Поиск по автору:

В эпоху глубоко dial-up, когда сайты имели еще не все провайдеры, наш поставщик строительных материалов открыл свой собственный сайт, чем все время хвастался. Звонил и: а мы еще вот такую штуку прикрутили, мы раздел открыли, у нас муха по страницам ползает. Муха действительно куда-то тихо ползла, при этом сайт вешался.

Когда муха добралась до края экрана они поиск сделали. Ну поиск и поиск, ввел что-то типа обрезной доски и получил подборку по имеющимся размерам. Так вот к поиску прикрутили фенечку, насколько красивую, настолько бесполезную.

Если набрать "всякая хуйня", сайт отвечал "хуйни не держим". То ли сами придумали, то ли подсмотрели у кого.

Весело, но бестолково, потому что искать всякую хуйню среди стройматериалов, люди ищут. Но называют совершенно по-другому: "водостойкий клей для склеивания электричества" или "оксид цемента", например. А вот так по-честному написать в поиске "всякая хуйня" никто не пишет, если не намекнуть на необходимость.

Так и осталась бы эта мулька внутренней шуткой, но у поставщика полетел сервер, отчего в свою очередь произошел сбой кода, что-то программное сломалось, и целую неделю посетители сайта развлекались. Потому чего не спроси, ответ был почти одинаков:

- У вас уголок двадцать пять на двадцать пять есть?

А тебе так автоматом:

- Хуйни не держим, возьмите пятидесятый двутавр!

Двутавр за неделю кончился.

Взаимоотношения между соседями многоэтажных домов есть искусство, чем-то родственное искусству кун-фу. Это я к тому, что если ваш сосед вооружен перфоратором и детьми, то вам без детей и перфоратора его не одолеть. Мне кажется, что именно поэтому увеличивается рождаемость и перфораторная промышленность потеет и выбивается из сил.

Хотя могут быть разные случаи. С соседями. Родителей моих с момента получения новой квартиры по выходным доставал звук раздалбливаемых где-то по соседству стен. Первые пять лет. Да, первые пять лет после переезда это несколько раздражало. Вторые пять лет после переезда это не только раздражало, но и вызывало некоторое удивление. Третьи пять лет. Это удивляло уже не на шутку: за пятнадцать лет этот внебрачный сын аббата Фариа и графа Монте-Кристо вполне был способен продолбить себе ход наружу в любую из сторон дома даже по диагонали. Несмотря на то, что советский бетон превосходит по прочности камни замка Иф на 98%. Еще пять лет прошли просто незаметно. То есть этого, мягко говоря этого перфорированного дятла просто перестали замечать. По привычке. Еще через пятилетку перфоратор смолк.

Знаете, что сказала мама? Не буду ли я любезен узнать. Не случилось ли чего с этим безусловно немолодым уже человеком. Месяц уже не слышно. Не умер ли, не дай бог. Или заболел. Может помощь нужна? И отправился было узнавать, но тут тихо-тихо и все-таки весьма слышно раздалась знакомая трель электродрели. Извините за рифму, но от сердца отлегло даже у меня, а я весьма циничен и злопамятен. Жив курилка. То есть долбилка. У него сломался перфоратор, но сын подарил новый.

Или вот еще у нас был такой случай, который я и хотел вам рассказать с самого начала, но был уведен в сторону новогодней мыслью, блуждающей между запеченной бараньей ногой и рюмкой холодного дистиллята. Мысль, между тем, проста как плинтус.

Плинтус – это такая длинная деталь интерьера, прилегающая обычно к полу и стене. Или к стене и потолку. Или вообще не прилегающая, а просто стоящая в углу, оставшись лишней после ремонта.

Плинтусы бывают старыми и новыми. Соседи тоже. Иногда соседи бывают такими старыми, что сменяются в результате смены поколений. Вместе с поколениями меняются и отношения. Потому что в новых поколениях появляются новые перфораторы и новые дети. А иногда просто новые полы.

Однажды над квартирой моей знакомой девушки новые соседи сделали новые полы. Не совсем правильно, потому что настолько забыли про шумоизоляцию, что умудрились затопить мою знакомую жидким раствором выравнивающего слоя. Но отношения между соседями были хорошими и это было прощено. Как было прощено еще много чего с обеих сторон.

Но тут к соседям сверху переехала их замужняя дочь с ребенком и мужем. Ребенок – девочка четырех пяти лет, обычная с виду, оказалась оборотнем. Ничем не проявлявшая себя днем. Ровно в двенадцать ночи при полной и даже не полной луне. Девочка превращалась в маленького слоненка с явно подкованными копытами. Ну и что, что не бывает у слонов подкованных копыт? Оборотни, они такие. Ровно через час после превращения, не дождавшись даже крика первого петуха слоненок втягивал копыта и превращался обратно в девочку. А может просто засыпал, снизу этого видно не было. Но этого часа вполне хватало чтоб довести соседку снизу, мою знакомую и очень симпатичную девушку до белого каления.

Девушка работала средним начальником в крупной компании с напряженным рабочим графиком. В соответствии с графиком до красного каления ее доводили подчиненные перед уходом домой. До белого оставалось немного подкалить и все.

Для этого «подкалить» вполне хватало четырехлетнего слонопотамчика с копытами. Знаете, что делают интеллигентные девушки в таком состоянии? Правильно. Они хотят вежливо поговорить с соседями. Объяснить свои позиции, попросить и даже потребовать. Если соседи, конечно, пойдут на контакт. А они не пошли. Они не открыли дверь и просто притихли. Притихли все. Кроме оборотня. Оборотень наоборот оживился, и частота топота копыт увеличилась.

В таких случаях на страшное решаются даже очень интеллигентные люди. Они решаются. И немного стучат по батарее. Тихо так. Чтоб не беспокоить ни в чем не виноватых людей. И эти невиноватые люди совершенно не беспокоятся. И стучат в ответ. Слышим, мол, вас, сволочей. Слышим, видим и спуска не дадим. Поэтому после интеллигентного стука по батарее. Звуковая волна соревнования в перестукивании стихает очень нескоро. Но стихает. В отличие от топота зловредного, копытного слонопотама, от которого ужасно болит голова и вообще. Если уж стук по батарее не дает никаких результатов, то нужно что-то придумать. Можно по потолку постучать шваброй. Но потолок натяжной и швабры подходящей нет. Хотя плинтус есть. Плинтус. О!

Идея! Нужно взять плинтус и постучать в окно верхнего этажа. Тогда они точно услышат. Можно упасть с восьмого этажа? Ну и пусть. Голова внизу все равно сильнее болеть не будет. Окно на распашку, табуретку к окну, а-то неудобно.

Стук. Стук-стук-стук. Перестань топать, пожалуйста.

- Кто это там орет наверху? И нечего орать. Топать просто не надо.

- Аааааа! Иииии! Визг-визг-визг! Мааааама! Иииии! Там медведь в окно стучится!

- Придумываешь! Откуда в окне медведь? Мы на девятом этаже!

- Аааааа! Иииии! Боря! К нам медведь в окно лезет! Белый.

- Какой медведь, мы на девятом этаже живем! Ой, блядь, спаси нас грешных от геенны огненной!

Вот. Топать перестали. Но орать начали. Зато голова прошла от свежего воздуха, наверное. Подумаешь медведь. Должна ж я была что-то на плинтус примотать, чтоб стекло не разбить. О них же заботилась, а они – «медведь». Топать меньше надо и никаких медведей.

Многие спорят. Чем лучше всего отстирать попавшее на одежду машинное масло. Напрасно.

Лучше всего отстирывает масло четыреххлористый углерод. Его даже в химчистках применяли. Потом перестали из-за ядовитости.

Как-то страна строила объект по производству важнейшего чертечего. Начальник главка, замминистра, начальник отдела ЦК, курирующий отрасль, втроем не вылезали с объекта. Министр каждый месяц несколько дней уделял. С министром обошлось. А эту троицу совершенно немного обрызгали маслом.

То есть как обрызгали. Фонтан из трубы-сотки (подали масло в разобранный трубопровод) хлынул с высоты в двадцать метров, отразился от оборудования и «этажерки» крупными брызгами и мелкими струйками. И всех стоящих по ярусам людей, а так же руководящую троицу, смотрящую вверх, уделал. Вдрызг. Сбежать было нельзя – кто-то закрыл единственную в здании бронедверь, её тоже отлаживали.

Лысины заблестели. Засияли даже. Волосы забриолинились и липко завились по всему телу. "Масляна бородушка" когда-то сказанное в сказке про петуха вполне подходило начальнику отдела ЦК. Он, сидя на объекте, отрастил себе вполне приличную бороденку.

В веретёнке было всё - всё здание, все люди. И три больших, три офигенно больших руководителя. До такой степени в масле - хоть трусы выжимай.

Нам-то, простым инженерам, спецовки выдавали. А они в костюмах. А если вы думаете, что начальник главка и заместитель министра в СССР возили с собой в командировку много костюмов... Вы ошибаетесь. Рубашек много. Три. Иди две. Галстуков - два. Тренировочные с майкой, чтоб в гостинице ходить. Шлепанцы. Шлепанцам, впрочем, бывшие спортсмены предпочитали бутсы без шипов. В них можно было ходить в поездной туалет, не боясь промочить ноги.

И вот этот единственный в командировке костюм с галстуком, рубашкой, трусами и майкой. Насквозь пропитан маслом.

- Где эта сволочь? - спросила руководящая троица, одновременно закончив длинные и разнообразные матерные тирады, и имея в виду человека нажавшего на далекую кнопку.

- Да-да. А подать сюда Ляпкина-Тяпкина – процитировал начальник отдела ЦК бессмертную комедию Гоголя «Ревизор». Начальник отдела был в принципе неплохим и даже образованным человеком. Хотя и промасленным.

Ляпкиным-Тяпкиным был Сашка. Это он случайно отжал отверткой не тот пневмо-золотник из системы пневмо-автоматики. Он не перепутал, нет. Перепутал человек писавший номера на золотниках. Хотя от этого всем было не легче.

Не дожидаясь, когда его подадут Сашка вышел сам. На поклоны. То есть пришел из помещения, стилобата, где стоят золотники, в здание с оборудованием. И поклонился. Сверху ему матерно аплодировали неизвестные науке ученые и инженеры.

Внизу на него смотрели руководители. Смотрели, надо сказать, с укоризной. И шевелили губами. Произнося простые, неласковые русские слова.

- Спокойно товарищи, - сказал Сашка простирая руку на манер говорящего с броневика Ильича, а простирал он правую руку - в левой у него было ведро, - не забывайте, что у нас есть четыреххлористый, его применяют в химчистках.

Сашка подошел к трубопроводу четыреххлористого углерода, зачем-то постучал по нему пальцем, приложил даже ухо, и. И удовлетворенный услышанным, жестом фокусника наполнил ведро четыреххлористым, открыв клапан.

Продолжая представление, Сашка содрал с ближайшего инженера пропитанную маслом спецовку и опустил ее в ведро. Потом достал. Еще раз опустил и снова достал. Выжал. Встряхнул.

И протянул куртку хозяину. Немного мятую. Но без единого следа масла.

- Вот таким образом, - обратился Сашка сразу к троим руководителям, - мы очистим вашу одежду без всяких проблем и совершенно бесплатно. Начинаем с брюк, товарищи. В порядке очереди.

Первым снял штаны начальник главка. И протянул Сашке. Сашка взял.

- Подожди, - Остановил его замминистра, - партия у нас всегда впереди. Извольте сначала очистить Штаны Иван Иваныча.

С этими словами замминистра забрал у Сашки брюки начальника главка и протянул партийные штаны начальника отдела ЦК партии. Сашка взял и сразу окунул их в ведро с четыреххлористым не дожидаясь новых решений руководства.

- Иваныч, - задумчиво спросил начальник главка, - а у тебя на брюках молния железная или пластмассовая?

- Пластмассовая, - ответил начальник отдела, - это югославский костюм. По спецзаказу привезли.

- Югославский? – улыбнулся замминистра, - по спецзаказу? С пластмассовой молнией, - добавил он и откровенно заржал.

Его поддержал начальник главка и все остальные слышавшие разговор.

А Сашка, надеявшийся отстирать начальственную одежду и избежать получения тумаков (чисто словесных разумеется), достал из ведра партийные брюки. Естественно без молнии. Разве ж можно назвать две липких полоски полурастворенного пластика молнией? Таким даже в туалете не вжикнешь ведь. Впрочем, две пуговицы с ширинки и две с задних карманов растворились вовсе.

Чуть погодя, у всех на глазах, из Сашкиных рук начали утекать сами брюки. Кусками. Они неуловимо расползались и падали на пол.

- Пиджак, пиджак не забудь почистить, - зашелся смехом замминистра.

Начальнику отдела ЦК принесли новую и чистую спецовку. Из уважения и на всякий случай сразу шестьдесят четвертого размера. Ему даже помогли подвернуть рукава и брюки. Отчего он стал совсем смешным. Больше всех ржали замминистра и начальник главка. Хотя, надо отдать должное, смеялся и сам пострадавший. Несмотря на то, что советские костюмы оставшихся отстирались легко и без потерь в пуговицах. Советский пластик четыреххлористый почему-то не брал, а молнии там были металлическими.

Переодели и всех остальных. На следующий день. Совершенно напрасно потому что они прекрасно знали, как использовать этот растворитель. Не в первый ведь раз.

Директор завода устроил начальнику отдела отличный костюм коричневого, правда, цвета вместо серого с искоркой югославского. Но до конца командировки ему вполне хватило.

Трагедией чуть было не кончился вчерашний день в одной не очень молодой, но спортивной московской семье. Все потому, что седина в голову, а бес в ребро. Кто у нас из ребер? Правильно. Всё хорошее у нас из ребер, лучшая, так сказать, половина человека.

К Ленке вот такая половина и приперлась. Вчера. Леха как всегда на работе был, у него додзё с комплексом прочего фитнеса, по субботам вечером самая-самая работа. А Ленка дома борщ пылесосила. В самом деле. Борщ случайно упал, рассыпался и немного разлился, когда она его случайно ногой задела. Вот и пришлось борщ моющим пылесосом собирать.

Настроение у женщины, пылесосящей свой борщ, - сами понимаете.

А тут незапланированный звонок в дверь. Зная Ленку, я бы, например, даже к их многоэтажному дому подходить не стал в похожем случае. Да что там я, Лёха и сам предпочитает у меня отсидеться, хотя его и это не гарантирует от моральных повреждений.

В таком настроении Ленка дверь и открыла. А там девица с ребенком.

- Здравствуйте!

- Здрассььь, - нет Ленка обычно за словом в карман не лезет, потому что у нее там слов нет, они все на языке крутятся, чтоб соскакивать без раскачки. Весь толковый словарь Ожегова с добавлением татарских, северных и матерных диалектов великого и могучего русского языка. Но тут растерялась. У них Колька, обалдуй тридцатилетний, никак не женится назло родителям. А тут девица с ребенком. Можете начинать радоваться

- Здрассььствуйте, - улыбается Ленка, - думая наверное про внуков.

- Здравствуйте! – улыбается с места в карьер девица, - Я Люда, а это сын вашего мужа, Миша.

- Какого мужа? – опешила все-таки Ленка, хотя они с Лёхой на первенстве России по карате познакомились, а там сначала бьют, потом «опешивают».

- А у вас что их много? – обрадовалась выбору Люда с ребенком.

- Достаточное количество, - отрезала Ленка, - проходи, разбираться будем.

Они конечно разобрались. И почти подружились. Даже Лехе позвонили, чтоб он домой срочно ехал, потому что кран прорвало и пылесос сломался. Для окончательного решения вопроса.

Леха, совершенно не ощущая беды, приехал и хотел было поздороваться, но получил в лоб заранее заготовленной длинной фразой со старым козлом-Лёхой в конце. Там много чего было в этой фразе: все накипевшее за тридцать лет знакомства, весь короткий разговор двух дам, пара сериалов канала «Домашний» и один женский иронический детектив с убийством неверного мужа. К счастью Лёха только про козла запомнил, «глаза выпучил», «бороденкой затряс» и хотел было возразить. Но возразила дама с ребенком, тихо прошептав:

- Это не он.

- Что значит не он? – Ленке было трудно откатить назад, - может все-таки…

- Нет, точно не он, мой в два раза меньше и его вообще Гришей зовут. У вас какая квартира? 88? А почему на двери одна восьмерка? Отвалилась? А я думала, там девятка отвалилась.

- 98 этажом выше, - уверенно заявила Ленка, пытаясь незаметно от Лехи, спрятать в стол стальной кухонный молоток и кубинский мачете для рубки сахарного тростника.

- Ножичек в ящик не влезет, - поддержал Лёха жену, - ты его обратно в угол поставь, к вешалке.

Нет, действительно все хорошо кончилось. Молоток в ящике, мачете у вешалки, Ленка борщ допылесошивает второй день.

А Леха ищет справедливость у меня на кухне.

- Скажите на милость, - вопрошает он, прикладывая к шишке на лбу холодную пятнадцатикилограммовую гантель, - ну, отвалилась три года назад эта чертова восьмерка, ну не приклеил я ее. Так что сразу "мачетой" драться-то? Можно же было просто напомнить.

Соврал бы чего-нибудь, Петрович, - попросил Серега сидящего на соседней кровати Петровича, - скучно ведь сил нет.

- Соври ему, да, - притворно обиделся старый бугор, - я вообще не вру, не имею такой привычки, а раз тебе скучно, иди вон вокруг вагончика пару кругов по лесу нарежь, а потом можешь в сортир сбегать для окончательного веселья.

- Я и за один круг от холода околею, Петрович, - усмехнулся Серега, - и в сортир мне не хочется совсем. И так минус сорок, а там еще дует снизу. Я, пожалуй, до следующего года потерплю с сортиром. Пять часов осталось, а первого января потепление обещали резкое. Ты б действительно рассказал чего, чтоб время скоротать.

- Какая нежная молодежь пошла, - продолжил ворчать, Петрович, - дует им, сходи хоть водку принеси из предбанника, полчаса уже охлаждается, замерзнет, будем под бой курантов грызть ее за праздник.

- Нежная, да, - Петрович закурил и продолжил без всякого перехода и вступления, - вот у нас мастер был, при социализме еще, тоже как тебя Серегой звали. Так вот он никакого мороза не боялся, не то что нынешние.

- Это какой Серега? Не тот, что в Кадашах начальником сейчас?

- Не, не тот. Этот в Кадашах маленький, а наш под два метра ростом. Стояли тогда недалеко отсюда. Пикетов триста, если по трубе мерить. Тот самый нефтепровод, что сейчас ремонтируем. И тоже под новый год морозы к пятидесяти близко. Актировать дни надо по всем показателям. А начальство орет: сроки, мол, срываете. Оно, конечно, так. Срываем. К ноябрьским должны были, а не успели. Мороза все ждали. Болото там, а его в хороший мороз проходить надо, или месяц сверху снег чистить - замораживать. Ну и дождались. Вдарил мороз. Да такой, что техника встала. Подергались мы маленько, поковырялись тем что завести удалось, да и бросили.

Дело как раз к тридцать первому декабря. Народ домой просится на праздник. Кому охота Новый год в вагончике встречать. Работы-то все равно нет, да и не будет числа до третьего по прогнозам. Но приказ есть: сидеть на месте, ждать пока потеплеет. Тогда партия приказывала, а партии Новый год по барабану, стране нефть нужна.

Прорабом у нас Мишка Зотов. Мишка – мужик тертый, понимал, что начальство, начальством, а народу на встречу лучше пойти. Была б работа он бы не отпустил. А тут делать все равно нечего. Можно правда снег в городке чистить и порядок наводить. Только у нас и так порядок, а местной снегоборьбой никого от пьянки не удержишь. Лучше в дом, в семью отпустить, чтоб никто не отчебучил чего. Подумал Мишка и решил отпустить людей. Втихаря, начальникам не докладывая.

Они хоть и понимают все, эти начальники, но у них работа такая – самим приказы выполнять и других заставлять. Ведь чем начальник выше, тем у него свободы меньше. Я вот может поэтому и не пошел в начальники. А мог бы. И с не сидел бы сейчас с тобой, а где-нибудь в Кремле на приеме шампанское принимал. Ты б Сережа сходил все-таки за водкой-то, кстати. Замерзнет в тамбуре, бутылки полопаются.

Петрович дождался пока Серега принес водку, любовно устроил бутылки поближе к заиндевевшему окну, подальше от печки и продолжил.

- Так вот решил Мишка нас по домам отпустить. Но не всех. Городок с техникой бросать так и так не годится. Кому-то оставаться надо. За генератором следить, тепло какое-никакое в вагонах поддерживать. Да и на рации подежурить-посидеть. Они тогда здоровые были, с собой не потащишь. Никто в нашу глушь не попрется, но по связи наверняка вызывать будут. С праздником поздравить, а больше проверить живы ли и не нажрались ли еще. Так что как ни крути, а кому-то оставаться надо. Причем лучше двоим, а то с таким морозом в лесу шутки плохи. Решили было жребий тянуть, кому оставаться на общих основаниях. Уже и бумажки в шапку бросили, как Серега выступил. Езжайте, говорит, все отсюда к чертовой матери. Я подежурю. Меня все равно никто дома не ждет, меня жена бросила.

- Тебя-то еще не бросила? – Петрович опять прервал свой рассказ, - Нет? Бросит еще, если работу не сменишь. Нынешние девки тогдашним не чета. Им все сразу подавай, и чтоб мужик всегда под боком, и чтоб денег много, и много чего еще вплоть до заграницы. Не такая, говоришь? Так у того Сереги тоже поначалу не такая была.

- Давай-ка лучше старый год провожать начнем потихоньку, а то не успеем. Ну и что, что четыре часа еще, можем и не успеть, между прочим.

И они выпили по первой.

- Не хотел Зотов Серегу одного оставлять, но больше добровольцев не было. Все так обрадовались, что и жребий тянуть расхотели. Решил Мишка рискнуть. Да и в одиночестве тоже свои плюсы есть в такой ситуации. Когда человек один, надеяться ему не на кого и ведет он себя от этого аккуратнее и осторожней.

Завели тридцать первого утром две вахтовки, надо бы четыре, конечно, но только две раскочегарить смогли, и уехали.

Остался Серега. Обошел по два раза свои владения сразу: первый раз смотрел чего, где делать надо, план себе намечал, а второй раз уже и выполнял, чего наметил. Дров разнес по вагончикам, где буржуйки были. Заправил генератору полный бак дизельки, ручным насосом с бензовоза, ну много чего по мелочи. Целый день крутился. Не заметил, как и вечереть начало. Время незаметно бежит, коли делом занят, а на часы глянешь так уже и опоздать можно. Вот как ты.

Наливай по второй давай. Куда столько? По половинке достаточно. По целому это мы за Новый год выпьем.

- У Сереги, кстати, тоже было чем праздник встретить. Консервов вкусных ему наоставляли на радостях, а бутылка армянского коньяка у него своя была. Настругал он себе салатика новогоднего, как у всех чтоб, шпрот открыл пять банок (не пропадать же добру). Картошки сварил, чесноку с укропом сухим насыпал, лучку туда мелко-мелко покрошил. Накрыл на стол. За час до боя курантов по местному времени обошел все с фонариком, проверил печки в вагончиках на предмет прогорания, заслонки закрыл. Добавил соляры генератору. Вздохнул на крылечке прорабской вполовину силы, холодно потому что, и праздновать уселся.

Проводил старый год, как положено. Включил радио на полную мощность – все заснуть боялся и праздник прозевать. Сидел марши с вальсами слушал, коньяк мелкими глотками потягивал, переживал за не сложившуюся жизнь, за жену расстраивался.

Пятнадцать минут до Нового года осталось, как в дверь забарабанили. Шумно там за дверью сразу стало, голосов много, что говорят не разобрать, но смех отчетливо доносится. Дверь не заперта, от кого в лесу запираться, но Серега все равно открывать пошел. А там действительно народу куча. И, главное, жена его, Зойка, в первых рядах, раскраснелась с мороза, смеется, обниматься-целоваться пристает. Друзья Серегины, такие же как он мастера, которые утром уехали, тоже вернулись. Не бросили, значит, чтоб ему скучно не было. И даже родителей его привезли. Маму с папой.

Еле-еле успели шампанское разлить по хрустальным бокалам. И бокалы ведь с собой привезли, черти. Встретил, в общем Серега, Новый год с любимой женой, друзьями и родителями.

- А у тебя, чего с правой рукой-то, а? – Поинтересовался Петрович, снова остановив свое повествование, - не болит? Ну и наливай, давай, раз не болит.

- Что-то у тебя Петрович сегодня прям святочный рассказ получился. Обычно ты ужасы какие-то рассказываешь, а тут все хорошо кончилось. И чего рассказывал - непонятно.

