный случай, когда погром мог бы благотворно сказаться на участи евреев. У посольства в Москве стояла многотысячная очередь, люди месяцами ждали интервью. Выходившие, как студенты, сдавшие экзамен, подвергались пристрастным расспросам: "Что спрашивали? ". Многие отсеивались по причине недостаточного повода для получения статуса беженца, не хватало фантазии. Как известно, спрос рождает предложение, и вскоре среди искателей счастья замелькали длинноволосые молодые люди, похоже – несостоявшиеся писатели детективного жанра. За вознаграждение они сочиняли душераздирающие небылицы с драматическими последствиями. Леня не поскупился на сто баксов... Пришел на собеседование. Сотрудница посольства пролистала его бумаги и поинтересовалась: "Вы квалифицированный специалист, имеете хорошую работу, обеспечены жильем. Какие проблемы? ". Он выдал хорошо отрепетированную легенду: "Каждое утро, выходя из квартиры, я обнаруживаю на своей двери надпись: СМЕРТЬ ЖИДАМ! Это пишет мой сосед. Краску я с трудом смываю, но на следующее утро она исправно появляется".
По выражению лица чиновницы было очевидным, что этот миф на нее должного впечатления не произвел, и не такое приходилось выслушивать. Она посоветовала обратиться к участковому милиционеру, на что Леня ответил: "Да в том-то и дело, что этот сосед и есть наш участковый инспектор! ". С тех пор Леня с семьей благополучно проживают в Нью-Йорке, на знаменитом Брайтон-Бич, а Боря в Хайфе.
Это случилось в 70-м году, когда у моего друга Валерки в честь календарного советского праздника 7 ноября собрались друзья. Выпивали, произносили многочисленные тосты самой пёстрой направленности: от гусарских: «за милых дам», до верноподданнических: «за мир во всём мире». Разошлись за полночь, после пьяных лобызаний и клятвенных заверений в вечной дружбе и любви. Преодолевая алкогольно-никотиновую тяжесть организма, он поплёлся в гараж, бывший саманный сарай с неокрашенными воротами из листовой фанеры. Он собирался побомбить на своей «Копейке», так как в праздничный день спрос на извоз был значительно выше. Закрывая ворота, он обратил внимание, что из-под автомобиля сыплется какой-то хлам. Открыв капот, обнаружил такое, отчего впал в мрачное оцепенение: под капотом оказалось содержимое мусорного ведра, стоявшего возле гаража с остатками вчерашнего застолья. Двигатель автомобиля, как новогодняя ёлка, был обильно увешен, только вместо яркой игрушечной мишуры «украшения» носили отвратительный характер помоечного происхождения. Валерий потёр виски, в воспаленном мозгу шла напряжённая работа: каким образом содержимое мусорного ведра оказалось под капотом «Жигулей»? После тщательного анализа пришёл к единственно приемлемому умозаключению, что вчера поддатые гости, часто отлучавшиеся на свежий воздух покурить, потехи ради, совершили это бессмысленное шарлатанство. С брезгливой поспешностью убрал мусор, тщательно вымыл мотор и, прочитав на фасаде соседнего здания кумачовый транспарант: «Ответим на заботу партии о благосостоянии народа - ударным трудом!» – покатил воплощать в жизнь этот пламенный призыв. На следующее утро, отъехав от дома несколько кварталов, он отчётливо почувствовал в салоне своего «тачки» удушливый смрад горелого харча. Заподозрив самое худшее, он лихорадочно нащупал огнетушитель и открыл капот. Там, на раскаленном моторе, как на мангале, поджаривались остатки самых изысканных деликатесов: мясных, рыбных, фруктовых, и эта дикая смесь источала невыносимое амбре... Валера упёрся очумелым взглядом в этот дивный натюрморт, при этом вид у него был затравленный. Ощутив одновременно гнев и беспомощность, он развернулся и покатил домой отмывать загаженный мотор. На этот раз никаких гостей у них не было. У какого нормального человека могло возникнуть желание среди ночи проникнуть в его гараж, чтобы высыпать под капот мусор? Происходила какая-то таинственная чертовщина? Тут было над чем задуматься... Он и не подозревал, что это только начало долгой, нелепой и отчаянной схватки. Каждое утро Валерий обреченно шёл в гараж с ведром воды и наводил порядок в пропахшем помойкой моторном отсеке. Это становилось делом привычным, вроде обязательной утренней зарядки. Наконец, во время очередной уборки, он обнаружил неопровержимые вещественные доказательства – дерьмо. И сразу же развеялись туманные терзания от неопределенности: крыса! Смышленый зверь приспособился к жизни в холодных каменных джунглях городских кварталов и устроился зимовать возле теплого всю ночь автомобильного мотора, ну и по-хозяйски стал делать продуктовые запасы. Теперь, когда обозначился противник, оставалось избавиться от не прошеного гостя. Стали вырисовываться различные варианты. Для начала он выбрал самый тривиальный – крысоловку. Но многоопытный зверь надменно игнорировал это примитивное устройство и не клюнул ни на «бесплатный сыр», ни на копченую колбасу. Аптечная убойная отрава подействовала самым скандальным образом: крысу несло всю неделю и, то ли из мести, то ли по гигиеническим соображениям, но нужду она справляла исключительно на капоте автомобиля, после чего краска была безвозвратно погублена. Жестокая химическая атака из адской смеси хлорки с дустом, не осталась без ответа: следующим утром двигатель «Жигулей» дергался, но не запускался, были погрызены высоковольтные провода трамблёра. Зловредная тварь таким способом показала, что травить её – выйдет себе дороже. Валерий был близок к нервному срыву: похудел, стал плохо спать. Во сне его преследовали чудовищных размеров крысы; они угрожающе скалились, подскакивали, пытаясь вцепиться ему в горло, отчего он просыпался в холодном поту. Непримиримая схватка продлилась до весны, когда потеплело, зловредная квартирантка покинула негостеприимную обитель.
