Предупреждение: у нас есть цензура и предварительный отбор публикуемых материалов. Анекдоты здесь бывают... какие угодно. Если вам это не нравится, пожалуйста, покиньте сайт.18+
Рассказчик: Филимон Пупер
По убыванию: %, гг., S ; По возрастанию: %, гг., S
Слышал такую байку про Куйбышева. Якобы другой партийный босс (не помню кто, пусть Жданов) в его присутствии материл своего подчиненного. Когда Жданов наконец выкричался и подчиненного выгнал, Куйбышев заметил, что можно было бы и того, помягче. - Руководителю надо иметь твердый характер, - возразил Жданов. На что Куйбышев сказал буквально следующее: - Характер - он как хуй, чем тверже, тем лучше. Но характер, как и хуй, не всем надо показывать.
Когда-то очень давно Паша Краснопольский был моим соседом по даче. Участки принадлежали нашим тещам, мы появились там почти одновременно и сразу подружились. Нас многое связывало: оба приехали в Москву из провинции, рано женились, быстро наплодили детей - через несколько лет на даче пасся уже целый выводок, двое моих и трое Пашкиных. Оба не то чтобы были подкаблучниками, но уважали жен и не отлынивали от семейных обязанностей. В том числе копались на огородах.
Мне повезло: моя жена относилась к садоводству без фанатизма, тесть и теща им совсем не интересовались. Так что я работал ровно столько, сколько сам полагал нужным. Малину видно среди крапивы - и хорошо. Паше приходилось туже, на их участке (а участки были старые и большие, по 8 с лишним соток) был засеян буквально каждый клочок. Всю осень варились варенья, закатывались соления и компоты, зимой все это съедалось, несъеденное раздавалось друзьям, и весной цикл начинался сначала. Половину участка занимала самая трудоемкая культура - клубника. С рассвета и до заката Паша полол, рыхлил, поливал, подрезал, окучивал, подкармливал, изредка прерываясь на то, чтобы наколоть дров или шугануть детишек.
Вечером, покончив с делами, Пашка частенько заходил ко мне с бутылкой наливки. Выпив, он всегда заводил один и тот же разговор: - Ты не думай, я Любашу люблю и детей тоже, и теща хороший человек. Но больше так не могу. От этих клубничных грядок тошнит уже. Свобода мне нужна, ты понимаешь, свобода! - Да забей ты на огород, как я. Поорут и перестанут. - Да собственно дело не в огороде. Свобода - это... ну как тебе объяснить? Вот представь - прерия... и ты скачешь на коне, в ковбойской шляпе, лассо в руках... и ни одной души до самого горизонта, только твое ранчо где-то вдалеке. Вот это - свобода! А это - тьфу! - и Пашка с ненавистью оглядывался на свой образцово возделанный участок.
Шел 85-й год, в Москве начался Всемирный фестиваль молодежи и студентов. На следующее лето Любаша приехала на дачу с детьми и бабушкой, но без Пашки. На расспросы она не отвечала, точнее, отвечала, но в этих ответах было очень много эпитетов и очень мало смысла. Как я понял, Пашка закадрил на фестивале какую-то иностранку и с нею сбежал. Как выглядел его побег с точки зрения виз, развода, алиментов и прочей бюрократии - не спрашивайте, не знаю.
Прошли годы, очень много всего случилось и с миром, и со мной. Никогда не думал, что попаду в Америку, но вот попал. И не так давно, путешествуя по стране с молодой женой и младшим ребенком, где-то в Северной Каролине, как говорят америнакцы - in the middle of nowhere, свернул с шоссе, чтобы купить у фермеров свежих овощей и фруктов. Здесь фермеры продают урожай вдоль дорог, прямо как где-нибудь под Рязанью, только цивилизованней, в маленьких лавочках.
На парковке стоял замызганный фермерский грузовичок, к нему была привязана оседланная лошадь. Тощая и веснушчатая, но довольно симпатичная для американки фермерша торговала овощами, сыром, домашним вареньем, очень вкусным самодельным хлебом. Но главной специализацией фермы были ягоды. Мы купили всего понемножку, а клубники - много, клубника была замечательная.
Пока я укладывал покупики в машину, из лавочки вышел самый настоящий ковбой, словно только что сошедший с экрана вестерна. Сапоги, замшевая куртка, шляпа, шейный платок - недоставало только кольта. Ковбой сел на лошадь, повернулся - и тут я его узнал. - Паша! - заорал я. - Черт тебя побери! Пашка! Краснопольский! Как ты тут очутился? Ковбой соскочил с коня и кинулся обниматься. - Знаешь, - признался он, - меня уже двадцать лет никто не называл Пашкой. Я теперь, понимаешь ли, Пол Редфилд.
В тот день мы не поехали дальше, заночевали у Паши на ранчо. Когда жены и дети оправились спать, новоявленный Пол Редфилд повез меня - на грузовичке, не на лошади - в местный бар, где мы до утра пили пиво в компании его друзей, таких же сошедших с экрана ковбоев. После третьей кружки меня уже не оставляла мысль, что в салун вот-вот ворвутся индейцы, и начнется стрельба.
На обратном пути Пашка остановил машину на пригорке, достал две сигары. Мы вышли и закурили. Вокруг, насколько хватало глаз, простирались поля, подсвеченные восходящим солнцем. Было красиво и очень тихо. - Это моя земля, - сказал Пашка. - Вот от этого столба и во-о-он до того - кругом моя земля. Дальний столб я не разглядел, а ближний видел сразу в двух экземплярах, но общий смысл уловил. - Паш, - сказал я, - а ведь это та самая свобода, о которой ты всегда говорил. Ты мечтал об этой свободе, мечтал, и вот теперь наконец получил ее. Да? Пашка крепко задумался. И только когда закончилась сигара, спросил: - Ты помнишь, сколько было клубничных грядок на моей даче? - Сотки четыре? - Три. А здесь - одиннадцать акров. Вот и вся, блин, свобода.
P.S. 11 акров - это, чтоб вы знали, порядка 450 соток. Для Северной Каролины - вполне средняя ферма.
Мой товарищ сваял презентацию для коллег и начальства – о том, что он делал последние полгода и какие результаты получил. Коротенько, слайдов на 25-30. Показал непосредственному руководителю, тот говорит: – Всё отлично, только тебе же ее показывать завтра на совещании, а там других вопросов миллион. Тебе останется минут пять, ничего не успеешь. Сделай сокращенный вариант, два первых слайда и два последних, а целиком выложи в интранете. Кому будет интересно, посмотрят позже. – Да знаю я наш народ, никто не полезет специально смотреть. А жалко, результаты интересные и важные. – Ну придумай что-нибудь, если можешь.
Товарищ придумал. Отредактировал несколько кадров в середине, добавил к графикам и таблицам Сашу Грей и еще парочку звезд в купальниках. На совещании показал два первых слайда, потом пролистал к концу – не слишком быстро, но и не очень медленно, так, чтобы на экране мелькнуло что-то телесно-розовое, но подробно рассмотреть не удалось. Полную презентацию, сказал, смотрите в интранете.
Потом проверил по логам – полный успех. Все без исключения нашли время, внимательно пролистали его презентацию. Заодно и результаты работы изучили. Почему так внимательно смотрели? Потому что в интранет он выложил первоначальный вариант, без девушек.
Лет шесть тому назад у нас в Нью-Йорке гостили родственники из Германии. Дядя Саша и тетя Шура, по-семейному Шурики. Обоим уже тогда было за 80, но бодры невероятно. Дядя Саша – ветеран войны, пулеметчик, на передовой с января 43-го (когда исполнилось 18) и до Победы. Из-за знания немецкого его часто привлекали к допросам пленных, сейчас, наверно, встречает бывших «языков» на улицах своего Ганновера. Рассказывать о войне не любит, но если его разговорить – заслушаешься. Мой сынишка, для которого до того Великая Отечественная была где-то в одном ряду с Куликовской битвой, от него просто не отходил. Тетя Шура – портниха, до сих пор иногда что-то шьет немкам-соседкам и сама очень элегантно одевается.
Они уже собирались к нам лет за пять до того, но тогда что-то не сложилось. А тут вдруг устроили вояж по всей Америке, навестили друзей и родственников пяти или шести городах, плюс автобусные экскурсии в Гранд Каньон, на Ниагару и куда-то еще. Я бы хорошо подумал, прежде чем давать себе такую нагрузку. А они – ничего, под конец только подустали. В последний вечер дядя Саша задремал в кресле, а тетя Шура, оглядываясь на мужа, рассказала, что именно заставило их отложить поездку. Примечательная история.
Живут они, как и большинство наших стариков в Германии и значительная часть трудоспособных, на «социал» - пособие по бедности. Можно спорить, насколько это пособие помогает людям вести достойную жизнь или, наоборот, делает из них иждивенцев, но дядя Саша свою контрибуцию от немцев точно заработал. Жизнь на социал имеет свои особенности – например, нельзя держать деньги на банковском счету, а то решат, что ты недостаточно бедный, и прощай пособие. Поэтому сбережения (какие там у стариков сбережения – пару тысяч евро) хранят дома в наличке. И так получилось, что многие подруги отдали свои деньги на хранение тете Шуре. Одни были одиноки и боялись, что деньги пропадут после их смерти, другие не доверяли приходящим уборщицам и сиделкам, третьи, наоборот, жили с детьми и опасались пьющих зятьев и жадных невесток. Им казалось, что в тети-Шурином «банке» деньги будут целее – и так оно, в общем-то, и было.
«Банк» представлял собой пухлый конверт с купюрами, лежавший в шкафу. Тогда как раз ввели евровалюту, и дядя Саша понемногу брал из конверта марки и обменивал на евро. И вот он пришел с очередной стопочкой евро, открыл шкаф, чтобы положить их на место – а конверта нет! Сперва они не очень испугались: у тети Шуры была привычка, если шаги на лестнице заставали ее с конвертом в руках, куда-нибудь его быстренько прятать. Поискали в местах возможных заначек – не нашли. Поискали более тщательно – нет конверта. Перерыли всю квартиру с шагом в сантиметр – нету. Стали вспоминать, был ли в доме кто-нибудь посторонний. Нет, никого не было, только внучка-старшеклассница забегала попить чаю. Но на внучку они, конечно, не подумали. Пригласили гадалку, она поделала пассы руками и уверенно сказала, что деньги в квартире, в такой-то зоне. Эту зону (треть квартиры примерно) перерыли еще раз, с шагом в миллиметр, но все равно ничего не нашли.
Пропало около 15 тысяч евро, сумма для стариков неподъемная. О том, чтобы рассказать «вкладчикам» о пропаже и отказаться возвращать, у них даже мысли не возникло. С одной стороны, это очевидно и восхищаться тут нечем, долги надо отдавать, с другой – мало ли наше с вами поколение «кидали» и лучшие друзья, и банки, и государство. Более примечательно, что у Шуриков есть сын и дочь, они живут тоже в Германии, работают, и для них 15 тысяч – сумма ощутимая, но не запредельная. Но разве можно беспокоить детей, у них своих забот хватает. Детям тоже ничего не сказали, решили выкручиваться сами.
Они полностью перестали тратить деньги на себя, все пособие до последнего пфенинга шло на компенсацию потери. Благо в Германии есть места, где можно бесплатно получить еду – где-то тарелку супа, где-то черствый хлеб, где-то крупу или консервы. Они выучили все эти места и графики их работы и ни одной раздачи не пропускали. Тетя Шура набрала заказов на шитье, насколько позволяли постепенно отказывающие глаза и руки. Дядя Саша подрядился встречать из школы чужих детей. Еще одной статьей дохода стала сдача квартиры под ночлег командированным из России. Бизнес незаконный – квартира-то государственная – и рискованный, но одна ночь страха равнялась пяти перешитым кофточкам.
Вот я пишу это и прямо вижу кривые ухмылки читателей: мол, чем ты, автор, пытаешься нас разжалобить, у нас в России все пенсионеры так живут, а те, у кого дети понабрали кредитов или ушлые жулики выманили деньги на БАДы и пылесосы, живут в десять раз хуже. Ваша правда, только в этом не я виноват и не дядя Саша с тетей Шурой, а кто виноват, вы и сами знаете. И я не слезы выдавливаю, я рассказываю историю краха и возрождения тети-Шуриного банка.
Краха не случилось, к тому времени, когда кто-то из из подруг требовал возврата денег, нужная сумма оказывалась уже собрана. В основном нужда в досрочном возврате возникала из-за смерти вкладчиц – дело житейское, все они были уже в преклонном возрасте, и те самые пьющие зятья и жадные невестки, от которых деньги скрывались у тети Шуры, получали их в полном объеме.
Через пять лет непрерывного труда и жесточайшей экономии пропавшая сумма была полностью восстановлена. И тут внучка, давно уже не школьница, а студентка, вновь пришла в гости. То есть это был, конечно, не второй ее визит за пять лет, но в этот раз она вдруг вспомнила: - Бабушка, я у тебя однажды пила тибетский чай, мне очень понравилось. Это давно было, но он у тебя наверняка сохранился, ты же ничего не выбрасываешь.
И правда, был какой-то необычный чай, кто-то подарил, тетя Шура однажды угостила внучку, а потом его сто лет не трогала. Порылась на полках и нашла коробку с чаем. Открыла... а там конверт с марками и евро, лежит, ее дожидается. Это она, когда проводила внучку и убирала со стола, услышала шаги на лестнице и машинально спрятала деньги в коробку.
- Ну вот, - завершила рассказ тетя Шура, - Саша когда узнал, что деньги вернулись, сказал, что их надо немедленно потратить на себя, пока живы и силы есть. Вот мы и приехали.
Я был у них в Германии в прошлом году. Они слава богу, все еще живы и относительно здоровы, хотя им уже под 90. Но не молодеют, конечно. Сейчас бы уже за океан не выбрались.
Рассказали про одного человека. Трагическая, в общем, судьба. Давид Гоцман номер два, с той разницей, что работал начальником УГРО не в Одессе, а на Дальнем Востоке. По городу с ним невозможно было идти: где ходьбы десять минут, Д. М. (на самом деле его, конечно, звали иначе) шел полчаса, потому что каждый встречный считал своим долгом поздороваться и поговорить за жизнь. На вопрос спутника "Кто это?" ответ был всегда один: "Да сажал я его в таком-то году".
В перестройку Д. М. выперли на пенсию, хотя сил и желания работать еще хватало. Демократические перемены он не принял, до конца оставался убежденным коммунистом и патриотом Советского Союза, Ельцина и его клику ненавидел от всей души и считал американскими шпионами.
Личная драма этого человека состояла в том, что его сын и дочь эмигрировали в ненавистную Америку и неплохо там устроились. Жена капала ему на мозги лет 10: очень ей хотелось перебраться к детям и внукам, и в конце концов Д. М. сдался. Как видно, зря: меньше чем через год после переезда у него обнаружили запущенный рак.
Хваленая американская медицина вылечить его не могла, но и в покое оставлять не хотела. Мучила ненужными уже операциями. И вот, очнувшись после последней операции в палате интенсивной терапии, из которой, как он знал, ему уже не выйти, Д. М. увидел перед собой седого негра в черной сутане.
- Здравствуйте, я пастор Джексон, - сказал негр (сиделка перевела). - Я здесь для того, чтобы облегчить вам переход из этого мира в другой мир, лучший. Не хотите ли исповедоваться?
Умирающий молчал.
- Вы, наверно, принадлежите к другой религии? - догадался пастор. - Не важно, у нас в гоститале работают представители самых разных конфессий. Есть православный священник, католический, иеговистский, раввин, мулла. Кого вам позвать?
- Комиссара! - злобно ответил Д. М. и отвернулся к стене.
Через два часа дверь палаты опять отворилась.
- Здравствуйте, - сказал вошедший. - Я Реймонд Келли, комиссар полиции Нью-Йорка. Пастор Джексон передал, что вы хотите меня видеть.
До смерти Д. М. комиссар заходил в его палату еще несколько раз. Им таки было о чем поговорить.