- Конечно, хорошо кончилось, - добродушно согласился Петрович, выпив немного водки, - Серегу утром Мишка Зотов и нашел. Одного, в прорабской с настежь раскрытой дверью. Серега уже и остыл почти.

Мишка потом рассказывал, что ему всю ночь предчувствие покоя не давало, а часа в четыре утра настолько невмоготу стало, что он трезвого водителя сумел найти, посадил его на вахтовку, в городок приехал. И в семь уже Серегу нашел.

- Погоди, Петрович, как «одного нашел», а жена его куда делась? А друзья? Ну друзья напиться могли, но родители-то как его бросили? Что-то ты завираешь, Петрович.

- Я, Сергуня, никогда не вру, - не согласился Петрович и закурил, - только тот Серега с детства сирота. Детдомовский он и ни отца, ни матери никогда не видел, до того случая.

- Ну хорошо хоть перед смертью думал, что у него наладилось все. Не так жалко мужика.

- А чего его жалеть-то, Сергуня? Не надо его жалеть. Я что сказал, что он умер? Остыл почти, я сказал. Но не до конца. Ты сам подумай, откуда я б тебе все это рассказывал, коли я врать не умею? Живой он. Пол уха только отрезали, да пару пальцев на ноге почернело. Ухом-то он к железной кружке примерз, когда за столом спал. Так что ты меня лучше пожалей. Наливай давай, не заставляй ждать старого человека.

- Так привиделось ему, что ли, Петрович?

- Может и привиделось, а может и нет. Тут он сам сомневался, а я тем более. А все от того, что по одному оставаться нельзя в таких случаях. Да и заслонки печные нельзя раньше времени закрывать, и коньяк с рук покупать нельзя у неизвестных науке бабок.

Нас вот с тобой вдвоем оставили сторожить. И водка у нас нормальная. Ты дровишек, то подкинь и наливай. По полному теперь стакану. И радио громче сделай. Телевизор? Ну телевизор.

А вообще, тут место нехорошее. Ручеек из того болота здесь недалеко протекает, и чертовщина какая-то чувствуется. Ну и черт с ней.

С Новым годом, тебя Сергуня, новым счастьем. Жена-то не бросила, не? Ну и хорошо, тогда. Может и обойдется.

Все началось с того, что наша строительная контора сделала шаг к научно-техническому прогрессу и купила два первых пистолета для вязки арматуры. Видели как на стройках сварщики арматурные каркасы варят, чтоб потом бетоном залить? Это долго, неудобно и неправильно в большинстве случаев. Арматуру между собой надо связывать. Проволокой. Вручную это процесс тягомотный, а вот с этими пистолетами (re-bar-tier называется в переводе с китайского на английский) легкий и веселый.

Стоит обнять пистолетным захватом пару арматурин и нажать на кнопку, как из него вылетает проволока, охватывает арматуру, затягивается аккуратной скруткой и отрезается. Секунды. Пришлось снять на видео, и смотреть в замедленном режиме, как это происходит. Иначе не рассмотреть.

Экспериментировали у меня в кабинете. Там еще и усилие затяжки выставляется, и просто интересно смотреть. Как на огонь или текущую воду.

К вечеру в кабинете было перевязано все, более или менее напоминающее арматуру. Карандаши из малахитовой карандашницы пострадали первыми (саму карандашницу не тронули из-за пузатости), ручки из письменного набора, ручки дверей, ножки кресел, ножки всех стульев и столов. Стулья, как наиболее подходящие предметы, были просто покрыты аккуратными проволочными узелками и перевязаны между собой в случайном порядке. Напоследок кто-то умудрился связать две хрустальные рюмки, демонстрируя плавность регулировки. Мы уже собирались продолжить в кабинете шефа, но у нас кончилась вязальная проволока. Склад был закрыт, мы разошлись по домам отложив опыты до утра.

Утром во всех строительных конторах жизнь кипит. Она там всегда кипит, но утром особенно. Утром мой кабинет превращался в проходной двор. Сметчики приносили сметы, задавали умные вопросы про обезжиривание дюбелей перед забивкой и требовали уточнить объемы жестяницких работ. Бухгалтерия в полном составе пыталась отличить аккумуляторные батареи от отопительных радиаторов. Отдел подготовки производства искал место для башенного крана и неправильно расставлял трубоукладчики на берме траншеи.

Надо ли говорить, что в офисах строительных контор работают в основном женщины? Причем эти женщины почему-то носят колготки, а не брюки как все нормальные люди. И так к ним привыкают, что даже под штаны умудряются нацепить парочку.

К обеду женщин у меня в кабинете перебывало штук около двадцати-тридцати. А некоторые так еще и по паре раз успели зайти.

Я не то что бы вежливый человек, но женщин люблю и в своем кабинете с ними не разговариваю пока они не воспользуются стулом. Сидеть в присутствии стоящей женщины – отвратительно, а весь день стоять, я не нанимался, мне работать надо. Поэтому все двадцать-тридцать штук активно ерзали на моих стульях, а некоторые так по два раза.

Ближе к обеду в конторе началось какое-то брожение и заговоры. Во время обеда революционные настроения женского коллектива подогрелись чаем, сосисками и прочими котлетами в нашем кафе. А после обеда выплеснулись наружу. Ко мне явились парламентеры: главбух, и начальницы двух отделов. И не просто явились а с требованиями. Они видите ли пришли к обоснованному выводу, что все леди побывавшие у меня в кабинете остались без колготок. То есть без целых колготок и некоторые по два раза. А драные вот они, я могу посмотреть и пощупать. И если некий представитель администрации предприятия живо не озаботится пополнением женского гардероба его прям тут же порвут как грелку. Потому что мне вот в театр вечером. А у Люськи из бухгалтерии вообще после работы свидание и она рыдает где-то в углу, утирая утраченные надежды разорванным чулком.

Я сдался. И любой бы сдался на моем месте. Самые храбрые попробовали бы сбежать, но у них все равно не получилось бы. А я просто потребовал подробную заявочку в утвержденной форме. Чтоб цвет, марка, размер и чем они там отличаются.

И потопал в дамский магазин. Такое ведь водителю не поручишь, в отдел снабжения не передашь. Тут самому надо. В магазине я протянул список требуемого продавщице.

Вот скажите, почему в дамских магазинах мужики не торгуют? Мужик бы меня понял. Наверное. А женщина продавец просто посмотрела как на фетишиста-извращенца. То есть мало того, что фетишист, так еще и фетишист-бабник. Потому что простому нормальному фетишисту не придет в голову столько разноцветных и разноразмерных колготок покупать. Пришлось выворачиваться.

- Вы не подумайте плохого, - высказал я первую попавшуюся в голове глупость, - это я на всех беру, не только себе, – и глядя в расширяющиеся глаза продавца почти перешел на шёпот, - мы тут банк ломануть задумали. Сберегательный. За углом.

Лучше бы я вообще на шепот перешел, а не почти. Хотя глупости даже шепотом говорить не нужно. Их могут услышать.

Охранник и услышал. Сержант вневедомственной охраны. Милиционер то есть. Милиционером вообще советуют анекдоты по два раза рассказывать. А я второй раз про банк не успел уже пошутить. Потому что у них напротив как раз на прошлой неделе. Трое в колготках. Пытались на инкассаторскую машину напасть. А тут больше двадцати штук человеку нужно (там некоторые по два раза же записались).

Вот как коротко объяснить милиционеру про пистолеты для вязки арматуры? Или по-другому, но чтоб понятно было зачем мне столько разнообразных колготок? Коротко - никак. Хорошо, что там в списке некоторые свои телефоны записали вместе с размерами. Вдруг уточнить чего.

- Звоните, - говорю мильтону с продавщицей, - на любой номер из списка, там вам мою личность подтвердят и все объяснят.

И объяснили. Но злорадный хохот главбуха был отчетливо слышен в трубку. Даже мне. Хотя я в двух метрах стоял. А вот продавщица очень милой барышней оказалась. Она даже позвонила приятельнице в соседний магазин, чтоб мне и там все не рассказывать. В одном-то магазине всего заказанного не оказалось. Очень разнообразные вкусы у нашего коллектива на этот счет.

Весь следующий день, я очищал свой кабинет от проволочных узелков. Надо сказать, что вяжутся они гораздо быстрей чем срезаются бокорезами.

У двух моих старших товарищей, Ивана Ивановича и Ивана Никифоровича жили попугай и собака. Попугай достался Ивану Ивановичу в наследство от папы, крупного советского ученого по птицам, и первое время был «настоящим говорящим попугаем». Иван Иванович, инженер по ракетам, в пернатых совершенно не разбирался, поэтому когда попугай снес яйцо он также остался "настоящим попугаем", только говорящей.

Иван Никифорович держал собаку охотничьей породы по летающей дичи. Собаку звали Варькой, завел он ее сам, у него вообще всех собак звали Варькой, да и жену тоже, как в известной пьесе «Бал в сочельник, или Часы с боем» неизвестного Мельяка. Умнейшая была собака, вся в хозяина хотя и абсолютно непьющая.

Пришел как-то Иван Никифорович с собакой в гости к Ивану Ивановичу, отметить какое-то мужское событие: то ли жены в отпуск уехали, то ли премию дали государственную обоим, то ли просто родился кто-нибудь, где-нибудь, милиционер какой-нибудь, например.

Сидят мужики на кухне, отмечают, собака рядом с хозяином сидит, попугай по комнатам летает, потому что независимый очень характер у него.

- Слушай, - сказал Иван Иванович, - скучно ведь сидим, без женщин потому что. Может теток каких позовем?

- Лениво звать-то, собаке вон налей, она ж тоже женщина в своем роде.

- Так не пьет ведь. Может попугая позовем? Он же теперь Ксюша, а не Кеша.

- Так их обоих не дозовешься, что Ксюшу, что Кешу. Ловить придется. Давай просто за женщин выпьем.

И они выпили за женщин. Собака же услышав, что попугая придется ловить, встала и из кухни тихонько вышла. Донесся непонятный шум, что-то упало, собака вернулась с попугаем в зубах и положила его на стол. Безжизненная тушка полежала немного, открыла один глаз, встрепенулась, встала на лапы, посмотрела на собаку и сварливо произнесла:

- Варька, дура бестолковая, водки неси, гости в доме!

Тут мужики еще раз выпили за женщин, потому что обрадовались тому что птичка выжила, а поскольку так и не смогли понять откуда пернатая скотина узнала как зовут собаку, выпили еще и за женскую проницательность. Выпили совершенно напрасно, потому что попугай, являясь наследием царского режима, просто повторил частое обращения старого ученого к своей кухарке.

Большинство мужчин, дожив до 25 лет и не женившись, начинают испытывать
некоторое давление со стороны своих мам:
- Когда ты, наконец, женишься? Что, я так и не дождусь внуков? А вот у
сына Веры Павловны уже двое детей и прекрасная жена.
Мише уже исполнилось 33, и он был холост, как легендарно-придуманный
выстрел Авроры по Зимнему дворцу. Его друзья и подруги давно уже
отбросили попытки помочь Мишке обустроить браком свою личную жизнь, и
даже его мама все реже и реже задавала ему сакраментальный вопрос:
"Когда же...!?" Нельзя сказать, что Мишка испытывал какие-то затруднения
в общении с противоположным полом, скорее наоборот - с его внешними
данными, обаянием и умением поддержать любую беседу от обсуждения вкуса
вчерашнего бутерброда с килькой в ближайшей рюмочной до Пикассо с
Генделем и Стравинским, отбоя у него не было от баб, как говаривал его
интеллигентный папа-профессор.
Как-то субботним утром, двадцать с лишним лет назад, когда Мишины
родители собирались на дачу в Подмосковье, мама спросила:
- Миш, ты вроде бы на работу сегодня собирался заехать?
- Да, мам, собирался, - ответил Мишка, - проект срочный, надо немного
поработать и в выходные.
- Миша, а ты месяца два назад говорил, что купил курицу в заказе? -
продолжала мама.
- Угу, купил, - буркнул Мишка, начинающий понимать, что поездка на
работу кончится не совсем, так как он планировал, - А что?
- Ты ее забери и приезжай вечером на дачу.
- Ладно, мам, обязательно.
На работе Мишка прикрепил к кульману чистый лист ватмана, подточил
грифель цангового карандаша и вспомнил о курице. Отложив инструмент,
Миша направился к холодильнику и храбро распахнул дверцу. Одинокая
курица, в позе с трудом поддающейся объяснению, вмерзла в изрядное
количества льда, образовавшегося в морозильной камере за два месяца ее
зимовки.
Курица? Да курица. Тому, кто не видел советских кур, прозванных народом
синей птицей после выхода на экраны одноименного фильма, объяснять
бесполезно, а тому, кто видел и даже ел, мне стыдно напоминать, но я все
равно попробую описать это чудо социалистического птицеводства: тощая
шея, увенчанная головой с клювом открытом в предсмертном крике, длинные
и тонкие когтистые лапы, торчащие из тощего туловища синеватого оттенка,
крылья, распахнутые в борьбе за жизнь - песня, а не птица.
Вот такая песня и вмерзла в лед нашего лабораторного холодильника,
предварительно раскорячив конечности по углам морозилки.
- Цып, цып, - позвал Мишка и потянул курицу на себя.
- Угу, ща, - скрипнул холодильник и не отдал.
- Надо было положить ее в пакет, - подумал Мишка и потянул сильнее,
сдвигая холодильник - здоровья у него было хоть отбавляй.
- Ну-ну, отдай, сволочь, - Мишка уперся в холодильник ногой и потянул
еще сильнее. В этот раз начали деформироваться крепления морозильной
камеры.
- Пожалуй, сломаю нафиг, - подумал Мишка, - надо размораживать. Мишка
отключил холодильник от сети и сел за кульман.
Часа через два он опять вспомни про курицу и подошел к холодильнику.
Двухчасовая разморозка результатов не дала - на птичке только-только
показались первые капли оттаявшей воды. Мишка ковырнул курицу скальпелем
для заточки карандашей - от курицы отделился крошечный, замерзший
кусочек. Мишка ковырнул настойчивей, отделив кусочек чуть больше.
Задумавшись, он сунул этот кусок рот и тут же сплюнул, опомнившись.
Кормить родителей и есть самому куриную строганину, в Мишкины планы не
входило, и надо было что-то делать. Пораскинув мозгами, Мишка нашел
техническое решение проблемы: он поставил один стул на другой, сверху
положил справочник "Лощинского-Толщинского", три тома Анурьева и
установил тепловентилятор, направив струю теплого воздуха на металл
морозильной камеры.
Прошло два часа. Набросав на бумаге контуры еще одного узла, Мишка опять
подошел к холодильнику. В этот раз курица согласилась выйти наружу. На
курице намерзло льда более ее веса, все еще не оттаявшие, куриные ноги
торчали в разные стороны, к одной из ног примерзла шея. Курица
напоминала вмерзшую в лед художественную гимнастку, севшую "на шпагат" и
склонившую голову к одной из ног.
Пора было отправляться на дачу. Взглянув на часы, Миша понял, что его
давно ждут родители и, наверное, волнуются. В старом профессорском
дачном поселке, куда Мишке предстояло отправиться, телефон был один -
у Веры Павловны, академической вдовы и маминой приятельницы. Наши
известные органы, в 1937 году, увезя мужа Веры Павловны в неизвестном
направлении, зачем-то оставили ей телефон на даче. Вере Павловне тогда
повезло: остальные телефоны из поселка увезли в том же году вместе с
хозяевами.
Миша набрал номер:
- Здравствуйте, Вера Павловна, - сказал он, - Вы не могли бы передать
маме, что я скоро буду и привезу, что обещал.
Надо сказать, что история умалчивает: то ли Мишка настолько сроднился с
курицей и употребил местоимение "мы" вместо "я", то ли старенький
телефон исказил сказанное, то ли Вере Павловне просто послышалось.
Наверное, все-таки послышалось, а послышавшись еще и осмыслилось. В
общем, Вере Павловне послышалось, что Миша едет не один. Вспомнив
сетования подруги на Мишину холостяцкую судьбу, и сопоставив их с
услышанным "мы", она решила, что Миша везет к родителям свою невесту.
Надо сказать, что Вере Павловне можно только позавидовать - всем бы
иметь такую способность к дедуктивным рассуждениям в семьдесят лет.
Порадовавшись за подругу, Вера Павловна одела лучшее старенькое платье и
отправилась с радостной вестью. Вообще-то, Мишкины родители жили в
домике соседствующим с домиком Веры Павловны, но то ли она немного
заблудилась, то ли радостные вести имеют свойства распространяться
быстрей событий, но весь поселок узнал о предстоящей Мишкиной женитьбе
гораздо раньше Мишкиных родителей.
В это время Мишка уже продолжал борьбу с курицей в электричке.
Зловредный зверь, завернутый Мишкой в лавсановую кальку, громко шуршал,
пытался холодной лапой потрогать теплые женские ноги и попы,
немилосердно тек, и цеплялся за все, что попадалось. Обмяк он только в
конце пути.
Приодевшиеся родители встречали Мишу возле калитки. Из-за заборов на
него смотрели любопытные соседские глаза. Особенно много глаз смотрело с
участка Веры Павловны, устроившей у себя наблюдательно-командный пункт.
- А где? - спросила Мишу мама и осеклась, смотря за Мишину широкую
спину.
- А вот! - Миша протянул маме авоську с курицей.
Я не знаю, что ожидала увидеть в авоське мама, но заглядывала она туда с
какой-то надеждой в глазах. Заглянул туда и Мишин папа.
- Ну, мать, я же говорил, что Мишка таких сюрпризов не устраивает, а ты:
"Вера Павловна, Вера Павловна", - тьфу, сплетница старая.
Папа расслабил узел галстука, снял пиджак и пошел в дом переодеваться.

Как вы думаете, когда есть знакомый травматолог и ты с ним текилу с виски мешаешь ему доверять стоит? В профессиональном плане? Мне вот средним пальцем на правой руке очень на клавиши давить удобно, потому что последняя фаланга не разгибается. Со знакомым травматологом организовали напополам. Я сухожилие порвал по пьяной лавочке, а он таким же делом пришил на место. Стальная спица двадцать дней палец прямым держала, а как только вытащили железку, стало видно, что чегото там неправильно срослось.

- Давай, - говорит травматолог, - разрежем и перепришьем.

- Ну тя, - отвечаю, - к австралийским динго. Не девушка, чай. Так доживу, с кривым пальцем. Вот за водкой сейчас сбегаю и доживу.

- Не надо за водкой бегать с виски доживать будем, у меня пара литров от благодарных пациентов осталась.

- Судя по моему пальцу, доктор, от твоих благодарных пациентов тебе только венок полагается. С ленточкой. А если виски - то отравленное.

- А ты не хочешь, не пей, - травматологи они спокойные как удавы после еды, - хотя медсестру позвать не мешает, чтоб попробовала.

Позвали медсестру. Огурчики с помидорчиками порезать, сало покромсать и стол украсить. Какая пьянка без женщин, если они все равно рядом? Разлили по стаканам, выпили по полной, как положено. Занюхали. Тут травматолог спрашивает:

- Как ты думаешь, когда есть знакомый травматолог и ты с ним текилу с виски мешаешь ему доверять стоит?

- Не-а, - я посмотрел на свой кривой палец и кинул в рот кусок сала, - не стоит. Хотя по второй налить можно и доверить, я думаю.

- Ерничаешь все? - травматолог ухмыльнулся, - ну, ну. Палец твой - фигня, Палец мы починим. А я год назад как раз в это время руку сломал. Поехал к вам в Москву квалификацию повышать в известную клинику. Повысил. Провожали три таких же как я травматолога. У них в ординаторской стол накрыли ближе к ночи. Текила с виски как раз. Хорошо посидели. Я пошел на лестницу воздухом подышать, подскользнулся на луже, уборщица там полы помыла, и на правую руку упал. Упал неудачно, но в удачном месте. Сделали рентген, определили перелом и в операционную сразу. Вместо наркоза мне еще грамм триста виски дали.

Очнулся в гостинице. На руке гипс на тумбочке снимок. Все остальное как в тумане. Но помню, что в аэропорт надо - самолет скоро, а еще чувствую, что я все это уже где-то видел. Тыркнулся: часов нет, я их на правой руке ношу, ты знаешь, хуже всего - кольца обручального нет. Жена вообще убьет. И ведь не помню ничего, что обидно. Подумал, что домой прилечу, в магазин заеду, куплю чего-нибудь похожее, вещи в сумку покидал и в аэропорт. Успел, зарегистрировался и на досмотр. Сунулся через рамку - пищит. Все карманы обшарил, ничего нету, а все равно пищит. Проверили ручным металлоискателем. Пищит в гипсе. Смотрят подозрительно. Не только смотрят. Милиционеров позвали и в большую рентген-кабину повели вместе с вещами. Знаешь, там у вас такие поставили?

Нашли чего пищало. Кольцо мое обручальное и часы. В гипсе. Часы тикают, а менты ржут: вчера только "Бриллиантовую руку" повторяли по телевизору, - сегодня уже контрабандисты пошли. Улетел я только на следующий день. Приехали коллеги выручать, связи подняли, в общем, отпустили без последствий. Я было этим троим претензии сначала: какого мол? А они: так ты сам просил. Мужики, твердил, что хотите делайте только кольцо с часами не потеряйте, жена убьет. Ну мы и прибинтовали, чтоб не потерялось. И лыбятся, - Травматолог, закончил рассказ и сам улыбнулся.

- А я вспомнил потом, - сказал он набулькивая всем по третьей, - когда пили тогда в ординаторской, телевизор работал и "Бриллиантовую руку" показывали. Так что мне на них обижаться нечего. А мы сейчас допьем и пойдем твой палец ремонтировать...

Так вот как вы думаете, когда есть знакомый травматолог и ты с ним текилу с виски мешаешь ему доверять стоит? Я думаю можно. Особенно, если весь вопрос в том, чтоб налить по второй.

Детство Брюса Ли было трудным. В возрасте двух месяцев его отлучили от
матери и отдали в приемную семью. Несмотря на это, мальчик развивался
правильно, опережая своих братьев в росте и весе. К полутора годам он
весил килограммов десять-пятнадцать, а рост имел 110 сантиметров (вместе
с хвостом) и был совершенно не по-детски сообразителен. Я забыл сказать,
что Брюс Ли – кот-переросток, какой-то австралийской породы, ярко рыжей
масти повышенной шерстистости, а приемная семья – мой друг Леха и его
жена Ленка. Свою кличку кот заработал умением драться всеми четырьмя
лапами сразу и привычкой бегать по стенам, шторам и потолку вместо пола.

Выданный ему кошачий горшок Брюс презирал, предпочитая пользоваться
хозяйским унитазом, "смывая" за собой, что, в принципе, у котов еще не
признак "очеловечивания". А вот то, что Брюс "смывать" иногда забывал -
это уже по-человечьи совсем.
Спать Ли привык на кровати "приемных родителей", втискиваясь аккурат
между ними, не обращая ни малейшего внимания на постельные занятия
хозяев.
Летом, когда Брюсу было уже года два, Леха решил вывезти на дачу не
только Ленку, а "семью" в полном составе. За первый час своего
пребывания на летнем отдыхе Ли, облазил весь участок, подрался с двумя
соседскими котами, на правах победителя договорился с местными кошками о
свидании, отъел половину от привезенного ему на неделю минтая, и, найдя
по запаху хозяйское ложе, заснул, полностью удовлетворенным. Проснувшись
ночью, и обнаружив, что дверь закрыта, он начал тиранить спящего
хозяина: "Выпусти, гад, у меня свидание, а ты дверь закрыл". Разбуженный
Леха, огрызаясь на Ленкино неискреннее ворчание, что надо бы вас двоих
прооперировать, чтобы по ночам не шлялись где непопадя, выпустил кота на
улицу. Через некоторое время, Леху опять разбудил стук в дверь – кот
просился обратно. Выслушав очередную порцию Ленкиных комментариев о
моральном облике кота и его самого, Лешка в темноте впустил кота и
улегся обратно. Чуть позже на кровать забрался Брюс.
- Леш, ты не знаешь, чем это пахнет? – задала Ленка совершенно
бессмысленный вопрос, поскольку перепутать этот запах, она не могла ни с
каким другим – пахло именно "этим".
- Брюс, наверное, куда-то, вляпался, сейчас свет включу, - Лешка нажал
на выключатель.
Вляпался. Какой там вляпался, выражение "по уши в дерьме" полностью
соответствовало обстоятельствам. Ленкина рука, протянутая было, что бы
сбросить грязнулю с кровати была спрятана за спину. По свежеструганному
полу (предмету Лешкиной дачной гордости) к кровати шли две цепочки
следов лап, между которыми шла сплошная полоса от хвоста (кот даже хвост
не мог поднять, так много на нем налипло). По середине кровати лежал
Брюс, распластавшись во все свои метр десять. С кота еще текло.
- Твой "засранец", ты и убирайся, - сказала Ленка, все еще держа руки за
спиной.
- Чего мой-то, а кто ему сегодня утром за ушами чесал? - попробовал,
было возмутиться Леха
- Теперь сам чеши, если нравится, - отрезала Ленка, - это теперь твой
кот, полностью.
Всю оставшуюся ночь и часть следующего дня ребята грели воду, мыли кота
и все остальное. Как выяснилось, кота подвела городская привычка к
унитазу – он провалился в дырку туалета типа "сортир", а выбрался через
выгребную яму. Хорошо хоть не утонул.
Лешка мне эту историю рассказал, через несколько дней после событий.
Когда рассказывал, делал паузы, принюхивался и спрашивал: "Не пахнет
уже? ". Не пахло.

