Предупреждение: у нас есть цензура и предварительный отбор публикуемых материалов. Анекдоты здесь бывают... какие угодно. Если вам это не нравится, пожалуйста, покиньте сайт. 18+

Лучшая десятка историй от "Ракетчик"

Работы упорядочены по числу голосов "за"

04.06.2003, Новые истории - основной выпуск

Давненько это было. В те времена, когда народ получил свободу выбора,
где им сажать картошку, и москвичи рванули скупать по дешевке брошенные
дома в деревнях Тверской, Рязанской, Калужской и других ближних
областях.
Купили и мы домик в Тверской губернии. На машину денег не осталось,
поэтому добираться приходилось ЖД транспортом. В основном электричками.
Ох, что творилось на вокзалах! Не знаю, как сейчас, давно не был.
Ну вот, суббота. Ленинградский вокзал. Народу в ожидании электрички
11.40 на Тверь как комаров на болоте. Огородники, рыбаки, байдарочники,
студенты, бомжи, мама не горюй! Мне до Твери, там пересадка и дальше.
Затарился я капитально. Велосипед, рюкзак и собака. Не болонка. Дог.
Стою я и грустно размышляю, как буду со всем этим хозяйством
пробиваться в вагон. А ведь еще и посидеть хочется. Ехать-то три с
лишним часа только до Твери.
Смотрю, рядом молодая симпатичная мамаша с двумя детьми лет примерно
пяти и семи, с чемоданами. Явно не москвичка. Потому что глаза у нее
заклинило в распахнутом положении навсегда от впечатлений. Детки
трескают мороженое, а мамаша, чувствую, терзается той же мыслью, что и
я. Как сесть с этим табором? Ну, я и подкатил к ней с предложением
объединить усилия. Я, говорю, возьму рюкзак и мальчика вашего, сяду,
место займу, а потом мы с вами уже затащим все остальное. Сказано -
сделано. Сели мы удачно. Занял я крайнее «купе». Народу битком, но
желающих нас потеснить особо нет ввиду лежащей в проходе догини Даши без
намордника. Коммуникабельные дети за «погладить собаку» быстренько
выложили, что едут они в Калашниково (часа полтора от Твери в сторону
Питера) к бабушке. Едут из Тюмени, где их доблестный папка продолжает
повышать благосостояние семьи добычей нефти и подтянется позже. Ну и
зашибись! Мне еще дальше этого Алкашникова, значит, в Твери будем
действовать по отработанной схеме. Уже хорошо.
Девочка, младшенькая, по странному совпадению тоже Даша, захотела
писать. Мама ей - потерпи. А чего терпеть? Лучше не будет. Идите,
говорю, на перрон, и не стесняйтесь. Здесь сейчас как на передовой.
Сходили они удачно, возвращаются. Минуты три до отправления осталось.
Слышу - рев. Даша споткнулась и уронила сандалик между перроном и
вагоном. Мама говорит - наплевать. А Даша сопли по щекам размазывает:
новенькие сандалики, только купили! Ну, ее можно понять. Выскочила
маманя посмотреть, нельзя ли как нибудь сандалик достать, тут-то двери и
закрылись.
Я в окошко вижу проплывающее мимо изумленное лицо. До-о-олго помнить
буду.
Про стоп-кран я даже не думал. Какой смысл? Пока доберешься до него,
пока народу объяснишь, - руки оторвут.
Едем. Прокачиваю в мозге варианты. Сойти где-нибудь? А смысл? Сойти и
вернуться? И чего? Сдать детей и багаж ментам? Вариант. Но сколько из
меня менты душу будут вынимать? И через сколько мама с детьми
встретятся? Еще бы знать, что в голове у этой курицы. Так, про эту
ворону без вещей, денег и документов, которая осталась на перроне в
Москве, вообще не думать! Сама пусть выпутывается! Доехать до Твери и
оставить детей там? Хорошая мысль. Но где Тверь, там и Калашниково. Я
знаю пункт их назначения. И она знает, что я знаю. Если у нее в голове
не совсем труха - определится. Решено! Едем до Калашниково!
Так! Теперь дети. Даша орет. Это нормально. Надо бы их как-то различить,
а то откликаются обе. Значит, собака останется Дашей, а эта будет
Дарьей. Очень хорошо! Публика окружающая косится и шушукается. Насрать
на публику! А вот парнишка, Коля, мне не нравится. Очень спокойный
какой-то. Не ревет, не требует повернуть поезд. Не суетится. Смотрит мне
в глаза и говорит: "Дядя! Вы ведь нас не бросите?" О, Боже! Чуть слезу
из меня не вышиб.
Много хорошего я про этого пацана про себя потом сказал. Такой сибирский
мужичок. Семь лет. Успокоил сестру. Без сюсюканья. Сказал: хватит
реветь, та и притихла. Да, серьезно в этой семье поставлен вопрос
непререкаемости мужского авторитета. Накормил всех нас, четверых,
булочками, напоил минералкой. Достал из кармана сумки билеты, документы,
деньги, отложенные видимо на дорогу от основной суммы, отдал это все мне
и уж окончательно расслабился.
Один раз за всю дорогу я чуть было не смалодушничал. Идет по вагону
милицейский патруль. И смотрю, бабка ряда через три от нас тормозит их и
начинает чего-то втирать. На нас косятся. Ну и ладно, думаю. Значит,
судьба. А Коля это дело просек и говорит: я в милицию не хочу. Так. Ваши
документы! Вот наши документы. Куда следуем? В Калашниково. Это ваши
дети? Мент, ты же видишь, что это не мои дети. Я их сопровождаю. А вот
нам гражданка сказала, что у них мать отстала от электрички. Да нет,
мать их (иху мать!) нас провожала. (Хорошо, что я не стал дергаться и
орать, когда электричка тронулась). Сама осталась в Москве. Будет позже.
Ты чего хочешь-то, мент? С вами пройти? Хорошо. Тогда вот бери
велосипед, рюкзак, два чемодана, собаку, девочку (не дай Бог разбудишь)
и пошли. А сам про себя вспоминаю, есть у нас в УК уже статья о
кинднеппинге или нет еще? И тут Коля говорит: "Дядя Андрей, я писать
хочу!" Это произвело на ментов впечатление. Почесали они тыквы и
свалили.
Повел я мальца в тамбур. Чего ж, говорю, ты дяденек милиционеров не
любишь? А от них, говорит, пахнет всегда плохо - водкой и носками.
Так. Тверь. Конечная. Чемодан раз, мамина сумка, Даша, чемодан два,
Дарья, велосипед, рюкзак, Коля замыкающим. Е-мое! Дарья в одном
сандалике. Нехорошо по чужим вещам лазить, а что делать? Коля, ищем
обувку. Нашли. Люди добрыи-и-и-и! Сами мы не местныи-и-и-и! Помогитя,
кто чем моге-е-ет! А именно - перебраться на другой перрон, где
электричка на Бологое. Ну, людьми добрыми наше отечество не оскудеет.
Лишь бы чемоданы не спиздили. Но я не представляю, кто тут может бегать
быстрее Даши. С чемоданом. Помогли нам три солдата - срочника. Мы
отблагодарились сигаретами и пивом. Все довольны. Ура! Едем дальше!!!
Калашниково. Хорошо, что мы озаботились сесть в первый вагон. Так! Коля,
вперед! Тормози локомотив, что б нам сгрузиться успеть. Ну, до чего
толковый пацан! Дарья, мамина сумка, велосипед, рюкзак, чемодан раз,
чемодан два, Даша последней, у нее, если отстанет, телефон и адрес на
медальоне выбит, а в обиду она себя не даст. Все!!! Коля! Отпускай
паровоз!
Сели на травке. Чувствую, устали все. Я и сам бы прилег и задремал.
Часов шесть уже в дороге. А сколько они еще от своей Тюмени ехали? Так!
Не ныть! Я капитан этого непотопляемого судна. Коля - боцман. Дарья
будет штурманом. Даша - лоцманом. Понюхает Дарьину ножку и приведет нас
прямо к бабушке. Всем молчать! Капитан думать будет.
А чего думать? Два варианта. Сидеть и ждать маму-ворону. Раз. И
попробовать найти бабку. Два. А как? Двинуться со всем скарбом и
спрашивать у каждого, не живут ли внуки в Тюмени? Не такое уж и большое
это Калашниково. Тыщь пять населения. За неделю управимся.
Так! Экипаж, слушай мою команду! Боцман пойдет и найдет мне кусок мела,
известки, или на худой конец кирпича. Штурман завязывает лоцману бантики
на всех местах. Лоцман это терпит и бдительно охраняет такелаж. Капитан
уходит в разведку.
Через пятнадцать минут я знал, где живет бабушка. А так же с кем, какую
держит скотину, что сегодня с утра топила баню, а Пашке ейному на
прошлой неделе набили рожу. И правильно.
Вечером, когда мы сидели в летней кухне и уплетали клубнику с молоком,
прижимая к груди сандалик появилась мама-ворона. От нее за версту пахло
валидолом, корвалолом и настойкой валерианы.
Потом она сказала, что нисколечко не волновалась. Почему-то сразу
решила, что я порядочный человек, детей никуда не сдам и довезу их до
Калашниково. И заплакала один раз всего только. Когда, подъезжая к
Калашниково, увидела огромную надпись во весь перрон кирпичом по
асфальту: "МАМА!!! МЫ УШЛИ ИСКАТЬ БАБУШКУ!!!"

