Самые смешные истории за день!

Сегодня состоялся примерно следующий диалог в кафе:
- Один капучино, пожалуйста.
- Вам на обычном молоке?
В шутку говорю:
- На коровьем.
- Коровьего нет. Есть обычное, соевое и миндальное.
Вздыхаю:
- На обычном, пожалуйста.

Знакомые ребята из института рассказывали. Однажды по обмену их отправили в США. Это был небольшой городок, довольно провинциальный и тихий. И вот пошла молодежь как-то вечером за продуктами в ближайший супермаркет.
При входе к ним привязался темнокожий парень – велел купить ему пива и убираться из его района. Ребята решили не скандалить, купили ему, что он просил. Вот только афроамериканец их не стал ждать, увидев их выходящих из магазина, он, сломя голову, понесся прочь. Когда парни вернулись домой и рассказали все хозяевам, те сразу спросили – вы рассчитывались-то за покупки как? Студенты даже растерялись, ведь расплачивались они как всегда – вытащили деньги из кошелька и дали продавцу.
«Ясно, - услышали они в ответ – Вас приняли за русскую мафию, только она в магазинах наликом расплачивается».

Наконец-то рабочий день закончился. Я заболела. Кружилась голова, подкашивались ноги, было трудно дышать. Стояла на ступеньках здания и морально готовилась к тому, чтобы спуститься по этим ступенькам и не упасть. На крыльце нарисовалась моя коллега – Светочка. Чистенькая, гладенькая, с красиво уложенными локонами и страшно интеллигентная. Мне давно хотелось с ней подружиться. Светочка взглянула мне в лицо и испугалась. – Соня, что случилось? Тебе плохо? Давай я тебя подвезу до дома?

Оказалось, что мы живем рядом, и по пути Светочка, грациозно выруливая, настояла на том, что в таком состоянии она меня одну не оставит, и пока мои не вернутся домой, она напоит меня чаем. Затащила к себе, усадила на уютной кухне, принесла клетку со свежекупленным хомячком, налила чаю с печеньками и исчезла в недрах квартиры. Мы остались одни с хомячком и образами. Иконками была заставлена вся кухня – они висели в углу, они стояли на подоконнике, висели над кухонным столом. Я откусила печеньку – хомячок вцепился лапками в прутья и высунул носик. Я отломила кусочек шоколадки из печеньки и протянула ему. Хомячок схватил черный кусочек крохотными пальчиками и сгрыз мгновенно и нечувствительно.

Света, какая прелесть твой хомячок! Я ему кусочек шоколадки дала… и тут Светины глаза расширились и она закричала – ты что? Ты с ума сошла? Хомячку – шоколад?!?! Кинулась к клетке, разрыдалась, кинулась вон, вернулась обратно, обливаясь слезами, и взвыла – что делать? Я достала телефон и, плохо попадая пальцами по буквам, попыталась найти «что делать». Оказалось, от шоколада хомячки мрут или получают непоправимые повреждения печени. При этом первая же статья была про то, как хомяка накормили чем-то непотребным, и тот сначала набил щеки до отвала, а потом так же быстро избавился от содержимого, и от слов «вы когда-нибудь видели хомяка, который вывернул себя наизнанку» я заржала и прочитала историю вслух.

Светочка взорвалась. Светочка взорвалась страшным, яростным гневом, который разнес пространство в клочки. Светочка потребовала, чтобы я повезла их к ветеринару. Я сказала, что не могу в таком состоянии садиться за руль. Светочка, судорожно рыдая, принесла коробку, пересадила туда хомячка, сунула мне коробку в руки, и мы трое приехали в тихую спокойную ветеринарку, где потерпевших провели в кабинет, а я припала было к лавочке в коридоре, но тут вышел кто-то с бумажкой и велел купить такие-то лекарства. Я поплелась в аптеку, в ближайшей не оказалось. Пошла дальше. Думала, не дойду. Дошла. Было дорого. Дороже чем хомячок, наверное, втрое. Думала, не дойду обратно. Дошла. Отдала в кабинет, рухнула на лавочку. Видимо, я заскулила, потому что ко мне подсел какой-то белый халат и сочувственно сказал, не переживайте так, хомячок жив-здоров, хорошо покакал… шариками… Я подняла замученные глаза – если бы вы только знали… насколько мне насрать на этого хомячка… Белый халат дернулся в сторону и исчез.

Светочка все-таки довезла меня до дома. В машине я извинилась за содеянное. Светочка стала гневно орать в том смысле, что она не представляла, насколько я жестока, и возбудилась так сильно, что перестала плакать. Сквозь пелену полуобморока я подумала, Бог отвел. Ведь я могла бы попытаться с ней подружиться. Поделиться чем-нибудь важным. Полюбить ее. И эти иконки -- иконки в углу, иконки на подоконнике, иконки над столом. И крошечный, милый, ни в чем не повинный серый хомячок.