Я уколов не боюсь.

Оттого не боюсь, что мне как-то пришлось сделать больше двухсот внутримышечных подряд здоровым мужикам ночью в зимнем пионерском лагере в уральском лесу. При всем этом, я инженер и к медицине до того имел отношение только как от нее потерпевший.

Челябинская область и соседняя Башкирия - эндемичные районы по клещевому энцефалиту. Заставлять непривитых людей работать на природе, а в другом месте магистральных нефтепроводов почему-то не прокладывают, - не то чтобы совсем-совсем преступление, но очень большой риск, как для них, так и для руководства.

И вот у двухсот мужиков неожиданно, как первый снег, наступил срок ревакцинации. Вакцины с растворителем полный холодильник, а колоть некому. То есть девки-то в обслуге пионерлагерной есть. Красивые. Но насчет инъекций совершенно необразованные в медицинском смысле. А мелкое руководство любит приехавшему большему проблемы подкидывать. Срочно колоть надо, медиков нет, ай-ай-йяй все пропало, работу бросим в город поедем, неделя минимум из графика вылетит.

Картофельный Чапай должен быть впереди на картофельном коне ведь.

- Паразиты, - говорю, - узнавайте куда эту гадость надо вкалывать, и после работы стройтесь по трое со спущенными штанами в коридоре первого корпуса. Я вас сам переколю всех к чертовой матери. Нахрен.

И двести человек взял и переколол. Литровый пузырь спирта стратил задницы протирать в нужных местах. Двоих заставил вакцину разводить и в шприцы набирать. Шприцы, - орал, - снаряды несите, а то патроны кончаются. Потом сказали, что вроде и не в задницу надо было, а «под лопатку». Но тут уж как получилось. Не переделывать же. Ну их. А тот кто считает, что задница не под лопаткой просто камасутры пересмотрел.

Но на этом не кончилось. Два соседних корпуса еще один подрядчик арендовал. Для своих рабочих. Приходит ко мне вечером их главный инженер.
- Коллега, - говорит, - я слышал у вас широкая медицинская практика в некоторых вопросах? Нашим тоже пора прививаться. Ну что вам стоит?

Я отказался, конечно. Нельзя же две ночи подряд спирт переводить. Никакого здоровья на медицину не хватит. Так и сказал:

- Сам учись, в жизни пригодится. У меня трое недоколотых осталось, сейчас придут, я тебе на одном продемонстрирую, на двух потренируешься и пойдешь своих окучивать.

И он-таки тоже ушел вакцинацией заниматься. А ночью у них одному сварщику плохо стало. Подумали что от прививки. Дали стакан водки. Полегчало. Через час опять поплохело. Подумали, что похмелье уже и еще стакан. Потом все-таки скорую вызвали. Инфаркт оказался. Так врачи ей-богу говорили, что сварщика своевременно оказанная медицинская помощь только и спасла. Не дали б водки, он бы мог и навсегда по-настоящему умереть.

В эпоху развитого социализма на работе у меня случился продолжительный аврал, в результате чего ездил домой поздно в практически пустой электричке. Где-то в 23:45 с Ярославского вокзала. Один и тот же вагон, один и тот же состав.

Первый раз на подъезде к Лосинке почему-то курить захотелось, я тогда пару раз в неделю курил, вышел в тамбур. Там уже мужик с папироской. В вагоне кроме нас вообще никого, никому не мешаем. Я было уже спичкой чиркнул, но тут двери пшикнули, открылись, и в них вошла собака. Типа немецкой овчарки что-то. Пес неодобрительно зыркнул на нас, отошел в другой угол тамбура и лег. Под его взглядом я сигарету обратно в пачку сунул, а спичку в коробок. Мужик тоже окурок в щель наружу выкинул.
Пес на нас смотрит, мы на него. Доехали до Лося. Двери открылись, пес вышел.

Тут мы с мужиком уже друг на друга смотрим.

- Нифига себе, - это я говорю, - билет-то небось в кармане, судя по серьезности морды.

- Сезонка у него, - поддерживает разговор попутчик, - я его каждый вечер вижу, потому что все время на этой электричке катаюсь.

И я этого пса месяц почти каждый вечер встречал. Причем «почти» - это не из-за него, а из-за того, что я на электричку опаздывал. С мужиком я здоровался. Псу мы просто кивали, а он нам подмигивал. Точно подмигивал, хотя собаки не умеют. Никто уж и не курил, неудобно как-то при некурящем животном. Девчонки две еще с нами неделю ездили до Мытищ. Они пробовали собаке сосиску дать, на Ярославском тогда вкусные вареные, до ужаса горячие, сосиски продавали. Пес не брал. Так и ездили. А потом аврал у меня кончился, и я попутчиков больше не видел никогда.

Небось они и до сих пор там ездят. Вечная электричка, вечный пес, вечные девчонки с сосисками и мужик с папиросой. Поезд-Китеж. Может еще и встретимся.

Наша контора в тихом городском районе. Соседний с дом с управой. Однажды в сквере напротив нас мы обнаружили оцепление. То есть мы идем, а нас к себе в контору не пускают, потому что собаки бомбу ищут. И точно, роботы ездят, собаки нюхают, мужик в скафандре зеленого цвета пятую сигарету курит. То есть ему другой мужик «курит», у самого-то руки до головы не достают.

Не, мы в контору-то прошли, там если управу сзади обойти, между зданиями проход и вход к нам во двор. А в конторе уже все всё знают. Там, понимаешь, разминируют вовсю, водяной пушкой стрелять целятся, а наши местные девки уже все обстоятельства выяснили.

Управовский дворник Улукбек, неделю как был гоним главой управы вон из кабинета и наказан, за то что «противотерроистические мероприятия не соблюдаются, потому что в сквере черте чего валяется и даже пустые банки из-под пива в урне». А в них может быть динамит. Урны надо чистить, а подозрительных лиц, выкидывающих туда мусор, беспощадно раздевать взглядом на предмет обыска нехороших намерений в плане районной власти. Так Улукбек сказал нашим девкам, когда они в магазин ходили.

Поэтому, когда Улугбек обнаружил в сиреневых кустах чёрный пречёрный с розовеньким рюкзак, он тут же доложил самому главе управы о найденной вещи с плохими намерениями. Глава выставил временное заграждение в виде того же Улугбека и своей секретарши и позвонил в соответствующие органы. Органы отреагировали незамедлительно.

В момент, когда робот с водяной пушкой уже выкатывался из фургона, а сапер в скафандре курил уже вторую сигарету к оцеплению подошел Андрюха, работающий третьеклассником-двоечником, в соседнем государственном бюджетном образовательном учреждении. Андрюха из-за широких спин оцепительных полицейских внимательно рассмотрел скверик, все понял и сразу решил сдаться. Сдался он родной матери, нашему завхозу по совместительству. То есть он не до конца сдался, совершенно не упомянув, что прогуливая два урока с целью игры в футбол, он спрятал свой черный с розовеньким, доставшийся от старшей сестры рюкзак, в кустах перед управой. Перед управой исключительно потому, что там работают честные люди и на рюкзак не позарятся, оттого что по слухам «воруют только миллионами». Андрюха просто сказал, что на минуточку оставил рюкзак, а тут все сразу оцепили и рюкзак не отдают.

Рассказывая нам о произошедшем девки уже собрали делегацию рюкзаку на выручку. Андрюху с мамой и шесть человек поддержки. Своих «районных». Вы знаете, что такое шесть целеустремленных теток из нашего района от тридцати до сорока? Лучше вам не знать.

Делегация затребовала старшего, и он был им предоставлен.
- Отдай ребенку рюкзак, гнида – так, или немного помягче, заявила делегация.
- У нас нет рюкзака у нас бомба в кустах, собака взрывчатку подтвердила, сейчас мы ее на месте водяной пушкой уничтожим.
- Это не бомба, это мой рюкзак, - честно сказал третьеклассник-Андрюха, - там селитра просто для петардов. Мы из нее петарды делаем.
- Правильно говорить «для петард».– поправил его старший и тут до него дошло, - и много селитры?
- Не, - честно сказал Андрюха, - полбутылки всего. Но на складе еще есть, можно набрать если надо.

Рюкзак ему вернули через месяц. Вещественное доказательство все-таки. Улукбека премировали за бдительность, секретаршу главы – за храбрость, главу же все равно сняли, потому что давно собирались. Так что все хорошо кончилось.

Однажды к нам в секретное и научное конструкторское бюро пригнали машину для маммографии. Как положено – раз в год. Хотя могли и чаще: маммологический всесоюзный центр от нашего КБ через дорогу малость наискосок. Как план по обследованиям под угрозой, так они по району машины. К нам ближе всего.
Машина во дворе, все тетки по очереди на обследование топают.
Пожалуй, что самая красивая, обаятельная и стройная как тростинка, на нее все мужики заглядывались во главе с начальником и главным инженером, девушка в среде конструкторов возвращается грустной и что-то там ворчит себе под нос неразборчиво. Пять минут ворчит, десять. Сашка не выдерживает, интересуется. Она ему шепотом, но так, чтоб все слышали:
- Понимаешь, Саш, мне этот шовинизм надоел. Стою в кабинке, а из динамика голос: положите на полочку. Я ей: чо? А она: грудь на полочку положите. 
- Так в чём шовинизм-то?
- Положите на полочку, положите на полочку… а кому-то не то что положить, кому-то ведь и зацепиться нечем за эту полочку…

Сопромат у нас вел молодой очкастый ботаник по фамилии Тархов. Предмет знал (чего там знать-то?), семинары вел увлеченно, из-за чего был вечно перепачкан мелом, так как все нагрузки и воздействия демонстрировал с помощью рук. Он их ломал, сжимал, растягивал, крутил и изгибал, вырывая из заделки. А однажды пришел преподавать с загипсованной рукой. Причем не просто загипсованной а торчащей вперед на подставке. Зал стих.

- Допрыгался, - с сожалением шепнул кто-то.

- Доломался скорее, - ответило негромкое эхо, - как же теперь?

Преподаватель с грустной миной, молча сел на краешек стула. Было слышно, как в самом уголке тихо всхлипывает какая-то впечатлительная девица, тайно влюбленная в сопромат.

- Семинара не будет? - разорвал тишину чей-то робкий и от этого хриплый мужской голос.

- Отчего же? - очнулся Тархов и постучал пальцем по гипсу, - так даже нагляднее, мела на гипсе не видно, а вместо шарнирной заделки теперь жесткая.

В поезде Казань–Москва двухэтажном. Это вам не самолет Пхукет-Алматы – это ниже. На втором этаже. Решил пуговицу пришить. Отвалилась, когда галстук снимал. Ручная работа, ручная работа, европейское качество, лядь такая, подумал я о продавце рубашек в любимом ателье и решил пришить. Пуговицу. Ужин заказал и набор открыл. Первый раз в жизни.

Вот, кстати, почему наборы иголок с разноцветными ниткам, пуговицами, булавками выдают в бизнесе авиарейсов и СВ железной дороги? В плацкарте и экономическом не выдают, а тут выдают, чтоб все хором заштопались.

Первый раз открыл и понял, что это издевательство. Пробовали когда-нибудь железнодорожную нитку вдеть в железнодорожную иголку в железнодорожном вагоне? Имея глаза с астигматизмом. Или без.

Сначала официантка встряла, которая с ужином:
- Давайте помогу, на ваши мучения смотреть больно.
Минут пять возилась, сдалась:
- Без очков никак, меня остальные пассажиры с заказами ждут, я вам сейчас проводницу пришлю.
Проводница по имени Ануш, я с ней уже не раз катался, тем более у меня шашлычница была с таким названием. Инфракрасная.

У Ануш тоже не вышло. Сейчас, говорит, я в соседнем купе у мужчины очки видела, попрошу, может подойдут. Не подошли, но подошел сам мужчина из соседнего купе. И у него не получилось. Вернулась официантка с симпатичной женщиной тоже со второго этажа. Взялись обе. Не вышло. Через полчаса. У моего купе собрались практически все. Со второго этажа вагона СВ. А может даже и с первого.

В общем-то, у нас очень отзывчивые люди. Но слепые. Потому что все ездят в поездах с очками, которые "не для этого". А "для этого" очки дома. Зато приятно смотреть на то, как незнакомые совершенно люди, с удовольствием примеряют друг дружкины очки, успевая сказать "а в ваших я вообще нифига не вижу", еще до их, очков, надевания. а еще все тащат свои наборчики: давайте мой попробуем, у меня лучше.Некоторые зубные щетки несли и губки для обуви, там тоже выдают, а человеку без пуговицы может пригодиться.

Потом я хотел барышню, попавшую ниткой куда надо, в ресторан свести из искренней благодарности. Но она не пошла, ее мама не отпустила. И сама мама не пошла. Им на двоих лет тридцать и даже шоколадок не пьют. Отделался мультиками и чак-чаком.

А все на базе зрения перезнакомились и почти весь этаж вагона ушел в ресторан, отмечать знакомство. И я с ними. Пришил-таки пуговицу ведь.

Наборы ниток в поездах вовсе не для издевательства, оказывается, а ради единения. Бердымлек, как говорят татары. Сямисес, халяр нишек? Айбет.

У меня одно время прямой рабочий телефон на одну нецензурную цифру отличался от телефона диспетчерской ЖЭУ. Это там, где сидели люди, отвечающие за эксплуатацию и техническое состояние жилых домов. Это туда звонили, когда лампочка в подъезде перегорела, канализация засорилась, крыша поехала или сосед кран забыл закрыть. Представляете, да?

И вот 31 декабря. Тогда оно еще рабочим днем было. Звонок.

- Да, - говорю, - Иванов.
Я всегда фамилию называю, в трубку. Свою. Которая, разумеется, не Иванов. Называю, потому что не знаю, как вежливо ответить на обычный телефонный вопрос «А кто это?».
- Диспетчерская? – с надеждой переспрашивает незнакомая мне бабушка.
- Нет, вы ошиблись, - и трубку положил.

Опять звонок.
- Да, - говорю, - Иванов.
- Диспетчерская? – голос тот же, только надежды уже меньше в нем.
- Нет, вы ошиблись в последней цифре, вместо пяти набрали шесть, - трубку положил.

Опять звонок.
- Иванов!
- Диспетчерская?
- Нет.
- А кто это?
- Иванов!
- А может все-таки диспетчерская? - подозрительно так, как с американским шпионом из диспетчерской.
- Нет, пожалуйста внимательно, набирайте номер. Вы пятерку с шестеркой путаете.
- Извините, я еще раз попробую.
- Попробуйте, - трубку положил.

Опять звонок.
- Да, - говорю, - Иванов.
- Диспетчерская? – голос тот же, естественно.
- Нет, вы опять номер перепутали...
- Молодой человек! Не надо меня считать за идиотку, ничего я не путаю. Я нажимаю «пять», как в инструкции. На «шесть» у меня вообще поликлиника. А «пять» - это диспетчерская.

Тут мне любопытно стало. Что это за инструкция такая, где поликлиника – «шестерка», а диспетчерская, то есть я, Иванов, – «пятерка». Разговорились. Дочь маме телефон подарила. Старый с диском еще выкинула, а новый запрограммировала на все случаи жизни. Себя на «единицу», внуков на «два» и «три». Пожарных с милицией и скорой бабушка и так помнит, диспетчерская – пять, поликлиника, чтоб врача вызвать – шесть. И дальше. Все в письменной инструкции у телефона висит.

Продиктовал номер диспетчерской. Повесил трубку.

Опять звонок.
- Диспетчерская?
- Ага, - говорю, - диспетчер Сидоров слушает. Что у вас случилось. Свет не горит? А нам перед новым годом дозвониться не можете? Диктуйте адрес, сейчас электрика пришлю. Почему у меня голос на Иванова похож? Понятия не имею. Я ни с одним Ивановым не знаком, Сидоров я.

Не, сам не пошел. Отправил наших дежурных электриков в адрес. Они еще трезвые были несмотря на 31 декабря. Автомат у бабушки полетел. Поменяли. Заодно телефон ей втихаря перепрограммировали. Попросили позвонить в «диспетчерскую» и перепрограммировали. Вернулись, зашли доложить:

- Все нормально, шеф. Бабка благодарила и про какого-то Сидорова спрашивала, у которого голос один в один с вашим. Сказали, не знаем никакого Иванова, а сидоровых у нас вообще пять человек. Распространенная фамилия потому что. Обещала, кстати, позвонить в диспетчерскую, чтоб премию нам дали.

- Спасибо. Насчет премии, - это вы перебьетесь сегодня. Два добрых дела в один день - перебор. В следующем году напомните.

Когда-то макетчики и художники в конструкторском бюро были очень нужными людьми. Для понимания сущностей. Не всякий ведь может чертежи понять. Художники и макетчики сами понимали и до других умели донести. Посмотрят на чертеж, нарисуют картинку или макет сделают и всем все ясно.

Механизм работает, здание красивое, аппарат функционирует и его создателям премию можно давать. Или медаль.

Поэтому когда разработки нашего КБ на ВДНХ отправляли плакаты делали и макеты. Разработки, правда, секретные, поэтому их на выставке из посетителей никто не видел, обратно только медали возвращались. И макеты с плакатами.

И вот прям перед отправкой макет мыши испортили. Здание старое, центр Москвы, вокзал рядом. Мышей пропасть. Вечером целый макет оставили, а к утру его какая-то сволочная мышь насквозь изгрызла и изгадила.

Начальник КБ посмотрел, посмотрел, выругался культурно и объявил макетчикам выговор. Вы, говорит, гады, столько всего умеете, вон даже пульт дистанционного управления к телевизору КВН присобачиваете, ключи утерянные для секретных сейфов запросто, фонарь на Волгу из цельного куска стекла лучше, чем из магазина. Вы что мышеловку не можете сварганить? Уйдите с глаз моих и без мышеловки не возвращайтесь. Ушли макетчики.
Зря начальник так с ними. Они и так исполнительные передовики производства, победители социалистического соревнования и перевыполнители плана. Моей лаборатории как-то поручили спираль противозачаточную разработать по конверсии. Дело сложное, но выполнимое. Самое трудное, кстати, было от желающих в испытатели избавиться.

А еще в макетной мастерской макеты заказали того места, куда вставляется в разрезе. Десять штук. Для наглядной демонстрации и быстрого опробования. А макетчики план перевыполнили. Раз в двадцать. И эти самые очень натуральные макеты по всему КБ и на кульманах висели, и в столах валялись, и вообще всюду. Даже в первом отделе, несмотря на полную открытость. Открываешь шкафчик с чаем и сахаром, а на тебя такой макет падает.

Так что сделанные мышеловки мало того, сами по себе являлись чудом техники и достижением прогресса. Их еще и много получилось. Уловистых, не хуже голодного кота. По три штуки в день, а то и больше попадалось. Три десятка особей в одной мастерской в первые сутки. Мастерская, правда, с волейбольную площадку размером.

Мыши, они, тоже ведь своего рода люди. Их иногда до такой степени жалко, что у некоторых народов Микки-мышь – национальный герой. Это я еще про Джери забыл. Поэтому десяток здоровых мужиков, у них даже штанга с гирями в углу макетки стояла, решили, что убить тридцать мышей подряд выше сил человеческих. Но все в наших умелых руках. Мышам сделали дом.

В виде огромного аквариума. С колесиками, переходиками и качелями. Про кормушки с поилками я вообще не говорю, тем более, что ходят слухи о том что мыши не пьют. Или не потеют, я точно не помню.

Через пару недель мышей было уже штук сто, им стало тесно в огромном аквариуме и им сделали еще один аквариум чуть поменьше в другом углу комнаты. На этот раз "аквариум" изготовили из какого-то прозрачного макета. Все равно простаивает. Чтоб один мышиный домик не скучал по другому устроили прозрачный переход. Со всякими лесенками внутри и полосой препятствий по дороге.

Через год, а может и полгода. Не, мышей уже никто не считал. Они ведь еще и размножаются, как будто вы не знали. Макетка представляла из себя большой макет мышиного города, где люди были лишними. Потому что могли головой задеть мышиную дорогу. Штанге и гирям тоже не осталось места. Жители города тренировались бегать в колесах, ходить по канатам, лазить по вертикальным спицам и вообще.

На счастье туда зашел опять начальник. От увиденного он настолько удивился, что смог выдавить из себя лишь несколько начальственных слов. Но их хватило.

Обитателей городка за пару дней выловили, посадили в контейнеры и вывезли ночью в один из московских лесопарков. Городок, хотели было впарить Московскому цирку, но цирк отказался из-за сложности конструкции.

Вскорости в новостях из серии "одна баба сказала" передавали, что в этом самом лесопарке небольшая стайка мышей пыталась поймать несчастную белку на дереве и им даже почти удалось. Вы что охуели? - спрашивал я макетчиков. Это ж рядом с моим домом, зачем мне там тренированные мыши? Скажи спасибо, отвечали макетчики, что мы наши мышеловки, из твоих макетов сделанные, туда не выгрузили. Чудно б получилось, да?

Пошляки. Нет, а куда деваться-то? Нужные люди.

В один редких для меня выходных дней мы с женой, прихватив семью наших
друзей – Лешку с Татьяной, отправились на дачу. Ближе к вечеру, набив
живот шашлыками и оставив жен разговаривать о чем-то женском, мы с
Лешкой уселись напротив камина. Расплескав по пузатым бокалам коньяк, я
предложил ему скрасить разговор любимыми им сигарами "Черчилль".
- Может, на улице покурим? – неожиданно спросил Леха, - Татьяне сейчас
дым вреден.
- "Шо опять"?! - вырвалось у меня, поскольку, за те шесть лет, которые
мы не виделись, Лешка и Танька успели родить четверых, - ты еще
предложи в туалете по сигаре выкурить. Лучше окно приоткрой – через
камин все вытянет.
- Угу, опять, - Лехина физиономия расплылась в довольной улыбке, -
Второй месяц уже. Мы, кстати, хотели с Татьяной прощения у тебя
попросить.
- За что? - спросил я, соображая, в чем это они передо мной провинились,
собравшись родить пятого, - Ты меня с государством не перепутал? Это
же оно тебе теперь денег должно, а не я.
- Да нет, помнишь, у тебя семь лет назад неприятности были, - Лешка не
отреагировал на мою плоскую шутку, - групповой несчастный случай.
Еще бы я не помнил. Через несколько месяцев после того, как я стал
главным инженером, это случилось. И действительно групповой. Во время
ремонта фасада нашего офиса бригада штукатуров в полном своем
"восьмичеловечном", мужском составе, проломив настил одной из секций
лесов, грохнулась с высоты четырех с лишним метров. Падали они кучей,
поэтому, несмотря на небольшую высоту, сломали себе две руки, одну ногу
и сотрясли два мозга. Два месяца трудовая инспекция и прокуратура, куда
я ходил чаще чем на работу, пили из меня кровь – "испытания" того самого
настила оказались просроченными на несколько дней. Как и зачем они
собрались все вместе в одном пролете лесов, еще и напротив окна моего
кабинета в мое отсутствие, пострадавшие объяснить не смогли.
- Леш, а вы-то здесь причем? – спросил я, выдохнув дым и поперхнувшись,
- Если даже меня тогда, только оштрафовали, Татьяна же у нас в
бухгалтерии работала, а ты, так вообще, только заходил иногда? Не леса
же вы втихаря подпиливали.
- Не подпиливали, - согласился Леха, - ты же помнишь, что нам с Танькой
тогда встречаться негде было, она еще за первым мужем замужем была, да
и я женат. А тут забежал к ней с днем рождения поздравить, шампанского
выпили, посмотрели друг на друга и словно молния проскочила.
Понимаешь?
- Еще бы не понять. Судя по количеству детей, эта молния у вас частенько
туда-сюда проскакивает, дальше-то что?
- Тебя же не было, охрана меня знает, я у нее ключ от твоего кабинета
выпросил. Второй этаж, с улицы ничего не видно, а про то, что твои
штукатуры по лесам ходят, как-то и не вспомнили, - Леха все-таки
улыбнулся, - ну мы им "театр" и устроили. Я в окно глянул, только
когда грохот раздался. Смотрю – двое перед окном на "монтажниках"
висят, а внизу "куча-мала" копошится. Я и жалюзи сразу опустил.
- Не, Леш, не жалюзи, - сказал я, что бы не заржать в голос, - занавес.
В театре завсегда занавес опускают. Как закончат.
- Ты лучше скажи, простил или нет, остряк фигов. Татьяна беспокоится
сильно, а ей нервничать нельзя.
Ну уж нет, - я с трудом скорчил серьезную физиономию, - прощу когда на
крестины позовете. Если все нормально будет.
И, троекратно сплюнув, мы оба застучали по дереву.
У Лешки и Татьяны сейчас пятеро, Татьяна у нас давно не работает, какая
работа – с такой семьей. Но жалюзи на окне кабинета я теперь не
поднимаю. На всякий случай.