30.08.2003, Новые истории - основной выпуск

Старый анекдот в тему. Женщина заходит в кабинет врача. Там двое мужиков.
Раздели ее, обсмотрели, общупали... Говорят:
"Ну, это вам к врачу надо..."
"А вы кто???!!!"
"Дык! Красим мы тут..."

В период полного безвременья, году в девяносто четвертом, когда по
основному месту работы денег практически не платили, предложил мне
дружок подработать в отделочной бригаде. Взяли подряд на косметический
ремонт районной прокуратуры.
Что за район и что за город - я промолчу. Но тако-о-ого бардака я даже
не предполагал.
Прокуратура располагалась в жилом доме, занимая первый этаж - четыре
обычных квартиры - в одном из подъездов. Так что работа мало чем
отличалась от обычного домашнего косметического ремонта.
Следаки - в основном молодые ребята и девчонки - освобождали нам
квартиры по очереди. Даже мебель не выносили - двигали из угла в угол. В
наспех освобожденных помещениях тут и там валялись папки со старыми
делами. Но больше всего поражало количество валяющихся беспризорно
вещдоков с бирками. Ножи, топоры, стартовый пистолет, затвор от
винтовки, пакетики, конвертики… Когда мы обратили на это внимание одного
из следаков, он повел нас в соседнюю квартиру, где переоборудованный под
кладовку совмещенный санузел был под потолок завален таким же барахлом.
По отработанным делам, - объяснил следак, вещдоки должны вывозить и
уничтожать со временем. Но никому это на… не нужно.
Работали мы вчетвером. Было весело и ненапряжно. Никто не стоял над
душой. То и дело к нам вламывались посетители прокуратуры. В зависимости
от контингента мы или посылали их по адресу, или говорили что-нибудь
типа, что прокуратура переехала, а здесь теперь будет дом терпимости.
Один мужик, помню, спросил: а какая, мол, разница?
Примерно с часу до трех прокуратура вымирала, сотрудники расходились на
обед. Ну и мы, переодевшись в цивильное, шли в ближайший гастроном,
брали бутылочку (не ради пьянства, что такое поллитра на четверых
мужиков?) и садились обедать. Не чем Бог послал, а что собрали жены.
Вот в один из таких моментов и вломилась к нам растрепанная и зареванная
женщина лет сорока примерно с криком: «Да в конце то концов, кто нибудь
найдет управу на этого изверга!? »
Увидев некоторое несоответствие в обстановке, накрытый стол и четверых
жующих мужиков, женщина слегка охолонула. А мы сидели, разинув набитые
рты.
Первым пришел в себя Ефимыч. Самый старший из нас, выполнявший роль
негласного бригадира, отставной военный, закончивший службу в звании
полковника, не помню каких родов войск. Мужик до ужаса представительный.
Если не в спецовке, то без костюма и галстука я его не видел.
Ефимыч женщину усадил, сказал: «Вы успокойтесь. Выпейте вот» И налил ей
полстакана водки. Говорил Ефимыч всегда веско. Женщина водку махнула и
сидела с круглыми глазами, совсем уж обалдев от такого приема в
прокуратуре.
А Ефимыч говорит: «Вы не обращайте внимания. У нас, видите, ремонт
небольшой. Рассказывайте»
И женщина сквозь слезы рассказала обычную историю. Пьет. Бьет. Не
работает. Деньги отнимает. Жаловалась в милицию. Бесполезно. Участковый
ничего сделать не может. Дети плачут. Их тоже лупит. А сегодня грозился
убить. Побежала к вам. Что делать?
«Что делать? - говорит Ефимыч. Пишите заявление. Сейчас я вам бумагу
дам, ручку. А там следователь, кому поручат, будет разбираться»
И в это время в подъезде раздается топот и крик пьяный: «Где эта сука? В
прокуратуру на меня жаловаться? Я те покажу…» И вваливается крендель.
Обычный синяк. Руки в наколках. За спиной ходки три по мелочи. По зоне
таких мужики бушлатом гоняют. А тут - герой. Статьи на него нет. УК он
лучше прокурора знает. И буреет от безнаказанности. И портит жизнь
окружающим по мелочи. А ближним от него житья нет. История и персонаж,
действительно, обычные.
С ходу, не обращая внимания на нас, наезжает на тетку: «А ну-ка, пошла
домой, курва! Я те покажу! …» Ефимыч встал меж ними, говорит:
«Гражданин, вы успокойтесь, присядьте, сейчас мы с вами побеседуем» Мы
тоже напряглись. Тот орет: «Не о чем мне с вами беседовать! » Но на стул
сел. Развалясь, нога на ногу, пальцы демонстрирует. Тетка в углу жмется.
Ефимыч ей говорит: «Вы домой сейчас идите, а мы с супругом вашим
побеседуем»
Тетка бочком-бочком, и выскользнула в дверь. Ефимыч садится за стол
напротив кренделя и начинает воспитательную беседу. Говорит уважительно.
Что ж, мол, вы, гражданин, ведете себя так? Жену бьете? Не работаете?
Нехорошо это. Не по мужски.
Тот только ухмыляется фиксато. «Ты, - говорит, начальник, кончай меня
лечить. Или говори конкретно, какие ко мне претензии, или я пошел.
Только нету у вас на меня статьи» И вообще, пошли вы, типа, на…
Послать Ефимыча - это надо быть полным отморозком. Ефимыч говорит:
«Статьи действительно нет. Поэтому мы для начала ограничимся
профилактическими мерами» Потом встает, снимает пиджак, вешает
аккуратно, и сменив любезный тон на свой обычный, командует: «Штаны
снять! »
«Ч-ч-его-о-о!??? » - обалдел крендель.
«Штаны, говорю, снимай! » говорит Ефимыч и достает со шкафа собачий
поводок, тоже вещдок с биркой. То ли душили им кого, то ли нашли на
месте преступления. Короткий, кожаный, жесткий, плетеный косичкой.
Хороший поводок. И нам кивает, а нас уже просить не надо - так достал
этот персонаж. Помогли ему штаны снять, перегнули через стол.
Ефимыч говорит официально: «Внимание! Гражданин Похуймнекактвояфамилия.
За регулярные издевательства над женой приговариваетесь к порке» И давай
его по голой жопе поводком охаживать.
Тот, конечно, не молчал. Орал сначала «Да вы что, охуели!?», «Права не
имеете!», вертелся и вырывался. Но куда там. Потом просто выл.
Когда Ефимыч запыхался и рубашка под мышками потемнела, спросил: «Ну,
молодой человек? Прониклись? » Услышав в ответ: «Суки рваные! » передал
поводок Сереге со словами: «Сережа, продолжай»
Первый, и дай Бог последний раз я с таким удовольствием участвовал в
коллективной экзекуции.
Экзекуцию прекратили, когда пассажир натурально заплакал. Вместо
крутого, как вареные яйца кренделя плакал обычный мелкий шкодник со
спущенными штанами. И доканала его видимо не сама порка, а непонимание
сути происходящего. Ну, то, что в ментовке бьют, это понятно. Но чтоб в
прокуратуре пороли? Это было выше его понимания.
Когда клиент, шмыгая носом, с горем пополам надел штаны, Ефимыч произнес
прощальную проникновенную речь. Держа его за воротник и глядя в глаза,
сказал: «Я тебя, гнида, если не успокоишься, каждый день буду сюда
приводить и пороть. Срать стоя будешь. Тебе турьма раем покажется» И
отпустил.
И все. Пришлось нам, правда, взять в этот день еще бутылочку
антидепрессанта.
А, нет! Не все. На другой день, или через день заглянул к нам прокурор.
Мы как раз линолеум достилали. Посмотрел, заценил. «Не слишком ли темный
линолеум? » говорит. Ефимыч ему отвечает, мол куда светлее? У вас
посетители, не будете же каждые пять минут подтирать. «Да, да…» -
говорит как-то рассеянно прокурор. «Вы профессионалы, вам виднее» Потом
вскинулся как-то, будто чего вспомнил: «Тогда и вы уж, пожалуйста, в
правосудие не лезьте. А то, бегает, понимаешь, какой-то кадр по всему
городу, демонстрирует всем голую жопу, и говорит, что это его в
прокуратуре отхерачили! Смех просто… Но хулиганить вроде перестал…» И
пошел себе…

25.11.2003, Новые истории - основной выпуск

Довелось мне в начале восьмидесятых поработать инструктором по туризму
на одной из многочисленных волжских турбаз. Кстати, почему они
назывались турбазами, а не домами отдыха или санаториями, для меня
загадка до сих пор. Континент там очень был далек от этих «одногорбых
верблюдов», которые «днем и ночью от Карпат и до Курил…» Обычные
отдыхающие.