Месяц спустя меня вызвали на работе к начальству. Начальство спросило, Соня, что там у вас со Светой? Я удивилась: по работе мы со Светой практически не пересекались. – А что такое? Начальство уточнило – что Света против тебя имеет? – А! Вот оно что. Я однажды отравила ее хомячка. Дала кусочек шоколадки – оказалось, хомячкам категорически нельзя шоколад, а я не знала. У меня в детстве были хомячки, но не было шоколада… Начальство заржало. – Хомячок-то – выжил? – Выжил. Мда.

У моей бабушки заболел язык. Она пошла в больницу, ей кололи в него уколы, делали перевязки, настоятельно рекомендовали вытащить металлические коронки, сменить работу. Но точного диагноза поставить не смогли. Решили, что это реакция на большое количество железа в организме. Сильно намучившись, она оказалась в кабинете у одного врача, который сразу с порога задал ей вопрос: "Книжки читаешь, а как страницу перелистываешь - палец облизываешь?". Оказалось, что это книжный грибок от книг из библиотеки.

А вы знали, что если напала икота, то нужно поднять руки вверх и глубоко-глубоко вдохнуть и выдохнуть? - Научный медицинский метод. Вот.

Включил я телек, поставил рядом с собой на табуреточке тарелочку борщеца, сижу, кушаю и вдруг чего-то мне разикалось. По научному методу встал, поднял руки вверх, достал до плафона люстры, получил разряд статического электричества, от неожиданности сделал пару шагов в сторону, опрокинул гладильную доску вместе с утюгом, нечаянно наступил на кота. Кот обмяукал меня самыми последними кошачьими матюками. И конечно же перевернул табуреточку с тарелкой на новенький ламинат.

Все, икота прошла.

Как Гела сделал свой первый миллион за рубежом.

Устроился работать водителем-дальнобойщиком грузовика, но незнание языка, плюс постоянные проблемы по Европейским дорогам подтолкнули его на золотую жилу:

Сделать quick reference - заламинированый лист бумаги с пошаговой инструкцией, например заехал на весовую и у тебя есть вся информация на какие кнопки давить, какую инфу на дисплей вводить, что делать и главное - что не надо делать, как быстро получить необходимый результат, как исправить вес передвигая оси прицепа и т.п. что бы избежать штрафа за перевес, при этом сохранив время и нервы.

Эти карточки стали разлетаться как горячие пирожки, благо цену выставил он приемлемую, дав вариант загрузки через компьютер формата PDF, да и расширил свой ассортимент включив несколько языков и наречий.

Но прорыв пошёл когда его знакомый сделал программку - приложение APP, которое мог купить каждый желающий с любой точки мира, на почти любом языке и наречии, загрузив быстро на свой мобильный.

Сейчас работает над картотекой для диспетчеров и брокеров автоперевозок, оказалось и там есть ниша.

ОТРЫВОК ИЗ КНИГИ

Девяносто лет назад, в 1932 году, Джеффри Такер, выпускник медицинской школы университета Торонто, сошел на берег в порту города Какинада, расположенного на юго-востоке в Индии в штате Андра-Прадеш. Отсюда его путь лежал в другой город того же штата - Акивиду, где молодого доктора с нетерпением ожидали пациенты в миссионерском госпитале «Звезда Надежды».

Через тридцать лет доктор Такер написал книгу воспоминаний «Индийские встречи»*, в которой, в том числе, рассказал и об этом дне. Поэтому предоставим ему слово.

Единственным цивилизованным способом добраться до Акивиду в 1932 была железная дорога, станция которой находилась в нескольких километрах от порта. Туда меня довез запряженный в трехколесную повозку человек. До этого из живых существ меня возили только лошади и один раз мул. Видеть в этой роли homo sapiens было странно и неприятно, но выбора у меня, к сожалению, не было. По крайней мере, этот несчастный был очевидно рад тем нескольким монетам, которыми я с ним расплатился.

На станции кассир посоветовал купить билет в первый класс. Я так и поступил, тем более что стоил он дешевле, чем билет во второй класс в Канаде. До отхода поезда оставалось 10 минут. Поручив нехитрый багаж носильщику, я вышел на перрон и увидел свой поезд. Он был облеплен людьми, точнее мужчинами, как мертвая гусеница муравьями. Люди были везде: на подножках, между вагонами и, конечно, на крышах. Единственной крышей без пассажиров оказалась крыша моего вагона – она была обтянута колючей проволокой. Кондуктор открыл довольно чистое купе. Поезд тронулся. Я прильнул к окну.