Пурга, ночь, Урал, горы. Едем. В машине два финна. Один большой, потому что не совсем финн, а латыш из СССР у него папа латыш, мама финка, результат - гражданин Финляндии, другой маленький, тоже не совсем финн, а лапландец.

Большой по-русски, как мы с вами, маленький - ни бельмеса. Но то что в туалет хочется жестами показал. Еле поняли. Сначала пускать не хотели. Вдруг заблудится, или еще чего. Гость все-таки. Потом решили пустить.

- Ты, выйди придержи его, - генеральный мне, - а то в кювет ебнется, потом костей не найдем в этом снегу.

Ага. Вышел, взял сзади за воротник, держу. Финн чего-то там верещит, но дело свое делает, прям даже легче держать становится.

Смотрю, затих. Все значит. Встряхнул немного, чисто по привычке, в машину посадил, сам сел. Спрашиваю большого финна:

- Чего он там причитал-то всю дорогу?

- Он тебе пытался объяснить, - ржет большой, - что первый раз во взрослой жизни писал на весу. Ты его за воротник случайно поднял и держал весь процесс. Тряс-то, кстати, зачем?

- Ты ему чего-нибудь про русский сервис переведи, - говорю, - и то что тряси не тряси, последняя капля сам знаешь куда.

Деревенька как деревенька. Как все, как многие. Только в этой деревеньке электричество вдруг кончилось. Подозревали Гошку с Генкой, но на самом деле ветер провод оборвал. Хотя Генка с Гошкой все равно на подозрении первые, даже если ураган Катрина какой-нибудь в деревеньку заглянет.

Электричество в деревне не очень нужная вещь летом. Светает рано, темнеет поздно. Встают все с рассветом, ложатся с закатом. Свет не жгут, экономят. Но тут, как раз всем электричество понадобилось телевизор смотреть. Кино про Штирлица. Телевизоров в деревеньке шесть штук всего. Кто соседей домой пригласил, а кто на подоконник телевизор выставил, и с улицы смотрят, сидя на лавочках. То есть, смотрели, пока провод не оборвало.

Ветер ветром, а про Гошку с Генкой почти каждый в деревне подумал, что это они не дают Штирлица досмотреть. Но электриков вызвали. А Генка с Гошкой с чердака слезли, когда электрики сказали, что это ветер провод порвал, точно. Невиновность невиновностью, но, когда подозревают именно тебя, подозрения лучше переждать на чердаке. А так они слезли и побежали смотреть, как «электричество чинят». Так тетка Арина сказала.

Что такое электричество Гошка знал не понаслышке. Еще когда в школе не проходили, знал. Гошкин заслуженный учитель физики Петр Васильевич вполне мог подтвердить. Заслуженным Петр Васильевич был не только потому, что преподавал когда-то Гошкиным родителям физкультуру, а еще потому, что просто был хорошим учителем физики и заслуженным учителем РСФСР. Это он Гошку с электричеством познакомил, раньше, чем школьной программой положено. Так и сказал: Гоша, если ты электростатическую машину в лаборантской хоть пальцем тронешь, получишь по лбу. Гошка и не трогал. Может, кому по лбу и хочется, а Гошке нет. Поэтому, когда Петр Васильевич в лаборантскую вернулся, электростатическая машина так и стояла, пальцем не тронутая, а Гошка с еще одним любителем физики вывели тоненьким проводочком из-под клеммника кинескопа несколько тысяч вольт и наблюдали, как ионный ветер соль из одной кучки в другую перетаскивает.

Генка тоже с электричеством знаком. Он еще в школу не ходил, когда совершенно случайно, тоненькую полоску елочного дождика из фольги в розетку засунул. Одним концом в одну дырочку, другим… В общем, ему понравилось, как пыхает. А когда Генка уже в школе учился, то на перемене у них принято было классы обесточивать. Отключат электричество на перемену, а когда урок начнется учительница либо сама сходит, включит, либо пошлет кого-нибудь повыше, чтоб до щитка освещения дотянуться мог. Так вот если, пока тока нет, розетку проводком тоненьким перемкнуть, то когда ток включат, оно тоже изрядно пыхает, а все боятся. И электриков вызывают. Раза два. Потом, правда, по шее дают. И откуда учителя догадываются, кто проводки в розетки засовывает? Сквозь стенки, наверное, видят.

Электриков приехало трое: один старый и два молодых. Молодые электрики сразу полезли на столбы, а старый расстелил на осколке бетонной плиты газету и достал из машины авоську со снедью. Вскоре на газете лежали с десяток вареных яиц, крупно нарезанные хлеб, сало и лук. Электрик достал из авоськи огурцы и помидоры, огляделся и как бы заметил отсвечивающих Генку и Гошку.

- Не в службу, а в дружбу, пацаны, не сгоняете огурцы помыть? Где тут вода у вас? Вода была на ферме: триста метров всего и через некоторое время старый электрик накрыл «на стол» полностью. Натюрморт завершала бутылка белой. «Пол-литра».

- Готово, мужики, - старый любовно оглядел картину придирчивым взглядом, переложил два огурца, поправил коробок с солью, кивнул удовлетворенно: теперь совсем готово, и позвал опять, - готово! Мужики орлами слетели со столбов.

- Бескозырка, Иваныч, - один их молодых взял бутылку, - нож дай.

- Всему вас учить надо, - Иваныч отобрал пузырь, - смотри, который раз показываю. Он шлепнул по дну бутылки корявой, крепкой ладонью. Пробка осталась на месте.

- И чо? – усмехнулся молодой, - дисквалифицировался профессор? Ножик давай, - молодой тронул пробку пальцами, и она соскочила с бутылки.

- Мастер! - второй электрик подставил стакан, - лей! Гошке и Генке водки не предложили, но по бутерброду с салом выделили. После обеда молодые снова полезли на столбы, а старый электрик, прозываемый Иванычем, свернул остатки нехитрого обеда в газету, закурил и уселся на плиту.

- А знаете ли вы, что такое электричество? – спросил он Гошку и Генку и пустил дым кольцами.

- Электричество - это движение заряженных частиц в электрическом поле, - отрапортовал Гошка, - мы по физике проходили. Он немного врал. Электричество они должны были проходить только на следующий год, а про направленное движение ему Петр Васильевич рассказал, когда подзатыльниками задавал направление вон из лаборантской. Очень ему Гошкины эксперименты с ионным ветром не понравились.

- Чего? – сморщился Иваныч, как от лимона, - по физике? Ничего ваши физики в электричестве не понимают. Какие поля? Вот это поля! – он махнул рукой на поле у себя за спиной, - а там в проводе какие поля? - Нету, там никаких полей. - продолжил Иваныч, затянувшись, - электричество, ребята, - это три фазы, ноль и земля, - он притопнул ногой, подошвой показывая землю, - возьмёшься за две фазы – будет 380, а возьмёшься за фазу и ноль – будет 220. Ноль можно трогать отдельно от фазы голыми руками. Землю тоже можно. И фазу можно, если с нолем и землей контакта у тебя нет.

- Вот что такое электричество, - закончил Иваныч через полчаса свою речь.

- А ты, говоришь, «движение частиц по полю» - передразнил он Гошку, - а сейчас идите отсюда, мне работать надо.

Если бы старый мастер представлял, кому он все это рассказывал, и на какую благодатную почву упадут семена посеянных им знаний, он бы предпочел молчать. Но он не знал, а просто принял Гошку и Генку за вполне обычных, деревенских парней. С которыми можно поболтать после обеда. Впрочем, так оно и было.

Посевы знаний взошли на следующий день. Деревенька не чаяла беды и опять смотрела Штирлица, пользуясь починенным электричеством, а Гошка делился с Генкой планами на жизнь. Точнее, спрашивал.

- Ты, Генка, про электрического пастуха слышал, когда-нибудь?

- Не-а, про электрического не слышал. Про обычного слышал: тетка Мариша сегодня орала, что Юрку-Гнуса гнать из пастухов надо. Ленивый он потому что.

- Можно и гнать, - согласился Гошка, - мы электрического пастуха сделаем. Он не ленивый.

- Чего смеешься? – Гошка удивленно посмотрел на заливающегося Генку, - ничего смешного. Сказал сделаем, значит, сделаем.

- Ага, сделаем! – останавливаясь, но еще немного фыркая, согласился Генка, - я и представил, как к Гнусу электричество подвести.

- Электричество к Юрке? Нет, Ген, нас еще за взрыв в помойной яме не простили. Потом, электрический пастух - это совсем не обычный пастух с проводом, - Гошка тоже фыркнул, представив Юрку-Гнуса, из которого торчал провод со штепселем, – это просто система проводов под напряжением. Корова к проводу подходит, ее немного током бьет, и она обратно идет.

- И это все? – разочарованно протянул Генка, - а я думал, мы с тобой робота-пастуха делать будем. С руками и ногами, как в кино про волшебные спички.

- Робота делать не будем, - а вот если Борькин загон проволокой обмотать и по ней ток пустить, то он его разламывать не будет. Лидка жаловалась, что он каждый день загон разламывает.

Лидка была заведующей фермой и председателем сельсовета, а в своем загоне, уже предчувствуя неприятности, мычал совхозный бык-производитель Борька. Проволоку, чтоб обмотать жерди загона, ребята взяли из провода, оставшегося от электриков, распустив его на отдельные жилы. Электричество, а точнее, «фазу» зацепили от воздушной линии, рядышком с Борькиным загоном. Накинули крючок и все. «Фазовый» провод от нулевого их научил отличать старый мастер Иваныч, не знающий, что творит. Самый толстый столб загона был обмотан проволокой несколько раз. Борька, любивший почесать об него бок, неловким движением выворачивал столб с корнем. Столб вкапывали заново, Борька выламывал. Вкапывали, выламывал. Это надоело всем, кроме быка.

Подключив своего электрического пастуха, Гошка и Генка засели на чердаке фермы ждать, когда Борька выйдет на прогулку. Не успел Гошка в красках описать Генке момент их награждения за электрического пастуха, когда все увидят, что сегодня не выломано ни одной жердины, как в загон вышел Борька.

Здоровенный бык был в игривом настроении. Он огляделся по сторонам, мотнул головой и потрусил к любимому столбу чесаться. Раздался тихий треск, и столб несильно укусил Борьку за левый бок.

Борька недоуменно покосился на деревяшку, повернулся и прислонился к столбу правым боком. Раздался тихий треск. Борька отскочил, возмущенно мыкнул, поскреб землю копытом и попробовал столб боднуть. Раздался тихий треск. Борька расстроился совсем. Он гордость совхоза. Бык. Веса в нем тонна, все боятся, а этот нахальный столб кусается. Ни с того, ни с сего. Борька замычал от обиды.

Мимо шла Лидка. Лидия Тимофеевна – заведующая фермой и председатель сельсовета. Высокая, сильная тетка сорока пяти лет. Бывшая доярка и скотница. Вырастившая Борьку из маленького теленка и кормившая его из соски. Мимо она не прошла. Как она могла пройти мимо своего любимца, если у нее в кармане все время есть для Борьки соленый кусок хлеба, морковка или еще какое лакомство? Лидка пролезла между жердями, погладила Борькину морду и угостила его хлебом. Борька успокоился, мигом сглотнул хлеб, обнюхал Лидкину ладонь, подумал и лизнул Лидку в лицо. В благодарность. Лидка отшатнулась, и, чтоб не упасть, оперлась упитанной попой на тот самый столб. Было жарко, Лидкин халат был влажным.

Раздался тихий треск. Лидка – не бык. Весу меньше, чем тонна. Но, отскочив от столба вперед, она лихо боднула Борьку в нос и коротко выругалась.

Борька удивился. Но решил, что с ним играют и опять лизнул боднувшую его Лидку. Лидка отшатнулась, и, чтоб не упасть, оперлась темже местом на тот самый столб. Раздался тихий треск. И Борьку опять боднули в нос. И выругались. Уже не так коротко, но невнятно.

Борька удивленно посмотрел на Лидку. Порядочная ведь женщина, - читалось в его глазах, - председатель сельсовета, хлеба принесла, а бодается. Где вы видели, чтоб председатель сельсовета быка бодал? Нигде. Может, ее из председателей выгнали? Тогда ее пожалеть надо. И Борька опять лизнул Лидку в лицо. Лидка отшатнулась, и…

В загон вошел зоотехник Федька. Он давно наблюдал, как заведующая фермой и председатель сельсовета пытается забодать совхозное имущество и сильно ругается, что вообще удивительно. Потому что сильно ругается она только на него, Федьку, и то за пьянку. Федька вошел в загон, чтоб было удобней смотреть на такое представление. Удобнее смотреть сидя. Поэтому Федька присел на нижнюю жердь ограждения. Раздался тихий треск.

Федьку бросило вперед, и он боднул Борьку в бок.

Неизвестно чем бы кончилась эта коррида, но Гошка плохо соединил провода, и коррида кончилась вместе с электричеством. Видимо из-за этого плохого соединения награждение Гошки и Генки за внедрение в сельскую жизнь электрического пастуха прошло не совсем так, как они рассчитывали. Паять надо было. Паять.

Говорят, что некоторые рожают под баян в ванной. Сам такого не видел, но
верю. Видел, как сразу от двух рож рожают: от милицейской и бандитской.
И расскажу. Расскажу, хотя выгляжу в байке полным идиотом. Ну так мне не
привыкать же.

Мне сорок лет исполнилось. Не сейчас, тогда. И на следующий день мы с
Игорем на трассу рванули. Игорь - водитель мой и тезка заодно. Рожа
совершенно бандитская. Человек он хороший и мне следовало бы говорить
«лицо», но «бандитское лицо» не звучит, а он еще и волосы под три
миллиметра стриг, как будто полной похожести хотел добиться.
Вот и рванули: я с похмелья рванул - сорок лет, все-таки, а он просто
так.
Выехали рано, и я почти сразу задремал. Проснулся от тряски: мы съехали
на широкую грунтовку.
- Километров сорок, - водитель повернул голову в мою сторону, - срежем
угол.
- Режь кого хошь, - буркнул я, - только тряси поменьше и так голова
раскалывается.
Дорога петляла через редколесок на пологом склоне горы, я хотел было
опять заснуть и уже начал моститься в кресле поудобней, как из-за
поворота почти к нам под колеса выбежал мужик в милицейской форме. Мужик
размахивал руками и орал. Игорь затормозил.
Мужик оказался чрезвычайно растрепанным, с всклокоченными волосами
старшим лейтенантом.
- Рожает, - орал он, - не довез, помогите, жена, до больницы не довез,
скорая едет уже навстречу, не дождется ведь, рожает уже, не могу я.
Не, я хоть запятых наставил для разборчивости. Лейтенант-то все одним
словом прокричал.
- Шеф, надо помочь, - Игорь взглянул на меня, - ты ж недавно курсы
медицинские закончил.
Похмелье с меня сняло сразу. Я действительно после пары случаев на
трассе, когда чья-то жизнь зависела от правильно сделанного
внутривенного укола и умело наложенного жгута, пошел на курсы неотложной
медицинской помощи. Хорошие курсы были. Не буду же я рассказывать
водителю, что единственные три занятия, которые я бессовестно прогулял -
были занятия по родовспоможению. Ну не бывает на трассе беременных
сварщиков, слесарей и машинистов. Поварихи есть конечно, но не в такой
степени беременности, чтоб их бояться. Прогулял, в общем, по
уважительной, можно сказать, причине.
Но мужик верещит, правда, к своей машине убежал: вон там стоит с
распахнутыми дверьми люстрой милицейской отсвечивает, вроде даже ноги
чьи-то торчат с заднего сиденья. Игорь на меня смотрит с надеждой. Надо
что-то делать. А знания в этом вопросе чисто теоретические, только по
фильмам. По художественным. Фигово это, когда на тебя надеются, а ты не
умеешь ни шиша.
- Доставай, - говорю, - все чистые полотенца, что есть (в кино всегда
полотенца просят), воды три бутылки было (тоже из кино сведения), ножик
обязательно (в кино, опять же, слышал, что пуповину отрезать надо),
водку я сам возьму (это без кино, это я сам сообразил для дезинфекции,
честно).
Достали все и к машине с роженицей, Игорь полотенца тащит с водой, я по
дороге его нож охотничий водкой поливаю от микробов. Ножик у него
нормальный: номерной и лезвие сантиметров тридцать, не меньше. Как у
Рембо почти.
Так и подошли. Воду Игорь только милиционеру в руки сунул. Держи, мол,
крепче и пробки откручивай у бутылок заранее, а то она газированная.
Не, но как ни страшно, а надо же посмотреть, кто там рожает. Вдруг уже
все кончилось, а мы не успели? Так и сунулись вдвоем с Игорем в дверь
жигулей. Девчонка-то молодая совсем. Губу закусила и не орет даже. И
глаза испуганные. Я с ножом и бутылкой, Игоряха со своей бандитской
рожей и полотенцами. Дефчонка как своими испуганными глазами по восемь
копеек его увидела, так и родила. Махом, как плюнула. Игорь еле ребенка
подхватить успел полотенцами.
- Ура, - кричит, - поймал, вот он.
- Рано, - говорю, - радуешься еще пуповину перерезать надо. Ты держи, я
резать буду. Подлиннее возьмем на всякий случай, а то завязать нечем,
так мы ее саму узелком.
Сказать-то, я сказал. А у самого глаза от страха закрываются и руки
подрагивают.
На наше счастье скорая подъехала. Оттуда две тетки вылетели, ребенка у
Игоря забрали и меня с ножиком оттерли нафиг чтоб не мешался.
Так мне и не удалось пуповину перерезать, но я и не переживаю ни
капельки. Все равно я до сих пор не знаю с какой стороны это делается.
А про ребенка мы узнавали потом с водителем. Здоровый. И с матерью
нормально все. Вот так, собственно, и рожают от двух рож сразу. От
милицейской и от бандитской.
Трассой здесь я называю трассу строящегося магистрального трубопровода.
Знаю, что многим непонятно, но отвыкнуть пока не могу.

Любит наш народ былины русские. Эвон сколько симпатичных мультфильмов
наснимали за последнее время "по мотивам". И ходят по родной земле,
"непереведенные" еще ей, богатыри, да и враги с нечистью всякой изредка
встречаются.
Летним вечером прошлого лета мы возвращались из Челябинска в Уфу по
федеральной трассе М5 – "Урал". Горная часть М5 узка и извилиста как
линия партии, стремящейся к коммунизму. Спуски и подъемы, чередуются или
совпадают с крутыми и не очень поворотами. Обгонять ползущие в гору
"большегрузы" то можно – то нельзя. Не первый раз ехали, все места
гаишных засад известны как свои пять пальцев – где скорость меряют, а
где запрещенные обгоны в бинокль высматривают. Проехав все повороты на
Златоуст, решили остановиться – покурить на природе, ноги размять – пока
светло еще, да и излишек жидкости из организма наружу вывести. Выбрали
местечко, где обочина пошире, полянка красивая и дерево одинокое на
полянке. До дерева мы не дошли метров пять, как в листве чего-то
зашевелилось.
- Белка видать, - сказал мой товарищ и поднял с земли сучковатую
обструганную палку размером с городошную биту, - сейчас мы ее…
- Чего тебе белки плохого-то сделали? – попытался я удержать друга от
нехорошего.
- Положи палку обратно, - сказала из ветвей белка хриплым басом, - и
езжайте отсюда, вы меня демаскируете.
Ветки раздвинулись. Белка оказалась среднего размера мужиком в форме
сотрудника ДПС. На груди у него висел бинокль, а на правой руке
полосатый жезл.
- Ладно, все равно темнеет уже, - сам себе сказал гаишник и начал
спускаться с дерева.
Приглядевшись, мы заметили, что к стволу прибиты "лестничные" планки, в
ветвях сколочен дощатый помост, а на помосте пристроена маленькая
скамеечка.
- Мужики, - обратился к нам капитан ДПС, натягивая, извлеченный из
кармана, светоотражающий жилет, - подкиньте до машины, метров пятьсот
всего. Здесь как асфальт новый положили народ биться начал, мы теперь за
обгонами следим.
Пришлось подвезти. Через пятьсот метров действительно обнаружилась
"гаишная" машина. Стоящий рядом с ней, еще один капитан разбирался сразу
с двумя нарушителями правил обгона.
Ну как тут было не вспомнить былину об Илье Муромце и Соловье
Разбойнике?
И анекдот про первого российского гаишника.

Не совсем из-за того, что я женщин люблю, но и из-за этого тоже я тогда
Лильку с собой взял. Во-первых, Лилька сметчик, а сметчикам очень
полезно бывать на объектах, чтоб своими глазами видеть, как выглядят те
самые трудозатраты из расценок: одевают ли они каски с монтажными
поясами, если простые трудозатраты, работают ли на исправных машинах и
механизмах, если из других трудозатрат. Во-вторых, я все-таки люблю
женщин, а Лильку симпатичной, конечно, не назовешь, потому что она
просто красивая, и я не знаю каким мужиком надо быть, чтобы отказаться
от ее общества в пользу пятичасового разговора с собственным водителем.
Пять часов, или чуть больше - езды от Уфы до Приютово и обратно, куда
мне по работе и надо было. Работа простая: заехать на наши объекты,
немного поорать на своих, что медленно, выяснить чего надо и пообещать,
что будет, встретиться с заказчиками, рассказать, что не медленно, а
очень даже быстро, и если надо быстрее то лучше помочь, чтоб медленней
не было, потому что быстрее не бывает в природе и двойное опережение
графика это и так хорошо. После чего выпить с заказчиком мировую, упоив
его в усмерть, или упиться самому, что не желательно категорически.
Традиции такие и план на поездку. Взял я Лильку с собой, и это было моей
первой ошибкой в этот день.
По дороге я в пол уха слушал Лилькино щебетание об особенностях
различных версий сметной программы Багира, отвечая для поддержания
разговора универсальными угу, ага и «да что ты говоришь», - у меня так
жена с подругами по телефону разговаривает, вот я и перенял, опустив за
ненадобностью выражение: «какой козел».
И ничто не предвещало беды, когда Лилька отказалась выходить из машины.
Лежащая у нее на коленях сумка с ноутом зацепила колготки и они
разъехались от пола до потолка, хотя к потолку я не заглядывал.
- Не выйду, - говорит, - чего хотите со мной делайте. Я стесняюсь перед
незнакомыми людьми в таком виде ходить. Колготки новые нужны, чтоб
переодеться.
Прикинув физиологические возможности человеческого организма по
длительному невыходу из автомобиля и грустно хихикнув над последствиями,
я решил найти колготки. И чем быстрей тем лучше. Поселок очень
городского типа Приютово на предмет покупки колготок я не знал совсем. Я
там вообще знал только где находится заказчик, наши объекты и два
вино-водочных магазина Продукты.
Но кто ищет тот всегда найдет: мы остановились около здания с вывеской
«Галантерея», и я зашел вовнутрь, предварительно выслушав у Лильки
пожелания насчет каких-то ден и размера в чьем-то следу. Осмотрев
магазин, и не заметив ничего похожего на дены и следы, я совершил свою
вторую ошибку. Я спросил у симпатичной продавщицы:
- Девушка, а где вы себе колготки покупаете, а?
Девушка перестала симпатично подпирать стойку со всякой фигней, обозвала
меня хамом, и совершенно матерно поинтересовалась моими правами на
получение от нее столь интимной информации.
- Нет, мадам, вы меня неправильно поняли, - попытался я выправить
положение, - меня не столько интересует где это делаете именно вы. Но
должны же где-то Приютовские женщины отовариваться колготками
приблизительно 44 размера попы, а сколько ден я забыл, или наоборот.
- Носите же вы этот предмет туалета, - я перегнулся через прилавок, чтоб
убедиться в своей догадке.
Это было моей третьей ошибкой.
- Я милицию позову! Коляяяя!!! - заголосила девушка, и снова добавила
несколько матерных слов, видимо про милицию.
Нисколько не удивившись такому отношению к органам правопорядка, я
попытался объяснить продавщице, что милиция мне не нужна, потому что,
если она Коля, то вряд ли носит колготки, а тем более вряд ли покупает
их себе сама. И уж лучше позвать пожарного или налогового инспектора:
эти хотя бы ведут себя так как будто в колготках родились. Объяснить
толком я все-таки не успел. Вместо милиции из подсобки в зал вышел очень
упитанный двухметровый мужик и растопырив руки попытался меня поймать.
- Дай ему, Коля, - спокойно сказала галантерейная барышня и опять
подперла собой стойку с товаром.
Уход от Колиного бокового под бьющую руку вывел меня ему в тыл, я уж
было хотел пробить свою любимую тройку с последним в печень, но вовремя
одумался: Коля мне ничего плохого не делал. Пока. Ему ведь только
попасть надо. Да чего там попасть. Даже зацепить хватит с таким
преимуществом: двадцать сантиметров и пятьдесят килограммов. Поэтому я
просто дал ему поджопник, чтоб не злить.
Пока я все это обдумывал и проделывал, Коля развернулся и снова пошел на
меня.
- Коля! - попытался я его уговорить, готовя себе путь к отступлению, -
мы не знакомы, но не надо меня руками. Мне можно объяснить где вы
покупаете колготки и я уйду.
Я, конечно, хотел поинтересоваться где он покупает колготки жене, но
пропустил это слово для краткости и ясности мысли. Я всегда очень
коротко и ясно мыслю в минуты опасности.
Услышав про колготки Коля промычал чего-то нехорошее и махнул кулаком
уже по-настоящему, целясь в место где совсем недавно был мой подбородок.
Подбородка там уже не было. Там была дверь, обитая вагонкой. Из которой
Колин кулак и выщепил приличный кусок.
Ну его нафиг, подумал я, и нарочито медленно (секунды за две) вышел на
улицу, сел в машину и мы отъехали. В зеркало заднего вида я не смотрел
из гордости. Потому что этот жлоб Коля, мог тягаться с нашим Паджеро
только в весе, а не в скорости.
Через десять минут мы нашли местный рынок где и купили все необходимое.
После той поездки прошло десять с лишним лет. Во мне давно уже перестали
узнавать москвича. Я вполне уже мог говорить, как с татарским, так и с
башкирским акцентом и хорошо понимал эти языки. Люди, которым я
рассказывал, что живу и родился в Москве верили мне далеко не сразу.
В том же Приютово мы несколько выпили с главным инженером заказчика.
Разговор коснулся кое-каких вышестоящих структур, а потом случайно
перетек на другие и настоящие сексуальные меньшинства. И мне рассказали,
что десять лет назад в магазине брата моего собутыльника один залетный
московский гей совершенно распоясался и просил продать ему колготки
сорок четвертого размера. Хотели побить, но не смогли: верткий, сука,
оказался - удрал.
Я не стал тогда правду рассказывать. Только сейчас. И это моя последняя
ошибка.