Благословенные восьмидесятые. Компания студентов рассаживается в электричке, чтобы ехать в институтский профилакторий. Все радостно возбуждены: предстоит беззаботная, полная приключений неделя. Великий и достославный бабник Вадим громогласно спрашивает у такого же бабника Тохи: - Чувак, а ты презервативы взял? - Обижаешь, чувак, - в тон ему отвечает Тоха. - Конечно, взял. Куда ж я без них? Первая вещь в хозяйстве.
И тут же прикусывает язык, потому что рядом с ним у окна сидит белокурый ангелочек Лиличка, нежное и воздушное создание, невинное до глупости. На которую Тоха имеет самые суровые виды, но Лиличка пока об этом не знает.
В ответ неловкое молчание. Но тут вступает еще один член компании, многомудрый Михалыч. - Лиличка, - проникновенно говорит он, - вот представь, приедем мы в профилакторий. Так? - Так. - Познакомимся там с ребятами и девочками с другого факультета. Так? - Так. - А у них, например, плот или байдарка. И они нам предложат сплавиться по реке. Так? - Ну... так. - Так вот, - заключает Михалыч. - Спрашивается: если не будет презервативов, то куда мы будем засовывать спички, чтобы они не промокли?
В общем, все кончилось хорошо. И спички остались сухими, и Тоха с Лиличкой к пятому курсу поженились.
Мы с компанией друзей любим ездить на кемпинг в Висконсин, это часа полтора на север от нашего Чикаго. Палатки в сосновом лесу, костер, шашлыки, гитара, лесное озеро в пяти минутах езды – красота. Пару лет назад на этом озере проходили соревнования по триатлону, в которых участвовал сын одной из наших кемпингисток, Марины. В 6 утра он взял мамину машину и поехал из кемпинга на озеро готовиться к старту, а сама Марина хотела часов в 8 подъехать туда же за него поболеть и попросила для этого мой «Аккорд». Мне не жалко, все равно сплю в такую рань. С вечера отдал ключи, а когда проснулся, выслушал от Марины историю, прибавившую ей несколько седых волос.
Надо сказать, что Марина предельно далека от образа гламурной блондинки со стразиками. Она высококвалифицированный программист, мастерски управляется с любой техникой от кинокамеры до газонокосилки, совешенно не интересуется тряпками и т.д. и т.п. Но, есть, видимо, какое-то принципиальное отличие в устройстве мужских мозгов и женских.
Бросив машину на поле, где уже запарковались остальные участники и болельщики, она поспешила на трибуну. А когда вернулась, то поняла, что не помнит, где оставила мою машину. Мало того, не помнит никаких ее внешних примет. То есть вообще никаких. Не только номер, модель и марку, но даже тип кузова и цвет. Мы общаемся давно и часто, она видела мою машину десятки, если не сотни раз, но никогда не обращала внимания на такие мелочи. Скорее светлая, чем темная, и скорее седан, чем что-то другое, но и то и другое без уверенности.
Проблема усугублялась тем, что у меня не работает сигнализация (нафиг не нужна), открыть машину можно только ключом. Позвонить мне и спросить тоже не вариант, телефоны в лесу не принимают. На парковке сотни машин, большинство с висконсинскими номерами, но и с иллинойскими не меньше трети, ищи иголку в стоге сена.
- Марин, и как же ты вышла из положения? Ждала, пока все разъедутся? - Нет. Выбрала самую криво запаркованную машину. Угадала.
У знакомой дочки-близнецы неполных четырех лет, очень шебутные и не по годам развитые. На прогулке полезли на деревянную горку, предназначенную для зимнего катания, хоть мама их и предупреждала, что чревато. Разумеется, одна тут же поймала занозу в мягкое место. Даже не занозу, а щепку сантиметра два длиной.
Маме не привыкать, у нее с собой походная аптечка на все непредвиденные случаи. Достала пинцет и перекись, спустила с пострадавшей штаны, щепку извлекла. Закончив операцию, подняла глаза и увидела вторую дочь, которая стояла перед ними, разинув рот, совершенно белая. - Мама, - потрясенно произнесла девочка, - это ты что - вытащила у нее шило из задницы?
Мой брат купил новую машину. А старую, пока суд да дело, дал жене покататься. И вот Лина рассекает по Чикаго вся из себя на черном "Гольфе". Останавливается на светофоре и слышит справа бибиканье. Два чернокожих парня в соседней машине смотрят на нее и делают какие-то знаки руками. Лина воспринимает их жестикуляцию как комплимент своей действительно незаурядной внешности, благосклонно кивает и продолжает движение.
На следующем светофоре афрочикагцы опять ее догоняют, сигналят еще активнее, машут руками как ветряные мельницы и всячески показывают, что хотят что-то сказать. Лина опускает стекло, но в уличном шуме разбирает только "How much?", то есть "Сколько стоит?". Тут она понимает, что ее приняли за проститутку и пытаются снять прямо на проезжей части. Лина в возмущении задраивает все окна и двери и едет дальше, стараясь не обращать внимания на преследователей.
Преследователи, однако, не отстают, сигналят все громче и жестикулируют все отчаяннее. Погоня продолжается некоторое время, Лина уже подумывает, не вызвать ли полицию. Но тут ей звонит муж, то есть мой братец. Лина с места в карьер начинает ему жаловаться: что за дела, черные совсем офигели, невозможно по городу проехать, начинают приставать с неприличными предложениями.
- Знаю, - смеется брат, - они мне только что звонили. - Что??? - Дорогуша, - говорит брат как можно ласковее, - вспомни-ка, что у тебя висит на заднем стекле? Квадратное такое, в рамочке. "Эта машина продается" и мой телефон. Вместе же вешали. - А, елки! Вот оно что. - Да. Главное, он звонит и говорит: "Брателло, одно из двух: или твоя жена круглая дура, или у тебя угнали машину". Ну, я тебя отмазал как мог, сказал, что повесил объявление, а тебя не предупредил. Так что сейчас, пожалуйста, аккуратно остановись и покажи им товар.
Парни купили машину не торгуясь. Видимо, очень рады были, что наконец догнали.
В начале 2000-х по Израилю стали циркулировать слухи, что в Праге похищают израильских туристов, накачивают наркотиками и вырезают у них почки. Об этом писали в газетах, просили быть осторожнее. Нашлись свидетели, рассказывавшие, что почки лишился их сосед, брат или сват. Началась паника, израильтяне резко перестали ездить в Чехию.
Чешское министерство туризма, потеряв изрядную часть дохода, решило разобраться, в чем тут дело и откуда растут ноги у слухов. Наняли чувака, владевшего ивритом, попросили проштудировать израильскую прессу и найти первоисточник. Тот поискал и нашел. Публикация в одной из ведущих израильских газет, явно не из пальца высосанная: турист такой-то, имя, фамилия, обратился в полицию Праги с жалобой, что у него такого-то числа на такой-то улице отрезали почку. И ссылка на статью в чешской газете «Амен». Чувак разыскал оригинал статьи в «Амене», и тогда-то всё стало ясно.
Почка по-чешски – ледвина. А статью, по-видимому, переводили с чешского на иврит люди, эмигрировавшие из Чехии несколько десятилетий назад. Они не знали, что в чешском языке появилось новое слово «ледвинка». Это поясная сумка, то, что по-русски называется бананкой или борсеткой. Эту-то ледвинку у туриста и срезали пражские воры.
На работе сижу в крохотном кабинетике, который отделен от соседнего фанерной перегородкой, не доходящей до потолка. Там бухгалтерия, сидят три дамы. Время от времени они забывают о моем существовании и заводят разговоры, для мужских ушей не предназначенные. Много нового и удивительного узнал я от них о нас, мужиках. Но такого, как вчера, еще не слышал.
Обсуждают нового менеджера. Одна другой: мол, присмотрись к нему, перспективный товарищ на предмет погреться телом. Та: - Да что в нем особенного? Нос большой, пиджак потертый. - У него не только нос большой, поверь мне. - Ты что, уже померила? - Я не померила, я вычислила. Заметила, что он в дальний сортир ходит? - И что? - А то. Зеленая ты, Танька, всему тебя учить надо. В ближнем сортире поставили унитазы американской системы, в них все время вода стоит. Нам с тобой и пацанятам с американскими фитюльками все равно, а если нормальный мужик с нормальным хозяйством сядет по-большому, у него конец в воде мокнет. Мелочь, а неприятно. Он раз-другой помучается и начинает ходить в дальний сортир, к производственникам. Там унитаз простой, без воды. - Ну ты даешь! И что, ты всех вычислила, кто ходит в дальний? - Ага. Такой-то, такой-то..(называет штук пять фамилий). Двоих я проверила, действительно размер что надо.
Тут они перешли на что-то другое, а я с ужасом понимаю, что сам-то постоянно хожу в ближний сортир и никаких неудобств не испытываю. Сижу как оплеванный. Потом думаю: ну нет, нашего брата так просто не возьмешь! С завтрашнего дня начинаю ходить в дальний!
Мой приятель, назовем его Сергеем, зашел как-то в предбанник родного банка, снять с банкомата малую денежку. Получил чек и обратил внимание на любопытную сумму остатка на счете: первая цифра (которую он мне не назвал), три нуля и номер Серегиной машины. Не стыдная сумма, хотя догадываюсь, что у него это не единственный счет.
Полюбовавшись на цифирку, Сергей бросил чек в урну и вышел. Пока курил у выхода, увидел через стекло, что в урне роется какой-то юноша вполне приличного вида, не бомж. Подумал было, что паренек случайно выкинул нужный чек, но потом заметил, что он пару чеков уже положил в карман, но продолжает рыться. Сергей, как человек креативный и любитель логических загадок, задумался, какую пользу можно извлечь из использованного чужого чека, но ничего не придумал.
Через неделю, давно забыв об этом случае, Серега увидел, что дочь-студентка моет шею под большое декольте, проще говоря – собирается куда-то при полном параде. На прямой вопрос, куда намылилась, дочь ответила: - В ресторан с Вадиком. - Что за Вадик, почему не знаю? - Да я сама с ним на днях познакомилась. Представляешь, подошел прямо на улице. - Гони в шею. Очередная голытьба бесштанная. Они по твоей одежде видят, что у тебя богатые родители, вот и липнут как мухи на мед. - Нет, Вадик не такой. У него у самого полно денег. - Откуда знаешь? Он тебе сам наплел? Верь больше. Или айфон у него золотой? Так небось в кредит куплен. - Нет, пап, он не хвастался. Он вообще очень скромный. Но посмотри, на чем он мне свой телефон записал!
Сергей перевернул бумажку с телефоном и увидел чек из банкомата с весьма солидной суммой остатка. С очень знакомой суммой, заканчивающейся на номер Серегиной машины. - Так-так, - протянул он. – Видали мы таких Вадиков. Худой, лохматый, похож на артиста этого, как его? Корч, Борч? Который Холмса играл. - Бенедикт Камбербэтч? Правда похож. Па, откуда ты знаешь? - Элементарно, Ватсон. Я тебе больше скажу. Денег у твоего Холмса нет ни шиша, зато соображалки даже больше, чем нужно. Жулик, каких поискать. Ладно, сходи, присмотрись, что за Вадик. Нам креативные люди в семье нужны.
Бремя любви тяжело, если даже несут его двое. Нашу с тобою любовь нынче несу я один. Долю мою и твою берегу я ревниво и свято, Но для кого и зачем — сам я сказать не могу. (С. Маршак)
Некто Леша вот тут https://www.anekdot.ru/id/1225754/ подтвердил старую истину: одни заключают брак бегом на коленке и потом счастливо живут до бриллиантовой свадьбы, а другие женятся со всем пафосом, в платье от лучших задрищенских кутюрье, с сотнями гостей, похищением невесты и тысячей дурацких конкурсов, призванных хоть как-то отбить расходы, и потом их любовная лодка, перегруженная всей этой хренью, тонет, едва отплыв от берега. Я повидал и подтверждений этого правила, и исключений, ничего принципиально нового не добавлю, но две истории расскажу.
Первая – о моих родителях. Это 1960 год. Отцу было уже 30, на вид еще больше: он рано поседел, плюс добавляли солидности очки и должность директора сельской школы. Он строго придерживался правила не крутить любовь там, где работаешь. На выходные уезжал на колхозной полуторке в райцентр, где жили родители, и вот там покоренными им девушками можно было мостить улицы. Сохранился фотоальбом, в котором целый разворот занимают фотографии кудрявых красоток с надписями на обороте: «Дорогому ... на вечную память». Мама эти карточки всегда с неодобрением пролистывала, но не выкинула даже после папиной смерти.
Маму прислали в эту школу после института учительницей физики. Ее родители жили в том же райцентре. Стали ездить в город на полуторке вдвоем, так и сдружились. Пару месяцев жили двойной жизнью: по выходным в городе встречались, а в деревне всю рабочую неделю соблюдали конспирацию, чтобы не говорили, что директор развел аморалку на рабочем месте. Когда ехали в город на зимние каникулы, отец вдруг сказал: – Заедем тут в одно место.
«Одним местом» оказался загс. Паспорта у невесты с собой не было, пришлось взять бланки и зайти к ней домой. Родители невесты знали жениха только как дочкиного начальника, сильно удивились. Родители жениха удивились еще больше, они невесту до того вообще ни разу не видели. Регистраторша в загсе попыталась дать им время на раздумье, но отец сказал: – Девушка, посмотрите на меня. У меня голова вся седая, о чем мне еще думать?
Пошли вдвоем в ресторан, отец заказал бутылку шампанского и новомодный деликатес – салат оливье. Вот и всё торжество. После каникул вернулись в село, перевезли мамины платья, подушку и две простыни на отцовскую квартиру и стали жить вместе. Не дотянули, к сожалению, ни до бриллиантовой свадьбы, ни даже до золотой, но 45 лет счастливой семейной жизни у них было. Отец умер 16 лет назад. Мама жива, живет за них двоих, дай ей бог еще долгих лет.
Я по части нелюбви к пафосу пошел в отца, может даже его превзошел. Мы с Ленкой подали заявление в августе 1984-го. Тогда, если один из будущих супругов был москвич, а другой нет, полагалось три месяца на раздумье, чтобы не женились ради московской прописки. Запланировали свадьбу на начало ноября, чтобы мои родители могли приехать на осенних каникулах. Заказали столик в ресторане на десяток ближайших родственников, и я уехал дорабатывать по распределению.
В середине октября, накопив пару отгулов, я приехал к Ленке в Москву. Ее родители были в санатории, дома только 86-летний дедушка. Мы предвкушали три дня вдвоем, но получилось иначе. Дедушке стало плохо. Ленка позвонила в скорую и двум дальним родственницам-врачихам, которые приехали даже раньше. Оказалось, микроинсульт, ничего страшного, но за дедушкой надо было следить, дежурить у его постели. Мы решили родителям не сообщать, все равно они раньше приехать не смогут, только переволнуются, подежурим сами. Тетушки обрадовались такому решению и отпустили нас за покупками и пару часов погулять.
Вот во время этой прогулки, на пути из аптеки в булочную, нам попалась на глаза вывеска загса, в котором лежало заявление. И мы поняли, что не можем ждать еще три недели. Ничего не было готово, ее платье еще лежало в ателье, мой костюм висел в магазине, фотографа и тамады не было и не планировалось. Обручальное кольцо (перелитое из прабабушкиного) Ленка вопреки всем правилам носила уже месяц, а я свое так никогда и не стал носить. Казалось бы, три недели ничего не решали, штамп в паспорте ничего не менял в нашем положении, мы даже съехаться не могли, пока меня не отпустят с работы. Но почему-то это стало вдруг очень важным.
Зашли, рассказали регистраторше, сильно сгустив краски, что дедушка при смерти, и если она не распишет нас прямо сейчас, то свадьбы не будет, и на ее совести останется наше несостоявшееся семейное счастье. Она поддалась и нас расписала (паспорта с собой были, мы, видимо, подсознательно что-то такое предвидели). Купили бутылку шампанского и салат оливье в кулинарии (вот она, наследственность!), дома выставили на стол и сказали тетушкам: – Поздравьте нас, сегодня мы стали мужем и женой.