Жили мы в стандартном щитовом домике, громко именуемом коттеджем, коих
на территории турбазы стояло несколько десятков. Разбросаны они были в
беспорядке среди живописного леса. Жили втроем. Я, еще один инструктор,
Антон, и Леха. Спасатель.
Время, свободное от организации досуга отдыхающих, каждый проводил в
зависимости от собственных пристрастий. Но сводилось все в основном к
двум интересам: выпить и пофлиртовать с отдыхающими.
Антон имел постоянную пассию. Лену, официантку из столовой. Но главной
его страстью все-таки была не она. Если где-то брезжила хоть какая-то
перспектива халявной выпивки, женщины отодвигались для него на второй
план.
Леха, наоборот, использовал любую возможность закрутить романчик.
Отдавался этому полностью и всей душой. Являясь беспросветным
романтиком, в каждую свою очередную пассию влюблялся по уши, чуть ли не
до предложения жениться. Плевать, что длилось это от одного до пяти
дней. Главное же - отношение? Из-за чего терпел постоянные насмешки со
стороны Антона.
Я же, будучи малолетним сопляком, набирался опыта у старших. Кидаясь
поочередно то в одну, то в другую крайность. То беспробудно квасил с
Антоном. То таскался вместе с Лехой за каждой юбкой.

Проблемы, куда вести девушку, когда знакомство достигало нужных высот, у
нас не возникало. К себе, естественно. Чтоб не случалось накладок, у
нас было заведено правило. Если кто-то приводил в номер даму, в окне
рядом с входной дверью вывешивалось полотенце. Как сигнал остальным, что
тут сегодня занято и идите ночевать куда угодно. Никаких особых проблем
это не вызывало. Теплой летней ночью на турбазе хорошему человеку найти
уютный уголок не представляло труда.

История, о которой пойдет речь, началась обычным поздним июльским
вечером. В полумраке турбазовской дискотеки Леха познакомился с
очередной своей страстью на всю жизнь. В основном на ощупь и по запаху.
Потому что неверное освещение танцплощадки не позволяло рассмотреть
подробности. Но Леха верил своей интуиции. Справедливо полагая, что
страшнее его последнего увлечения быть уже ничего не может.
Будучи ужасно сентиментальным, за время работы на турбазе Леха тем не
менее четко усвоил одно: время здесь течет совсем особенно. Двадцать
дней для приехавшего на отдых пролетают как один. И все эти «туристы»,
независимо от предыдущего опыта, «и жить торопятся, и чувствовать
спешат» Поэтому лирические отступления и процедура ухаживания не должна
растягиваться более чем на несколько часов. Иначе твое место достанется
другому.
Поэтому, когда дискотека закончилась, Леха уже вел свою находку к нашему
домику. Выпить чашечку чая. Ну, или показать девушке свою коллекцию
наград за спасение на водах.

В этот злополучный день, часа в три, мы с Антоном вернулись из
трехдневного водного похода, куда водили группу "туристов". По прибытию
на турбазу Антон с компанией новообращенных водников принялись это
событие яростно отмечать.
Я тоже принял участие. Но в разумных пределах. Кому-то ведь нужно еще
было тащить Антона по окончании пирушки.
Пьянка закончилась под вечер, аккурат когда с танцплощадки донеслись
первые звуки музыки. Дотащив Антона до нашего домика, я сбросил с его
кровати матрас на пол возле стены. Во-первых, Антон по пьяни имел
привычку падать с кровати. Во-вторых, на полу было не так душно.
Пристроил в изголовье извлеченный из холодильника бидон с пивом. Все.
Душа моя была спокойна за коллегу, я закрыл номер на ключ и пошел искать
приключений в злачных местах турбазы.

Вернувшись часа через три, с удивлением обнаружил висящее возле двери
белое полотенце. Сигнал. Может, Ленка пришла к Антону, подумал я. И,
пожав плечами, отправился коротать ночь к Сане-бармену. Бар на турбазе
работал до последнего посетителя, а потом можно было спокойно отоспаться
на мягких кожаных диванах. Что я и сделал.
Наутро, вернувшись в номер, застал своих приятелей в растрепанных
чувствах и узнал от них о событиях прошлой ночи.

Когда Леха привел свою спутницу в коттедж, отпер дверь и хотел зажечь
свет, та жарко зашептала ему в ухо «Может не будем свет зажигать? Я
стесняюсь! » Забыла, видимо, что пришла всего лишь взглянуть на комплект
геройских Лехиных награды. Леха не возражал. Внутри было хоть глаз коли.
Леха вывесил дежурное полотенце, чтоб никто не нарушил их идиллию, и
провернул ключ в замке, оставив его в том положении, когда снаружи
открыть нельзя. В качестве дополнительной страховки. О лежащем в углу у
стены Антоне никто не подозревал.
Повозившись немного в темноте, парочка оказалась в Лехиной постели.
И вот, когда пик страсти был уже далеко позади и Леха ворковал
расслабленной подружке о своем обретенном счастье и любви до гроба,
откуда-то снизу, из угла, раздался металлический звук крышки о бидон и
хриплый голос Антона надтреснуто произнес: «НУ ЧТО, ГОЛУБИ СИЗОКРЫЛЫЕ!
ПИВО ТЕПЛОЕ БУДЕТЕ? » Оказалось, что Антон давно не спит и с
любопытством наблюдает происходящее.
Предугадать реакцию девушки не мог никто. Она громко вскрикнула «Ой! »,
вскочила с кровати, и как была, в чем мать родила, выскочила за дверь.
Успев прихватить в качестве одежды только висящее у двери дежурное
полотенце.

Всю оставшуюся ночь, до рассвета, вдрызг разругавшись с Антоном, Леха
лазил по турбазе в поисках сбежавшего счастья. Вспугивая из кустов
многочисленные парочки. Дважды чуть не был бит разгоряченными
кавалерами. Восемь раз был обозван маньяком. Вернулся, естественно, ни с
чем. Извинился перед Антоном. Тот сказал: «Ага! Хорошо что меня не
угораздило предложить вам пива в разгар страсти. Вишь, у нее реакция
какая. Пришлось бы скорую вызывать».

Сели мы втроем и стали чесать репы, как помочь Лехиному горю и обрести
потерянную любовь. Антон успокаивал.
- Да ладно, встретишь ты ее. В столовую-то она ходит? Ну, покараулишь
денек.
- Как? Как? - заламывал руки Леха. - Я ж ее в лицо не знаю!
- Имя? Где живет? Из какой группы? Возраст?
- Не знаю! Мы на танцплощадке познакомились! Лет восемнадцать. Стройная!
- Нормально! Ну хоть какие-то приметы?
- Она! … Она такая! …
- Все понятно. «Тонкая, возвышенная, романтичная». Это мы поняли. У тебя
разве другие когда были? Ладно. Будем исходить из материальных
соображений. Глянь-ка, что там за шмотки от нее остались.
Леха вытащил из кучки вещей джинсы, развернул их и прочел название.
- Джинсы Рифле.
- Райфл, деревня! - поправил его более практичный Антон. - ФирмА.
Практически новые. Семи лет не ношеные. Сто пятьдесят рубликов на
толкучке у барыг. Маечка опять же «маде ин не наша» Ветровка… Купальник…
Ну, в этом я не понимаю. Короче, за такими шмотками она сама притащится.
Ну не дура же она все это оставлять?
- Какой же ты… - споткнулся Леха. Слово «меркантильный» он не знал.
Тогда оно было еще не в моде. - Куда? Куда она притащится? Мы ж сюда в
темноте шли. Сто домиков, и все одинаковые!
- Ты что, ей не представился? Жельтмен хренов. Затащил девку в постель…
Ни ее имени… Ни своего… И он меня после этого развратником называет!
В конце концов у нас родилась идея написать объявление и повесить в
столовой при входе. На самом видном месте. «Девушку, оставившую личные
вещи, просим зайти в номер инструкторов. Домик такой-то» Кому надо,
решили - тот поймет.
Сказано - сделано.
Сидим после обеда. Ждем результатов. Леха изнервничался весь. В
предвкушении встречи. «Она не придет! Она не придет! » - заладил. «Ну, -
говорит Антон - тогда я ее штаны Ленке подарю» «Нет! » «Тогда тебя на
них удавлю! - злится Антон - Пиздострадалец! Сиди и молчи! »
Когда мы уже отчаялись, где-то через час, как гром среди ясного неба,
раздался стук в дверь. Совсем не робкий, надо сказать. «Войдите! »
крикнул Антон, поскольку Леха лишился дара речи.
И в комнату вошла… Вплыла… Как бы поделикатнее описать? Протиснулась
боком. Дама. Лет под пятьдесят. Размеров? Ну… Вот, чтоб вам было
понятнее. Представьте себе Валерию Новодворскую в синеньких шортиках и
маечке-сеточке в мелкий цветочек. Представили? Вот! Со словами «Молодые
люди! Это вы писали объявление? » и вошло это чудо.
Леха сидел на кровати и только поэтому не упал. Но челюсть у него
отвисла и глаза полезли из орбит.
Антон впился зубами в край пивной кружки, что бы не захохотать в голос.
Из глаз его брызнули слезы. Но он быстро взял себя в руки и деликатно
спросил:
- Простите! А это точно - ваши вещи?
На что дама развернула целлофановый пакет и извлекла на свет наше
полотенце. «Ваше? » Мы согласованно закивали. Потом проговорила весь
список оставленных вещей с размерами и торговыми марками.
- Вопросов нет! - сказал Антон и указал ей на тумбочку, где лежала
одежда.
В полной тишине, при абсолютном молчании дама собрала в пакет вещи и
положила на их место наше полотенце. Мы с Антоном, красные от
напряжения, чтоб не заржать, смотрели то на Леху, то на эту диву, и
ждали, что же он предпримет? «Молодая, значит? » - читалось в наших
глазах. «Стройная, лет восемнадцати? » Но Леха был в полной прострации.
Дама произнесла «До свидания! » и направилась к двери. И в тот момент,
когда дверь за ней уже закрывалась, из меня вырвалось таки предательское
сдавленное «хи-хи»
Дверь снова приоткрылась. Дама полуобернулась. Обвела нас высокомерным
взглядом. Остановила его почему-то на мне. И голосом Фаины Раневской
произнесла:
- Я, МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЭК, НЕ «ХИ-ХИ»! Я МАМА ЭТОГО «ХИ-ХИ»!