В самый разгар исторического периода под названием Перестройка, советские граждане, сгорая от нетерпения, ожидали вечера. Бросали все дела, сбегали с работы и, в предвкушении чуда, усаживались у телевизора. С голубого экрана вещал чародей и кудесник той эпохи - Анатолий Кашпировский. Под его тяжёлым взглядом, явно обладающим нервно-паралитическим свойством, телезрители чувствовали себя обречёнными кроликами, готовыми по первому же зову ринуться в пасть удаву: «Сядьте удобно в кресло и расслабьтесь. Лечение уже началось…» После так называемых целительных сеансов, Нина с Сергеем засыпали тревожным сном, полным ночных кошмаров. В тот раз Нина проснулась поздно с тяжёлой головой. Сергей рано ушёл на работу, а ей, учительнице, в школу к третьему уроку. Не вполне проснувшись, на автомате, она едва поставила на плиту чайник, как тревожно задребезжал телефонный звонок: «Нина?» – откуда-то издалека донёсся мрачный голос. «Кашпировский!?» – промелькнуло у неё в мозгу. «Выключи чайник!» – приказал Анатолий Михайлович и повесил трубку. Она приложила ладонь ко лбу, - вроде лоб был холодным. Подумала, - может приснилось? Но плитку на всякий случай выключила. Привела себя в порядок, и только успела снова включить плитку с чайником, как тут же раздался телефонный звонок, и опять другой мужской голос потребовал: «Выключи чайник!». «Приехали, - с тоской подумала Нинка, - надо срочно звонить в поликлинику», - но не успела она подойти к телефону, как снова раздался звонок. Нинка с ужасом смотрела на старенький аппарат, и, как писал поэт: «Как бомбу, как змею, как жало обоюдоострое…», немея от мистического страха она взяла трубку… Но в этот раз звонил муж. Вот что выяснилось. Сергею приходилось вставать ни свет ни заря, чтобы успеть на электричку. Работал он в Подмосковном городе, час езды от Москвы. Попутчики уже были хорошо знакомые, все ехали на работу в одном направлении. По дороге травили анекдоты, делились спортивными новостями. Тем утром бульдозерист Колян рассказывал забавную историю, как он приобрёл щенка мелкой породы за 300 рублей и прихватил его с собой на рыбалку. Пока он сидел с удочкой, пёс копошился в траве. Вдруг, из-за кроны густого дерева, вынырнул ястреб. Не сбавляя скорости, он ухватил когтями визжащие 300 рублей, – и был таков. На очередной станции в вагон вошла бабка с дорожной сумкой. С несвойственной её преклонному возрасту расторопностью, продвинутая старушка стригла свой законный гонорар, обслуживая пассажиров, чья душа безмятежно требовала утреннего похмелья. В сумке находились на все вкусы средства, возвращающие организм в рабочее состояние: в бутылках водка «Московская» и портвейн «Агдам», а популярный народный напиток собственного изготовления нежно плескался в эмалированном чайнике. Там же находились гранённые стаканы, пузырчатые огурчики домашнего посола и аккуратненькие бутерброды с колбаской. Когда бабулька из чайника наливала Коляну самогон, Серёгу стало клинить: «Чайник, чайник, блин, не выключил чайник!». Выключил ли он чайник, Сергей точно не помнил, после дьявольского телевизионного целителя по утрам и трезвая голова плохо работала. Мобил ещё не было, а ехать было ещё долго. Зная, что Нинка спит крепко, он попросил ребят, кто будет выходить раньше, позвонить Нинке…
В середине 80—х коммунист Павел Горохов работал зубным техником в стоматологической поликлинике. В партии он оказался по недоразумению, его туда втащили ещё в армии по какой-то разнарядке, спущенной сверху. Не секрет, что в КПСС вступали, как правило, преследуя какие-нибудь корыстные цели: карьера, квартира и другие блага, недоступные беспартийным. Членов КПСС даже не могли судить, предварительно не исключив из партийных рядов. Горохову никакие партийные блага не светили, да он на них и не уповал. У него была большая семья, денег вечно не хватало, постоянно приходилось одалживать. Специалистом он был отменным, но... выпивал, хотя на качество работы это никак не отражалось. К партийным взносам относился как к узаконенному грабежу и заявлял в оправдание: «Не от жадности, а из принципа! Жируют, гады, на мои кровные!». А выдавить из него деньги на какие-нибудь общественно-политические поборы, типа ДОСААФ, Красный крест, Комитет защиты мира и т.п. – было делом безнадёжным. После каких–то очередных партийных разборок заведующего зубопротезного отделения хватил инфаркт и на его место Райком партии пристроил своего человека. Им оказался молодой стоматолог по имени Николай Николаевич, парень с дальним прицелом. Для карьерного роста у него были все необходимые качества — напористый, непьющий, умеющий убедительно выступать на различных общественно-политических сходках. Но главное, – его тесть был какой-то важной номенклатурной птицей. На очередных партийных перевыборах, как и и предполагалось, Николая Николаевича единогласно (как обычно) избрали секретарем партбюро. Первым делом новый заведующий с номенклатурным трепетом переоборудовал свой кабинет: появился бюст Ленина, портрет Горбачева, полки шкафа заполнили труды классиков марксизма. Будучи поклонником Андропова, он принялся активно бороться за соблюдение трудовой дисциплины во вверенном ему коллективе. Начал с самого болезненного: категорически запретил левые заработки. Месячного оклада дантистов едва хватало на башмаки местной обувной фабрики, а семейный бюджет сотрудников пополнялся за счет левых заработков, а при их запрете работа теряла свой изначальный смысл. Специалисты стали потихоньку разбегаться, а Паше, как человеку пьющему, уходить было некуда, мир дантистов тесен и везде знали о его слабости. В знак протеста на имя секретаря Райкома он написал заявление следующего содержания: "Прошу исключить меня из членов КПСС в виду тяжелого материального положения и невозможности платить партийные взносы из низкой заработной платы". И отдал заявление Николаю Николаевичу. Статус партбилета в СССР трудно было переоценить. За его небрежное хранение или утерю могли последовать жесткие санкции, вплоть до исключения из партии. Крылатая фраза «партбилет на стол положишь», — была одной из страшных угроз того времени.
