Юмористические истории

Служил я в солнечном Майкопе. Под моим началом служили солдаты и сержанты из всех уголков нашей необъятной Родины и в том числе множество военнослужащих из горных республик. По прибытии в часть они выделялись непомерным охуением и наглостью. Были попытки и деньги с остальных сшибать и нахер пытались молодых летёх посылать.

Естественно их периодически отсылали в дисбат в Гуково Ростовской области, но всё это не возымело действия, до той поры пока не начали посылать о каждом их косяке письмо на их горную Родину, следующего содержания:

Уважаемый глава поселения, в нашей части служит сын Вашего села/аула и он ведёт себя недостойным образом: сквернословит, не слушает старших по званию и нарушает правила воинских уставов и т.д.

Стоит ли рассказывать, что после таких писем к нам в часть приезжала делегация из этого аула, вызывали бойца на КПП и там его пиздили палками все, начиная с самого старого члена семьи, включая главу поселения.

Через несколько случаев горцы ходили тихие и спокойные. Многие при этом выбились в сержанты и замковзвода и их отделения и взводы были одними из лучших в бригаде по показателям.

Осторожно, ватсап! или Кто такой Слава.

В четверг в школе состоялось родительское собрание. А в пятницу я пошел в строительный магазин, купить кой-что для текущего ремонта. И внезапно эти два ничем не связанных друг с другом события волею обстоятельств перехлестнулись, чтобы сыграть в моей судьбе весьма неблаговидную роль.

Обо всём по порядку.

На родительском собрании я немного задремал, и в этот момент, воспользовавшись моей минутной слабостью, меня наконец выбрали в родительский комитет. Какое счастье! Семь лет я как мог руками и ногами отбивался, и всё таки оно меня настигло.

Поймите правильно, я вовсе не чураюсь никакой общественной нагрузки, и все семь лет повторял - пожалуйста, в любое время дня и ночи, любую посильную помощь. Мыть окна, клеить снежинки, организовать поездку, - ради бога. Но только не в родительский комитет. На то у меня есть веские причины, настолько глубокие и объективные, что требуют отдельного рассказа.

Как бы то ни было, в этот раз отвертеться не удалось. Приговор был озвучен, и обжалованию не подлежал. Я попытался что-то жалко проблеять на тему того, что они о своём решении ещё сильно пожалеют, но меня уже никто не слышал за гвалтом аплодисментов.

А сразу после собрания, чтоб я не смог отвертеться, вместо расписки кровью меня подключили к закрытому чату, где члены родительского комитета и педагоги во главе с директором обсуждают всякие насущные школьные проблемы.

На этом всё и закончилось.

А в пятницу, как я уже сказал, я пошел в магазин стройматериалов.

И там, в магазине, среди фитингов, дрелей, и обоев, мне на глаза попалась непонятно как тут оказавшаяся портативная газовая плита. Точнее это был газовый баллон с горелкой, идеальное средство для приготовления пищи в неподходящих для этого условиях. На рыбалке, к примеру.

Каждый год летом мы небольшой компанией ездим на Ахтубу. Жизнь в полевых условиях имеет свои особенности, одним из которых является регулярное приготовление пищи. Мы поломали уже пару газовых плит разной модификации. Все они были мало приспособлены к суровым условиям.

И вот передо мной стоял идеал. Представляете, как я обрадовался? Я сначала хотел эту плиту тут же купить, но в конце концов решил посоветоваться со Славой. Слава у нас не то чтобы отвечает за материально-техническое обеспечение, но с ним принято советоваться по любому поводу.

Кто я такой, чтобы ломать устоявшиеся традиции? Поэтому я сделал несколько снимков плиты, и отправил их, сопроводив следующей подписью:

- Слава, зазырь какая пи... (вырезано цензурой) плита! Берём, или ну его на (вырезано цензурой)?

Какие слова стояли на месте вырезанных цензурой думаю вы легко догадаетесь сами. Отправив это сообщение я убрал телефон, купил что мне было нужно, и отправился домой. Слава мог ответить сразу, а мог только к вечеру.

Дома я открыл ватцап на компьютере, чтобы ещё раз насладиться видом прекрасного девайса, и похолодел от ужаса.