15.05.2003, Новые истории - основной выпуск

История не столь смешная, сколь реальная и поучительная. Хотя напоминает
гибрид «Красотки» с сопливыми индийскими мелодраками. Рассказала сестра,
а я был практически свидетелем финала.
Сестра рожала своего второго ребенка, Ваньку, и по причине этого
находилась в роддоме. Мы по этой же причине с ейным мужем, ежевечерне,
слегка взбодрившись, тусовались под окнами роддома с такими же
бедолагами, перекрикиваясь и, если повезет попасть на время кормления,
наблюдая через стекло мордочки новорожденных.
В очередной приход мы застали в роддоме переполох. Даже с улицы было
слышно, как некая визгливая дама на истеричных тонах костерит почем зря
персонал, мужа и весь остальной мир. Персонал как мог ее успокаивал. На
следующий день, когда мы забирали сестру, она и поведала нам причину
этого переполоха.
Молодая истеричная стерва, жена то ли немелкого чиновника, то ли
небедного русского, которого называла не иначе как «папик», задолбала
персонал роддома с момента поступления. Пальцы веером, зубы шифером, то
не так, это не эдак, все козлы и папик всем покажет. Папик появился раз,
забашлял кому надо и пропал: то ли в командировку, то ли пользуясь
случаем решил отдохнуть от своей стервы. Родив, сучка для начала
отказалась кормить ребенка грудью, а потом решила отказаться совсем.
Типа, ребенок случайный, мы не планировали, ну вообщем хрен знает, что
там варилось у нее в котелке. Но вела себя, говорят, препохабно, курить
и квасить начала практически сразу после родов. А ребеночек, кстати, по
словам медиков, не в пример мамаше получился очень качественным и
здоровеньким на 100%. Удачный такой ребеночек.
Практически одновременно с ней рожала девчушка, лимита общаговская,
которая ребенка нагуляла, вероятный папаша сгинул при первых признаках
беременности, все сроки она пропустила и ничего ей, кроме как рожать,
не оставалось. Но к несчастью (а для девочки может и наоборот) ребенок
у нее то ли родился мертвым, то ли прожил после родов какие-то часы.
Местные бабушки-нянечки успокаивали ее, мол, нарожаешь еще, не
переживай, Бог дал - Бог взял и т.д.
Однако ребеночка этой сучки притащили ей на кормежку. Молока мол у тебя
хоть залейся, не пропадать же добру. А та покормила раз, другой, а потом
начала задавать персоналу робкие наводящие вопросы по поводу
усыновления-удочерения, типа нельзя ли ей как-то ребеночка забрать, раз
уж от него все отказались. Ей говорят, мол, дурочка, сама в этой жизни
на птичьих правах, куда еще с ребенком? А та долдонит свое - как-нибудь.
Объявился папик. Получил всю информацию, поговорил с главврачом,
потусовался и слинял. Без комментариев.
День выписки. Как там чего конкретно - не знаю. Но суть в том, что
приезжает папик и забирает эту безродную пигалицу вместе со своим
ребенком. На вопрос сучки, мол как же так, ты ж был не против оставить
ребенка, он говорит: знаешь, типа, я подумал, возраст у меня, то-се,
профессия опасная, может это мой последний шанс на наследника. А девка?
- девка пусть пока нянькает-мамкает, там посмотрим.
- А я!? - кричит та. - Как же я!?
- А ты, на хуй, к маме.
- Как к маме????!!!!! Я, типа, и сама могу нянькать-мамкать.
На что он ей резонно отвечает: на кой хуй мне баба, которая отказалась
кормить моего ребенка? А будешь вякать и предъявлять права на дите -
пришибу просто, и все. Садится в свою тачку, где на заднем сиденье в
уголке жмется испуганная пигалица с маленьким, и уезжает. Не забыв, как
и положено, одарить больничный люд конфетами, коньяками и букетами.
Сучка звонит маме, а потом вместо слез и истерики закатывает грандиозный
скандал всем, кто попадется под руку. Отголоски этого скандала мы и
слышали на улице. Но всем уже откровенно на нее насрать, и все ждут -
не дождутся, когда прибудет мама этого чуда и они свалят. И шушукаются
по коридорам и палатам о судьбе ребенка, девочки, папика и сучки, строят
версии, прогнозы и высказывают мнения.
Вот такая история. Которая наверняка имела продолжение. Мне, к
сожалению, об этом ничего неизвестно.

Ракетчик

23.02.2004, Новые истории - основной выпуск

Как мы с рядовым Егоровым стали родоначальниками доброй армейской
традиции.

Писать письма в армии - не только законное право солдата, но и его
святая обязанность.

Когда срок моей службы перевалил за год и время покатилось с горы, попал
ко мне в отделение парень. Не больно я был рад такому пополнению, а куда
денешься?
Дело в том, что боец по возрасту приближался к тому рубежу, когда угроза
выполнения священного долга перед Родиной отходит в область небытия и
кошмарных снов. Было ему годов двадцать шесть.
В армию он не стремился, но и не косил особо. Как-то сами обстоятельства
так складывались. Учился - отсрочка, болел - отсрочка, женился, родил
ребенка - опять отсрочка. А второго - то ли не успели, то ли не
захотели. И у военкома не нашлось уважительной причины, что б придержать
парня до исполнения непризывного возраста. И пошел он осенним призывом в
доблестные ракетные войска стратегического назначения.
Парень был спокойный, неглупый, службу тащил исправно, держался
особняком из-за разницы в возрасте, деды его особо не гоняли по этой же
причине. Вообще в армии к женатым относятся с плохо скрываемым
сочувствием. Как к серьезно больным. А ситуация, когда ребенок скоро в
школу пойдет, а папа учится портянки мотать. … Заплачет от жалости самый
отмороженный дембель.
Высшее образование, другой жизненный опыт и тщательно скрываемая грусть
в глазах мешали ему полноценно влиться в солдатскую жизнь. Но и проблем
особых с ним не было. До того момента, пока меня не вызвал замполит.
Выслушав мою краткую и вполне лояльную характеристику на рядового
Егорова «Дык чего, тырщь майор, нормально Егоров служит. Специалист
классный. Замечаний нету к нему» замполит сказал: «Из военкомата по
месту жительства рядового Егорова пришел запрос. Не пишет рядовой Егоров
домой. Жена с мамой волнуются. Поставили военкома на уши. Куда мол,
лихоимец, подевал любимого сына и мужа»
Получив чисто формальный пиздюль за работу с личным составом, я пошел
выполнять приказ. Приобрести в солдатском магазине пачку конвертов,
несколько тетрадей, и не реже раза в неделю контролировать отправку
рядовым Егоровым письма домой.

«Ну скажи мне, сержант. Ну чего тут писать, а? Красоты уральской природы
описывать? Или пиздеть, как ефрейтор Кравчук, что я служу в супер-пупер
войсках, езжу в наряд на «Волге» и скоро стану генералом? » Вины своей
рядовой Егоров не отрицал. Но писать письма упорно не хотел. «Ну не знаю
я, чего писать! Глупость это» Пора было употребить власть. Три лычки и
год разницы в призыве перевесят любую разницу в возрасте. Поэтому я
сказал. Тактично так сказал. Как и положено мудрому младшему командиру.
«Паша! » -сказал я. «Не еби мозги! Раз в неделю подходишь ко мне без
напоминаний с надписанным конвертом и докладываешь: «Товарищ сержант!
Рядовой Егоров к отправке письма на Родину готов! Разрешите отправить? »
и бегишь на почту. За каждое «ой, я забыл» наряд вне очереди вместо БД.
Чего ты там будешь писать - дело твое. Хоть ничего не пиши. Но что б
письмо раз в неделю - было. Понял? » Паша исполнительно покивал головой.
«Не поооонял!!! » «Так точно, трищ сржнт! » «Вот так вот! Нюх потеряли,
трищ боец? Пиздуйте писать письмо номер раз. Время пошло! »
С этого момента добросовестный Паша четко выполнял приказ. Раз в неделю
подходил, показывал запечатанный и надписанный конверт и отдавал его
почтальону. Я успокоился. И зря.