Тут я по реакции тетушек догадался, что они поняли нас как-то не так, и поспешил уточнить: – Мы расписались в загсе. – А то, о чем вы подумали, – добавила Ленка, – случилось еще в прошлом году.
Конечно, этим шампанским празднование не ограничилось. В ноябре мы отметили наше бракосочетание с родителями. Потом пригласили в гости парочку общих друзей, потом Ленкиных одноклассниц, моих однокурсников, еще кого-то... В середине декабря Ленкин трехлетний племянник спросил: – А что, свадьба у нас уже кончилась? Ленка перестала жениться?
Дедушка вскоре оклемался и прожил еще три года, успел понянчить нашу старшую дочь. Младшую уже не увидел. Брак наш продлился недолго, через восемь лет Ленку сбила машина. Я, можно сказать, тоже с тех пор живу за двоих. Сейчас думаю: если бы не эта трагедия, протянули бы мы до серебряной свадьбы? Не факт. Она была девушка с характером, я тоже не подарок. Мы периодически ссорились, пару раз даже дрались. Но всё равно восемь лет брака, начавшиеся по пути из аптеки в булочную – это были самые счастливые восемь лет.
Любой бородатый анекдот рано или поздно случается в жизни. Жена брата недавно поделилась.
Когда она N лет назад с мамой и бабушкой приехала в Америку, им, как всем беженцам, дали Медикейд – бесплатную медицинскую страховку. Бабушке навсегда, а молодым – на полгода, пока на работу не устроятся. Мама и бабушка бросились лечить застарелые болячки, а у самой Лины с болячками как-то не сложилось. Здоровая двадцатитрехлетняя девушка. Причем таких статей девушка, что прямо хочется ваять в камне. С кузнечным молотом на плече. Ну или с веслом на худой конец. В общем, интереса для медицины не представляет. Разве что как образец, к чему стремиться.
Но мама и особенно бабушка строго сказали: нечего тут! Срочно иди лечись, пока страховка бесплатная. Потом хватишься – а не будет. Заплачешь горькими слезами. И Лина, как послушная девочка, пошла.
Пришла к терапевту – ничего не нашел. К хирургу – та же картина. Наконец добралась до гинеколога. Тот ее осмотрел чисто из спортивного интереса. Потом глянул в медкарту. Видит, что страховка заканчивается, а американское государство еще практически не ограблено. Врач был из русских, ему неограбленное государство – удар по репутации. Он спрашивает: - Девушка, может, вам противозачаточные нужны? Лина пожимает плечами: вроде не от кого пока. Мой братец на горизонте еще не нарисовался. Тогда врач говорит: - Ну давайте хоть презервативов выпишу. И выписал. От души, на всю неосвоенную сумму. Упаковок сто или двести. С рефиллом в течениие полугода, то есть каждый месяц еще по столько же по тому же рецепту. Кстати, уникальный случай. Никогда больше не слышал, чтобы по Медикейду давали бесплатные презервативы, одной Лине так повезло.
Лина, как послушная девочка, взяла рецепт и пошла в аптеку за углом. В маленькую частную аптеку в ультрарелигиозном районе. Многие новые иммигранты поначалу селятся в таких районах, там дешево и безопасно.
Почему у них вообще оказались в ассортименте презервативы – это отдельный вопрос, на который у меня нет ответа. Однако оказались. Девушка за кассой прочитала рецепт. Надела очки, еще раз прочитала. Достала из дальнего ящика несколько упаковок, швырнула на прилавок, полезла в еще более дальний ящик. Лина стоит, ждет. Кофточка с вырезом (лето, жара), косметика, яркие упаковки на прилавке. Другие посетительницы на нее смотрят презрительно, что-то про себя шепчут, чуть не плюются. Детей уводят за стеллажи, чтобы не видели. Хотя куда там уведешь, аптека крохотная.
Касирша выгребла все из самого дальнего ящика, кучка уже очень внушительная, издалека видно. Но все равно даже не четверть того, что в рецепте. Говорит: - Постойте пока, я сейчас провизора приведу. Лина стоит. Красная уже вся, но не уходить же. Появляется провизор. Очки на кончике носа, шапочка, борода вся седая. Много чего в жизни видел. Смерил Лину взглядом с головы до ног, на вырезе остановился особо. Что-то подсчитал в уме. Говорит: - Девушка, у нас на складе этого товара больше нет, но вы не волнуйтесь. Мы сейчас же закажем, через три дня пришлют. Вам ведь на три дня хватит?
Лина буркает «хватит», сгребает товар и удаляется. Под взглядами, которые на ней только что дырки не прожигают. Долго потом в ту аптеку не ходила.
Через три дня и правда прислали оставшееся, прямо на дом. Через месяц – еще, и так далее. В сумме этих презервативов оказалось столько, что и сами изо всех сил пользовали, и всем подругам раздавали, и все равно они лезли из всех щелей во всех кладовках, и в конце концов 3/4 пришлось выкинуть – кончился срок хранения.
На этом закончились презервативы, но не закончилась история. Через несколько лет Лина была у кого-то в гостях, и дочь хозяев, студентка, стала рассказывать про свою курсовую по социологии. Она, оказывается, изучала статистику потребления презервативов в разных районах города, и некоторые факты ну никак не ложились в теорию. Например, в одном ортодоксальном районе продажи ни с того ни с сего выросли в 4 или 5 раз, а через полгода так же беспричинно упали обратно.
Гости заспорили о природе этого феномена. Высказали много интересных версий. Лина благоразумно молчала.
Вообще самогон по-английски называется moonshine – лунный свет. Но мне как-то довелось общаться с компанией висконсинских рыбаков, которые использовали выражение spotty catch – пятнистая ловля. Объяснить происхождение термина они не могли, типа еще наши деды так говорили. После очередного стаканчика этой пятнистой ловли меня осенило: это же произносимый с американским акцентом наш родной спотыкач!
История - хоть в Плейбой посылай. Под заголовком "пирсинг интимных мест и его последствия". Пирсинг, как вы понимаете, не у меня, колечки носила школьная подруга жены, назовем ее Надя, а я к ним никакого касательства не имел ни в прямом, ни в переносном смысле. Но все по порядку.
Лежим мы как-то с женкой в постели усталые и умиротворенные, отъехав, говоря словами Бокаччо, версты четыре по дороге любви. Лежим и рассуждаем, не купить ли нам женушке за хорошее поведение чего-нибудь золотое с камнем. Решаем, что купить, и начинаем обсуждать, куда именно: в ушки, на пальчик или на шейку. Я в шутку предлагаю украсить ту часть тела, которая больше всего этого заслужила. Жена говорит: не надо, а то будеть как с Надькой. А что было с Надькой, спрашиваю. И тут жена начинает дико ржать. Я даже испугался, не случилось ли с ней чего. По-моему, она от смеха пятый огразм получила. А потом рассказала эту историю. Я ее попробую тут пересказать со всеми подробностями, думаю, оно того стоит.
Надя эта родилась шатенкой, но это чистое недоразумение. По уму и образу жизни - стопроцентная блондинка. Ни работы, ни семьи у нее нет, а есть два любимых человека, которые в свободное от жен время дарят ей свои ласки. Друг о друге, естественно, не знают. А поскольку оба из породы новых русских, то их суммарной благодарности хватает на безбедное существование. По-моему, это уже в двух шагах от блядства, но, как говорится, не судите и не судимы будете.
Как-то Надя прочитала в "Космополитене" о новых веяниях моды и решила украсить свой рабочий инструмент, который приличными словами обычно не называют, двумя парами колечек. Украсила и некоторое время успешно эксплуатировала. А потом это случилось.
У одного из любимых жена уехала на выходные на дачу, и он на радостях пригласил Надю домой. Дядя он не хилый, по девушке соскучился, так что повеселились они на славу. Фирменный немецкий матрац двухметровой ширины умяли так, что из него полезли пружины. Наутро любимый перелез через спящую Надю, оставил на тумбочке пару зеленых бумажек и умотал по своим новорусским делам. Жена должна была вернуться только вечером, Наде ничто не грозило. Ага, как же.
Ближе к полудню сработал будильник Кашпировского. Надя попыталась слезть с кровати, но поняла, что не может. Что-то держало ее за самую сердцевинку, крепко и больно. Матрацная пружина загнута на конце в такую петельку, чтобы острие не торчало. Простынка сбилась во время ночных утех, Надя спала голым лобком на голом матраце. Когда любимый, перелезая утром через нее, своей стопятидесятикилограммовой тушей вдавил ее в матрац, пружина вылезла, петелька вошла в зацепление с одним из Надиных колечек, и Наденька оказалась на крючке без всякой возможности освободиться самостоятельно. Чтобы расцепить зацепившееся, нужно то же стопятидесятикилограммовой усилие, пружина сделана из закаленной проволоки - не разогнешь, а колечко запаяно. Я раньше думал, что такие штучки можно снимать каждый день, как серьги - оказывается нет, есть и несъемные варианты. В общем, Надя, точно как Винни-Пух, пошла в гости, а попала в безвыходное положение.
Но выход выходом, а пока Наде отчаянно хотелось пи-пи. Она, собственно, за этим и проснулась. Перспектива намочить матрац и потом лежать неизвестно сколько времени в вонючей луже девушку радовала мало, поэтому она подгребла под себя обе простыни - и ту, на которой спала, и ту, которой укрывалась, обильно их обмочила и с отвращением выкинула в угол комнаты, как можно дальше. Все, проблема номер один решена, можно подумать и о спасении. Например, позвонить любимому.
Телефон - вот он, на тумбочке около кровати. Вытянувшись изо всех сил, Надя обнаружила, что не достает до него примерно полметра. Можно было бы подтянуть его, сделав импровизированное лассо... например, из простыни... если бы обе простыни не были так бездарно использованы в качестве памперсов. В отчаянии Надя бросила в телефон подушкой. Результат предсказуем - до аппарата уже шестьдесят сантиметров. Вторую подушку Надя кинула в стенку в безумной надежде, что она как-нибудь срикошетит и подтолкнет телефон. Но подлая подушка, в отличие от Нади, помнила законы физики и тихо осела вдоль стенки.
Следующие полчаса Надя бездарно проплакала, все-таки намочив матрац, хотя и с другой стороны. Потом тщательно осмотрела место заточнения и обнаружила на нем, кроме себя самой, еще один предмет - собственные трусики-стринги. Отчаянным усилием зацепила их большим пальцем ноги, подтащила к себе, разгрызла, завязала на конце петлю - получилось что-то вроде лассо.
Вообще-то между Надей и американским ковбоем на удивление мало общего. Но нужда - хороший учитель. После примерно трехсотого броска ей удалось зацепить телефонную трубку. Ура! - но любимый мотался где-то за пределами зоны сервиса, его сотовый не отвечал. А другие нужные телефоны находились в памяти Надиного сотового на столике в прихожей и были совершенно недоступны. Из тех немногих номеров, которые Наде удалось наскрести на дне своей хорошенькой головки, отозвался только один - любимый номер два. Но сказать ему, что она сейчас лежит голая в постели другого мужчины, и дать адрес этого мужчины... нет, лучше умереть. Надя прощебетала что-то о парикмахерской, в которой она якобы сидит, и положила трубку.
Что дальше? Телефон спасения - 911. Но это в Америке. В Москве тоже есть служба спасения, и ее телефон тоже кончается на 911, но перед этим идут еще четыре цифры. Вы их помните? И Надя не помнила. Ладно, есть советские 01, 02 и 03. Из этого набора Надя выбрала, как самую безопасную, скорую помощь. Та отозвалась довольно быстро. Ой, запричитала Надя, приезжайте скорей, мне так больно, так больно. Что болит? - поинтересовалась скорая. Живот, ответила Надя, инстинктивно стараясь врать поближе к правде. Скорая задала несколько вопросов о характере боли, на которые Надя отвечала наобум лазаря, и в результате был поставлен предварительный диагноз - аппендицит. Не волнуйтесь, сейчас приедем, сказала скорая. Только там дверь заперта, предупредила Надя, взломайте чем-нибудь. Мы вам что - слесаря? - возмутилась скорая. Сами встанете и откроете. У меня такие боли, я не могу встать, взмолилась Надя. Не валяйте дурака, оборвала скорая, с аппендицитом можно выползти в коридор и открыть дверь. Все, выезжаем. Постойте, не надо, закричала Надя, я пошутила. Скорая пригрозила штрафом за ложный вызов и отключилась.
Звонить в милицию Надя побоялась. Ей представились сухие строки протокола («обнаружена в беспомощном состоянии зацепления полового органа с матрацной пружиной... ») и реакция жены любимого, которая наверняка успеет придти до окончания разбирательства. Почему Надя не стала звонить пожарникам, я не знаю и придумывать не буду. Может, решила, что первым делом ее обольют из огнетушителя.
Еще полчаса отчаяния. Ей впомнились истории про лис и волков, перегрызающих себе лапу, чтобы уйти из капкана. Лапу грызть не требовалось, надо было разорвать всего-то полсантиметра плоти. Пустяк для существа, которое когда-то рассталось с девственностью и регулярно эпилирует себе все что можно. Надя зажмурилась и дернула тазом... Фигушки. Зря ее обвиняли в слабости на передок. Передок оказался чересчур крепок, а вот нервы - чересчур слабы. Лисицы из Нади не вышло, все рывки вылились в пять минут визга и маленькую капельку крови.
И тут, когда уже казалось, что выхода никакого нет и придется смиренно ждать прихода жены любимого (ох, какой ей будет подарок - не надо гоняться за разлучницей, вот она лежит готовая, хочешь фотографируй, хочешь патлы рви) - так вот, в этот отчаянный момент в Надином умишке всплыл еще один телефон. 04 - Мосгаз. Старушечьим голосом она прошамкала в трубку, что воть, у соседей пахнет запахом, а двери не открывають, а сама она сейчас уходить, так что хотите ломайте, хотите как.
На Надино счастье, подъехавшие газовщики действительно что-то унюхали, видимо вонючие простыни, и решились на взлом. Можете представить их реакцию, когда в пустой квартире они сначала услышали вопль «помогите», а потом обнаружили поперек голого матраца голую девицу, протягивающую к ним руки с видом Робинзона, наконец-то увидевшего корабль. Кусачки в их чемоданчике, конечно, были, так что собственно спасение заняло всего пару минут. Впрочем, весьма волнительных, особенно для того газовщика, который помоложе. У меня нет знакомых в Мосгазе, но думаю, что Надину историю там знают все и будут рассказывать новичкам еще очень долго.
Возможно, читатели будут разочарованы, но со спасителями Надя расплатилась не тем местом, которое они так самоотверженно спасли, а обыкновенными долларами с тумбочки. Хотя, если вспомнить, чем она эти доллары заработала, то разница не так велика. Оказавшись на свободе, она первым делом отправилась в салон пирсинга и сняла оставшиеся кольца. О случившемся, несмотря на свою болтливось, старается не рапространяться, так что знают эту историю только моя жена и я. Ну, и вы теперь тоже.
Среди моих знакомых есть девушка Дина. Бездонные карие глаза, черные кудри и некоторая избыточность форм, которая так нравится восточным мужчинам. Ненужные эмоции в сторону, Дина давно и счастливо замужем.
Когда-то она училась в университете, проводила там вечера в кафетерии за учебником и чашкой кофе и стала объектом назойливого внимания такого мужчины. Лет тридцати, предположительно араб. Точнее сказать сложно: университет находился в глубокой жо… провинции штата Иллинойс, славился вменяемыми ценами (это тогда, сейчас-то ничего вменяемого в американском высшем образовании не осталось) и охотно брал на учебу иностранных студентов независимо от их владения английским. Динин поклонник по-английски мог только поздороваться, а дальше выражал свой восторг причмокиванием, рисованием округлостей в воздухе и страстными речами на своем предположительном арабском, по-видимому принимая ее за свою. Дина здоровалась в ответ, а прочие знаки внимания игнорировала. В людном кафетерии и вообще на кампусе университета она чувствовала себя в безопасности.
