Предупреждение: у нас есть цензура и предварительный отбор публикуемых материалов. Анекдоты здесь бывают... какие угодно. Если вам это не нравится, пожалуйста, покиньте сайт.18+
Рассказчик: Ракетчик
По убыванию: %, гг., S ; По возрастанию: %, гг., S
Попал я в чужом городе в больницу. История сама по себе не очень веселая. Зато про друзей. В городе у меня - никого. Друзья звонят, интересуются состоянием. Обещают приехать скопом и по отдельности. Но чего-то не едут. Лежу, тоскую. В палате - один. Кровать у окна. От безделья плету из капельниц всяких чертиков-рыбок. Капельницы крашу зеленкой и йодом. Вдруг откуда ни возьмись - сидит на окне таракан. А нет в больнице тараканов. Чистенькая такая больница. Я ему говорю: "Чего пришел?" Шевелит усами. Молчит. Не боится. Смотрит, как я чертика мастырю. Посмотрел и свалил. На следующий день - еще таракан. "Да сколько ж вас?" - говорю. "А может - говорю, - ты тот же самый?" И - раз! - пометил его зеленкой. И крошки хлебные на окне оставил. И что ты думаешь? Один и тот же таракан. Стал ходить ко мне регулярно. Сядет. Я плету. Он наблюдает. Я ему рассказы рассказываю. Как неудачно все получилось. И как мне плохо. И как я уже отсюда выйти хочу. Таракан внимательный такой, зараза, оказался. Вообщем, сдружились. А с кем еще поговоришь? Я его подкармливаю. И вот, день на третий, как я с тараканом сдружился, во время обхода врач начинает задавать мне всякие вопросы нетрадиционные. Как я сплю, не кружится ли голова, не бывает ли видений, не падал ли в детстве на голову и т.д. А потом медсестра приносит мне направление к психиатру. Подслушала, сучка, под дверью, и врачу доложила. Вот, мол, крыша у пациента течет. Пошел. К психиатру. "Чего - говорю, звал" А тот без обиняков спрашивает: "С кем разговариваешь?" Я говорю - с тараканом. Он долго чего-то думал себе, потом мы договорились, что когда таракан в следующий раз придет, чтоб я его позвал. Ну, я позвал. Посмотрел психиатр на таракана. И говорит: "Надо санобработку делать". Я говорю: "Ты себе санобработку сделай. Гад. Тут и так, кроме таракана, поговорить не с кем. Возьми и нажрись дусту". Ага. Злой я чего-то был. Сказал, что таракана санируют только через мой труп. Док нормальным психом оказался. Бухариком к тому же. Вечером, после работы пришел ко мне с пузырем. Может, типа для профилактики психических заболеваний. Сверхурочно. А, неважно. Посидели мы классно. В смысле - он посидел, а я - лежа. Лежа водку, кстати, пить - есть свои нюансы. Псих говорит: "Таракану налить?" Я запретил. Хрен знает, какова у таракана скорость привыкания к алкоголю. Потом то он зайдет, то я позову. Сиживали. Вот так и помогли мне месяц скоротать. Псих. И таракан. А из друзей за месяц так никто и не приехал ко мне в больницу. Только собирались много. Да, я не в претензии.
У одной моей доброй знакомой есть такая тихая страсть - коллекционирование всяких табличек и прочих уличных и не только раритетов. Вся комната у неё уставлена и увешана. "Остановка первого вагона", "Стой! Ведутся ремонтные работы!", дорожные знаки, указатели населённых пунктов, и прочее, и разное. Тащит она их откуда только можно. Совершенно понятно, что при таком хобби в её сумочке всегда в наличии пара отвёрток и плоскогубцы. Однажды после собеседования (по поводу работы, на которую её в итоге не взяли), она вышла из кабинета, раздраженно хлопнула дверью, оглянулась, и тут же азартно свинтила с этой двери бронзовую табличку с надписью "Начальник отдела кадров Сулейманов Сергей Денисович". То есть каждая такая штука у неё не просто так себе штука, но и имеет какую-то историю. Друзья, зная эту её страсть, тоже иногда тащат интересные вещи. Но в основном всё это добывается в поездках по городам, на прогулках, и другим случайным образом. Она не охотится за раритетами специально, но уж если ей что-то приглянулось, то судьба этого "что-то" неизбежна.
Как-то раз ей кровь из носу потребовалась табличка с названием поезда "Москва-Вологда". Не "Россия", не "Москва-Владивосток", а именно вот эта. Тогда она взяла с собой одного приятеля, чтоб было не так страшно, и они под покровом ночи проникли на территорию отстойника в районе Ярославского вокзала, нашли нужный поезд, и табличку свинтили. И - оба-на! - охрана их тут же повязала. Привели в линейное отделение, составили протокол, и совсем уже намеревались отпустить. Но тут приятельнца, выяснив, что табличку ей не собираются отдавать даже под протокол, устроила дебош, вцепилась в раритет, и поцарапала двух линейных милиционеров. В результате табличку отстоять так и не удалось, а вместо неё по месту жительства поехало дело о хищении и хулиганстве. Дело за незначительностью передали в ведомственность участковому, и как-то однажды вечером он нагрянул к ней с обыском. Ну, может и не с обыском, а просто снять показания. Факт тот, что когда он вошел к ней в комнату, то оглянулся, присвистнул, и обалдел. Потом снял фуражку, вытер лоб, и вдруг сказал, показывая куда-то в угол: - Ого! Да у меня ведь по этой штуке дело ещё не закрыто! В углу висел стандартный световой короб с надпись "Улица Карла Маркса, д. 19"
Протокол он составлять не стал, только строго погрозил преступнице пальцем, забрал короб, и ушел счастливый. А на следующий день вечером внезапно позвонил в дверь, и слегка смущаясь протянул пластиковый пакет со словами "Это Вам!" Она осторожно взяла пакет, открыла, и с удивлением достала оттуда старую, слегка поцарапанную, сильно потускневшую и с одним отбитым углом табличку. "НАЧАЛЬНИК 1-го СПЕЦИАЛЬНОГО ОТДЕЛА ВЧК ФРИДМАН О. С."
Я учился в восьмом, когда в школе организовали кинокружок. Для провинциального городка с населением десять тысяч это было круто. Как звали руководителя я честно говоря уже не помню. Вроде Дмитрий Михайлович. Неважно. Промеж себя мы его называли "Этодело". "Это дело" было его любимой присказкой. "Это дело мы вставляем вот сюда, а это дело просовываем вон туда". У него была довольно своеобразная манера обучения. Всё что он показывал, он будто сам делал в первый раз. "Так. Поглядим, как это дело тут крепится. Володя, посмотри. Вроде правильно, да?" Этодело был "химик". Не химик в смысле учёный, а "химик" в смысле человек, которому самый гуманный в мире суд заменил срок пребывания в колонии исправительными работами на стройках народного хозяйства. То есть "химией". Как он попал в школу? Вроде у кого-то из учителей муж служил в спецкомендатуре, где Этодело был на хорошем счету. Водку не пил, осуждён был по какой-то хозяйственной статье, и на досуге увлекался любительской киносъёмкой. А что делать? Где ещё брать кадры, если треть городка сидит, треть готовится сесть, а треть охраняет одних от других? У нас в старших классах, к слову, производственное обучение вёл прораб с зоны. И он неоднократно заявлял, что с зеками работать намного проще и спокойней, чем с десятиклассниками.
Поначалу от желающих взять в руки кинокамеру и последовать непростым путём красноармейца Некрасова отбою не было. В кружок записалось человек сто. И немудрено. Во времена, когда "Советский Экран" выходил двухмилионным тиражом, и на почитать его в библиотеке стояла очередь, приставка "кино" имела магическое свойство. Директрисса предложила установить вступительный ценз на основании поведения и успеваемости. Но Этодело категорически возразил. - Записывать будем всех желающих. - Как же вы справитесь?! - Не волнуйтесь, я справлюсь. - коротко ответил тот. Он был не так прост, как казался, этот мужичек.
Уже после первого занятия количество участников кружка сократилось втрое. Скучные лекции по физике, оптике, и химии, схемы и формулы на доске, непонятные термины в тетради, всего этого слава богу хватало и на уроках. К третьему занятию осталось человек двадцать. Я высидел просто потому, что увлекался фотографией, и мне было интересно. На пятое занятие пришло двенадцать человек. Этодело обвел нас взглядом, пересчитал, отложил в сторону мел, и сказал: - Ну вот теперь нормально. Можно, это дело, и начинать. А уже через месяц человек с кинокамерой стал непременным атрибутом всех школьных мероприятий. Наши фильмы из школьной жизни пользовались бешеной популярностью и собирали аншлаги. Этодело был хорошим руководителем. Как-то он умел ненавязчиво так организовать процесс, что каждому находилось занятие по душе, и никто не сидел без дела. То, что он не был профессиональным преподавателем и педагогом, добавляло нотку доверительности в наши отношения. Короче, нормальный был мужик.
А закончилось всё довольно неожиданно и печально. Приближался новый год. В последний день перед каникулами учителя как обычно, распустив учеников и закрыв школу изнутри, устроили вечеринку. И хотя Этодело не был членом педагогического коллектива, его пригласили. "В обнимочку с обшарпанной гармошкой". Кому-то же пришла в голову эта безумная затея - запечатлеть сие мероприятие на киноплёнку. Которая потом долго ещё пылилась в лаборатории в коробке с надписью "Новый год". После каникул про неё никто и не вспомнил.
Спустя какое-то время, уже ближе к весне, мы наконец закончили монтировать фильм на тему новогодних школьных утреников и огоньков. Определили время премьерного показа, сделали анонс. В зале было не протолкнуться, сидели на головах. Под нетерпеливый гул публики погасили свет, и начали кинопоказ. Кто перепутал плёнки, так и осталось тайной. Наверное в суматохе кто-то схватил не ту коробку. Новый год и новый год. Когда на экране пьяненькие учителя под беззвучную музыку стали непедагогично дёргаться и гримасничать, публика взвыла. Публика неистовствовала. Оператора, который попытался прервать несанкционированный кинопоказ, оттащили от аппарата. Коллапс наступил на эпизоде, где пьяный физрук с пьяным завучем прыгали наперегонки вокруг ёлки в мешках.
Конечно, разразился скандал. Нашу самую громкую премьеру объявили грязной провокацией. Все плёнки изъяли, лабораторию опечатали. И кружок прекратил своё недолгое существование. Только физрук за нас и вступился. Он сказал на педсовете, посвященному этому происшествию.
- Да ладно вам! Нормальное кино. Скажите ещё спасибо, что звука не было!
Деревенский детектив (грустная история про нашу демографию)
Лет до семи я жил в небольшой глухой деревеньке. Напротив нас жила семья. 12 (двенадцать) детей. 11 братьев и младшая сестра. Все братья по возрасту были гораздо старше меня и я помню их только визуально, в совместные игрища мы не попадали по возрастному цензу. Для меня они всегда были взрослыми дядьками. Семья была вполне обеспеченная. Мать, многажды мать героиня, справно вела хозяйство. Отец работал на хлебовозке. Братцы были все как на подбор - здоровые такие красавцы. Погодки. Тягой к знаниям и умом не блистали. Периодически то один, то другой уходили на зону. По хулиганке, за воровство… В деревне у них конкурентов не было и от скуки они иногда дрались между собой. По взрослому, гоняя друг друга по деревне кольями. К моменту моего рождения у их старшего брата было уже две ходки. Хорошо помню, что во всю широченную грудь у него была классно выполненная татуировка - портрет Ленина. Вполоборота, точь в точь как в букваре. Мои родители клепали одну за другой девок, а отец хотел парня. В деревне смеялись и постоянно советовали им (моим родителям и соседям) поменяться парочкой детей и успокоиться.
Мы продали дом и уехали из деревни. Далеко. Надолго. На «малой родине» с тех пор и не бывал. А недавно занесла меня оказия в те края. И в магазине за прилавком в дородной улыбчивой тетке я признал их младшую сестру. Вернее, она меня признала. Разговорились, как чего. Как братья? И жуткая нарисовалась история. Ни один из братьев до означенного дня не дожил. Ни один!
Младший, Серега, ближний ко мне по возрасту и потому наиболее близкий - погиб в Афгане. Старший умер от передоза. А дальше пошло-поехало. Два брата отправились на рыбалку. Один утонул, а другой, вернувшись с рыбалки, повесился из чувства вины. Не на трезвую, конечно, голову. Еще один спился и замерз. Про остальных уж я и не расспрашивал. Жуть! И вся трагедия - в какой-то обыденности. Родители - живы до сих пор. А одиннадцать (!) сыновей сгинули как один. Вполне здоровые психически и физически люди. По крайней мере на мой сторонний непристрастный взгляд. И осталось у меня в памяти о них только как Серега учил меня играть на гитаре. Да Олег, служивший на подлодке, схвативший там дозу радиации и инвалидность, катал на велосипеде и опекал. Потому что в армии пристрастился к шахматам, а в деревне в эти игры, кроме моего отца, никто не играл. Или такая вот история. Как двое из этих братьев грабанули магазин. Шурик с Колькой. Обоим было чуток за двадцать. В нашей деревне магазина не было. А был в соседней. Километрах в полутора. Изба без окон на краю деревни. Вот этот магазин они решили ограбить. Встал вопрос устранения сторожа, который всю ночь ходил вокруг магазина или спал под дверью на крыльце (доступа внутрь у него не было), завернувшись в тулуп. По дороге на дело братья выбирали из двух вариантов: или дать сторожу по голове, или налить и пообещать долю. Остановились на наиболее гуманном. Сторожу налили. Выпили сами. А потом, видимо, не сошлись в долях. Сломали сторожу ногу и пару ребер. С тем вернулись. Решив продолжить следующей ночью. Препятствие в лице сторожа было устранено. Оставалась дверь с тремя замками. Окон, напомню, в целях безопасности, в магазине не было. Ни фига не понимая в замках, братья поступили проще. Они разобрали крышу в районе печной трубы, проникли на чердак и оторвав пару потолочных досок, спрыгнули вниз. В кромешную темноту магазина. Один приземлился нормально, а второй попал точно в открытую накануне бочку с селедкой. Что в те годы можно было взять в маленьком деревенском магазине? Правильно. Вот они и унесли, сколько смогли вытащить через крышу, водки, консервов и шоколада. На утро взлом обнаружился, вызвали ментов. Кто ограбил магазин, знали все жители трех ближайших деревень, включая глухонемую Нюру с хутора. Наверное, знал и участковый. Но - менты нам не кенты. Походив по магазину и обнаружив лужу рассола, приехавшие с района следаки вызвали кинолога с собакой. Да, собственно говоря, чтобы взять след по свежему запаху селедки пряного посола, никакого особого нюха и не требовалось. Короче, через пятнадцать минут гонки собака вывела ментов во двор моих соседей. Где посреди двора на веревке сушились и воняли свежим рассолом штаны. А на огороде, на травке под рябиной сидело и весело квасило практически все мужское население деревни. А как вы думаете? Браткам и в голову не пришло воровать на продажу. Честные бродяги. Поделились со всей деревней. Мы, голопузая деревенская малышня, обжирались дармовым шоколадом. Менты, четверо или пятеро, не орали, не стреляли в воздух, никого не клали мордой вниз. Подошли, присели к хлебосольной компании, выпили со всеми, посидели, конфисковали литр водки себе на опохмел, и спросили, кто из братьев поедет с ними. Шурик с Колькой препираться не стали, а решили бросить монетку. Чтоб не обидно. На тот момент ни у одного ни у другого судимостей не было. Но были три старших брата, уже успевших зону потоптать в разных сроках. Один как раз чалился. Так что какой никакой начальный авторитет у хозяина им был обеспечен. Да они и сами ребята были не робкие. В итоге Шурику два, что ли, или три года дали. Дали бы условно, учитывая отсутствие судимостей, чистосердечное и помощь следствию. Но Шурик на процессе обозвал судью пидером косолапым. Чем-то тот ему не приглянулся.
Вот такой деревенский детектив. Куда там Агате Кристи с ее великосветскими заморочками.