Я увидел, что впопыхах отправил сообщение не в наш уютный рыболовный чатик, а в школьный чат, к которому меня присоединили накануне.

Волосы мои на голове ещё не успели встать дыбом, как я удалил все фотографии, подпись, и принёс свои жалкие извинения за ошибку. Было чертовски стыдно. Я затаился.

Дело в том что такого рода чатики имеют одну особенность. На любое опубликованное сообщение реакция поступает незамедлительно. К примеру, кто нибудь напишет "Поздравляю всех с началом нового учебного года!". И потом телефон раз тридцать звякает не переставая. Каждый норовит вставить своё "спасибо" или ещё что нибудь не менее умное.

На этот раз чат зловеще молчал.

В конце концов я подумал, что в этой крайне неприятной ситуации есть один весьма положительный момент - моё членство в родительском комитете продлилось всего сутки, и закончилось так и не начавшись. О том, что меня оттуда уже вышвырнули, я не сомневался.

Спустя где-то наверное час, когда я уже устал переживать о своём казусе, телефон наконец звякнул. Я открыл ватсап, чтобы прочесть реплику директора школы о лишении меня полномочий, но увидел совсем не то, что ожидал.

Реплика была действительно от директора школы. И звучала она так:

- Зато я теперь точно знаю, кто у нас будет общаться со строителями, сантехниками, и электриками.

После чего чат взорвался сообщениями. Каждый хотел вставить свои весёлые пять копеек по поводу моих новых обязанностей.

В конце концов всё стихло, и на этом инцидент можно было считать исчерпанным. Прошли выходные. А в понедельник в чате внезапно появилась реплика от одного из педагогов:

- Скажите, а кто такой Слава?!

В жизни бывают случаи почище, чем в анекдотах.

В октябре 2013 года Тан Юхуэй, владелец риэлторского агентства в городе Наньнин (Гуанси-Чжуанский автономный район КНР), нанял Си Гуаньганя для убийства конкурента по фамилии Вей. Он заплатил исполнителю 2 млн юаней наличными (около 18 млн рублей), предоставил копии документов цели, сообщил номерные знаки его авто и телефон.
Однако киллер решил сам не исполнять заказ и нанял другого киллера Мо Тяньсяня, заплатив ему 1 млн юаней - половину полученной от заказчика суммы. Но Тяньсян тоже решил сам никого не убивать и нашел третьего исполнителя. Им стал Янь Каншен, за устранение цели он получил 270 тысяч юаней, еще 500 тысяч ему пообещали после выполнения задания. Каншен в свою очередь нанял следующего, уже четвертого, киллера Яня Гуаншена за 200 тысяч, а тот — пятого, Линя Шанси, пообещав тому 100 тысяч юаней по результатам работы.
Последний посчитал предложенную ему сумму слишком маленькой и решил рассказать обо всем самому Вею, предложив инсценировать его смерть. Но несостоявшаяся жертва заказного убийства не последовал совету и сообщил в полицию. В итоге всех шестерых участников цепочки арестовали. 18 октября суд вынес решение: бизнесмен-заказчик Там Юхуэй получил 5 лет тюрьмы, первый киллер - 3,5 года, второй и третий — по 3 года 3 месяца, четвертый — 3 года, пятый — 2 года и 7 месяцев.

Подслушано на работе во время чаепития бухгалтеров.
Секретарь:
- Девки, я вчера котлетки пожарила на вчерашнем масле для своего парня. А он ел и плевался!
Две бухгалтерши:
- Вот козёл!
- Готовь им потом!
Секретарь продолжает:
- Испортил только настроение с утра...
Бухгалтерши:
- Все мужики одинаковые.
- Им бы только пиво и футбол.
Секретарь:
- А когда он ушёл, я понюхала котлетки и фу!!! Вспомнила, что я вечером не хотела мыть сковородку, "Фейри" добавила. А с утра думала, что там масло, я туда ещё льванула и котлетки забросила. Пока голову мыла, они и пожарились...
Наступила тишина. Бухгалтерши:
- Ладно, девочки, пойдём на перекур.

Крайним не назначишь

Будет немножко длинно и чуть-чуть с отступлениями, извините, по-другому не получилось. Кто не любит – листайте дальше.