Был, однако, в ее существовании один небезопасный момент – поездки к родителям на междугородном автобусе. Автобус приходил к университету затемно, однажды Дину уже ограбили на остановке, и с тех пор она просила кого-нибудь из однокурсников ее встретить. В один прекрасный день, сойдя с автобуса, она обнаружила на остановке своего араба, который схватил ее за руку и стал яростно куда-то зазывать, по всей вероятности не на концерт симфонической музыки. В этот момент появился встречавший Дину Макс, юноша баскетбольного роста и борцовской комплекции. Взглянув на него, араб погрустнел, отпустил Динину руку и растворился в ночи.
Этим дело не кончилось. В следующий раз маленький гигант большого секса пришел к автобусу не один. Он прихватил еще одного араба, то ли ради паритета сил, то ли в качестве переводчика. Они взяли Дину под руки с двух сторон. Воздыхатель что-то ей впаривал по-арабски, напарник перевел это сумбурной речью, в которой в разных комбинациях повторялись «Абдулла», «красивый дэвушка» и «немножко веселиться».
Дина с тоской оглядывалась на ведущую к кампусу дорожку. В этот день Макс был занят, встречать ее должен был тщедушный ботаник Айзек, который никак не мог противостоять двум арабам и к тому же опаздывал.
И вот Айзек наконец появился. Увидев, что Дину куда-то уводят два мускулистых тела явно не с мирными намерениями, он растерялся. Или, как сам он впоследствии уверял, как раз НЕ растерялся. Во всяком случае, выдал единственно верную в данной ситуации реплику. – Дина, – воскликнул он, – куда же ты? Иди сюда, мы опаздываем В СИНАГОГУ!
Услышав это страшное слово, напарник что-то сказал воздыхателю, оба в ужасе отпрянули от Дины и позорно сбежали. Больше герой-любовник ее не беспокоил. Наоборот, случайно встретив ее на кампусе, он переходил с шага на бег, причем в противоположную от Дины сторону.
Случилось где-то в середине 90-х с соседкой по даче. Прикольная тетка, ее дочкам было тогда примерно 4 и 7, мужа выгнала, работала костюмершей в театре. Я их иногда подвозил до города. Однажды я не приезжал, в следующие выходные увидел ее, спрашиваю, как, мол добрались. Вот она и рассказала, дальше от ее лица.
Хреново добрались. Пока ехали автобусом на станцию, смотрю, у старшей температура. То ли продуло, то ли перегрелась на солнышке. Младшая вроде здорова, но устала и капризничает. Вползаю на платформу, на спине рюкзак, на пузе старшая, в руке корзина, на корзине малая висит. Там новый сюрприз: народу на платформе не протолкнуться, предыдущую электричку отменили, следующая проходящая, идет битком. Впихнули нас в вагон, стоим со всех сторон зажатые, и чувствую, что не доеду я так до города, просто не доеду, помру и все. Смотрю на сидящих, может уступит кто, и вижу, что не уступят. Это видно по лицам, все злые, взгляды отворачивают, наверно у них был скандал в вагоне, и вообще тяжело, ехать часа два, жара страшная. Ну что делать?
А, была не была. Набираю побольше воздуха и на весь вагон завожу: - Граждане пассажиры, простите, что я к вам обращаюсь, сами мы не местные, с дачи едем, одна дочка больная, другая маленькая, будьте добреньки, граждане пассажиры, - делаю паузу и совсем уже криком, - уступите кто-нибудь место, очень посидеть хочется!
Не поверишь, полвагона встало! Посадили нас и еще одну семью с детьми. И еще пяток бабок под шумок сели. И лица у всех разгладились, дальше уже ехали с улыбками, совсем другая публика стала в вагоне. Вот так, главное людей с колеи сбить, они тогда опять людьми становятся.
Во времена моего студенчества с нами тусовалась одна удивительная девушка, Соня Гоф. Ее мать была обычной московской еврейкой, а отец - прогрессивным деятелем из Черной Африки, незадолго до Сониного рождения высланным за какие-то грехи обратно в джунгли. Родительские гены смешались в Соне самым восхитительным образом: копна черных кудрей а-ля Анджела Дэвис, очень темная кожа и при этом тонкие и правильные европейские черты лица. Фигурка у нее тоже была выдающаяся, особенно в области первых и вторых 90, но не вульгарно выдающаяся, а в самый раз. В общем, родись Соня в более подходящей стране и будь сантиметров на 10 повыше, никто бы никогда не узнал о Наоми Кэмпбелл. Помимо красоты, она отличалась еще большой раскованностью и при подходящем случае охотно демонстрировала свое тело.
Однажды у нас в институте устроили конкурс студенческой самодеятельности. Не КВН: старого КВНа тогда уже не было, а нового еще не было, но что-то подобное под названием "Весна на факультетах". Соня с нами не училась, из участников самодеятельности ее знали только я и еще один парень, но не использовать на представлении такую фактуру было бы смертным грехом. Привели, показали. Все пришли в восторг, тут же сочинили шибко оригинальный сюжет о том, как профессор, аспирант и студент попадают в плен к людоедскому племени, написали текст, основанный на древних студенческих анекдотах.
"Дикарей" одели в обтягивающие черные трико и набедренные повязки из мочала, лица и руки тщательно замазали гримом. Вождя племени играл Боря Мебель, двухметровый губастый парень, явно потомок одесских биндюжников. Когда его выкрасили, вышел такой роскошный вождь, что хоть сейчас отправляй в Африку резать хутту. Остальные туземцы тоже неплохо получились.
Гвоздем номера стал финальный танец туземных девушек в исполнении Сони и еще двух девчонок. Соня, чтобы полностью использовать свои природные данные, даже не стала надевать трико, только лицо подкрасила, чтобы не блестело от пота. С самого начала было заметно, что зрители не столько слушают наш гениальный текст, сколько пытаются рассмотреть Соню, скромно стоявшую за спиной вождя. А уж когда загремели тамтамы и она выскочила на авансцену в одной набедренной повязке и куске мочала, условно прикрывающем верхние 90, и начала всем этим ритмично потрясать - зал встал и стоя аплодировал до конца номера.
Мы со свистом выиграли первое место и тут же за кулисами, одевшись, но не разгримировавшись, начали его отмечать. По причине молодости и отсутствия опыта в обращении со спиртными напитками очень быстро наотмечались до состояния Бориной фамилии. Боря, однако, и в этом состоянии не утратил ответственности за свое племя, сгреб в охапку всех трех девушек, затолкал в такси и привез к себе домой. Его еще хватило на то, чтобы дотащить их до двери, позвонить и сказать: "Мама, это мы", после чего он рухнул без чувств, погребая под собой давно бесчувственных девушек.
Утром Боря проснулся в своей постели, раздетый и отмытый от грима. Головка бо-бо, во рту и-го-го... ну, не буду вдаваться в подробности. Кое-как встал и поплелся на кухню объясняться с мамой.
Мамино лицо вместо ожидаемого праведного гнева выражало растерянность и недоумение, словно она только что увидела Барабашку. - Боренька, - робко сказала мама, - мы с папой вас вчера раздели и уложили, только решили умыть, чтобы вы простыни краской не перепачкали. Тебя отмыли, двух девочек отмыли, а третью терли-терли, терли-терли... не отмывается, хоть ты убей. Вон она, на коврике спит. И что это за краска такая?
Фитнес-центр. Немолодой банкир пытается сгонять вес под руководством персонального тренера. В зал впархивает обалденная блондинка. Банкир, оглядывая длинный ряд тренажеров, спрашивает тренера: - Том, какой из этих машин мне лучше воспользоваться, чтобы привлечь ее внимание? - Я бы рекомендовал банкомат в холле, сэр.
У моего брата две дочки, в четвертом классе и во втором. Когда они смотрели фильм «Один дома» (который, кстати сказать, снимался у нас на Чикагщине), то удивленно спросили, как это можно забыть дома ребенка? Мама заверила их, что это кино, в жизни подобного не бывает и уж точно никогда-никогда не может случиться в такой семье, как наша. Это правда, Лина чрезвычайно ответственная и заботливая мамаша, половину анекдотов о еврейских мамах можно смело рассказывать про нее. Но жизнь полна сюрпризов.
В воскресенье утром они всей семьей должны были ехать в школу на концерт, в котором участвовала старшая. С завтраком несколько подзадержались, опаздывают. Лина командует: «Дети, быстро в машину!». Дети послушно бегут в гараж, садятся на заднее сиденье. Родители лихорадочно допивают кофе, собирают сумки, коих миллион, запрыгивают на передние сиденья, вжжик – унеслись.
Через три минуты на Линин сотовый приходит одновременно два вызова. Один от подруги, которая ни при чем и чисто случайно позвонила в это время, на другом написано Home. У меня есть ключи от их дома, и Лина решила, что это я приехал и звоню. Она выбрала ответить не деверю, а подруге, не будем ее за это винить.
За разговором с подругой подъехали к школе. Дети, вылезайте! – а в ответ тишина. Лина оборачивается, чтобы посмотреть, что делают дети, и видит, что дети ничего не делают и вообще отсутствуют в машине как класс. Как второй класс, а также как четвертый. А-а-а-а, спасите-помогите, мы где-то потеряли детей! Лина в панике звонит домой. Старшая дочь поднимает трубку, слава богу, все живы, ничего не случилось.
Разгадка. Машин в семье две. Дети сели в мамин минивэн, на котором обычно ездят в школу. Пристегнулись, заспорили о чем-то и вдруг услышали хлопки дверей и шум мотора не внутри машины, а рядом. Подняв глаза, едва успели увидеть, как уносится вдаль папина SUV (на которой обычно ездят, если за рулем папа) и закрывается за ней дверь гаража...
Счастье еще, что американский гараж - это не хорошо укрепленное отдельно стоящее строение, как в России, а сообщающаяся с домом пристройка. Так что дети не пострадали. Первые слова старшей, когда она сняла трубку: - Мама, помнишь, ты говорила, что не сможешь забыть ребенка, как в «Один дома»? У тебя получилось! Сразу двух! Ты все можешь!
У знакомого знакомых, молодого, но уже довольно известного физика-теоретика, рядом с домом растет неслабых размеров дерево. После пронесшегося над атлантическим побережьем урагана огромная ветка, нависавшая прямо над крышей, начала угрожающе скрипеть и потрескивать. Стало ясно, что ее нужно срочно спилить. Чтобы упавшая ветка не повредила дом, требовалось очень точно рассчитать траекторию падения, место и направление распила.
В субботу утром физик приступил к делу, позвав на помощь двоих соседей. Дело происходило в аспирантском поселке университета Стони-Брук, поэтому неудивительно, что один сосед тоже был физиком-теоретиком, а другой - математиком, специалистом по теории множеств.
Чтобы вычислить массу криволинейной ветви переменной толщины, пришлось взять несколько не очень сложных интегралов. Затем в расчет добавили более тонкие ветки. Учли силу и направление ветра, сопротивление воздуха, коэффициент упругости древесины, крутящий момент, дивиргенцию и ротор. Стопка бумаг на кухонном столе быстро покрывалась формулами. Увлекшись, стали выводить универсальное уравнение, описывающее поведение ветки произвольной конфигурации в N-мерном пространстве. Незаметно стемнело.
Вечером следующего дня жена физика, отчаявшись заставить мужа перейти наконец от теоретических выкладок собственно к пилению, позвонила в озеленительную контору. Приехали два неграмотных мексиканца, безо всяких предварительных расчетов аккуратненько отпилили ветку, получили 50 долларов за труды и уехали, оставив хозяйку в печальных раздумьях о природе непреодолимого барьера между теорией и практикой.
Три теоретика даже не заметили ни появления рабочих, ни исчезновения ветки. Они давно перешли от кухонного стола к компьютеру хозяина, куда перенесли все сделанные расчеты. Оказалось, что выведенная вчера формула после небольших преобразований прекрасно описывает не объясненные до сих пор странности в поведении некоторых элементарных частиц. Тема тянула как минимум на статью в научном журнале, а как максимум - на грант в пару миллионов долларов.
Мой друг Леша в советские времена был инструктором по горному туризму, водил группы на Кавказе. Вспомнился один из его рассказов, потом объясню почему.
Группа сидит на турбазе, Леша травит альпинистские байки, одна чернее другой. То у него кто-то погиб в лавине, то плохо закрепился и летел пятьсот метров в пропасть, то застрял в расщелине и у него, пока тащили, живьем оторвали руку. Новичков полезно иногда попугать, чтоб не расслаблялись на маршруте. Тут заходит незнакомый человек и просит гитару. Леша протягивает, тот берет, и все видят, что у него на правой руке нет трех пальцев.
– Где пальцы, друг? – спрашивает Леша исключительно в воспитательных целях. – В лавине отморозил пять лет назад, – максимально пренебрежительным тоном отвечает мужик. – Ерунда, даже не почувствовал. Чуть зажило и через месяц опять в горы. – Как же ты играть будешь? – Да я не себе. У нас Виктор гитарист. – А чего он сам не пришел? – Не может, – отвечает мужик тем же пренебрежительным тоном. – Он утром ногу потерял. Мы его до базы на руках тащили.
Новички-туристы смотрят на него глазами по шесть копеек, и верят, и не верят. – Как потерял? – спрашивает один. – Совсем? – Не знаю. Она в ущелье упала, ребята сейчас ищут. Может, найдут. – А можно на него посмотреть? – А пошли. Заодно музыку послушаете.
Вся толпа вваливается в соседний номер. На кровати сидит парень в спортивных штанах, веселый, слегка нетрезвый, одной ноги нет по колено. Берет гитару и начинает играть Визбора, только вместо слов "Я сердце оставил в Фанских горах" поет "Я ногу оставил...". Туристы робко подтягивают, окончательно убедившись, что альпинисты – это особая порода сверхчеловеков, которые разбрасываются конечностями направо и налево, не обращая на такие пустяки ни малейшего внимания.
Через два часа концерта возвращаются ребята, которые ходили искать Витину ногу. Они ее нашли. Протез. Настоящую он потерял еще пять лет назад, в той же лавине, в которой его друг лишился пальцев.
Сейчас бы старчески побрюзжать, что давеча люди были не те, что нонеча, и теперь таких не делают. Вот только историю эту я вспомнил после очередного срачика в интернете. Кому-то показалось неэтичным название дневника Паралимпиады – «Одной ногой в Токио». Я почитал про ведущего этого дневника, он мне нравится. Парню 30 лет, сам пловец-паралимпиец, ногу потерял в армии, живет на полную катушку, ведет блог, в котором вовсю стебется над собой и над соведущей-колясочницей. Вполне одной породы с Виктором и его другом. И на Эльбрусе кстати побывал.
Когда дети были поменьше, мы в Хэллоуин собирались вечером несколькими семьями, гасили свет и по очереди рассказывали страшные истории. Кто страшилки про черную руку из детства, кто из книг, а кто и из жизни. Вот один товарищ рассказал.
Они вчетвером возвращались осенью с рыбалки. Где-то на Украине. Навигаторов еще не было. Чтобы срезать, свернули на незнакомую грунтовку и заблудились. Стемнело, машина несется через лес, впереди вихляется какой-то грузовик без задних огней, фары выхватывают из темноты то корявый пень, то куст, похожий на привидение, то вообще непонятно что.
Тут навстречу пролетает со свистом что-то большое и крылатое. То ли птица, то ли летучая мышь, но странная, туловище слишком жирное для такого размаха крыльев. Потом еще одна. Следующая с громким стуком разбивается о лобовое стекло, оставляет на стекле кровавое пятно. И еще одна, и еще, уже вся лобовуха в кровавых потеках, кажется, следующая разобьет стекло, плохо видно, куда ехать. Потом трупы этих птиц начинают попадаться на дороге, все чаще и чаще, их уже так много, что водитель не успевает объезжать, они с треском лопаются под колесами, машину ведет. Водитель останавливается, пытается выйти, поскальзывается на мертвой птице и падает с криком ужаса. Остальные выскакивают из машины, пускаются бегом в лес, но рассказчик, преодолев страх и отвращение, останавливается и поднимает за крылья одну птицу, чтобы рассмотреть поближе.