Собрался я тут в уездный городок N. Отдохнуть, порыбачить. Перед поездкой звоню и выясняю, что лепший мой кореш из местных рыбаков лежит в больнице с сотрясением мозга, повреждениями лица и прочими сопутствующими травмами. Следствие бурного выяснения отношений. С чем идти к корешу в больницу? Ну, понятно, вкусняшки там всякие. Еще, поскольку он рыбак заядлый, зашел в магазин и прикупил всяких взрослых игрушек. Крючочки, поплавочки, пусть играется, мечтая, какую он рыбу на них вытянет в реабилитационный период. Чтива бы еще неплохо. Книг он не большой любитель. Прошелся по лоткам, набрал желтой прессы, Плейбой, Пентхауз и т.д. Рыболовных журнальчиков опять же. А в пятницу вечером, перед поездкой, сидючи на работе и просматривая новости на сайте анекдотру, пришла мне в голову мысль. Взял я Топ100 историй за все годы, перенес в Ворд, чуток отформатировал, страницы пронумеровал и распечатал. Переплел тут же в термообложку. Солидный такой фолиантик получился. Приехал, пошел к приятелю. Грустное зрелище провинциальной больницы. Лежит. Рожа ушитая, башка перебинтованная. Разговаривать не хочет. Посттравматическая депрессия. Короче: «Комиссары, бросьте… Да не меня!!! Автомат! » Реакция на все вялая. Видно, что жить не хочется. На всякие бананы-апельсины приятель не обратил внимания. Крючочки-поплавочки с сухим «спасибом» заныкал в тумбочку. Плейбои-пентхаузы тут же растащили соседи по палате. На тумбочке остался сиротливо лежать мой фолиант. Ничьего внимания он не привлек, издали напоминая сборник техдокументации по монтажу атомной электростанции. «Это че? » «Так, почитаешь на досуге» Чувствую, не получается разговора. Весь в себе человек. Я и свалил. Загляну, говорю, послезавтра. По дороге поговорил с лечащим врачом. Мол, не надо ли каких лекарств приятелю привезти. Тот говорит: «Ему сейчас главное покой. И настроение как-то переломить. А все остальное есть. » Через день я обнаружил разительные перемены в жизни палаты и всего отделения. И в настроении кореша. Кореш цвел и суетился. Бурно меня приветствовал. Рожа его напоминала маску смерти, еще больше по сравнению с прошлым разом измазанная зеленкой, йодом и заклеенная пластырем. Со стороны остальных болезных мое появление так же вызвало значительное и непонятное одобрение. Только один никак не отреагировал. Он лежа читал фолиант. Папка была уже порядком замызгана и покрыта пятнами йода, зеленки и других микстур. И вдруг читающий заржал. Все внимание сразу переключилось на него. «Какой номер-то? » - спросил кореш. «675-й» «Это где про троллейбус? » «Не, про Клепу» «А про троллейбус - это все пиздежь» - сказал мрачный мужик на крайней койке. Оказалось, после моего ухода приятель от нечего делать стал читать подборку. Сначала хмыкал. Потом захихикал. Потом заржал. Все посмотрели на него как на идиота. Неделю пацан мрачно умирал. От смеха швы на роже стали, естественно, расходиться и кровоточить. Кликнули сестру, кореша забрали в процедурную, всем стало любопытно, над чем же он ржал. На «почитать» быстренько установилась очередь. Потом другим жителям отделения стало интересно, над чем же так активно ржет седьмая палата. Потом тем, кто уже прочитал, стало интересно, над чем конкретно в данный момент ржет читающий. Сделали сквозную нумерацию историй. Активно обсуждали. «Вообще не понимаю, чего там смешного, про эту станцию…» «А ты тупой потому что» Читали ночью. При этом читающий ржал и будил остальных. Сестры ругались и грозились чтиво отобрать. Забросили телевизор, плейбои-пентхаузы и карты. Вспоминали свои случаи: «А вот у нас один раз…» Один древний дед сказал мне: «Слышь, паря! Забери на хуй свою тетрадку. Тута больница, нада лежать и лечицца. А они ржут и ржут» Оказалось, дед не умеет читать. А вслух договорились не читать, чтоб кайф не размазывать. Дед обиделся и обещал «ночью тетрадку спалить в пизду» А я подумал: «Вот те нате! Анекдот.ру в миниатюре. Тут тебе и оценки, тут тебе и комментарии, где так же преобладают два железных аргумента «Сам дурак! » и «Тупой потому что!», тут тебе и КЖП в виде медперсонала и нечитающего деда. Пора было уезжать. На обратном пути я опять встретил врача. Покурили, поговорили. Он сказал, что из Германии прислали гуманитарную помощь с лекарствами. А приятелю моему три раза за два дня чинили швы. Но это фигня. Главное, что он резко пошел на поправку. А в конце врач попросил: «Ты мне, если не трудно, в виде гуманитарной помощи такую же книжечку потом сделай. Я ее в качестве сильнодействующего буду применять. А то с лекарствами сам знаешь как. »
Бабушка моя, покойница, царствие небесное, не раз говорила, что деньги, не заработанные собственным горбом, в прок не пойдут. В справедливости бабушкиных слов мне пару раз довелось убедиться на собственной шкуре. Первый раз это было в начале восьмидесятых. Ехали мы с приятелем из Костромы в Ярославль, к нему в гости. Оба только что вернулись из армии, привыкали к гражданке, и жизнь представлялась в розовом цвете. Лето. Жара. Междугородний автобус «Икарус», набитый под завязку. Мы пьем пиво, разговариваем, смеемся. Бабки на нас ворчат. Перед Ярославлем народ потихоньку стал сходить и задышалось легче. Смотрим - заднее сиденье совсем пустое. А пойдем-ка мы туда, что б никому не мешать. А на заднем сиденье, в уголке, сиротливо лежит сумка. Черная, кожаная, «через плечо», с эмблемой Олимпиады-80. Я себе, помню, такую хотел. Но уж больно дорого она для меня стоила. Рублей 60-70, что ли. Видимо по этой причине я и мужика, хозяина сумки, хорошо запомнил. И точно видел, что мужик сошел. Ну, надо же глянуть, чего там, в сумке. Открываем… И ох… обалдели! Сумка набита деньгами в банковских упаковках! Быстро закрыли. Выходили из автобуса в Ярославле как партизаны, прикрывая сумку от нескромных взглядов. Ехали в троллейбусе - потели от волнения. Все - молча! Дома закрылись на все замки и пересчитали. Сейчас не помню точную цифру, но семь тысяч без каких-то копеек! Сумма фантастическая по тем временам. Стоимость Жигулей. И больше в сумке - ничего. Ни бумажки. От неимоверности суммы вопрос, что делать дальше с деньгами, нам даже в голову не приходил. Вечером вернулась с работы мать приятеля, и вникнув в ситуацию, сказала: «Если бы десять рублей, или сто - понятно. А с такими деньгами, ребята, не шутят. Идите-ка в милицию от греха. И не в наше, местное отделение, а в центральное» Дежурный сначала попытался сбагрить нас в стол находок, но увидев содержимое сумки и услышав сумму, сделал круглые глаза и вызвал следака. И понеслось. Протоколы, допросы, дознания… Как выглядел мужик? Где сошел? Кто еще с ним сошел? Вспомнили все, что и не знали. Полдня нас мурыжили. Когда из ментовки вышли, приятель закурил и сказал: «Эх! Надо было хоть пару червонцев на пиво заныкать» Вздохнули и пошли. И забыли. А через неделю приходит с почты извещение на посылку. Пошли мы получать. В посылке кассетный магнитофон «Парус» - чудо советской радиопромышленности и письмо от мужика с миллионом благодарностей и историей денег. Пишет мужик, что спасли мы его от смерти и позора. История простая. Бичевали четверо мужиков на Северах. Один из них стоял в очереди на машину. Очередь подошла. Сложили мужики средства и решили их утроить путем перегона и перепродажи новеньких Жигулей. Гонца со всеми деньгами отправили выправлять машину. Он всю дорогу в самолете, поезде с нее глаз не спускал. Не спал практически. Несколько суток. А в автобусе сморило его. Вышел на автопилоте. Ведь говорят же, что чего больше всего боишься, - то и случается. Чухнулся через пару часов. А поезд ушел. Ну все - думает мужик. И забухал с горя. А на третий день - менты. «Ваша сумка? Па-а-алучите, распишитесь! » Все не так, конечно, но деньги вернули до копейки. Видно, и ментам такой кусок велик показался. Мы, радостные, затарились пивом, пришли домой, новенький магнитофон поставили на окно, включили. Окна на распашку, двенадцатый этаж. Потянулся приятель за бутылкой неудобно, магнитофон задел, и тот, не доиграв и трех песен - за окно. Вдребезги. Хорошо, никто не шел внизу.
Во второй раз история повторилась до обидного наоборот. Спустя лет десять. Учился я в институте заочно. Только сессия началась. По дороге из института на автобусной остановке нашел сто рублей. Счастье-то какое! Надо быстро потратить. Захожу в магазин. Вижу замечательную черную кожаную сумку. «Через плечо» А мне как раз в институт не с чем ездить. Купил. Даже не екнулась нигде десятилетней давности история. На следующий день, выходя из вагона метро, я забыл эту сумку на сиденье. Не пьяный. Не сонный. Вообще не понимаю как. Со всеми документами: паспорт, зачетка, пропуск, про другие мелочи, типа учебников из библиотеки я уж и не говорю.
Когда моя бабка говорила про деньги, не нажитые своим трудом, дед обычно добавлял, что их, если нашел, надо или пропить, или нищим отдать. Потом косился на бабку и добавлял: «Но лучше, конечно, - пропить…»
Если меня в детстве не лупили, то корешу моему Кольке батя вваливал за двоих. По любому поводу и без лишних нравственных терзаний. Просто Колькин батя так представлял свои отцовские обязанности. Чтоб ребёнок был обут, одет, вволю накормлен, и как следует выпорот. Не самый плохой вариант, кстати. Тем более что за Колькой не ржавело, поводов он давал - рука отца лупить устанет. То сарай подожжет, то в картофелехранилище на тракторе въедет, то козу в лесу привяжет. Я не рассказывал? У Кольки была обязанность - водить козу на выпас. С утра отвести, колышек если надо вбить, козу привязать. Вечером привести обратно. И вот как-то у Кольки с козой вышел какой-то конфликт, боднула его что ли она? Он её отвёл в лес, и там к дереву привязал. Пришел домой, сопли до пупа - нашу Машу волки съели. А колокольчик-то снять не доумился. Вечером приходят грибники, говорят - там коза в лесу стоит, привязанная, звенит. Не ваша? Так то коза, а то трактор. Дядя Лёша, тракторист. В обед приехал, трактор на околице поставил, побежал перекусить. Тут Колька. Ого, трактор! В кабину залез, давай там крутить. Ну и накрутил. Трактор под уклон стоял, взял да поехал. Колька испугался, а куда ты денешься? Трактор едет. А уклон упирается аккурат в ворота картофелехранилища. Туда он и приехал. Четко в створ, только ворота хлопнули. Насквозь проехал, в стенку упёрся, и встал. Колька вылез, ворота затворил кой-как, и ходу. Трактор неделю всем колхозом искали. Нашли случайно. А кто в июне догадается в пустое картофелехранилище заглянуть? Так что вваливать Кольке было конечно за что. Впрочем он на отца и не обижался, относился к этому как к болезненной, но неизбежной процедуре типа прививок. А тот раз он в школе чего-то набедокурил. И набедокурил видимо не по маленькой, а серьёзно. Родителей его в школу вызывали регулярно, но они не ходили. Позиция дядьки Вали по поводу образования была незыблемой как скала. Ваше дело учить? Вот и учите. Моё дело растить, я ращу. Если он в рваных ботинках в школу придёт, тогда да. А если он читает плохо, я тут при чем? Я же вас не вызываю, если он картошку плохо окучил. Как-то сам обхожусь. Такая короче позиция, железобетонная. И за учебу Кольке попадало меньше всего. Если только Колькина классная, Нина Степановна, отца где-то случайно встретит, в магазине там, или на улице, и давай ему мозги полоскать. Тот от неё отмахнётся как от назойливой мухи, но дома Кольке ввалит конечно, для профилактики. Ну вот. Так что за проделки в школе Колька не больно переживал. Но в этот раз всё вышло по другому. Со школы пришел, поел, только собрался из дому мотануть, смотрит в окно, а по улице, по направлению к их дому, классная идёт. Нина Степановна. Колька сразу понял, что не с пирогами. Не принято у учителей домой к школьникам ходить, только уж если совсем край. Тут значит край. И Колькина задница, чуткая до ремня как барометр к дождю, зазудела. Тем более что оба, и отец и мать, были дома. Мать возилась на кухне, дядька Валя ковырялся с ружьём, он был заядлый охотник. Что делать? Задница для головы является исключительно прекрасным стимулом к обострению смекалки. И Кольке приходит в голову гениальная идея. Он выскакивает из избы, хватает на крыльце замок, выбегает на улицу, запирает дверь снаружи, ключ в карман, а сам через сарай, через двор, назад в хату. И как ни в чем ни бывало давай отцу по ушам ездить, отвлекать. Дядька Валя в окно классную-то конечно видел. Видел, как она подошла, заглянула в калитку, постояла секунду, и пошла дальше. Ну, пошла и пошла. Думала да передумала. На то собственно и был Колькин расчёт. И он оправдался! Пронесло. Обрадованный Колька уже собрался было побежать проделать трюк с замком в обратную сторону, тут его мать с кухни окликнула, позвала за чем-то. В это время по улице мимо дома ехали цыгане на телеге. Цыганский табор частенько стоял в лесу за деревней. Цыган в деревне не особо любили, но терпели. Воровством они не промышляли, хотя стянуть что-то по тихой вполне могли. А так занимались своим обычным ремеслом, ходили по дворам, что-то купить, что-то продать, гадали и попрошайничали. И вот едут они по улице. Тут остановятся, туда заглянут. Смотрят, калитка открыта. Как не заглянуть? Заглянули, а дом-то на замке! Ну надо же! В деревне ведь как? Если ушли ненадолго, дом не запирают. Накладку накинут, и всё. А если замок, значит скоро не жди. Тут замок, а калитка настежь. Ну как удержишься? Вошли тихонько, смотрят - бельё висит сушится. Хорошее бельё. Надо снять, а то пересохнет. И вот снимают они тихонько бельё с верёвок, складывают в наволочку, а дядька Валя сидит на них в окно смотрит. Он даже в ступор впал от такой наглости. Средь бела дня! Ну, он недолго конечно в ступоре был. Вскочил, и на улицу. "Да вы, мать вашу, совсем что ли обалдели?" Хоп, а дверь-то не поддаётся. "Припёрли!" - подумал дядька Валя.- "Совсем уже с ума посходили!" Пару шагов отошел, и дверь вынес. Ох, он здоров бык был, дядька Валя. Ну, конечно пока он с дверью возился, цыгане тоже поняли, что дом не пустой. Удивились изрядно такой засаде, добро побросали, и ходу. Дядька Валя хватает дрын, и за ними. Догнал уже у околицы. Не догнал бы конечно, да им стадо поперёк попалось. Догнал, и давай охаживать. Когда те поняли, что их бьют, и бьют с энтузиазмом, бросили телегу, и врассыпную. Когда все разбежались, дядька Валя оставил дрын, лошадь распряг, телегу перевернул, и остался весьма доволен делом рук своих. Идет обратно, а ему навстречу кто? Конечно! Нина Степановна. - Здравствуйте, Валентин Фёдорович! А я вас целый день ищу! А что это у вас дом на замке? - На каком замке!? И вот когда Колька в окно увидал, как отец возвращается в сопровождении классной, он понял что план его удался, но вмешались подлые обстоятельства. И сейчас ему прилетит. И прилетит вдвойне. Прилетит и за школьные проделки, и за игры с замком, и за сломанную дверь. Уши и задница заранее горели адским пламенем, но деваться было всё равно некуда. Однако всё получилось совсем не так, как он ожидал. Отец вошел в прекрасном расположении духа. Обычно мрачный и молчаливый, он прямо светился от счастья. Увидев Кольку, сказал добродушно. - Не боись, пороть не буду! И потирая руки, добавил громко. - Представляешь, мать? Сколько я на этих цыганей смотрел, всё повода не было. А тут так хорошо прям получилось, в масть! На следующий день он Кольку конечно всё равно выпорол. Но уже совершенно по другому поводу.
