Предупреждение: у нас есть цензура и предварительный отбор публикуемых материалов. Анекдоты здесь бывают... какие угодно. Если вам это не нравится, пожалуйста, покиньте сайт.18+
Рассказчик: Сказочник Дэн
По убыванию: %, гг., S ; По возрастанию: %, гг., S
Сижу. Играю на рояле... Попался сложный момент - быстрый пассаж, затем громкий аккорд на другой стороне клавиатуры. Не получается. Играю медленно - не выходит, быстро - тьфу! Либо в аккорд не попаду, либо пассаж не проиграется. Повторяю - не получается. Повторяю - не получается. Злюсь! Повторяю - не получается. Злюсь сильнее! Повторяю - не получается. Бешусь. Повторяю - не получается. Киплю. Проигрываю пассаж - пытаюсь аккуратно взять аккорд - мимо. Повторяю - пытаюсь взять аккорд рывком - мимо! Наливаюсь дурной кровью! Пассаж - аккорд (тихо-тихо) - мимо!!! Пассаж - аккорд (со всего маху) - мимо!!! Пассаж (медленно) - аккорд - мимо!!!!! Пассаж, замахиваюсь на аккорд, вдруг вопль со двора: - Да ебни ты как следует! Аккорд ударом - почти попал. Со двора вопль: - Сильнее! Пассаж - аккорд (аж рояль затрясся) - тютелька в тютельку. Вопль: - Еще! Повторяю. Идеально. Вопль. - Еще! Повторяю - просто сказка! Ван Клиберн, да и только! Удовлетворенно встаю из-за инструмента, иду на балкон курить, заодно на знатока посмотреть. Выхожу, а там ребята погнутое колесо у велосипеда выправляют. Спасибо, народ. Помогли! Все занятия в чем-то схожи!
В семидесятые годы двадцатого столетия в маленьком южном городке Баку был один-единственный оперный театр - излюбленное место отдыха утомленного жарким солнцем восточного населения. Коронный спектакль в нем, как обычно, был "Лебединое озеро", к двум примам которого - Мамедову и Викиловой - отношение со стороны публики было каким-то вроде покровительственно-отеческого, типа как к безалаберному, но любимому дитяти. Например, в буфете в антракте можно было нередко услышать диалоги вроде: - А что это сегодня Мамедов тусклый? - Да у них вчера сестру замуж соседи выдавали, вот и погорячились слегка. - А, ну тогда понятно... Мамедов был строен и худощав. Викилова мала и изящна, но в крепко сбитом теле. Весовые категории у них совпадали, может быть, даже был небольшой перевес в сторону Викиловой. Каждую субботу публика, затаив дыхание, мысленно ловила вместе с принцем Зигфридом набегающую Одетту. Дополнительную остроту ощущений этой трагической сцене придавал способ исполнения. Зигфрид, покатив вперед плечи, слегка расставив руки и полуприсев, принимал стойку вратарского ожидания, а также, дабы не лишать глубоко трагическую сцену убедительности, путем выкатывания глаз и голубиного запрокидывания головы пытался придать своему лицу томную и скучающую безмятежность. Одетта же отходила в другой конец сцены, замирала на пару секунд и, слегка набычившись, начинала разбег, являя в эти моменты собою нечто среднее между "кукурузником" и броненосцем. Разбег и... Зигфрид с резким хаканьем, угрожающе накреняясь, принимал Одетту на полусогнутые (тяжело все-таки!) и только уже начиная свой вояж по сцене, "выжимал" ее до конца, словно тяжеловес - штангу. Но однажды, увы, Мамедов не успел... и Белый Лебедь, выскользнув из тонких рук партнера, тяжело рухнул оземь. Театр на месяц лишился примы, пока Викилова залечивала переломанный палец ноги. Мамедов тоже отказался от участия в балете без привычной партнерши и их заменила пара вторых солистов (о которых в следующий раз). Через месяц Одетта вернулась, зал принял ее, как родную, устроив ей овацию до начала спектакля и все бы вроде бы пошло своим чередом, если не считать того, что впоследствии, в течение нескольких лет зрители первых рядов, а если было очень тихо, то и всего партера, могли слышать, как изящная Одетта, разбегаясь для парящего прыжка, угрожающим шипом нервно цедила сквозь стиснутые зубы: - Ну, теперь держи, сволочь! Сказочник Дэн
В коридорах консерватории встречаю Петра, радостного донельзя. Рот до ушей, волосы всклокочены, руками машет - страсть! Что, спрашиваю, случилось? - Да, - говорит, - представляешь, повезло мне, уух, как повезло. Задания по композиции раздавали, так всем черте что досталось, а мне вальс. Его и писать-то нечего, за полчаса налабаю. - Ладно, - назидательно увещеваю я его, - не забывай: самые опасные камни - гладкие. Поскользнешься - и дух с тебя вон. - Не боись, - гогочет. - Я прямо сейчас сочинять иду. Я им такое, я им такое... Прошло два дня. Встречаю в коридорах консерватории Петра, опять же всклокоченного, но уже по причине крайнего расстройства. Что, спрашиваю, случилось? - Да, - говорит, - не поверишь. Помнишь, вальс мне задали написать? - Ну, - отвечаю. - Ну? - злобно передразнивает Петр. - Баранки гну. Я его написал. Как только домой пришел, за два часа и слепил. - Ну и, вроде бы, отлично? - удивляюсь я. - Кретинично, - еще пуще злится Петр. - Поиграл, показалось слишком просто. - Да ладно? - Прохладно. Переписал я его. Левую руку в одной тональности, правую - в другой. - Ну и молодец. - Огурец! - срывающимся голосом орет Петр. - Поиграл, опять просто показалось. Переписал левую руку триолями, правую тридцать вторыми. Поиграл - опять просто. Написал правую аккордами, левую - скачками. - Ну так и круто, - не выдерживаю я, - проблема-то в чем? - Проблема... - Петр тяжело вздохнул. - Пришел я сегодня на экзамен, сел за рояль, поставил ноты и... - И?! - Что и... сыграть не смог.
Моя знакомая работает в центре психологической реабилитации. Выводят всяких там алкашей из ступоров, наркоманов из трансов ну и так далее. Только что позвонила, рассказала случай. * * * Приезжает к ним респектабельный человек в дорогом костюме, привозит с собой личность совершенно бомжеватого вида. Бомжеватый сидит, глаза в одну точку, эмоций - ноль, на раздражители не реагирует. Проверили, абстинентный синдром есть, но не настолько, чтобы в транс человека загнать. Стали у этого господина выяснять, что случилось. И вот что он рассказал: - Я, - говорит, - коллекционер. Ко мне привозят из самых разных стран всякие археологические находки, камешки странной формы, даже иногда живых существ. Вот, например, один из моих знакомых несколько лет из поездки в Конго привез мне маленькую шимпанзе. Родителей схватили, наверное, а детеныш убежал. Пожалели мы ее, сдавать в зоопарк не стали, да и прижилась она у нас. Баловали ее всей семьей, она совсем ручная стала, а как подросла, так стала по балконам бегать. Балконы открытые, она то к одним соседям, до к другим забежит. Хрущевка, все рядом. Все ее знает, прикармливают, да и она уже почти у всех побывала. Кроме вот этого типа. Не знал он о том, что в доме живет обезьяна. Да и вообще, наверное, об обезьянах не слыхал - пьет беспробудно чуть ли не с рождения. Убежала опять наша обезьяна сегодня куда-то, через несколько секунд страшный вопль. Мы перепугались, бегом искать. Нашли квартиру, взломали дверь, нашли там этого мужика вот в таком состоянии на диване. Ну, видимо, случилось вот что... Мужик, как обычно, напился и заснул на диване. Обезьяна залезла в окно и уселась в кресло. Мужик просыпается с похмелья, а в метре напротив, в кресле, сидит... Подруга говорит, мужик потом две недели от теней шарахался. И до сих пор ни капли в рот. А уже полгода прошло.
"... Снимали комнату в Пушкине. Лена утверждала, что хозяин за стеной по ночам бредит матом." С. Довлатов (с). "Соло на ундервуде" и, кажется, "Заповедник"
МУЗЫКА - ОНА МОЖЕТ И ЖИЗНЬ СПАСТИ!