От моего увлечения фотографией, самих фотографий осталось совсем
немного: что-то раздал, что-то так взяли. Зато негативов полно. Давно
хотел оцифровкой заняться, а тут у видел у сына специальный «негативный»
примабас для нового сканера и решил, что время пришло.
Я пленки храню разрезанными по 6-8 кадров. Взял «полоску», сканировал
первый кадр и на нем же «застрял».
В сентябре 1983 года наш курс отправили «на картошку». Станция Фруктовая
недалеко от Рязани, пионерский лагерь прям на берегу Оки. Как
партийно-комсомольский актив этого мероприятия пронюхал о нашем с
Ванькой фотографическом увлечении, мы не знали. У Ваньки, правда, к тому
времени три фотографии в городской комсомольской газете вышло, а у меня
одна, но большая. Поэтому поводу нам в этой газете даже удостоверения
внештатных корреспондентов дали. Ну не то что бы просто так дали, скорее
мы их выпросили у тамошних знакомых, но все-таки. В общем, нас отправили
на сутки домой за фотографическим барахлом для организации полевой,
т. е. пионерской фотостудии. Чтоб стенгазету оживить фотографиями
студентов, получающих практические сельскохозяйственные знания,
посредством отказа от технической теории.
Так желания партии и комсомола совпали с желаниями народа, и мы с
Ванькой, не в ущерб основной работе, взялись за камеры.
Сентябрь был относительно теплым, Ока рядом, баня наоборот далеко.
Компания мальчишек из нашей группы обнаружила небольшой уединенный и
песчаный пляж. Уединенный, чтоб не утруждать себя всякими плавками, а
мыться как есть и без трусов.
Вот на этом пляже мы нарвались на черепаху. Я не знаю, откуда там
взялась двадцатисантиметровая в длину черепаха. Может она там родилась,
а может слиняла летом из живого уголка пионерлагеря или еще как
образовалась. Но мы ее там нашли. Черепаха оказалась наглой. Она укусила
Ваньку за палец и отказывалась прятать лапы и голову в панцирь, как мы
ее не пугали. Долго развлекать черепаху пальцами мы не могли — нас ждал
ужин. Ванька остался на берегу сторожить шустрое животное, все остальные
разделись и отправились в Оку.
Этот паразит. Этот Ванька. Он не придумал ничего лучше, как взять мою
Практику (пленку в своей он убил на черепаху) и дожидаться нашего выхода
из воды. Надо сказать, что заметив этого паразита от фотографии и оценив
обстановку никто не рвался в эротические фотомодели. Наверное,
сказывалось пуританское воспитание с октябрятским прошлым. Но сентябрь
был теплым, а вода холодной. Дождаться темноты было холодно и
бесполезно: у этого оболтуса в кофре лежало две заряженных вспышки.
Первым был Серега. Улучив момент, когда Ванька отвлекся, он выскочил на
берег, схватил в руки первое попавшееся и прикрыл то, что не хотел
фотографировать.
Первое попавшееся оказалось черепахой. Два раза щелкнул затвор камеры.
Ванька нехило получил несчастной черепахой по голове и остальные
свободно вышли на берег.
Следующим вечером мы печатали фотографии для стенгазеты. Надо сказать,
что снимки на берегу удались. Кадр, свет и фактура. Все на месте.
Серегина кудрявая голова над мускулистым торсом. Вжатые в песок ступни
напряженных ног. Отличные снимки. И главное, что черепаха, растопырив
лапы, хвост и голову, закрыла все Серегино хозяйство. Ничего
эротического. Чистый спорт и энималистика, или как там называются
фотографии животных.
Снимок попал в стенгазету. Его рассматривал весь партийно-комсомольский
актив, пытаясь найти к чему придраться. Его рассматривал весь курс, а
потом он еще пару месяцев провисел в институте в составе фотоотчета.
А тут я отсканировал старый негатив. В общем. Если сильно увеличить и
немного поработать с контрастностью и балансом. Становится видно все.
Прости Серега. Мы не хотели. Но теперь я знаю совершенно точно. Это
совсем не черепаховый хвост торчит на фотографии.

У Алана был попугай-алкоголик. Кеша. Волнистый, но чуть крупнее обычного. Коньяк очень любил. Заходишь к своему начальнику участка в гости, а тебе на голову это зеленое чудо пикирует, в шевелюру цепляется, наклоняется и орет в ухо: Коньяк, блядь, давай!

Тут хочешь, не хочешь, а коньяк отдашь. Когти острые, клюв стальной практически. За ухо укусит, так сразу отдашь весь коньяк до грамма. А если добровольно – можно половиной пробки отделаться. Ему много не надо было.

Напьется, по дому носится и матом кроет. Пока об стену не долбанется. Через пару часов опять коньяку просит. Но может месяц не пить. Потом на неделю в запой нырнет. Донырялся как-то до того что заболел. Перья вылезать начали. И вылезли все почти. Летать естественно не мог. Где шажками, где подскоками. По занавескам не хуже кота наловчился. На стол лазил. Подпрыгнет, за скатерть зацепится, карабкается, где клювом, где когтями хватается. Заберется и так скромно: Я Кеша! Коньяк, блядь, давай.

Вы голого попугая видели? То еще удовольствие. Не окончательное, потому что несколько перьев у него на спине остались. И в хохолке одно.

И вот заехал к Алану как-то заказчик. То ли начальник ОКС, то ли технадзор. Просто переночевать. Гостиницы в поселке не построили еще. По рюмке выпили в размере литра на брата и спать легли. Попугай в это время тоже дрых.

И вот этот волнистый очухался. Осмотрелся. Влез спящему гостю на грудь. Добрался до подбородка. Ущипнул. И заорал:

- Я Кеша!

Гость немного проснулся. Чувствует кто-то коготочками на нем копошится. Ласково так. Хорошее вспомнил. Глаза открыл. А у него на груди чудо. Почти без перьев. Но с голосом:

- Я Кеша! Коньяк, блядь, давай.

Алан чуть позже проснулся. Потому что нехорошее почувствовал. Заходит в соседнюю комнату, а там двое разговаривают. Один злобно:

- Я Кеша! Коньяк, блядь, давай!

А второй тихо со слезами в голосе:

- Господи, отче наш, сущий на небесах! да святится имя Твое; да придет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе… Где я тебе ночью коньяк возьму? Сгинь, нечистая сила… но избавь нас от лукавого. Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки.

Думаете, потом гость пить бросил? Ага, как же. Попугай бросил. Перепугался, скотина, до такой степени. И перья даже выросли, месяца через три. А начальник ОКСа и не вспомнил утром. Хотя может это была притворная амнезия. Кто их этих ОКСовских разберет? Это с попугаями ясно все. Коньяк и все тут!

Поезд, лучше чем самолет, информативнее. На поезде всегда написано откуда и куда он направляется, а на самолете в лучшем случае название авиакомпании.

Вот мы раз в Тбилиси ехали на поезде таблички были: Москва-Тбилиси. Медленней, правда, чем самолетом, но нам это все равно было. На производственную практику опоздать нельзя – ее без практикантов не начнут. И хорошо, что поезд медленно ехал, много интересного по сторонам видно. А когда он вообще встал возле Черного моря, мы совсем обрадовались. Вот железная дорога с поездом, а там вон, вон прям там метрах в двухстах Черное море плещется. Сразу почему-то искупаться захотелось. Захотелось всем, но всем из поезда выходить страшно, только два смелых дурака нашлось.

Мы с Ванькой из своего второго вагона вышли, до паровоза дошли, выяснили у машиниста что стоять еще минут тридцать, и купаться побежали. Я до этого случая в Черном море вообще не плавал в Белом только. Разделись на ходу и в воду. Поплыли. Наперегонки. Ванька обогнал малость, остановился, чтоб посмотреть не утоп ли я, и как дунет обратно со скоростью торпедного катера, убегающего от торпеды. Я посмотрел и тоже за ним. А все потому что состав поехал. В другую сторону кажется, но это не важно ведь. Поезда часто так ездят: то в одну сторону, то в другую. Им виднее, как людей правильно укачивать.

На море-то хорошо, но без поезда плохо. Потому что ты не отдыхающий, а обыкновенный, отставший от поезда пассажир. Бежим к поезду. А он от нас едет. Медленно, но прибавляет. Мы тоже ускоряемся, хотя одежду на скаку подбираем, брошенную. Как джигиты в цирке только без лошадей. А поезд уходит. Нам чуть-чуть до последнего вагона остается, шанс догнать еще есть. Бежим. А Ванька на ходу еще и орет непонятное: пыра…, пыро…, паро… Хрен разберешь, короче. Не догнали. Остановились отдышаться.

- Чего орал-то? – спрашиваю, - не орал, может и успели бы.

- Паро…, - пыхтит Ванька, - паро..., тепловоз у этого поезда с другой стороны. Это вообще не наш поезд и в другую сторону едет. Наш вот стоит. На нем таблички правильные Москва-Тбилиси, а на том Тбилиси-Москва.

И пальцем на соседний путь показывает, где наш поезд стоит. Только мы во втором вагоне с начала ехали, а добежать успели до последнего с конца. И тут наш поезд тоже трогается. Поэтому я Ваньку даже спросить не успел, почему он сразу не сказал, что мы не за тем поездом гонимся.

- Я не побегу, - упаднически вздохнул Ванька и сел на рельс, - ну его в жопу. Набегался.

Тащить сотню килограммов уставшего приятеля мне никак не улыбалось, оставаться на путях тоже. Два раза за пять минут опоздать на один поезд – это вообще перебор. Поэтому я отвесил Ваньке самый обидный пинок из всех обидных пинков на свете и устремился за нашим поездом. Не оглядываясь. Мне потом знакомый тореро рассказывал, что они тоже не оглядываются, когда от быка удирают. А чего оглядываться, если и так слышно, как он сзади пыхтит?

Хорошо проводник последнего вагона дверь не закрыл, нас видел и даже помог забраться на подножку. Успели.

Причем два раза успели. Когда до второго вагона добрались, наши с Ванькой вещи друзья уже из окна выкидывать собирались. Подумали, мол, как же мы, отставшие от поезда без вещей-то будем. А так они выкинут, а мы подберем. С вещами даже у Черного моря лучше чем без вещей. Хорошо что все окна наглухо закрыты были, пока они на одном замок сломали, мы пришли уже.

Так что поезда гораздо информативнее самолетов, на них всегда написано куда они направляются. А на самолетах только «Аэрофлот» какой-нибудь и все. Куда и откуда этот Аэрофлот никому не понятно. То ли дело поезд, а?

На Ярославской железной дороге есть платформа Тарасовская. Это про нее у Коваля в Приключении Васи Куролесова фраза: "Запомни! Иод из Тарасовки!". Кроме иода из Тарасовки и московский Спартак. У него там база футбольная с прошлого века. И фанаты, в смысле, болельщики. Во второй половине семидесятых этих фанов-болельщиков у Спартака не то чтобы много было, их тогда ни у какой команды много не было, но в электричке после матча с ними лучше не ездить. Электричку с ними лучше пропустить, пусть они сами себя там уродуют. Ну если ты один-двое, а не пятьдесят.

Стекла били, лавочки портили, иногда народец редкий поколачивали. Милиции побаивались, но не сильно. Надеялись удрать потому что по глупости. По такой же причине, то есть глупости два молодых человека, совершенно не футбольные болельщики, в такую электричку сели в Мытищах. Они в Строитель ехали на вечернюю тренировку. В секцию карате. А тут спартачи бузят.

Каратек ты, или штангист-айкидок по боксу, а коли попал в такую катавасию, где противников раз в сто больше чем тебя, то от конфликта лучше уйти, или замаскироваться. Лучший поединок - это тот, которого удалось избежать. Нет, ситуации разные бывают. В некоторых случаях совсем наоборот. Защитить кого-то. Родину, например. За девушку заступиться. Старушку через дорогу перевести. Но тут не такая ситуация.

Кроме друзей в вагоне только фанаты. Замаскировались ребята в уголке и выжидательной позиции. Разговоры слушают. А в разговорах звучит, что вся эта банда в Строителе выходит, кого-то "отоваривать" собираются. Услышав такое дело, приятели, быстренько к выходу, чтоб этот выход в Строителе возглавить, поорать и слинять по-тихому в знакомую тину. Встали прям возле дверей первыми. Сзади народ вроде тоже собирается, Спартак-чемпион скандируют и еще чего-то про динамо плохое. Динамо типа говно, а Спартак - чемпион.

Подвалила электричка к Строителю. Каратеки наши собрались с духом, в смысле, воздуху в грудь набрали и с криком "Динамо - говно, Спартак - чемпион" на платформу вылетели.

Одни. Потому что за ними никто не вышел. Майор на платформе стоит. Прям перед ними. И тридцать три милиционера, как в сказке, в дополнение.

Вот, говорит, как и в сообщении: буянили в электричке, били стекла, приставали к пассажирам, в Строителе собирались выходить. Динамо, значит, говно, а Спартак - чемпион? И в чухальник.

Так местное отделение милиции познакомились со своими новыми тренерами-инструкторами по рукопашному бою.

Урыҫ Швейцарияһы. Знаете что это такое? Это Русская Швейцария по-башкирски. Есть такая деревня в Башкортостане, входящая в Максим-Горьковский сельский совет Белебеевского района. Это, кстати, совершенно не смешно, потому что в Башкирии еще и Марс есть, и над этим никто не смеется. Даже те, кто мимо указателя «Марс – 2 км.» проезжают, хотя это явно самая высокая точка нашей земной коры. За пределами Башкирии про Швейцарию с Марсом знают единицы.

Так вот, рассказывали мне, что в этой Швейцарии жил один очень предприимчивый, но не очень везучий человек. Не везучий, зато неунывающий. Затеет что-нибудь прибыльное, прогорит из-за невезухи, в лучшем исходе останется при своих, сильно не расстраивается - сразу за что-нибудь новое принимается. Ферму решил животноводческую открыть. Землю взял, денег не очень много осталось, на коровник или свинарник не хватает. Он еще репу чесал, что делать думал, как газета попалась, со статьей, что в соседней с Башкирией Челябинской, а может даже Свердловской области его коллега-предприниматель несколько лет назад открыл страусовую ферму и очень хорошо торгует всем. Начиная от яиц, мяса, перьев и даже копыт, заканчивая самими страусами на развод. Такая, дескать, страус безотходная птица. Созвонился швейцарец с коллегой, заказал себе трех страусов и даже заплатил по безналичному расчету. Сарай на участке есть, загон есть. В кормах этакая скотина неприхотлива. Чего еще ждать-то? Гнезда, дай бог, сама совьет. И примется сразу яйца нести. Ну не с насеста же они несутся-то? Значит гнезда вьют.

Но для начала гнездования надо птичек привезти. Из то ли Челябинской, то ли Свердловской области в Швейцарию. Что для начинающего птицевода проблематично. Но тут он узнал, что в Белебей из Перми через Екатеринбург с Челябой бродячий цирк едет с животными. Животных много. Белый даже медведь, тигр, слон, зебра, три енота-полоскуна, мартышки какие-то и еще что-то по мелочи в виде удава. В такой компании трех Эму с Нанду никто не заметит ведь, подумал наш фермер, выяснил телефон циркового директора, созвонился, договорился совсем за недорого, пообещав сена слону подкинуть и рыбы хищникам. Договорился на такой натуральный расчет и сел ждать страусов.

Два дня ждал. Может три. На четвертые сутки не вынесла душа жданок, одолжил фермер фургончик, в котором лошадей возят, и отправился навстречу своим животным. И правильно. Цирк ведь он медленно едет. Еще и выступать где наладится без всякой совести.

Встретил цирк. Отдал директору немного сена для слона. Рыбу тигру. Хлеба белому медведю, они его почему-то хлебом кормили, тощий был и плоский, аж ветром носило, голодный страшно. Выполнил мужик все свои обязательства перед директором. Да еще сам чуть ли не в Красноуфимск приехал за своим грузом. Отдали ему страусов.

Но когда первого страуса перегружали, тот возьми да и сбеги. Вырвался и дунул себе прям по дороге. Только ноги мелькают. Птицевод мигом сообразил, что удерет птица. Половина выручки пропадет, а может и вся, потому что не ясно, кто в побег ушел. Самка, одна из двух, или самец – единственный из трех. Прыгает фермер в фургончик и гонит вслед за беглецом. Километров до сорока скорость набрали. Может, конечно, и меньше, а может и больше. Кто ж на спидометр в таких случаях смотрит. Почти догнал. Прям бампером в хвост дышит. Тут страусу остановиться вздумалось. Встал как вкопанный. Фургоны так тормозить не умеют.

И влетела наша не летающая птица аккурат в лобовое стекло автомобиля. Авария. Фермера малость пришибло. То есть все сначала подумали, что напрочь убило. Но циркачи пощупали. Страус скончался, а птичник живой вроде. Погрузили на свою машину и в Красноуфимскую больницу сами отвезли. Там мужика «отрентгенили» с ног до головы, продиагностировали, перевязали, царапины йодом и зеленкой смазали, уложили в кровать и собрались на консилиум. Главврач, доктора местные, директора цирка пригласили как свидетеля, милицию вызвали, уж больно подозрительно циркачи выглядели, никто не знал еще, что они цирковые, Повреждений у больного немного – несколько ребер сломано и палец на левой ноге зачем-то. Но без сознания, значит еще и сотрясения мозга. Стоят, рассуждаю и видят, что пациент глаза открыл.

- Здравствуйте, - говорит ему главврач, - откуда вы? Что с вами случилось помните? Сколько вам лет и сколько пальцев я вам показываю.

- Здравствуйте, - отвечает фермер, - я из Швейцарии. Ничего особенного не случилось, мне просто страус в стекло влетел и аварию устроил.

- И где же у нас этот страус, - спокойно, как с сумасшедшим, ехидничает доктор, - дальше улетел?

- Не, - не улетел, - тут вмешивается уже директор цирка, - страусы не летают, он умер, а тушу мы белому медведю пополам с тигром отдали.

- Значит, нет больше страуса?! – с надеждой спрашивает главный врач, отступая за милиционера, поняв, что сумасшедших вокруг целая банда.

- Нет, - соглашается директор цирка, видя, что ему не верят, - но у нас еще слон есть. И три енота.

В общем-то потом все выяснилось. Страусов пришлось обратно продавцу вернуть. Цирк уехал, фермер тоже домой подался ребра лечить. Байка только осталась. И говорили мне еще, рассказывая эту байку, что директор цирка после того как во всем разобрались, прощаясь, спрашивал фермера, зачем он про Швейцарию-то сказал. Неужели не понимал, что могут не поверить?

- Понимал, конечно понимал, - отвечал ему несостоявшийся птицевод, - все дело в том, что я в Марсе родился. Швейцарец ведь лучше, чем марсианин. В этой ситуации.

На левом берегу уральской реки вгрызалась в землю машина наклонно-направленного бурения, на правом варили дюкер. Все это вместе называлось строительством подводного перехода магистрального газопровода и велось одним из наших участков уже пару месяцев, когда в работе наступил предпраздничный перерыв.

Бригады правого и левого берега разъезжались по домам, последним отправлялось руководство участка – начальник и два мастера. Стоя на левом берегу смотрели, как с правого отъезжает последняя вахтовка со сварщиками – сорок километров вдоль реки, выезд с грунтовки на асфальт, прям к мосту, пара сотен километров до базы. Невдалеке от временно пустых вагончиков правобережных паслось деревенское стадо. Несколько десятков разномастных коров вперемешку с овцами и козами.

- Барашка бы купить, - мечтательно сказал начальник участка, - шурпа, шалык, футбол, уху на бараньем бульоне сварим. В холодильнике ящик водки ведь.

- О! Мысль, – обрадовался первый мастер и заорал, легко перекрывая командным голосом сто метров шелестящей воды, и триста заливного луга, - эй, пастушок, продай барана!

- Чо? – заинтересовались на том берегу
- Барана, продай, чо! Чокать он мне будет.
- Пять тыщ! – загнул от радости пастушок.
- Пять тыщ – десяток! – старого мастера не проведешь, он умеет торговаться даже через речку.
- Три за одного!
- Две!
- Нет, три!
- Пятьсот рублей!
- Ты же две тыщи предлагал?
- А ты пять и что с того?

Сторговались на полторы, вся рыба в реке – свидетель.

- Полторы? – переспросил начальник, хотя все слышал вместе с рыбами и зверьем километров на пяти уральского леса. – Полторы – это хорошо. Только тебе, Николай Михалыч, теперь восемьдесят километров за бараном и столько же обратно идти. Сорок – до моста по нашей стороне, сорок по их. Потом обратно.

- Даааа, - протянул первый мастер, - вот он баран-то, красивый и близкий, я прям свое отражение в его глазах вижу, а на самом деле он в восьмидесяти километрах. Все в мире относительно, мать его Лобачевского в неевклидову геометрию.

- Так лодка ж есть резиновая, - вспомнил второй мастер, сплавать можно. Только она одноместная.

- Правильно, - оценил мысль начальник участка, - туда ты на лодке, оттуда барана на весла посадишь, а сам пешком восемьдесят километров. Так в два раза меньше получится, чем просто сходить. Интересно, этот баран грести умеет?

- А мы тебе говорили, - снова влез первый, - надо было у главного инженера казанку на участок просить. Сейчас бы сплавали и вся недолга.

- Я просил, - погрустнел начальник, - а он мне: «вы еще за ту утопленную не рассчитались, вам», - говорит, - «крейсер Аврору дай, так вы его со всем экипажем и тремя ближними деревнями на дно пустите».

- Почему с тремя-то, - второй хитро улыбнулся, потому что уже придумал план,- почему с тремя-то сразу? А за бараном я не поплыву. Мы трос через речку натянем и по нему лодку как паром используем. Пустую туда, с бараном обратно.

- Слышь, пастушок! – заорал он, - не уходи никуда. Мы сейчас…

- А как трос перекинем? – заинтересовались мужики.

- Трос? С тросом все просто…

Через час был пробный выстрел. Из двух свай подпорной стенки и нескольких камазовских камер была сделана рогатка. Натягивали экскаватором Hitachi трехсотого размера.

- Дзынь! – пущенный мощной резиной гранитный булыжник снес антенну вагончика на противоположном берегу и потрескивая скрылся в лесу.