Это были не птицы. Это была гнилая свекла, которая сыпалась из грузовика. В темноте ботва казалась крыльями.
Не бойтесь ничего. Все наши страхи в итоге оборачиваются гнилой свеклой.
Как-то случился у меня приступ почечной колики. Это когда камню надоело сидеть в почке, и он с боями прорывается сквозь мочеточник наружу. Боль адская. Кто пережил, может потом грешить напропалую, всё равно адские котлы и раскаленные сковородки новых ощущений уже не добавят.
Никакие таблетки от этой напасти не помогают. Либо скорая, либо горячая ванна. В кипятке мочеточник расширяется, камень продвигается на следующий плацдарм и дает краткую передышку.
А мы тогда снимали квартиру, и ванна была нестандартная. Очень мелкая. Получалось погрузить только пятую точку, а область почек никак. Видимо, прежние жильцы родную ванну угробили и поставили взамен что подешевле. А управляющей компании плевать, по квитанции ванна белая с рыжими пятнами одна и в натуре тоже одна, всё сходится.
Делать нечего, звоню соседям, Паше и Маше. Так и так, у вас ванна нормальной глубины? Можно окунуться? Да не вопрос. Пришел, Маша дома одна, муж на работе. Набрал кипяточку, сварился, стало полегче. Собрался домой, звонить в скорую. Паша к тому времени вернулся и пошел со мной для моральной поддержки.
Сидим ждем машину, вдруг Паша начинает смеяться. – Ты чего? – спрашиваю. – Да я представил, как завтра буду рассказывать мужикам на работе: прихожу домой, дома жена в халатике и голый сосед в ванне плещется. И я этого соседа даже пальцем не тронул. Абсолютная правда ведь, а что обо мне подумают? – А ты не рассказывай, что пальцем не тронул. Говори, что сосед после этого ссал кровью и поехал в больницу. Тоже абсолютная правда.
Как известно, хорошая собака выполняет 100 различных команд хозяина, а кот может выполнять до 500. Но не хочет. Кот – древнее и неприкосновенное животное, его не заставишь делать что-то против его воли.
У знакомой четверо котов. Всё, что они делают не совсем стандартного – дружно встают на задние лапы (ну как на задние - принимают вертикальное положение насколько могут), если поманить их кусочком еды. Казалось бы, дешевейший трюк, ерунда, не достойная упоминания. Однако хозяйка котов – адвокат и умеет извлекать максимум из обстоятельств.
Она научила котов делать это по команде All rise, то есть «Встать, суд идет!». Заходящие в гости коллеги-юристы неизменно приходят в восторг, снимают встающих котов на видео и считают их умнейшими животными, а хозяйку – лучшей дрессировщицей в округе.
Почему-то русские, в отличие от других народов, гордятся не соблюдением правил, а их нарушением. Ну кто еще станет с гордостью демонстрировать гаишные протоколы и сравнивать, у кого зафиксированная скорость выше? Сейчас на помощь хвастунам пришел технический прогресс, помощь гаишников уже не нужна. У всех есть GPS-навигаторы, а в них имеется такая полезная функция - автоматическое запоминание максимальной скорости движения.
В одной изрядно подогретой компании зашел разговор о быстрой езде. Да я - да у меня - да что ты гонишь, твой рыдван вообще 250 не делает - а я с горки - ну, с горки у меня и 300 было - и так далее. Слово за слово, побились об заклад. Выложили на стол по зеленой сотне и пошли за навигаторами - у кого зафиксированная скорость выше, тот весь банк и заберет.
А в компанию затесался тихий интеллигент по имени Олег. Когда начали делать ставки, он тоже достал свою сотню. На него покосились: все знали, что машина у него явно не из конюшни МакЛарена, убитая японка лет двадцати от роду. Но если человек добровольно хочет пожертвовать обществу сто баксов, кто станет возражать?
Принесли навигаторы, начали сравнивать. 220 - 230 - 235 - а чего у тебя 180? - да я на днях показания сбросил - 250 - 250 - О, Шумахер! 275. И тут Олег достает свой прибор и показывает цифру. 824 км в час! У всех отпадают челюсти, но деваться некуда, спорили именно о показаниях датчика. Олег с достоинством забирает выигрыш. Впоследствии, как и ожидалось, основную часть пропили.
Когда расходились, кто-то тихонько спросил: - Олег, ты что, навигатор хакнул? Они ж вроде не хакаются. - Да нет. Я его однажды в самолете включил.
У княжества Лихтенштейн с 1868 года нет армии. А до того была, и была, наверное, единственной армией в мире с отрицательным уровнем потерь. В 1866 году Лихтенштейн участвовал в австро-прусской войне на стороне Австрии. Они послали на войну отряд из 80 человек. Вернулся 81: на обратном пути лихтенштейнские воины подружились с заблудившимся австрийским солдатом и забрали его с собой.
Рассказал друг, который увлекается горным туризмом.
Застойные годы, середина июля, утро. Терскол (это в Приэльбрусье, кто не знает). Группа сидит в холле турбазы, собирается на маршрут. Ждут проспавших, последний раз подтягивают снаряжение. Тут сверху спускаются две дамочки, которых в этот суровый край могло занести разве что нуль-транспортировкой. На них пляжные халатики, резиновые шлепанцы и соломенные панамы. В сумках угадываются надувные матрацы и полотенца. Одна обращается к обалдевшим туристам: - Мальчики, море в какую сторону? - Э-э... дык... так нету тут моря-то. Другой турист: - Есть вообще-то. Километров двести, если по прямой. Тетка: - Да что вы нам голову морочите! Мы из самой Сибири ехали, чтоб в море покупаться. Это же Терскол? У нас прямо в путевках написано, что турбаза на море. Так, это уже интересно. Путевки все видели тысячу раз, что там написано - знают. Тетки достают путевку, поворачивают ее обратной стороной, где описание местности, тычут пальцем в какую-то строчку: "Вот, сами читайте!"
Там написано: "Турбаза расположена на высоте 2500 метров НАД УРОВНЕМ МОРЯ".
Незадачливые курортницы потом пытались качать права в администрации, но денег за путевки им не вернули. А вот случись что-нибудь подобное здесь в Америке - пожалуй, что и вернули бы. Тут к идиотизму клиентов относятся с уважением.
Знакомая рассказала. В чат детсадовской группы приходит сообщение от воспитательницы: «Завтра у нас концерт ко Дню народного единства и фотосессия. Просьба одеть детей в народную одежду».
Мамы уже ко всему привычные. Фотосессия так фотосессия. Весь вечер шьют детям сарафаны и косоворотки, мастерят из бумаги картузы и кокошники. Утром воспитательница видит этот филиал ансамбля «Березка», офигевает и спрашивает, чего это всех вдруг ударило скрепами по голове. Мамаши: – Ольга Петровна, вы же сами написали: привести детей в народной одежде. – Проклятая автозамена! Не «народной», а «нарядной»!
В 1990-х годах жидобандеровское начальство свежевозрожденной Киево-Могилянской академии ввело в учебный план курс истории евреев Восточной Европы. Проще говоря, был получен грант на преподавание этого предмета от какого-то израильского агентства.
К предмету никто всерьез не отнесся, не исключая и преподававшего его профессора Фридлянда. Конспект вела только записная отличница Сонечка, остальные в лучшем случае играли на лекциях в морской бой. Перед сессией профессор объявил: - Зачет 26 декабря в 9 утра. Конспект возьмете у Сонечки, там есть вся необходимая информация. Сами распределите темы между собой. Время прихода тоже распределите, чтобы не создавать толпу. Придираться не буду.
Сонечка (от которой и дошла до меня эта история) незадолго до зачета пообещала своему молодому человеку выяснить один нужный ему адрес. Узнала, записала в первой попавшейся тетради, продиктовала парню и забыла об этом. Затем она получила зачет автоматом, отдала однокурсникам конспект и с легким сердцем укатила к родителям в Жмеринку.
Сокурсники раздербанили конспект по темам (порадовавшись тому, что аккуратная Сонечка начинала каждую лекцию с нового листа) и обнаружили на последней странице надпись крупными буквами: "Зачет 26 декабря в 9:00". И строчкой ниже: "Ул. Тургеневская, 40. Посольство Ватикана". Никого это особенно не удивило, академия находилась в периоде становления и арендовала аудитории в самых неожиданных местах. Посольство Ватикана не сильно выбивалось из общей картины.
В 9 утра заспанный студент, вытянувший жребий отвечать первым, постучался в двери посольства. - Вы к кому? – спросил не менее заспанный дежурный. - К профессору Фридлянду. - Что-что? - встрепенулся дежурный. - Повторите. - Я к профессору Фридлянду, сдавать зачет по истории евреев Восточной Европы. - Вы ошиблись адресом, молодой человек. - Не может быть. Это же посольство Ватикана? - Да. - Ну вот. Профессор Фридлянд должен принимать здесь зачет. - Профессор Фридлянд? - Да. - По истории евреев? - По истории евреев. - Восточной Европы? - Именно Восточной. - В посольстве Ватикана? Вы издеваетесь? Я бы еще мог понять, если бы вы заявились в посольство Израиля или Польши. Но Ватикан? Ватикан-то тут при чем? - Послушайте, - чуть не плача сказал студент. – Я же не просто так. У меня все записано. Я же без зачета останусь, и непонятно, когда его пересдавать. Пропустите меня, или я за себя не отвечаю!
Дежурный вызвал охрану. Дебошира вывели. Дежурный перевел дух и налил себе чаю. И тут в дверь постучался второй студент.
Третьего посетителя дежурный встретил ехидной улыбкой: - Вы тоже к профессору Фридлянду? - Да. - Сдавать историю евреев Восточной Европы? - Да-да. - Убирайтесь отсюда! – изменившись в лице, заорал дежурный. – Не знаю, сколько вас там еще, но проваливайте все к чертовой матери вместе с вашим профессором! Или я вызываю милицию.
Четвертого и последующих посетителей на дверях посольства встречал рукописный плакат: "Профессора Фридлянда здесь нет и никогда не было. Каждый, кто о нем спросит, будет арестован за хулиганство". Тем не менее с интервалом в 15 минут в посольство стучался очередной студент и уточнял, действительно ли профессор Фридлянд сегодня не принимает.
... а в это время профессор Фридлянд сидел у себя на кафедре и недоумевал, почему все студенты опаздывают на зачет. Через час он понял, что это не опоздание, а злостный саботаж. Через два часа дозвонился до старосты группы. - Профессор, - ответил староста, - мы честно приходили в посольство Ватикана. Я лучше не буду вам рассказывать, что нам там сказали.
... дежурный посольства пил чай, утирал пот и радовался тому, что непонятное нашествие леммингов наконец кончилось и можно отдохнуть. И тут раздался звонок. - Здравствуйте, - произнес приятный баритон. – Это посольство Ватикана? С вами говорит профессор Фридлянд. Меня тут никто не спрашивал?
Сидели студенты в общаге и от нечего делать затеяли предсказывать будущее. Условились, что каждый о каждом напишет что-то вроде краткой биографической заметки: где жил, кем работал, какая семья, когда и от чего умер.
Уже на второй анкете я понял, что получается невыносимо скучно. В самом деле, какие варианты можно было написать, если придерживаться реалистического сценария? Женился в 22 или в 30. Детей один или два, три уже вряд ли. Должность от простого инженера до начальника ВЦ, если очень повезет. Пенсия в 60. Умер в 70 или 80, от рака или инфаркта. Тоска смертная.
И я стал сочинять биографии, не сообразуясь с реальностью. Кому-то придумал писательскую карьеру, кому-то пять разводов, кому-то десять детей. Способы смерти позаимствовал из кино: умер от облучения после производственной аварии («Девять дней одного года»), убит бандитами («Место встречи изменить нельзя»), погиб в бою (любой фильм о войне).
Ребята прочитали и подняли меня на смех: ты что, забыл, в какое время живешь? Здесь уже лет 30 не происходит ничего интересного и больше никогда не произойдет. Всегда будет Брежнев, съезды КПСС, очереди и 120 рублей зарплаты. Какая авария на производстве, какие бандиты, какая война, о чем ты вообще?
Это был 1982 год. До повсеместных бандитских разборок оставалось лет 10, до аварии на Чернобыльской АЭС – четыре года. Но эта история не о том, как хорошо было при СССР и как плохо стало потом. Нет. Это был 1982 год. Уже три года шла афганская война, на которой гибли наши ровесники. Эта история о том, какими мы были прекраснодушными дебилами, ничего не видевшими вокруг себя.
Дело было лет 15 назад, когда сотовые телефоны и интернет уже существовали, но по отдельности, и еще не захватили наше сознание целиком.
Манхэттен, контора по продаже то ли акций, то ли страховок, то ли вообще советов о том, куда вложить деньги. То есть товар может и выгодный, но не первой необходимости. Один жирный клиент может сделать месячную прибыль, но найти такого клиента нелегко, а упустить проще простого. Утром понедельника в контору заходит хорошо одетый мужчина лет тридцати. Секретарша Анечка просит его подождать и бежит в заднюю комнату звонить шефу: – Вы скоро появитесь? Тут клиент пришел. – Какого дьявола? Я только проснулся. Он через два часа должен прийти. – Он говорит, вы ему на девять назначили. – Ну да. Вчера же перевели часы. Девять по-новому – это десять по-старому, через два часа. – Их не туда перевели. Девять по-новому – это восемь по-старому, через пять минут. Он уже здесь. – Ах я старый болван! Сидим тут вдвоем с женой, телевизор не смотрим, все часы перевели не в ту сторону. Сейчас выезжаю, но это же полтора часа. Он же уйдет. Это же жирный карась, такой жирный карась, я второго такого еще год не найду. И пунктуальный, собака. Анечка, миленькая! Делай что хочешь, хоть стриптиз ему покажи, хоть минет сделай, но чтобы он меня дождался. Век не забуду, премию выпишу в два оклада. Нет, в три.
Анечка возвращается в приемную, но как выполнить возложенную на нее миссию, не знает. Поит клиента кофе, пытается занимать разговорами, но он отвечает односложно, всё чаще поглядывает на часы и вскоре встает.
– Не уходите, пожалуйста! Шеф вот-вот будет, – умоляюще говорит Анечка и в волнении расстегивает пуговку на блузке. – Вам жарко? – насмешливо спрашивает клиент. – Ну, это, пожалуй, аргумент. Еще минут пятнадцать у меня есть. Продолжай.
Анечка как может медленно расстегивает блузку и лихорадочно соображает, что делать дальше. Пуговиц такими темпами хватит минут на пять. Еще пять клиент полюбуется ее грудью в бюстгалтере, еще можно снять чулки, а потом? До прихода шефа так не продержаться, а снимать юбку или лифчик, тем более отдаваться на офисном столе она не готова ни за какие коврижки.
– Я так не могу, – говорит Анечка. – А что ты предлагаешь? – Ну, как-нибудь не так прямо. Поиграть. – В покер на раздевание? Можно. Карты есть? – Нету... – Тогда я пошел. – Стойте! А кубики подойдут? – Игральные кости? Подойдут, тащи.
Анечка приносит красиво инкрустированную коробку с нардами. Шеф родом из Самарканда, у него подобных сувениров полный кабинет. – Вот, тут внутри есть кубики. – Шеш-беш? – заинтересованно спрашивает клиент. – Сто лет не играл. Умеешь? – Немножко. Шеф научил, мы иногда играем, когда нет посетителей. – Тогда короткую на твою кофточку. – А если я выиграю, то застегиваю обратно все пуговицы. – Не выиграешь. Шеш-беш мужская игра, тут аналитический ум надо иметь. Расставляй.