Еще про Ленку со Славкой. Что мне в них нравится, это их отношение к жизни. Легкие они люди. И рассказывают про свои беды, подвиги и приключения всегда легко, весело и непринужденно. Со смехом, короче, расстаются. Есть, например, ситуации, про которые человек будет молчать по гроб жизни из чувства ложного стыда. А эти рассказывают наперебой, смеются, уточняют подробности. И что характерно, при такой откровенности не возникает чувства неловкости даже от самых пикантных подробностей. Я уж думал, что я все-все про них знаю - сколько чая и водки вечерами выпито. Ан нет, оказывается. И они умеют хранить семейные тайны. Только недавно поведали они историю практически двадцатилетней давности. Где-то после года совместной жизни стал периодически возникать вопрос о детях. И Ленка бы рада. Но чего-то у них не получается. А близкие родственники ненавязчиво, но регулярно намекают. И отговорки типа сначала самим надо обустроиться, а потом о детях думать, не очень уже канают. Потому что все у них нормально. Квартиру получили, машину свою тесть Славке подарил. «В обмен на внука» - сказал по пьянке. А внука нет как нет. Ленка ни с кем советоваться не стала, сама не дура, поняла, что пора подключать к вопросу специалиста. В своем городе делать это не стали, взяли за свой счет, договорились, где можно. Где нельзя - денежков дали. И вскоре получили результат. Вердикт им выносил какой-то старенький профессор. Я не силен в медицине, но там что-то с кровью связано. Вообщем, док все им объяснил, не утешая, но сочувствуя. Случай мол ваш хоть и редкий, но медицине известный. И она, медицина эта, в данном случае бессильна. И вы, девушка, и вы, юноша, каждый по отдельности абсолютно здоровы и плодоносящи. А вместе - беда. Вероятность зачатия очень низкая, а вероятность родить полноценного ребенка равна нулю. С этим надо смириться. И умудренный жизнью и опытом старичок вывалил перед ними все известные ему варианты выхода из ситуации. Ни о каких банках спермы тогда и речи не было. Самое простое, говорит, взять чужого ребеночка. Но это уж совсем для бесплодных. Вам-то - грех. Можно договориться с кем-то из знакомых мужского полу по вашему вкусу. Только не забыть с человека расписочку взять, чтоб потом проблем не было. И проверить с медицинской точки зрения. Можно совершенно постороннего человека привлечь. Ему и знать ничего не обязательно. Это удобно, допустим, на курорте осуществить. Во-первых, там человека лучше видно, во-вторых вероятность дальнейшего знакомства сведена к минимуму. Вообщем, вариантов масса. Все зависит, как вы разберетесь со своими нравственными, моральными и этическими проблемами. Тут уж я ничем помочь не могу. Много зависит от того, как сильно вы любите и доверяете друг другу. И как сильно ребеночка хотите. Живут же без детей. Хотя, скажу по опыту, редко живут хорошо. Вот так. Нужен будет совет - обращайтесь. И визиточку на иностранном языке, большую редкость в то время, дает им. Визиточку они мне показывали, хранят. Уж и дока того давно в живых нет. Сколько бессонных ночей, ссор, споров, обид и взаимного непонимания они пережили - то подразумевается. В конце концов остановились на курортном варианте. Ленка говорит, я съезжу быстренько одна, а приеду уже с ребеночком внутри. А Славка говорит - фиг. Вместе поедем. Я этого кренделя лично должен видеть. Я, как отец будущего ребенка, имею такое же право выбора. Может, потом репу ему начищу. В качестве реабилитации и моральной компенсации. Фи-и, говорит Ленка. Как это не цивилизованно, - бить лицо отцу своего будущего ребенка. А что касается права выбора - не тебе ж под него … ложиться. Зря она это. Неосторожно. Надулся Славка. Но долго ли, коротко, взяли они отпуска и свалили на юга. Вот теперь рисуйте картину. Дом отдыха, или пансионат, у моря. Все отдыхают, расслабляются и релаксируют. Романы курортные крутят. А эти два придурка ходят и мужиков оценивают с напряженными лицами. «Смотри, вон тот, в синих плавках…» «Да ты че, он же квасит со страшной силой каждый вечер…» «А тот, в очках?…» «Дак старый же он!…» «Нам что, варить его, что ли?» «А вон тот, в белом весь?…» «Где?» «Ну вот же!» «Славик! Это статуя мальчика с трубой!…» Наконец выбор был сделан. Дальше требовалось только Ленкино искусство охмурения. Да собственно при ее внешности и охмурять-то никого не надо было. Готовились они к операции как штирлиц с пастором шлангом. Славик дергался. Ленка нервничала. «Лен, я сзади тихонечко пойду, ладно?» «Зачем?» «Ну-у! Вдруг он к тебе приставать начнет!» «Дурак, а я зачем с ним иду?» «Ну-у! А вдруг тогда не начнет?» «Ага! А ты ему в репу - ну-ка быстро приставай к моей жене» Славик дергался сильнее. Ленка его по-женски утешала. «Слав, ты гад и эгоист! Почему я должна тебя успокаивать? Ты думаешь, со своей мужской колокольни, мне это в удовольствие? Так вот, мне это не в удовольствие! Мне это мерзко и противно! Думаешь только о себе! Пестуешь свою ложную мужскую гордость! Почему меня никто не утешает? » И - слезы водопадом. Вечером Ленка пошла с кандидатом гулять по пляжу. Славка контролировал ситуацию на значительном расстоянии. Но когда кандидат полез к Ленке под юбку, Славка почему-то оказался аккурат на расстоянии плюха. И осуществил его. Потом оправдывался, сам, говорит, не знаю, как получилось. Нашло что-то. Потом на него еще пару раз «что-то находило» Он клялся, что будет сидеть как привязанный, а сам метелил кандидатов еще на начальной стадии контакта. Ленка ругалась, но сделать ничего не могла. Потом один раз Ленка сама закричала. Славка прибежал, быстренько клиента окучил, и говорит, чего, типа, случилось? Ленка посмеялась, покраснела и рассказала. Оказалось, клиент предложил ей ограничиться минетом. Когда та по известным причинам отказалась, предложил деньги. И попытался применить силу. Потом был один, с которым ничего не получилось, потому что он наотрез отказался от контакта без презерватива. Его Славка бить не стал. Потом они решили, что действуют неправильно. Нужно кандидату все рассказать. Так, мол, и так, сами не можем, помогите нам родить ребеночка. Очередного кандидата Ленка привела в номер, выпили вина, притушили свет, она начала посвящать его в суть проблемы… Выскакивая из номера клиент сбил с ног нервно курящего в коридоре Славика и кричал на бегу «Придурки! », «Аферисты! », «Я в милицию пожалуюсь! » Потом… Потом их пригласил к себе директор пансионата. Посадил в кресла, налил минералки, вытер лысину и произнес речь. «Что делается, а? Слышали, молодые люди? Что делается? Терпим убытки! Говорят, объявился маньяк! Половина мужского отдыхающего населения ходит избитыми. Остальные с женщинами заговорить бояться. Бегают на соседние территории. И женщины, естественно, то же. Потому что мужчины нашего пансионата от них шарахаются. Говорят, их двое, маньяков. Она, красавица, мужчину соблазняет и в темное место ведет. А там уже Он поджидает. Звери просто! Чего хотят!? Если бы деньги вымогали, или грабили - понятно. Таки нет! Я ж говорю - маньяки. И главное, ни один пострадавший в милицию не заявил. Как я ни уговаривал. К следующему заезду здесь не останется ни одного человека» Потом сделал паузу и сказал: «Я, молодые люди, знать ничего не хочу. Вы спросите, зачем я вас пригласил? Я вам сейчас сделаю предложение, от которого вам лучше не отказываться. Наш пансионат полностью возвращает вам стоимость путевок. Несмотря на то, что вы прожили половину срока. И оплачивает, в качестве компенсации за прерванный отдых, дорогу до дома. В денежном эквиваленте. И вы продолжаете отдых в любом другом месте бескрайнего Советского Союза» На следующее утро они сдали ключи от номера, забежали к директору, и уехали домой. Неоплодотворенные. Молчали всю дорогу, и как-то молча приняли решение больше к этой проблеме не возвращаться. Это не все. Где-то через полгода, когда признаков Ленкиной беременности не замечали только слепые и Славка, она посадила его напротив себя и все рассказала. Славка глазами хлопает: как же так? где? когда? с кем? Все время же на глазах! «А помнишь, говорит Ленка, я как бы к бабушке на три дня ездила? Ну вот. После пансионата я поняла, что с тобой каши не сваришь. И дите не зачнешь. Решила сама. Больше пока не спрашивай ничего, ладно? Я была в консультации - все у нас нормально» Поплакали они на пару, поклялись молчать обо всем кому бы то ни было и что бы ни случилось, а потом Ленка еще говорит «Так что ты, Славик, имеешь теперь полное и законное право на одну измену. Только я должна знать об этом заранее. Что бы принять профилактические меры» Родился мальчик. Все нормально. Все отнеслись к этому как обычно - радовались и искали в ребенке сходство с родителями. Славка при этом опускал глаза и краснел. Ленка загадочно улыбалась. Никто не обращал на это внимания. И только сейчас, зная историю, я поражаюсь то ли иронии судьбы, то ли Ленкиной ловкости. Ленка - она черненькая. А Славка - рыжий. Желтый даже скорее. У них вся мужская линия такая - дед, отец. И сколько мы знакомы, я, здороваясь при встрече «Привет, Рыжий! », получаю стандартное «Я не рыжий. Я - шатен! » Так вот. Мальчик получился - рыжее некуда. И вещи, раньше представлявшиеся обычными, теперь просто поражают. Как же они, блин, похожи! Встречаешь их, здоровых двух лбов - «Привет, рыжие! » И в унисон, басом, походя: «Мы не рыжие. Мы - шатены! » Я спрашиваю: «Парень-то в курсе? А то как бы не проболтаться» А Славка говорит: «А крен знает. Мы не афишируем, но и не скрываем особо. Теперь-то. Не говорим об этом просто - и все. Ты не бери в голову. Он парень взрослый. Разберется» Теперь, когда квасим, я Славку периодически подначиваю. «Что, мол, не реализовал еще свое законное право на измену? » «Да не тянет как-то» - говорит Славик. «Смотри, так ведь и помрешь практически девственником» Он отмахивается: «Старый я уже для кобелирования» А потом подумал и выдал версию: «Вот смотри. Помнишь, мы тебе машину на рынке выбирали? Я еще злился, что ты никак не определишься. Мульен тачек пересмотрели. Помнишь, что ты тогда сказал? «Пока, говоришь, у меня бабки на кармане, я практически любую тачку на этом рынке купить могу. И на каждую понравившуюся смотрю как на потенциально свою. А когда деньги за машину отдам - все. Все остальные для меня - чужие» Вот так и я наверное. Боюсь свое это право впустую использовать. А так у меня есть некий карт-бланш. Ну кто из вас, кобелей, может еще таким похвастаться? » Врет он все на самом деле. Не думает он ни про какой карт-бланш. И не использует никогда. Раз до сих пор не использовал. Не надо оно ему. Такой человек. Ленку свою просто сильно любит. Ну, и она его, конечно. Ракетчик
Это вот кстати у меня так приятель со своей будущей женой познакомился. Он на работе сидел, ему соседи позвонили - у тебя кот по карнизу разгуливает. Он руки в ноги, и бежать. Бежит, а в это время как раз две девушки купили огромный арбуз. Купили, и несут его вдвоём в пакете. Еле прут, очень тяжелый арбуз. А меж тем приятель, с котом на карнизе, мчится мимо, задрав голову, пытаясь на бегу рассмотреть на табло, с какой платформы уходит его ближайшая электричка. И он между этими девушками решил прошмыгнуть. Он интуитивно просчитал, что зазора ему хватает. Он даже "извините" на бегу сказал, на тот случай если кого-то заденет нечаянно. А арбуза он просто не заметил.
Арбуз взорвался. Взрыв был такой силы, что забрызгал семечками и мякотью всю площадь трёх вокзалов, и клуб железнодорожников до крыши. Вот такой большой был арбуз. Приятель конечно тут же стал суетливо и унизительно извиняться, предлагая немедленно компенсировать стоимость арбуза. На что подруги, со слезами на глазах, ему отвечают. - Да какая стоимость? Вы знаете, с каким трудом мы его пёрли!? Приятель говорит: - Девушки, миленькие! Я куплю самый большой в мире арбуз, и привезу вам его куда скажете. Но я сейчас очень спешу! У меня кот на карнизе!
- Ах! - воскликнули те. - Кот на карнизе! А какой этаж? - Девятый!! - Ойёйёй! Мамочки дорогие! Что ж вы стоите? Бегите же быстрее! - А арбуз? - Да чёрт с ним, с арбузом!
Вот такие это были прекрасные, чуткие девушки. У них даже слёзы от обиды за арбуз сразу высохли, и на лицах проступила озабоченность судьбой кота. Приятель сунул им впопыхах визитку, потому что денег брать они категорически отказались, и помчался ловить падающего с карниза кота.
Кот сидел дома. Он вволю нагулялся, держа в напряжении своим опасным поведением случайных свидетелей, и вернулся как ни в чем ни бывало. Ну, приятель ему конечно тут же надавал по мордасам, успокоился, и вспомнил про арбуз. Про арбуз, и про девушек, и ему стало неловко. Оттого, что он у них даже телефон не попросил. Так он сидит, расстраивается, и тут звонок. - Алё, здравствуйте! Это мы, у которых вы сегодня арбуз... Он как закричит: - Да да да! Как здорово что вы позвонили! Я сижу и про вас думаю! Мне так неловко! Скажите же скорее, куда мне привезти арбуз?! Ему в ответ: - Дался вам этот арбуз!? Что вы заладили - арбуз, арбуз! Чёрт с ним, с этим арбузом! Скажите же скорее - что с котом? Кот жив? Мы очень волнуемся!
Заверив, что с котом всё в порядке, он путём угроз и шантажа выманил таки у них адрес, и поехал покупать арбуз. Только трубку положил, - снова звонок. Тот же голос, вкрадчиво. - Алло, простите, это снова я. Вы когда поедете, вы не забудьте пожалуйста окна проверить. Пожалуйста! Купил он короче арбуз, самый большой какой был, потом шампанского ещё, два букета, а по дороге решил, что наверное на какой нибудь из них женится. Такое они на него приятное впечатление произвели своей заботой про кота, и вообще.
Подруги оказались мама с дочкой. Причем, что любопытно, у него с ними разница в возрасте оказалась совершенно одинаковой, с каждой по девять лет. Только в разные стороны. - Да они вобще клоны какие-то. Я их по телефону до сих пор путаю. Так и женился. На той которая дочка. Хотя говорит, что мог и на той которая мама. В принципе. Теперь на каждую годовщину знакомства они покупают самый большой арбуз. Традиция. А на окнах у них такие специальные противокошачьи сетки. Во избежание.
«Дикая дивизия» Раннее утро. Пустая казарма. Рота на занятиях. Все вылизано до блеска. Пол сверкает. Стекла в окнах прозрачны до невидимости. Дневальный на тумбочке. Двое других равняют по нитке и без того идеально стоящие кровати. Дежурный по роте, сержант Шаров, комсорг, кандидат в члены партии, отличник боевой и политической подготовки и практически дембель (меньше ста дней до приказа) критически осматривает подведомственные владения. Все отлично. Но он не успокаивается. Потому что десять минут назад позвонил командир роты и сообщил, что с проверкой по казармам движется командир части, полковник Дыбенко. И он сильно не в духе. Входная дверь распахивается, дневальный командует «Рота! Смирно!!! » и в казарму вплывает Бубен - огромный, за два метра ростом, за центнер весом и в отличной спортивной форме. Мрачный и злой. Навстречу ему по взлетке с докладом катится Шаров. Именно катится, потому как идеально соответствует фамилии - маленький и круглый. Бубен движется по казарме, бросая во все стороны гневные взгляды. Слева сзади - Шаров. Если бы не трагичность обстановки - ну точно Винни с Пятачком. Атмосфера в казарме наэлектризована до предела. Комполка бросает с высоты своего роста последний взгляд-молнию на окружающую действительность и гром гремит: - Что, товарищ сержант?! Опустились ниже канализации! Превратили казарму в свинарник! Хуже!!! В привокзальный сортир! Вот так вы и Родину защищать будете?! Распиздяи!!! Шаров, которого уже можно отдавать под трибунал за подрыв обороноспособности, молчит, тупо смотрит Бубну в район ширинки и ждет конкретики. Авось пронесет. Придраться-то не к чему. Все в ажуре. - Развели хлев! По всем углам говно!!! И тут Шаров неосторожно выдыхает: «Где??? » - А в пизде!!! , - гремит Бубен, берет сержанта Шарова за шиворот и легко поднимает на вытянутой руке. - Это что, хуй, по Вашему, товарищ сержант?!? И Шаров с высоты, на какую мог забраться, только поставив три табуретки одна на другую, видит это вопиющее нарушение. На высоте двух метров от пола, на полке для головных уборов, идущей вдоль стены, в самом дальнем и темном углу незаметно лежит маленький скомканный фантик от ириски.