- Перелет! – оценил успехи начальник, - все равно эта антенна ничего здесь не ловила. На треть меньше натягивай.

К следующему камню привязали веревку. Булыжник на излете грохнул таки по металлическому боку вагончика, напугал пастушонка, но веревку перетащил. Веревкой вывели тонкий стальной трос, через полчаса резино-паромная переправа была готова и на правый берег, перебирая руками трос, отправился первый мастер. К лодке привязали тяговую веревку, а саму лодку петлей прихватили к тросу, так баран грести отказался, как ни упрашивали. Зато совершенно спокойно взошел на судно и отплыл в неизвестность.

- Связать надо было барана, - громко предложил второй мастер, дотянув лодку до середины реки.

- Ана, ана, ана, - ответило ему горно-лесное эхо, а баран испугавшись громкого голоса выпрыгнул из лодки и поплыл.

- Связали б, утоп нахер, - оправдался первый, и они все побежали вдоль берегов за плывущим животным. Километров через пять скотину прибило к нужному берегу. Барана поймали, несмотря на то, что он укусил второго мастера.

- Знаете что, - сказал следующим вечером начальник участка запив ароматную баранину ледяной водкой, - можно было трос не натягивать. Я тут посчитал на досуге, если б барана просто в речку с правого берега бросить, его все равно на левый должно вынести. Там ведь река поворачивает.

- Головастый ты мужик, Петрович, - поддержали его мастера, - поэтому и начальник. Но лучше давай в следующий раз поросенка купим. Не знаешь поросята кусаются?

- Кусаются, - улыбнулся Петрович, - волка даже загрызть могут. Я вот еще думаю, что если здраво рассуждать, то трос все-таки надо было натягивать. Только не барана везти, а брать водку и самим ехать ко всему стаду сразу.

Как-то двух молодых геодезистов послали площадку подснять. В тайгу. Комбинат строить собрались обогатительный. А может даже газоперекачивающую станцию, чтоб нефть качать. Или еще чего-то серьезное. Ну как в тайгу… В лес. То есть тайга, конечно. Но речка течет, деревня на берегу речки. Леспромхоз еще недалече был. Вот на его месте и комбинат, леспромхоз все равно не работает. В деревне мужики остались еще. Кто фермер, кто на огороде просто, кто рыбой, кто охотой с орехами. Или вообще все способы прокормиться вместе взятые.

И вот топают геодезисты в сапогах с оборудованием и рюкзаками по деревне, ищут кто дорогу к леспромхозу покажет. Там заросло все, потому что не работает. Деревенскому-то найти плевое дело, а городскому даже геодезисту с оборудованием лучше проводника найти. Из местных. Топают геодезисты, всех встречных спрашивают, не согласятся ли проводить. А всех их посылают культурненько. Некогда людям. В поте лица добывают, кто хлеб свой насущный, кто рыбу, кто мясо со шкурками. Поэтому и посылают. Или к чертовой бабушке или к Ваське какому-то. Идите, говорят, к Василь Иванычу, он вас проводит. Он у нас особо ничем не занятый и лес как свои пять пальцев.

Стали геодезисты уже Василь Иваныча искать и про него спрашивать, а не про леспромхоз. И наконец нашли. Мужик в ватнике на огороде ковырялся. В ватнике, трениках и кедах. Шапка солдатская без кокарды. Ватник офицерским ремнем перехвачен. На ремне кобура.

Серьезный, видать, мужик, подумали геодезисты, раз с пистолетом. И попросили их до леспромхоза проводить. И тысячу рублей посулили. За двести, такой серьезный человек не согласится ведь.

Василий Иванович за две тысячи соизволил после переговоров. Переночевать предложил, идти-то далеко, а вечереет уже. И провести обещал при одном условии. Что слушать его в тайге будут беспрекословно. А то он за геодезистов отвечать потом не собирается. Потому что аккурат неделю как двоих геологов медведь прям с околицы в лес утащил. Так и не нашли пока. И вряд ли найдут. У медведей сейчас гон, все на нервах. И голодные еще. Им все равно чего жрать, хоть ветки с листьями, что геологов, что геодезистов, что тракториста недавно тоже напрочь. И профессором из самой Москвы в прошлый раз не побрезговали.

Утром, когда выдвигались. Василь Иваныч одному геодезисту оркестровые тарелки выдал, другому бубен, а себе вообще тубу на шею повесил.

- Смотрите, - говорит, раз слушать обещали, - я по дороге как в тубу дуну, ты тарелками сразу «дзынь», а ты потом бубном звяк-звяк на нисходящий манер. И ни один медведь нам не страшен. Потому что я сейчас вам еще красные панамки дам, а медведи красного сильно боятся, когда бубном звяк-звяк особенно. На нисходящий манер.

Так и пошли лесом к леспромхозу. Василь Иваныч в тубу «фа-фа», геодезист тарелками «дзынь», другой бубном так «звяк-звяк-звяк» на нисходящий манер. В лесу вроде кто-то ворочался медведи, наверное. Но до леспромхоза целыми добрались. Там площадку подсняли и обратно тем же манером. Фа-фа, дзынь, звяк-звяк. Заправлены в планшеты космические карты. В красных панамках в белый горошек. Впереди Василий Иванович с тубой, сзади два геодезиста. Идут, медведей распугивают.

На подходе вся деревня собралась, занятые люди дела побросали, стоят ждут, радуются. Встречают как героев, подумали геодезисты. Мы-то всех медведей распугали, а деревенские даже носа за околицу высунуть трусят. И сильней стучат. Один тарелками, другой бубном. Василий Иванович тем более не отстает на тубе. Фа-фачит себе как на концерте в консерватории.

Подошли. И тут один из встречающих, вежливо так, издалека спрашивает:

- Мужики, вы в своих панамках не охуели тарелками в бубен бить? Ладно Васька, он у нас дурак, с детства медведей в лесу деревянным пистолетом пугает, а вы-то куда? У вас, правда, заебись, получается. Весело…

И тут из за спины этого серьезного пожилого мужика девчонка выглядывает.

- Ну вот всегда вы так, дядя Петя, быстро. Я опять не успела видео на ютуб снять. Мальчики, может вы еще раз пройдете, а? Ну, пожалуйста…

Все совпадения вымышлены, кстати. А имена настоящие. Только не те.

Насчет скалолазов. От кого только не слышал, что с милиционерами и пожарными пить нельзя. С первыми-де западло, а вторых все равно не перепить, как не пытайся. Я пробовал и с теми, и с другими. Иногда даже вместе. В общем-то врут. Но, как показывает опыт, хуже всего со спортсменами пить. Особенно со скалолазами. Со скалолазками куда лучше.

Сидела как-то компания спортсменов со спортсменками на спортивной базе ночью и выпивала. Спирт с водкой. Так получилось. Спирт он сам по себе был, поэтому двоих, которые об этом не знали, послали в магазин вина купить. Они и купили водки. Потому что это тоже своего рода вино.

Каратеки со скалолазами. Изрядно выпив друг перед другом хвастались. Причем одни понятно чем: по стене пробежался, пару кирпичей сломал - показал, что крутой и успокоился. Все в комнате можно сделать. А скалолазу чего на одноэтажной базе? Одни рассказы про то, как они на Джомолунгме Эльбрус покоряли. Ну мы над ними подтрунивали, конечно по-дружески так. Ржали, то есть откровенно. А чего они нам сделают? Из залезть куда у них выбор ограниченный: либо под стол, либо под кровать. Пока ржали не обратили внимание, что пропал один скалолазный.

И тут во дворе мигалки, фары, сирена милицейская. Пиздец приехал, арестовывать будут. За нарушение тишины смехуечками. Завтра у лыжников из соседнего барака гонка, нажаловались небось.

Ан нет. Заходит милиционер и нашего пропавшего несет. Наш-то розовенький, а милиционер бледный как медсестра в туберкулезной больнице. Внес груз, положил аккуратно на пол, головка только стукнулась, и спрашивает:

- Ваш?

- Наш, а вы с какой целью интересуетесь? Подбросить хотите?

- А чтоб в нужном месте к кровати привязать. Водки, кстати, налейте, чтоб в себя прийти. Не, не ему. Мне.

Налили. Спирту. От спирта в себя лучше приходить. Хотя он почему-то наоборот закашлялся.
Ехал оказывается советский милиционер по городской окраине ночью со службы домой на патрульной машине, блюл чистоту с порядком, фонари разбитых улиц и прочие ментовские войны. Ехал и случайно заметил на гладкой кирпичной стене что-то типа распятия. На уровне пятого этажа. Остановился, присмотрелся. Торцовая стена шестиэтажного общежития. Ни одного окна. И на уровне пятого этажа черный человек висит. Хер его знает на чем. И не просто висит, а лезет. Хер его знает куда, потому то если в окно квартиру грабить так они, окна, с другой стороны.

- Эй, мужчина, - тихо, чтоб не спугнуть, позвал милиционер, - если украсть чего хотите, так вы не туда карабкаетесь.

- Отвяньте, пожалуйста, - сдавленным голосом сверху, - я спортсмен и тренируюсь. Сейчас вот долезу и поговорим.

После чего долез и на крыше скрылся. И тишина. Подождав немного. И еще немного покараулив. Милиционер пошел на крышу, жулика этого ловить. Пешком на шестой с половиной этаж, потому что лифт не работал, его на ночь в общаге отключали. Дошел, вспотел, а на крыше нет никого. Потому что спортсмен вниз уже полез и до четвертого этажа спуститься успел.

Милиционер, понятно, вниз побежал, чтоб жулика под стеной встретить. Прибежал и тихо, чтоб народ не будоражить, говорит:

- Спускайся, добрый человек, я тебя задерживать буду.

Добрый человек услышал, пробормотал, чего-то не внятное, типа «ну тебя к аллаху», только матом, снова вверх полез и снова на крыше скрылся. Не очень быстро, стена-то все-таки почти гладкая, для несведущего в скалолазании человека, но скоренько так.

Милиционер опять ко входу, бабульку-сторожа снова будит, на крышу лестницей запыхавшись бежит, а на крыше снова нет никого. Ага.

Тут до него дошло. Со второго раза почти до всех доходит. Поэтому он спешить не стал, а за углом спрятался. Дождался пока этот подозреваемый спустится и к нему поспешил арестовывать. Но не арестовал. Пока бежал-торопился спортсмен заснул уже. Прям под стеной.

- Ну, я его поднял и к вам привез, - закончил милиционер рассказ и опять за спиртом потянулся.

- А как это вы поняли, что он от нас отбился? Это ж уму непостижимо догадаться. Прям шерлокломство какое-то.

- Вот это-то совсем просто. Кроме вас других москвичей здесь нету ведь. Наши просто так на стены не лазят, - он все-таки еще спирту выпил и за огурчиком потянулся, - а москвичи запросто. Элементарно, Ватсон.

Так что со скалолазами лучше не пить. Ну их к аллаху. Лучше со скалолазками.

У одного немолодого и очень терпеливого человека завелся породистый, умный кот. Он сам выходил гулять в форточку. Сам возвращался. Сам приносил хозяину тапочки. Сам уносил.

У кота был только один недостаток. Он никак не хотел пользоваться лотком. Он уходил гулять в форточку, гулял, возвращался и гадил посреди гостиной.
Хозяин своего кота любил, терпел, стоически убирая за животным продукты жизнедеятельности. Целый год терпел. Потом решил насильно приучить кота к лотку, отучив его от ковра гостиной.

Каждый раз он ловил несчастное животное сразу после процесса, тащил в туалет нагребал кошачьими лапами кучу наполнителя, сажал кота в лоток, выдергивал из лотка, несся в гостиную, тыкал его мордой в дерьмо и выбрасывал в форточку, прямо намекая, где и что надо делать. Месяц.

Через месяц до кота дошло, чего от него хотят. Вмешательство хозяина больше не требовалось. Умный, самостоятельный зверь сам уходил гулять, сам приходил обратно, сам гадил посреди гостиной, сам совершал невероятные танцы над лотком, сам тыкался мордой в экскременты и пулей вылетал в форточку. Живое опровержение тому, что коты плохо поддаются дрессировке.

Пропавший дважды.
Коты бывают разными. От ми-ми-ми до оторви и выбрось. Бывают даже немые коты. У приятеля такой жил. Немой. Провалился в детстве в унитаз, простоял там на задних лапах в холодной воде, пока хозяева с работы не пришли, простудился и голос потерял навсегда. Его даже ветеринары не смогли найти, голос этот.

Ценный экземпляр получился. Не только усы, мех лапы и хвост, но и мурлыкать может, а орать - ни-ни, нибожемой. Этим, между прочим, сохранил себе свое кошачье достоинство, потому что сезонную тягу к кошкам сносил молча. Кричать-то не мог, а мурлыкать от этого ему в голову как-то не приходило.

В детстве кот был таким серым и пушистым, что вполне мог сойти за белого. Золотой характер. Ничего не требовал, никого не доставал. Приходил, когда позовут, уходил, когда не был нужен. Молчал вдумчиво, со смыслом, во всем соглашаясь с мыслями хозяев. Он всем нравился.

Так вот этот кот понемногу рос и из серого пушистого котенка приятной наружности и уступчивого характера превратился в огромного серого кота с самым препаршивым нравом, что я за всю жизнь встречал у котов.

Если бы существовала теория Ломброзо для кошек, то в этой скотине можно было бы сразу определить склонность ко всем преступлениям, когда-либо совершавшихся на этой планете, вплоть до клеветы в газетах.

Голову, это исчадье ада, имело размером с коровью, зубы с человеческую ладонь, а когти… Когти как у медведя, если их немного подстричь. И всем этим арсеналом кот пользовался без предупреждения и объявления военных действий. Я люблю кошек, но ей-ей неоднократно предлагал хозяевам сдать его в поликлинику для опытов, хотя поликлинику было жалко.

Хозяева его любили, несмотря на то, что хозяйку, женщину исключительной миниатюрности, он сбил с ног, случайно боднув головой в коридоре. А хозяину, попавшему в хирургию, после того как эта сволочь немного пожевала ему руку, пришлось долго объясняться с вызванной хирургом прокуратурой. И все равно не поверили, а сочли, что он прячет за котом свое пострадавшее от ножевого бандитизма самолюбие.

Когда кот пропал в первый раз, хозяева за день оклеили весь район объявлениями с обещаниями вознаграждения. Которое и выплатили дворовым пацанам на следующий после потери день. Пацаны долго рассказывали, что на дальней от дома помойке они храбро спасли двух местных дворняжек и одного бомжа, загнанных котом в угол. Кота принесли запутанного в сетке для браконьерского лова рыбы. Не надо и говорить, что пришлось платить еще и за наполовину разодранную сеть.

Буквально через месяц кот пропал во второй раз. Сашка еще только печатал розыскные объявления, как в дверь позвонили. Не, это не кот пришел. Это пришел один из соседских мальчиков-погодков, Петя. С вопросом.

- Дядя Саша, а вы в этот раз вознаграждение давать будете?

На лбу у Петьки была зеленка, а правая рука неумело перевязана до локтя свежим бинтом.

- Буду, - серьезно сказал дядя Саша, всегда отличавшийся наблюдательностью и сообразительностью, - просто огромное в этот раз будет вознаграждение. Если сегодня принесут кота, я пятьсот рублей дам. Если завтра – тысячу, а если через неделю – то страшно даже подумать. Боюсь, что у меня денег не хватит через неделю заплатить.

Юный посетитель вежливо поблагодарил за информацию, предложил помощь в расклейке объявлений и удалился.

Через полчаса к Сашке заявился этого посетителя единородный брательник, Пашка. Уточнить. А правду ли люди говорят, что если кота не завтра найти, а через неделю, то столько денег дадут, что Петька таких еще не знает. Потому что Петька только в первый класс пойдет, а он, Пашка во второй, считать умеет, и хотел бы знать сколько все-таки это в цифрах на наши получается. Но можно в валюте.

При всем этом, у Пашки была забинтована левая рука, а правая просто вымазана зеленкой вместе с рубашкой.

Тут дядя Саша взял и озвучил сумму, по Пашкиным представлениям практически равную, если не стоимости самолета, то высоте полета космической ракеты точно.

Пашка так же вежливо поблагодарил и удалился, предложив помочь и расклеить оставшиеся объявления. А дядя Саша на радостях достал из бара пузырь виски и стал ждать информации. Часа через три в дверь позвонили. На этот раз братья пришли вместе, а зеленки на их физиономиях немного прибавилось.

- Дядя Саша! – обратились они к приятелю, - мы решили сегодня найти вашего кота, только вы его сами заберите, он у нас дома под диваном сидит. И вы его быстрей заберите, а то мама через час с работы придет, а нам еще убраться надо.

- А давайте я его завтра заберу, а? – совершенно серьезно предложил Сашка, - тыща же лучше, чем пятьсот. Да и лень мне сегодня кота забирать.

- Не надо нам тыщу, - сказал Пашка, а Петька гордо кивнул, - и пятьсот рублей не надо. Вы его просто так заберите.

- Тогда с вас пятьсот рублей за срочность, - заявил дядя Саша и нагло улыбнулся.

После тяжелых и продолжительных переговоров Сашка смилостивился и согласился забрать кота бесплатно. Они взяли изрядно потрёпанную рыболовную сеть и втроем пошли ловить кота в соседнюю квартиру. Кот действительно сидел под диваном, урчал и от нечего делать совершенно по-бобриному обтачивал зубы об деревянную диванную ногу. Рядом уже высилась приличная кучка опилок.

- Значит так, оглоеды, - сказал Сашка разворачивая сеть, - мы его хватаем, несем ко мне, там я буду его держать, а вы убегаете как можно быстрее. И я надеюсь, что успеете добежать до канадской границы.

- До какой границы, дядь Саш? – поинтересовался Петька, - нам не надо до границы, мы лучше домой побежим.

- Домой так домой, - согласился Сашка, - а про границу я вам там книжку приготовил. «Вождь краснокожих» называется. Возьмете по дороге на столике в прихожей.

И они двинулись на кота. Кот урчал и продолжал обтачивать диванную ногу. Он надеялся, что успеет догрызть.

Про Ферапонта.

Ванька, коллега мой, втрескался нечаянно в нового молоденького главбуха Уральского филиала Аньку. Без удержу и с первого взгляда. Тридцатипятилетний технический директор строительного холдинга, серьезный мужчина с серьезными намерениями карьерного роста. Ну как-то до этого его от матримониальных планов бог миловал, а тут просто бес в ребро, шлея под хвост, седина в бороду и прочие признаки легкой невменяемости. Зачастил Ванька в филиал.

Каждый месяц на неделю-две самолетом туда и обратно. Ходит будто на работу, а сам только на Аньку посмотреть. С жильем никаких проблем даже гостиницы не надо у конторы в этом городе своих квартир на роту технических директоров вышло бы. Ходит Иван Михайлович, старое здание в центре города, памятник, между прочим культуры, там раньше то ли дом терпимости был, а потом райсобес, то ли наоборот – дворец, построенный Акинфием Демидовым во избежание семейных ценностей, а уж потом райком партии.

Вы кстати не знаете почему мыши культуру так любят в виде ее памятников? Тараканы еще, не говоря уже про клопов, встреченных мной как-то в гостинице Красная в Одессе. Хотя культурные насекомые практически повывелись, но млекопитающие мыши остались.

Ванька за полгода знакомства ни один клин к Анне подбить даже не пытался. Смотрел все. Пока до него не дошло, что смотри, не смотри, хоть насквозь глазами протри – ничего не изменится. Хоть в кино пригласить надо. Или лучше сразу в гости. В общем как получится, но что-то делать надо.

Случай помог. Зашел Ванька в бухгалтерию, по какому-то делу к главбуху, по-моему формы М-29 передать из сметного. Стоит около Аньки, мнется. И тут в комнату вылезает из норки мышь. Все как взвизгнут хором на шесть голосов, как подскочат. Кто на стул, кто на стол, а Анька со страху вообще на Ваньку вскарабкалась и на руках оказалась. Прогоните, говорит, мыша, пожалуйста, а то мне работать у вас на руках не удобно и вам наверное держать меня тяжело. Ваньке, конечно, не тяжело совсем, для него это сорок с небольшим килограммов счастья, для дурака влюбленного. Но мышь он прогнал, Аньку на место посадил и пригласил все-таки в театр завтрашним вечером.

Между прочим Иван Михайлович лохом-то совсем не был, поэтому включив остатки смекалки, составил план на завтра. И тут же начал его осуществлять. Для чего пошел в магазин и купил мышь. Вместе мышиным именем с клеткой и мышиной едой. Стоила мышь достаточно дорого, видимо потому, что ее звали Ферапонтом. Потом еды человеческой в ресторане на первом этаже своего дома заказал и всяких свечек для романтического ужина. Купил билеты в театр. С трудом, но их контора этот театр год назад отреставрировала и сдала. По плану Анна должна была испугаться мышонка, а Ванька ее успокоить:

- Спокойно, Аня, это Ферпонт, - и потом может быть поцеловать.

В общем, когда они с Анной из театра случайно зашли к Ваньке кофе выпить, то Анна первым делом почему-то увидела вовсе не свечную романтику, а мышь. И опять оказалась у Ваньки на руках немного повизгивая. Тут уж ни ей ни ему деваться некуда было, целоваться пришлось. Чисто чтоб соседей криком не разбудить.

И вот Иван Михайлович просыпается ближе к утру и Анны рядом не обнаруживает. Зато обнаруживает свет на кухне, где клетка с мышью осталась. Идет посмотреть, по дороге соображая, уж не приснилось ли ему это все. И видит на кухне Аньку в его рубашке, кормящую этого Ферапонта семечками. А может и Пантелеймона, я уже плохо помню. Но все хорошо кончилось, хотя они первого сына чуть-чуть Ферапонтом не записали, отговорили добрые люди.

Ждем лифта. Я, девушка с Апельсином и семейная пара, черт знает с какого этажа. Черт знает – это точно выше двадцатого, Апельсин – мелкая собака марки «голый лопоухий дрищ на курьих ножках», отличающаяся, как ни странно, умом, сообразительностью и храбростью записного идиота.

Апельсин на руках у хозяйки - личность в доме известная. Он покусал двух боксеров и одну баскетболистку Московского Спартака. Пытался загрызть телеведущего центрального канала, но тот его заговорил.

- Ути-пути, Апельсинчик, - Мужик, черт знает с какого этажа, тянет к нему руку.

- Гав, - Апельсин делает вид, что кусает мужика за палец. Только это не просто «гав», это басовито-хриплый «гав» как минимум алабая, если его заставить гавкать. Или собаки Баскервилей, если бы она с воя перешла на лай.

Мужик отдергивает палец. Все ошарашено вздрагивают, даже хозяйка Апельсина.

- Он у меня простудился и охрип, - извиняется девушка.

- О! Вов, - вступает в разговор жена мужика черт знает с какого этажа, - помнишь ты на нашу Оку в восемьдесят восьмом сигнал от тепловоза поставил? Все небось тоже думали, что она простудилась.

В советской науке оказывается кроме замечательных открытий и явных достижений иногда черте чего происходило и даже служебные романы случались. Если бы не месткомы, следящие за нравственностью вплоть до длины юбок секретарей…

Так вот в одном академическом, можно сказать, НИИ в годы перестройки помер старый директор, академик, заслуженный человек, лауреат, орденоносец и вообще. Похоронив шефа, уволилась тайно влюбленная в него пятьдесят с лишним лет и потерявшая смысл жизни секретарь. Долго ли, коротко ли там у нас все происходило история не сохранила, но назначили на пост молодого директора. И не просто назначили, а путем прямых выборов с тайным голосованием коллектива в качестве эксперимента.

Без всякого руководящего опыта, обычный завлаб с научными амбициями и такой сложной темой докторской диссертации, что я ее не выговариваю.

Начал ученый руководить, а ему за это секретаршу на работу взяли. Прям как из карикатуры Крокодила на западный образ жизни. Ноги метра полтора, ум, образование, зеленые глаза с чайные блюдца, широкие пояса вместо юбок, блондинка. Такая красивая, что институтские мужики помоложе специально ходили в приемную приобщиться к прекрасному, как в Третьяковку, институтские дамы тоже шастали как в шубный магазин изъян какой-нибудь обнаружить. Сошлись, кстати, на том, что дура – дурой. Сидит, точеными наманикюренными пальчиками на клавиши пишмашинки «оливетти» жмет, кофе растворимый начальнику таскает, попой вертит и вся работа. Придя к такому выводу коллектив успокоился.

Начальник тоже на секретаря смотрел. Любой человек на нее бы в этом смысле внимание обратил, коли мужчина. Даже издалека. А тут вообще рядом трется, духами французскими пахнет. Он бы может быть и пристал, но что тормозило молодого директора – это те самые карикатуры из Крокодила, анекдоты шеф-секретарша и полузабыты моральный кодекс строителя коммунизма. Так что целых полгода никаких поползновений, кроме того, что в след посмотреть, когда документы принесет и случайно в вырез заглянуть по дороге в кабинет. Так бы наверное они и состарились, если бы не одно происшествие.