Магадан. Столица Колымского края. Не так, чтобы очень тепло. Бортпроводница обещала минус двадцать - соврала градусов на десять, не меньше. Пальцы мерзнут жутко - отогревать по полчаса, даром, что в перчатках. Заниматься, хочешь не хочешь, нужно регулярно. Рояль в фойе концертного зала. Как живет - неизвестно. В фойе температура плюсовая, но пар изо рта идет. После двенадцати дня начинает появляться разнообразный народ и мы мешаем друг другу: соответственно, занятия нужно заканчивать до этого времени. Программа следующая: прихожу в пять утра, пьяный в хлам сторож с трудом отпирает дверь, после чего заползает к себе в каморку и возвращается ко сну, перекладывая таким образом все обязанности по возможному обслуживанию приходящего населения на мои плечи. Рояль стоит у стены - его комнатушка сразу за ней. Садясь за рояль, я ритуально интересуюсь, не будет ли игра мешать его пребыванию в объятьях Морфея? Сторож мычит, что я предпочитаю истолковывать, как "Нет, что вы, играйте на здоровье, я очень люблю музыку!" Полчаса на отогрев пальцев, клавиш и сиденья, час на разминку проходят незаметно (и, что принципиально, тихо) и ближе к семи утра я начинаю играть произведения - в массе своей достаточно шумные. Через час подобных удовольствий сквозь пелену музыкального грохота до меня начинают доноситься матерные ругательства, подчас весьма витиеватые. Признаюсь, за долгие годы артистической карьеры я привык сталкиваться с самым разнообразным отношением к качеству подачи мной музыкального материала, но подобные откровения оказались для меня несколько внове, что ли, и я решил поинтересоваться, что же именно вызвало столь бурную реакцию. Захожу в комнатушку сторожа и обнаруживаю, что он сладко спит крепким сном, распространяя вокруг себя амбре, могущее свалить с ног не очень крупного слона, и что он явно не способен на произнесение таких слов, равно, как и любых других представителей членораздельной разговорной речи. В непонятках возвращаюсь за рояль, продолжаю играть. Отчетливо доносится: "... твою мать! Сколько ж, ... , можно?!" Подрываюсь! Что за ерунда?! Влетаю к сторожу - спит. Ни малейших поползновений в пробуждению. Злобно плюхаюсь на сиденье, замахиваюсь с твердой уверенностью так слабать Рахманинова, чтобы мертвые поднялись, первый аккорд - БАЦ! , переношу руки и вдруг далекий вопль, чуть не плача: "Заткнись, б...!" Влетаю к сторожу - спит!!! Потусторонний голос продолжает причитать: "Откройте, сволочи!"
***
... Электрик. Пришел свет налаживать. В ночную смену. Два часа возился в темном подвале, а сторож его спьяну не заметил, запер и забыл. ПЯТЬ ЧАСОВ стучал, кричал - сторож сладко дрых. Совсем уже помирать собрался, когда услышал, как я на рояле грохочу. Занятия обломались. До двенадцати дня отпаивал его от мороза и от нервного шока. Сказочник Дэн.
Не столь смешно, сколь маразматично... Концерт. Длиннющий - два отделения. Ползала заполнено детьми. Сидят тихо, чинно - вежливо улыбаются. В паузах не хлопают, не бегают, не кричат. Нетипично. Удивлен. Играю веселую польку - сидят тихо, вежливо улыбаются. Играю грустную "песню без слов" - сидят, улыбаются. Играю заводные джазовые бисы - сидят. Играю ностальгичные переделки русских народных песен - улыбаются. Концерт кончился - устал, как бурлак. Сижу в артистической, курю. Приходят дети. Улыбаются. Молча протягивают программки, я их молча подписываю, они молча уходят. Подписал программок пятьдесят. Заходит женщина средних лет, протягивает программку. Подписываю. Спрашивает: - Несильно вас мои дети утомили? - Нет, - говорю, - честно сказать, никогда таких тихих детей не видел. Они у вас на уроках также тихо себя ведут? Она с удивлением: - Конечно. Я уважительно: - Какая-то спецшкола? Кивает: - Да, специализированный ннтернат. Для глухонемых.
Звонит мне на днях знакомая по консерватории (я ее уже года 3 не видел) и говорит: - Здорово. Ты занят? Я отвечаю: - Ну так, не особенно. А она: - Готовься, короче. Я к тебе еду. Трахаться будем... Я в шоке. Была такая приличная девка и вдруг, на тебе, заява... Ну, дело молодое, не жалко. Рассуетился, винца подтянул, со стола вытер, белье постельное сменил. Через пару часов приезжает. Привозит сдохший винчестер. - Давай, - говорит, - там все мои записи. Приступай. Если чем смогу - помогу. Угадала. Мы часов шесть с этим винтом трахались.
Произошло это так... Петр, студент, если не ошибаюсь, уже аспирантуры консерватории, превосходный пианист, замечательный органист, очень интересный композитор, отлично играет треш на гитаре, увлекается игрой на лютне и т.д. и т.п. Кроме того, Петр - веселый парень с отличным чувством юмора, но несколько, как бы это сказать, авангардно настроенным. Как-то раз Петр устроил концерт в рахманиновском зале консерватории. Концерт был в лучших традициях его пресловутых авангардных настроев. Там были разукрашенные балерины, народные инструменты, какие-то картины, электрические инструменты и многое другое, даже, по-моему, какая-то пиротехника. Концерт оказался настолько интересным, что про него сняли передачу и показали по каналу Культура. Соответственно, взяли интервью и у Петра. Кадр на экране следующий: камера медленно перемещается по комнате Петра, показывая то рояль, то электрогитару, то стоящий на шкафу разобранный мотоцикл (забыл сказать, Петр по призванию байкер), то наваленные в кучу ноты и все в этом роде. Перемежается это ползание камеры кадрами из концерта, а также вставками интервью с самим Петром. Интервью вела молодая девушка, которую, судя по всему, несколько смущали длинные распущенные волосы и вьющаяся дьяконская бородка собеседника. Я бы даже сказал, не то, что смущали, а как-то раздражали даже, что ли... Может, ей казалось, что музыка - не дело настоящих мужчин, а, может, что Петр к ним не относится, или манеры его ей не понравились, или концерт ей не по нраву пришелся. В общем, все интервью шло в этаких подковыристых тонах. (Правда, Петр потом утверждал, что ничего такого не заметил. Возможно, галантно врал. Мне так показалось). Произошел у них в один момент следующий диалог, вызвавший мой совершенный восторг: Ведущая: - Вы довольны проведенным концертом, Петр? Петр (возведя очи горе): - Полностью довольным быть, конечно, нельзя. Кое-что, например, не получилось, что-то не разрешили. Ведущая: - Не разрешили? Что именно? Петр: - Ну вот, нам не разрешили вывести на сцену осла. Мы ведь играли Дон-Кихота, и Санчо Панса у нас был без осла. Ведущая (с подковыркой нашедшего удачный резонерский вопрос обывателя): - А что, Петр, по-вашему, на концертах классической музыки самой музыки недостаточно? Петр (ничтоже сумнящеся, без малейшей паузы): - Почему же? Музыки вполне достаточно. Ослов не хватает.
По-моему, достойно занесения в анналы. Сказочник Дэн.
Привет, никогда не пробовал писать истории на анекдот.ру, не обессудьте, если не получится. Когда я рассказываю ее вслух, все смеются. Итак... Как-то раз попал я в "туда", где на плацу лужи разметают, чтобы солдаты не мочились и траву красят, чтобы птицы не гадили. Служил уже несколько месяцев и, в числе прочих прелестей, наладил себе устойчивый конфликт с одним из сослуживцев. Был он ростом мал, голосом противен и душой озлоблен. Кстати, мал-то мал, но на полголовы меня повыше... Подрались мы с ним, прямо на плацу, в самое что ни на есть в неурочное время, в восемь утра. А надо вам сказать, что прямо напротив нашего барака находился барак ни мало ни много роты, кажется, воздушный десант они полностью называются. Да и не очень-то это важно. Суть в том, что они ребята по-настоящему большие. И вот завидели они это хулиганство, как два гнома пытаются заниматься тем, чем заниматься не умеют - сиречь, дерутся и был им дан приказ нас разнять. Один из них подошел и взял меня за руку. Не крутил, не вертел, приемы не проводил. Просто взял. А она возьми и сломайся. Парень ужасно расстроился, извинялся, но мне не до того было. Ну а потом посадили меня в низенький бревенчатый домик с ржавой решеткой на окне и заставили портянки заматывать полночи. За этим-то делом меня и застал этот парень. Пришел он опять извиняться. Неудобно ему. И не хотел, да еще и видел он всю нашу ситуацию. По ней я как бы прав выходил, он, в общем-то, меня поддержать хотел, а тут... Короче, извиниться решил. Но вот беда, в той деревушке в Рязанской области, откуда был родом этот красавец (отличный, кстати, парень) была одна-единственная школа. И только там он и проучился свои три года начального образования. Тяжело ему было слова-то вежливые подбирать. Но он собрался и высказал мне следующее: - Ну... бля... Плац! И ты его хуяк-хуяк! А мне прапор говорит: "Давай!". А я - хуй! Ну и разве можно было его не простить.
Вот и вся история. Не ругайтесь сильно, если не понравилась. Я еще научусь писать получше.