Через полтора часа в приемную вбегает взмыленный шеф, попавший по пути в пробку и собравший все штрафы с автоматических дорожных камер. Клиент и секретарша, раскрасневшиеся, но полностью одетые, азартно кидают кубики и передвигают шашки. – Извините за опоздание, – говорит шеф. – Пройдемте в кабинет, я вам всё расскажу. – Не мешай! – клиент в запале не замечает, что перешел не только на ты, но и на совсем другую лексику. – Будь другом, потерпи пять минут. Эта прошмандовка ведет 8:7, я должен ей показать, кто в доме хозяин.
Анечка получила не только премию, но и приглашение на свидание от клиента. Красивые девушки с аналитическим умом на дороге не валяются.
Одна славная женщина переехала жить в Израиль, в маленький городок под Беэр-Шевой. Вдова с маленьким сыном. Так тогда сложилась жизнь, что другого выхода не было. Наполовину русская, у сына соответственно семитской крови только четверть, а семитской внешности - ни на грош, светленький и курносый в покойного папу.
Когда мальчик пошел в школу, выяснилось, что быть светлым и голубоглазым в классе, в котором остальные пятнадцать учеников смуглые и картавые, нисколько не лучше, чем наоборот. А быть маленьким и хилым плохо везде. Пацана затравили конкретно. Каждый день приходил из школы в слезах, а когда научился не плакать, стал приходить с синяками. Мама синяки видела, но сделать ничего не могла. Денег на частную школу или переезд в другой район не было, а жаловаться учителям мальчик запретил. Сказал, что справится сам. Но что-то у него не очень получалось.
Через несколько лет матери предложили стажировку в США. За стажировкой последовал годовой контракт, потом еще один... в общем, они живут в Штатах до сих пор. На американских харчах парень вдруг начал расти и крепнуть (я не хочу сказать, что американские харчи хоть чем-то лучше израильских, это просто фигура речи). К тринадцати годам перерос маму, здорово раздался в плечах. В придачу к неожиданно попершим природным данным серьезно качался в спортзале. Нарастил мускулы, стал капитаном школьной команды по американскому футболу. Случались и практические занятия по части начистить кому-то рыло, райончик был не из самых фешенебельных.
И тут матери понадобилось съездить в тот городок под Беэр-Шевой, чтобы решить какие-то бюрократические вопросы. Сына она взяла с собой. Всю поездку парень безвылазно просидел в гостинице. Утром в день отъезда вдруг сказал: "Мам, я пойду погуляю". Вернулся почти к самолету, пряча кулаки в рукавах футболки, но очень довольный.
Прогулка выглядела следующим образом. - Йоси, привет! Ты меня помнишь? - Не-а. - Я Артур, учился с тобой во втором классе. - А-а. Привет. - Помнишь, как ты дразнил меня русской свиньей? - Помню. Гы-гы... На третьем "гы" Йоси получал правый прямой в челюсть и отправлялся на газон собирать зубы. Сценарий повторился 11 раз практически без отклонений, разве что иногда правый в челюсть дополнялся пинком по копчику. Четверых бывших одноклассников на их счастье не оказалось дома.
Матери сын о сути прогулки ничего не сказал. Раскололся только через год, когда приехала в гости подруга матери из того городка. Ее сын, тоже славянской внешности, но лет на семь младше, пошел в ту же самую школу. Одноклассники с первого же дня относились к нему ну очень уважительно.
На исдохе советской власти я работал в вычислительном центре одного ведомства, которое за давностью лет называть не буду. И случилось мне лечиться в ведомственной больнице. Обстановка там была почти домашняя, сестры и нянечки относились к больным, особенно к лежавшим не в первый раз и подолгу, как к близким родственникам. Не удивительно в общем-то: работой они дорожили, у нас и зарплата была повыше, чем в городских больницах, и публика почище. Больные отвечали взаимностью.
Если с утра из коридора доносилось звонкое: "Мальчики, готовим попочки!", обитатели палаты радостно переглядывались: Лиза дежурит! У нее была легкая рука, уколы в ее исполнении выходили не такими болючими, как у других, а клизмы - не столь унизительными.
Несмотря на общую романтическую обстановку, приударить за ней никто не пытался: Лиза, чуть ли не единственная в отделении, была счастлива в браке и не упускала случая об этом напомнить. Любой разговор она так или иначе сводила к своему Коле: что он ест, и какие передачи смотрит, и не пьет почти, и руки золотые, и с детьми возится (у них было два мальчика, лет пяти и совсем маленький), и с утра, пока все спят, натрет картошки для дерунов, и даже полы моет.
Вскоре, правда, выяснилось, что работает ее сокровище вахтером на нашем же ведомственном заводе, и еще четверть своей невеликой зарплаты платит в виде алиментов первой жене. Так что Лиде приходилось брать дополнительные дежурства, и "готовим попочки" звучало в отделении куда чаще, чем сутки через трое.
Однажды к нам поступил новый больной, Сергеич. Начальник средней руки, страшно словоохотливый, заговорил всех до полусмерти. Когда Лиза в очередной раз похвасталась мужем (на сей раз он починил соседке утюг), Сергеич ее перебил:
- Расскажи лучше, Лизавета, где ты с ним познакомилась. Поделись, где таких берут. Вот все говорят, что перевелись настоящие мужики, а ничего они не перевелись, просто места надо знать.
- Да здесь же, в больнице. Я в травме работала. А они с дружком на дачу ехали, пьяные оба. Ну, дружок на ногах не устоял и сковырнул его с платформы. А там поезд.
- Вот повезло человеку! - засмеялся Сергеич. - Напился, под поезд попал, а тут такая красавица. Вот выпишусь и тоже сигану на рельсы.
- Не советую - сухо, почти без интонации ответила Лиза. - Ему обе ноги отрезало. Под корень.
В палате стало тихо. Новички, впервые слышавшие эту историю, молчали, потрясенные, а старожилы с осуждением смотрели на Сергеича. Тот встрепенулся:
- Лизавета, да как же ты так? Ты что же, получается, за безногого вышла? Да ты у нас, оказывается, герой, Лизавета! Маресьев! Про тебя в газетах надо писать. Только ты что же? Пожалела его, убогого? Или что?
- Пожалела, да. Только не сразу. Это когда к нему жена пришла. Один раз только и навестила. Заявление принесла на развод. Он подписал, а вечером смотрю - плачет. Ну как так можно с человеком? Вот тогда и пожалела. А потом еще раз пожалела, и еще. У нас там перевязочная на ключ запиралась, удобно жалеть. А потом думаю - куда его выписывать? Не к матери же в деревню. Директор его обратно на завод взял. Денег только мало. И только устроился - приходит от этой исполнительный лист. Вот вы скажите, Иван Сергеич, зачем ей наша тридцатка? Они с новым мужем на север уехали, тыщи зашибают. Нет, говорит, пускай платит, раз по закону положено.
- Это кем же положено? - возмутился Сергеич. - Нет такого закона, чтобы с безногого инвалида алименты брать. Лизавета, пиши письмо в прокуратуру, мы поддержим. Тем более, что у вас свои дети есть, тоже небось есть просят.
- Гамбургеры они просят, - слабо улыбнулась Лиза, - только где ж их укупишь. Поокрывали кооперативов на нашу голову. Писала я, отвечают - все правильно, по закону. Да пусть она подавится. Коля вон утюги чинит, я на две ставки работаю. Проживем.
- Лиза, - не удержался я, - а ты говорила, он полы моет. Это как?
- А так и моет. Ползком. Смеется еще. Мне, говорит, удобнее, нагибаться не надо. Ладно, мальчики, мне еще лекарства разносить.
Мы еще долго обсуждали и Лизу, и Колю, и стерву-жену, а больше всего - дебильные советские законы. Возмущались, что ничего нельзя сделать. Только последнее оказалось не совсем правдой, потому что среди возмущавшихся затесался скромный автор этих строк.
Зарплату и Колиному заводу, и Лизиной больнице начисляли у нас на ВЦ, но это же бухгалтерия, строгая отчетность, просто так 30 рублей не спишешь, все должно сходиться до копейки. Однако программиста, возжелавшего справедливости, такие пустяки остановить не могут. Нашелся вариант, не нарушавший бухгалтерского баланса.
Пришлось изменить всего несколько строк кода. Алименты с Коли удерживались в прежнем объеме, и в ведомости по-прежнему указывалось, что они отправлены почтовым переводом в Норильск бывшей жене. Вот только на бланке перевода (а их тоже печатала наша программа) имя и адрес жены подменялись именем и адресом Лизы. То есть несправедливо удержанные деньги семья тут же получала обратно.
Алиментщиков на заводе было больше сотни, вероятность, что подлог случайно вскроется, равнялась нулю. Предполагаю, что жена через какое-то время обнаружила отсутствие переводов и обратилась на завод, только мало чего добилась. Вот ведомость, вот корешок перевода. На корешке адреса получателя не было, только фамилия, а фамилии первой и второй Колиных жен естественным образом совпадали. С нашей стороны все чисто, разбирайтесь с почтой. А разобраться с московской почтой, находясь при этом в Норильске, тоже задача нетривиальная.
Конечно, рано или поздно все должно было выясниться. Но это улита едет, когда-то будет. Те два года, что я после этого проработал на ВЦ, переводы исправно уходили туда, куда я их направил. А там вскоре подоспели гайдаровские реформы, и я сильно надеюсь, что к тому времени, когда улита наконец доехала и Колина бывшая жена получила причитающиеся ей деньги, на них как раз можно было купить один гамбургер.
Жили-были в одной из союзных республик три закадычных друга. И была у них привычка встречать Новый год вместе. Пока однажды не обнаружилось, что за минувший год все трое обзавелись девушками. Было им тогда лет по 20, а в этом возрасте шанс развести подругу на праздничный секс ценится куда выше мужской дружбы. Поэтому постановили новогоднюю ночь провести врозь, но первого утром непременно встретиться и доложить об успехах.
Двое встретились, доложили, а вот третий, Абай, подзадержался. Он вообще-то русский парень, но имел неосторожность отпустить маленькую квадратную бородку и стал жутко похож на памятник народному поэту Абаю Кунанбаеву. Бородку потом сбрил, но прозвище уже не отлепилось.
Абай явился с опозданием часа на три и выглядел странно. Двигался враскоряку, словно только что проскакал сто верст на неоседланной лошади, шея свернута набок, взгляд расфокусирован. После бутылки портвейна он кое-как пришел в себя и смог рассказать, что с ним случилось.
Парни, сказал Абай, ну вы мою Вальку знаете. Папаша - ментовский полковник, воспитана в строгости. В этом году, говорит, ни-ни, никакого секса. А в следующем? - спрашиваю. В следующем так и быть, согласна. Ну, я такой случай упустить, конечно, не мог. Предки ее ушли праздновать к знакомым, я тут же явился.
До двенадцати сидели культурно, голубой огонек смотрели, а только пробили куранты - я сразу на нее. Обещала - выполняй. А она и сама уже еле терпит. Как обнялись - как будто молния пролетела. Лифчик направо, трусы налево, Вальку на диван, а сам чего-то к окну отошел. Разгон, что ли, взять.
И в этот момент слышу, что открывается дверь, и голоса в прихожей. Отец ее с корешами. Валька с лица спала, с дивана тоже слетела, похватала с пола одежки и шасть в свою комнату. Мне бы за ней и куда-нибудь под кровать заныкаться. А я, дурак, на балкон. Голый, как был. Насмотрелся фильмов, где любовники с балконов сигают.
А у них четвертый этаж. Прыгнешь тут, как же. Балкон застекленный, типа лоджия, так что чувствую, что сразу я от холода не помру. Помру постепенно. На балконе столик с пепельницей и здоровенный шкаф самодельный. Открыл дверцу - там типа кладовка, полки с банками, грибы, огурчики, все такое. Полки мне где-то по грудь, выше пустое пространство и висит всякая хренотень на гвоздиках. Но тряпок никаких нет, наготу прикрыть нечем.
Ну, мерзну, прыгаю, ноги поджимаю, через щель в занавеске посматриваю в комнату. Кореша расположились всерьез и надолго. Водочку разливают. Видимо, слиняли от жен, чтобы выпить в спокойной обстановке. Уходить не собираются. Я остываю потихоньку. И тут вижу, что один из них встает и достает сигареты. И понимаю, что курить они пойдут на балкон! Больше некуда. Все, мне трындец.
В такие моменты соображаешь быстро. В шкаф! Взлетаю на верхнюю полку, ноги расставил и кое-как втиснул между банками, сверху потолок упирается, сзади гвозди. Неудобно аж жуть, но жить захочешь - еще не так раскорячишься.
И только двецу прикрыл, они на балкон вышли. Продолжают разговор, один спрашивает: - А что Валька? Папаша с гордостью: - А с Валькой у меня разговор короткий. Пока институт не кончит, никаких хахалей. Я ей сразу сказал: увижу с кем - пусть сразу венок заказывает.
И засмеялся мерзко. А я в шкафу даже дрожать боюсь.
Ни одна сигарета в моей жизни не тянулась так долго. Пока они докурили, я проморозился насквозь, как курица в морозилке. Шевелиться же нельзя. А когда докурили, я понял, что это был еще не трындец, а цветочки. Потому что папаша сказал: - А чего нам в комнату возвращаться? Там душно. Тащите водку сюда, посидим на свежем воздухе.
И вот стою я в шкафу и про себя отмечаю: вот уже ног по колени не чувствую... вот выше... вот задница отнялась... Когда меня найдут - реанимация уже не примет, сразу на кладбище. Только я раскоряченный в гроб не войду, ломать придется. А эти трое все пьют и базарят все на одну тему: какой Валькин папа крутой чувак, как он дочку строго содержит и как хреново придется тому, кто к ней подойдет на расстояние аперкота. А я все это слушаю. Очень вдохновляет.
Но и это был еще не трындец. Трындец настал, когда у них кончилась закуска. И папаша говорит радостно: - Да у меня тут в шкафу чудные помидорчики! И идет к шкафу.
На мое счастье, у него там дверца не во всю ширину шкафа, а по бокам как бы мертвая зона. И мои ноги растопыренные оказались как раз в этой зоне. Трезвый он бы меня все равно увидел, а так - нет. Сунул голову в шкаф точнехонько у меня между ног и давай банки перебирать, искать свои помидорчики. А я стою и только думаю: хорошо, что мои собственные помидорчики от холода втянулись внутрь организма, а то бы он их обязательно башкой задел.
Каким-то чудом он меня так и не заметил. Вытащил банку с помидорами прямо у меня из-под пятки и ушел с корешами обратно в комнату. Даже шкаф не закрыл. Но пока он у меня между ног ковырялся, я десять раз вспомнил и папу, и маму, со всем белым светом попрощался и у всех прощения попросил. Посмотрите, у меня голова не седая?
Я потом еще в шкафу постоял. Не знаю, сколько, времени уже не чувствовал. Можно было и вылезать, но так задубел, что тело не слушалось. Тут открывается балконная дверь и влетает Валька. В ночной рубашке, бледная как смерть. Кидается к перилам, свешивается вниз и что-то долго высматривает. Потом робко зовет: - Абай! Абай!
Это она подумала, что я с балкона упал. А действительно, что ей еще думать. Я хочу ее окликнуть, но голоса нет. Получился какой-то скрип. Она оборачивается и видит меня на верхней полке. Голого, растопыренного как замороженная лягушка, и из-под мышек гвозди торчат.
Она, должно быть, решила, что отец меня поймал, убил и распял внутри шкафа. Потому что побледнела еще больше и стала оседать. Но потом совладала с собой и начала меня из шкафа вытаскивать. У нее плохо получалось, потому что я весь заледенел и не гнулся. Но она все же справилась, приволокла меня в кровать и укрыла одеялом. А когда я чуть-чуть оттаял, говорит: - Мама звонила, они с папой там заночуют и сегодня уже не придут. Давай продолжим?
И вот тут настал уже самый полный и бесповоротный трындец. Потому что сколько мы ни мучились, ничегошеньки у меня не получилось. Я только себе между ног посмотрю, тут же вспоминаю, как там папашина голова оказаась. И у меня сразу все желание падает.