В 1988 году настал мой черёд честно и беззаветно отдать боевой долг славной Родине – ещё СССР. Призывников тогда (не знаю, как сейчас) отсылали на срочную службу по возможности подальше от дома. Наверное, так было лучше для поддержания боевого духа солдат (матросов) той Родины, которая шла к светлому будущему. А может, для пущей безнадёжности – так было легче ломать дух этих духов. Не знаю. Поэтому я поехал из казахстанских степей в Прибалтику. Это хорошо. На флот. Это плохо. (Кто не в курсе, на флоте тогда срок срочной службы был три года; в армии – два). В учебной части г. Лиепая меня теоретичски учили на гидроакустика, а практически – строевому шагу, нерушимости принципа неуставных взаимоотношений и чистке картофеля. Особенно глубокое впечатление оставил во мне белорусский старшина Кондратенко, который любил «в третьей роте поррадок». На одну половину головы он был трахнут этим порядком, а на другую – боксом, по которому он был КМС. Поэтому мы, третья рота, были чемпионами по приборкам до потери пульса, ходьбе строевым шагом, бегу строем в ногу и просто бегу, скорости подъёмов-отбоев и получении люлей. За всю последующую жизнь я не видел психоза, превосходящего этот по масштабности, бессмысленности и (я уверен) скрытым последствиям для обеих сторон. Один оказавшийся слабым москвич после психической подготовки и одного удара Кондрата под дых (по мордам было уже нельзя из-за официальной борьбы с неуставными взаимоотношениями) закатился под кровать в неконтролируемой истерике на хороших десять минут. Потом лежал неделю в санчасти. Но сейчас история не об этом. После учебки я попал на тральщик с портом приписки в Таллине. Можно сказать, это было счастье на несчастье: На фоне перспективы трёхлетней службы попасть всё же на балтийский флот было гораздо лучше, чем на тихоокеанский или (не дай Бог) северный. Про последние два рассказывали исключительно ужасы, и я был рад, что мне не пришлось проверять на себе, насколько они преувеличены. Да ещё тральщик был новый, в сравнении со старыми комфортабельно спланированный, только что вышедший со Средненевского Судостроительного Завода и ещё даже не совсем переданный флоту. Но к тому времени родное государство, которое стало давать слабину как только тень 37-го немного развеялась, после многих лет рассвета застоя, ощутило в полной мере последствия перестройки и гласности. Систему, основанную на лжи, страхе и насилии, Мишка решил лечить отменой лжи, страха и насилия, ни разу не подумав «А чем заменить». А врочем, откуда ему было знать, что надо думать... В полном соответствии с законами логики система стала сильно загибаться. Уже стали исчезать из продажи мыло и зубная паста, и в военной области всё было нисколько не лучше. Так что корабль так никогда и не был передан флоту, а через год предусмотрительно уведён в Севастополь. Прибалтика, как известно, немногим позже вышла из состава СССР.

Кстати, гидроасустическая станция этого тральщика была радикально нового поколения, разработана каким-то таганрогским почтовым ящиком; за время моей службы она так и не подала ни мало-мальских признаков готовности к принятию в эксплуатацию. Были на корабле таганрогские настройщики-электронщики. Пили спирт. Однажды, когда электронщики были с утра трезвые, я даже участвовал в настроечных работах – грёб веслом в шлюпке, опускал алюминиевый шар в воду на n-ную глубину. Но на этом всё и закончилось. А видеомагнитофон, предназначенный для просмотра учебных фильмов на мониторах гидроакустической станции, находился дома у старшины команды мичмана – то ли для сохранности, то ли во избежание злоупотреблений. Иногда он его приносил на неделю-две, и откуда-то появлялись кассеты американских боевиков, и мы их ночью смотрели. А однажды даже смотрели легально всей командой, с благословения (!) замполита, ужастик «Чужие» на какой-то праздник. Но я опять отвлёкся. Тральщик без гидроакустики – это почти как снайпер без глаз. Мы, гидроакустики, были как водители без автомобиля. Я всю службу нёс наряды на посудомойке, камбузе и посыльным, а по совместительству был почтальоном и немножко фотографом. Картина маслом «СССР в предсмертных судорогах, реальный сюрреализм».