Следующим, кого заинтересовала переписка Егорова с родными, был
начальник ОСО майор Лысенко.
Не секрет, что исходящая почта в режимных частях хоть выборочно, но
проверяется. Может, и не выборочно. Не знаю.
Так же не является военной тайной, что особист в армии призван следить
за режимом секретности и ловить шпиенов и предателей. Но как-то странно
особисты их ловят. Деда Петя из ближайшей деревни знает секретов про
режимную часть гораздо больше самого особиста. И за пузырь с
удовольствием расскажет их любому, кто согласится слушать. Однако деда
Петя особиста не интересует. А интересуют его письма рядового Егорова.
Вызывают жуткие подозрения. Чем? А тем, что строго раз в неделю рядовой
Егоров отправляет домой чистый лист бумаги в клеточку. Оба-на!
Тщательная проверка установила, что никаких тайных символов или скрытого
текста чистые листы не содержат. И конверты - тоже. Так в чем же фишка?
- интересуется майор Лысенко. Где засада? И какой смысл, кроме злого
умысла, в этих письмах без содержания?
Я как мог объяснил происхождение странных писем. Особисту это объяснение
не больно понравилось, потому что в нем напрочь отсутствовали шпионы,
предатели и злостные нарушители режима секретности.
Однако, подумав, он обвинил рядового Егорова в пособничестве вражеской
пропаганде. В том смысле, что письмо солдата не должно быть пустым, как
бланк анонимки. Куда каждый желающий может вписать все, что угодно.
Любые гнусные домыслы, порочащие нашу славную армию. «А потом про этот
случай раструбят по БиБиСи» - процитировал он без всякого копирайта,
продемонстрировав свои широкие взгляды. Вообщем, завершил он беседу
пиздюлем в сопровождении стандартной фразы. «Этттто неприемлемо! »
Пиздюль на этот раз получил не только я. Командир группы капитан Езепчук
на вечерней поверке после традиционного вступления «Товарищи солдаты! Вы
опустились ниже канализации! » долго и с глубоким чувством рассказывал,
что он думает по поводу меня, рядового Егорова, его мамы, жены, бабушки,
особиста Лысенко, и того военкома, которому пришло в башку призвать
рядового Егорова на его капитанскую голову. Этот жуткий винегрет он
закончил фразой «Письмо солдата - это лицо армии! А у нас что
получается? Открывает мама письмо Егорова, а там - жопа! »
Капитан Езепчук не подозревал, насколько он прав.
Рядовой Егоров получил очередную взъебку. Теперь перед отправкой письма
я проверял конверт на просвет на наличие там рукописного текста. Все
вроде успокоилось.

Пока командир части не получил на свое имя письмо от мамы рядового
Егорова. Где та слезно просила объяснить, что происходит с ее сыном и
что творится в нашей доблестной армии. Почему два месяца вместо писем от
любимого сына она получала пустые листы, а потом вообще стал приходить
какой-то бред? И в качестве примера прилагала одно из полученных писем.
Именно по этому письму, красный как рак, командир части, в просторечии
«Барин», молотил со всей дури кулаком и орал: «Это что? Что это, я вас
спрашиваю? »
На тетрадном листе в клетку в уголке мелко-мелко было написано: «** мая
1985г. Здравствуй мама. У меня все хорошо» А дальше крупным
каллиграфическим почерком шло: «Тема: Работа В. И. Ленина «Детская
болезнь «левизны» в коммунизме» Диктатура пролетариата есть самая
свирепая, самая острая, самая беспощадная война нового класса…»
Было от чего обалдеть маме. Что делал этот гад? Он вырывал листы из
своей тетради конспектов по политзанятиям и посылал домой. Лишь бы не
писать.

Получили по полной программе все. Мне был обещан дембель в новогоднюю
ночь и звание ефрейтора вместо старшего сержанта.
Ситуация становилась угрожающей. Надо было принимать кардинальные меры.
Теперь каждое воскресенье, когда вся казарма таращилась на самую
популярную солдатскую передачу того времени под названием «Аэробика», из
ленинской комнаты можно было услышать примерно следующее.
- Так! Ну что, солдат Егоров, готов? Поехали! «Здравствуйте, дорогие мои
мама, жена Лена и сыночек Рома»
- Слышь, сержант! Может не надо вот этого… «дорогие» Они тогда точно не
поверят, что я сам писал.
- Ладно. Значит так. «Здравствуйте мама, Лена и Рома! » Написал? «Пишет
вам…»
- «…командир отделения сержант Иванов»
- Щас получишь! Умник! «Пишет вам ваш сын, муж и оте…» Ладно, ладно.
«Пишет вам Павел. У меня все хорошо» Написал? «Вчера я получил новое
обмундирование…»
- Ну это-то зачем писать?
- Давай-давай! Значит пишешь на полстраницы про обмундирование. Как
получал, как клеймил, как погоны пришивал. Потом про погоду наври чего
нибудь. Чего я тебя учить должен, а? У кого из нас высшее образование?
- У меня…
- Вот и давай. А я пока пойду аэробику посмотрю. А то мне скоро вместо
баб будет сниться твоя мама с капитаном Езепчуком. Через полчаса приду,
проверю. И что б не меньше трех страниц! Понял?

Теперь раз в неделю рядовой Егоров под мою диктовку писал письмо домой.
Инициатива сия не осталась незамеченной. Приказом командира части, во
избежание в дальнейшем подобных недоразумений, все молодые солдаты
полка, один час в неделю, под чутким руководством ответственного
сержанта из числа старослужащих, должны были писать письма на родину.

В день увольнения в запас я проходил мимо ленинской комнаты. Оттуда,
хорошо поставленным командирским голосом доносилось.
- Значит так! Товарищи молодые солдаты! В простонародьи - щеглы! Ручки,
бумага, конверты - у всех есть? Молодцы! Итак. Все мы знаем, как наших
писем ждут дома. Как волнуются и переживают за нас наши близкие.
Поэтому! Взяли ручку в правую руку и пишем. «Здравствуй дорогая мама! »
Ты, воин, почему не пишешь? Ах, ты детдомовский! Нету родственников? Ну
а до армии чем занимался? Вооот! Работал. Где? На заводе. Кто у тебя там
главный был? Мастер. Как звали? Виктор Степанович. Вот ты и пиши:
«Уважаемый Виктор Степанович! » А за адрес - не переживай. Адрес мы
выясним.
Я зашел.
- Смиррррнооо!!! Товарищ гвардии стрший сержант! Группа молодых бойцов
проводит занятия по написанию писем на родину! Ответственный - младший
сержант Егоров!
- Вольно!
Мы попрощались. Уходя, я слышал из-за двери.
- Вот, воины! На примере простившегося с нами товарища старшего сержанта
мы видим: дембель - не иллюзия! Он неизбежен! И любой чижик может легко
подсчитать, сколько ему осталось написать писем домой. Мне, конечно, -
поменьше…. Итак, на чем мы остановились? «Здравствуйте, дорогие мама и
папа! Пишет вам ваш сын - гвардии рядовой…»

ВСЕХ СЛУЖИВЫХ - С ПРАЗДНИКОМ!