Но амбициозный заведующий размашистым почерком легкомысленную нанёс резолюцию: «Не возражаю», после чего был немедленно вызван в Райком на ковёр к одному из секретарей, ответственных за идеологию и пропаганду. Находясь в состоянии административного неистовства, он орал на Николая Николаевича и обкладывал его такими словами, что стоящее в углу красное знамя приобретало малиновый оттенок: – Где это у нас видано, чтобы какой-то мудак добровольно покидал ряды партии? Тоже мне диссидент, академик Сахаров! Да за такие вещи ты сам положишь партбилет мне на стол! Струхнувший парторг, поскуливая и изнывая от подобострастия, глядел на партийного идеолога с собачьей кротостью и вибрировал, как окурок в унитазе. А когда накал страстей пошёл на убыль и секретарь окончательно выдохся, Николай Николаевич стал его клятвенно заверять, что не позволит коммунисту совершить непоправимую ошибку и убедит заблудшего товарища остаться в рядах родной партии. Есть такой анекдот. Успешная одесская сваха делает сказочное предложение бедному еврейскому портному: выдать его дочь за сына фабриканта Морозова. Тот возмущен: – Моя дочь выйдет замуж только за еврея! – Соломон, не будь идиотом, Морозов миллионер, его невестка будет купаться в роскоши, а тебе он построит кирпичный особняк в центе Одессы. Уламывала его неделю, наконец, он сдался. Выходит от него сваха, вытирает со лба пот: – Полдела сделано, осталось Морозова уговорить! Горохова уговорить не удалось. На внеочередном заседании партбюро он чувствовал себя как в серпентарии, но благополучно из партии был исключён. Через полгода поправивший здоровье бывший заведующий вышел на работу в качестве врача, а Паша продолжал работать зубным техником. Однажды они вместе шли с работы, и он спросил бывшего шефа: – Вы не жалеете, что вас больше не избирают парторгом? – Какой теперь из меня теперь парторг, я же на инвалидности, – ответил осторожный экс-заведующий. А Паша неожиданно заявил: – А я так жалею, что вышел из КПСС, – и после недолгой паузы, добавил – раньше заходил в любую забегаловку без копейки в кармане, клал партбилет на прилавок и мне наливали – сколько потребую. А теперь без партбилета – не наливают, даже паспорт не берут, знают, что получить новый – плёвое дело. Если бы тогда кто-нибудь им тогда сказал, что через несколько лет коммунисты будут выбрасывать свои партбилет на помойку, они бы только покрутил пальцем у виска.
В 50-70-х годах у ростовских любителей мотоспорта пользовались успехом гонки на ипподроме. Однажды, какому-то умнику наверху взбрела в голову идея - провести чемпионат области на Ростовском ипподроме с тотализатором, по типу скачек. Лошадиные бега тогда были единственным узаконенным азартным мероприятием, с денежными выдачами, ну может быть кроме денежно-вещевой лотереи. В материальном плане эта затея была слабо перспективной. Дотошные любители мотоспорта отлично знали возможности своих кумиров, поэтому выдачи не могли быть весомыми. Утром за день до гонок в Ростовский автомотоклуб наведался неопрятного вида хмырь из числа завсегдатаев скачек – граждан осведомленных, азартных и материально озабоченных. Его предложение показалась кое-кому из организаторов мероприятия привлекательным. Для любителей скачек этот лохотрон был с густой бородой, и заключался в следующем: в финальном заезде, когда на кону стоит самый большой куш, пропустить вперёд жокея-аутсайдера, на которого ставок никто делать не станет, а очень ограниченному числу заговорщиков – поставить крупные суммы на известного им победителя. Посвященными в эту аферу оказались несколько ведущих спортсменов во главе с тренером. На роль будущего чемпиона назначили Сережку Киселева, по прозвищу Компот. Спортивных результатов за ним не замечалось, в гонках безнадёжно болтался, как дерьмо в проруби и неизменно замыкая колону участников. Его долго уговаривать не пришлось, и весь день заговорщики заправляли ему мозги стратегией предстоящего мероприятия, как мотоцикл топливом – по самую горловину. Тогдашний ипподром представлял собой довольно жалкое зрелище. Неряшливое поле, косые трибуны, усеянные шелухой от семечек, окурками и использованными билетами. Зато спиртные напитки отпускались в неограниченном количестве. Первые заезды, по шесть кругов каждый, в точности соответствовали прогнозам знатоков: побеждали ростовчане: Коноба (дядя Ваня), Марков (Маруся) и Стрижаков (Стриж). Победители были откровенно предопределены и выдачи, как и предпологалось, оказавались копеечными. Затея отзаезда к заезду стала плавно лишаться интриги и зрителей. Признанный лидер в классе – 350 кубических сантиметров, – мастер спорта Юрий Марков, как обычно в день соревнований, был в новеньком кожаном обмундировании и в роскошном немецком шлеме. То есть всем своим видом демонстрировал претензию на безоговорочную победу. На него и поставили неискушённые зрители. Компоту же, наоборот, придали максимально клоунский вид: замасленный комбинезон, от которого уже отражались солнечные зайчики, стоптанные кирзачи и с облупленной краской шлем. А обшарпанному мотоциклу, было самое место в пункте приема металлолома. А в это время у него под истрёпанным шлемом шла отчаянная грызня двух Компотов: один, здравомыслящий, орал другому, авантюрному: «Идиот! Пока не поздно, откажись от этой авантюры во избежаных физических замечаний!». Другой показывал ему неприличный жест и самодовольно заявлял, что обязательно будет стоять на верхней ступеньке пьедестала почета на глазах у зазнобы Варьки. В общем, состоялся диалог глухонемого со слепым. Перед финальным заездом Компоту оперативно заменили двигатель на предельно захимиченный. Тренер, трижды сплюнув через левое плечо, хохмы ради, стал комментировать происходящее в кругу заговорщиков: «Вот на стартовой линии выстроились претенденты на высокое звание чемпиона области по мотоскачкам. Судья на старте дает отмашку, и участники устремляются впёред. Как и ожидалось, лидерство захватывает титулованная кобыла Маруська. Гнедой двадцатилетка Компот, даже с самым мощным двигателем, стартовал, как обычно, в глубокой жопе. Через два круга его отставание от лидера, уже составляет плюс-минус трамвайную остановку. Но вот на помощь ему бросается племенной жеребец Стриж, он самым бесцеремонным образом оттесняет соперников и, благодаря его титаническим усилиям, весь в мыле Компот, выкарабкивается на третье место. Когда до финиша остается всего два круга, в игру вступает многоопытная Маруська. Она резко сбавляет скорость и откровенно придерживает скачущего вторым борзого таганрогского скакуна. Ей с трудом удается прижать его к бровке и... едва живой Компот, обходит их обоих и оказывается лидером!!! Одноклубники изо всех сил сдерживают напирающих сзади соперников». Этот откровенный цирк-шапито вызвал на трибуне бурное негодование любителей спорта с денежным уклоном. Поверх рёва моторов прокатился гул недовольства и отчаянные крики: «Жу-ли-ки!!!». Руки у Сергея занемели, он с трудом удерживает руль взбесившегося стального скакуна. Перед глазами плывут фиолетовые круги, и трасса двоится. А когда до заветного финиша оставалась какая-то сотня метров, лидер на ровном месте исполняет акробатический пируэт, и в его кувыркающийся мотоцикл врезается эскорт из двух его подельников, плотно сидевших у него на колесе. Все трое, вместе с мотоциклами, подняв густое облако рыжей пыли, разлетаются в разные стороны. Крик торжества потряс трибуны: - первым пересек линию финиша таганрогский гонщик. Дежурная «скорая» моментально оказалась возле пострадавших. К счастью, в её услугах никто не нуждался. А несостоявшийся чемпион под шумок незаметно слинял, во избежание неминуемого расстройства здоровья с временной потерей трудоспособности. В мотоклуб, он наведался только через месяц, после тщательной предварительной разведки.