Перед переходом из Балтийского в Чёрное Море личный состав затачивался под перспективу перехода и смены порта приписки. Так случилось, что вместо угрюмого и спокойного помощника командира – грузного каплея после сорока, появился ретивый-перспективный и трескающий по швам от избытка сознательности и усердия службы на благо Родины старлей недотридцати спортивного сложения. Взлетал по трапам аки лань и дышал яростью на сепаратистские течения в Эстонии.

По этой же струе комплектации состава появился мичман боцман, средний по колоритности украинец; по национальности – одессит. При телесной внушительности не доходя до Тараса Бульбы, но очень его напоминая, он был мореманом от слова «насквозь». На груди имелась татуировка акулы, на плече – русалки, и общее мнение было таково, что сидельное место зарисовано ракушками (не могу подтвердить – не видел). В остальном он вёл себя соответственно своей национальности (интересно слушать) и не был особенно эмоционален, зато чрезвычайно стрессоустойчив, а ещё любил ходить в свободное от службы время на стенку (на землю, в город) и возвращался часто очень уставшим и поздно. Но шёл ровно. (Настоящие мореманы всегда ходят ровно.) В отличие от многих своих коллег по званию, придурком не был, и его люди его вроде уважали. Так как я числился гидроакустиком, то прямых контактов с боцманом не имел, кроме одного – он был командиром моего боевого поста, который я занимал по какой-то там (уже забыл какой, кажется, аварийной) тревоге. То есть по этой тревоге я переставал быть гидроакустиком и сбегался с другими людьми к местонахождению поста (столовая команды). Там мы отчитывались в говорилку «Боевой пост в составе», а потом ждали вводных. Основным назначением поста была борьба с водой и пожаром, поэтому вводные были в основном типа «Заделать пробоину там», «Потушить пожар этам». По ночам, когда тревоги были не для отработок, а так, потому что кому-то из начальства в гавани захотелось, то вводных не следовало, и после отбоя тревоги все, вяло матерясь, шли досыпать.

Во время очередной такой тревоги, которую сыграли где-то около 3-х часов ночи, мы по привычке собрались в столовой. Боцмана между нами не оказалось, но так как на тот момент всех интересовало только одно: «Когда опять поспать», то о составности поста отчитался матрос Такойто, и мы стали ждать отбоя. До сих пор всё было как всегда. Не смеркалось, скоро утро, всё как всегда. Но через некоторое время в столовую вступил пом, и с этого момента стало необычно. То есть мы, конечно же, построились, матрос Такойто о готовности, конечно же, отчитался, но с какого перепугу пом сейчас и здесь? Пом был краток: «Вводная: Пожар в каюте четырёхместной мичманов по левому борту. Горит койка боцмана.» Я никогда не отличался особой сообразительностью. А ещё этот режим «ночное энергосбережение»... Мой мозг не хотел сложить два и два, и впал в ещё больший ступор. Но ноги уже делали своё – я бежал раскатывать шланг, подключать, присоединять, тушить; это была моя обязанность в таком случае. И хотя я кожей чувствовал доселе невиданный интерес окружающих (особенно пома) к моим действиям, в душе всё же слабо лелеялась иллюзорная надежда, что насос, может быть, не включен, и всё, как всегда, обойдётся иммитацией. В общем, я недогонял от слова «совсем». Моя надежда, конечно, не оправдалась: когда я открыл кран в начале шланга, шланг надулся очень серьёзным давлением. (Позже я узнал, что ответственному за включение насоса было экстренно доложено о нестандартности ситуации, и он отнёсся к информации ответственно.) Тогда надежда переместилась на тот кран, который в конце шланга. Я стоял перед (нижней) койкой боцмана в полной готовности, ноги на ширине четырёх плеч (чтоб не сбило от напора), шланг надут, кран закрыт, направлен на койку, где лежало тело. Блаженно-совершенную безмятежность на лице нарушали только усы, крупно подрагивавшие в такт низкотональному музыкально-заливистому смачному храпу. Меня останавливали две мысли: «Струя может пробить слой жира и мяса, и отбить внутренности, а если в голову, то совсем отсинит голову» и «Кому потом убирать воду?» Сияющий от предвкушения пом подошёл и упёр меня в смысле «Чо тормозишь? Вводная ясна!». Я слабо пытался прикрыться в смысле «Может, уже потушил?». Пом не стал настаивать и открыл кран сам в моих руках.
Я устоял, меня не сбило. Но сказать, что у меня был полный контроль над струёй, нельзя. Пройдясь по телу, струя вскользь задела голову, не хило приведя её в движение и смыв безмятежность с лица, задержалась на подушке, описала дугу и вернулась на тело, почти заставив его резонировать. В этот момент я закрыл кран, догадываясь, что эффект достигнут и жажда утолена. На этот раз я догадался правильно: акула укусила русалку, и тело мгновенно оказалось стоячим. Особенно стоячими стали усы – от слова «дыбом». А ещё были впечатляющими глаза – они стали очень большими и вращались сначала вокруг своей оси, но по мере того как во взгляде к ужасу стала примешиваться осмысленность – на ожидающего меня, медленно к триумфирующему пому, и дальше через собравшийся на спектакль народ опять через меня к пому. Докладывать об успешной ликвидации пожара я забыл – зачем портить такой исторический момент... Глаза медленно переставали вращаться, и в них обоазначилось определённое понимание ситуации. Мхатовская пауза... Но громовой развязки не последовало. Через не более чем пару секунд на посвежевшее лицо боцмана легла некая смесь из «а мне пофиг» и «а вот фигвам», и он полез на верхнюю койку под торжествующий монолог пома о боевой готовности и её завсегдашнем враге – разгильдяйстве личного состава.