Окрыленный неожиданным успехом прошлой истории, решился я опробовать свое владение клавиатурой вторично... Предшествую той же эпитафией. Если не понравится, не агрессируйте, злобя... В той же, неожиданно солдатской жизни мы, молодые солдаты с высшим образованием, имели массу столкновений с милитаризованным представлениями о жизни, каковые приводили нас к созданию устойчивых стереотипов об умственном облике командного состава как на текущий момент, так в последующей скудной образами гражданской жизни. Вот один из таких случаев... Солдатская столовая - это многометровое помещение, заставленное поломанными пластмассовыми стульчиками и плохо обстуганными деревянными столами, числом не менее ста. Вокруг них в тесном сплочении сидят несколько рот ошалелых молодых людей, которые проходили ратную службу, воспитывающую дух и военное мышление (перетаскивали арматуры, мыли генеральскую машину, подметали плац и т. п.). Очень хочется кушать и, невзирая на почтенный возраст кусков рыбы, завалявшихся в котлах, наполненных белой массой, но недопониманию именуемой рисом, сия бурда уплетается с огромным успехом. Однако за процессом вдумчиво надзирают: а) взводные, в задачу которых входит периодическое поднимание своего взвода из-за трех-четырех столов и вздючивание по какому-то частному поводу, типа нечищенных сапогов. б) прапорщики, которым положено мыслить чуть более масштабно, уровнем рот. Они придираются к неровному построению - соответственно поднимают народ ротами - двадцать-двадцать пять столов. в) неожиданно врывающиеся капитаны и майоры. Поднимают корпусами - до пятидесяти столов. Но произошел случай г) - в столовой оказался генерал! Увидев такое количество голодных огней в глазах множества людей в военной форме, павловские рефлексы дали себя знать и был прогавкан приказ "Смирно!", каковой и был незамедлительно выполнен всей столовой. Оказавшись под перекрестным огнем более четырехсот пар глаз, генерал неожиданно стушевался и замялся, выискивая замечание максимального масштаба, дабы не уронить честь мундира и одновременно внести искорку мудрости в ослепленные демонами ядомой алчности солдатские души. Выход был найден - раскритикован был собственно процесс. Прозвучало это так: "Товарищи-и-и солдаты!!! Из-за вас грязь в столовой! Вам кашу дают, а вы ее не едите! Вы ее гоняете по тарелке из угла в угол! Есть надо подряд!" Чувство выполненного долга ушло вместе с ним, чеканя шаг. А солдаты все стояли и стояли...
Поехали мы с ребятами на шашлыки. Едем, едем, вспоминаем, что забыли купить какую-то сопутствующую дрянь. Что-то незначительное, типа спичек и соли. Ну, остановились по дороге в каком-то полугородке, и пошли в эдакий сельский магазинчик. Одного человека оставили у машины, а сами дернули. Из одного магазина в другой, третий, вернулись к машине только через час. Приходим и видим следующую картину. Наш, совершенно ошалевший приятель, с открытым ртом внимает трактористу, дорогу трактору которого мы своей дрыной и перекрыли. А тракторист несет такое, что фонарные столбы от стыда краснеют. Ну, мы ему, типа: "Все в порядке, мужик, щас мы машину уберем, не волнуйся!" А сами у приятеля спрашиваем: - Давно он так выступает? Приятель, в полутрансе: - Да уж с полчаса... - Так а чего ж ты машину не убрал? Ключи ж в замке зажигания торчат. Парень переводит на нас пораженный взгляд: - Да Вы что?! Такое прервать - кощунство. А тракторист весь этот диалог услышал, весь побагровел, открыл уже было рот, набрал воздуха, но поглядел на нас (четыре лба, при костюмах, с серьезными лицами, около новехонькой БМВ) и осекся. Молча полез в свой кузов и, уже залезая, презрительно процедил вполголоса: - Овцеебы!
В буйной молодости не чужды были мне самые разнообразные тусовки: от «толкинутых» в Царицыно через «лайфы» в Кучково (или Тучково, забыл уже) до реперов на Арбате. Отовсюду набирался самостоятельный контингент, который впоследствии оставался за кормой вместе с, собственно, увлечением. Изредка я случайно встречаюсь с кем-то из тех, кого знал тогда и с большим интересом изучаю свое вероятностное настоящее. Как, например, на днях, когда ко мне неожиданно заглянул давний знакомый, избравший для себя образ жизни «цветка», вернее, на мой взгляд, дерева, поскольку товарищу уже под сорок. Существует без дома, без семьи, впрочем, вполне довольный жизнью, может быть, несколько излишне инфантилен, но это личное дело каждого. В общем, и неважно… Не о том, собственно, речь. Мы сидели у меня, попивали чаек, вспоминали буйную молодость, и приятель вдохновенно рассказывал о впечатлениях, которые накопил в течение последнего года, пока проживал в каком-то подмосковном городке. Одна из историй поразила меня до глубины души. - … Научили меня невообразимому кайфу, - рассказывал приятель. - Рядом с городом есть отстойник, в котором останавливаются товарняки, ждут отправки. Могут час простоять, могут два. Так вот, накуриваешься как следует, забираешься под этот товарняк, цепляешься ремнем за его дно и едешь! Кайф! Колеса стучат, на ремне перевернешься - шпалы так и мелькают. Надо тебе как-нибудь попробовать! - А не страшно? - спрашиваю. - Вдруг ремень оборвется? - Да не, это не проблема, - пренебрежительно бросает новоявленный Нильс, - главное, деньги на обратный билет иметь, если, скажем, куда-нибудь в Волгоград увезет. Товарняк-то без остановок едет. Не, ну что за люди?!
Тих предновогодний вечер. Наверное, я просто постарел, но уже стало традицией подготавливать все к восьми вечера и до девяти, пока подтянутся гости, ждать в тихом одиночестве. Час релаксации. Любимое кресло. Слева - журнальный столик с рюмочкой коньячку, передо мной - компьютер, на котором пишу историю, справа - хрипловато взревывает Том Уейтс. Идиллия... и только телефон... мать его. Боюсь я этого устройства и не понимаю - чего оно? "Rattle big black bones..." ... - Алло, Дэн? А мы тут пьем... Приезжай к нам. А, у тебя гости. Ну тогда до завтра. "There`s the world going on underground..." ... - Привет, сынок. Когда ты к нам приедешь? Гостей ждешь? ... "They`re alive, They`re awake..." - Здорово, дуболом. Как дела? Слушай, мы пива забыли купить. Захватишь? Как не туда? Ой, извините. ... Новый год все ближе. Говорят, как встретишь - так проведешь. Неужели я буду весь следующий год общаться с этой прямоугольной головой на змеящемся шнуре и, окаменев, смотреть в Горгонье лицо монитора?.. Ан нет. Меня спасут! Звонок в дверь. Открываю. На пороге пьянющий в хлам сосед с лопатой в руке. - С.. с... слушай... мне тут надо в магазин съездить, помоги, а? Я понимаю, что помощь действительно требуется и начинаю лихорадочно соображать, где достать телефон платной психиатрической службы. Острожно интересуюсь: - А лопата-то зачем? Машину завалило? Сосед удивленно выкатывает на меня глазищи, точно зажаренный баран. - Что ты? - говорит, - нету у меня никакой машины. И сроду не было. Я у тебя денег хочу на такси занять. Я пораженно отсчитываю нужную сумму. - А лопата-то тебе зачем? - Лопата? - светлеет он. - Так это не мне. Это, - протягивает, - тебе. С новым годом!
Кратко, но со вкусом. Только что. Звоню учителю. - Здравствуйте, Виталий Андреевич. Это Дэн... В ответ: - Здравствуй, Дэн. Это Виталий Андреевич... Сказочник Дэн
Прочитал про огурец в основных, припомнил историю, которую однажды рассказывал мне приятель разносторонней половой ориентации. Мы его в шутку "Б-плюсом" называем...
* * *
Однажды на одной весьма гомоэротичной вечеринке, когда уже были перебраны практически все способы развлечений, какой-то провокатор подал идею: "А давайте поиграем в фанты!" Компания подобралась продвинутая и достаточно разношерстная: актеры, музыканты, художники - причем все не понаслышке осведомлены об актерском мастерстве. Поэтому извращались как могли. Чего они только не изображали! Охоту на слонов, кораблекрушение, амберский лабиринт, один даже каким-то образом исхитрился изобразить выращивание картошки (правда, передать это у рассказчика не получилось, поэтому о технической стороне, к сожалению, не имею ни малейшего представления). Разумеется, все еще и перепились, перекурились, и, вообще, развлеклись как следует. Оторвались по полной... Но бесспорным гвоздем вечера или, скорее, шилом, явилось выступление одного из самых тихих до этого участников, которому досталось изобразить ни мало ни много, как роды. Все бы ничего, но по закону Мерфи попалась парню под руку маленькая резиновая кукла, знаете, типа тех, что для самых маленьких продаются. Кажется, они называются пупсы. Черт его знает, как он оказался в той квартире. Итак, парень взял пупсика и пошел готовиться. То ли пытаясь достичь максимальной реалистичности, то ли просто войдя в раж, в общем, он слегка перестарался. Пупс застрял. Сложилась беспрецедентная ситуация. Парень стоит враскоряку: ни сесть ни встать, те, кто еще хоть как-то ворочают глазами и языками, гогочут с риском словить кондратия, те, кто не могут, соответственно, только радостно агыкают, короче, положение у парня аховое. Ну, все-таки кто из них собрался и вызвал скорую. Скорая явилась на удивление быстро, через несколько минут (это посередь ночи) и как раз того, кто рассказывал мне эту историю, отрядили договариваться со хмурым усатым усталым врачом. Врач внимательно выслушал историю про "... эээ... понимаете, мы тут... эээ... играли... и... э... молодому человеку... эээ... попал пупсик... мы... эээ... играли в роды...", скептически окинул взглядом десяток перепившихся мужиков, раскоряченного молодого маму, глубоко вздохнул и объявил: - Ну что ж... играть, так до конца. Горячей воды и полотенце! Через несколько минут вынес запеленатого пупсика. И ничего не сказал.