Ракетчик

27.08.2003, Новые истории - основной выпуск

Про деда своего я, к сожалению, мало что помню и знаю. Так, общие факты
биографии. И несколько историй.
В первую мировую деда мобилизовали. Воевал в кавалерии. Вся жизнь у него
с лошадьми связана. Дезертировал. Я так понимаю, смута в войсках тому
виной. Потому что дед был не робкого десятка и Георгиевским кавалером к
тому времени. Прятался от жандармов в русской печке. То отдельная
история. Потом революция, гражданская. Воевал у Щорса ординарцем одно
время. Потом крестьянствовал и заведовал чем-то типа конефермы. В
Отечественную практически с первых дней на фронте. Вместе со своими
лошадьми. В сорок третьем пришла похоронка. Бабка поубивалась, а
четверых сыновей надо было доводить до ума. Пятый, старший, уже воевал.
В сорок пятом, в начале весны, пришла еще одна похоронка на деда.
Решили, что ошибка. Но на всякий случай еще раз отплакали.
А в сорок шестом вернулся сам. С Германии, с оккупационных войск. Привез
патефон. Радовался, что не попал на Дальний Восток. И что бабка его
дождалась несмотря на две похоронки. Похоронки по пьянке торжественно
спалил на костре во дворе дома. Устроив общедеревенское шоу. С песнями и
плясками. Жаль. Награды свои, ордена, медали, держал (сказать «хранил»
язык не поворачивается) в деревянном ящике в мастерской. Вперемежку, и
царские, и советские. Давал внукам поиграться с «цацками». Без пиетета,
вообщем, относился. Бабка следила, чтоб ничего не растеряли. А, все
равно, половину похерили.
Награды своего погибшего фронтового друга хранил отдельно, на бархатной
подушечке, в комоде. Внукам даже заикаться про них не велено было. По
праздникам, выпив, доставал, показывал, в руки не давал.
Был у него перед тем дружком должок. Должен он был, по их взаимному
уговору, в случае смерти разыскать и удочерить его ребенка. Очень его
этот долг тяготил. Разыскать в то время по детдомам осиротевшего
ребенка… Разыскал. И удочерил. И вырастил. То тоже отдельная история. О
том, что тетка моя любимая, несмотря на отчество, мне по крови совсем не
родная, я узнал, уже будучи взрослым.
После войны опять стал заниматься своими лошадьми.
Потом, уже на пенсии, все равно работал конюхом. Не мог без лошадей. Как
рассказывают, с лошадьми и про лошадей говорил намного больше, чем с
людьми и про людей.
Ну и вот история.
Была у него в конюшне кобыла. В хозяйстве бесполезная совершенно.
Своенравная, необъезженная, неуправляемая, цыганских, что ли, кровей. Ни
пустить на колбасу, ни продать дед ее почему-то не давал. Авторитет его
в конюшнях, несмотря на должность конюха, был непререкаем.
Кобылка забеременела и ожеребилась. Жеребенок обещал быть добрым конем.
Повел их дед как-то вечером купать на реку. Кобылу и жеребенка. Привязал
жеребенка на берегу - искупал кобылу. Потом привязал кобылу и повел
жеребенка. Не знаю, почему не вместе.
Прожил дед всю жизнь на реке, а плавать так и не научился. И реки
форсировал, держась за коня. А тут жеребенок малой. То ли в яму дед
попал, то ли что. Стал тонуть. Ухватился за жеребенка. А тот и сам уже
из последних сил ноздрями пузыри пускает. Сносит их к середине. Сам бы
утонул и жеребенка утопил. Кричи - не кричи, если близко никого нет.
Как кобыла справилась с коновязью? Как-то справилась. Бросилась в реку.
Стала выталкивать их к берегу. Вытолкала. Километра за два ниже по
течению. Дед, хоть и был практически без сознания, так в жеребенка
вцепился, что долго потом не мог руку разжать. Свело. Говорил, что когда
пришел в себя, долго боялся открыть глаза, ожидая увидеть архангела
Гавриила. Когда открыл, - увидел склоненную лошадиную морду.
А народ, кто слышал крики с реки о помощи и побежал туда, уже доложили
бабке, что дед утонул. Одежду с берега принесли. В очередной раз
скончался, короче. Пока его часа через три не привезла на себе
необъезженная (!) кобыла. Еле живого. В трусах. Но веселого.
После этого что бы кто-то словом, или, упаси Бог, делом, обидел кобылу…
Лучшее стойло, лучшее зерно, сахар с руки… Они и умерли с дедом,
говорят, чуть ли не в один день. По крайней мере, если и разминулись, то
немного.

16.10.2003, Новые истории - основной выпуск

В годы былые, учась в школе, все наверное ездили отбывать трудовую
повинность в колхоз. «На картошку» Ездили и мы. Класса с пятого,
наверное. Иногда это была картошка. Иногда морковка. Иногда лен. С
первых чисел сентября и до белых мух. Или как придется.
И вот случай. Классе в пятом, что ли. Ну, совсем мы еще маленькие были.
Назавтра наш класс по графику - на картошку. А сегодня погода возьми и
испортись. Похолодало резко. Ночью за минус. Да и с утра не лучше.
Ветер. Снег с дождем. Жуть, короче. Собаку из дома не выгоняют. Не то
что деток малых в поле.
Собрались утром возле школы. Автобусы подошли. Ездили по три класса
одновременно.
Педагоги наши решают: ехать, не ехать. А чего решать, если все тогда
решала партия и правительство? И РОНО. Короче, так никто и не взял на
себя ответственность отменить поездку. И мы покатили.
Было с нами на три класса и два автобуса - три педагога. Две молоденькие
учительницы, их и не помню уже. И незабвенная наша Маргарита Николаевна.
Преклонных лет, крутого нрава, педагог милостью Божьей и бессменный наш
завуч.

Чуток поподробнее о ней. Я ее знал не только по школе. Мы были соседями,
и она дружила с моей бабкой. Но, что странно, никогда мои школьные
шалости не становились достоянием родительских ушей по этой причине. Как
бы сейчас сказали, не стучала завуч бабке на меня. Но я все равно,
видимо, подсознательно корректировал свое поведение в соответствии с
таким знакомством.
В годы войны Маргарита Николаевна была фронтовой медсестрой. На 9 мая
она надевала кучу медалей. Охотно рассказывала, какая за что. Письма ей
приходили со всего света. От спасенных ею и вытащенных с поля боя
раненых, так я понимаю. Некоторые приезжали даже. Тогда, естественно,
было весело, пьяно и шумно. А одно письмо я помню до сих пор. Вернее, не
само письмо, а конверт, который Маргарита Николаевна показывала бабке.
Там вместо адреса была такая примерно надпись. «Дорогой почтальон.
Помоги пожалуйста. До войны в вашем городе жила Маргарита Смирнова.
Адреса я не знаю. Мы вместе воевали. Найди Маргариту или ее
родственников и передай это письмо»

Возвращаясь к истории.
Приехали мы на место. В контору совхоза. Кто-то из учителей пошел за
разнарядкой. В конторе им говорят - вы чего, в такую погоду детей
привезли? С ума сошли? Ну, в поле вам делать нечего. Мы, мол, даже своих
не посылаем. Езжайте в картофелехранилище. Там хоть потеплее и без
ветра. Найдете бригадира, она скажет, чего делать.
Приезжаем к овощехранилищу. Высыпали из автобусов. Учителя пошли искать
бригадира.
Возле овощехранилища и внутри перебирают картошку человек десять
колхозниц. Утепленные, закутанные в полушалки, с красными руками и
носами. Увидели нас, прервались, спины разогнули, стали кучковаться,
переговариваются между собой негромко. Две наши молоденькие училки к ним
и поперли. Где, мол, ваш бригадир?
Тетечки эти деревенские стоят, смотрят исподлобья, и одна из них говорит
учителкам: зачем, типа, детей-то в такой ужас привезли?
А эти макаренки начинающие уже в конторе нравоучений наслушались. И тут
еще… Одна и говорит: не ваше, мол, дело. Головку так высокомерно
вздернув. Дурочка, ей Богу, как я сейчас понимаю. Нашла перед кем гонор
показывать.
Тут-то тетки на них и поперли. С мата на мат. От души. Самым ласковым
было что-то типа: сами идиотки и деток идиотами хотите сделать? Вы бы,
сороки, своих сначала нарожали да понянчили… и т.д. и т.п. Вообщем-то
все правильно тетки говорили. По содержанию. Но не по форме. Втоптали
только-только нарождающийся педагогический авторитет в грязь. Все же это
на наших глазах. Мы стоим, нам же интересно, чем все это кончится. Слов,
опять же, столько новых, интересных.

Училки на пару стоят, краснеют, жалко как-то отбрехиваются: «Да как вы
смеете!?», да «Мы вашему начальству пожалуемся! » Чем только распаляют
праведный гнев колхозниц. Те потихоньку теснят своей плотной группой
учителей и стоящих сзади нас к автобусам. Не прекращая рассказывать им
матюками, что думают о них и их педагогических способностях. А так же о
погоде, начальстве и советском правительстве.
Неизвестно, чем бы все это закончилось. Может, поколотили бы тетки наших
учительниц. Но тут появилась Маргарита Николаевна. Где она была все это
время? Черт знает. Наверное, внутри овощехранилища разговаривала с
бригадиром.
Она появилась со словами: «Что здесь происходит? » Перекрыв по мощности
разом все крики. Тетки слегка опешили, но тут же воодушевились
появлением нового достойного объекта своего воспитания. «А ты-то что,
старая кошелка? Тоже ума не нажила? » - вот так примерно они ее
встретили, если упустить мат.
И вот тут Маргарита Николаевна проявила настоящий педагогический талант.
Вот тут она дала! Встав между тетками и учителями, уперев руки в боки,
она выдала та-а-ако-о-ое! … Ни описывать ни воспроизводить я это не
берусь. Все сказанное до этого тетками по форме и по содержанию
выглядело просто жалким детским лепетом. Одесские биндюжники, я думаю,
вздрогнули. Ни до ни после я не слышал такого колорита. Мы-то маленькие
были, не все понимали. Но тетечки поняли все. И прониклись. То, что
челюсти у них отвалились - точно. У нас, кстати, - тоже.
Видя, что инцидент исчерпан и превосходство полностью на ее стороне,
Маргарита Николаевна повернулась к нам и совершенно спокойно, как ни в
чем не бывало, обычным своим голосом сказала: «Дети! Быстренько все
рассаживаемся по автобусам»
И мы вернулись домой.

Это был конец октября. Или начало ноября. А к новому году Маргариту
Николаевну проводили на пенсию. По возрасту-то ей давно пора было. Но
причина, как я узнал позже, была не в возрасте. А в том, что на
следующий день после описанных событий Маргарита Николаевна поехала в
РОНО, и там авторитетно доказала, что отправлять детей в колхоз в такую
погоду - не дело. Доказала примерно в тех же выражениях, что и накануне,
успокаивая колхозниц. И после того, как завРОНО, молодой еще мужик,
попытался пригрозить ей партбилетом, его увезли на скорой с сердечным
приступом.
Неудивительно. Если учесть, что педагогическую закалку Маргарита
Николаевна получала, будучи большую часть войны приписанной к штрафбату.
Но об этом я узнал гораздо позже…

Дедушка Вжик

17.09.2009, Новые истории - основной выпуск

Про одну маленькую, но смелую собаку и одного опытного, но неженатого
кинолога.