Надо сказать, что Абай еще относительно дешево отделался. Следующий Новый год он встречал уже с другой девушкой, и вполне успешно. И в дальнейшем не жаловался. Только вот балконы разлюбил навсегда.
Знаете, конечно, эмблему медицины – палку, обвитую змеей. По легенде, это посох Асклепия. Шел будто бы древнегреческий врач Асклепий во дворец критского царя, и вдруг его посох обвила змея. Асклепий ее убил, но тут приползла другая змея с пучком травы в клюве и воскресила первую. Этой-то травкой Асклепий и вылечил царского сына.
Мне эта легенда всегда казалась довольно глупой и как бы принижающей высокую миссию медицины. Ну что за доблесть – отобрать у пресмыкающегося пучок травы? Ни ума не надобно, ни умения. Поэтому я обрадовался, когда услышал другую версию.
Есть, оказывается, такой вид паразитических червей – ришта, или дракункулюс. Типичный глист, но живет у человека не в кишечнике, а в подкожной клетчатке. Дорастает под кожей до 80 сантиметров, вызывает адскую боль и гнойные раны. Страдальцев, пораженный риштой, можно было встретить везде, начиная от Древней Греции и заканчивая Средней Азией каких-нибудь 80 лет назад. Единственным способом избавиться от червя было вытащить его целиком из раны, наматывая на палочку, очень медленно и осторожно, чтобы не дай бог не порвался, а то заражение крови гарантировано. Процедура продолжалась иногда по нескольку дней и требовала большого опыта и терпения.
Так вот, некоторые историки считают, что медицинская эмблема на самом деле изображает не змею, обвившую посох Асклепия, а этого самого глиста, намотанного на палочку. Вот представьте себе того древнего врача, который целый день сидит на солнцепеке на грязном базаре и под вопли больного медленно-медленно, по миллиметру выматывает из гноящейся раны бесконечного червя, зная, что одно невверное движение – и все пропало. По-моему, это и есть самый правильный, честный и беспристрастный символ медицины, какой только можно придумать.
Много лет назад Чикаго фактически принадлежал Аль Капоне. Жестокий гангстер со шрамом на лице властно окутал Город Ветров смрадной паутиной контрабанды спиртного, проституции и заказных убийств. У него был адвокат по кличке «Славный Эдди». Эдди не просто так был адвокатом самого Аль-Капоне. Эдди был чертовски хорошим адвокатом!
Именно благодаря его талантам и маневренности Биг Эл в течение долгого времени избегал тюрьмы. За это Капоне платил щедро. Не только огромными деньгами, но и специальными дивидендами. Эдди и его семья жили в огражденном поместье со слугами и со всеми возможными на тот момент удобствами. Усадьба была настолько велика, что занимала целый городской квартал. Эдди жил развеселой жизнью чикагского гангстера и не придавал значения ужасам, творившимся у него под боком.
И все ж было у Эдди слабое место - сын, которого он обожал. У сына имелось все: одежда, машины и прекрасное образование. Отказа не было ни в чем. Цена не имела значения. Эдди же, несмотря на свои связи с мафией, старался чтоб мальчик отличал истину от зла. Эдди хотел, чтоб его сын был лучше, чем он сам. Но со всем своим богатством он не мог дать сыну свое доброе имя и личный положительный пример.
В какой-то момент Славный Эдди решил искупить все содеянное зло. Он решил сдаться властям и рассказать миру правду об Аль-Капоне - Человеке со Шрамом. Он хотел очистить свое запятнанное имя и передать своему сыну хоть какое-то подобие чести. Для того, чтобы сделать это, он должен был дать в суде показания против мафии. Он знал, что дорого заплатит. И все ж он дал показания. Через год жизнь Славного Эдди была оборвана пулеметной очередью на уединенной улочке Чикаго. Да, он передал своему сыну величайший дар, но заплатил за это по самой высокой цене.
Полиция нашла в его карманах четки, распятие на медальоне и стих, вырезанный из газеты:
«Когда-то часы жизни остановятся и никто не в силах предсказать,
когда опустятся руки - в ранний иль в поздний час.
Сейчас - это единственное время, принадлежащее тебе.
Живи, люби, трудись с желанием. Не верь времени.
Потому что часы могут остановиться так скоро».
Вторая история
Много героев породила Вторая мировая война. Одним из них был капитан-лейтенант Бутч О’Хара. Он был боевым летчиком, базирующимся на авианосце «Лексингтон» в Южной части Тихого океана. Однажды его эскадрилья вылетела на задание. Уже взлетев, Бутч определил по показаниям приборов, что кто-то из персонала забыл наполнить доверху его топливный бак. Имеющегося в баке горючего не хватало для того, чтобы успешно завершить задание и вернуться на авианосец. Командир эскадрильи приказал Бутчу разворачиваться на корабль. Скрепя сердце он вышел из самолетного строя и направился назад к флоту.
Во время полета он увидел нечто, от чего у него кровь застыла в жилах. Эскадрилья боевых японских самолетов неслась на полном ходу к американскому флоту. Американские самолеты были уже далеко, и корабли были совершенно беззащитны.
Бутч не успевал вернуться к своей эскадрилье и привести самолеты назад вовремя, чтобы спасти флот. Не успевал он также предупредить корабли о приближающейся опасности. Существовал лишь единственный выход: он должен был заставить японцев отклониться от курса. Забыв о собственной безопасности, он нырнул в эскадрилью японских самолетов. Для тех внезапная атака американца была полным сюрпризом. 50-калиберные пушки на его крыльях выпустили атакующую огневую очередь. Бутч ринулся внутрь строя японской эскадрильи и резво вывел самолет вверх, разбив упорядоченную боевую формацию японцев. Он поливал врага огнем из всех орудий, пока не иссяк запас амуниции. Но он неустрашимо продолжал атаковать. Он неустанно кружил вокруг японских самолетов, пытаясь зайти на таран то с хвостовой части, то со стороны крыльев. Ошеломленный воздушный эскадрон противника решил развернуться и ушел в другом направлении. Бутч О’Хара и его истрепанный самолет с трудом дотянули до палубы авианосца.
По прибытию, как и полагается, он сделал полный рапорт о произошедшем в воздухе. Пленка видеокамеры, находящейся на передней пушке, проиллюстрировала доклад. Она зафиксировала всю ту безумную храбрость, с которой Бутч защищал свой флот. В бою он уничтожил 5 машин противника. Это произошло 20 Февраля 1942 года. Бутч стал первым военно-морским асом Второй мировой войны и первым морским летчиком, получившим высшую награду "За боевые Заслуги".
Годом позже Бутч О’Хара погиб в воздушном бою. Ему было 29 лет. Его родной город не дал памяти героя войны раствориться во времени. Если вы путешествуете, то, возможно, когда-нибудь вам доведется побывать в Чикагском международном аэропорту О’Хара, названном так в честь великого воина.
Теперь вы спросите: ну и что связывает эти истории друг с другом?
О, это просто. Бутч О’Хара был сыном «Славного Эдди».
К вопросу об анекдотах в межкультурном диалоге. Вспомнился давний случай из практики. Ездил с делегацией в Китай на закупки, на одном технологическом предприятии нас встречала очень приятная дама-руководитель. Потом естественно нас позвали на обед.
Сидим, все вкусно (по крайней мере выглядит вкусно, я же больше говорю), ведём беседу. Вдруг руководителя российской делегации порывает на анекдот, который он мне сначала рассказывает с выражением полного удовольствия от своей шутливости:
Едут муж с женой на повозке, лошадь спотыкается. Мужик: Раз. Едут дальше, лошадь опять спотыкается. Мужик: Два. Опять едут, и снова лошадь спотыкается. Мужик: Три. Достает пистолет и убивает лошадь. Жена в недоумении: Ты что? Зачем лошадь убил???? Мужик: Раз.
Я с нервной улыбкой замечаю, что этот анекдот НЕСКОЛЬКО некорректный по отношению к женщинам в принципе, а на китайском в рамках переговоров он прозвучит вообще странно. Но, нет, шутку нужно доложить, без этого не будет понимания русской души.
Скрепя сердце, я перевожу анекдот. Заканчиваю. Китаянка посидела несколько секунд, подумала и говорит: «Раз». Я в легком восторге, русские в смущении, китаянка попивает спокойно чай.
После этого у меня два вывода: 1. Эта женщина прекрасно вышла из неудобной ситуации и обыграла ее в свою пользу. Это заслуживает большого уважения. 2. Будьте осторожны с демонстрацией оригинальности в межкультурном диалоге анекдотами!
Мой коллега Герман был покорителем дам. Когда персональные компьютеры были еще в новинку, мы написали программку для бухгалтерии и сами выезжали на место для ее установки и обучения пользователей. Так вот, не помню случая, чтобы в этих поездках Герыч ночевал один. Если не находилось кандидатуры в бухгалтерии, он моментально знакомился в гостинице, ресторане или просто на улице. И это были отнюдь не проститутки, нет. Милые добропорядочные женщины, у которых от Герыча внезапно сносило крышу.
Я тогда был свободен от семейных уз и тоже не отказался бы от легкого приключения, но что-то приключения меня избегали. Герман на просьбы поделиться секретом отвечал, что ни внешний вид, ни слова никакой роли не играют, а важно только смотреть женщине в глаза. Но, видимо, мой взгляд не имел нужной магической силы.
Командировка в Одессу не задалась. Я приехал один. Бухгалтерши оказались на редкость тупыми курицами и от компьютера шарахались. Правила украинского бухучета не совпали с нашим представлением о них, пришлось всю субботу на ходу править программу. Но за это мне и платили.
В воскресенье я отправился на море. Умудрился забыть в Москве плавки и раздумывал, ехать ли покупать новые, когда увидел нудистский пляж. Искупавшись, обнаружил, что рядом греют пуза сплошь мужики разной степени потертости, а немногочисленные женские тела едва виднеются за пятью рядами пуз. Истинные натуристы скажут, что радость надо получать от единения с природой, а не от разглядывания голых баб. Знаю-знаю, но все равно расстроился.
Вдруг мои соседи дружно уставились вдаль: в нашу сторону шла Она. Королева пляжа. Почти модельная фигура, одетая только в шляпку и солнечные очки. Бронзовый загар без белых пятен, значит, не первый раз здесь. Прямо чувствовалось, как мужики исходят флюидами, побуждая ее выбрать место поближе.
Королева остановилась рядом со мной: – Здравствуйте, здесь свободно? Я кивнул, стараясь не палиться, то есть не пялиться. – Я Ксюша, – сказала она после неловкого молчания. Ксюша так Ксюша. Я снова кивнул, изо всех сил отводя глаза от того места, где напрочь отсутствовала юбочка из плюша. – Я сюда всегда хожу с подругой, – продолжила королева, – а сегодня она не смогла. Одной так неприятно, все прямо раздевают глазами. То есть не раздевают, я и так раздетая, но вы поняли. Рядом с вами хоть приставать не будут.
Последняя фраза прозвучала двусмысленно. То ли она углядела во мне мачо и защитника, то ли, наоборот, безвредное облако в штанах. То есть без штанов. Я ответил, что очень рад, и мне можно не выкать, а называть по имени так-то, и я человек привычный, бывал на нудистском пляже у себя в Москве (о как). Завязался какой-то разговор о нудизме, погоде и одесских достопримечательностях.
Первое правило поведения на голом пляже совпадает с заветом Германа: смотреть в глаза. Я пытался, но взгляд постоянно соскальзывал ниже, а в особенности еще ниже. Ксюша непринужденно меняла позы, и только прежний опыт нудизма удержал меня от нарушения второго правила: не демонстрировать свой интерес тем, чего на обычном пляже не увидишь.
Все-таки, почему эта птица счастья выбрала меня? Я не красавец. Сейчас могу гордиться, что для своего возраста еще ого-го, а тогда едва тянул на ути-пути. В голове вертелась старая песенка о происшествии на пляже: «Красотка лет семнадцати, прекрасна и бела, вдруг стала раздеваться до самого гола». Дальше рассказывалось, как весь пляж не сводил с нее глаз, «а после оказалось, что девушка была совсем не для загара в чем мама родила»: пока она отвлекала внимание, ее сообщники воровали вещи. Может, моя королева просто разводит приезжего лоха?
Ксюша достала карты. Ясно, сейчас подойдет скучающий гражданин, предложит сыграть в преферанс или очко по маленькой и незаметно разденет меня до трусов. То есть трусов и так не имелось, но вы поняли. Но нет, никто не подошел, мы так и играли вдвоем в дурака без всяких ставок. Следом из Ксюшиной сумки появилась бутылка морса и умопомрачительно пахшие домашние пирожки. Понятно, пирожки небось с клофелинчиком. Я мужественно отказался и давился чебуреками с бульвара.
Так я метался от созерцательности к подозрительности, пока солнце не окрасило мои незагорелые части в нежно-розовый цвет. Еще немного, и завтра придется изображать товарища Саахова на суде: «Садитесь» – «Спасибо, я постою». Я стал одеваться. Настал решительный момент: если она останется загорать одна, то приключение кончилось. Если пойдет с пляжа со мной, то всё возможно.
Она пошла. У выхода я предложил поужинать вместе, около моей гостиницы есть неплохой ресторан. – У меня дела, – сказала королева таким тоном, что стало очевидно: дела могут подождать. – И я не одета для ресторана. Может, завтра? – Ничего, ты и так всех затмишь, – искренне заверил я. – А завтра мне предстоит куда менее приятное общение с бухгалтершами. Я думал, что Одесса – интеллигентный город, но таких непроходимых дур, как здесь, нигде не встречал. Просто невероятно, откуда их таких набрали?
Я никак не ожидал, что Ксюша окажется такой патриоткой родного города. Не скажу, что она переменилась в лице, потому что в лицо по-прежнему не смотрел: она была выше меня, плюс каблуки, мой взгляд упирался в вырез сарафана. Но интонации не оставляли сомнений, что она смертельно обиделась. Сухо попрощалась и вскочила в подошедший трамвай. Сбежало от меня очередное приключение, непонятно почему.
Назавтра я еще из коридора услышал, как одна из куриц ругается с главбухом. – Пошел он к чертовой матери! – визжала она. – Не буду учить эту идиотскую программу, всё равно ничего не пойму. Лучше увольняйте.
Визг перешел в нормальную речь, и тут я узнал голос. Да, оказалось, что королева пляжа Ксюша и курица-бухгалтер Оксана – одно и то же лицо. То есть лица я так и не запомнил, но вы поняли. «Здравствуйте, я Ксюша» на пляже было не представлением, а напоминанием о себе. И не разводила она меня, а была не прочь продолжить знакомство с командированым москвичом. Если бы этот москвич не показал себя безнадежным дебилом.
Звездной августовской ночью по улице, обнявшись, идут парень и девушка. Видно, что они давно сгорают от страсти друг к другу, но удовлетворить ее негде: у обоих дома строгие мамы. А может, ревнивые супруги. Нет, судя по их юным лицам, скорее мамы.
Теплынь, тишина. Улица нежилая: производственные корпуса, склады, глухие заборы. Кругом ни души. Молодой человек увлекает спутницу в чистенькую и даже уютную подворотню, косо освещенную уличным фонарем. Приникает к губам, торопливо расстегивает все, что расстегивается...
Дальше они уже не торопятся. Расстилают на земле куртки, избавляются от одежды, пробуют такую позу, и такую, и эдакую. Пять страниц подробного описания, которые сделали бы честь любому порносайту, я с вашего позволения пропущу. Удовлетворив свою страсть по крайней мере на полгода вперед, так никем и не потревоженные влюбленные не спеша одеваются и исчезают в ночи.
Парочка не учла одного обстоятельства. В облюбованной ими подворотне расположен въезд на территоорию довольно-таки солидной фирмы, и над воротами круглосуточно работает видеокамера. Наш вахтер Коля потом показывал мне эту запись. Впечатляет, честное слово впечатляет. Даже без звука. Гораздо сильнее, чем притворные вздохи размалеванных теток с силиконовыми бюстами.
Коля говорит, что путем обмена с охранниками других фирм он сумел собрать неплохую коллекцию.