* * *
А денег ему они так и не дали. Странный народ - голубые.
Пашка! Черт бы его побрал. Наркоман проклятый! Концерт в маленьком немецком городке с очередным непроизносимым названием. От Франкфурта минут 20 на машине. Во Франкфурте в шесть вечера - концерт. Первое отделение мое. В этом городке концерт начинается в семь, но мое отделение - второе. Пашка (гитарист, блин, черт бы... ну и так далее) - в первом. Освобождаюсь в семь, выскакиваю из зала, несусь к машине, запрыгиваю. Едем. На магистрали, на НЕМЕЦКОЙ МАГИСТРАЛИ! - пробка! Застреваем. Звоню приятелю, который в том городке сидит на том концерте. Так и так, говорю, застрял. Попроси Пашку, пусть бисы поиграет, если не успею. Ок?
Без четверти восемь вечера. Взмыленный, влетаю в зал, несусь на сцену. Публика явно сидит давно. Сажусь, весь на нервах. Сижу перед клавиатурой, собираюсь с мыслями. Проходит минута, две - в зале начинается смех. Я в недоумении. Что такое?! Незаметно оглядываю свой вид - вроде все на месте. Поднимаю руки - смех усиливается. Ну и черт с вами! Я играть приехал. Играю - то тут, то там прысканье. Весь концерт прошел под какие-то хохотульки. Удовлетворения никакого. Контакта с публикой - ноль! После концерта объяснили...
Пашка! Болван! Черт бы его взял. Отыграл первое отделение, тут же помчался, накурился травы. Тут-то его и поймал мой приятель. Сыграй, говорит, еще чего-нибудь. И, главное, нет бы отказаться! Не вопрос, говорит. Вышел, ишак, Сеговию играть. Уселся. Сидит. Минут десять сидел, потом начал ржать. Тут-то его и увели. А минут через пять я приехал. И давай сидеть перед клавиатурой.
Денис Петухов или, попросту, Диня - ныне преуспевающий бас-гитарист. Успел побывать на месте оного как минимум в трех именитых командах ("Маша и Медведи", "Четыре Таракана" и, кажется, в "Наифе") - в детстве отличался склонностью необычайно быстро и оригинально реагировать на происходящее. Вот один из случаев... Поздно ночью, около двенадцати. Кажется, возвращаемся из школы... Садовое кольцо, троллейбус Б. Заходим, садимся на заднее сиденье - то, которое развернуто к задней двери. Троллейбус продолжает маршрут, исправно останавливаясь и открывая двери на каждой остановке, хотя ожидающего народу нет. Мы, занятые разговором, успели привыкнуть к тому, что двери открываются и закрываются, а новые пассажиры не заходят. Поэтому неожиданное появление изрядно подпитого мужичка в летах вызвало наше рефлекторное удивление, проявившееся в том, что мы все вдумчиво на него уставились, разом оборвав все разговоры. Мужичок, почувствовав столь пристальное внимание к своей персоне, решил заранее разъяснить все мыслимые обстоятельства, могущие вызвать столь откровенное любопытство к своей персоне. Он, в свою очередь, очень внимательно на нас посмотрел и отчетливо выговорил с угрожающей интонацией: - Проездной. На что Петухов немедленно среагировал: - Петухов.
На протяжении пяти лет учебы в консерватории мне неоднократно бросалась в глаза одна странность в поведении г-на Масалова* (Конкретные фамилии для сути истории большого значения не имеют, принципиально лишь то, что это достаточно значимая консерваторская шишка). Г-н Масалов, тихий, интеллигентнейший старичок, общающийся со студентами исключительно на «Вы», тактичнейший и демократичнейший человек, об изысканности речи которого по консерватории ходят легенды, г-н Масалов, человек, сдержанный в жестах, манерах, выражениях и бушующий лишь за роялем, г-н Масалов, застенчивый и скромный заслуженный профессор одной из профилирующих кафедр консерватории, вот уже более пяти лет при виде не менее застенчивого и скромного преподавателя той же кафедры истерически шарахается в сторону и, достаточно разборчиво бурча что-то явно очень непристойное сквозь стиснутые зубы, семенит куда угодно, лишь бы оказаться подальше, словно имеет дело с прокаженным. Историю, повлекшую за собой такую специфическое общение, мне рассказали на днях.
На композиторских дачах в Рузе отдыхала заводная гоп-команда и один из участников (тот самый консерваторский преподаватель), находясь в уже весьма и весьма впечатляющем подпитии, можно даже сказать, будучи синим до фиолетовости, возжелал ни более ни менее, как женских ласк. Будучи по природе своей человеком весьма контактным и вполне обаятельным, с особенными затруднениями при реализации сей вольтерьянской затеи он никогда не сталкивался и на этот раз достаточно быстро столковался с одной из присутствующих на тусовке... эээ... маркитанток. Однако, поскольку заняться подобным действом на глазах у пьющей общественности ему по вполне понятной причине не улыбнулось, то он, ничтоже сумняшесь, подбил свою мамзель на перемещении в места чуть более уединенные. Тут следует заметить, что снять соседствующие домики у компании не получилось, а народу было много, по каковой причине им досталась целая плеяда дач, а именно дачи, расположенные строго по периметру по отношению к даче того самого заслуженного профессора Масалова, дедули лет 65 от роду, весьма и весьма не от мира сего, человека, приезжающий на природу, чтобы работать и (невообразимо!) действительно именно этим там и занимающегося. Однако вернемся к дон Жуану. Резонно рассудив, что во всех трех домах существует риск увидеть какую- нибудь пьяную рожу в самый что ни на есть неподходящий момент, г-н волокита потащил свою избранницу не куда-нибудь, а как раз на дачу этого самого Масалова, запертую по случаю временного отсутствия хозяина. Во избежание различного рода казусов, связанных с возможным появлением владельца крыльца дачи, на котором (на крыльце, в смысле) он и планировал обустроить свою временную личную жизнь, еще один персонаж из гуляющей компании был ангажирован для контроля за единственной пешеходной дорожкой с целью известить сластолюбца, ежели появятся признаки авральной ситуации.
Таким образом, тылы были максимально прикрыты и вот до рассевшейся по трем окрестным дачам компании начали доноситься сладострастные стони и охи. Кто-то завистливо оскалился, кто-то украдкой поднял бокал за то, чтобы всем вот так, "дело уверенно шло на рационализацию", как выражались братья Стругацкие и вдруг... Ну надо же было такому случится, что панически боящийся всяческого рода нестандартных путей Масалов именно в этот день решил пойти не по дорожке, а срезать дорогу через темный лес. В какой-то момент перед пристально наблюдающим за дорогой Аргусом утех любовной парочки, фыркая, как тюлень, буквально вывалился из густого кустарника заслуженный профессор, недоуменно посмотрел на разинувшего рот соглядатая и кабаном вломился в соседний куст, явно намереваясь продолжать прорыв по пересеченной местности вплоть до точки назначения. Парень, ощутив, что в воздухе сгущается атмосфера того, что в народе принято именовать емким словом "шухер", рванул в обход по дорожкам (в такую темень по лесу бродить было бы просто опасно) к ничего не подозревающей парочке, уже постепенно приближающейся к постижению сансары, истошным шепотом пытаясь предостеречь преподавателя консерватории о внеплановом приближении заслуженного профессора его же кафедры. Однако увлеченные процессом его не слышали (и я могу их понять) вплоть до его окончательного приближения. И вот как все это закончилось. Отчаявшись привлечь внимание любострастников, страж интересов Купидона истошно заорал: "Шухер, Масалов идет!", после чего юркой лаской метнулся в соседствующие кусты, где и затаился, а Казанова от фортепианной кафедры, находясь уже как раз в той самой фазе любви, когда ничего поделать уже нельзя, а можно только завершить, нечеловеческим усилим в буквальном смысле слова поднял свою земнопоклонноустановленную любовь на... эээ... вверх и, в кроличьем темпе довершая последние па, ринулся партнершей вперед прямо на изумленно застывшего профессора, вынырнувшего из очередных зарослей бурьяна, с истошным и раскатистым воплем: - МА-А-АСА-А-АЛО-О-О-ОВ!!! Сказочник Дэн
Гарик был тих, вежлив без подобострастия и моден черноочково-джинсовым прикидом. Легкое заикание, проявляющееся только в моменты сильных душевных всплесков, придавало его обычно спокойной, неторопливой речи дополнительный колорит. Гарик посещал институт, заходил в аудитории, пил пиво с друзьями и при крайней необходимости вежливо присоединялся к тем пяти-шести людям, которых удавалось найти в классе. В общем, был образцовым студентом. ... В этот раз Гарик пришел в институт после долгого перерыва, вызванного сначала зимней простудой, пришедшейся как раз на те две недели, в которые у него было желание узреть стены родного института, а затем по-весеннему красивыми девушками и певчими птичками на расцветающей природе. И весна уже подходила к концу, когда двери института гостеприимно распахнулись перед ним от легкого толчка ладонью. Гарик прошел наверх, удивляясь царящей тишине... ... Сосредоточенно скрипели перья, ой нет, уже шариковые ручки, лица профессоров на кафедре излучали подозрительность, смешанную со сдерживаемым торжеством. Временами то один, то другой страдалец поднимался с насиженного места и на подгибающихся ногах брел к лобному месту, всеми порами уже ощущая грубое прикосновение солдатской формы к телу. Прошло больше часа и уже виделся финал, для кого-то счастливый, для кого-то несчастный, но для всех одинаково неизбежный... Дверь тихо раскрылась и в открывшийся проход шагнул Гарик. Синие джинсы традиционно гармонировали с черной кожаной курткой, на плече висела легкая полуспортивная сумка, знаменитые очки гордо блистали зеркальной чернотой, отражая перекошенные лица преподавателей и вдохновенные - студентов. Все замерли, у всех, фигурально выражаясь, "... в зобу дыханье сперло" (Уж это-то, надеюсь, И. А. Крылов?) от предчувствия страшной расплаты, неминуемо грозящей любимцу курса. Резко оборвалось чье-то хриплое прокуренное покашливание... Гарик непонимающе повернул голову, с каменным выражением лица медленно обвел всю переполненную аудиторию фасеточным взглядом черных очков, наконец прикипел им к ошарашенной профессуре за кафедрой. На лице его отразилось неподдельное изумление, мизинцем левой руки очки сдвинулись на лоб и Гарик, наклонясь в сторону профессоров, интимно поинтересовался: - Э... э... экзамен?!