Сразу за станцией началась абсолютно плоская равнина, на которой из дрожащего от жары воздуха время от времени материализовались озера с неподвижной водой и уединенные конусообразные холмы. Если бы не растительность на берегах озер, их можно было бы принять за миражи вроде тех, что мы иногда видим в летний день на асфальте. Покрытые зеленой травой холмы казались бархатно-гладкими. На склонах некоторых из них можно было заменить человеческое жилье, а на вершинах – индуистские храмы мандиры. Равнину сменили складчатые горы, похожие на крылья древних ящеров, и долины с просторными лугами и изумрудными рисовыми полями. На полпути по удивительно красивому железнодорожному мосту мы пересекли полноводную Годавари, вторую по величине реку Индии. На обоих ее берегах кипела жизнь.

Когда поезд остановился на очередной станции, в купе было так душно, что я вышел из вагона, чтобы вдохнуть немного свежего воздуха, а заодно выкурить сигарету. Мое внимание сразу привлекли три человека, которые спускались с крыши соседнего вагона. Один из них был в железнодорожной форме, двое других носили устрашающие усы, короткие мечи на поясе и тюрбаны на голове. Я спросил у проводника, кто эти люди, и получил ответ на неожиданно хорошем английском:
- Саиб, человек в форме – такой же проводник, как и я. Просто сегодня его работа – собирать деньги на крыше. А двое сикхов в тюрбанах – его ассистенты.
- А почему пассажиры на крыше не купили билеты на станции?
- Саиб, вы меня не поняли: мой коллега не продает билеты. Он собирает деньги. На конечной станции он отдаст их начальнику поезда.

Некоторое время мы помолчали. Я пытался понять смысл сказанного, а мой собеседник, скорее всего, следуя профессиональному кодексу. Отчаявшись разобраться, задал новый вопрос:
- А если у пассажира на крыше нет денег?
- Ассистенты сбросят его с поезда.
- На ходу?
- Может быть и на ходу. Зависит от обстоятельств…
- Но он же может умереть или остаться калекой на всю жизнь.
- Если у него такая карма, так и случится. Саиб, пройдите пожалуйста в вагон. Машинист уже дал гудок на отправление.

Поезд продолжил свой путь. А я под впечатлением увиденного c молодым жаром стал искать ответы на вопросы, которые никогда раньше не приходили мне в голову. Как случилось, что, находясь в явном численном превосходстве, эти люди боятся дать отпор вымогателям, защитить своего собрата от беззаконной расправы, или просто собрать по несколько центов, чтобы за него заплатить? Где та черта бедности, за которой люди перестают ценить данную им Богом жизнь настолько, что для того, чтобы свести концы с концами, готовы ехать на крыше поезда, идти воевать за деньги (нарушая вдобавок шестую заповедь «Не убивай»), или совершить любой другой безумный поступок? Почему эти люди так покорны судьбе? Почему воспринимают свое униженное положение как единственную реальность и не пытаются ее изменить? Честно признаюсь, что ни на один из этих вопросов я не могу ответить и по сей день.

Отрывок из книги Jeffry Tucker “Indian Encounters” Kathashilpa Publishing House Calcutta 1962 Перевод с английского Abrp722

Бонус: индийские поезда во всей красе при нажатии на «Источник»

Дочка летом в деревне, гуляя по улице, увидела пчелу. Прибежала домой с криком:
— Мама, там билайн летает, я боюсь!

В четвёртом туре московского турнира «Аэрофлот Опен» 2004 со мной произошла маленькая неприятность. В тот день я играл белыми с мастером из Бельгии. Ферзевый гамбит. Приятная позиция. Я безмятежно обдумывал свой семнадцатый ход. В зале полная тишина, несмотря на присутствие более сотни шахматистов. Вдруг в моём кармане зазвонил мобильный телефон. А как раз только-только ФИДЕ ввела новое правило — присуждать поражение за звонок. Бледнея и краснея, я стал выключать «мобильник», но мой соперник, прогуливающийся в это время неподалёку, всё видел и слышал. Решив не упускать своего шанса, он побежал через весь турнирный зал за судьёй. Не пошёл, не поспешил, а именно побежал. Галопом, переходящим в стремительный карьер. Через минуту мой соперник, запыхавшийся, но довольный, привёл к доске главного арбитра Герта Гиссена. Тот, сожалея и извиняясь, присудил мне поражение. Это был один из первых подобных случаев. Гиссен, с которым у меня впоследствии сложились добрые отношения, некоторое время называл меня при встрече «Мистер Мобайл».
С тех пор я всегда осторожен: перед тем, как идти на партию, ставлю мобильный телефон на бесшумный режим, затем выключаю его и оставляю дома.