«На прививку в первый раз…» Рассказала знакомая учительница. Стоит очередь из детей, класс второй-третий. В школьный медкабинет. Приехали из поликлиники делать прививки. Манту или пирке, или как это называется (?), а, не важно, царапинка на предплечье, которая потом краснеет, и ее измеряют спустя пару дней. Ну, всем в детстве делали. Дети в коридоре веселятся, учительница поддерживает порядок и следит за очередью: "Ну-ну, Света, это же не больно. Вова, перестань щипать Петю" и т.д. Когда подходит очередь Саши, учительница входит вместе с ним и шепотом объясняет медсестре (или врачу - в кабинете две женщины в белых халатах), что Сашенька очень боится уколов, прививок, врачей и проч., и «с ним может сделаться плохо». Успокоенная медработником, что все будет в порядке, выходит дальше пасти свой ограниченный контингент. Саша, толстенький и рослый мальчик, закатывает по просьбе медсестры рукав рубашки. Она сюсюкает привычное: "Бояться не надо, сейчас раз - и все. Ты же смелый мальчик!?" Саша кивает. Он смелый. Сестра протирает толстенькую ручку ваткой и в воздухе резко пахнет спиртом. "Не боишься!?" Саша кивает отрицательно. Он не боится. "Вот видишь, какой ты молодец!" Саша серьезно кивает. Он молодец! Но когда маленькое блестящее жало инструмента приближается к руке, глаза у Саши закатываются, он бледнеет и начинает заваливаться назад. Прививки эти, видимо для экономии времени и удобства медработников, делаются стоя. Теряя сознание, в падении он случайно попадает доктору с инструментом тяжеленьким ботиночком по берцовой кости голой ноги. Знаете ощущение, да? Цепляет по дороге стул, который с грохотом приземляется рядом. С криком: "Я же говорила!" вбегает учительница. Втроем с помощью нашатыря они быстренько приводят ребенка в чувство. Жертв, кроме медсестры, нет. Наводят порядок и потирают ушибленные места. Решают передвинуть Сашу в конец очереди, оставить, так сказать, на сладкое. Когда все дети были оцарапаны, опять настала очередь Саши. На этот раз медики подошли к проблеме со все серьезностью. Они усадили Сашу на стул, произнесли все положенные по случаю мантры и приступили. Саша сидел спокойно, за спиной у него стояла тетя в белом, с приготовленным заранее нашатырем, сбоку без конца бубня заклинания страховала учительница, а с фронта, на всякий случай разведя пошире ноги, убирая их с траектории возможного движения Сашиных ботиночков, наступала сестра с железячкой. Она уже наклонилась над ребенком, чтоб выполнить свою миссию несмотря ни на что. Деваться Саше было некуда. Не тут-то было. Перед тем, как в очередной раз потерять сознание, Саша брыкнул ногами, оттолкнулся и стал заваливаться вместе со стулом. Не больше секунды длилось падение. За эту секунду: - он угодил таки ботиночками в медсестру, но теперь уже двумя и точно в склоненное к нему лицо - металлическая перекладина спинки стула под тяжестью ребенка проехала по ногам второй сестры и придавила ей пальцы ног в босоножках - вдребезги, звонко и блестяще, разлетелся стеклянный двухэтажный медицинский столик со всеми находящимися на нем причиндалами - покачавшись, рухнул на учительницу здоровый прибор для измерения объема легких, Бог его знает как он называется, но там наверху такой резервуар с жидкостью. Жидкости оказалось на удивление много, и вся - на учительнице. Не пострадал только Саша. Остальные дети сказали, что в следующий раз Саша будет в очереди первым, и после него никто никого царапать и колоть уже точно не будет. Своей маме, пришедшей за ним после уроков и проинформированной всеми встречными-поперечными о Сашиных подвигах, Саша сказал: "Они говорят, что я боюсь. А я не боюсь! Оно как-то само так получается."
Соседи по площадке ездили куда-то отдыхать и подобрали там гуся. Дикого, с перебитым крылом и лапой. Витя говорит, что гусь к ним вообще сам вышел. Типа, помощи искал. Потому что доходил, и если б не подобрали, то всё. Ну, или сожрал бы кто. Мало ли желающих.
Ну, привезли они его, и к ветеринару. Ветеринар всё что надо сделал, рентген там, флюорографию, узи, гастроскопию, коронарное шунтирование, отбеливание зубов, по полной, короче. Гусика перебинтовали, шины наложили, и доктор гусиный сказал, что гусик выздоровеет, не вопрос, но летать, к сожалению, не сможет уже никогда. Что-то там непоправимое с крылом.
Ладно. Вернулись они с этим гусиком, и стали за ним ухаживать, чтобы он, значит, выздоровел. Перевязки делать, примочки там, кормить, поить, холить и лелеять, всё, короче, как доктор прописал.
Соседи наши – это такая образцово-показательная семья. Витя с Наташей сами люди очень приятные. Мы не сказать что прям уж дружим, но общаемся. Так, на праздники, или просто, посидеть-поболтать. Двое детей, как положено. Старший мальчик, и девочка в первый класс пошла.
И собака у них еще, сибирская лайка, Джек. Натуральная, они его с Севера привезли, когда там работали. Мерзейшее, кстати, создание.
Не, ну это я погорячился насчет мерзейшее. Просто стоит нам одновременно двери в квартиры открыть, как он на нашу Дашу бросается. Вот вроде и девочка, и больше его в два раза, и плохого-то ведь она ему никогда ничего не сделала. Но вот чего-то невзлюбил. А она смотрит на него всегда так удивленно. А он весь из себя прям выходит. Ну, и пару раз сцепились крепко, до прокушенных ушей и накладывания швов.
Нам даже пришлось завести такой обычай: прежде чем открывать дверь (не только когда с собакой гулять, а вообще, собаки же всегда в прихожей трутся, особенно если кто уходит-приходит), нужно чуть-чуть приоткрыть и громко крикнуть «Мы выходим!»
Что характерно. Как мне потом уже сказал участковый, когда мы эту традицию ввели, в доме прекратились квартирные кражи, перестали ссать в лифте и писать на стенках. Не, ну правильно, так-то если прикинуть, две семьи, семь человек, две собаки, туда сюда, пару десятков раз-то за день точно получается. Подите, присядьте в лифте пописать, а кто-нибудь вам заорет «Мы выходим!» Никакого удовольствия, думаю.
Не, а так-то, для людей, и вообще, Джек очень хороший пёс. Ласковый, воспитанный, и на ощупь приятный. Белый весь, шерсть густющая, Наташка на чистоте помешана, поэтому он не воняет и ноги моет после прогулки сам. Хороший пёс, короче. Ну, ебанутый слегка, а кто без этого?
И вот, значит, вся эта большая дружная семья стала гусика выхаживать. Да, и Джек тоже, а как же. У животных же тоже свое понимание есть, когда кого можно кушать, а когда нужно и честь знать. И Джек, кстати, как никто проявлял о гусике заботу и внимание. Потому что все-то – кто в школу, кто на работу, а Джек же дома всегда. Он гусика вылизывал, поправлял ему повязку, разрешал пить из своей миски и клал с собой спать на подстилку. И все, в общем, в этот период только о гусике и говорили. Какая у гусика температура, когда делали перевязку, и как у него сегодня настроение. Даже я, представляя любого гусика не иначе как в духовке, заходя по делу в первую очередь спрашивал «Ну? Как там наш больной?» Тьфу, даже самому противно.
Ну, и долго ли, коротко, гусик выздоровел. Только крыло, как и обещал доктор, осталось профнепригодным, хотя внешне ничего и не заметно. И куда такого гусика? На улицу же не выгонишь? Ну, и остался он у них жить, как полноценный член семьи.
И вот тут-то и выяснилось очень скоро, что вместе с неподлежащим починке крылом у гусика имеется так же неподлежащий починке, крайне скверный характер.
В чем это выражалось? Ну, то что он гадил где и когда ни попадя – это как бы само собой разумеется. Птицу к лотку не приучишь. Но создавалось, честное слово, полное впечатление, что он делал это нарочито. Вот сидим за столом, в комнате, кушаем там, или пьем. Всё хорошо. Собака в прихожей, гусик на кухне. И вдруг дверь откроется, и он прется переваливаясь. «Привет, гусик!» Ага, привет. Подойдет, на ковер насерет, развернется, и опять на кухню уйдет. Наташка, понятно, сразу бежит там прибирать, то-сё, и посиделки как бы скомканы.
Ну это, я повторяю, ничего, терпеть можно. Другое. Гусик оказался страшно агрессивен и задирист. И видимо за то время, что он болел и приходил в себя, и за ним все ходили как за дитем малым и боялись на него дышать, он похоже решил, что он тут кум королю, а остальные так, говно за ним убирать. И стал всех задирать.
Детей за ноги щиплет – мимо не пройдешь. Да и взрослых. А если шуганешь – начинает шипеть и бросаться. Но больше, главное, всё не в открытую, а исподтишка. Подкрадется – хвать девчонку за голую ногу! Та плачет. А чо сделаешь? Знаете как гуси кусаются? Ого-го!
Но больше всего, самым пострадавшим, оказался Джек. Люди-то, опять же, не всегда дома. А Джек – вот же он. Клюй – не хочу. Понятно, что такую шерсть не проклюнешь просто так, но всё равно, кому приятно, если ты его вылизывал, вылизывал, а он нате, распишитесь. И опять же – сделать ничего нельзя. Ну огрызнется Джек. А тому это и надо. Давай ему крыльями по морде. Знаете, как гуси крыльями дерутся? Вот понаблюдайте при случае. Голубь-то крылом заденет - и то неприятно. А у гуся крыло – боевое оружие.
Короче, жизнь в благоустроенном и уютном доме из-за этого гуся превратилась потихоньку в форменный невыносимый дурдом. Девчонка плачет, Витя бегает с ножиком за гусем, Наташка бегает с пылесосом за Витей, Джек прыгает и на всех лает, гусик тихонько сидит на кухне за холодильником. Потом вроде все успокоятся, он из-за холодильника вылезет, по дороге собаку ущипнет, придет в комнату, и посредине ковра насерет.
Я, видя такое дело, однажды Вите, курили на площадке, говорю: давай я ему шею сверну, слушай. Так же нельзя. Я понимаю, у тебя принципы, вы его вроде как выходили на свою голову. А у меня-то принципов нету. Сверну небольно. Чик, и нету. И никто не узнает. Я даже своей не скажу. Пропал и пропал гусик. Улетел в теплые края.
Так мне на Витю смотреть было жалко, что я готов был пойти на преступление. А он на меня как замашет сигаретой: что ты! Что ты! Это же член семьи считай! Как можно!
Ну, не хотите, - как хотите. И живите как знаете. Витя, я обратил внимание, на работу стал уходить все раньше, возвращаться заполночь. Дети все время во дворе. Домой уже никто не рвется. Девчонка малая у нас стала пропадать, а ноги, видно же, покусаны.
Вот такого террориста сами на свою голову вырастили. И сделать ничего не могут.
А однажды разом всё и кончилось. Пришла как-то Наташка с работы, дети во дворе как обычно. Наташка: «Гуля, гуля!», а гули нету.
Заходит на кухню, валяется гуля, и шея перекушена. А Джек, молодец, лежит в прихожей, и морду лапой закрывает. Устал пёс видно от всего этого беспредела, терпел, терпел, да и разобрался по-свойски, раз от людей толку шиш.
Вот такая история, да. А выводы нравоучительные вы уж сами. Сами.
Стоим со шкетом в супермаркете, в очереди в кассу. Перед нами здоровый такой мужык, выкладывает среди прочего упаковки с мороженой мойвой. Одну, две, три...
Я, показывая шкету на рыбу, негромко.
- Завтра в деревню пойдём, надо не забыть Ксюхе такой купить.
Шкет кивнул, а мужык услышал. Оборачивается, спрашивает.
- Кошке?
Мы такие, слегка засмущавшись.
- Ага!
Мужык, внезапно подмигнув, театральным шепотом на всю очередь.
- Мы тоже, когда покупаем, всё время говорим, - кошке. Потом нажарим, и сами всё сожрём!
В благословенном восемьдесят шестом, в разгар антиалкогольной компании, довелось мне случайно оказаться на образцово-показательной безалкогольной свадьбе. Женились дети каких-то партийных функционеров средней руки, сами работники горкома комсомола. Писано про эти профанации немало. И я особо распространяться не буду. Так, в двух словах. Свадьбе предшествовала активная рекламная кампания в комсомольско-партийных средствах массовой информации. Само торжество проходило в лучшем ресторане города. Вела съемки местная студия телевиденья. Молодых поздравляли лучшие люди города. Тамада - какой-то заслуженный артист и лауреат чего-то там. Вообщем, все чинно. А по столам среди гостей и родственников дыханием свежего ветерка среди унылой обязаловки ходил слушок, что если выйти из ресторана, обогнуть угол и зайти со служебного входа… И действительно, в одной из подсобок, отмытой по такому поводу, стояла пара столов, ломившихся от несметного количества и разнообразия бутылок с выпивкой. И минимальное количество закуски. Этакий фуршет. Мы и слова-то тогда такого не слыхали. Все свободное пространство подсобки было уставлено ящиками все с той же выпивкой. Лица робко входящих сюда впервые гостей заметно светлели и оживлялись при виде натюрморта. В подсобке царила по настоящему непринужденная, демократичная атмосфера. Однако нельзя сказать, что свадьба постепенно перемещалась из зала в подсобку. Все понимали важность и ответственность мероприятия. С телевидением любезно попрощались, когда первый гость, не допив и одной чашки чая, упал лицом в салат. Потом свадьбу покинули почетные гости. И дышать сразу стало значительно легче. И робкий ручеек между залом и подсобкой превратился в полноводную реку. Текущую в обоих направлениях. А некоторые во главе с гармонистом просто навсегда обосновались в подсобке. Чего ходить-то туда-сюда? Гармонист вообще сказал крамольную фразу, что трезвость и гармонь - понятия плохо совместимые. И даже не был расстрелян. Когда начало смеркаться, а молодожены отбыли исполнять ритуал первой комсомольской брачной ночи, столы из подсобки ресторана просто вытащили в ближайший сквер и устроили уже настоящую оргию.
В понедельник с утра, на еженедельной планерке у председателя исполкома города (мэр по нынешнему), начальник милиции, зачитывая сводку происшествий за неделю, сказал, что в ночь с субботы на воскресенье медвытрезвитель и обезьянник в дежурке ГУВД были забиты клиентами вдвое от обычного. Основная масса клиентов, кто еще мог членораздельно говорить, выдавала себя за гостей и родственников с именитой безалкогольной свадьбы. Грозя дежурному и всему личному составу милиции мгновенным увольнением и другими карами. Чем немало повеселила дежурных ментов. Утром в воскресенье при составлении протоколов выяснилось, что это действительно так. Молодой человек, оказавшийся впоследствии свидетелем, вообще выдавал себя за жениха. И требовал компенсации за неиспользованную брачную ночь. В заключении доклада начальник милиции сказал: «Это была первая безалкогольная свадьба в городе. Количество клиентов вытрезвителя подскочило на тридцать процентов по сравнению с обычной субботой. Это много. И это не считая хулиганства и легких телесных. Я, конечно, пойду навстречу Александру Ивановичу (кивок в сторону присутствующего здесь же отца невесты) и придержу часть протоколов. Но может нам не стоит так резко менять традиции? Может для начала ограничиться хотя бы шампанским?» На что предисполкома в обычной для него манере поинтересовался, что значит «ограничиться шампанским»? Убрать из свадебного меню шампанское и оставить только водку? Или наоборот? Это была первая и последняя безалкогольная свадьба в городе.
6 февраля 2004 года где-то в районе восьми утра я проводил жену до метро, и вернулся домой. Мы жили на Каховке, она работала возле Белорусского, и ездила на метро, по зелёной ветке. Автомобиль как средство передвижения был ей противопоказан по причине беременности, в машине её мутило.
Где-то через час или полтора, когда я уже собирался уходить, она внезапно вернулась, дежурно пошутила с натянутой улыбкой: - Ну, и где ты её прячешь? - Как обычно, на антресоли. - ответил я, и спросил - Что случилось? Вид у неё был какой-то никудышный. - Не смогла уехать. Там что-то произошло, в метро, в районе Автозаводской, говорят теракт. Еле выбралась. Мы включили телевизор, и стали следить за новостями. Получается, она опоздала на злополучную электричку на два-три поезда. Повезло. Долго стояли в перегоне, долго потом выбиралась. Мы сидели, смотрели телевизор, ей становилось всё хуже. - Давай вызовем скорую? - Ну какая скорая? Ты же видишь, что творится! Ближе к вечеру я отвёз её в больницу, ребёнка мы потеряли.