Кто чего, а я - че как... ... А я в детстве/отрочестве/юности на трубе играл. Да не просто играл, любил это дело - страсть! То где на концерте, где на празднике, а то и вовсе для себя дома (чаще всего, если честно). А еще группа у нас была - чего-то рокнрольное играли. Короче, весело было... ...... Но ушел владыка Время со своими сынами Годами, стал я старше, энергию утратил, уже так, иногда пискну пару нот, да и отложу инструмент в долгий ящик. Как там у Высоцкого: "не напрягаюсь, не стремлюсь, а как-то так..." Прошли года... .... Забрели мы, тусуясь по стольному граду, в кабачок биллиардный, может, знает кто - "Империя", кажется, называется. Прямо рядом с Садовым кольцом. И была со мной компания богатая: мой друг, да еще девка знакомая. Со школы музыкальной еще знал - учились вместе, я, соответственно, труба, она - пианино. Ой, сох по ней - ужасть! Да и не зря. Еще тогда была заметная, красивая, а теперь и вовсе расцвела: синие глаза потемнели, волосы (ах, матерь божья - длиннющие, пышные!) позолотились, походкой стройна, осанкой видна, за версту видно - за девку удавиться не жалко. Да как назло, словно дразнит, на меня ни взгляда, а на друга моего пялится, как новый баран на старые ворота, глаз не отводит. Уж и губы раскрывает, и придвигается, и дышит интимно, в глаза заглядывает. А мне - хоть вешайся! Уж и в биллиард его обыграл, и историй разных порассказывал... Хоть бы хны! Мне - смешок, ему - улыбку! Но есть и божий суд, наперсники развата... (А. С. Пушкин. (c)). Пришло и по мою душу счастье. Вынырнул вдруг подпитой типчик из дальнего угла зала, подбежал, да как заорет: "Ты ли! Какими ветрами?!" Смотрю, впервые человека вижу. Тактично интересуюсь, мол, кто таков? Отвечает: - Да ты меня, бродяга, помнить не можешь. Зато я тебя помню. Пять лет назад в "Табула Расе" играл? - Ну бывало, - говорю. - Эхма! Повезло! - чуть не шапку о землю. - Какого артиста встретил! А я краешком глаза-то примечаю, улыбки все ему, верно, но взгляд нет-нет да стрельнет в мою сторону! Ага, думаю! Отольются тебе вдовушкины слезы, будет и на моей улице праздник. Позу повеличавее принимаю и эдак небрежно бросаю в ответ: - Ну дак! Не лаптями щи, знаете ли... А парень уж и глаза пучит, и руку жмет, и радуется по-всякому. - Подожди, - орет, - сейчас девушку свою подведу, познакомлю. - Веди, - говорю, а у самого на роже: да на что нам девки-поклонницы, утомили уже... И ведь бросился, привел какую-то: глазастая, гривастая, пучится на меня камбалой, интересуется... Да что мне да них - я уже победу торжествую! Какие там улыбки? Руку его и то выпустила, ко мне поближе придвинулась, плечом теплым спину греет. Да и то? Кому оно зазорно с таким артистом постоять - пять лет народ помнит! А парень девке своей все орет, рот до ушей - радостный: - Ну ты его помнишь, вспоминаешь? На концерте он такое выделывал. Тебя как раз тошнило перед этим... ... Рука ее скользнула по моему локтю и я застыл - мгновенье дарит жизнь! А парень не унимается: - А ты как сейчас, продолжаешь? И я так небрежно скорбно, словно провожая в путь последний былые гордость и талант: - Да нет, другим занялся, бизнесом. ... А пальцы ее к моей ладони все ближе, ближе... А парень за руку трясет, кричит: - Да ты ведь пробьешься! Удачи тебе! И я ему вежливо: - Тебе того же. ... И руку свою ладонью вверх повернул, готовясь ее пальцы захватить... Парень девушку свою обнял за плечи и, уже уходя, ей, весь в раже, проорал: - Ну как не помншиь?! Я ведь еще тогда тебе сказал, что такого ударника свет не видывал!!! ..... Ну не тварь?! ..... - Ты за стол заплатил? - еще спросила она, когда мой друг помогал ей одеваться...
Однажды учились на одном курсе Чернышев А. Ю. (Александр свет Юрьевич) и Чернышев И. А. (Иван Андреевич). Был у курса предмет - гражданская оборона. И шла на ней перекличка: (взгляд в журнал) - Ульянов. - Я. (взгляд в журнал) - Цархман. - Я. (взгляд в журнал) - Чернышев. - Я. (взгляд в журнал) - А. Ю.? - I am! Вот так вот и заглохла перекличка... Сказочник Дэн.
Звонит мне на днях знакомая по консерватории (я ее уже года 3 не видел) и говорит: - Здорово. Ты занят? Я отвечаю: - Ну так, не особенно. А она: - Готовься, короче. Я к тебе еду. Трахаться будем... Я в шоке. Была такая приличная девка и вдруг, на тебе, заява... Ну, дело молодое, не жалко. Рассуетился, винца подтянул, со стола вытер, белье постельное сменил. Через пару часов приезжает. Привозит сдохший винчестер. - Давай, - говорит, - там все мои записи. Приступай. Если чем смогу - помогу. Угадала. Мы часов шесть с этим винтом трахались.
Иван-дурак с ведрами подходит к роднику воды набрать. А у родника сидит Змей Горыныч: три головы, броня-чешуя, сам с сарай, когти острые, огнем дышит, зубы шифером, в общем, все дела и все при нем. Ну, Иван вспоминает, что он добрый молодец, бросает ведра, выхвативает Меч Кладенец и налетает... БАЦ! БАЦ! БАЦ! - все три головы порубал! Новые три выросли. Он вдругоряд БАЦ! БАЦ! БАЦ! - все три головы в капусту. Глядь, опять три новые растут. Он уже весь в мыле, еле мечом ворочает - БАЦ! БАЦ! БАЦ!... опять три новые выросли, одна спрашивает: - Мужик, тебе чего надо? - Как чего?! Воды набрать! - Ну набирай...
В коридорах консерватории встречаю Петра, радостного донельзя. Рот до ушей, волосы всклокочены, руками машет - страсть! Что, спрашиваю, случилось? - Да, - говорит, - представляешь, повезло мне, уух, как повезло. Задания по композиции раздавали, так всем черте что досталось, а мне вальс. Его и писать-то нечего, за полчаса налабаю. - Ладно, - назидательно увещеваю я его, - не забывай: самые опасные камни - гладкие. Поскользнешься - и дух с тебя вон. - Не боись, - гогочет. - Я прямо сейчас сочинять иду. Я им такое, я им такое... Прошло два дня. Встречаю в коридорах консерватории Петра, опять же всклокоченного, но уже по причине крайнего расстройства. Что, спрашиваю, случилось? - Да, - говорит, - не поверишь. Помнишь, вальс мне задали написать? - Ну, - отвечаю. - Ну? - злобно передразнивает Петр. - Баранки гну. Я его написал. Как только домой пришел, за два часа и слепил. - Ну и, вроде бы, отлично? - удивляюсь я. - Кретинично, - еще пуще злится Петр. - Поиграл, показалось слишком просто. - Да ладно? - Прохладно. Переписал я его. Левую руку в одной тональности, правую - в другой. - Ну и молодец. - Огурец! - срывающимся голосом орет Петр. - Поиграл, опять просто показалось. Переписал левую руку триолями, правую тридцать вторыми. Поиграл - опять просто. Написал правую аккордами, левую - скачками. - Ну так и круто, - не выдерживаю я, - проблема-то в чем? - Проблема... - Петр тяжело вздохнул. - Пришел я сегодня на экзамен, сел за рояль, поставил ноты и... - И?! - Что и... сыграть не смог.