Интересные аналогии

В 90-х я учился в Гимназии, входящей ныне в десятку лучших школ РФ. И много - много лет входящей в этот рейтинг.
Правила поведения в школе было очень жесткими. За 4 года учебы я помню ОДНУ драку на территории учебного заведения, о которой только слышал - обоих участников сразу исключили из Гимназии. И ещё раз какой то идиот распылил в классе перцовый баллончик- так же был оперативно выставлен за пределы учебного заведения. Но в каждой школе были свои легенды. И у нас тоже была одна.
Классом старше учился сын какого то очень авторитетного человека. Настолько авторитетного, что наш директор, бывший в родстве с замминистра образования, его несколько побаивался. Нрава этот парень был весьма тихого, но взгляд имел поистине "бандитский" - тяжелый, с вызовом и безразличием к окружающим. Никаких конфликтов и проблем с ним никогда не было. И тут вдруг поползли слухи что что то случилось. Подробностей мы как ученики не имели но слухи говорили о чем то из ряда вон выходившем. Парень пропал примерно на неделю- другую, и после появился снова. Ничего не поменялось, и никаких подробностей я так и не смог достать - показания слишком разнились . Узнал я их уже ближе к выпускному, от одного из преподавателей, бывшего отцом моей подруги. Была крайне жесткая драка с участием нашего отпрыска и папы одного из учеников. Как именно она началась - показания разнились, но силы были примерно равны - накаченный взрослый мужик против абсолютно остервенело дравшегося подростка, которого отец явно приучал к "бою насмерть". Интересно в этой истории другое - НИЧЕГО не произошло. Никого не отчислили, не отчитывали, и даже максимально купировали информацию о произошедшем. Наш директор, которого побаивались даже не только мы, но и родители в силу недоговороспособной позиции в случае острых ситуаций - тоже сохранил олимпийское спокойствие и молчание. Когда я это узнал и пропустил через сознание - то понял, что латинская пословица по дозволенное цезарю как никогда права.
И сейчас, когда прошло много лет, я очень часто её вспоминаю - особено в свете происходящего в мире.

Однажды осенью увидела, как трое подростков лет по 13-15 возят лицом по луже пацана гораздо младше. Один возит, двое рядом стоят. Я слышала обрывки фраз: "Хлебай давай! /Ну как, напился теперь?". У меня пелена перед глазами, кидаюсь в бой. Но меня остановил один из тех, что стояли рядом, с мокрым, дрожащим щенком в руках. Выяснилось, что мелкий топил в луже этого щенка, говоря те самые слова. Пацаны это увидели. Щенка забрали, а этому "дали напиться". Родители добру не научили - улица научит.

У кошки ночью началась стандартная беготня по квартире. Пробегая мимо туалета, она чем-то заинтересовалась и зашла туда. Я проснулся и тихонько, чтоб не будить домашних, не включая свет, пошёл в туалет, где внезапно напугал эту дуру. Кошка с перепугу бросилась бежать, столкнулась в темноте со мной: я орал так, что проснулся весь дом. Пришлось отпрашиваться на работе, так как на лице и теле от царапин места живого нет. И она ещё набралась наглости утром ко мне в постель прийти.

В пятницу вечером еду с работы. Впереди фура. Смотрю, она включила правый указатель поворота и стала смещаться в левый ряд т.к. ей, чтобы повернуть, без этого не обойтись – поворот 90 градусов в ограниченном пространстве.

Я-то об этой особенности езды на длинномерах знаю и притормозил, чтобы пропустить, а вот девочка на Пежо, которая полезла в правый ряд с указателем поворота (правым) и, в принципе, никаких ПДД не нарушила – не знала, лихо обошла меня слева и поехала по правому ряду, скорее всего обматерив меня за то, что я «туплю», и за что тут же поплатилась стёсанным левым боком и выбитыми боковыми стёклами своей машины.

Для справки: фура ехала по узкой двухполосной дороге в зоне действия знака «движение грузовых запрещено».

Да, он нарушил ПДД. Но возможно у него адрес погрузки/выгрузки в зоне действия этого знака. А Пежо был в «мёртвой зоне» зеркал.

Так я к чему. В автошколах необходимо учить всех «студентов» и таким нюансам. А не просто собирать деньги…

Не могу уснуть, пока не спою своему плюшевому медвежонку колыбельную. Мой брутальный парень всегда над этим подшучивал. А вчера я легла в больницу, и любимый прислал мне видео, где он сам поет мишке и даже укрывает его одеялком.

К истории https://www.anekdot.ru/id/1362893/
Полностью с дворником согласен. Два с лишним месяца отработал в свое время проводником в студенческом отряде проводников - СОП. Задолбали уроды запихивавшие в разные щелки остатки газет, пачек от сигарет и т.п. мусор. Именно фразу дворника повторяли каждый раз: "почему эти козлы не кидают просто на пол?"