Закончилось всё как всегда: сыграли отбой тревоги, воду пришлось убирать угадайте кому, и все пошли спать. Преамбула, о которой мы на момент тревоги не могли знать, была такая, как Вы уже примерно догадались: Боцман вернулся с очередной гражданской ходки на стенку около 2-х часов, в этот раз ещё сильнее чем обычно уставший. Около 3-х сыграли тревогу. Пом пошёл проверять, все ли поднялись. Но даже его рьяная ретивость о боевой готовности оказалась бессильна перед усталостью боцмана: он-таки не пришёл в сознание. Пом был разочарован так сильно, что... дальше Вы знаете.

Больше всех безвинно пострадавшим оказался товарищ боцмана по каюте, тоже мичман, который до 2-х ночи стоял дежурным по кораблю, и хотел, сменившись, поспать до утра, но помешала тревога. После тревоги он хотел поспать ещё сильнее хотя бы оставшиеся полтора часа, но, пришедши с тревоги, нашёл свою койку занятой телом боцмана. И, конечно же, он не смог (или не рискнул?) его разбудить, а тем более скинуть. Освободившаяся койка тоже не входила в рассмотрение, потому как мокрая. Последний вариант – кают-компания – оказалась плохо пригодной для досыпа. После всеобщего подъёма неспамший товарищ долго читал боцману монолог в смысле «Ты виноват, что я ваще не спал». Тот отреагировал в стиле своей стрессоустойчивости: «Если кто-то виноват, и нет крайнего, то его надо назначить. Меня крайним никто никогда не назначал и не назначит.» Сказано это было ровно, без выражения, как обычно... По отношению к своему товарищу боцман был однозначно неправ. Но на месте его товарища я тоже не знал бы, что делать.
Ко мне боцман претензий не имел, понимая ситуацию, а только спросил меня, получилось ли у пома вытащить его на тревогу. На что я должен был справедливо признать, что в конечном итоге, конечно же, нет.

P.S. Летом 89-го советское правительство решило, что такая большая армия (флот) нам не нужны. Поэтому всем студентам дневых отделений высших учебных заведений, прервавших учёбу для исполнения боевого долга, разрешили по домам. Я был безумно рад покинуть это царство долбоклюизма на полтора года раньше чем «положено», и сразу после перехода в Севастополь в сентябре поехал домой в казахстанскую степь.
В жертву литературности стиля рассказа были принесены только мелкие детали; сами же события повествования абсолютно реально имели место и были правдиво освещены.

Еще одна история, где немного про медвытрезвитель, или как его называли в народе - «мойку».

Идти в ночи - еще какая лажа
Не пой, и не кричи
Не улыбайся даже
Иди - молчи.
(Алексей 18)

Ночной Stand Up.