В семидесятые годы двадцатого столетия в маленьком южном городке Баку был один-единственный оперный театр - излюбленное место отдыха утомленного жарким солнцем восточного населения. Коронный спектакль в нем, как обычно, был "Лебединое озеро", к двум примам которого - Мамедову и Викиловой - отношение со стороны публики было каким-то вроде покровительственно-отеческого, типа как к безалаберному, но любимому дитяти. Например, в буфете в антракте можно было нередко услышать диалоги вроде: - А что это сегодня Мамедов тусклый? - Да у них вчера сестру замуж соседи выдавали, вот и погорячились слегка. - А, ну тогда понятно... Мамедов был строен и худощав. Викилова мала и изящна, но в крепко сбитом теле. Весовые категории у них совпадали, может быть, даже был небольшой перевес в сторону Викиловой. Каждую субботу публика, затаив дыхание, мысленно ловила вместе с принцем Зигфридом набегающую Одетту. Дополнительную остроту ощущений этой трагической сцене придавал способ исполнения. Зигфрид, покатив вперед плечи, слегка расставив руки и полуприсев, принимал стойку вратарского ожидания, а также, дабы не лишать глубоко трагическую сцену убедительности, путем выкатывания глаз и голубиного запрокидывания головы пытался придать своему лицу томную и скучающую безмятежность. Одетта же отходила в другой конец сцены, замирала на пару секунд и, слегка набычившись, начинала разбег, являя в эти моменты собою нечто среднее между "кукурузником" и броненосцем. Разбег и... Зигфрид с резким хаканьем, угрожающе накреняясь, принимал Одетту на полусогнутые (тяжело все-таки!) и только уже начиная свой вояж по сцене, "выжимал" ее до конца, словно тяжеловес - штангу. Но однажды, увы, Мамедов не успел... и Белый Лебедь, выскользнув из тонких рук партнера, тяжело рухнул оземь. Театр на месяц лишился примы, пока Викилова залечивала переломанный палец ноги. Мамедов тоже отказался от участия в балете без привычной партнерши и их заменила пара вторых солистов (о которых в следующий раз). Через месяц Одетта вернулась, зал принял ее, как родную, устроив ей овацию до начала спектакля и все бы вроде бы пошло своим чередом, если не считать того, что впоследствии, в течение нескольких лет зрители первых рядов, а если было очень тихо, то и всего партер могли слышать, как изящная Одетта, разбегаясь для парящего прыжка, угрожающим шипом нервно цедила сквозь стиснутые зубы: - Ну, теперь держи, сволочь!
Моя знакомая работает в центре психологической реабилитации. Выводят всяких там алкашей из ступоров, наркоманов из трансов ну и так далее. Только что позвонила, рассказала случай. * * * Приезжает к ним респектабельный человек в дорогом костюме, привозит с собой личность совершенно бомжеватого вида. Бомжеватый сидит, глаза в одну точку, эмоций - ноль, на раздражители не реагирует. Проверили, абстинентный синдром есть, но не настолько, чтобы в транс человека загнать. Стали у этого господина выяснять, что случилось. И вот что он рассказал: - Я, - говорит, - коллекционер. Ко мне привозят из самых разных стран всякие археологические находки, камешки странной формы, даже иногда живых существ. Вот, например, один из моих знакомых несколько лет из поездки в Конго привез мне маленькую шимпанзе. Родителей схватили, наверное, а детеныш убежал. Пожалели мы ее, сдавать в зоопарк не стали, да и прижилась она у нас. Баловали ее всей семьей, она совсем ручная стала, а как подросла, так стала по балконам бегать. Балконы открытые, она то к одним соседям, до к другим забежит. Хрущевка, все рядом. Все ее знает, прикармливают, да и она уже почти у всех побывала. Кроме вот этого типа. Не знал он о том, что в доме живет обезьяна. Да и вообще, наверное, об обезьянах не слыхал - пьет беспробудно чуть ли не с рождения. Убежала опять наша обезьяна сегодня куда-то, через несколько секунд страшный вопль. Мы перепугались, бегом искать. Нашли квартиру, взломали дверь, нашли там этого мужика вот в таком состоянии на диване. Ну, видимо, случилось вот что... Мужик, как обычно, напился и заснул на диване. Обезьяна залезла в окно и уселась в кресло. Мужик просыпается с похмелья, а в метре напротив, в кресле, сидит... Подруга говорит, мужик потом две недели от теней шарахался. И до сих пор ни капли в рот. А уже полгода прошло.
Сижу, изучаю принципы ведения международных переговоров. Толстенная книженция - сплошная вода. Прочел три главы: полезной информации - ноль. И вдруг! Глава 4 - длиннющааая... Страниц 40. Все забиты описаниями сложнорешаемых ситуаций: типа как реагировать, если француз хочет поцеловать Вас на прощание, с кем здороваться первым в комнате, где сидит куча японцев, как привлечь внимание итальянца, если в баре показывают футбол и т. д. Причем построено это все просто в идеальной форме, в виде рассказов. Такое эссе, на полстранички, детальное описание ситуации, и в конце вопрос типа "и чего мне делать?" Прочитал их все. Весь в нетерпении, добрался до конца главы, а там фраза: "I don`t know how to answer all these questions!" Нет, ну вот скажите мне, разве автор книги не козел?!!
Рассказала подруга. Живет в США. Вместе с солидным взрослым мужчиной 4 лет от роду, который ходит в школу (почему так рано, не выяснил, видимо, у них там призывной возраст раньше наступает).
... Как известно, школа - рассадник знаний. Мой сын теперь порой выражается вроде "O, man!" или "O my God!" и т. д. Сегодня спрашивает: "stupid" - плохое слово?" Я ему: да, это плохое слово. Он: "Oh, shit!"
Прочитал про огурец в основных, припомнил историю, которую однажды рассказывал мне приятель разносторонней половой ориентации. Мы его в шутку "Б-плюсом" называем...
* * *
Однажды на одной весьма гомоэротичной вечеринке, когда уже были перебраны практически все способы развлечений, какой-то провокатор подал идею: "А давайте поиграем в фанты!" Компания подобралась продвинутая и достаточно разношерстная: актеры, музыканты, художники - причем все не понаслышке осведомлены об актерском мастерстве. Поэтому извращались как могли. Чего они только не изображали! Охоту на слонов, кораблекрушение, амберский лабиринт, один даже каким-то образом исхитрился изобразить выращивание картошки (правда, передать это у рассказчика не получилось, поэтому о технической стороне, к сожалению, не имею ни малейшего представления). Разумеется, все еще и перепились, перекурились, и, вообще, развлеклись как следует. Оторвались по полной... Но бесспорным гвоздем вечера или, скорее, шилом, явилось выступление одного из самых тихих до этого участников, которому досталось изобразить ни мало ни много, как роды. Все бы ничего, но по закону Мерфи попался парню под ругу маленький резиновая кукла, знаете, типа тех, что для самых маленьких продаются. Кажется, они называются пупсы. Черт его знает, как он оказался в той квартире. Итак, парень взял пупсика и пошел готовиться. То ли пытаясь достичь максимальной реалистичности, то ли просто войдя в раж, в общем, он слегка перестарался. Пупс застрял. Сложилась беспрецедентная ситуация. Парень стоит враскоряку: ни сесть ни встать, те, кто еще хоть как-то ворочают глазами и языками, гогочут с риском словить кондратия, те, кто не могут, соответственно, только радостно агыкают, короче, положение у парня аховое. Ну, все-таки кто из них собрался и вызвал скорую. Скорая явилась на удивление быстро, через несколько минут (это посередь ночи) и как раз того, кто рассказывал мне эту историю, отрядили договариваться со хмурым усатым усталым врачом. Врач внимательно выслушал историю про "... эээ... понимаете, мы тут... эээ... играли... и... э... молодому человеку... эээ... попал пупсик... мы... эээ... играли в роды...", скептически окинул взглядом десяток перепившихся мужиков, раскоряченного молодого маму, глубоко вздохнул и объявил: - Ну что ж... играть, так до конца. Горячей воды и полотенце! Через несколько минут вынес запеленатого пупсика. И ничего не сказал.
* * *
А денег ему они так и не дали. Странный народ - голубые.
Однажды учились на одном курсе Чернышев А. Ю. (Александр свет Юрьевич) и Чернышев И. А. (Иван Андреевич). Был у курса предмет - гражданская оборона. И шла на ней перекличка: (взгляд в журнал) - Ульянов. - Я. (взгляд в журнал) - Цархман. - Я. (взгляд в журнал) - Чернышев. - Я. (взгляд в журнал) - А. Ю.? - I am! Вот так вот и заглохла перекличка... Сказочник Дэн.