Не знаю, может помяли в толпе, может стресс, уже неважно. Но я тогда понял одну по сути банальную вещь, которая до того не приходила в голову. Что жертвы терактов - это не только погибшие и пострадавшие на месте взрыва. Зона поражения гораздо, гораздо шире. Беда как взрывная волна расходится от эпицентра, задевая кого-то слабее, кого-то сильней, и в пространстве, и во времени.
Спустя год, чуть больше, у нас родился мальчик. Недавно ему исполнилось двенадцать. За всю беременность она ни разу не спустилась в метро. Зато прекрасно чувствовала себя в автомобиле. Вообще всю беременность отходила как стойкий оловянный солдатик. И мальчик получился удивительно некапризный. А тот эпизод мы сразу забыли и никогда больше не вспоминали. И только вот сейчас мне в голову пришла мысль, какая-то дикая в своей странности: получается, что своим рождением он обязан тому теракту.
Ещё запомнилось, что сразу после того взрыва таксисты и частники резко взвинтили цены, пользуясь транспортным коллапсом. Впрочем, так было всегда, после каждого теракта, проблема приняла какой-то патологический характер, после взрывов на Лубянке и Парке культуры премьер и патриарх лично взывали к совести людей в шашечку, но совершенно бесполезно, в Домодедово снова всё повторилось.
Питеру есть чем гордиться. К чувству сопереживания жителям города примешивается чувство зависти. Я с завистью смотрю на реакцию петербуржцев на трагедию, на их самоорганизацию, взаимовыручку, на элементарную человеческую порядочность. Это хороший пример. Хочется думать, что это не город другой, что это мы все немного изменились.
В маршрутку, брезгливо задирая полы пальто выше пояса, садится Дама. Вся Такая Из Себя. С выраженьем лица "Мой водитель лимузина проебал мой лимузин".
А я рядом с водителем сижу. А водитель, такой интеллигентного вида дядечка предпенсионного возраста. В очках. Сидит, книжку читает. Покетбук засаленный.
Вся Такая Из Себя Дама там в салоне чего-то поерзала, поерзала, и говорит, вроде бы как сама с собой: - Боже! Как же здесь ВОНЯЕТ!
Водитель услышал, от книжки неспеша оторвался, в окно посмотрел, очки на лоб так сдвинул, в зеркало смотрит в салон и спрашивает: - Чем, простите, Вы сказали, ПАХНЕТ в нашем транспортном средстве?
- Говном! – говорит Дама. – Натурально говном пахнет в вашем транспортном средстве.
Водитель так по-доброму засмеялся, книжку очками заложил, на торпеду пристроил и говорит: - Сударыня! Миленькая! Ну дак не фиалки же возим! Вас же возим! Чего возим, тем и пахнет.
Я в ожидании скандала в обложку этой книжки уперся и стараюсь сосредоточится на буквах. Не люблю скандалы. Уж дали бы друг другу по морде и разошлись. Поэтому тщательно читаю на обложке: Дарья Донцова Надувная женщина для Казановы. А с другой стороны, думаю, если есть книжка духлесс, то чего бы и не написать писателю Дарье Донцовой про надувную женщину?
И с таким видно выражением лица я эту обложку рассматривал, что водила взгляд мой проследил, и, заводя свою самодвижущуюся повозку, говорит:
- А чего ты хочешь? Вот чего вы в салоне оставляете, то мы и читаем. Вчера Бердяева закончил. Сегодня Донцову начал.
В незабываемые события августа девяносто первого, с утреца, узнав, что за ночь в стране власть переменилась, скидавай сапоги и по всем каналам крутили «шоу за столом», созвонились мы с приятелем на тему «Что делать-то? » Решили, что надо выйти на улицу, оглядеться, как и что, встретиться, простимулировать мыслительный процесс и уж тогда принимать какое-то решение. Встретиться решили на Баррикадной. Символично. И в гуще событий. От Баррикадной к Белому дому, как в первомайскую демонстрацию, тек поток народу. Мы тоже влились. Я не буду подробничать. Все слышали, видели и помнят. Потаскали мы вместе со всеми какую-то арматуру с ближайшей стройки. Записались в какие-то списки (казаков, что ли?), подписались под какими-то протестами, подвигали туда-сюда троллейбус. Решили, что пока гражданский долг нами выполнен, надо пожить для себя. И мы пошли на прогулку вокруг Белого дома. Что б оценить масштаб шоу, решили забраться на какую нибудь высоту. Я показал на ближайший жилой дом. Костя возразил, что указанный дом имеет стратегическое значение как для нападающих, так и для обороняющихся. И там наверняка все перекрыто. На поверку дом сиял распахнутыми подъездами. Мы без проблем добрались до чердака и вылезли на крышу. На крыше тусовалось еще человек шесть. В дальнем углу целовалась парочка. Белый дом с кишащими вокруг защитниками был как на ладони. Костя загрустил. У Кости за плечами четыре года Афгана, два срочных и два сверхсрочных. Костя мне авторитетно показал, куда и сколько надо бы установить пулеметов, гранатометов и посадить снайперов, что б всю эту оборону разогнать без единой жертвы с той и другой стороны. И сказал, что все это лажа. И вспомнил, хлопнув себя по лбу, что дома у него сидят две немки, и наверное сходят с ума. Когда он уходил, они еще спали и ни про какой путч ни сном ни духом… И мы рванули к нему в Останкино.
Русским людям после антиалкогольного указа никакая революция не страшна. Другое дело - немцы. Вернее - немки. Две симпатичные, несмотря на то, что немецкие, девки, филологини, изучают русскую литературу. На этой почве и сошлись с Костей. Приезжают пару раз в год, останавливаются у него. Сносно, но с диким акцентом говорят по русски. В совершенстве и без акцента владеют русским матом. Последствия общения с русской литературной элитой. В этот раз они приехали в Россию за неделю до путча.
Когда мы с Костей добрались до дома, немки были вусмерть пьяны. Спустя какое-то время, под угрозой не дать опохмелиться, мы добились от них правды в последовательности событий.
В этот день им надо было к часу дня обязательно быть то ли в банке, то ли в посольстве, то ли еще где. За давностью лет не помню. Да и не важно. Важно, что обязательно надо было Быть. То есть, выйти из дома. Когда они проснулись и привели себя в порядок, Костина мама им ненавязчиво сообщила, что вот, мол, а у нас Рэволюция опять. В Москве танки. Жутко стреляют. Немки не поверили. Пощелкали пультом телевизора. Покрутили приемник. Естественно, что глаза их по мере получения информации становились все больше. Еще бы! Во попали, да? При этом немок революция в России, конечно, здорово напугала. Но еще больше их беспокоило состояние собственного разума. Где никак не могли состыковаться две вещи. Первая. В стране переворот. Это факт. Поскольку не только местное российское ТВ, но и СНН, и другие не менее авторитетные источники, включая шпрехающие на родном немецком, это подтверждали. И танки на улицах. И образованные немки понимали, что переворот в России это не то же, что переворот в какой нибудь банановой республике. Как прокомментировала одна из них: «Ебнет так ебнет! » В немецком аналога не нашлось.
Вторая. Глядя на улицу из окна, в пределах видимости они не обнаруживали никаких изменений от обычного состояния дел. Работали магазины. Спешили по делам прохожие. Не пригнувшись. Не перебежками. Квасили во дворе бухарики. Торговала семечками бабка. И у нее покупали. Не патроны. Не фальшивые документы для побега из страны. Семечки! Все это вместе и не укладывалось у немок в голове. Но они ж немцы. Пунктуальные и обязательные. И надо быть. А для этого надо выйти из дома. «А где Костя? » - спросили они. «А на Баррикады пошел» - очень спокойно ответила им Костина мама. Мама Костю четыре года из Афгана ждала. Немки позвонили туда, где им надо было быть. Нельзя ли перенести? Им сказали: «Приезжайте! » Делать нечего. Собрались они. Вышли из подъезда. И мелкими перебежками двигаются к углу дома. Непрестанно оглядываясь и непроизвольно втягивая головы в плечи. Будто только что половину квартир в этом доме обнесли. А с лавочки во дворе за ними наблюдает местный бомжик Митюха. И выдвигается им наперерез с целью стрельнуть сигаретку. Услышав нерусскую речь, решает блеснуть знанием языка. И нагоняет их сбоку-сзади со словами «Хенде хох! Аусвайс! » Коленки у немок задрожали и подогнулись. Митюха, исчерпав познания в иностранном, перешел на родной. Принимая из дрожащей руки пачку и видя состояние подружек, Митюха нагнал на них еще большего страху. Типа, куда, мол, вас несет. Застрелют вас, а то и еще хуже. Сидели бы дома. Немки говорят: «Нам ошшень нато! » И тут Митюхе приходит в голову замечательная мысль. И он предлагает немкам свои услуги. Проведу, говорит, вас тайными ходами, в полной безопасности, доставилю обратно целыми и невредимыми, и еще буду выступать в роли телохранителя. И всего-то за каких-то паршивых сто долларов. Тут в немках проснулся, заслоняя страх, нормальный немецкий практицизм. И одна из них, Аннет, произносит фразу, выученную с подачи Кости специально для шереметьевских бомбил: «Охуел совсем? Я что, расценок не знаю?! » Проникнувшись уважением к знанию иностранцами нашего фольклора, Митюха сразу падает вдвое. Надо отдать ему должное - ниже он не прогнулся даже после фразы второй немки: «Соси хуй! Мы за такие деньги пешком дойдем! » Сошлись на полтиннике плюс дорога. Митюха быстенько поймал машину. Водила всю дорогу косился на двух расфуфыренных немок в сопровождении бомжа. Причем бомж командовал. «А ну, немчура, вон на том светофоре головы пригните! » или «Хорош шпрехать! По-русски говорите! » Немки огрызались, но слушались. Вообщем, всю дорогу Митюха нагонял на них страху, отрабатывая деньги. По его просьбе на обратном пути водила пару раз провез их мимо танковых колонн с курящими на броне хмурыми ребятами. Вернулись. Немки, рассчитавшись с сопровождающим, уже готовы были нырнуть в подъезд, но Митюха сказал: «Куда?! А отметить возвращение? » И в течение часа двор наблюдал, как возле детской песочницы две иностранки и один отечественный бомж хлещут водку из пластиковых стаканчиков под однообразные тосты Митюхи: «Ну что, буржуи? Страшно вам? Ну, будем! » В результате до квартиры немок дотаскивал тот же Митюха. В этом состоянии мы их и застали. На следующее утро ни свет ни заря в квартире у Кости раздался звонок. На пороге стоял Митюха со словами: «Ну что? Куда едем? » Отгремели канонады. Все утряслось А Митюха еще раза три приходил предлагать свои услуги. Пока у Кости не кончилось терпение и он не спустил его с лестницы.
Маршрутка. Неиссякаемый источник жизни. Зайдёшь один раз, и выходить не хочется. Там - жизнь. Тут - тлен. Вот вчера.
Сидит мужик. Здоровый. Не пьяный, нет. Но поддатый слегка. Ну, чуть-чуть. Та, знаете, самая приятная степень опьянения, эйфория, когда хочется любить всех и все любят тебя. И хочется, чтобы всем было так же хорошо, и мир навсегда замер в этом состоянии и больше никуда не двигался.
Ну и мужик этот, тоже. Лучится прям. Бабке на входе помог, двум девчонкам посмеялся просто так, за компанию, бумажку какую-то мусорную с пола поднял, повертел и сунул в карман, хмурому водителю сказал чего-то приятное, и тот улыбнулся в ответ. И вот сидит мужик, и смотрит значит вокруг добрыми доверчивыми глазами на предмет, что бы ещё такого незначительного, но хорошего совершить, пока мир ещё находится в этом лучезарном состоянии и не рухнул в пучину хаоса.
А по диагонали, через проход от мужика, сидит спиной к нему такая ничего себе молодая дама. Очень симпатичная. Сидит строго и прямо, руки на сумочке, сумочка на коленочках, смотрит вперед. А мужик посматривает на неё. Ну, потому что на неё вообще очень приятно смотреть. А в это время по воротнику блузки у дамы сзади ползёт жук. Такой ничего себе жук, поменьше майского. Где-то как-то он на неё забрался, и ползёт. И ничего удивительного, кстати. Такая дама, у неё, думаю, от желающих по ней поползать отбоя нету. А жуку вот повезло. И он ползёт. Думая, что никем не замечен.
Но мужик был на стрёме! И он протягивает руку, окуратно берет этого жука, и стряхивает на пол. Нет, даже не так. Он его даже не бросил, он его опустил и поставил, чтобы жуку значит что-нибудь не повредить. И как бы извиняясь перед жуком за доставленные неудобства. И ещё рукой так пару раз отмашку сделал "Кыш! Кыш!", чтобы тот улепётывал, а то в проходе же обязательно кто-нибудь на него наступит.
И тут дама, которая видимо почувствовала какое-то постороннее к себе сзади прикосновение и вообще шевеление, к мужику оборачивается. А мужик радостно и открыто улыбается ей навстречу. Дама оглядела его внимательно, строго и неприязненно, сделала высокомерный взгляд и спрашивает возмущенно "Что вы себе позволяете???" И смотрит в ожидании ответа.
Мужик ткнул пальцем вниз, на пол, на жука, и громко сказал, оправдываясь "Дак это... Букараха!!!"
И все услышали и стали с любопытством смотреть на мужика и на даму. Дама, даже не взглянув в направлении пальца, от возмущения покраснела, и глядя ему презрительно в глаза, отчеканила "Сам вы букараха!!! Держите ваши руки при себе!!!" И отвернулась, сочтя инцидент исчерпанным. И опять села, строго глядя вперёд.
А мужик от неожиданности как-то растерялся и враз полинял. Улыбка из добродушной превратилась в какую-то дураковатую, а потом и совсем сползла. Он развёл руками, пожал плечами, наклонился, поднял с пола жука, подул ему на лапы, сказал "Извини, букараха!", и нежно посадил его обратно даме на воротник. Потом тяжело вздохнул, ещё раз огорченно развёл руками, отвернулся к окну, и обиженно засопел.
Профессор одного столичного ВУЗа, молодой, но уже заслуживший репутацию въедливого и принципиального препода, накануне экзамена сказал заочникам. - Господа так называемые студенты! В субботу экзамена не будет, он переносится на следующую неделю. - Это ещё почему? - обиженно замычали те, кто готовился. Те, кто не готовился, понятно, станцевали джигу, и сделали в кармане фигу, чтоб не сглазить. - Потому что в субботу состоится акция протеста, митинг оппозиции, на котором я, как гражданин и прогрессивно мыслящий человек, не могу не присутствовать. Ну, может он не дословно так сказал, но смысл понятен. - Кстати, - добавил он. - Если я там кого-то из вас совершенно случайно встречу, тот может расчитывать на зачет автоматом на месте.
Ну, и вот значит, суббота, пёстрая колонна митингующих, оцепление, хмурый омон, все дела. И профессор, с белым бантом на груди, плакатом "Свободу учредительному собранию" (или что там пишут в подобных случаях, я не особо в теме), движется неспеша в колонне единомышленников. Вдруг слышит, вроде зовёт кто. Остановился, обернулся, нет никого. Только собрался идти дальше, и тут в оцеплении возникает брешь, оттуда появляется рука, берёт его за шиворот, и рывком выдёргивает за оцепление. Щиты смыкаются, словно вода за камнем, и как бы вот только что был профессор, и уже сразу нет. Он уже открыл было рот, чтобы возмущенно прокричать "Что вы себе позволяете!" и привлечь внимание, - глядь, стоит перед ним боец, в полной выкладке, в одной руке автомат, в другой зачетка. - Профессор, вы обещали!
* * * Говорят, после этого профессор стал ещё въедливей и принципиальней, а фраза "зачёт автоматом" навсегда исчезла из его лексикона.
Жили на Каховке, напротив Бухареста. Время – заполночь. Сема еще негуляный.
- Я сама схожу. - Чегой-то??? - Да, мне как раз в супермаркет надо... на минутку... ну там... кой-чего по-мелочи...
Ну-ну. Прячьтесь, полуночные маньяки. Нестриженый вонючий черный терьер и девушка на восьмом месяце идут вам навстречу. Им приперло в супермаркет.
Вышел на балкон, посмотрел вслед, представил почему-то, как сидит Сема на привязи на пустой площади, поборолся с жалостью, потом – с совестью, потом – с ленью, надел тапки, замкнул дверь, закурил, и пошел. А то я не знаю, сколько это - "минутка в супермаркете".