Был у меня знакомый. Заядлый рыболов-охотник. Ездил на старенькой "ниве". А тут подъезжает на новеньком внедорожнике. Довольный такой. На вопрос: "Твой? Купил?". Улыбается: "Уметь надо". А потом выясняется, что он взял детей на воспитание. Шестерых, или семерых. Была программа такая Российская. Закрывали дома-интернаты, а детей раздавали в семьи, тому, кто желает. Ну, и понятно, опекунам давали деньги на это дело, и какие то льготы (не знаю точно, какие.) Я очень удивился. Т.к. знал, что он совсем не является домоседом, а наоборот. Как в песне поётся "...старость меня дома не застанет, я в дороге, я в пути...". А тут, вдруг такое. Педагог, воспитатель. Ну, может быть. Много ли мы знаем об людях? Прошло какое то время, встречаю его. Он возмущен чем то, жалуется: "Ну, не гады? А! Ну, сволочи! А как же дети? Бедные дети! Им же нужна семья, забота, тепло! Бедные дети!" Я сначала ничего не понял, а потом стало ясно, что служба опеки" забрала у него детей и передали кому то другому. И в дальнейшем родственник этого "несостоявшегося родителя" рассказал мне, как было дело. К ним в "семью" приезжали с проверкой из "опеки", а дети все "болтаются" на улице. "Папы" нет. На вопрос: "Где папа?" дети отвечают, что папа объяснил им, что у них нечего кушать и он поедет на рыбалку, поймает им рыбки и все покушают. "Опека" приезжает через 3-4 дня. А картина та же: дети на улице, а папа уехал на охоту т.к у них совсем нет продуктов и он поедет, добудет мяска и всех накормит. Ну, и детей у него "забрали". А я думаю, что и правильно сделали, что "забрали". Бедные дети!

Вот еще пара строк о советских временах. Я уже писал, что учился в музыкальном институте, в Латвии. После окончания, мне, как пианисту, по логике, нужно было идти либо в рижский ТЮЗ, либо в консерваторию. Но в те времена туда распределялись только нацкадры и небольшой процент других национальностей – но пролетарского происхождения. Я интеллигент из еврейской семьи в эти категории не попадал. И получил распределение в город Псков, в расположенный почти за чертой города мебельный комбинат – руководить заводской самодеятельностью.
Из хорошего – сразу получил отдельную комнату в новом общежитии – спасибо отцу, у него были связи в горисполкоме – иначе жил бы впятером-вшестером, в старой общаге с клопами и тараканами.
И вот, на вскидку, один типичный день из тех времен. Утром завтрак – чайник на грязной, покрытой жиром, общей кухне, кружка вонючего грузинского чая и кусок хлеба с маргарином, а чтобы не так противно (собачатиной жуткой отдавал тот маргарин) – закусываешь огурцом или яблоком. И бегом на транспорт. Общественный транспорт – это была песня. Автобус до комбината ходил 1 раз в час, но расписания в реальности не было – ходил он так, как хотел водитель. В Риге, помнится, в эти годы уже были Икарусы, во Пскове тогда на Икарус посмотрели бы как на космический корабль. Почти все автобусы были покато-закругленные, как старые холодильники ЗИЛ, дребезжаще-вонючие и ужасно холодные. Но эти были еще приличными и в глазах горожан, вполне нормальными. А были и совсем древние, деревянные, на высоких колесах, чадящие черным дымом и сажей, как будто работали на угле… Вот на таком, чаще всего я и ехал на свой комбинат. Внутри автобуса было две длинных деревянных лавки вдоль кузова, и по центру вдоль – труба под потолком – один поручень на всех. Обычно все стояли, так как лавки были так загажены, что подойти к ним было противно. Если водитель был трезвым – доезжали быстро, ежели с похмелья – ждали, когда он заедет в магазин, и с черного хода возьмет несколько бутылок пива – тогда пол-часа надо было ждать – пока выпьет и придет в форму… Автобус подъезжал к самому комбинату, и мы шли через проходную. Я в свою вотчину – культмассовый сектор. Это была холодная длинная комната, заставленная старыми стульями, а у стены – самодельное какое-то, фанерное и жуткое, выкрашенное почему-то в красный цвет, пианино. Попробовав играть, я ужаснулся, но потом приноровился. В нем жили тараканы, и мои попытки играть их видно, потревожили. Обычно я сидел у себя до обеда, составлял графики охвата населения комбината культурно-просветительной работой и самодеятельностью, а в два часа приходили баянисты, а по четным дням ложкари. Я давал им расписаться в журнале, и шел дремать за старый шкаф, где на мягком рваном кресле был мой уголок. Баянисты обычно минут 10 играли, а потом наступала тишина, прерываемая звоном посуды, через минут 20 начинались пьяные разговоры. Баянисты, считались элитой, потому, что среди них были заводской электрик и лаборант, и по этому, они всегда пили спирт. Ложкарям везло меньше – ни с электриком, ни с лаборантом, они дружбы не водили, и пили жидкость для травления шпона – темно-коричневая и вонючая, она была на спирту, но с букетом всякой дряни.
Часа в четыре, ко мне приходил мой старший товарищ – Альберт Яковлевич, работавший на комбинате учителем физкультуры. Он тоже приносил выпивку – но, будучи членом партии, он отоваривался в заводском столе заказов – и приносил коньяк – чаще всего болгарский Сланчев Бряг и приличную закуску – банку тушенки и хлеб. И целый час до пяти мы с ним пировали. А потом – снова вонючий ледяной автобус и общая кухня с грязью и тараканами. На ужин изредка удавалось что-то урвать – магазин возле общаги обычно предлагал мятные леденцы, говяжьи кости и жуткую консерву – казарагу в томате. Но рядом был еще так называемый «колхозный» овощной – там, правда дороже, но всегда была картошка, огурцы, лук. Наваришь картошечки, луковичку почистишь – уже еда… Главное – не переедать, чтобы реже в туалет бегать – очень уж страшны были сортиры тогда… Но это – отдельная тема…