"Да, и в гневе я бываю кусача"
(Одной милой леди посвящается)

Был у меня знакомый, сосед этажом ниже, Валера-кинолог. Настоящий.
Полжизни прапорщиком на границе. Потом уволился, домой приехал,
устроился в МВД. Опять кинологом. Ну, делать-то же больше ничего не
умеет. Зато в своём деле ас каких поискать. На дому в свободное от
службы время стал подрабатывать тем же. В клиентуре недостатка нет, из
желающих привить своим псам правильные навыки стоит очередь.

Но надо же и о себе подумать? Под сорок, ни разу не женат. Вся семья -
немецкая овчарка. А ведь известно, если к сорока годам дом мужчины не
наполняется детским смехом, он наполняется пустыми бутылками. (Угу, это
у французов он наполняется кошмарами. А нам французы не указ, мы сами
кого хошь закошмарим) И стал он потихоньку присматривать себе спутницу
жизни.

Где взять? Для начала окинул взглядом ближний круг клиентуры. Навыки-то
флирта за долгие годы суровых пограничных буден утеряны? А тут хоть как
минимум есть о чём поговорить, уже хорошо. Ну, и опять же, в среде
фанатичных собачниц авторитет у него как нельзя высок, что немаловажно.

И вот тут как раз, по пословице про ловца и зверя, и появляется Она.
Дама его мечты. С традиционным вопросом «Вы мою собачку не посмотрите,
на предмет воспитания в ней охранных навыков? Нам сказали, что вы
Большой Мастер!» Он как увидел, сразу понял – надо брать! «Ну, отчего
же, говорит, не посмотреть? Приводите завтра часикам к пяти вашего
волкодава»

И вот назавтра, он как раз заканчивает занятия с одной овчаркой, около
пяти, появляется эта дама. Ну, он спрашивает «А где же вас страшный пёс?»
На что та, ни мало не смущаясь, достаёт из-за пазухи и протягивает ему
натуральную болонку с большими испуганными глазами. Кинолог комок в
горле сглотнул, откашлялся, и осторожно на всякий случай тихонько
спрашивает «Это шутка такая, да?»

Дама в ответ удивлённо хлопает такими же как у болонки круглыми
красивыми глазами. «Ну отчего же шутка?» «Но это же не служебная, это
же декоративная собака?!» - говорит спец. «Ну и что? – удивляется опять
дама. – Ну её же можно обучить там каким-то специальным командам,
приёмам! Вы же не смотрите, что она маленькая! Это очень смелая, умная
собака! Только ей немножко навыков не хватает. А так – очень хороший
охранник!»

«Ну какой охранник?! – говорит спец, чувствуя уже досаду от
несостоявшегося романа. – Ну что вы ерунду несёте? Да она же тапок
увидит – описается!» Махнул рукой в сердцах, развернулся, и пошел
занятие заканчивать. А дама собачку свою на землю опустила и растерянно
развела руками. И стала смотреть, как тренируют настоящих, больших
правильных собак. И своей мармазетке говорит «Смотри, Жуля, учись». И
стоят смотрят.

А кинолог как раз в этом своем зубонепробиваемом жилете, в рукаве
ватном, имитирует как бы негодяя, который нападает на беззащитную
жертву. Хозяйская овчарка как-то не шибко ловко пытается этому делу
помешать, путаясь у негодяя под ногами. Негодяй, имитируя страх и ужос,
пускается наутёк, как бы испугавшись злой собаки. Хозяйка командует
задержание, и овчарка, нехотя вертя перекормленной жопой, начинает
имитировать как бы преследование. Сильно уступая в скорости и так не
особо спешащему негодяю. На заднем плане хозяйка овчарки заходится в
командном крике. Короче, происходит такой малоубедительный театр. Но всё
равно захватывающий. Хозяйка болонки, наблюдая это дело, тоже потихоньку
втягивается в сюжет и даже начинает прихлопывать руками и подпрыгивать
как при просмотре любимиго сериала.

Сюжет движется к своему печальному финалу. Негодяй уже готов скрыться в
ближайших кустах совершенно безнаказанным, бедная овчарка на ходу
борется с одышкой и человеколюбием. И в этот момент происходит то самое
непредвиденное. Хозяйка болонки в очередной раз подпрыгивает, громко
хлопает в ладоши и в отчаянии кричит овчарке "Да возьми же ты его
наконец!" И тут болонка, про которую все в пылу погони конечно забыли,
удивленно смотрит на хозяйку, срывается с места, белой маленькой пулей
незаметно пролетает мимо овчарки, на которой сосредоточено всё внимание
убегающего кинолога, делает спурт, бросок, и мёртвой хваткой вцепляется
в его совершенно ничем не защищенное ахиллесово сухожилие. И на нём
повисает. И так телепается на ноге белой тряпкой, сопя и порыкивая, пока
негодяй не падает как подкошенный.

Короче. Спеца увозят в травму. Сухожилие вдребезги. Болонке хозяйка
делает а-тя-тяй и испытывает конечно смущение. Потом они навещают
больного, приносят ему яблоки, борщ в кастрюльке, и гуляют его собаку
Герду. Потом соображают, что борщ можно варить прямо на месте, а если
остаться ночевать, то получается сильная экономия времени. Потом, через
три месяца, когда нога совсем зажила и Валера смог ходить без палочки,
они поженились. Ну, псам тоже пришлось как-то находить общий язык. Хотя
у собак это вообще проще.

Вот такая незамысловатая история про маленькую, но смелую собаку и
неженатого, но опытного кинолога.

Аминь

P.S. Да. Любители правдивых сюжетов конечно сразу могут начать
сомневаться, как могла такая маленькая собачка серьёзно повредить
сухожилие такого взрослого человека. Я, честно скажу, тоже мучился этим
вопросом. Пока, спустя пару лет, когда их дом наконец наполнился
счастливым детским смехом, Валера по большому секрету не открыл мне
истину. И даже назвал сумму, которую ему пришлось забашлять хирургу в
травме, чтобы тот в нарушение врачебной этики поставил правильный
диагноз. Потому что, как ни крути, для Валеры это был последний шанс не
упустить своё счастье.

06.11.2012, Новые истории - основной выпуск

У меня когда офис на Дзержинце был, я каждый день на работу и обратно ходил мимо супермаркета. Ну, такой, знаете, типа торговый центр, на первом этаже гастроном, на втором павильончики всякие. А под лестницей на второй этаж притулился малюсенький киоск, корма для животных. Ничем совершенно не примечательный, кроме одного. Там, возле окошка, стояла обувная коробка, на которой от руки было написано - "На обед Василию". Или "Васе на еду", по разному. Коробки потому что ветшали и менялись, менялась и надпись. Не менялся только сам хозяин коробки. Который сидел тут же, внизу.

Это был такой большой черный угрюмый кот. Целый день он сидел под своей коробкой. Но не просто сидел, нет. У Васи была забинтована передняя правая лапа, с когтей по локоть, и когда кто-то шел мимо на второй этаж, он эту лапу вытягивал перед собой, наклонял голову набок, и жалобно глядел в глаза прохожему. Вид его при этом менялся разительно! Как у опытного рецедивиста на суде. Из мрачного мерзавца он моментально превращался в такую жалкую пусичку.

Надо ли говорить, что при таких раскладах Васина выручка за день значительно превышала оборот самого киоска? Я однажды ради любопытства заглянул в коробку. Знаете, мелочи там не было. Васе подавали щедро.

Сперва, наблюдая за Васей, я решил, что это кот продавца киоска. Оказалось нет. Киоск закрывался, продавец шла своей дорогой, а Вася своей. Скорей всего это был просто дворовый блудный кот. Всё свободное от работы время, пока торговый центр был закрыт, он блондился по окрестностям. Однако каждый день, ровно в половине девятого утра, он садился у дверей магазина и ждал открытия. И повязка на его лапе сияла белизной.

Я наблюдал эту бестию практически каждый день в течение двух лет. Лапа конечно у него была абсолютно здоровая, и в свободное от сердобольных взглядов время он пользовался ею как все прочие сородичи. За исключением одной особенности. Где бы Вася ни находился, что бы ни делал, ковырялся ли в помойке, драл ли зазевавшуюся муську, но стоило ему заметить на себе человеческий взгляд, как он тут же бросал всё, садился, вытягивал перед собой забинтованную лапу, смотрел прохожему в глаза, и вид его становился жалким и няшечным.

Но! Если вы один раз прошли мимо и ничего не положили в коробку, вы становились для него пустым местом. При виде вас он уже не тянул лапу и не делал жалкий вид. Он вас просто не замечал. Он помнил всех. Я не встречал в жизни другого живого существа, умевшего так наглядно продемонстрировать, что вас не существует. Неприятное, знаете ли, ощущение. Когда вы вроде есть, а вас нет.