По вечерам во дворе собиралась компания пацанов. Потягивали пивко и травили байки, в том числе о своих дон-жуанских подвигах. Заика Женя, интеллигентный юнец, застенчивый, еще не утиративший способность краснеть, жадно слушал этот треп, но самому хвастнуть было нечем. При самых непристойных подробностях, его лицо, щедро укомплектованное красноречивыми прыщами, заливалось ярким румянцем. А самым для него мучительным был момент, когда его мамаша, свесив через перила балкона безразмерные сиськи, с надравом орала: "Же-е-ня, домой!". И он страдая от стыда, рысцой трусил к подъезду под ржание приятелей. В один весенний вечер появляется ликующий Женя и, заикаясь сильнее обычного, выдает: "Реб-б-бят-та, я трип-п-пер по-о-ймал!". Немая сцена. Наконец, кто-то не выдерживает: "Женя, а что же ты маме сказал?". "Маме я сказал, что грибок, мама бы против тип-п-пера возражала"...
Однажды в лютый мороз, Павел забежал в магазин согреться. Там же окоченевший мужик всучил ему щенка, поклявшись, что это уникальная порода - американский боксёр, вырастет свирепым, как Майкл Тайсон. «Отдам за смехотворную цену – не хватает на приобретение топлива для подогрева остывающего организма». Паша клюнул и стал обладателем забавного щенка необычного окраса, шерсть которого чередовалась чёрными и белыми полосками, как у зебры. Вырос он крупным, с огромной пастью, но безгранично добродушным. Было очевидным, что ничего породистого там рядом не лежало. В его жилах текла кровь целого полка представителей самых различных собачьих национальностей: шотландского колли, немецкой овчарки, французского бульдога и даже, судя по курносой морде, японского хина. Поэтому его назвали Полканом. Как-то, прогуливая Полкана на поводке, Паша повстречал своего давнего знакомого. Попили пивка и стали прогуливаться, толкуя «за жисть». А тут навстречу пышная свадьба. Собачья. Стая сексуально озабоченных женихов преследуют невесту, которая шествует впереди свадебной процессии, развратно виляя тощим задом. При этом она периодически оглядывается и её пасть не покидает блудливая ухмылка. Паша, хорошо знакомый с донжуанскими наклонностями Полкана, потуже натянул поводок. Пёс пару раз рванулся – не тут-то было. Он осуждающе глянул на хозяина и грустно опустил морду. «Задолбал он меня, – стал жаловаться Паша, - всю округу снабдил своим потомством, их ни с каким другим кобелём не спутать, полосатые, как матросики. Соседи уже требуют алименты». Тогда приятель говорит: «Чего ты мучаешься, давай его того. Всё равно он не породистый, на вязку никто не позовёт. А так всё меньше гормонов в крови будет бушевать. У меня сосед ветеринар, это ему - как два пальца об асфальт». После этих слов, как рассказал после Пашка, пёс поднял морду и на этот раз очень нехорошо посмотрел на хозяина, как будто всё понял. На том приятели и порешили. Среди ночи Паша проснулся по малой нужде. Жил он в стареньком частном доме с удобствами в глубине двора. В темноте идти туда было лень, и только он пристроился оросить угол свое хаты, как из кустов выпрыгнул Пират и буквально на лету вцепился в то, что хозяин собирался ему оттяпать. От неожиданности и боли, Пашка заорал во всю мощь своих лёгких и … проснулся. Следом проснулась жена с тем же выражением ужаса на лице. Ей в тот момент снился не менее драматический сон, из вечернего телефильма про войну: будто на неё двигался вражеский танк и она, дождавшись, когда он приблизился вплотную, - рванула чеку противотанковой гранаты. К счастью «чека» не выдернулась, и отделалась лёгким испугом, а кастрацию кобелю, на всякий случай, отменили.
В 70-х годах в аэропорту работала диктором радиоточки бывшая стюардеса. Глубокой ночью к ней заглянул, уже поддатый ее приятель. Работы ночью мало и они принялись за муси-пуси-поцелуси. Как положено, после прилюдия перешли к делу: "Тебе так хорошо? А так? А теперь наклонись, а еще повернись,...". Неожиданно в рубку торабанит дежурный... Оказалось, что в пылу страсти мужик посадил подругу на пульт с тумблерами и она ж... влючила микрофон и весь зал ожидания совершенно бесплатно наслаждался передачей "секс по радио".
В глубоко советские 70-е мы, трое друзей с супругами, на своих Жигулях катили из Ростова, через братскую Румынию к друзьям по гостевой визе в Болгарию. Перемахнув на пароме широченный Дунай поздним вечером, мы с ветерком катили по живописным местам. Решили заночевать в симпатичном лесу возле бурного ручья. Разожгли костерчик, постелили покрывало и накрыли, чем бог послал. А бог в тот раз послал коньяк армянский, колбасу «московскую», чешское пиво и т. д. Исключительно дефицитные продукта тех лет, которые были нами закуплены в Румынии. Из тушенки выковырнули куски мяса, окунули в уксус, нанизали, на шампуры и - на костер. Вкусно зашкварчало, запах заструился на весь лес, и разбудил птиц, которые стали слетаться в надежде на халявное угощение. Армянский коньяк, из бухарестского магазина сильно отличался от нашего, - терпкий, отдающий миндалем, как говорил Райкин, «вкус - специфищский!». Вокруг чистота лесная непривычная, кустики подстрижены, деревца под линеечку, травка – как персидский ковер. Ни тебе бутылок, ни окурков, ни обрывков газет. О мусоре можно только мечтать. Чисто – не по-людски. Ну, думаю, это дело поправимое, утро вечера мудренее. Разлили, чокнулись, выпили, закусили. Спели под гитару. Оросили окружающие кустики и по машинам. Дело-то молодое, все как у нас…… Утром я встал, когда солнышко уже слепило глаза. Журчал ручей, и пели птички. Перед моим, не совсем еще трезвым взором предстала картина маслом: в открытых настежь Жигулях спят семейные пары, бесстыдно развалившись, как у себя в спальнях, кто в исподнем, а кто и без. Одежда разбросана на капотах и крышах. А самое главное: мимо идет народ, и ошалело глядит в нашу сторону, как на стоянку первобытных людей. Вскоре выяснилось, что в потемках мы расположились в городском парке и отдыха города Видин.