Городские чиновники радуют.

Тема совещания: замена томографа в городской детской больнице в связи с исчерпанием межремонтного срока и наличия большого количества пациентов с перевесом веса.

Резолюция. В связи с исчерпанием межремонтного срока закрыть использование постояннопольного томографа открытого типа в детской областной больнице из-за невозможности его ремонта. В силу постоянного перевеса пациентов (свыше 90 кг) указать главврачам областных больниц, что они сами послужили причиной поломки двигательных саней агрегата. Впредь необходимо заставлять пациентов худеть до весов, указанных в инструкции по эксплуатации аппарата.

Больше томографа по ОМС в нашем заштатном городишке нет!

Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/

Книга вторая. Крест-накрест

Мои волосы пали на пол
в белые кольца выспренних фраз.
Я помню, всё было как будто сейчас…
У иконы свеча — в отражении факел.

Пролог

— Женечка… мы с папой решили с тобой посоветоваться.
— Мама, я ведь маленькая!
— Это ненадолго, вырастешь большая. И твоя сестрёнка вырастет. Так как мы её назовём?
— Я думала, что у неё есть имя.
— Что ты, доченька! Имена даются после рождения.
— Меня тоже называли?
— Конечно, доча. Папа очень хотел, чтобы тебе нравилось имя.
— Мама, а как мы узнаем, что сестрёнке имя понравится?
— Мы выберем такое, что обязательно понравится. Мы хотели назвать её Антониной. Красивое имя, правда?
— Красивое. А как будет ласковое?
— Тоня. Можно будет называть Тошей.
— Мама, ну это же для мальчиков! У нас уже есть Тоша.
— И девочки бывают Тошами.
— Мамуля, девочки не могут быть Тошами.
— Ну почему же, доченька!
— Мам, я буду их путать. Давай выберем другое.
— Хорошо… Татьяна.
— А ласковое?
— Таня, Танюша… Нюша.
— Ой, мамочка, я тоже это люблю! Пусть будет Нюша… Нюшенька… Так можно?
— Можно, дочура, можно. Ну так что, назовём Таней?
— Мама, а сестрёнка узнает, что это мы так её назвали?
— Конечно!
— Спасибо, мамуля.
— За что?
— За то, что меня назвали Женей.

То ли север, то ли юг

— Марин, мы в магазин.
— А ребёнка зачем?
— Прогуляется.
— Полина, ты хочешь гулять?
— Мам, мы недолго.
— Никакого мороженого.
— Тоша мне никогда не покупает.
— Ты хвастаешься или жалуешься?
— Но ведь хочется…
— Точно?
— Мам, честное–пречестное! Правда, Тоша?
— Марин, мы туда и обратно. Не сидеть же взаперти!
— Мне, значит, можно…
— Пойдём с нами.
— Так уж и с вами!… Может вы со мной?
— Ты пойдёшь?
— У меня дела.

— Полина?…
— Побежали, пока мама не передумала.
— Тихо, не шуми.
— Тош, а ты правда мороженого не купишь?
— Я просил не шуметь.
— Спасибо, Тош, я тебя люблю.
— Я тебя тоже, моя радость.

— Антон, прошу, — не балуй дочь.
— Марина, ты о чём!
— Она мой ребёнок. Ты ей никто.
— Как это никто!
— Вот так.
— Кто же я! Воспитатель из детского сада?
— Я не хочу, чтобы она к тебе привязывалась.
— Что в этом плохого!
— А что хорошего?
— Послушай, девочке нужно мужское воспитание и внимание.
— Мала ещё для этого.
— Что за чушь!…
— Не чушь. У неё есть мать.
— Пусть и я буду.
— А если ты захочешь вернуться в свою семью?
— Глупость какая.
— Там твои сыновья.
— Ты прекрасно знаешь, что не вернусь.
— Не знаю.
— Ты хочешь, чтобы я туда вернулся? Или хочешь, чтобы остался с тобой?
— Не знаю.
— Ты тут пока узнавай. Потом скажешь.
— Когда?
— Чем раньше, — тем лучше.
— …Звонил Виталий.
— Он не говорил, что хотел?
— Что-то насчёт поездки.
— А, да…
— Куда собрались?
— В Бокситогорск, за белой глиной.
— Надолго?
— Дня на три, может на четыре. От погоды зависит.
— Ну ты подумай, — чего хочешь.
— Ты ничего не перепутала? Это ты должна решать, — со мной всё предельно ясно.
— Я подумаю.