Ну вот. А потом помещения на втором этаже выкупил банк, и торговлю оттуда убрали. Киоск с едой для животных перекочевал на два квартала к центру. А Вася пропал. Не сразу пропал, нет. Ещё какое-то время он каждый день, с половины девятого, стабильно занимал своё место у двери. И ждал открытия. Но дверь не открывалась. Васю конечно подкармливали продавцы из гастронома. Но идти туда он категорически не желал.

Не желал он и перебираться на новое место. Продавщица из киоска жаловалась.
- Я его три раза забирала! И коробку ставила! Не сидит, зараза! Хоть привязывай!
Конечно ей было печально. Такой кусок дневной выручки ушел мимо кассы.

А потом Вася совсем пропал, и я про него забыл.
Пока где-то спустя наверное уже год не заехал случайно на заправку на Старой Ярославке.
На пустой заправке прямо под окошком кассы сидел большой черный угрюмый кот. С забинтованной лапой. Правой передней.

- Вааааася! - радостно сказал я. - Так вот ты где, каналья! На работу устроился?

Вася продемонстрировал полное отсутствие меня в окружающем его пространстве.

- Ааааа! Помнишь меня, сукин кот! - засмеялся я Васиному злопамятству, но нисколько не расстроился.

Получив в кассе сдачу, отделил пятидесятирублёвую купюру, сунул её Васе под нос, и со словами

- Вот! Смотри!

демонстративно положил в стоящую возле окошка кассы пластиковую коробку с солидной надписью - "ДЛЯ КОТА"

Вася и ухом не повёл.

- Ну и ладно! - сказал я, развернулся, и пошел своей дорогой.

- Мрряяяуу! - внезапно раздалось сзади.

Я удивленно обернулся.

Вася сидел, протягивая ко мне свою забинтованную лапу, и вид у него был такой жалкий и несчастный, что хоть плачь.

* * *
P.S.
После того, как я опубликовал эту историю в жэжэ, пришел вот такой комментарий.

"Здравствуйте! Я случайно прочла Ваш рассказ, и решила написать про Васю.
Знаете, я работала кассиром на АЗС, про который Вы пишете. Сейчас правда сижу в декрете.
Вася умер примерно год назад, мы все так переживали. Мы привыкли к нему, он жил у нас на АЗС, его все любили, и сотрудники, и водители, кто постоянно у нас заправляется.
А из тез денег, которые он "зарабатывал", мы не брали себе ни копеечки, что бы кто чего не подумал. Мы на них покупали кошачью еду, и отдавали женщине, которая кормит неподалеку бродячих кошек и собак. Мы не давали ей денег, а сами покупали корм. А "зарабатывал он немало. Так что Вася кормил не только себя, но и многих своих собратьев.
Земля ему пухом. Спасибо Вам за Ваш рассказ."

Такие дела.

08.12.2006, Новые истории - основной выпуск

Иду с рыбалки. Поля. Перелески. Места безлюдные. Дикие даже. Чаще лося
можно встретить, чем человека. Раза в два. Чаще. Я засекал.

Иду, значит, весь в себе. Тропочка-то – и не тропочка. Так. Ниточка в
траве.

И вдруг навстречу на всех парах несется ротвейлер. Мощный такой.
Ухоженный. Язык на сторону. Давно, видно, бежит.
А в этих местах ротвейлеры встречаются в четыре раза реже людей. Я
засекал. Соответственно, в восемь раз реже лосей. Короче. На восемь
виденных мной в этих местах лосей это был первый ротвейлер. Да.
Вы бегущего ротвейлера видели? А бегущего на вас?

Я встал. Наблюдаю. А что остается? Красиво бежит. Точно на меня.
Смотрит, правда, неестественно как-то. Не вперед, а куда-то вверх.
Так и скачет, башку задравши.
Ну я так подобрался слегка. Не, я собак-то никаких не боюсь. Кроме
неадекватных пекинесов. И то больше из-за хозяек. Но этому-то куда тут
еще так спешить, кроме как на обед мной?

Он мимо меня – шшшшух! Красивую такую переставку сделал, огибая. И
дальше. Токо трава полегла. И, пардон, мошонка на место вернулась. Я
вслед посмотрел – а он уже за кустами. А там дальше нет ничего. Река.
И все. И луга на той стороне. Загадка.

Только я снова тронулся, нате. Из того же перелеска, откуда токо что
псина выскочила, мчится мужик. Ага. И бежит, главное, точно так же, как
этот ротвейлер. Ухоженный, лоснится, язык на сторону, и башка куда-то
кверху задрана.

До меня добегает. Останавливается. Согнулся, руки в коленки упер.
Хрипит. Видно же – редко бегает. Сдох, марафонец.

- Мужик! Пых-пых-пых! Бля! Пых-пых-пых! Тысобаку – пых – тут – пых –
не видел? Хрррр!
- Ротвейлера? – я закурил.
- Точно! Пых-пых! Хрррр!
- А вон туда побежал. – я махнул сигаретой за спину в сторону реки.
- Вот сука! Хрррр! Пых-пых-пых! Ух! Все! Не могу! – и упал жопой в
траву.
- Вернется. Там дальше бежать некуда. Река. Болото. Он же через реку
не поплывет.
- А вот хуй его знает! Хрррр! Если шарик не съебется – поплывет как
нехуй делать. Дай закурить, – мужик потихоньку приходил в себя.
Я протянул сигарету.
- Чего он ломанулся-то?
- Блять! За шариком!
- За каким Шариком?
- Понимаешь. Мы мимо просто ехали. Остановились поссать. Ну а этому же
размяться надо? Шесть часов в машине. Ну я шарик и надул. Ему шарик
надувной – лучше ничего не надо. Будет его пендюрить, пока не лопнет.
Я его к этим шарикам со щенка приучил. Специально. Ну, чтоб петард не
боялся. Фейерверков этих ебаных. Звуков, короче, громких. Он шарик
гоняет-гоняет, потом или прокусит, или лапой. Тот хуяк – и лопнет. У
меня этих шариков полный бардачок. А хули? Не самому же мне с ним
прыгать?

Мужик передохнул. Я ждал. Все ясно. Шарик ветром подхватило – пес за
ним.

- Ну, хули. Я стекла пока протираю. Этот резвится. С шариком. Он
шарик-то носом поддел, тот хуяк – и на кусты. Бах! И лопнул. Ну и
пиздец. Шарик лопнул – можно ехать.

Мужик вздохнул и сделал круглые глаза.

- И вдруг. Смотрю. Бля! Точно из этих кустов. Где шарик лопнул. Только
далеко. Выплывает этот ебаный дирижабль! Красный! Как наш шарик. Этот
как увидал, у него видно в мозгу чего-то закусило, и он кааааак ебанет!
За этим статосратом. Я – за ним. Блядь! Даже машину не закрыл!
- Тут нет никого. Только лоси, – успокоил я. - Какой сратостат?
- Ну ты чего, мужик? Вон же! – и ткнул рукой мне за спину и вверх.
Я обернулся.
С той стороны реки, километрах в двух навскидку, высоко в небе висел
ярко-красный огромный воздушный шар. Настоящий. Большой. Взрослый. И
визуально, если прикинуть, он да, точно соответствовал размерами
обычному надувному шарику метров с десяти.
Я аж присвистнул. Откуда? И как я его раньше не заметил?
- Жопа! – сказал мужик. – А ты говоришь – не ебанет за речку. Как два
пальца! Он же на этих шариках повернутый. Пока не лопнет – хуй отстанет.

- Слышь? А ведь если на ту сторону ебанет, сам обратно не вернется. Не
поплывет.
- Точно? – я кивнул. - Точно! Не знаешь, где тут ближайший мост?
- Знаю. Сам долго не найдешь. Я покажу. Пойдем сначала на реку глянем.
Там далеко видно.
- Блядь! Слушай! А машина?
- Что за машина?
- Джип. Паджера. Может я ....?
- Да ладно. Местные не тронут. Мы быстро. Тут пять минут до реки-то.
Если переплыл – увидим. Там поля, на той стороне. Может сплаваешь.
Речка неширокая. А я к машине схожу. Покараулю. Или наоборот. Только
он меня слушать не будет.
- Ладно. Пошли. Решим. – мужик явно приободрился. – Бля, слушай, спасибо
тебе. Я без собаки отсюда один хуй не уеду. Год жить буду.
- Найдем.
Я потянулся за удочками. Он тяжело поднялся, отряхивая задницу. И вдруг
заорал:
- Ну что, сука?! Нашароебился, засранец?
Я оглянулся из-под руки.
От кустов, виновато тупя башку и поджимая то место, где у большинства
собак хвост, мокрый как цуцик, понуро брел ротвейлер.
- Иди сюда, сынок! Иди, ссученок! – радостно орал мужик и притопывал от
счастья. – Ща те папка знатных пиздюлей вваливать будет!

Не доходя до нас метров десяти, пес вдруг остановился. Повернулся к реке.
Задрал башку и зло и обиженно гавкнул. Потом присел на задницу. Глянул в
нашу сторону. И натурально, в голос, заплакал.

Там, за рекой, высоко в небе, непонятно каким ветром занесенный, парил
огромный красный воздушный шар.

Ракетчик

Рейтинг@Mail.ru