Советская власть при всех своих недостатках, на такое свинство, как драть со своих трудящихся непомерные деньги за жилье – не отваживалась, и периодически дарила гражданам квартиры. И вот в канун Нового года, строители одного стройтреста получили такой подарок. Одним из счастливчиков стал арматурщик 7 разряда Егор. Воспользовавшись благоприятным моментом, его теща решила одним выстрелом двух зайцев убить – новосёлам поднести подарки и освободиться от лишнего хлама, который было не продать, а выбросить жалко. Заказала машину с грузчиками, наполнила её убогим скарбом: потертым ковром, ветхими стульями, тумбочками, видавшей виды посудой. Но главным козырем её щедрости являло собой старинное немецкое пианино известной фирмы «Беккер», доставшееся ей в наследство от одного из мужей неизвестно для какой цели – играть на нём никто не умел, а занимало оно полкомнаты. Она написала сопроводительную записку с адресом и, упиваясь широтой собственной души, отправила машину. Возле нового дома царила праздничная суета. Из открытых окон гремела музыка, новоселы, с неподъёмными баулами карабкались вверх по крутым лестницам. Лифт, естественно, не работал. В квартирах густо пахло краской, и толком не закрывалась ни одна дверь. На балконах, как флаги, трепетало развешанное исподнее. Машина с четырьмя грузчиками прибыла раньше хозяев, и крепкие, слегка поддавшие мужики принялись за работу. Пока не были растрачены силы, начали восхождение с пианино. Используя особые ремни, грузчики с альпинистской решительностью устремились к заветной вершине – девятому этажу. На каждой лестничной клетке они были вынуждены устраивать перекур, во время которого, от всей души материли немецких умельцев, сварганивших такой увесистый инструмент, и подсчитывали грядущий барыш. Конвертируемой условной единицей тогда считалась бутылка водки. Энтузиазм трудящихся подхлёстывала такса: подъем пианино – одна У. Е. за каждый этаж. Выходило по две 40-градусной У. Е. на брата и одна водителю, так это только за пианино, да плюс остальное барахло... Хозяин, не подозревая о грядущем счастье, явился в самый ответственный момент, когда грузчики управились и потирали мозолистые ладони в предвкушении законного вознаграждения. И здесь его ожидал новогодний сюрприз, заложенный в сопроводительной записке, где теща указала девятый этаж, но соседнего подъезда, а табличек на дверях ещё не было. Когда Егор прикинул, во что ему обойдется транспортировка в свой подъезд на фиг ему не нужного пианино, он почувствовал, как сердце обо что-то споткнулось в груди. Однако он взял себя в руки и стал лихорадочно искать выход из непростой ситуации. Когда неясные мысли приняли отчетливую форму, он перестал ломать голову над этой шарадой и принялся ходить по соседним квартирам, пытаясь спихнуть тёщин подарочек: сперва за скромную цену, а после и вовсе бесплатно, лишь за расчет с грузчиками. Поначалу охотников не было. Наконец, электросварщик с пятого этажа, худой востроносый дядечка, уже славно отметивший новоселье, широким жестом указал на свою дверь: «Тащите ентот сундук до меня, - на балкон поставлю, нехай жинка в ём всякий продукт хранит, будя заместо погреба». «Ты чё, сосед, офанарел? – горячо запротестовал крановщик с четвертого этажа, невысокий лысый бодрячок: «Мы же этот дом сами строили, там же в бетоне сплошной песок, рухнет твой балкон вместе с этим гробом аккурат мне на голову. Пошли я тебе сто грамм налью, гуляй на здоровье без этого сокровища!». И тут начался концерт по заявкам трудящихся: вертлявая старушка-норушка, сморщенная, как сухофрукт, в незатейливой форме проявила интерес: «Возьму-ка я енту пианину до себя, пущай на ём внучка испражняется». Но вразнос пошел её сосед бригадир каменщиков – урковатый мрачный блондин. Он набычился, посмотрел на бабульку, как повар на ещё живую курицу и, обозвав её старой бетономешалкой, выпалил: «Пущай твоя внучка на горшке испражняется, а у меня больной папаша, ему хвэршал покой прописал. А стены, знаем какие, у соседа собака затявкала, а моя Мурка со страху чуть с балкона не сиганула!». Накал усиливался, как на аукционе. Предприимчивый бухгалтер, старая калоша, беззубым ртом прошамкал: «Хороший инштрумент, и фирма жамечательная. Давайте его шуда. У меня племяша мужыкальная училка, берёт по трояку в час, это какие ж денжищи можно жашибить? Дело-то не хитрое: «жили у бабуши два вещёлых гушя...» Но его умыл другой сосед, эмоциональное лицо восточного происхождения, его затрясло от ярости, и он стал возмущаться на каком-то гортанном наречии с вкраплением русского мата. А после, окончательно перейдя на общедоступный диалект, побагровел и пригрозил: «Я шас твой (непечатное) бэкэр-студыбэкэр к (непечатное) матери в щэпкы разнэсу, кланус мамой! – и, сложив ладони рупором, громко прокричал: – Роза (непечатное), нэсы тапор!». Дом стал напоминать потревоженный улей. Спорили до хрипоты. Скандал разрастался с богатым использованием замысловатых сквернословий, рождённых целыми поколениями строителей светлого будущего. Хмурые грузчики с холодным недоумением наблюдали за жаркой полемикой. А когда подъезд уже до предела наполнился чудовищной бранью, по команде урковатого бригадира шум стих, и завершился традиционным советским способом: всеобщим открытым голосованием, которое, как и положено, оказалось единогласным. Постановили: «Оказать соседу материальную помощь в виде рубля с носа и увести злосчастный инструмент, куда угодно, хоть на его историческую родину, чтобы не мешал справлять новоселье советским трудящимся». Когда грузовик вместе с грузчиками и «Беккером» скрылся из вида, все облегчённо вздохнули и разошлись умиротворенные. Пар благополучно ушёл в свисток. Но вскоре выяснилось, что коварный инструмент на историческую родину не поехал, а осел в ближайшем комиссионном магазине, и на нём стояла фантастическая цена – 850 рублей. Егора крепкий организм с честью справился с подлым ударом судьбы ниже пояса. А от тёщи он скрыл этот досадный пролёт мимо денег, уж её бы уж точно кондратий не пощадил.