— Вырвался?
— Ещё как… То есть еле–еле.
— Что-то не нравишься ты мне последнее время.
— Я сам себе не нравлюсь.
— Слушай, Тоха, помню, как ты светился три года назад. Что вы друг с другом сделали? Или она с тобой.
— Вот бы знать… Виталик, мы куда?
— Хочу познакомить с одним мужиком.
— Чем занимается?
— Работает в книжном магазине.
— Что я там потерял…
— Потерял… Сегодня найдёшь… Заберём с работы, — и к нему домой.
— А что дома?
— Твоя находка.
— Виталик, какой комар тебя кусил?
— Конфеты отрабатываю… Подожди в машине, мы скоро.

— Антон.
— Очень приятно, — Эрни.
— Как?!…
— Эрнандо… Виталий, ты ему не рассказал?
— Бесполезно рассказывать. Пока сам руками не пощупает… скульптор, блин.
— …Где обитаешь?… Можно на «ты»?
— Вполне… У «Техноложки»… Виталий, как тебе мероприятие?…
— Не очень… Когда художники выставляются, — можно хоть постоять–поглазеть. А эти… со своими заумными виршами…
— Среди художников тоже зауми полно.
— Знаешь, Жванецкий однажды сказал: «Запах ведь чем хорош! Потому что вместе с человеком. Не нравится запах — отойди в сторону»… От этих… не отойдёшь… Душок ещё тот.
— На тебя трудно угодить.
— Невозможно. Не люблю угодливых… К Антону иной раз в гости приезжать не хочется. Хорошо, хоть отмазка есть, — далеко живёт.
— …Ты раньше не говорил.
— Какой смысл воздух ногами пинать! Только тебя расстраивать. А ты ещё мне пригодишься.
— Ребята, может дальше без меня?
— Обиделся, что ли? Тоха, зря ты так. Я же не сказал, что совсем плохо. Я хочу сказать, что у тебя всё будет хорошо… Эрни, от посылки что-нибудь осталось?
— Литров десять.
— Отлично! Нам хватит.
— …Ну ребята, вы даёте… А как же Бокситогорск!
— Днём раньше — днём позже, — какая разница! Твоя Марина даже не заметит.
— Много ты про неё знаешь.
— Знаю,знаю… Ей сыновей вместо дочки — стала бы как моя сестра.
— Договоришься у меня.
— Напугал ежа… Рулить кто будет, — дядя?
— Мы ещё вернёмся к этому разговору.
— Возражений нет, майор… Кстати, вы с Эрни почти коллеги, — он младший лейтенант.
— Каких родов?
— …Авиация.
— Всего младший?…
— Комиссовали по зрению с четвёртого курса. Мог бы остаться, только пошёл бы служить в «сапоги».
— В партию-то успели принять?
— Успели… Ты тоже коммунист?
— Вышел два года назад.
— Смелый поступок. Я в этом году.
— Да чего там смелого…
— В Питере, пожалуй, — да. А периферия до сих пор по старым законам живёт.
— Недолго осталось.
— Согласен…
— У меня сосед пьяница… как поддаст, так орёт на весь Сестрорецк: дождётесь, сволочи, перестрелки после перестройки. Боюсь, — прав пролетарий.
— А ты как думаешь?…
— Я старой закалки, — мыслю пятилетками. После девяностого надо ждать. Максимум в девяносто втором… Не дай Бог… пачкаться…
— …Эрни, нам сюда?
— Следующий… ага… давай направо, вокруг сквера… всё, приехали… Добро пожаловать в мою холостяцкую квартирку!