Принесли директору к вечеру какую-то научную хрень в виде статьи на рецензию. Настолько научную, что вообще одни дифференциальные уравнения с интегралами в области физической химии. Он эту хрень смотрит и не нравится ему работа. А чем не нравится с первого взгляда не понять, надо разбираться. Решил утром. Оставил работу на столе, положил сверху свой известный уже институту красно-синий карандаш и домой уехал.

Утром, как всегда на секретаря скрытно зыркнул и на место прошел. И видит, что оставленный им документ весь красными каракулями исчеркан. Как будто ребенок «неровной» рукой развлекался. Присмотрелся, вроде осмысленные каракули, неровные. Еще вник. Ба! Да от первоначальной идеи статьи вообще ничего не осталось, потому что ошибки, но ошибки исправлены и эти исправления открывают такие перспективы, что жутко становится за потенциального противника. Вызвал секретаршу и с гневным видом:

- Кто бумагу карандашом испортил? – ну как ребенка за рисунок на обоях.

А та покраснела хуже карандаша, посинела ничуть его не хуже и с вызовом:

- Ну, я! Нельзя же мимо такой вопиющей глупости проходить, а вы подписывать собирались! И вообще я кандидат наук, давно к вам на работу по этой теме хотела, только вакансий не было, кадры секретарем посоветовали, - и глазами блюдечными еще хлопает на мокром месте.

Шеф тут совершенно другим взглядом своего секретаря уничтожил и говорит, что вынужден ее уволить к чертовой матери. А она ему...

Не, я собственно при этом разговоре не присутствовал, врать не буду, хотя во встречах результатов той беседы из роддома участвовал два раза. Теперь у них кроме кучи совместных научных достижений, лауреатства и членкорства двое взрослых детей с внуками. А в гостиной на стене в строгой рамке висит увеличенная копия карикатуры из Крокодила, где иностранный буржуй пристает к сексапильной секретарше.

Давно, так давно, что некоторые столько не живут, а некоторые, прожив
именно столько, считают себя людьми зрелыми и познавшими мир, мы с моим
приятелем и однокурсником Ванькой подрабатывали внештатными
фотокорреспондентами одной московской и комсомольской газеты.
В начале зимы Ванька, утром, пропустив две первые пары, отправился в
редакцию на разведку. Чуть опоздав, на следующую за ними, лекцию по
физике, Ванька подсел ко мне на галерку и зашептал:
- Нам задание дали, - Ванькина физиономия светилась довольством, - нужен
антиклерикальный фоторепортаж из Загорска. Ты, кстати, не знаешь, что
такое "антиклерикальный"?
Я приблизительно знал и, незамедлительно, просветил приятеля.
- Во здорово, - шептал Ванька, - значит, это надо церкви внутри
фотографировать, а я как раз вспышку мощную достал – одни аккумуляторы
на пять кило тянут. Завтра едем, завтра у нас научный коммунизм на весь
поток и пара семинаров – никто и не заметит, что слиняем. Девчонок с
собой возьмем – ты комсорга, я еще кого-нибудь, - Ванька ехидно
прищурился, глядя на меня, - о моих, робких попытках, ухаживаниях за
нашей красавицей комсоргом знала вся группа, - я уже с ней договорился,
она против такой экскурсии не возражает и подругу с собой возьмет.
Утром следующего дня мы, нагруженные двумя девчонками и аппаратурой,
садились в электричку на Ярославском вокзале. Нам попался неотапливаемый
и оттого совершенно пустой вагон, и за два с лишним часа поездки мы
замерзли напрочь. Не помогли даже, инициированные Ванькой, народные игры
в салочки и жмурки. Немного отогревшись в уличном привокзальном буфете,
обжигающим на морозе, кофе, мы быстренько добрались до цели нашего
путешествия и будущей "фотонатуры" – Троицко-Сергиевой Лавры. Побродив
по тамошнему музею и "нащелкав" всяких предметов монашеского быта
(особенно поразил топор для разделки рыбы с полуметровым лезвием), мы
услышали колокольный звон – Успенский собор приглашал на службу.
- Пошли быстрее, наверное, обедня начинается, - выдал Ванька свои
"нехилые" познания в православных обрядах, - там и наснимаем на
репортажик.
Девчонки повязали, предусмотрительно прихваченные с собой косынки, и мы
подошли к дверям собора. Рядом с дверями висела табличка с перечеркнутым
красной полосой фотоаппаратом.
- Фигня, - сказал Ванька, пряча под куртку фотоаппарат, к вспышке
которого тянулись провода от кофра с аккумуляторами, - два раза щелкну и
смотаюсь по-быстрому.
- Идите-ка вы, братцы, вдвоем, а мы на улице подождем, - наши "девчонки
в платочках" решили не участвовать в намечающемся безобразии, - мы потом
зайдем, когда вас выгонят.
Мы зашли в собор, показавшийся совершенно темным после яркого зимнего
солнца. Пел хор, перемежаясь своей разноголосицей с треском свечей и
тенором священника. Человек десять верующих, перед алтарем внимали
службе, иногда осеняя себя крестным знаменем. Чуть поодаль, непонятного
возраста женщина, стоя на коленях, мерно отвешивала поклоны, касаясь
лбом пола. Фотографировать мне расхотелось.
- Ты чего замерз? – раздался голос друга немного сзади, - снимать будешь
или нет?
- Что-то не хочется, - тихо сказал я, не оборачиваясь, - да и неудобно,
выведут ведь.
- Ну ладно, ты как хочешь, а я такую фактуру упустить не могу, - Ванька
отошел на пару шагов назад, - Бог не выдаст, свинья не съест.
- Очень уместно, высказался, - ответил я, но дальше продолжить спор не
смог.
В полумраке собора ослепительно сверкнуло. Секундой позже раздался,
грохот и лязг, многократно усиленный и отраженный стенами собора, как
будто кто-то уронил и прокатил по каменному полу пустую, металлическую
бочку. И стихло. Пел хор, потрескивали свечи. Я обернулся – Ваньки не
было, как провалился.
Чуть постояв, и немного придя в себя от произошедшего, я вышел на улицу,
и, оглянувшись на двери собора, неожиданно для себя, первый раз в своей
пионерско-комсомольской жизни перекрестился.
- Чей это ты крестишься? - съехидничала наш комсорг, - да еще "не в ту
сторону", как католик?
- Ваньку не видели? – пропустив мимо ушей вопрос, спросил я, - он не
выходил?
- Не выходил, а чего случилось-то? - девчонки начали волноваться, -
никто не выходил, кроме тебя, только заходили.
Я огляделся в поисках Ваньки. Из-за угла собора показались две тени,
которые, материализовавшись, оказались Ванькой и огромного размера
мужиком в черном облачении православного священнослужителя. Ванька
виновато улыбался. Они приблизились.
- Ну, Вы меня поняли, - басил священник, продолжая начатый разговор, -
разрешение на съемку можно оформить или в Москве на Басманной или прямо
здесь - в канцелярии. Если вы для распространения православия
фотографируете или красоту церкви показать – проблем не будет.
- Вы ведь для этого? Для красоты? - он окинул пристальным взглядом нашу
четверку и усмехнулся, - О, я смотрю, у Вас скоро свадьба намечается, -
священник несколько сбавил официальный тон и смотрел уже на меня и
комсорга, - так приезжайте, я вас здесь и обвенчаю.
Ладно, извините, недосуг мне сейчас, еще увидимся, - он улыбнулся и,
пожав на прощание нам с Ванькой руки, степенно удалился.
По дороге на вокзал, Ванька рассказал, что он и не исчезал вовсе. Когда,
достав из-под куртки камеру, щелкнув затвором и "вспыхнув" вспышкой, он
спешил удрать, то задел ногой, мирно стоявший большой жестяной ящик, для
собора свечных огарков (отсюда грохот). В дверях Ванька столкнулся с
гигантом-священником, который, немного пожурив, вывел его "черным
ходом".
У нас с бывшим комсоргом в этом году свадьба. Серебряная. Ванька
закончил семинарию и служит в одном подмосковном приходе.
Антиклерикальный репортаж, правда, не состоялся. Но мы не жалеем.

Все говорили им обоим, что они не пара друг другу, потому что разные совершенно. Но Леха все равно подал заявление жениться и в этот же день уехал на производственную практику в Тамбов на завод Пигмент.

С самого начала практики Лехе не везло. Он должен был свалить чуть раньше всех, чтоб успеть жениться до сентября, а судьба всячески старалась помешать.

Во второй же день пребывания Леха хлопнул рукой по двери общежития, в двери оказалось крашеное масляной краской оконное стекло, о котором никто не подозревал, Лехе настолько сильно разрезало руку, что пришлось вызывать скорую.

После того как Лешку отпустили из травмпункта с зашитой рукой, его шатающегося от кровопотери приняли в вытрезвитель.

Зажила рука, он полез в Цну купаться и ржавым ведром на дне разрезал себе ногу в 27 местах. Скорая, травмпункт, вытрезвитель. Они там как караулили.

Потом он воспаление среднего уха подхватил. Неделю лежал. Было очень больно. За неделю болеть перестало, в связи с чем его укусила змея, но тут-таки повезло, - это был уж.

Наконец, редкий день, вышел на работу. Практиканты футеровали полиизобутиленом цех, полный разного химического оборудования. И вот сидит Леха у ворот цеха на бревнышке с девчонками. В каске, как положено. И у него голова зачесалась. И он каску снял. В это же время кто-то нашел в другом совершенно углу цеха, метрах в двадцати, очень красивый итальянский болт М12. С английскими стрелочками открыть-закрыть на головке. Весь в блестящем хроме. Нашел, рассмотрел и выкинул, чтоб не мешался. За спину, где никого-никого не было.

Болт весело срикошетил раз десять от оборудования и трубопроводов, последний раз как-то ловко отпружинил от нержавеющей трубы, вылетел из цеха и вписался Лехе в лоб, через секунду после снятия им защитного головного убора. Леха вздохнул и надел каску обратно. Поэтому никто сразу не заметил, что в набухающей шишке явно читались перевернутые английские буквы: «open-closed».

По приезду Леха женился. Сорок лет живут душа в душу, хотя обоим все говорили, что не пара друг другу совершенно. Самое странное, что Леха за эти годы даже не бритвой ни разу не порезался. Хотя это ладно, это не в счет, она у него электрическая.

Монтировали недавно на Сибирской равнине кое-что, кое-где вертолетом. В процессе напомнили старую северную байку, в разных вариантах бытующую у газовиков и авиаторов. Из отдаленных труднодоступных мест.

Где-то на севере из пункта «А» в пункт «Б» летающий строительный кран МИ-10К, прячась в низкой тонкой облачности, тащил на внешней подвеске бульдозер. Навстречу ему из пункта «Б» в пункт «А» чуть ниже облаков трещал девятью цилиндрами пассажирский АН-2.

- Командир, бульдозер встречным! - сообщил второй первому.

- Ты это, не говори никому, не надо, - ответил первый, - и стеклотару выбрось. Накопилась.

Страшная ошибка произошла как-то в одной строительной конторе, чуть дело до смертоубийства в бригаде не дошло. Попросили их в квартире ремонт сделать. Даже не ремонт сделать, а отделку выполнить, потому что квартира новая. Дом еще не сдан, но застройщик знакомый, с доступом на площадку проблем никаких. Электричества нет, но генератор на лоджии поставить можно. Зато вода есть. Лифт не работает и этаж четырнадцатый. И это фигня, потому что нет таких высот, которые не взяли бы строительные большевики, особенно за вполне приличную зарплату.

Два дня таскали материалы наверх. Поняли, что так еще месяц можно носить. Поставили кран типа «кран в окно», быстро все остальное подняли и работать начали. А без лифта туда хозяин квартиры не поднимался. Он же не дурак ноги бить, варианты планировки и отделки на первом этаже дома обсуждали. Квартиры же везде одинаковые. Дочка хозяйская один раз с рабочими напросилась узоры на паркете посмотреть. Но после одного подъема-спуска у нее напрочь желание лазить отпало. Квартира все равно «про запас» - для младшей, если она замуж соберется.

Так вот, когда отделку уже заканчивали и оставалось люстры повесить, лифт пустили. Не окончательно, но на пробу.

Наши рабочие первыми и пробовали, как на работу пришли утром. Самого младшего наладили пешком для страховки, загрузились, нажали на кнопку четырнадцатого этажа и поехали. Выходят, а там практически отделанной квартиры, в которой только люстры оставалось повесить, нет. Пропала квартира, вместе со входной дверью.

Вам просто не передать, как они удивились. Вся бригада, прораб, начальник участка, переругались все, вы себе не приставляете как, за грудки друг друга хватают, виноватых ищут, кто квартиру просрал. Три месяца четырехкомнатной работы коту под хвост.

И уже набирали хозяина, удивить, что у него за ночь всю отделку спиздили, но тут младший, который по лестнице, дошел наконец и спрашивает:

- А вы чего на семнадцатом этаже делаете? Заколебался я вас искать, между прочим.

У лифта сбой программы был. То есть это лифт этажом ошибся, а квартира все-таки на месте осталась.

Лифт, кстати, и потом продолжал ошибаться, когда дом сдали уже и заселили. Но там, слава богу, уже номера этажей на стенках написали.

В девяностые годы прошлого века в губернском городе жил новый русский. Имеющий все атрибуты новых русских того времени. Во-первых, бандит. Во-вторых и далее, малиновый блейзер, зеленые штаны, пейджер, сотовый телефон, красавицу жену с повышенным номером бюста и пониженной социальной ответственностью, бумер с шестисотым, коттедж с бассейном, офис с секретаршей, похожей на жену. И даже место на кладбище.

При таком несомненном достатке человеком он был премерзким. Ему даже секретарша изменяла с бухгалтером, не говоря уж о жене с садовником. Поэтому никто даже не расстроился, когда он взял, простудился и скоропостижно умер. Собака только повыла немного и успокоилась.

Несмотря на всё такое отношение, похороны ему организовали по высшему разряду. Катафалк из кадиллаков, мужчины в цилиндрах, гроб полированный двухместный, открывающийся изнутри и прочие мелочи, рядовому покойнику не свойственные. По обычаям того времени, если кто скажет, что это анекдот - соврет, в гроб положили пейджер с сотовым телефоном. Похоронили. Помянули. Разъехались.

Вдова. Сразу после похорон в собственном коттедже с бассейном медленно и печально утешалась в спальне с садовником. И тут, как всегда не вовремя, зазвонил телефон, на монохромном экране которого высветился номер покойного мужа. Удивившись, но списав удивление на ошибку мобильного оператора, интимное освещение спальной комнаты и выпитый на поминках алкоголь, вдова взяла трубку.

- Анжелика! – раздался хриплый, простуженный голос, - ты что делаешь, Анжелика?! Я сейчас приеду, нам надо поговорить…

На этом связь оборвалась вместе с жизнью вдовы. Видимо сказалось здоровье, подорванное аморальным образом жизни, тремя пластическими операциями и нервной ситуацией.

Однако телефон зазвонил снова. Трубку дрожащими руками взял садовник. То есть он ее до этого взял, чтоб в скорую позвонить, но телефон зажужжал сам.

- Алло, - испугано сказал садовник, - Алло…

- Виталий! – простуженно раздалось в трубке, и это был бухгалтер, - Виталий, передай Анжелике Ивановне, что я телефоны перепутал. Мы Алексея Георгиевича с моим сотовым телефоном похоронили. У меня там нужные контакты остались, надо что-то делать.

А делать-то как раз уже ничего и не надо было. Чего уж тут сделаешь?

Город Нерехта. Названием на языке шипит и переливается, как пузырьки газировки в детстве. Не очень-то давно, если в мировом масштабе. По делам приехал. Планировал на целый день, но местные заводчане, несмотря на всю свою неторопливость, оказались очень оперативны и все дела у меня в одиннадцать кончились. Уезжать следующим днем планировал, но тут планы менять надо. Пошел на железнодорожный вокзал. Там все недалеко ведь. А он закрыт. То есть вокзал-то открыт, а билетные кассы закрыты. И нет никого, только дворник метлой по чистому асфальту ширкает.

- Здравствуйте!
- Здравствуйте, - ширк, - из Москвы на завод к нам? – ширк.
- На завод. Вот обратно хочу уехать, а вокзал закрыт. Случилось чего?
- А чего ему открытом-то быть, когда у нас один поезд утром, один вечером. Вот и закрыт днем. Ты на автобусе попробуй. Автовокзал на площади, -ширк, ширк, ширк.
- Автовокзал? Туда? – машу рукой в сторону площади.
- Автовокзал. Туда. Только он тоже сейчас закрыт. У нас же один автобус утром, один вечером.
- И?
- Там на площади подсказать могут, как уехать.

Пошел на площадь. Автовокзал, почта, таксисты стоят. Люди редкие ходят. Поймал одного редкого, стоит подошвой об чистый асфальт шаркает, что у него прилипло, видимо. Поймал и спрашиваю:

- Здравствуйте, не подскажете, как мне прям сейчас из Нерехты выбраться. Автовокзал вот закрыт…
- К нам на завод приехали? Из Москвы. А автовокзал у нас днем закрыт, потому что у нас один автобус утром, а один вечером, - шаркает похожий на дворника своей подошвой, - Вам на железнодорожный вокзал надо. Но он тоже закрыт, потому что…
- Один поезд утром, один вечером, ага. А по-другому никак?
- Никак. Хотя у таксистов спросить можно, - шарк, шарк, шарк, Они тебя или до Костромы, или до Ярославля довезут.
- Таксисты? Туда? – машу рукой в сторону таксистов и уже поворачиваюсь.
- Молодой человек!
- ?
- Я знаю, что нам надо делать. Нам надо в интернете посмотреть, как вам уехать. У вас интернет есть?
- Нет.
- А у нас есть. На почте. Пойдемте, я вам покажу, - шарк, шарк, шарк. И последний раз шарк. Наконец-то отлипло, даже я обрадовался.
- Галочка, - здравствуйте, - у нас сегодня интернет есть?
- Не, сегодня не работает. В центральном наверное есть.
- Галочка, а вы не узнаете?
- Центральная? У вас интернет есть? Нет? Кабель перекопали, завтра дадут? Спасибо, Центральная.

Мы вышли из почтового отделения, я искренне поблагодарил, участливого человека и пошел было к таксистам.

- Молодой человек! – шарк, шарк. Не до конца отлипло-то, - тут подумал… давайте я вас сам довезу до Ярославля. У меня машина недалеко. Двести рублей вас не обременят?
- Нет, - я рассчитывал на порядок больше, - и пятьсот не обременят.
- Пятьсот? – я сейчас машину подгоню, а вы только таксистам ничего не говорите.
- Не скажу.
- Я мигом.

И мы поехали. Машиной была Нива. Если бы я не знал сколько мне лет, я бы подумал, что мы одногодки. Но в год моего рождения Нив еще не делали. Однако шла ходко, ящики деревянные поскрипывали. Вместо заднего сиденья ящики и сено сверху.

- А можно мы к маме заедем?
- К маме?
- У меня мама в деревне живет по дороге. Неделю уже не был. Старенькая она, А мы только чаю попьем и поедем.
- Давайте к маме. Только к чаю что-нибудь купим.

И мы заехали к маме. На чай.

- Спасибо. Когда бы я еще к маме выбрался. Ты не волнуйся, из Ярославля поезда часто ходят. А если что я тебя и до автостанции довезу.
- Спасибо. До свидания.
- До свидания. Вы как билет купите, мне рукой махните. Я подожду на всякий случай, чтоб до автовокзала довезти.

Я купил билет и помахал ему рукой.

В относительно сытое уже время два голодных студента в общежитии решили поесть. Покрошили в большую, новую сковородку остатки макарон, картошки, курицы, колбасы и прочей еды, залили мелкое крошево сверху яйцами, поджарили до готовности и, упиваясь ароматом, потащили все в комнату.

По дороге у новой сковородки открутилась ручка. И содержимое этой большой сковородки рухнуло и малость размазалось по полу - на весь коридор в ширину, немного в длину и на стены попало.

- Да, - оглядел содеянное один, - собрать не получится. Никак, - он сглотнул набежавшую слюну, - но убираться придется.

- Не буду убирать, - сказал другой, ты ручку прикручивал, ты и убирай.

- Так ты же нес, тебе и мыть...

Они еще поспорили, помолчали и пошли к кастелянше, Марьванне.

- Марьванна, отпустите пожалуйста с нами Рому на полчасика.

- Ни за что! В прошлый раз разрешила на полчасика, так вы мерзавцы два часа его по морозу таскали, девок на аллее уговаривали. Кто ж из девок против такого красавца устоит-то? Натащили полну комнату, а Рому даже проводить забыли, сам бедолага пришел.

Ну, Марьванна, да мы вообще из общаги выходить не будем, нам здесь Рома нужен, для серьезного дела.

Уговорили. Через три минуты Марьванна выглянула в коридор и увидела Рому и двух мерзавцев. Рома жрал. А мерзавцы смотрели на становившийся чистым пол.

- Уши держите ему, уши, - закричала кастелянша, - перепачкается весь.

Мерзавцы взяли по уху каждый, уши были в макаронах, курице и яйцах, а спаниель, Рома, не обратил на них никакого внимания, продолжая поглощение пищи.

- Марьванна, может уши опустить все-таки? С ушами у него пол чище получается...

Убью гадов, - буркнула кастелянша, - делайте что хотите, но чтоб вернули чистым и вовремя. А то в следующий раз девок без Ромы клеить будете.

- Главное, чтоб он ушами трясти не начал, - резюмировал мерзавец, - а то всем мало не покажется.

В двести тридцать четвертой лаборатории научно-конструкторского бюро, разрабатывающего хрен знает чего на радость друзьям и страх врагам, почему-то был страшный дефицит цанговых карандашей. Особенно ценились карандаши типа тяни-толкай, где грифель можно было вставить с двух сторон и затачивать его лопатками разной толщины. «Лопатками» чертить гораздо быстрее – это вам скажет любой человек, умеющий пользоваться кульманом.

Советская карандашная промышленность в лице завхоза конструкторского бюро дефицит покрыть могла, но принципиально не хотела.

- Вам цанговый карандаш один на полгода положен и все. Грифелей и ластиков берите сколько хотите, ватманскую бумагу извольте экономить, думая в голове, а карандашей не дам, не просите. Я вот в прошлый раз дал, а вы им в ушах ковыряли, или в туалетной кабинке забыли. Нет, нет и нет и нечего меня уговаривать, я и так знаю, куда вы весь лабораторный спирт расходуете.

Между тем с карандашами творилось что-то неладное. Неделя. Месяц. Максимум два месяца и карандаши таинственным образом исчезал. Разных марок и разной твердости. Независимо от размеров и конструкции. Чертить становилось неудобно, падала производительность труда и деревянная стружка на пол. Надписи на корпусе изделия «украдено у меня» и «кто сопрет - уколется и заснет» не помогали

- Знаешь что Саша, - сказал конструктор второй категории и председатель совета молодых специалистов в одном лице своему коллеге, если мы с тобой с каждой зарплаты будем покупать пяток карандашей каждый мы не разоримся. А через несколько месяцев окружающее пространство насытится материальными предметами до такой степени, что они перестанут пропадать.

- Вы правы Юрий, - ответил ему вновь избранный секретарь комсомольской организации и конструктор первой категории, красуясь перед симпатичным техником-лаборантом Ольгой Александровной, - чтоб не разориться с гарантией предлагаю делать это по очереди. Месяц ты, месяц я. Таким образом насыщение пространства произойдет несколько позже, но для вечности это совершеннейший пустяк.

Так и договорились. За разговором, ничего не слыша, наблюдал издалека руководитель группы Виктор Николаевич тоже страдающий от нехватки цанговых карандашей.

Зарплату выдавали сегодня, назавтра Саша принес пять обусловленных договором канцелярских изделий, четыре убрал в стол, а одним сразу же начал набрасывать сборочный чертеж пресс-формы для изделия «Гранат».

- Ну как процесс? - спросил приятеля Юра во время перекура, - насыщается пространство?

- Еще как насыщается, - Саша затянулся сигаретой «Космос»,- у меня до обеда два карандаша пропало. Вроде и не ходил никуда. В первый отдел и в библиотеку за справочником. И главное, нет никого в лаборатории кроме Ольги и Виктора Николаевича, в командировках все. Я сейчас опять в первый отдел пойду, карандаш на столе оставлю, а ты посмотри.

И Юра посмотрел. К столу подошел руководитель группы, взглянул на чертеж и застенчиво озираясь положил карандаш в нагрудный карман халата. Причем из этого кармана уже торчало три карандаша.

Друзья обсудили ситуацию.