В одном из кооперативных гаражей мужики азартно резались в «козла» на интерес. А какой интерес у мужиков, проводящих свой досуг в гараже, – общеизвестно. Когда на кону собралась сумма эквивалентная трём бутылкам «интереса» стоимостью по 60 рублей, или двум, но по 90, - возникла дискуссия, типа как у Жванецкого про раков: крупные по пять, или по три, но мелкие. В отличие от раков, вопрос упирался не в величину, а в качество товара. Задача решилась традиционным способом – всеобщим открытым голосованием. В противоборстве количества с качеством, с подавляющим превосходством победу одержала… жадность (та самая, которая фраера сгубила). В магазин командировали самого молодого - таксиста Лёху. Он с честью оправдал оказанное ему доверие и вскоре с триумфом водрузил на стол ЧЕТЫРЕ бутылки водки. Бурные, продолжительные аплодисменты. Все встают. Обременённый жизненным опытом пенсионер Степаныч, заявил: «Это самопальное пойло, я его пить не стану. Здоровье дороже». И рассказал, что его сосед отравился дешёвой сивухой и попал в реанимацию. Там его выходили, но он навсегда остался слепым. Этот рассказ на собутыльников должного впечатления не произвёл, и они единодушно решили: «Не хочешь, не пей, нам больше достанется». Теперь игра пошла веселее: выигравшая пара опрокидывала по призовой стопке, а проигравшая - уступала место очередной команде. В ожидании очереди, захмелевший Лёха, прикорнул на скамейке. Когда его стал тормошить напарник, он вскочил и… внутри у него что-то оборвалось. Лёха стоял с открытыми глазами, но ничего не видел. Напарник нетерпеливо подгонял: «Ты чего телишься, садись играть!». Лёха отчаянно тёр глаза, но зрение не возвращалось. В голове пронёсся рассказ Степаныча: реанимация, слепота, и он завыл: «Братцы, звоните в скорую! Я ослеп!»… В ответ на мольбу пострадавшего раздался щелчок электрического рубильника. Яркий свет сопровождался дружной ржачкой: «С Первым апреля, Лёха!».
Не стесняйся пьяница носа своего, он ведь с нашим знаменем цвета одного. И. Губерман
В не столь отдаленные советские времена, в отличие от нынешних, круг граждан с блатными номерными знаками был строго ограничен, и любой страж порядка мог безошибочно определить, к какой ступени иерархической лестницы принадлежит тот гусь, которого возит персональный холуй на служебном автомобиле. Обком ДОСААФ к обойме особо влиятельных организаций не входил. Это была тихая гавань для вышедших в тираж отставных полковников, которым в утешеньице партия переправляла отжившие свой век «Волги» с «блатными» номерными знаками. Одной из таких была старенькая, не раз перекрашенная «Волга», но её номера гордо украшали цифры, начинающие с двух нулей. Бессменным её водителем был Иван, высокий, сутулый мужик неопределенных лет. Его продолговатое лицо и нос были покрыты густой сетью красно-фиолетовых прожилок, с головой выдававших страстишку обладателя. Справедливости ради, необходимо отметить, что пьяным на работе Иван замечен не был, хотя и трезвым – тоже. Он умел соразмерять свои возможности - был всегда в одной стадии: слегка поддавши. Но в остальном был идеальным водителем: старушка «Волга» всегда находилась в исправном состоянии, несмотря на то, что постоянно находилась в командировочных разъездах, практически по одному и тому же маршруту – по трассе Ростов-Баку. В такие вояжи с Иваном часто отправлялся один из руководителей обкома, подполковник Гусев. Требовательный, деловитый, он настойчиво пытался пресечь дурную склонность шофера, а особо бдительным был накануне командировок. Жили они по соседству, и Гусев ранним утречком поднимал Ивана с постели ещё тёпленького, затем, стараясь не упускать его из вида ни на минуту, вместе с ним шёл в гараж. Завтракали по пути в придорожном кафе, и здесь Гусев, учитывая предыдущий опыт, сопровождал Ивана даже в сортир. Но после завтрака, как правило, из хмурого и немногословного спутника шофер превращался в веселого и общительного. К обеду его хорошее настроение плавно улетучивалось, но снова перекусив, оно возвращалось в комфортное состояние. Начальник догадывался, что загадочная закономерность кроится в посещении закусочных, и даже периодически менялся с Иваном компотом. Тщетно. И только спустя время, когда Гусев уже не работал в обкоме, а Ивана всё же попёрли за пьянство, он поделился с бывшим начальником секретом своих подзаправок. Регулярно курсируя по одному маршруту, он был знаком с работницами всех кафешек, которых на трассе было тогда считанные единицы. По заранее проплаченой договоренности водку ему выливали прямо в борщ. Себя Гусев к трезвенникам не относил, к алкоголю относился вполне благосклонно, но чтобы водку в борщ?!.
Моя первая встреча с долгожданным детищем Запорожского автозавода состоялась в 60─м году у ворот нашего автомотоклуба, где были расположены мотосекция, автошкола и гаражи. Вот туда притащили на буксире миниатюрный, словно игрушечный автомобиль, который в народе язвительно прозвали «Горбатым». Вскоре, любознательные автолюбители докопались, что симпатичную малолитражку советские плагиаторы до винтика слизали с модели всемирно известной фирмы «ФИАТ» и даже поленились сочинить свой собственный логотип, а в их фирменный фиатовский щит втулили наш незатейливый – «ЗАЗ». Удачная копия ─ сильно недотягивала до оригинала: новорожденный оказался хилым, болезненным и капризным. Владельцем доставленного к нам «Горбатого» оказался немолодой представитель какой-то мандариновой республики, заполучивший автомобиль каким-то загадочным путём прямо с Запорожского завода. По пути домой он решил заночевать под Ростовом. Употребив с полбутылки горилки, уснул прямо в машине, а утром обнаружил, что известная на всю страну ростовская шпана, очистила его автомобиль, вплоть до насоса. После такого осквернения, «Горбатый» категорически отказался заводиться: то ли обиделся, то ли сперли что-то важное из мотора. Я отвёл расстроенного обладателя этого сокровища к нашему механику дяде Лёше, грузному пенсионеру профессорского вида и такого же апломба. К машине он шагал не спеша, чинной походкой учёного, обремененного тяжким бременем знаний. За ним на почтительном расстоянии следовала свита ассистентов, то есть нас, любознательных спортсменов, жаждущих поближе познакомиться с новинкой отечественного автопрома. В глубокой задумчивости «профессор» обошёл вокруг «пациента» и царственным жестом указательного пальца велел открыть крышку капота. Хозяин, с угодливой поспешностью, исполнил приказ, и мы устремили свои нетерпеливые взоры вовнутрь, в ожидании того, как медицинское светило будет делать уникальную операцию. Под капотом зияла первозданная пустота, без каких-нибудь намёков на пребывание там мотора. Дядя Лёша достал носовой платок, тщательно протёр стекла очков, снова их водрузил на место и, убедившись, что не померещилось, произнес: «Джигит, у тебя не только насос, у тебя двигатель спёрли!». «Слюшяй, дядя, – с характерным шашлычным акцентом возмутился кавказец, – у моего скакуна мотор сзади!». Неисправность дядя Лёша устранил, но его репутация была изрядно подмочена.