Таких говенных дней как тот, может с десяток за всю жизнь наберется, и то – не дай Бог. Любовная история, мать ее. Спасибо Игорю, моему недавнему товарищу, я молчал, и он вопросы не задавал, чувствовал, что я страдаю, и бухал со мною молча. День заканчивался, я закрыл свою контору, и мы вышли в поздний, весенний вечер.
-Пойдем ко мне, - предложил Игорь, я согласился, и прихватив еще пару бутылок, мы на такси поехали к нему. Это было совсем не много за городом, и не совсем «к нему». Он, к тому времени, совсем недавно «откинувшись» за что-то такое, за которое без отягчающих обстоятельств и с орденом за спасение командира в какой-то африканской войне, отсидел пятерку, на тот момент проживал у приютившей его дамы.

Его приветливая подруга подала закуски, чуть пригубила с нами, и ушла к телевизору. Мы почти молча поднимали рюмку за рюмкой - казалось водка не вставляла даже моего товарища, а у меня только голова потяжелела. Было уже за полночь, когда я попрощался, и двинул в сторону дома. Неспешной ходьбы было минут двадцать, и я никуда и не спешил.

Привыкнув к темноте, я шел по широкой, правой обочине пригородной трассы, иногда прижимаясь к самому ее краю, если меня догоняли редкие автомобили. Разглядывать во мгле, было абсолютно нечего, и чтобы себя немного развлечь, я начал пробовать идти с закрытыми глазами, когда ни спереди ни сзади не было видно фар. Иногда меня покачивало, как может покачивать самого трезвого на свете человека, идущего с закрытыми глазами по неровной обочине, тогда я на мгновение открывал глаза, и восстанавливал ориентацию.

Меня качнуло, я в очередной раз открыл глаза - фары сзади, издалека, едва осветили дорогу передо мной. Я сместился чуть правее, и выровнял шаг. Машина медленно меня догнала, скинула обороты, и поравнявшись, остановилась.
Ударив по глазам, зажглась боковая фара-искатель, осветив меня и саму машину. Это был милицейский УАЗик ППС. Одновременно распахнулись обе боковые двери, и на меня из под фуражек в упор уставились несколько пар глаз.

- До мойки довезете? – Спросил я равнодушно.
Через мгновение УАЗик вздрогнул, и зашатался от дружного хохота, потом хлопнули двери, и просигналив на прощание, они поехали дальше.

Потом я дошел до очередной автобусной остановки с киоском. Там на лавочке сидели двое молодых чуваков. Я разбудил продавца, взял пиво, угостил их, и что-то рассказывал долго, от чего они ползали по лавкам и держались за животы. Когда я ушел, они еще очухивались, а из того что я им говорил, не помню ни слова.

Никогда нам, мужчинам, не понять самок.
Именно самок.

Подруга давнишняя, живёт и работает не пойми где...
Сложилось так, что ей ночевать негде, а я в холостяцкой квартире аккурат выходной. И надо же! Ещё и на звонок неизвестный ответил.
Бла-бла-бла..
- Ладно, но только на одну ночь.

Кошка отреагировала не сразу. Проверяла владения из под стола и шкафов...
А вот когда подруга уложилась, и я под винишко от посиделок начал развлекать свои мозги на простеньком 3D проект по работе, на кухне. Кошка вдруг стала шипеть, при моих походах в комнату за документацией и прежними расчётами. Ну не хранить же мне бумажки на кухне. Я не так часто беру работу на дом. Проекты копеечные.
Но вот кошка..
С каждым моим появлением из комнаты - обнюхивала меня и шипела. Типа не нравится ей, чем и кем от меня пахнет.
А я винишко-то на кухне - при ней попиваю. Не пойму? Толи у неё и правда инстинкт самочки - при мне пей, без меня обнюхаю - и если...
то ли я надумал себе.
И ведь не спросишь! И у кошки и у прочих ревнивых дурочек!
Но поверьте, мужчину, который занят идеей, делом или он просто что-то обдумывает.. Очень легко отличить от самца, думающего о самке.
Всё просто: в глазах нет интереса к еде, питью и даже к Вам, Дамочка!
И когда Вы так орёте или шипите, как моя кошка, будьте внимательны и вежливы! Мужчина - занят! Идеей!
Не женщинами... Ради Вас! (Не факт, но вдруг. Шипение не возит на курорт, а вот в Тверь, к маме - бывает!)

Всем добра.