Печальный натюрморт с собакой. На полутемной пустой стоянке черным столбиком - одинокий пес. Переминаясь с ноги на ногу и вытягивая незрячую башку в сторону ярких витрин. Рядом коляска брошенная. И тишина. И никого. Эх-ма... Отстегнул поводок, пошли за угол, на лужайку.
Стою на углу. Что бы и пса, значит, наблюдать, и вход. Идет мимо стайка полуночных подростков. На поводке - такой маленький черный лохматый дрищ. Я чего, главное, удивился? Дрищ – точная копия Сема, в масштабе один к двадцати примерно. И привязывают они его ровно туда, где только что наш сидел.
А в это время, им навстречу, из ярких дверей супермаркета - живот в обрамлении десяти пакетов "кой чего по-мелочи", сверху голова. И голова сама себе тихонечко поет: "Сейчас, сейчас, мой Семочка! Сейчас, сейчас, мой миленький! Устал ждать маму, бедненький! "
И все это сооружение, разминувшись с подростками, бодро движется по направлению к дрищу. А тот, значит, тоже: обрадовался живой душе, страшно же одному в полумраке, навстречу кинулся, поводок натянул, лапками перебирает и пищит.
Надо сказать, что остротой зрения наша мамаша никогда не отличалась. Тем более в неверном свете дальних фонарей. И мы с Семой уже открыли рты, что бы подать голос... Как вдруг в паре метров от дрища она встала, как об стенку, замерла, присела, пакеты выпали из рук, и сонную Москву накрыл вопль:
Есть у нас в детском саду одна манюня, Анфиска, у нас шкафчики по соседству. Ну, шкафчиками там дело не ограничивается, они ещё и спят рядышком. Короче, такие, постельно-шкафчиковые отношения. Впрочем, речь не об этом. Не об отношениях. Так вот, у этой манюни, у Анфиски, у неё два папы. Папа Эрик, и папа Виталик. Они водят её в сад по очереди. Она их так и называет, папа Эрик и папа Виталик. Хорошо. Чем больше пап, тем лучше. Ведь это впрямую влияет на количество подарков. У некоторых ни одного, а у Анфиски два. Пусть. Распределение пап по планете вообще весьма неравномерно. То густо то пусто. Очень часто так бывает, что пап два. Или ни одного. У Анфиски вот два, что ж такого? Другое дело, что и мам у Анфиски тоже две. С одной стороны, при наличии двух пап, это вроде бы вполне нормально. А с другой стороны - весьма нетипично. Их зовут мама Света и мама Лена. Они тоже несут вахту по Анфискиной доставке наравне с папами. У них там какой-то сложный скользящий график, сутки на трое что ли. Причем если Анфискины папы резко отличаются друг от друга (один черненький, другой рыжий), и не вызывают проблем с идентификацией, то Анфискины мамы похожи как две капли воды, и я до сих пор теряюсь, кто сегодня дежурная мама, пока Анфиска не назовёт по имени. Но всё таки чаще всего в сад Анфиску приводит бабушка. Не пугайтесь, бабушка всё время одна и та же. Хотя при том количестве родителей, которым господь наделил Анфиску, количество бабушек и дедушек я даже представить реально не берусь. А реже всего Анфиску приводит дядя Серёжа. Дядя Серёжа это то ли друг, то ли водитель одного из пап. Кого конкретно я не знаю. Друговодитель - говорит Анфиска. Дядя Серёжа большой молчун. За все годы я не слышал от дяди Серёжи ни единого слова. С Анфиской он общается головой и ушами. Здоровается при встрече всем телом. Однажды он вернулся, что бы отдать забытую Анфиской игрушку. Встал в дверях группы. Ну, наконец-то, - подумал я. Вот сейчас дядя Серёжа произнесёт своё первое слово. И что он сделал? Он взял и громко хлопнул в ладоши. Все дети включая Анфиску конечно тут же обернулись. При этом он точно не немой. Я однажды прекрасно слышал, как он материт водителя машины, перекрывшей ему выезд.
К такому количеству анфискиных близких родственников все давно привыкли, никаких проблем. Впрочем, нет. Один раз было. Когда нам в группу пришла новая воспитательница, Анна Борисовна. Её так долго искали, так обрадовались когда нашли, что про количество Анфискиных родителей на радостях сообщить просто забыли. И вот мы в течение двух недель с удовольствием наблюдали, как постепенно вытягивается её лицо при появлении каждого нового Анфискиного папы или мамы. Когда вечером Анфиску забрала мама Лена, а с утра приводил дядя Серёжа, у Анны Борисовны начинал дёргаться левый глаз. (Потом ничего, прошло)
Короче, вот так. Врочем, речь не о мамах и папах всё таки, а речь про Анфиску. Вот есть знаете, такое выражение, - хвост виляет собакой. Так вот, этот хвост, Анфиска, она не просто виляет собакой. Нет. Она над этой "собакой" всячески издевается, измывается, мотает нервы, помыкает, и гнусно глумится. Эта маленькая козявка прекрасно владеет всеми приёмами самого мерзкого манипулирования. Видимо, при всём кажущемся благополучии отношений, за внимание Анфиски между семьями идёт скрытая конкуренция. И она этим прекрасно пользуется. Одевает её к примеру мама Лена, и тут Анфиска возмущенно кричит. - Зачем ты шарфик под куртку завязала!!! Мама Света мне всегда завязывает сверху! Иначе я могу легко простудиться! Глаза у мамы Лены делаются большими и испуганными, и она начинает судорожно перевязывать шарфик. Дальше с мамой Леной можно делать что угодно, она полностью деморализована. Я, наблюдая это, прекрасно знаю, что, во-первых, Анфиске глубоко наплевать как повязан у неё шарфик. А во-вторых отлично помню, что точно то же самое она вчера выговаривала маме Свете. Или к примеру повязывает ей папа Виталик с утра бантики. Пыхтит и потеет, пытаясь ладошками каждая с анфискину голову справиться с тонкой паутиной волос и лент. - Голубой слева, розовый справа! - радостно глумится Анфиска дождавшись, когда бантики будут наконец завязаны. - А ты как завязал?! Перевязывай давай! Что ты копаешься? Папа Эрик знаешь как бантики завязывает? Вжик, и всё! И курточку он вешает вон на тот крючек, а не на этот! Ты что бестолковый какой? Папа Виталик скукоживается и начинает суетиться. У него дрожат руки и подбородок, на него неприятно смотреть. Да я и не смотрю. Я когда наблюдаю все эти Анфискины прыжки и ужимки, у меня начинают чесаться руки. Маленькое чудовище. Я просто не представляю, как можно такое терпеть. Будь моя воля, эта шмакодявка на третий день ходила бы строем и честь отдавала. Уж что-что, а ставить на место маленьких мерзких промокашек меня хлебом не корми, только дай. Заканчивается издевательство обычно всегда одинаково. Появляется Нина Пална. - Анфиска?! Ну ты у меня допляшешься, коза-дереза! Ну-ка живо в группу! Анфиска поджимает хвост и вся спесь слетает с неё как зонтики с одуванчика. У Нины Палны не забалуешь. У нас сменилось много воспитателей, но нянечка Нина Пална незыблема, как новый год. Нина Пална долго ни с кем не цацкается. Её боятся все. У неё даже кашу с комочками и рыбный суп все съедают с удовольствием и до дна (все-все, включая, мне кажется, даже заведущую детсадом). Для Анфискиных многочисленных родителей появление Нин Палны как спасательный круг для тонущего. Они облегченно вздыхают и утирают пот со лба. Я думаю в душе они Нину Палну просто боготворят. Не знаю, что они без неё дома делают, как справляются с этим маленьким монстром.
Вот значит такие пироги с котятами. Такая вот есть у шкета любопытная подруга. А тут, перед новым годом как раз, собрались мы на новогоднее представление, в ледовый дворец. Для компании позвали с собой приятеля, Генку. Что б не скучно. Договорились с его родителями. Ну, всё обсудили, и я как раз должен был ехать за билетами. И вдруг шпана говорит - а давай Анфиска с нами тоже пойдёт? - Нет!!! - быстро сказал я. - Нет, ни в коем случае! Шпана расстроился. То есть он ничего конечно не сказал, нет так нет. Но огорчился. Я не люблю, когда шпана огорчается. Точнее как? Больше всего в жизни я не люблю, когда шпана огорчается. И я подумал. Да, может быть я недостаточно мужественный, и даже где-то малодушный человек. Но я пожил, хлебнул всякого, я служил в армии в конце концов, стоял в тридцатиградусный мороз на плацу, и однажды меня даже взаправду убили. Неужели я на самом деле боюсь остаться на три часа с какой-то пигалицей? Это ведь стыдно. И я сказал - черт с тобой. Пусть будет Анфиска! - Ура! - закричал шкет. Это на какое-то время примирило меня с неизбежным. Кроме того, в душе я всё таки надеялся, что кто-то из её родителей пойдёт с нами. Двое взрослых лучше чем один. Я наивный человек, воспитанный на советских принципах добра и справедливости. Не подумал, что Анфискины родители значительно моложе, и воспитаны на совсем других принципах. - Отлично! - сказали они. - Просто здорово! Вы её из дому заберёте, или нам её куда-то привезти? В голосе звенела неподдельная радость от возможности хоть на три часа избавиться от домашнего тиранозавра. Я понял, помощи ждать неоткуда.
Ночью, накануне представления, мне приснился кошмар. Будто я, доведённый до отчаяния Анфискиными вывертами, беру её за ручки за ножки, раскручиваю над головой, и отпускаю. Она летит над ареной стадиона, над головами зрителей, и тряпошной куклой приземляется на противоположных трибунах. "Боже! Что я наделал!"- думаю я. А в это время над ареной, на этих огромных экранах, появляется глумливая Анфискина физиономия, и из громкоговорителей на весь стадион несётся её мерзкое "Ха-ха-ха! Кто ж так кидает? Вот мама Света!..." Проснулся я в холодном поту. И мы стали собираться.
К стадиону Анфиску привезла мама Лена. Они стояли возле машины, и Анфиска привычно ей что-то выговаривала. По поводу своей прически, я так понял. - У вас в машине тепло? - спросил я. - Да нормально... - Тогда может быть вы переоденете её тут? Там в фойе черт-те что творится. А в гардероб не пробиться совсем. - Конечно! - сказала мама Лена и посмотрела на Анфиску. - Я не хочу передеваться в машине! - вызывающе пискнула та и выпятила губу. Тогда я присел и тихо сказал. - Разве я спросил, что ты хочешь? У тебя четыре с половиной минуты. Не успеешь - поедешь домой. Всё, время пошло. Анфиска нырнула в машину, а мама Лена стояла и смотрела на меня как на снежного человека. - Четыре с половиной минуты. - повторил я - Ой, извините! - спохватилась та и нырнула вслед за Анфиской. Потом я завернул переодетого ребёнка в свою куртку, взял подмышку и оттарабанил в помещение. Представление начиналось.
Знаете что? Я повидал всяких детей. А я люблю наблюдать за различными шмакадявками. Но послушайте! Мне ещё никогда, никогда в жизни не доводилось видеть такого послушного и спокойного ребёнка. Она не капризничала, не гундела, и не перечила. Она ела сладкий поп-корн, хотя просила солёный. Без звука пила минералку вместо колы. Следила за мальчишками, пока я отлучался за снедью, и тихонько пересказывала мне пропущенные события на сцене. А в перерыве... Слушайте, а в перерыве, когда шпана ртутью перекатывалась по фойе, она просто прилипла как жвачка к моей ноге, и не отлепилась ни на секундочку. Чем здорово облегчила мне жизнь, ведь глаз-то только два. Короче, это был кто угодно, только не та Анфиска, которую я знал. Которая каждое утро пилила нервы окружающим ржавым зубилом "А я ниии буууду одевать эти розовые кааалготы! Я же сказала, я буду адивать только сиииние! Неужели так трудно запомнить?!" Мне это всё не нравилось, я ждал подвоха. Я был собран, напряжен, и готов в любой момент, при малейшей попытке попробовать на зуб мой авторитет размазать эту пигалицу парой заранее заготовленных чотких фраз. Увы. Она не предоставила мне ни единого шанса. Не дала ни малейшего повода.
Потом она попросилась в туалет, мы шли пустыми гулкими переходами и болтали о том о сем. А когда мыли руки вдруг спросила. - Разве у Никитки нет мамы? - С чего ты взяла? - рассмеялся я. - Конечно есть! - Просто она никогда не приходит в сад. - Ну, у неё есть другие дела. Поэтому Никитку всегда вожу я. - Хорошо ему! - вздохнула она. - Чем же хорошо-то? - снова засмеялся я. - Никто не ругается, кому завтра вести ребёнка в сад. Потом глянула на меня в зеркало, подумала-подумала, и добавила. - Меня из-за этого три раза забывали забрать. И меня забирала к себе воспитательница. Только вы никому не говорите. - Не скажу. Ты плакала? - Только первый раз. А потом я уже стала взрослая.
* * * После новогодних каникул первое, что мы увидели, войдя в раздевалку, была Анфиска. Она стояла на стульчике по стойке смирно, а напротив неё, так же по стойке смирно, стоял папа Виталя с телефоном в руке. - Готов? - спросила Анфиска. - Готов! - ответил папа Виталя. Тогда она звонко скомандовала. - Четыре с половиной минуты! Время пошло! Кто не успеет, тот поедет домой! И стала быстро-быстро раздеваться. Печальный папа Виталя послушно втыкал в таймер.
* * * Я вспомнил эту историю вчера, когда забирал шкета из садика. Группа под руководством преподавателя по изо сидела и дорисовывала открытки к 23 февраля. Потом мы одевались, и шкет сказал. - Мне там чуть-чуть совсем осталось, танк докрасить. - А я всё дорисовала! - похвастала Анфиска, которая крутилась поблизости. - Ого! - сказал я. - Ты уже две открытки нарисовала? - Почему две? - удивилась та. - А сколько? У тебя же два папы. Тебе нужно две открытки. Анфиска ненадолго задумалась, поджала губу, и сказала мерзким скрипучим голосом. - Боже моооой! С вами, мужчинами, всегда таааакиее праааблееемы!
Вечером пошли гулять. Ну, и в магазин заодно. Купили сосисок, хлеба, идём обратно. Сидит котёнок. Прямо посреди дороги. Маленький такой, дохлый. Глазки луп-луп. Хвостик дрыг-дрыг. И морда какая-то такая... обреченная. Чего ждёт - непонятно. Там вобще место такое, ждать нечего. Только если бампером в лоб. Слева забор, справа кусты. Машины редко ездят, люди считай не ходят. Шкет говорит - давай дадим ему сосиску? Я - ну давай. Почистили сосиску, положили на обочине. Стал с урчанием эту сосиску в себя запихивать. И тут я так краем глаза - хоп! Из кустов - ещё пятеро. Таких же. И вот я когда увидел, как они в цепь разворачиваются, я сразу подумал - зря мы этой дорогой пошли. А когда молча стали нас полукольцом охватывать, думаю - может вобще не надо было в этом городе квартиру покупать? И один так сразу - пацаны, это тут у вас не сосисками случайно пахнет? А другой просто без предисловий лапой в пакет полез. Наглые, сука, как цыгане. Да и просто неприятно же. Вечер, пусто. Никого нет. Нас двое, их шестеро... Хорошо, у нас сосисок как раз шесть было. Мы сосиски отдали, и пока они с ними занимались, мы тихо-тихо пятясь, назад, в магазин. Самим-то тоже что-то есть надо. Из магазина выходим, я говорю - может другой дорогой пойдём? Шкет - ага.
Они так действуют, да. Когда вы идёте в магазин, то никого как бы нет. Но когда вы идёте обратно, нагруженные белыми шуршащими пакетами, они высаживают на дорогу самого жалкого и дохлого. Знакомая тактика, да? Так действует шпана. К дяденьке подходит такой вот задохлик, и говорит: "Дядь, дай пятнадцать копеек" "Иди нахуй, мальчик!" - говорит дядя. И тут из-за угла выходят пятеро, и ненавязчиво интересуются - "Ты зачем, дядя, нашего брата нахуй послал?" И обступают.