В шестидесятых годах в Новочеркасске располагалась спорт-рота мотогонщиков. Армейскую службу парни практически не несли: готовили мотоциклы, тренировались и участвовали в соревнованиях за команду СКВО. Никаких проблем на предмет самоволок у них не возникало: махнул через забор – и гуляй Вася! На мотоцикле улизнуть было сложнее, зато какие открывались перспективы: прокатить подружку с ветерком, да на спортивном мотоцикле в какую-нибудь живописную рощу, угостить винцом... Какая же барышня устоит после такого сервиса? Накануне дембеля, джигит из Осетии по имени Руслан намыливался сгонять в самоволку на предмет прощания со своей подружкой – пышненькой хохотушкой с кокетливыми кудряшками на голове. Такое мероприятие без мотоцикла - как справка без печати. Но, как известно, бутерброд имеет тенденцию падать маслом вниз: на КПП дежурил престарелый ВОХРовец дядя Вова, который за так «ни в жисть» не выпускал, а пропуском могли стать самые неожиданные предметы, начиная от набора гаечных ключей и заканчивая продуктами питания. Выше всего ценилась У. Е. тех лет – бутылка водки. У Руслана был трояк, конвертируемый тогда аккурат в искомую у. е., но расставаться с ним Руслану не было резона, тогда вся его затея расставания с любимой девушкой теряла изначальный смысл. На обещание отблагодарить в следующий раз мудрый охранник не клюнул: знал о предстоящем дембеле. Исчерпав всё свое кавказское красноречие, Руслан в отчаянии открыл ему свою сумку: мол, бери, что хочешь, только пусти. Тот внимательно изучил её содержимое, и неожиданно его заинтересовал незнакомый предмет, напоминающий новогоднюю хлопушку. «Это эффективнейшее средство от тараканов», – охотно пояснил Руслан, почувствовав, что клиент клюнул на пустяковую приманку. «А эта фигня на клопов действует?» – всё ещё колебался охранник. «А как же, на клопов, блох и даже на муравьев. Да я вам завтра инструкцию принесу. Надо поджечь фитиль, оставить эту штуку на полу и выйти из комнаты. А через пять минут проветрить помещение». Сделка состоялась, и на следующее утро Руслан вольной птицей упорхнул в свою горную республику. А через полгода на очередных соревнованиях он встретился со своими бывшими сослуживцами и узнал, как дядя Вова распорядился «патентованным» средством от насекомых. Он, в полном соответствии с устной Руслана инструкцией, поджёг фитиль «хлопушки» и вышел из избы. Рвануло так, что из окон осыпались стёкла, и проветривать помещение отпала необходимость. Да и клопы с тараканами наверняка окочурились от взрывной волны. «Хлопушкой» оказался учебный взрывпакет, нечто похожее на теперешнюю петарду, но в десятки раз мощнее. Охранник шума поднимать не стал, чтобы не всплыли его поборы, но с тех пор выпускать ребят без необходимых документов перестал.
На излёте советской власти, как при любой смуте, в нашей стране стала нарождаться всякая дьявольщина в образе колдунов, магов, чародеев и прочих посредников между тутошним и тамошним мирами. В разгар исторического периода с незатейливым названием «Перестройка», советские граждане, сгорая от нетерпения, ожидали вечера. Сбегали с работы, бросали все дела и, в предвкушении чуда, усаживались у телевизора. 9 октября 1989 года - на Центральном телевидении состоялся первый оздоровительный сеанс врача-психотерапевта Анатолия Кашпировского. Наверняка многие до сих пор помнят как с голубого экрана вещал чародей и кудесник той эпохи. Под его тяжёлым взглядом телезрители чувствовали себя обречёнными кроликами, готовыми по первому же зову ринуться в пасть удаву: «Сядьте удобно в кресло и расслабьтесь. Лечение уже началось…». Ходили легенды как по его "установке" буквально на глазах рассасывались коллоидные рубцы, исчезали морщины и бородавки, у некоторых стариков вырастали новые зубы, а седые волосы приобретали прежний устойчивый цвет. Однако многие "исцёленные" через какое-то время становились пациентами психиатрических клиник. Позднее «лечение» доктора Кашпировского были объявлены проявлением массового психоза. Статисты подсчитали, что эти сеансы посмотрели более 300 миллионов человек в десятках стран мира, обойдя по популярности тогдашних российских кумиров: Горбачева, Ельцина и Сахарова. Анатолий Михайлович был признан в СССР "Человеком года", а позднее, в 1993 году как и все авантюрные личности он оказался в Госдуме России от партии ЛДПР. Поговаривают, что Жириновский у него многому научился... Когда речь зашла о Кашпировском, хирург Попов поделился прелюбопытным случаем, сильно напоминающим медицинскую байку. В те годы появилась и ходила по рукам перепечатка с зарубежного издания книги доктора Моуди «Жизнь после смерти». Молодой американский врач-психиатр, доктор философских наук описал исповеди людей побывавших в состоянии клинической смерти во время которой они, якобы бы, посетили потусторонний мир, где общались с умершими родственниками и беседовали с таинственным существом, представляющим собой ярко светящееся облако. По тем временам это была революционная информация, хотя и раньше из различных источников было известно, что нередко человек испытывал подобные ощущения в момент клинической смерти, но писать об этом никто не решался. Книга, естественно, вышла на Западе. Прочитав машинописную копию этой книги, два студента, скажем Иванов с сокурсником Петровым, решили продолжить исследования американского учённого в стенах клиники, где они проходили практику под руководством рассказчика. Для достижения своей цели студенты попросились на дежурства в реанимационную палату, где накануне в промежутках ровно в три дня при загадочных обстоятельствах стали умирать больные. По больнице пошли свойственные врачам-циниккам мистические догадки: дескать, дело нечистое, не обошлось без чертовщины. Но это не явилось поводом оставлять койку пустой в свете их крайнего дефицита, поэтому после кончины очередного больного, на неё кладут Сидорова, пережившего во время операции клиническую смерть. В ночное дежурство напросился практикант Петров, который и стал ангелом хранителем Сидорова. В то утро он возле койки Сидорова и