Ах, была как Буратино... И я был... Очень хулиганистым. Папу/маму в детский сад/школу за тунеядство/хулиганство/наглость мою отчитывать таскали постоянно. А они мне дома. Но уже по-родственному. Детский сад. Прецендент - побит соседский мальчишка. Грозный папа. Смятенный сын (4-5 лет). Грустная мама, в глубине души одобряющая сына, вне зависимости от степени его вины. Разбор полетов. Папа: - Разве я тебе не говорил, что нельзя драться? Сын (понуро): - Говорил. Мама (ненавязчиво): - Сдачи можно давать. Сын (воодушевленно): - А я не дрался, я сдачи давал. Папа: - Как же так? А мне сказали, дрался. Ну-ка давай подробности! Сын (со сдержанным торжеством, предчувствуя скорое восстановление попраной справедливости): - Ну, я подхожу к Мише, а он в машинку играет. Я ему: "Дай машинку поиграть!". А он мне: "Не дам!". Ну, я ему это, сдачи дал. В тот раз не повезло... Сказочник Дэн.
Шереметьево - 2. Висит знак "Стоянка запрещена". Обращаюсь к постовому: - Простите, мне нужно проводить человека, не мог бы я оставить здесь машину на 5 минут? Незамедлительно: - Вы что, знака не видите? - Конечно, вижу, поэтому и спрашиваю. Но ведь здесь запрещена стоянка, а я всего на 5 минут... - Вы из машины выходить собираетесь? Значит, это остановка... - Хорошо. Простите, а где бы я мог оставить машину, кроме как на парковке? А то чемоданы тяжелые, да и лишних ста рублей, честно сказать, нету... - А Вы вот проезжайте прямо и вниз. Там и оставляйте. Под знаком "Остановка запрешена". Там все машины оставляют. Там можно.
Рассказала подруга. Живет в США. Вместе с солидным взрослым мужчиной 4 лет от роду, который ходит в школу (почему так рано, не выяснил, видимо, у них там призывной возраст раньше наступает).
... Как известно, школа - рассадник знаний. Мой сын теперь порой выражается вроде "O, man!" или "O my God!" и т. д. Сегодня спрашивает: "stupid" - плохое слово?" Я ему: да, это плохое слово. Он: "Oh, shit!"
Не уверен, следует ли это помешать в раздел забавных историй, но уж больно хочется поделиться... Почти в центре Москвы, недалеко от ЦДХ, находится продуктовый магазин с бойким названием "КУРАРЕ".
Студент-интурист для психики преподавателя сам по себе нагрузка, прямо скажем, нелегкая, а если он еще и прожил несколько лет в столице России, ни бельмеса не научившись говорить по-русски, и, тем не менее, пытается говорить именно на нем, то диалог и вовсе приобретает явный шизофренический оттенок. Не знаю, где эти несколько лет жил в Москве конкретный гость из далекой страны чая и слонов, но, судя по лексикону, которым он овладел в совершенстве и выпаливал без усилий при любом удобном случае, его первой школой жизни стал то ли вытрезвитель, то ли отстойник для бомжей... В силу врожденного ханжества я плохо воспринимаю паразитный мат в разговорной речи, поэтому я просил Мануша говорить со мной по-английски, который он худо-бедно знает. Во всяком случае, лучше, чем русский. Сегодня утром моя просьба чуть не отправили меня к праотцам.
Идет урок... - Всем все понятно? У кого-нибудь есть вопросы по теме? - Мануш истово тянет руку. - Да, Мануш? - (с сильнейшим индийским акцентом) I am thinking that it is... how to say... (акцент пропадает) бляха-муха, @баный в рот... Вопроса я уже не слышал...
В буйной молодости не чужды были мне самые разнообразные тусовки: от «толкинутых» в Царицыно через «лайфы» в Кучково (или Тучково, забыл уже) до реперов на Арбате. Отовсюду набирался самостоятельный контин- гент, который впоследствии оставался за кормой вместе с, собственно, увлечением. Изредка я случайно встречаюсь с кем-то из тех, кого знал тогда и с большим интересом изучаю свое вероятностное настоящее. Как, например, на днях, когда ко мне неожиданно заглянул давний знакомый, избравший для себя образ жизни «цветка», вернее, на мой взгляд, дерева, поскольку товарищу уже под сорок. Существует без дома, без семьи, впрочем, вполне довольный жизнью, может быть, несколько излишне инфантилен, но это личное дело каждого. В общем, и неважно… Не о том, собственно, речь. Мы сидели у меня, попивали чаек, вспоминали буйную молодость, и приятель вдохновенно рассказывал о впечатлениях, которые накопил в течение последнего года, пока проживал в каком-то подмосковном городке. Одна из историй поразила меня до глубины души. - … Научили меня невообразимому кайфу, - рассказывал приятель. – Рядом с городом есть отстойник, в котором останавливаются товарняки, ждут отправки. Могут час простоять, могут два. Так вот, накуриваешься как следует, забираешься под этот товарняк, цепляешься ремнем за его дно и едешь! Кайф! Колеса стучат, на ремне перевернешься – шпалы так и мелькают. Надо тебе как-нибудь попробовать! - А не страшно? – спрашиваю. – Вдруг ремень оборвется? - Да не, это не проблема, - пренебрежительно бросает новоявленный Нильс, - главное, деньги на обратный билет иметь, если, скажем, куда- нибудь в Волгоград увезет. Товарняк-то без остановок едет. Не, ну что за люди?!
Уж не помню за какое очередное прегрешение нас вызвали к директору. Но директор был массивен, подробен и не стеснялся в выражениях. Через нотацию нас выпустили осознавать... Встреченный соучастник нас спросил: - Ну как там, ребята? А мы гордо ответили: - Да ну! Много мата из ничего.
Несколько лет назад к нам приезжал Майк Найман. Он давал концерт в Большом Зале Консерватории. Вел этот концерт Артем Троицкий. В какой-то момент он выдал фразу: - С Майком Найманом я познакомился в доме Ринго Старра... - немного помолчал и добавил, - это барабанщик группы Beatles. Зал выдал пятиминутную овацию. Сказочник Дэн
Если спросить, что же такого примечательного в восточных нациях, то можно получить разные ответы: они гостеприимны, забавно коверкают язык, дружелюбны, наивны... Но самое главное, что определяет любого представителя стран жаркого южного солнца - это доброта. Доброта, из которой складываются все остальные качества наций. Они любят людей. И этим они очаровательны... А.. , урожденная бакинка, уехала в девятнадцатиетнем возрасте в стольный град за профессиональным музыкальным образованием и приехала назад только спустя несколько долгих лет... Стояла удушливая каспийская жара. Воздух словно каменно застыл, прокалившись ошалевшим солнцем и даже освежающий соленый морской бриз будто обессилел от жары. Баллоны с водой в единственном автомате с минералкой около рынка приезжали менять каждый час. За трехминутное время замены баллона у автомата скапливалась очередь из десятка нервно пританцовывающих на месте человек. Самым востребуемым товаром в это время дня на рынке были одно и трехкопеечные монетки. Их искали все! А... вышла из аэропорта, огладила ладонями идеально сидящее на бедрах легкое летнее платье - последний писк московской моды, небрежно поправила соломенную шляпку на голове и извлекла из изящной черной сумочки кожаный очечник. Темные очки - предмет особой гордости, на который ушла половина стипендии, затенили полыхающий жаром изнемогающий город базарных площадей, башмачников и... автомата с газированной водой. А.. достала коричневый кошелек с единственной завалявшейся трехкопеечной монеткой и подошла к автомату. Распаренный черноусый человек, уже жадно протянувший руки к вожделенному сосуду, сглотнул слюну и отступил в сторону, уступая девушке место. Стакан был один! "Господи, кто из него только не пил?", - пронеслись в голове у А... страшные картинки выписок из столичных газет о холере, чуме, дезинтерии и прочих напастях неаккуратных потребителей общественной посуды. По счастью, умывалка в автомате работала на славу и мощные струи воды весело замолотили по стакану изнутри. А... старалась мыть стакан так, как когда-то прочла в одном журнале: сначала сильной струей смывать со дна остатки сиропа, затем ослабить нажатие, одновременно поворачивая стакан, чтобы смыть со стенок осевшие бактерии и, наконец, аккуратными движениями начать полоскать ребро, самое опасное место, где могла осесть опасная слюна инифицированного. И все сначала... И еще... и еще... и еще... Стакан уже начал подмигивать хрустальной прозрачностью на солнце, но А... все мыла и просматривала его на свет, пытаясь стереть последнее, уже постепенно сходящее на нет пятнышко. По дну, по стенкам, по ребру... По дну, по стенкам, по ребру... и еще... и опять... От пятна оставалась только узенькая мутная полоска, когда откуда- то сзади раздалось деликатное замечание с мягким восточным акцентом: - Эсли эше минуть дэсят памоите - стэрильный бюдеть...