У нас роль такого подставного выполнял Стручок. Стручок был постарше, и он был заводилой. Но внешности вполне подходящей. Маленький, сутулый, и в свои семнадцать на четырнадцать едва тянул. Вместе с тем был резкий как бритва и взрывоопасный как нитроглицерин. Многие обламывались об эту его невзрачность. Кроме функции приманки от такого человека требуется хорошее знание психологии. Он должен слёту принять решение, к кому стоит подходить, а к кому лучше не надо. Стручок этим навыком владел в совершенстве. И ошибся только раз. Когда мужик с простоватым деревенским лицом, вместо того что бы отвесить попрошайке подзатыльника, широко улыбнулся, порылся в штанах, и протянул монету. Вот тут Стручку надо было насторожиться, и играть отбой. Но всё случилось так, как случилось. Сперва этот мужик с добродушным лицом быстро и непринужденно отоварил всю нашу ударную группу, а когда мы бросились врассыпную, безошибочно вычленил главаря и погнался за Стручком. У того, несмотря на всю его прыть, шансов считай не было. Мужик оказался из категории людей, привыкших доводить любое начатое до конца. И гонял Стручка за милую душу. Спасло Стручка только отличное знание местности. Мы все потом конечно хорохорились, но урок, который преподал нам этот мужик, был хорош. Обычно такие игры заканчиваются или зоной, или армией. Стручку повезло, его призвали раньше, чем посадили. Попал в афган. Как-то во время совместной операции вытаскивал из-под обстрела капитана-десантника с перебитыми осколками ногами. Пёр на себе, а когда упали в какую-то щель и отдышались, раненый вдруг говорит. - Ну что, шкет? Попался всё таки? Командир разведгруппы десанта оказался тем самым мужиком с обманчиво добродушным лицом. Стручка тогда тоже зацепило. Он потом получил Красной Звезды, а капитана после госпиталя комиссовали. Теперь Стручок вместе со своими пацанами ездит к нему в Тюмень, на рыбалку.
Вот так и эти. Шпана шпаной. Днём бомбят водил на заправке, ночью идут на стройку, к таджикам. Тук-тук, мяу-мяу, открывайте, уфмс. Пожрать есть чо? А вечером выходят на большую дорогу. Отоваривать редких беспечных граждан, которые в сумерках возвращаются из магазина.
Мы на следующий день нашли в морозилке мясо какое-то, разморозили, порезали, пошли туда. Сидят на заборе. Увидели нас, бегут. "Привет, пацаны! Чо-как? Пожрать есть чо?" Выложили им мясо на пакет. Шкет спрашивает: - Почему они на пакете не едят? А они мясо конечно тут же всё с пакета растащили, в грязи вываляли, сидят урчат. - Ну, наверное им так удобнее. - Грязь же, микробы. - Да ничего страшного. Шкет на меня посмотрел, и сказал с укоризной. - Да? А я помню, я маленький когда был, ты мне не давал варенье с пола слизывать. Надо же, какой злопамятный мальчик растёт.
В электричке. Народу в вагоне человек пять от силы, только отъехали. А состав новый, муха не сидела, ещё заводской отделкой воняет. Входит мужик. В белом весь такой, с портфелем, и на понтах. Рубаха белая, шузы белые, а штаны такие белые, Бендер сам бы себя от зависти бритвочкой зарезал.
Долго брезгиво выбирал место. Остановился где-то посредине, придирчиво осмотрел сиденье, потом всё таки достал из портфеля газету, постелил и сел. Газета "Коммерсант", естественно.
Всю дорогу читал твиттер. В Мытищах встал, убрал газету, ещё раз высокомерно окинул взглядом вагон, и пошел к выходу. А вся первая полоса "Коммерсанта", с жырными заголовками и портретом президента Медведева посередине, отчётливо читалась у него на жопе.
Похолодало как-то резко. Десять градусов, дождь, ветер, иду из магазина, скукожившись под зонтиком. Смотрю - впереди мальчишка. Лет может девяти. Сандалики на босу ногу, шорты, и футболка с коротким рукавом. Ярко-жёлтая. Меня аж передёрнуло. Десять градусов, по ощущениям как лютый ноль, дождь, ветер, а этот жизнерадостный мелкий мерзавец в ярко-жёлтой футболке, идёт как ни в чём ни бывало, и ест мороженое. Главное, не бежит вприпрыжку, съёжившись от холода, не семенит ссутулившись, как все нормальные люди, а идёт себе так вальяжно. неспеша, весь сосредоточившись на этом своём эскимо. К подъезду подошли одновременно. Я, скукожившись, и он, довольный, что на улице холодно, и поэтому мороженое тает не так быстро. Оказывается, сосед с седьмого. Я так-то всех детей в подъезде знаю, но они же так быстро растут, вчера только в песочнице ползал, сегодня за пивом стоит. И вот едем в лифте, смотрю я на него, и спрашиваю. - Слушай, ну неужели тебе не холодно!? - Нет конечно! - удивлённо ответил мне этот мокрый жизнерадостный мерзавец. - Я же в майке!
Бухали как-то с Ромой Лахманом. Уже на апогее, как-то незаметно, оказались в пределах шаговой доступности от его дома. Рома говорит «Пойдем ко мне, у меня там где-то текилка за подкладку завалилась»
Я не хотел. У Ромы дома жена, Мариночка, большая громкая красавица-хохлушка вздорного нраву. Зовет Рому «господин Лохман», когда в настроении. Когда нет – «Лохманское чудовище». Все друзья – бомжи, все девки – бляди, а сам Рома – неисправимая ошибка ее загубленной молодости.
Ладно, пришли. В прихожей Мариночка с мусорным пакетом. «Лохман, выброси мусор». Рома в ответ «Мариночка, как ты гостей встречаешь?» А дикция-то уже не та. Да и аргументы. Слово за слово, Мариночку понесло «Какие гости, Лохман? Да вы в зеркало идите на себя посмотрите!»
А мы в зеркало посмотрели, и на кухню тихонько прошли, сели. Рома текилку достал, рюмочки, лимончик. Тут Марина текилку со стола цап «Вот вам не текилка, алкоголики, сволочи, негодяи, пока мусор не выбросишь!». И тычет в Ромин очень еврейский нос свой очень хохляцкий кукиш.
А Рома молчит и на нее скорбно смотрит. А Мариночку понесло. «Опойки … как тебя земля … и друзья у тебя … в доме шаром покати … хоть бы раз посуду … ни копейки … посмотри, в чем я хожу … гвоздь вбить … одни бляди на уме … говорила мне мама … палец о палец … какая же я была дура»
А Рома молчит. Ну, и я, конечно. Все вскакивал, схватить этот мусор и слинять, но Рома каждый раз молча брал меня за рукав и усаживал обратно. А Мариночке в одну харю нагнетать тяжело, и она периодически задорно подскакивает к Роме «Что молчишь, сволочь?! Нечего сказать, да? Нечего?» И дальше.
А Рома молчит. И когда в очередной раз Мариночка угрожающе нависла над ним с риторическим вопросом «Что молчишь, сволочь? Сказать нечего? Скажи что нибудь, еврейская морда!» Рома, глядя на нее печальными глазами, запинаясь прокартавил: «Магиночка, ты же знаешь: мы, евгеи, с междунагодными теггогистами пегеговоров не ведем. Вегни текилку»
И опять замолчал, уставившись в холодильник.
Правильная тактика приносит правильный результат. Через пять минут террористы снизили требования и частично освободили заложников.
Дальше я не помню. Проснулся на следующий день дома, в своей кровати, на другом конце Москвы, крепко сжимая в руке Мариночкин пакет с мусором.
Я так раз в магазин зашел, не в супермаркет, а такой, обычный, с прилавками. И там значит три отдела. Я в одном отделе сигарет купил, ну условно двести рублей, и рассчитался пятитысячной, других не было. Сигареты взял, пошел в другой отдел, сосиски там, хлеб, она мне всё в пакет сложила, я пакет взял, по карманам хлоп-хлоп, а денег - йок. Айяйяй! Все карманы, а карманов тьма, куртка, джинсы, внутри, снаружи, на рукаве, на коленке, я люблю когда карманов много, на трусах ещё такой пистончик, не знаю для чего, по приколу, или для презерватива может, но там я смотреть конечно не стал. Короче, всё прохлопал, прошарил, вывернул - нету денег! Ну куда делись? Телефон на месте, паспорт тут, ключи, сигареты, зажигалка, кошелёк с карточками, а налички - три рубля и табачные крошки. Хоть раздевайся и в трусах смотри. Потому что ну а больше где? Продавщица говорит - может вы их мимо кармана положили? И как заорёт на весь магазин: "Товарищи, тут мужчина деньги уронил! Посмотрите там под ногами!"
Народ как стадо страусов, головы резко так в пол - тыцк. Потом конечно на меня. Всем же интересно посмотреть на ебалая с вывернутыми карманами, который на ровном месте в десять метров умудрился пять штук проебать.
Короче, денег нет, мне продавщица говорит - вы в ту кассу сходите, где сигареты брали. Может просто сдачу взять забыли? Я такой - что значит забыл?! Это же не рубль. Я даже помню, как я их в карман клал! Но на всякий случай пошел. Делать-то всё равно нечего.
Захожу в тот отдел, а продавщицы нету. Стоят какие-то три терпилы в очереди, спрашиваю - где мадам? Они - на улицу за каким-то мудаком побежала. Какой-то мудак сдачу забыл.
Выскакиваю на улицу, метель метёт, а эта прекрасная женщина, в тапках на босу ногу, метрах в десяти от крыльца, пытается впарить мою сдачу какому-то мужику. Тот отбивается, - какие деньги? А она: "Что вы меня на морозе нервничать заставляете! Вы же только что у меня сигареты покупали!" Хорошо мужик честный попался, а может растерялся просто. Идёшь такой себе с работы, дышишь морозным воздухом, и тут сзади набрасывается баба, в тапках и халате, с пачкой денег. Или подстава, или развод.
Короче, всё хорошо закончилось. К дому подхожу, за ключами в карман полез, чувствую, - ага, денежки на месте. Это хорошо. Но! Ни ключей блять, ни паспорта, ни телефона, ни сигарет, ни зажигалки. Ни-че-го! Всё на прилавке оставил.
Вернулся в магазин. Слава богу, всё на месте, всё забрал, продавщица мне подмигнула, мол если день не задался, то к ночи точно повезёт. Ладно. Домой пришел, уже с ключами, с паспортом, всё короче заибись, покупки выкладываю, сигареты, хлеб, сосиски, денег - четыре восемьсот. Тьфу ты! За продукты расплатиться забыл. Попёрся обратно, что делать.
Продавщица смеётся. Думал надо мной. Нет. Говорит - после вашего ухода, мы уж про вас забыли, ходит по магазину какой-то странный мужичок. Ходит и ходит. Туда заглянет, сюда заглянет, под холодильник, под прилавок. Спрашиваем - мужчина, вы что ищете? Он - деньги ищу. Вы деньги потеряли? Да нет! Мужик тут один потерял, а я ищу.
Очень огорчился, когда узнал, что уже без него всё нашли. Говорит - ну хоть на пиво тогда дайте, я же честно искал! Еле выгнали. Дали бутылку пива и выставили на мороз. Жестокие люди.
Есть в русских народных традициях и обрядах, пусть и сохранившихся кое-где кривой пародией, некая сермяжная правда. На мысль эту меня натолкнул недавний случай.
В эту субботу сижу на рыбалке. Провинция, поселок, или даже пригород, речка, мост через эту речку, вдоль берега аборигены и приезжие рыбаки намастырили мостиков, с них и рыбачат. И хотя погода дрянь и клева не предвидится, поблизости расположилось еще не менее десяти рыбачков из местных. Все ревностно косятся на успехи друг друга. Чуть позже подошел и расположился слева от меня дед лет восьмидесяти с очень колоритной внешностью. Тулупчик нараспашку, под тулупчиком майка, седая шевелюра, седая борода, шапка ушанка, валенки и беломорина. Снасти соответственные. Удочка самодельная, поплавок чуть меньше бакена, и на крючок он насаживал не меньше полбатона. Мне даже неудобно стало за свои изящные и недешевые рыболовные причиндалы. Однако, присаживаясь на перевернутое дырявое ведро, дед покосился на мою амуницию и добродушно пробурчал, что он и на березовую палку свою рыбу достанет. Кто бы сомневался. Забегая вперед скажу, что единственную достойную рыбу за весь день на всю дюжину присутствующих рыбаков, леща килограмма на два, дед вытащил после двухчасового сидения. Ну, вот. Сидим. Клева нет практически. Глаза устают пялиться на неподвижный поплавок. И вдруг тишину субботнего утра разрывает визг нескольких автомобильных клаксонов. Свадьба! Свадебный кортеж машин из пяти подъехал к дальней стороне моста и остановился. За ними еще машин десять случайных. Одна из машин свадебного кортежа рванула вперед и перекрыла въезд с другой стороны. Вообщем, такая пробка. С мостом посередине. Машины стоят, водилы гудят, фарами мигают, но не раздраженно, а так, подбадривают. Из самой свадебной машины появляются жених, невеста и свидетели. Ну, начинается довольно распространенный у нас в провинции обряд проноса женихом невесты на руках по мосту. Я встречался с традицией, когда жених должен пронести невесту через три моста. Здесь я слышал разговоры то ли про одиннадцать, то ли про пятнадцать. Видимо, все зависит от количества доступных мостов. Берет, значит жених невесту на руки. Сзади свидетели. В общем, красивый обряд. Мы удочки-поплавки свои конечно побросали, сидим, пялимся. У нас этот мост как на ладони. Сочувствуем. Потому что жених такой, достаточно субтильный, а невеста наоборот совершенно, в рубенсовских традициях. Мост-то не очень большой, метров может пятьдесят. Но уже к середине становиться ясно, что тяжело жениху. И невеста за него держится как-то неуверенно. Не помогает ему совсем. И по рукам у него тихонько съезжает. Сначала он ее подбрасывал так, перехватывал поудобнее. А рыболовный народ оживился, комментируют потихоньку всяко-разно: «Ну-ну, парень, давай», «Да брось ты ее на хер», «Не, не бросит. С водкой? Не бросит» Потом он просто и откровенно стал пинать ее коленом под задницу, подбрасывая повыше. Приостановиться, запендюрит невесте коленом под жопу, перехватится и дальше несет. И тут у одного из рыбаков нервы не выдержали и он заорал в полный голос: Свидетель!!! А ты хули ебало сушишь!?!? Помогай!!! Уронит ведь он ее к ебене матере!!! Свидетель засуетился, забегал вокруг, стал хватать невесту за всякие разные интересные места. Жених из последних сил отбивается. Невестой. Рыбаки уже откровенно ржут. Уронили бы они ее точно. Но тут водила головной самой свадебной волги догадался подъехать. Взгромоздился жених с невестой на руках с помощью свидетелей на капот, потеснив сидящую там на законных основаниях куклу, и так втроем они благополучно доехали до конца моста. Вроде бы соблюдя таким образом все формальности. Кто-то из рыбаков заметил: пиздец капоту. Другой сказал: хули капот? Тут дело принципа. Кортеж уехал. Все успокоились и вернулись к поплавкам. И вдруг дед, который вроде и внимания не обратил на всю эту свадебную трехомундию, сплюнул беломорину в воду и сказал тихо и брезгливо как-то: «Т-фу, блядь! Вот так и жить будут».
В пятницу ехал в электричке, час пик, в тамбуре народу человек десять. На Перловке входит мужик в оранжевой жилетке поверх синего комбинезона, в руках инструментальный ящик. Только тронулись, у мужика зазвонил телефон. - Алло! - Привет! Извини, я сейчас не могу разговаривать. - Да потому что я в Америке. Знаешь, какая тут стоимость роуминга? В этот момент все отрываются от своих дел, и с интересом смотрят на мужика. - В командировке конечно, что мне ещё тут делать. - Тендер на монтаж оборудования выиграли. В Вашингтоне, да. - Ну, в месяц где-то уложимся думаю. - Конечно, как вернусь сразу тебе позвоню! Кладет телефон в карман, однако через минуту тот звонит снова. - Здравствуйте. - Нет, это не Николай Иванович! - Извините, но я не знаю, кто такой Николай Иванович. - Да потому что я этот телефон пять минут назад на остановке нашел, несу в отделение полиции. - Да, пятьдесят девятое отделение, все вопросы к ним пожалуйста. Не успевает убрать телефон, как тот звонит в третий раз. - Да! - Подъезжаю к станции Мытищи. Буду буквально через минуту. - Да, станция Мытищи, первая платформа. - Вагон? Сейчас посмотрю. Шестой вагон. Да, шестой. Ну конечно с головы. - Как она меня узнает? Ну, даже не знаю. На мне неброский, но дорогой светло-серый костюм, галстук в мелкую полоску, в руках букет роз и бутылочка мадам Клико. На голове шляпа. В углу тамбура какая-то девица не выдерживает и прыскает в кулак. - Кто издевается? Я издеваюсь? Да помилуйте, если у нас буквально поголовно всё население ходит в синих комбинезонах и оранжевых жилетках с надписью "Спецмонтаж", надо же как-то выделяться! Иначе как ваш заказчик узнает человека в оранжевой жилетке? - Как только вы перестанете задавать идиотские вопросы, так я сразу перестану давать идиотские ответы! Всё, извините, я приехал. Двери открылись, мужик шагнул на перрон, и тут у него снова зазвонил телефон.