Был тут намедни на барбекю (так кляты американцы наши шашлыки называют), одна гостья рассказала. У них дома меняли паркет на первом этаже (муж ее врач-анестезиолог, так что домик, надо понимать, не маленький), мебель убирали в подвал, теперь ее надо было перетащить обратно. Дальше рассказывает:
- Приехали два мувера (грузчика), оба черные красавцы под два метра, в майках без рукавов, бицепсы как на обложке журнала для бодибилдеров. Один попытался меня за грудь пощупать, так Рекс ему этот бицепс и прокусил. Не просто до мяса, а практически до кости. Ох, как он орал! Потом говорит: плати, хозяйка, тысячу баксов, а то позвоню в animal control, чтобы его усыпили. Я, говорю, тогда первая звоню в полицию и жалуюсь на приставания, видишь камеру? Она всё пишет. На самом деле мы камеру не включали сто лет, повесили, когда сына с нянькой оставляли, а он нивроку уже старшеклассник. Тут он заткнулся, как миленький перетаскал всю мебель и даже кровь с паркета отмыл.
- А какой Рекс породы? - спрашивает другая гостья. - Такса. - Такса? Как же он допрыгнул? - Да куда ему прыгать? Он и ходит с трудом, задние лапы по земле волочатся. Ему 14 лет уже. - А как же тогда? - Да я его на руки взяла, чтобы эти муверы ненароком не наступили.
Про Жанну я как-то уже рассказывал, но тогда не знал всех деталей ее биографии и многое переврал. Исправляюсь.
Родилась она в каком-то Луцке или Слуцке (вот ведь были времена, ничего не стоило перепутать Беларусь и Украину). В ее два года родители переехали в Чикаго, снимать сливки с американской мечты. Отец вскоре понял, что сливки что-то не очень сбиваются, и вернулся в свой (С)луцк, а мать продолжала молотить лапками, работая за гроши то уборщицей, то продавцом, то телефонисткой в колл-центре.
Жанна лет с пяти была без памяти влюблена во всё французское. Всех кукол назвала французскими именами, мультик про Белль засмотрела до дыр. Откуда у девки французская грусть, осталось невыясненным. Склонная к мистике мать предположила, что дочь была француженкой в прошлой жизни, а в этой максимум будет использовать французский как хобби. Но она ошиблась.
В школе Жанна задружилась с мальчиками из франкоязычных стран – один из Камеруна, другой из Конго – и нахваталась от них сколько могла французских слов. В седьмом классе узнала, что вместо обязательного испанского их могут возить на уроки французского в другую школу, если наберется группа из пяти человек. Группу набрала в пять минут: своим африканским дружкам объяснила, что они будут получать хорошие оценки на халяву, раз уже знают язык, а еще двоих убедила силой личного обаяния, плюс кулаки конголезца и камерунца.
С тринадцати лет начала подрабатывать, сначала в кондитерском магазине, потом официанткой, а заработанные деньги тратила на репетитора. Студент из Монреаля занимался с нею по ICQ, потом по скайпу. К окончанию школы шпарила по-французски не хуже учителя. В остальном была обычной девчонкой, только в отношениях с мальчиками не заходила дальше определенной черты. Всем говорила, что ее первым мужчиной и заодно мужем будет непременно француз. И не любой. К тому времени она прочла все произведения Экзюпери и конкретизировала мечту: только французский летчик. Получила за это прозвище Белль. Правильнее было бы Ассоль, с заменой корабля с алыми парусами на авиалайнер с трехцветным флагом, но этой книги ее соученики не знали.
Поступила в колледж на международное отделение. Это не МГИМО, это гуманитарная специальность, после которой типичная карьера – соцработник, помогать иммигрантам из Камеруна и Конго получать пособия, но ничего более французского и по карману в Чикаго не нашлось. Продолжала подрабатывать официанткой, копила на поездку в Париж. Ресторан тоже выбрала с умом, при гостинице недалеко от аэропорта О'Хара, там иногда останавливались летные экипажи. Договорилась с менеджером, что все франкоговорящие клиенты – ее. Попадались в основном семейные и в основном канадцы, но хотя бы языковая практика.
Следующим летом мать наконец нашла нормальную работу и уехала на двухмесячные курсы. Жанна осталась дома одна, вернее, вдвоем с кошкой. Тут в ресторан явилась компания из пяти мужчин, говоривших между собой по-французски. Жанна кивнула на них менеджеру. – Нет, – сказал тот, – это стол Билла. И они наверняка закажут спиртное, а ты не имеешь права его подавать, тебе же еще нет двадцати одного. Жанна метнулась к Биллу: – Видишь тот столик? Пусть он будет как бы твой, но мой. Ты принесешь алкоголь и получишь чаевые, а остальное всё я, совершенно задаром. Идет?
Клиенты оказались настоящими французами из Тулузы, правда, инженерами, а не летчиками. Приехали в командировку на Моторолу. Английский они знали, но официантке, бойко болтавшей на французском, обрадовались как родной. Проговорили с ней весь обед, попросили показать город. – Конечно! – согласилась Жанна. – У меня как раз смена заканчивается.
Смена только началась, но она быстренько переоделась из униформы в свое, крикнула менеджеру: «Я увольняюсь!» и отправилась показывать город. Маршрут экскурсии пролегал в основном по чикагским барам (Жанне крупно повезло, ни в одном не спросили удостоверение личности) и закономерно закончился в номере одного из французов. Жак был не самым младшим из пятерых, на 15 лет старше Жанны, зато высоким, стройным, а главное – одиноким.
Через три дня командировка кончилась, но Жак взял отпуск и остался еще на месяц. Весь этот месяц они вылезали из номера только затем, чтобы поесть и покормить кошку. Когда мама приехала с курсов, дочь махала платочком из окна: он улетел, но обещал вернуться. Нет, на самом деле сидела в скайпе.
Когда Жанна окончила колледж, они поженились. Прекрасную, тщательно спланированную свадебную церемонию омрачало только одно: мечта невесты всё же сбылась не полностью, муж не летчик, а инженер.
Прошло 15 лет. Недавно Жанна приезжала к маме в Чикаго, показывала фотки. – Это наш новый дом. Красивый, но еще много ремонтировать. А это мои подонки. – Почему подонки? – А как называется, когда сестра старше брата на один год? Забыла русское слово. – Погодки. – Теперь запомню, как маленькая погода. А это муж. – Почему он в морской форме? – Это костюм на Хэллоуин. Во Франции не отмечают Хэллоуин, как в Америке, но я всех научила. Костюм капитана, потому что он капитан самолета в жизни. – По-русски так не говорят. Первый пилот, командир корабля. – Но командир корабля – это же капитан, правильно?
Постой-постой, скажет читатель, какой такой капитан? Он что, бросила своего инженера и вышла за летчика? Мы так не договаривались, это неправильный хеппи-энд!
Не волнуйтесь, будет вам хеппи-энд какой надо. Просто Жак однажды признался, что с детства мечтал быть летчиком. Но не сложилось, жизнь пошла другим путём. Не судьба. – Что значит не судьба? – возмутилась Жанна. – Мы сами капитаны собственной судьбы. Осуществить мечту никогда не поздно. Вот что тебе нужно, чтобы стать летчиком сейчас?
И она пять лет содержала их маленькую семью, пока муж, бросив работу инженера, учился на пилота и сдавал экзамены. И еще три года жила с ним в чужой далекой Литве, потому что поначалу его взяли только вторым пилотом на бизнес-джет в Вильнюсе. И лишь потом Жак стал «капитаном самолета» в Air France, и Жанна получила всё то, о чем мечтала с детства. Почти как Ассоль, с той разницей, что Ассоль просто сидела на берегу и ждала, а Жанна свои алые паруса сшила сама, от первого стежка до последнего.
Проникновенье наше по планете... Рассказ товарища.
Захожу в винный рядом с домом. Продавщица русская, давно меня знает. В магазине еще один клиент, чернокожий. Судя по поведению и акценту, не из задолбавших всю Америку потомков дяди Тома, а такой же иммигрант, как и я, только из Африки. Жду, пока он выберет и расплатится, и вдруг слышу, что кто-то поет тоненьким голоском: "Тили-тили, трали-вали, это мы не проходили, это нам не задавали". Не верю своим ушам. В поисках источника звука заглядываю под прилавок - там стоит очаровательное существо лет пяти, черненькое, белозубое, с красными бантиками, точь-в-точь как в мультфильме "Каникулы Бонифация". - Это ты поешь? Кивает. - Ты знаешь русский язык? Молчит. Папа-африканец: - Скаши "да". Девочка: - Да. Папа: - Скаши "привет". Девочка: - Привет. Папа (с гордостью): - Я изучала русского языка в город Киев. Девочка: - Спасибо пошалуйста иди поцелую. Продавщица (с глубоким вздохом): - Эх, если бы наши дети так говорили по-русски!
У меня есть приятель Сашка. Хороший человек, но сильно заторможенный в отношении женского пола. Первый брак давно распался, есть семилетний сын Костик, которого Саша обожает и регулярно берет к себе на выходные. И на этом личная жизнь в целом заканчивается.
Несколько лет после развода Сашка прожил совсем монахом. Потом друзья сжалились и познакомили его со Светой. Во всех отношениях замечательная девушка, но тоже есть маленький пунктик - страшно ревнива. Саша ей сразу понравился: он поводов для ревности не подает вообще. То есть абсолютно. Дело у них быстро сладилось, и пошли уже разговоры о форме колец и фасоне подвенечного платья. Но, видимо, Светка все же не до конца поверила своему счастью. Где-то в глубине подсознания у нее засела мысль, что Сашка такой же кобель, как и все, но хорошо маскируется. Ну, а чего человек боится, на то он в конце концов и напорется.
Поехали они на пляж. После купания Света залезла в Сашину машину, чтобы переодеться. Уронила под сиденье важную деталь туалета, сунула туда руку, достала... бац, а трусики-то не ее! Не танго, а такие скорее классического покроя, но отчетливо женские. Розовые в цветочек. На молодую и очень стройную попку.
Светка вскипела, конечно, но пока промолчала. Спрятала улику, дождалась, пока Сашка тоже переоденется и заведет машину. И так ехидненько: - Ну-ка колись, кого ты тут возил без меня? - А что? - Да что-то в твоей машине женским духом пахнет. Сашка пожимает плечами: - Да никого. Мужиков с работы подвозил. С Костиком на пляж ездили. С Серегой на рыбалку. И все.
У Светы прямо глаза побелели от такой наглости. Она выхватила из кармана улику и замахала ей перед Сашиным носом: - Да? А это тогда чьи? Серегины? - Откуда это? - спрашивает Сашка. - У тебя в машине нашла. Быстро признавайся, с кем ты тут трахался, тогда, может, прощу... или нет, все равно не прощу, но хоть буду знать, чего тебе во мне не хватало. И заплакала.
Сашка - молчун, из него редко когда слово выдавишь. Но тут выдал целый монолог: - Светик, за два года, что я езжу на этой машине, в ней сидело от силы пять женщин. И ни одна не снимала не то что трусов, а даже куртки. Кроме тебя, конечно. Я понятия не имею, откуда взялись эти чертовы трусы. Может, ребята подкинули для смеха. Может, у Сереги из кармана выпали. Может, ветром задуло. Но я тебе клянусь чем хочешь: у меня никого, кроме тебя, нет, и я ни о ком, кроме тебя, не думаю. Одно из двух: или ты мне веришь, и мы обо всем забываем, или не веришь, и тогда мы немедленно расстаемся.
Света сквозь слезы: - Ладно, верю. Забыть эти трусы я не смогу, но сделаю вид, что их не было. Но это в последний раз. Еще раз найду не то что трусы, а волосинку какую-нибудь - уйду, и больше ты меня не увидишь. Тут они, как положено влюбленным, бурно мирятся и едут к Сашке домой.
Наутро Света на волне примирения решила убраться в Сашиной квартире. Стала подметать под всей мебелью. И глубоко из-под дивана вымела - что бы вы думали? Правильно, женские трусики. Того же фасона и размера. На сей раз желтые с бабочками.
Тут она уже ничего говорить не стала. Бросила трусы ему в морду, собрала вещи и ушла навсегда. А Сашка остался с двумя парами женских трусов и полным отсутствием версий об их происхождении. Нельзя было даже списать на происки врагов, потому что врагов у него никогда не было.
Загадка разрешилась где-то через полгода. Саша в очередной раз взял Костика. Сын стал раздеваться перед сном, Саша смотрит - а на нем женские трусы! Великоваты, но кое-как держатся, мальчишка крупный. Голубые с котятами. Саша остолбенел прямо. А Костик говорит с гордостью:
- Правда красиво? Это я у мамы стянул. А то мои трусы все какие-то белые и неинтересные.
Сашка этого малолетнего трансвестита чуть не убил. На самом деле, конечно, и пальцем не тронул. Родная кровь все-таки. Накупил ему кучу белья с машинками, бэтменами и другой мужской атрибутикой.
А Светка до сих пор одна. Ну и сама виновата. Людям надо доверять.
В чате бывших однокурсников вспомнили, как Коля Заяц бегал от армии. Он не был банальным двоечником, наоборот, первую сессию сдал неплохо. А потом разочаровался в профессии программиста и решил поступать в школу КГБ. Не иначе, фильмов про резидента пересмотрел.
Тут он угодил в уловку-22, которых в советском законодательстве было изрядно. Документы требовалось подавать еще в апреле, причем подлинники, а забрав аттестат из нашего вуза, Коля немедленно попал под весенний призыв. Ну и скрывался. Дело происходило в нашей общаге, из которой Коля предусмотрительно не выселился, решил перекантоваться в Москве до вступительных экзаменов.
Акт первый. Стук в дверь, заходит милиционер (или представитель военкомата, не помню, кто конкретно этим занимался): – Заяц здесь живет? – Да. – Дома? – Нет. – Ну передайте ему повестку. Мент уходит, Коля переводит дух. Повестку выбрасывает.
Акт второй. Стук в дверь: – Заяц здесь? – Нет. Гуляет где-то. – А предъявите-ка документы. Так, Волков, Белкин, Кроликов... Зайца правда нет. Ну, передайте ему, будет бегать – пойдет под суд за уклонение от призыва.
Мент уходит. Коля вылезает из шкафа. Чихает и говорит, что его достало прятаться туда при каждом стуке, ну нафиг, пусть призывают.
Акт третий. В комнате пьянка, дверь нараспашку, менты (двое) заходят без стука. – Кто тут Заяц? Один из сидящих: – Он в туалете, блевать пошел. Сбегать за ним? – Давай, и побыстрее. Зайчиком туда и обратно.
Один милиционер остается сторожить пьющих, другой следит, как посланец дошел до конца длинного коридора, где туалеты, вошел... и не вышел. Минута, три, пять... мент идет искать. Сортир пустой. Седьмой этаж, от окна до водосточной трубы метра два. Устраивают облаву на Зайца по всему общежитию, эффекта ноль. Пропал.
На самом деле Коля по трубе не лазил и вообще в сортир не заходил. Когда пришли менты, он был в комнате. Первым отреагировал на вопрос «Кто здесь Заяц?» и вызвался его, то есть себя, позвать. В конце коридора вошел не в сортир, а в соседнюю дверь на черную лестницу, издалека их было не различить. Ну и ушел и заныкался до экзаменов, уже недолго оставалось.
Перед экзаменом Колю собеседовал товарищ в штатском: – Заяц? – Да Заяц, Заяц. – Это ты от военкома по водосточной трубе сбежал? «Всё знают, – подумал Коля. – Интересно, куда меня теперь – в армию или сначала на нары?» Но делать нечего, рассказал, как было дело. – Ну, Заяц! – восхитился товарищ. – Ушлый ты парень. И от дедушки ушел, и от бабушки ушел. Берем. Резидентом будешь, задатки есть.
Резидентом Коля не стал. Оказалось, что в КГБ тоже нужны программисты. По крайней мере, так он нам рассказал, когда пришел в общежитие за вещами. Дальше его следы теряются.