Предупреждение: у нас есть цензура и предварительный отбор публикуемых материалов. Анекдоты здесь бывают... какие угодно. Если вам это не нравится, пожалуйста, покиньте сайт.18+
Рассказчик: Леонид Хлыновский
По убыванию: %, гг., S ; По возрастанию: %, гг., S
Звонит муж жене с работы: - Алло, дорогая, приезжай ко мне в офис, устроим ураганный секс прямо на столе! - Так у тебя ж секретарша... - А что, можно? Ну тогда всё, пока!
Семья с маленьким ребёнком едет в такси, беднягу укачивает, и поэтому родители его стараются всячески отвлечь: - Смотри, какой дом красивый, машина улицу поливает, собачка гуляет... И тут таксист: - Смотри, дизтопливо подешевело!...
Считается, что семейная жизнь Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина сложилась несчастливо. Он влюбился и долго добивался руки юной прелестной Елизаветы Болтиной, дочери Вятского вице-губернатора, лелея мечты о воспитании жены, о совместных трудах на благо Отечества, а она согласилась стать женой богатого, преуспевающего столичного чиновника. И оба жестоко ошиблись. Михаил Евграфович променял успешную чиновничью карьеру на сомнительные литературные заработки, а Елизавета Аполлоновна обнаружила мещанские интересы, далёкие от высоких запросов её мужа. - Жена моя мечтает жить так: ходить из одной комнаты в другую, в одной - шоколад, в другой - мармелад, а по дороге переодеваться! - довольно ядовито констатировал Щедрин. Елизавета Аполлоновна, как и многие родственники и знакомые писателя, очень быстро обнаружила, что стала героиней его произведений. Блестящее и едкое перо Щедрина делало их узнаваемыми и смешными. Читающей публике не надо было объяснять, на кого похожа наглая жёлтая канарейка ("Чижиково горе"), заявлявшая бедному мужу-чижику: - Денег надо, - говорила она. - Сколько-с? - Не "сколько", а давайте! Михаила Евграфовича из-за этого всерьёз опасались. Существует анекдот, как однажды к нему домой на Литейный проспект пришёл некий молодой человек и принялся тут же перед сатириком оправдываться. Оказалось, что его дама сердца, поссорившись с ним, пригрозила пожаловаться на него Щедрину - уж он так изобразит незадачливого кавалера, что тому мало не покажется! Ну а нам теперь можно лишь посочувствовать в большей или меньшей степени всем участникам жизненной драмы, но так уж получается - из чьих-то слёз часто вырастает большая литература.
Только в нашей стране слово "угу" является синонимом к словам "пожалуйста", "спасибо", "добрый день", "не за что" и ""извините", а слово "давай" в большинстве случаев заменяет "до свидания".
- Есть здесь кто-нибудь из Нижнего Новгорода? - Я оттуда. А что надо? Достопримечательности показать, пива вместе попить, о городе рассказать, гостиницу посоветовать? - Да не. Как ваш город объехать проще?
Объявление о знакомстве. Надеюсь на встречу с мужчиной, который готов стать главой нашей семьи: мамы, троих малолетних детей, бабушки, больного дедушки, бабушкиной старшей сестры, третьей жены дедушки, парализованной племянницы. О себе: глаза зелёные.
Отец, крепко наказав сына, спрашивает: - Ну, ты понял, за что тебе попало? - Видишь, какой ты, - отвечает сын, - сначала врежешь, а потом у меня же спрашиваешь, за что!
- Па-ап, а кто такой мужчина? - Ну... это сильный человек, который любит, охраняет и заботится о своей семье! - Здорово! Хочу стать мужчиной, как наша мама!
Однажды ты спросишь меня, что для меня на первом месте: ты или программирование? Я отвечу тебе, что программирование. И ты уйдёшь, так и не узнав, что ты для меня на нулевом месте.
Экскурсовод при посещении туристами пещеры: - Эта пещера возникла благодаря одному шотландцу, который пожаловался своим родственникам, что случайно обронил в лисью нору монету...
В том, что найденные возле Ухрюпинска кости принадлежат собаке, убедился недавно известный археолог Копаев. Сейчас покусанному Копаеву делают уколы от бешенства, и он очень сожалеет о том, что трогал чужую еду.
Подавляющее большинство людей никогда не скажет в лицо, что ты толстый, однако, когда ты ощутимо сбрасываешь вес, каждый считает своим долгом сказать, каким жиробасом ты был.
Рабинович попал в колонию общего режима. Начальник колонии - человек доброжелательный, спрашивает, чем он хотел бы заниматься: изготавливать мебель, шить домашние тапочки или, может быть, клеить пакеты? Рабинович долго размышляет, потом говорит: - Я хотел бы торговать всем этим...
Моня и Ицик эмигрировали в Париж. Французского ни один из них не знает. Приходят они первый раз в ресторан. На всех столах стоят маленькие стеклянные баночки, в них какая-то жёлто-коричневая масса. Должно быть, это что-то очень дорогое, потому что посетители берут эту массу крохотными порциями. Моня и Ицик ломают голову, что бы это могло быть. (Горчица у евреев Восточной Европы была почти неизвестна, вместо неё употребляли смесь тёртого хрена со свёклой). Они решают попробовать, что это за жёлтая дорогая вещь. Как только официант отвернулся, Ицик зачерпнул горчицу столовой ложкой и быстро отправил в рот. Из глаз у него брызнули слёзы, лицо побагровело. - Что с тобой? - удивляется Моня. - Ах, ты знаешь, - отвечает Ицик, - я сейчас вспомнил, что в прошлом году утонул мой брат Додик. - Сочувствую! А как эта жёлтая штука? Вкусно? - Очень. Тогда Моня тоже набирает ложку горчицы, суёт её в рот - и тоже начинает плакать. - А ты чего плачешь? - спрашивает его Ицик. - Я плачу оттого, - отвечает Моня, - что в прошлом году ты не утонул вместе с Додиком.
Сергей Прокофьев поступил в Петербургскую консерваторию в 13 лет, в 1904 году. Получилось довольно эффектно: перед ним вступительный экзамен сдавал бородатый солидный мужчина, принёсший на суд комиссии только один романс, и то без аккомпанемента, и тут в зал входит худенький вундеркинд, согнувшийся под тяжестью двух солидных папок... Четыре оперы, симфония, две сонаты и несколько фортепианных пьес. "Вот это мне нравится!" - воскликнул председатель комиссии Николай Андреевич Римский-Корсаков. Однако учить Прокофьева нравилось немногим. С первых дней в консерватории он проявлял не только свою феноменальную одарённость, но и неуступчивость, независимость, дерзость. Класс композиции вёл Анатолий Константинович Лядов. Обычно спокойный и сдержанный, Лядов слушал учебные пьесы Прокофьева с гримасой как от зубной боли. Юный гений не мог удержаться от "новаций", раздражавших мэтра. - Я не понимаю, зачем вы у меня учитесь?! - возмущался Анатолий Константинович. - Поезжайте к Рихарду Штраусу! Поезжайте к Дебюсси!, - говорил Лядов тоном, каким посылают подальше. Казалось, классик Лядов никогда не поймёт новатора Прокофьева, но своим друзьям Анатолий Константинович признавался: - Сергей Прокофьев... Я обязан его научить! И так, только так, чтобы он сформировал свой собственный неповторимый стиль, свою неповторимую технику...