— Уютненько.
— Тут много народа руку приложило.
— То есть?…
— Жены нет, женщины бывают. От каждой остаётся кусочек… этого самого. Вот так и живём.
— Чем занимаешься?… Магазин не считается!
— Всем помаленьку. Встречи с интересными людьми, Самиздат… Кое-что ещё.
— Откуда такое имя?
— Папашка был двинут на Испании, занимался испанской поэзией. Вот и подобрал сыну имечко. Нормально, за сорок лет привык. А тебе сколько?
— Тридцать шесть… Отец был филологом?
— Дипломатом. По-нашему — шпион во внешней разведке. Хотел, чтобы я пошёл по его стопам. Только вот в лётное я поступал уже после его смерти… Давайте за встречу и знакомство.
— …Хороший букет.
— Домашнее. Мне каждый месяц присылают две канистры.
— Откуда?
— Из Грозного.
— Имей в виду, — отопьём.
— Пейте на здоровье, — похмелья не будет… Антон, пока не забыл… Это тебе.
— Сатпрем ?!…
— Первое официальное издание «Путешествия сознания» . Разлетелось мгновенно. Виталий рассказывал, чем ты увлекаешься. Решил подогреть знакомство книжкой.
— Спасибо, Эрни, мои листочки уже подыстрепались.
— В следующем году планируется допечатка, — если повезёт.
— Хорошее дело.
— Это не мой проект. Есть другие заинтересованные лица. В Питере такие группы как у тебя работают пятнадцать лет. Сначала подпольно, сейчас уже открыто.
— А твоё участие?…
— Я говорил, — интересные люди, артефакты…
— Я-то обыкновенный… Что ты сказал?!…
— Ну… предметы силы… Мы так их иногда называем.
— Это не ко мне.
— Очень даже к тебе… Скажи, ты ведь не крещёный?

— Когда я был маленьким мальчиком, мне подарили крестик. Простенький такой, алюминиевый… При переезде на новую квартиру отец его случайно обнаружил. Чуть голову не оторвал.
— Добрый папа, нечего сказать.
— В семьдесят четвёртом, когда я приезжал за Настей, в «Сайгоне» познакомился с одним мужиком, лет на пять старше меня. Он мне этот крест и подарил. В армии мне бояться уже было нечего, с тех пор его не снимаю.
— Можно посмотреть?
— Да, пожалуйста.
— Так, где мои запасные глазки… Вот… Смотри, Антон.
— Куда?
— Сюда и сюда… Это канонические православные.
— Может он католический?
— Без вопросов, — полюбуйся… Ну, что скажешь?
— Я не разбираюсь.
— Зато я разбираюсь… А теперь?…
— Ничего себе!… Ноль в ноль… Как ты догадался?
— Я этот крестик десять лет ищу, — с тех пор, как узнал, что он ещё существует.
— И что это означает! То, что ты сказал?
— Можно сказать и так. Масоны разрабатывали свои кресты так, чтобы непосвящённый не мог их определить. Зато сами узнавали с первого взгляда.
— Верится с трудом.
— Антон, это определённо тот самый.
— То-то я заметил, как он душит меня последнее время.
— Что?!…
— По ночам иногда… чувствую, как цепочка на шее петлёй стянута.
— Так… С перепуга порвать не пытался?
— Такую порвёшь!
— Давай попробуем… Что за металл… Ничего себе!… Нет, не могу.
— Дай мне… Титановая, что ли?
— Какой титан! Кресту больше сотни лет… Ладно, оставим. Вопрос теперь в другом, — что говорил тебе мужик, когда рассказывал о кресте?
— Виктор? Говорил, что будет приносить удачу. Я не верил, пока сам не убедился. Действительно, так и было.
— А он не говорил, что удача обернётся несчастьем для тех, кто рядом с тобой, для близких?
— Нет… Ты думаешь?
— Пробегись-ка быстренько, — насколько хороша была твоя жизнь последние пятнадцать лет.
— И пробегаться не надо. Ничего хорошего… Было, конечно, и много… Только заканчивалось всё скверно.
— Ещё не закончилось. Он пытается сменить хозяина.
— Ерунду какую-то говоришь.
— Ты женат?
— Почти. Мы вместе три года, но не расписывались.
— От креста надо избавляться, если дорога твоя женщина.
— Если что случится, — я себе никогда этого не прощу. Она, можно сказать, меня с того света вернула.
— Как это?
— Я потерял любимую… приехал домой… как чумовой… ничего не видел и не слышал… Мама ночами за меня молилась, чтоб руки на себя не наложил.
— Собирался?
— Нет, даже мыслей таких не было. Просто жить не хотел… А потом появилась Марина… Она смотрела, а из глаз на меня свет… Вот так потихонечку… оттаял.
— Поедете через Волхов — утопи его. Иначе пожалеешь.
— А с чего это вдруг ты озаботился моей персоной! Я могу крест и тебе подарить.
— Нет уж, нет уж, спасибо. Мне такое не надо.
— И всё-таки?…
— Я же говорил, — встречаюсь с интересными людьми.
— Ну ты даёшь!… Какой интерес ко мне привёл!
— Привёл Виталий. Он показал твои нэцкэ.
— Вот поросёнок стриженый…
— …Ты сказал, — делай с ними, что хочешь.
— …Антон, ты не понял сам, что сделал.
— Я делал нэцкэ, — специально изучал китайскую скульптуру эпохи династии Хань, а потом японскую миниатюру.
— Твои миниатюры не являются тем, чем они кажутся с первого взгляда… непосвящённого взгляда… Месяц назад я сделал видеозапись одной телепередачи. Думаю, — вам понравится.

Продолжение следует…