внимательно наблюдал за состоянием его дыхания и пульса Сидорова, так как наступил час Х и роковое третье утро, когда скончались несчастные предшественники. В этот момент в палату с пылесосом входит недавно поступившая старуха-санитарка, дежурившая сутки-трое, выдергивает из розетки шнур аппарата искусственного дыхания, к которому был подключён Сидоров, и вставляет туда штепсель пылесоса!!! Практиканты дали прочесть книгу Моуди доктору Попову, поделились с ним своими честолюбивыми планами и с этой целью попросили разрешения начать научный процесс с беседы со спасённым Сидоровым, где, по их твёрдому убеждению, отчётливо просматривалась мистика. Когда больной уже шёл на поправку будущие эскулапы принесли ему надлежащий пакет с апельсинами, яблоками, соком и приступили к анамнезу. Вот что они услышали: - Подготовили меня к операции: помыли, побрили где положено и повезли на тележке в операционную. Поставили капельницу и я отключился. - Ну, а что было во время операции, помните? - пытают его сподвижники американского учённого. - Конечно, как только меня начали резать, я выпорхнул из своего тела, повис под потолком и стал наблюдать как моё тело потрошат несколько человек в масках. Мне это зрелище не понравилось и я полетел сквозь какой-то тоннель к яркому свету. - Ну-у?! - не поверили своим ушам, вспотевшие от волнения практиканты. Им уже мерещилась аспирантура, Америка и встречающий их с распростертыми объятиями сам Реймонд Моуди. Выдержав недолгую паузу, Сидоров поочерёдно посмотрел на студентов, сгоравших от предвкушения сенсации, и продолжил: - Вылетаю из тоннеля, а в ярко светящимся облаке меня встречает доктор Попов и говорит: «Будем тебя готовить к выписке. А когда к тебе придут два мудозвона Иванов и Сидоров, гони их на х…, у них сессия на носу, а они какой-то х… занимаются!.
В конце прошлого века, родители выпускника зубоврачебного колледжа Роди М., не нашли подхода к комиссии по распределению молодых специалистов, и по этой банальной причине загремел он на дальнюю окраину нашей необъятной области. Обустроили его в дом пожилой женщины, которая и стала его первой пациенткой. Он лихо удалил мучивший её зуб, за что вечером последовало вознаграждение в виде живой курицы. Старушка вручила обалдевшему доктору топор и со связанными ногами жертву: «Отруби ей голову, а я тебе харча на неделю состряпаю». Родя смутился и промямлил: «Я не смогу…». Старуха нисколько не удивилась и крикнула соседу через забор: «Гриша, выручи дохтура, куру пореши». Гриша, с ловкостью палача, отсёк птице голову, подержал её за лапы пока стечёт на землю кровь, и вручил доктору с усмешкой: «Во даёт, зубы у людей дёргает, а куру пришить робеет!...». Курица ещё билась в конвульсиях и щедро забрызгала доктору рубашку. На стук в дверь хозяйки, ему открыла деаушка и с немым ужасом смотрела на окровавленного парня с топором в руке. «Позовите, пожалуйста, бабушку, скажите Родион пришёл». Женщина побледнела, прошептала «Караул!» и резко захлопнула дверь перед самым его носом. Уже после, до доктора дошло, какие ассоциации мелькнули в голове у учительницы по литературе (внучки старушки), когда она увидела молодого мужчину с топором, по имени Родион, зовущего старушку. Фёдор Михалыч, а-у!
В один жаркий, даже по израильским меркам, день накануне шаббата (праздничная суббота) на рынке Хайфы особенно шумная торговая суета. Разноязычная горланящая толпа, захламлённая мостовая, ослепительный блеск безвкусно оформленных витрин и зазывные крики торговцев. Вдруг, заглушая базарный галдёж, раздаётся пронзительный вопль: — Софа, и шо ты плетёшься, как на похоронах? Мы жешь обратно опоздаем на автобус! Неповторимый еврейско-одесский акцент, море мимики и эмоций на лице пожилой тётки внушительного роста и соответствующих габаритов. Она увешана баулами, как десантник израильской армии. В нескольких шагах за ней семенит Софа – толстуха лет тридцати, по-видимому её дочь, но ещё масштабнее мамаши. На ней юбка, наполненная подвижными ягодицами, розовая застиранная кофточка, едва достающая ей до пояса и трещащая от арбузного изобилия грудей. Она семенит необычной походкой: широко раскорячив ноги, почти не сгибая их в коленях и при этом раскачивается из стороны в сторону, как кукла-неваляшка. В обеих руках у неё сумки, переполненные продуктами: острыми стрелами выглядывают перья зелёного лука, угрожающе свешивается прозрачный пакет с яйцами, окружающим приветливо помахивает рыбий хвост в такт колебаний её богатырского тела. После мамашиного окрика Софа наращивает темп, но при этом скорость её движения не меняется, только возрастает амплитуда колебаний. Рынок притих и с любопытством следит за потешной парой. Мамаша снова наезжает на дочку: — Холера, проснись! Или ты себе думаешь, шо я обратно буду катать тебя на такси?! Таки выбрось эту дурь из головы и быстрее тащи свою толстую задницу! Софа останавливается, широко расставив свои слоновьи ноги. Слёзы вперемешку с потом крупными каплями катятся по её бархатным, как персик, щекам. И она на весь базар с надрывом орёт: — Да не могу я быстрее, у меня лопнула резинка трусов!
Политическая прозорливость. Лет сорок с гаком тому назад, в одном учреждении отмечали какое-то мероприятие и один сотрудник, не имея тормозов, так назюзюкался, что его потянуло на политику. Начал перечислять все грехи тогдашнего руководителя государства, и в заключении, сорвал со стены его портрет, растоптал и выбросил в окно. На шум прибыла милиция, гражданина доставили в отделение, а когда услышали его крамольные речи, немедленно переправили соседям, специализирующимся по этой части. Там имели соответствующие навыки и очень быстро привели гражданина в чувство лёгким поглаживанием по разным частям тела. Утром его разбудил офицер этой гуманной организации. В руках у него была бутылка жигулёвского пива и бутерброд. Он вежливо извинился за ночное недоразумение и мило предложил: «Простите нас, если можете. Мы вас сейчас отвезём домой, только поделитесь с нами, откуда у вас имелись сведения, что этой ночью Хрущёва снимут со всех постов?».