Уж не помню за какое очередное прегрешение нас вызвали к директору. Но директор был массивен, подробен и не стеснялся в выражениях. Через нотацию нас выпустили осознавать... Встреченный соучастник нас спросил: - Ну как там, ребята? А мы гордо ответили: - Да ну! Много мата из ничего.
Огромное спасибо, уважаемый kenx, за восстановление попраной исторической справедливости. Дело в том, что я, действительно, не вполне уверен, что приказ был именно "Смирно", а не "Встать" или "Ровняйсь", или что солдаты просто не поднялись из вежливости, а, может и по чьему-то еще, а не генеральскому приказу. Приношу извинения, если я кого оскорбил таковой неточностью. Но, вообще, мне показалась более забавной последняя фраза, насчет углов у тарелки. А УВС, надеюсь, я уже никогда больше изучать не буду.
Сказочник Дэн.
P.S. Кстати, о горе мне, это, кажется, был не генерал, а генерал-лейтенант или что-то еще в этом роде.
Капитан был противоречив. Идеальное прилаженная военная форма выглядела на нем скособочившейся. Капитанские звезды смотрелись нелепо, как на пингвине. У капитана было вытянутое лицо и рахитичное чувство юмора. Капитан шутил с теми, кому симпатизировал. Я попал в их число. Жаль.
* * *
Утро! Подъезд нашего барака. Стою, курю. Мысли появляются редко, но, если и появляются, то строгие, правильные, по-солдатски четкие. Например, то ли зашумел листвой Борей, подталкивая к теплому Югу, то ли Стрибог, пробудившись, встряхнулся ото сна, тут же мысль: - "Ветер. Дует."
И вдруг на горизонте - капитан с двумя невнятными типами в гражданском. Паника! Он же сейчас опять будет шутить! Я опять не пойму - он опять обидится! Что делать?! На лице капитана уже начала появляться болезненная гримаса (он так улыбался), когда вдруг меня осенило - спасение рядом! Капитан особенно не баловал свое чувство юмора разнообразием. Например, последние две недели он шутил, припоминая то, как я запнулся на перекличке. Отсюда шутка получилась такая: столкнувшись со мной, капитан изволивал гаркнуть: "Рядовой!", на что я должен был пискнуть "Я!", после чего он строго спрашивал: "Как фамилия?", я отвечал, и мы расходились, весьма довольные друг другом. Незатейливый алгоритм, верно? Но не в полседьмого утра на четвертый месяц службы. Я собрал все усилия, сконцентрировался и внутренне принял защитную стойку. Однако капитан, видно, был чем-то озабочен в это утро. Так сильно, что забыл про излюбленную мизансцену. Подойдя ко мне, он гаркнул: "Рядовой!". Сигарета падающей звездой прочертила путь точно в центр урны, отзвук от гортанного "Я!" заметался в кирпичном квадрате барачного двора, глаза троицы потеплели (распрямляясь во фрунт, я даже успел оправиться) и капитан, уже дружелюбно, задал следующий вопрос: - Почему щетина на морде? Это был удар ниже пояса. Уже отдавший речевому аппарату приказ о воспроизнесении первого слога фамилии, мой мозг лихорадочно заметался, выискивая пути к отступлению, что вылилось в трансформацию произносимого звука в продолжительное "Э-э-э..." и паузу, исключительно этим "Э" и заполненную. Было раннее утро. Я тянул свое "Э". Трое ждали. Росчерками пролетали фекалии гадящих птиц - плац убирать будет трудно. Капитан начал багроветь - опасный синдром, до удара недалеко. Причем по мне. "Надо выкручиваться!" - приказал кто-то решительный внутри меня и я, вытянувшись так, словно проглотил аршинную линейку, отчеканил прямо в добрые совиные капитаньи глаза: - Э-э-этто еще у кого морда, товарищ капитан?! * * * Поразительное дело: даже черные трещины на старом кафеле можно натереть до глянцевого блеска обычной тряпкой. * * * Типы в гражданском оказались какими-то проверяющими. Капитан до конца моей службы так и не принял моих извинений.
Их было двое: она и он. Она родились почти одновременно, даже не догадываясь о существовании один другого и нимало этим не заботясь. Она родилась где-то в жаркой глуши тропических лесов, увлажненных близостью мутного Заира, а он - в морозной асфальтовой злобе русского мегаполиса. Что еще сказать о них? Она была шаловливым холериком, он – угрюмым алкоголиком. Она была общительна, он - одинок. Они должны были встретиться. Иначе бы не случилось эта история.
* * *
Любимице всего дома с неожиданно русским именем Маша через полгода исполнялось шесть лет. Полюбившие ее за дружелюбие и открытость соседи баловали малютку, кто как мог. Кто конфетами, кто яблоком, кто просто погладит по головке. А Маша их в ответ - гимнастическими трюками… Дар у нее к этому был. Природный. Больше всего на свете Маше нравились кресла. Особенно мягкие. При виде этого патриарха семейства седалищных приспособлений, в глазах у Маши разгорался плотоядный огонек и горе тому сидящему, которые не уступал притягательное место немедля. Кресло немедля превращалось в полигон, и закипала страшная битва, исход которой, если припомнить упомянутые способности Маши к гимнастике, был весьма предсказуем. Несколько секунд и исцарапанный, взлохмаченный, потрепанный неприятель торопливо ретировался из кресла, а то и из комнаты, натужно смеясь в ответ на сочувствующие возгласы, а Маша торжествующе устраивалась на отвоеванной территории, вцепившись мускулистыми руками в поручни, раскачиваясь и иногда плюхаясь в мягкие плюшевые объятия. Так она могла забавляться часами. Стояло удушливое лето, какое бывает только в городе, закованном в ядовитую броню автобанов и высоток. Ясное солнце, нечастый гость российского неба, словно решив выплеснуть все недоданное тепло за неделю, немилосердно палило жгучими лучами. Полыхали жаром канализационные люки, тут и там на черных пятнах свежего асфальта виднелись отпечатки подошв. Жара вцепилась в Москву мощным борцовским захватом, и жители истомлено хрипели, утирая вспотевшие лица и раскрасневшиеся шеи уже насквозь промокшими носовыми платками. - Адское пекло! – недовольно пробурчал Митрич, опрокинул последнюю стопку в рот и весь искривился, сдерживая рвотный позыв – водка нагрелась, словно в духовке. – Адское пекло… Алкоголь нагрузил голову тяжелой волной. Митрич отвалился на спинку дивана и прикрыл глаза. Последнее, что он увидел, проваливаясь в тяжелый дурманный полусон, было суровое выражение лица бабкиного портрета, висящего на стене, прямо над старинным дубовым креслом. Эти портрет и кресло были последним, что осталось в квартире от прежней хозяйки, если не считать самой квартиры. - Пьешь, Альеша, - пришепетывая на старомодный манер, укоризненно покачала головой баба Настя, или, если на столичный манер, Анастасия Афанасьевна. – Разве для того я тебя в столице прописала? Квартиру отказала, даже денег оставила, а ты? Какой был видный мужчина, а теперь и посмотреть не на что. Митрич с ненавистью уставился в сморщенное, немного обезьянье лицо хозяйки. - Плохо, Альеша, плохо, - бабка не прекращала, словно заведенная, крутить головой. – Прекращай, а то ведь свидимся скоро. – Лицо ее стало покрываться шерстью, и она протянула к Митричу белые руки скелета со скрюченными когтями. – Попадешь ко мне в ад, не отвяжешься! Митрич дико вскрикнул, проснувшись в испуге, и увидел, что уже наступил вечер. Жара спала. Через открытое окно в комнату задувало легким ночным ветерком, обвевая распаренное со сна тело. Сумеречные тени игрались на отставших обоях, создавая впечатление ползающих по стенам фигур. На бабкин портрет легло темное пятно, закрывающее мучающий Митрича сурово поджатый рот и только глаза на портрете задорно поблескивали искорками с матовым отливом, отражая уже загоревшийся кое-где у соседей свет. Митрич тяжело встряхнул головой, отгоняя остатки сна, кряхтя, поднялся, добрел до стены, включил свет и обернулся… В любимом бабкином кресле, довольно скаля огромные рыжие зубы во всю ширь физиономии, раскачивался на руках огромный полутораметровый ЧЕРТ! Митрич не слышал, как взламывали на ладан дышащую дверь его квартиры, не видел, как перепуганная диким воплем шимпанзе стрелой вылетела за окно, не чувствовал, как его сажают на носилки, как вонзается в вену игла…
Happy End.
Митрич провел две недели в реабилитационном психологическом центре, где выхаживала его молоденькая практикантка психолог – моя хорошая знакомая, которая и рассказала мне эту историю. Произошло это позапрошлым летом, с тех пор Митрич не брал ни капли алкоголя в рот, изрядно поздоровел и даже, если не врет, устроился на какую-то работу. Правда куда, не говорит. Маша по-прежнему живет со своими хозяевами и прекрасно себя чувствует. Скоро ей исполнится семь лет, но она не выказывает никаких признаков агрессивности и, видимо, не собирается. А это замечательно, потому что это значит, что зоопарк ей пока не грозит.