- Может он клептоман? – сделал вывод Саша, - не может же руководитель группы, коммунист, кандидат наук и пожилой человек, ему сорок три года, тырить карандаши ради наживы?

- Или шизофреник, - поддержал его Юрий, тоже уверенный в моральных качествах Виктора Николаевича, - на этом ведь много не заработаешь.

Рассуждения были прерваны неожиданным появлением сорокатрехлетнего пожилого человека, кандидата наук, коммуниста и руководителя группы.

- Товарищи! - начал он издалека, - настало время тяжелого и трудного для меня разговора, которого не удастся избежать. Всем известно, что в лаборатории пропадают цанговые карандаши. Сегодня я провел эксперимент и понял, что причина кроется в Саше, которого недавно ошибочно избрали секретарем комсомольской организации.

- С чего это вы взяли, Виктор Николаевич? – оторопело спросил Саша.

- А с того, что я у вас сегодня экспериментально упер четыре карандаша, а вы даже не возмутились. Откуда у вас столько незапланированной канцелярии спрашивается?

Таким образом философский эксперимент по материальному насыщению пространства столкнулся с встречным экспериментом в области этики. Что только подчеркивает научный характер работы этой лаборатории.

АГВ-3у или автодегазационная станция предназначена для дегазации паровоздушно-аммиачной смесью обмундирования, валяной обуви, снаряжения и средств индивидуальной защиты, зараженных капельножидкими отравляющими веществами и их парами. Станция может быть использована, кроме того, для дезинфекции и дезинсекции обмундирования, обуви, снаряжения и средств индивидуальной защиты. Станция состоит из силовой, двух дегазационных и подсобной машин, оборудование которых размещено на автомобилях ЗИЛ-131.

Теперь о главном.

Для дегазации и дезинфекции личного состава, прибывшего из зоны поражения, прям в средствах защиты, в комплект входит специальная складная палатка. Палатка соединяется специальным рукавом с силовой установкой из которой херачит пар в 110 градусов Цельсия и может отдельно подаваться горячая вода, подогретая той же силовой установкой.

Ширина у палатки меньше метра, длина метра 3-4, точнее не помню. В общем там личный состав как бы в очереди в рай стоит.

В мирное время химики, то есть РХБЗ, используют палатку как баню. 110 градусов все-таки. На сборах после четвертого курса весь наш батальон оказался сражен дизентерией, городская баня не системно какающих студентов мыть отказалась. В дивизионную тоже не пускали ради защиты от бактериологического поражения рядового и офицерского состава. Помывочную организовали в поле. Метрах в двухстах от селения с ткачихами (Ивановская область). Триста человек голых мужиков. В поле. Моются под душем подручными средствами. И по очереди в такие вот палатки для пропарки заходят.

Из чистого любопытства посмотреть на сие действо прибыл командир дивизии. И был крайне раздражен разносившимся по округе матом.

- Да вы охуели, - сказал он, - начальнику кафедры. У меня офицеры так не матерятся, как твоя обосравшаяся интеллигенция. Прекратить немедленно. И пусть нам отдельную палатку поставят поновее, пойдем париться.

И им поставили поновее. И вместо старого проверенного рукава для подачи пара взяли тоже новый. Промасленный. И дали пар. Те самые 110 градусов.

Из палатки. А надо сказать, что там темно, пар и просто так хуй вылезешь. Толкая друг друга. На карачках. Выбрались два неодетых полковника. Коричневого оттенка с радужными масляными разводами. Все стихло, кроме двигателя силовой установки. Две кукушки в лесу заткнулись, недосчитав кому-то лет по десять. И над полем повис такой военно-полевой мат, на который не способна тысяча опытных сапожников.

- Вот видишь, - через полчаса сказал один отмытый уже полковник другому, наливая коньяк в алюминиевую кружку, - а ты, говоришь, интеллигенция. Все-таки правильный офицер кого угодно перематерить способен.

В одной семье сын очень любит учить маму водить машину. Хлебом его не корми. Это полностью укладывается в поговорку про яйца, поучающие куриц, - именно мама действительно научила сына ездить на автомобиле, потому что папа все время ошивался в командировках и вообще у него персональный водитель, а рулить он почти не умеет, так уж получилось.

В восемнадцать сын получил права, сейчас стаж его двенадцать лет, это не много, но вполне достаточно, чтоб считать себя ассом. Теперь, когда семейство выбирается куда-нибудь на мамином автомобиле, сын руководит мамой с заднего сиденья. Куда и как ехать. Хотя в своей машине советов ни от кого не терпит и даже грубит.

- Мама! - возмущается сын, - которому досталось внезапно сложившимся подголовником по голове, - когда ты освоишь кнопки?! Сколько можно повторять, что эта складывает задние подголовники, чтоб удобней смотреть в зеркало заднего вида.

- Извини, - говорит мама и едет дальше. И стоически терпит всяческие поучения, почти не обращая на них внимания. Но подголовник время от времени стукает сына по затылку. Не часто, но регулярно.

- Дорогая, - спросил как-то папа, - даже я уже запомнил кнопку. Это единственная кнопка из твоей машины, что я запомнил, но запомнил твердо. А у тебя память на эти штуки куда лучше и тридцать лет водительского стажа.

- Вот именно, - ответила жена, - тридцать. И чтоб дать им подзатыльник мне надо встать на табуретку. И как я по-твоему это сделаю за рулем?

Сон алкоголика короток и тревожен, так обычно говорил мой друг Виктор Николаевич, не давая мне выспаться после загула. Виктор Николаевич не то чтобы охотник, он себе просто винтовку купил, вместе с медицинской справкой, охотничьим билетом, стажем владения и патронами. Пострелять он любитель, мы в детстве биатлоном вместе занимались.

И вот этот биатлонист-алкоголик, после короткого и тревожного сна вышел на крыльцо нашего охотничьего домика в горах Урала, подышать свежим воздухом для снятия похмельного синдрома. Нет, меня там не было, это все с его слов записано.

Представляете? Прям самый рассвет. Первые лучи пробиваются. Зябко. Туман клубится. Чуть вдалеке горы. Ручеек журчит, он от крыльца в пяти метрах справа. Красотища неимоверная. И прям перед Виктор Николаевичем в тумане волк стоит и на него смотрит. Хотя глаз-то не видно, но они светятся. Две точки светящиеся, а не глаза.

Виктор Николаевич протрезвел враз. В дом за винтовкой, на ходу заряжая вышел обратно. Волк стоит. Прицелился и выстрелил. Попал в правую переднюю лапу.

Волк стоит. На лапу смотрит.

Выстрелил еще раз. Попал в левую переднюю лапу.

Волк все равно стоит. Смотрит опять на лапу.

Третий раз выстрелил. Похмельные биатлонисты быстро и метко стреляют. Прям в левую заднюю попал.

А волк все равно стоит, задумался видимо. Потому что никакой волк на одной лапе стоять не может, если не задумается.

Виктор Николаевич не выдержал такой наглости и прям в лоб волку выстрелил. Промеж глаз. И попал разумеется.

Волк от попадания волчком закрутился, но опять не упал. Виктор Николаевич собрался уже штык примкнуть и в рукопашную пойти, как разбуженный стрельбой на крыльцо вышел наш егерь, Акрамыч.

- Виктор Николаевич, - сказал он потягиваясь, - мы с тобой вчера чучело от пыли выстирали и сушиться повесили. Ты зачем его битый час расстреливаешь, как фашист?

Бабушке приятеля, так глубоко за девяносто, что чуть-чуть недостает до ста. Дважды посетила места отдаленные, успев в перерыве три года отвоевать. Ходит уже неважно, но планшетом и смартфоном пользуется, уверенно шастая по сети.

Так вот как-то вечером ей на сотовый позвонила девушка и повизгивая от удовольствия сообщила, что бабушка зря ждет сегодня своего мужа, потому что этот муж сейчас у девушки в спальне ждет ее выхода из душа.

Бабушка немного растерялась, но языком колымских торфоразработок быстренько объяснила звонившей, чем ей ловчее лущить кедровые шишки, растущие в том месте, куда такие как она должны идти, дала отбой, минут пять поворчала на покойного дедушку: «вот ведь блядун старый, тридцать лет как помер, а все никак не успокоится» и дала подзатыльник внуку. Чтоб не повторял ошибок.

Деревенька как деревенька. Много таких. Вот только в этой двое арестантов. Домашний арест у них. Гошка с Генкой. Точнее Гошка и Генка по отдельности. Гошка своей бабушкой арестован, Генка своей. И сидят под арестом они отдельно. Им еще целую неделю сидеть.

Хорошо, что арестом обошлось. Тетка Мариша настаивала, чтоб высечь «прям сейчас» и по домам отправить. Не самая злая в деревеньке тетка, только ее дом как раз ближним был к помойной яме, а она взорвалась. Тут любая тетка разозлится, если испугается.

Тем утром Гошка рассказал Генке, как классно взрываются аэрозольные баллончики, если их в костер положить. И достал из-за пазухи баллончик. У бабушки сегодня дихлофос кончился. Гошка взялся выкинуть.
Генка сам знал, что они взрываются. Долго уговаривать не пришлось. Через полчаса и бабахнуло, и даже головешки в разные стороны раскидало.

- Хорошо взорвался, - оценил Генка, - у тебя один был?
- Один, - оптимистично вздохнул Гошка, - но я знаю, где еще взять. Меня послали в яму выкинуть, что за Маришиным домом, а значит, туда все их выкидывают, и там их много.

Надо сказать, что деревенская помойка от городской сильно отличается. В деревне никто объедки выкидывать не будет, – отдаст свиньям. А из других вещей выкидывают только совсем ненужное. Совсем ненужное – это когда в хозяйстве никак применить нельзя, не горит, или в печку не лезет, или воняет, когда горит. В деревенских помойках пусто поэтому. Баллончики от дихлофоса, или еще какого спрея, пузырьки из-под Тройного или Шипра, голова от куклы, керосинка, которую починить нельзя. Все видно. Только не достанешь.

Помойная яма иван-чаем заросла, бузиной и березками. Деревья сквозь мусор выперли. Когда к яме не подойти уже было, кто-то порубил и кусты, и деревья. И в яму ветки побросал, чтоб далеко не носить. Через хворост все видно, а не достанешь – провалишься.

А взорвать чего-нибудь хочется.
- А зачем нам их доставать, - к Гошке умная мысль пришла, - давай хворост подожжём и отойдем подальше. Пусть баллончики в яме взрываются. И яма заодно освободится.

Гошка и договорить не успел, а Генка уже спичкой чиркнул. Подожгли, отбежали подальше. Сидят на небольшом пригорке возле трех березок и одной липы. Ждут. Пока баллончики нагреются.

Они ж не знали, что в яму кто-то ненужный газовый баллон спрятал. Т.е. не совсем в яму и не совсем ненужный и не совсем один. Два. Тетка Мариша из города тащила четыре газовых баллона. Баллоны тяжелые, тетка старая. Решила два в иван-чае возле ямы спрятать, потом с тележкой прийти, а две штуки она играючи донесет. Тетка вредная, чтоб не украл никто, баллон так далеко в траву запихнула, что он в яму укатился. Расстроилась. Второй рядом поставила, оставшиеся подхватила и побежала за багром и тележкой. Тетка старая, бегает не быстро, Гошка с Генкой быстрее костры разжигают. А ей еще багор пришлось к древку гвоздем прибивать и колесо у тележки налаживать. Но она успела. Метров двадцать и не дошла всего и еще думала, что это там за дым над ямой. А тут как даст. Как даст, и ветки, горящие летят. И керосинка, которую починить нельзя. И пузырьки из-под Шипра и Тройного. И голова от куклы.

- Нефига себе, - говорит Генка, - там, наверное, все баллончики сразу взорвались.
- Нефига себе, - говорит тетка Мариша и добавляет еще некоторые слова.
- Пошли отсюда, - тянет Гошка приятеля за рукав, - пошли отсюда, а то накостыляют сейчас.

Они не слышат друг друга, у них уши заложило.
А вечером Гошку с Генкой судили. - Твой это, Филипповна, - Тетка Мариша обращалась к Гошкиной бабушке, - твой это мой баллон взорвал, и яму он поджог. Больше некому.

- Так не видел никто, - говорила Гошкина бабушка, сама не веря в то, что говорит, - может, и не он.

- Он, - настаивает Мариша при молчаливой поддержке всей деревеньки, - у него голова, как дом советов, вечно каверзу какую выдумает, чтоб меня извести. Фонарь вот в прошлом году на голову уронил? Уронил. Выпори ты его ради Христа, Филипповна.

- Видать сильно, Маришка, тебе фонарем по голове попало, - вмешался бывший лесник Василь Федорыч, прозванный в деревне Куркулем за крепкое хозяйство, - если у тебя дом советов каверзы строит, антисоветская ты старушенция.
А дальше, неожиданно для Гошки и Генки, Куркуль сказал, что раз никто не видел, как Генка и Гошка яму поджигали, то наказывать их не нужно, а раз яму все равно они подожгли, пусть неделю по домам посидят, чтоб деревня от них отдохнула и успокоилась.

Так и решили единогласно, при одной несогласной тетке Марише. Тетка была возмущена до глубины души и оттуда зыркала на Куркуля, и ворчала. Какая она-де ему старушенция, если на целых пять лет его моложе? Речь Куркуля на деревенском сходе всем показалось странной. У него еще царапины на лысине не зажили, а он за Гошку с Генкой заступается. Так не бывает.

С царапинами вышла такая история. Гошка с собой на дачный отдых магазинного змея привез. Змей, конечно, воздушный, это Генка его магазинным прозвал, потому что купленный, а не самодельный. Змей был большим, красивым и с примочкой в виде трех пластмассовых парашютистов с парашютами. На леску, за которую змей в небо человека тянет, были насажены три скользящих фиговинки. Запускался змей, парашютист вешался на торчащий из фиговинки крючок, ветер заталкивал парашютиста вверх, там фиговинка билась об упор, крючок от удара освобождал парашютиста, и пластмассовая фигурка планировала, держась пластмассовыми руками за нитки строп.

Змей с парашютистами Генке понравился. Он давно вынашивал планы запустить теть Катиного котенка Пашку с парашютом. Он уже и старый зонтик присмотрел для этого дела. В городе с запуском котов на парашюте проще. Там и зонтиков больше, и дома высокие. В городе, где Генка живет, даже девятиэтажные есть. А в деревеньке нет. Деревья только. С деревьев котов запускать неудобно: ветки мешают. Поэтому Пашка, как магазинного змея увидел, у Генки из рук выкрутился и слинял. Понял, что пропал.

Гошка Генку сначала расстроил. Не потянет змей Пашку. Пашка очень упитанный котенок, хоть и полтора месяца всего.
- Но это ничего, - Гошка начинал зажигаться Генкиной идеей, - если Пашку и фигурку взвесить, то можно новый змей сделать и парашют специальный. По расчетам.

- Жди, сейчас за безменом сбегаю, - последние слова убегающего Генки было плохо слышно.
Безмен оказался пружинным.

- С такими весами на рынке хорошо торговать, Гена, - Гошка скептически оглядел безмен, - меньше, чем полкило не видит и врет наверняка. Пашек на такой безмен три штуки надо, чтоб он их заметил. - В магазине весы есть, - вспомнил Генка, - ловим Пашку, берем твоего парашютиста и идем.

- В соседнее село, ага, - подхватил Гошка, - если Пашка по дороге в лесу не сбежит, то продавщицу ты сам уговаривать будешь: Взвесьте мне, пожалуйста, полкило кошатины. Здесь чуть больше, брать будете, или хвост отрезать?

- Вечно тебе мои идеи не нравятся, - надулся Генка, - между прочим, Пашку можно и не тащить, мы там, в селе похожего кота поймаем, я попрошу пряников взвесить, они в дальнем углу лежат, продавщица отвернется, а ты кота на весы положишь.

- Еще лучше придумал, - хмыкнул Гошка, - по чужому селу за котами гоняться. А если хозяйского какого изловим, так и накостыляют еще. Да и весы в магазине тоже врут. Все говорят, что Нинка обвешивает. Нет, Гена, весы мы сами сделаем. При помощи палки и веревки. Нам же точный вес не нужен. Нам надо знать во сколько раз Пашка тяжелее парашютиста. Только палка ровная нужна, чтоб по всей длине одинаково весила.

- Скалка подойдет? - Генка вспомнил мультик про Архимеда, рычаги и римлян, - у бабушки длинная скалка есть, она ей лапшу раскатывает.

- Тащи. А я пойду Пашку поймаю.
Кот оказался тяжелее пластмассовой фигурки почти в десять раз, а во время взвешивания дружелюбно тяпнул Гошку за палец. Парашютист вел себя спокойно.

- Это что, парашют трехметровый будет? - Генка приложил линейку к игрушечному куполу, - Тридцать сантиметров. Где мы столько целлофана возьмем? И какой же тогда змей нужен с самолет размером, да?

- Не три метра, а девяносто сантиметров всего, - Гошка что-то считал в столбик, чертя числа на песке, - а змей всего в два раза больше получается, - он же трех парашютистов за раз поднимает, и запас еще есть. Старые полиэтиленовые мешки на ферме можно выпросить. Я там видел.

Четыре дня ребята делали змея и парашют. За образцы они взяли магазинные.

Полиэтиленовые пакеты, выпрошенные на ферме, резали и сваривали большущим медным паяльником, найденным у Федьки-зоотехника. Паяльник грели на газовой плитке. Швы армировали полосками, бязи. Небольшой рулончик бязи, незаметно для себя, но очень кстати одолжил тот же Федька, когда вместе с ребятами лазил на чердак за паяльником и не вовремя отвернулся. Змей был разборным, поэтому на каркас пошли колена от двух бамбуковых удочек. Леску и ползунки взяли от магазинного, а в парашют после испытаний пришлось вставить два тоненьких ивовых прутика, чтоб не «слипался».

- Запуск кота в стратосферу назначаю завтра в час дня, - сказал Гошка командирским тоном, когда они с Генкой тащили сложенный змей домой после удачных испытаний: кусок кирпича, заменяющий кота, мягко приземлился на выкошенном лугу, - главное, чтоб Пашка не волновался и не дергался, а то прутики выпадут и парашют сдуется.

- А если разобьется? – до Генки только что дошла вся опасность предприятия, - жалко ведь.
- Не разобьется, Ген, все продумано, - успокоил Гошка приятеля, - мы его над прудом запускать будем. В случае чего в воду упадет и не разобьется. А чтоб не волновался, мы ему валерьянки нальем. Бабушка всегда валерьянку пьет, чтоб не волноваться. Говорят, коты валерьянку любят.

- А если утонет?
- Не утонет. Сказал же: я все продумал. Завтра в час дня.

Наступил час полета. Змей парил над деревенским прудом. По водной глади пруда, сидя попой в надутой камере от Москвича, и легко загребая руками, курсировал водно-спасательный отряд в виде привлеченной Светки в купальнике. Пашке скормили кусок колбасы, угостили хорошей дозой валерьянки, и прицепили кота к парашюту.

- Что-то мне ветер не нравится, - поддергивая леску одной рукой, Гошка поднял обслюнявленный палец вверх, - крутит чего-то. Сколько осталось до старта?

- А ничего не осталось, - Генка кивнул на лежащий на траве будильник, - ровно час. Пускать? - Внимание! Старт! – скомандовал Гошка, начисто забыв про обратный отчет, как в кино.

Генка отпустил парашют и Пашка, увлекаемый ветром, поехал вверх по леске. Успокоенный валерьянкой котенок растопырил лапы, ошалело вертел головой и хвостом, но молчал.

Сборка из кота и парашюта быстро доехала до упорного узла рядом со змеем, в ползунке отогнулся крючок, парашют отцепился от лески и начал плавно опускаться. Светка смотрела на кота и пыталась подгрести к месту предполагаемого приводнения.

Лететь вниз Пашке понравилось гораздо меньше, чем вверх, и из-под купола донесся обиженный мяв.
Подул боковой ветер, и кота начало сносить от пруда.

- Ура! – заорал Генка, - Летит! Здорово летит! Ураа!
- Не орал бы ты, Ген, - тихо сказал Гошка, - его во двор к Куркулю сносит. Как бы забор не задел, или на крышу не приземлился.

Пашка не приземлился на крышу. И не задел за забор. Он летел, растопырив лапы, держа хвост по ветру, и орал. Василь Федорыч, прозванный в деревеньке куркулем, копался во дворе и никак не мог понять, откуда мяукает. Казалось, что откуда-то сверху. Деревьев рядом нет, а коты не летают, подумал Федорыч, разогнулся и все-таки посмотрел вверх. На всякий случай. Неизвестно откуда, прям из ясного летнего неба, на него летел кот на парашюте. И мяукал.

- Ух е… - только и успел выговорить Куркуль, как кот приземлился ему на голову. Почуяв под лапами долгожданную опору, Пашка выпустил все имеющиеся у него когти, как шасси, мертвой хваткой вцепился Куркулю в остатки волос и перестал мяукать. Теперь орал Федорыч, обещая коту и его родителям кары земные и небесные.

Гошка быстро стравил леску, посадив змея в крапиву сразу за прудом, кинул катушку с леской в воду и, помог Светке выбраться на берег. Можно было сматываться, но ребята с интересом прислушивались к происходящему во дворе у Куркуля. Там все стихло. Потом из-под забора, как ошпаренный вылетел Пашка и дунул к дому тети Кати. За ним волочилась короткая веревка с карабином.

- Ты смотри, отстегнулся, - удивился Генка, - я ж говорил, что карабин плохой.
Как ни странно, это приключение Гошке и Генке сошло с рук. Про оцарапавшего его кота на парашюте Куркуль никому рассказывать не стал и претензий к ребятам не предъявлял.

- И чего он за нас заступаться стал? – думал Гошка в первый день их с Генкой домашнего ареста, лежа на диване с книжкой, - замыслил чего, не иначе. Он же хитрый.

- Ну-ка, вставай, одевайся и бегом на улицу, - в комнату зашла Гошкина бабушка, - там тебя Василь Федорович ждет.
- А арест? – Гошка на улицу хотел, но в лапы к самому Куркулю не хотел совсем, - я ж под домашним арестом?
- Иди, арестант, - бабушка махнула на Гошку полотенцем, - ждут ведь.
Во дворе стоял Куркуль, а за его спиной Генка. Генка корчил рожи и подмигивал. В руках оба держали лопаты. Генка одну, Василь Федорович - две. На плече у куркуля висел вещмешок.

- Пошли, - Куркуль протянул Гошке лопату.
- Куда? – Гошка лопату взял.
- А вам с таким шилом в задницах не все равно куда? – Куркуль повернулся и зашагал из деревни, - все лучше, чем штаны об диван тереть.

Ребята пошли следом. Шли молча. Гошка только вопросительно посмотрел на Генку, а Генка в ответ развел руками: сам, мол, ничего не знаю.

- Может, он нас взял клад выкапывать? – мелькнула у Гошки шальная мысль, а по Генкиной довольной физиономии было видно, что такая мысль мелькнула не только у Гошки.

Куркуль привел их в небольшую, сразу за деревней, рощу. Ребята звали ее Черемушкиной. На опушке рощи Василь Федорович остановился возле старого дуба, посмотрел на солнце, встал к дубу спиной, отмерял двенадцать шагов на север и ковырнул землю лопатой. Потом отмерял прямоугольник две лопаты на три, копнув в углах и коротко сказал: - Копаем здесь. Посмотрим, что вы можете.

Копали молча. Втроем. Гошка с Генкой выдохлись через час, и стали делать небольшие перерывы. Куркуль копал не останавливаясь, только снял кепку. К обеду яма углубилась метра на полтора. А Василь Федорович объявил обед и выдал каждому по куску хлеба и сала. Потом продолжили копать. Куча выкопанной земли выросла на половину, когда Гошкина лопата звякнула обо что-то твердое. - Клад! – крикнул Генка и подскочил к Гошке, - дай посмотреть.

- Не, не клад, - Василь Федорович тоже перестал копать, выпрямился и воткнул лопату в землю, - здесь домик садовника был, когда-то. Вот камни от фундамента и попадаются.
- Садовника? – заинтересовался Гошка, - а зачем тут садовник в роще? Тут же черемуха одна растет. И яблони еще дикие.
- Так роща и есть сад, - пояснил Куркуль, снова берясь за лопату, - яблони одичали, а черемуху барыня любила очень. А клада тут нет. До нас все перерыли уже.
- А чего ж мы тут копаем тогда? – расстроился Генка, - раз клада нет и копать нечего. Зря копаем.
- А кто яму помойную взорвал и пожог? – усмехнулся Куркуль, - Мариша вон до сих пор заикается, и мусор выбрасывать некуда. Так что мы не зря копаем, а новую яму делаем. Подальше от деревни.

Вечером ребята обошли деревеньку с рассказом, куда теперь надо мусор выкидывать. А домашний арест им отменили.