Не раз наверное наблюдали колясочников и попрошаек в московских пробках на длинных светофорных циклах? Вот. Я позавчера вот точно такую картину видел в заснеженном морозном подмосковном лесу.
Когда на закрытом переезде выстроилось десятка два машин, с противоположной обочины поднялись двое, пересекли пустую встречку, и начали обход. Прямо по осевой. Откуда они тут взялись, на глухом автоматическом переезде, где даже будка смотрителя была давно заколочена, непонятно. Работали спокойно, грамотно, без суеты, через машину. Времени-то навалом, пока она пройдёт, электричка. Тактика совершенно традиционная. Попрошайка просто останавливался у двери водителя, и смотрел не мигая сквозь стекло печальными, слезящимися с мороза глазами. Если в течение минуты ничего не происходило, шел дальше, огибая коллегу, который так же сверлил ненавязчивым равнодушным взглядом соседнего водилу.
Иногда стекло какой нибудь машины на секунду опускалось, и оттуда появлялась рука. Или милостыня просто летела на припорошенный снегом асфальт осевой. Всё-таки разница температур в полста почти градусов за бортом и внутри не располагает к условностям. Да и попрошайки не отличались щепетильностью, охотно и без эмоций подбирая подачки с асфальта.
Наверное тем, кто тут регулярно ездит, эта пара была не внове. А я наблюдал с любопытством. Ровно до тех пор наблюдал с любопытством, пока очередь не дошла до меня. Очень, знаете, очень тяжело оказалось выдержать этот спокойный, внимательный и ничего не выражающий взгляд. Так и хотелось открыть стекло и крикнуть «Ну нечем! Нечем мне тебе братан помочь! Нечего дать!»
Дать мне правда было нечего. Иначе я бы конечно дал. Я даже развёл руками и как мог выразил на морде сожаление. А вот водила стоящего прямо за мной круизёра, которого окучивал второй, не выдержал. Он высунул в окно бритую блестящую башку и в отчаянии заорал «Ну забыл я, братан! Понимаешь?! Забыл, сука, завертелся!!! Я на обратном пути, бля буду, откуплюсь! Заеду в «Пингвина», шашлыка куплю» Потом уже спокойней, печально как-то, добавил: «Эх, беда! Я бы, блять, деньгами дал. Но ты же не возьмёшь»
К счастью, тут наконец лязгнули отбойники, шлагбаум пошел вверх, и попрошайки как по команде вернулись на своё место. Они уселись на обочине и стали смотреть вслед удаляющейся кавалькаде машин, какому-никакому, а единственному источнику их существования. И ждать следующей электрички.
Пара совершенно типичных, одинаковых как две капли воды, тёмно-серых лохматых бездомных дворняг.
Пили как-то в общаге. Спонтанно совершенно, так просто, без повода. Хотя, с другой стороны, если позади тяжелая неделя, впереди два выходных, и есть водка – какой ещё нужен повод? Причем так случилось, что водки было хоть залейся, а закусить – ну хоть шаром покати. Как ни странно, эта нелепая диспропорция случалась у нас значительно чаще, чем наоборот. Даже во времена тотальной борьбы с пьянством, о которых и идёт речь. Ну вот. Ночь с пятницы на субботу, общага, море водки, шесть молодых голодных мужиков, и две ириски. А есть-то хочется! Где взять еды? Ну хоть хлеба? Последний гастроном в городе закрылся в десять. Если бы, к примеру, за водкой, то можно и в ресторан слетать. Но за едой? Даже в голову не придёт.
Меж тем хорошая, добротная еда находилась совсем рядом, даже в пределах видимости, на балконе этажом ниже. Там хранила пельмени, которые делала на продажу, Люба Самогон.
Первые шесть этажей нашей фабричной общаги, типовой девятиэтажки, заселяли «семейные», те, кто годами ждал очередь на квартиру. А три верхних – молодёжь, вроде нас. При этом кроме работников фабрики в общаге каким-то образом ютился и самый разнообразный прочий сброд. Например, комнату на третьем этаже занимал участковый, Витя Луноход. Кличку Луноход он получил за то, что страдал нарушением сна, и от бессонницы еженощно совершал обходы своего участка. В связи с чем, кстати, уличная преступность на его участке была мизерной, и Витя числился на хорошем счету у начальства. Серёга Григорян по кличке Атавизм жил с женой на пятом. Он был единственным женатиком из нашей компании, никогда нигде не работал, промышлял фарцой, и без проблем выручал нас в трудные минуты тотального безденежья. Мы в свою очередь частенько прятали его у себя в шкафу от тяжелой руки супруги Вали, у нас он хранил заначку и кой какие вещи. Ну а на шестом, прямо под нами, жила молодая баба, вдова с малолетними близняшками, Люба Самогон.
Любу знал весь район. Когда она осталась одна с двумя грудными детьми без мужа, свёкор, который жил в деревне, придумал ей бизнес для выживания. Гнал у себя в деревне самогон в промышленных масштабах, привозил флягами, а Люба разливала в тару и торговала. Поскольку других источников существования у неё не было, Витя Луноход смотрел на это дело сквозь пальцы. Однако вскоре времена настали суровые, торговлю самогоном пришлось свернуть, а кличка прилипла и осталась. Оборотистый свёкор без затей придумал Любе новый бизнес. Привозил из деревни мясо и муку, а Люба вертела пельмени на продажу. Пельмени, универсальная общежитская еда, да ещё домашние, из нормального мяса, по цене магазинных из не пойми чего, разлетались у Любы только дай. Близняшки, едва подросли, стали Любе активно помогать, отчего покупатели то и дело натыкались в пельменях то на монетку, то на гаечку, то на пуговицу, то на мелкие детали детского конструктора. Но не жаловались, а смеялись и говорили «На счастье!» Зимой, когда с хранением проблем не было, Люба делала пельмени с большим запасом, фасовала по килограмму в целлофановые пакеты, морозила и складировала на общем балконе.
Мы были у Любани постоянными и доверенными покупателями, и если её не было дома, свободно могли брать товар без спроса, в долг. Для этого достаточно было попасть в общий холл семейной секции, откуда вела дверь на балкон. В любое время, но только не ночью. Постучав ночью в семейную секцию с такой просьбой, можно было рассчитывать только на удар сковородкой по башке. Мы это знали, но после каждой стопки, выходя покурить, всё равно невольно упирались голодным взглядом в залежи продукта этажом ниже. - Эх, блин! Видит око да зуб неймёт! - Как бы достать? Близко же, зацепить только как-то... - Спиннинг бы… Или хоть «кошку» И тут Олег сказал. - Ёпть! Так Муська же!
Молодая кошка Муська появилась у нас в комнате неизвестно откуда с полгода назад. Просто однажды вошла в открытую настежь дверь, осмотрелась, принюхалась, и осталась жить. Почему она нас выбрала? Фиг знает. С едой у нас был вечный напряг, никто с ней особо не тетёхался, могли и шугнуть, если путалась под ногами. Непонятно, короче. Но прижилась и прижилась. Она любила спать свернувшись клубочком на чьей-нибудь подушке, при попытке снять имела скверную привычку цепляться за наволочку всеми четверьмя лапами и отделить её окончательно можно было только крепко уперевшись в подушку ногой. Видимо про это её свойство и вспомнил Олег. - А чё? Подушка же всяко побольше пельменей весит!
Связали два шарфа. (Тогда, помните, как раз в моде были такие трехкилометровые шарфы, которые обматывались восемнадцать раз вокруг шеи и всё равно волочились по земле?) К одному концу аккуратно под живот подвязали Муську. Провели испытания на подушке. Подушку кошка цепляла сразу и надёжно. А вот сумеет ли она пронести килограмм пельменей над пропастью, можно было установить только по месту. И шестеро лоботрясов с одной кошкой подмышкой вышли в ночь. Оператором подъёмного механизма был назначен Олег. Мы стояли на подстраховке и сопели, перевесившись через перила. Конечно, никто всерьёз не рассчитывал на результат. Так, дикое развлекалово пьяных великовозрастных придурков. Олег осторожно опустил кошку наружу, стравил до уровня шестого этажа, и, слегка качнув, опустил точно на упаковки пельменей!
Муська, почувствовав опору под ногами, не обманула ожиданий и дисциплинированно запустила когти в пакет, цепляясь за скользкую поверхность как за жизнь. Олег слегка поддернул шарф, заставляя кошку ухватиться крепче, и начал осторожно выбирать. Мы запыхтели! Кошка скользнула по ограждению, и зависла легко покачиваясь вместе с пакетом над бездной. Мы затаили дыхание. Так нам хотелось пельменей, что аж слюна с балкона капала. Олегу оставалось только осторожно и быстро вытравить конец, когда случилось непредвиденное.
Кто-то прошипел «Шухер! Луноход!», но все и так уже увидели, как из-за угла дома появился участковый. Он традиционно завершал ночной дозор обходом по периметру общаги. Все замерли. Витя неспешно шел под балконами, и вверх, к счастью, не смотрел. Но в тот момент, когда мы уже решили, что пронесло, в тот момент, когда Витя как раз поравнялся с нами, Муська отпустила пакет. Испугалась уголовного преследования? Решила нам отомстить? Фиг знает этих кошек. Так или иначе килограмм пельменей в ночной тишине шурша плавно полетел вниз.
Он рухнул точно перед носом участкового, взбодрив воздух приятным морозным стуком. Пакет взорвался, и пельмени брызнули Вите под ноги. Тот замер от неожиданности. Мы отпрянули и тоже застыли. Однако вместо того, чтобы посмотреть вверх, Луноход нагнулся и стал изучать содержимое под ногами. Это нас и спасло. Кто-то крикнул шепотом «Атас!» и ломанулся к выходу с балкона. И тут Олег, то ли избавляясь от улики, то ли поддавшись общей панике, взял и отпустил шарф.
Участковый находился как раз в положении полунизкого старта, когда ему на спину в сопровождении длинного фала мягко рухнула наша кошка. Участковый крякнул и просел. Кошка подпрыгнула, и ловко перескочив через голову Лунохода, метнулась прочь, разматывая клубок из шарфов. Что чувствовал участковый, наблюдая, как в снежной кутерьме от него стремительно уползает разноцветная лента, мы так и не узнали. Но ровно через десять минут он стоял на пороге нашей комнаты с налётом задумчивости на лице. Мы напряглись. - Пацаны, не спите? Выпить есть чего? - Товарищ капитан, выпивки море! – обрадовано доложил Олег. – Другая беда, закусить у нас совсем-совсем нечем! Даже хлеба нема! - Ну, это мы поправим! – сказал Луноход, оценив количество непочатых бутылок и потерев руки. – Пельмени будете? Пельмени у меня в холодильнике, домашние, у Любки брал.
Пока Луноход ходил за пельменями, пока кто-то метнулся на кухню ставить воду, я спустился вниз, вышел на улицу, и тихонько позвал Муську. Она тут же выскочила из-за угла и с ходу запрыгнула на руки, подёргивая хвостом. Никаких шарфов, понятно, при ней уже не было.
Потом мы сидели за столом, галдели, пили водку и заедали, прихлюпывая и обжигаясь, наваристыми горячими пельменями из общей большущей миски. Витя, загрузив в себя стакан, все так же задумчиво сидел чуть в стороне. И тут Муська, которая уже оправилась от стресса и привычно вертелась под ногами, подошла к нему, потерлась о штаны с лампасами, мяукнула, запрыгнула на колени, свернулась клубочком и замурлыкала. - Хм! К плохому человеку кошка не пойдёт! – польстил кто-то из нас Вите. - Да уж! Странные животные эти кошки. – задумчиво протянул участковый, провел широкой ладошкой Муське по спине, и вдруг сказал. – Пацаны, зачем вам кошка? У вас же все равно жрать нечего. Давайте я её заберу? Это было неожиданно. С одной стороны, кошка нам вроде действительно была ни к чему. С другой, как же мы могли её отдать, если это была вовсе и не наша кошка? Просто вот пришла и живёт. Сама по себе. И тогда Олег, как самый старший, прожевал пельмень и весело сказал: - Знаешь, капитан, давай так. Ты когда пойдёшь, позови её с собой. Если пойдёт – забирай. А если нет – она ж так и так от тебя убежит и к нам вернется. - Ну, тогда на посошок! А то поздно уже. Витя посмотрел на часы, аккуратно опрокинул налитую стопку, занюхал корочкой, осторожно опустил кошку на пол, и пошел к двери.
Он её даже не звал. Муська постояла чуток, зевнула, и потрусила следом. Только у порога оглянулась, окинула нас равнодушным взглядом, чихнула, и выскользнула за дверь. - Да уж! Странные животные эти кошки! - задумчиво протянул Серёга Григорян. - Да ничего странного, – слегка удивленно посмотрел на него Олег. – Бабы как бабы. Тебе ли не знать. О! Кстати! Не забудь с утра Любке деньги за пельмени отнести. И разлил по новой. Сегодня всё равно была уже суббота.
Году этак в восемьдесят седьмом, как нынче модно говорить - прошлого века, отправили нас от завода в подшефный колхоз на помощь в уборке урожая. Поскольку сама эта ситуация достаточно абсурдна, то и жизнь наша там была полна приколов. Глухие задворки Костромской области. 300 км от железной и любой другой нормальной дороги. В межсезонье - только по воздуху или на лошадях. Если кто-то еще считает, что Земля круглая, - велком в одно из таких мест. И вы увидите - край. В любом смысле этого слова. Распределили нас по бригадам, то есть по деревням. Наша компания (две девочки и четыре мальчика) попала в какие-то Малые Пупырышки. Дворов десять. Выделили нам брошенную избу, в которой, по рассказам аборигенов, года три назад хозяин по пьянке изрубил топором жену, а потом тут же повесился сам. Привезли на тракторе и сбросили с телеги три мешка картошки, два мешка других овощей, тушу теленка и пол-свиньи. Гуляй, рванина. Молоко - у бабы Нюры, хлеб - раз в неделю на тракторе. На дворе - конец сентября. Куковать нам тут - до ноябрьских праздников. Как мы обустраивали быт - отдельная история. Продюсеры ублюдочного шоу «Последний герой» перемудрили со своими пальмами, океанами, островами и прочей трехомудией. Понятно - антураж. Но попробуйте заселить добровольцами хотя бы на месяц одну из брошенных деревень в средней полосе России, коих немеряно. Если найдутся добровольцы. Потому что жопу под солнце - желающих тьма, а вот жопой в снег - на хуй, на хуй. Зато рейтинг шоу сразу бы скакнул. Потому что половина россиян из года в год выживает в этом героизме, и хули им ваши пальмы за стеклом. Ладно. Цель - уборка непросыхающего от дождей льна. Начальство - непросыхающий от самогонки бригадир. Лен по технологии должен вылежаться минимум неделю по сухой погоде. А погоды нет. «А и хуй с ним. Весной сожжем да новый посеем» - сказал бригадир и пристроил нас на скотный двор ходить за телятами. Эпизод первый. Телятник. Стойла. Два транспортера для уборки говна. Один по периметру телятника, другой, наклонный, для доставки этого говна наружу. Наклонный сломался. Не включается электромотор. Доложили бригадиру. Тот полез чинить. Видимо - не впервой. Он вылез по транспортеру наружу и оседлал его верхний край. Там расположен электродвигатель, в нем то он и принялся ковыряться. Нас (троих) определил к рубильнику, который расположен внутри у выхода, т. е. метрах в пятидесяти от транспортера. Естественно, не в пределах прямой видимости. Обмен информацией осуществляется с помощью крика на пределе возможности легких, поскольку около двух сотен молодых бычков мычит, топает и пердит не переставая. Вся информация состоит из двух команд бригадира. Поковырявшись в моторе, он кричит: «Включай!!! » и кто нибудь из нас жмет кнопку «ВКЛ». Понаблюдав за неработающим движком и сделав какие-то выводы, он кричит: «Выключай!!! » и продолжает копаться. Повторяется это с периодичностью минут в 15. Минут 10 он ковыряется и минут 5 наблюдает за включенным, но не работающим агрегатом. А мы курим и трындим. Уже где-то часа полтора. Надоело. Реакция наша на команды становиться все медленнее. Уже никто не бросается к рубильнику, а норовит подтолкнуть товарища. В очередной раз раздается команда «Включай!!! ». Кто-то из нас неспешно встает с кучи соломы, идет к пакетнику, жмет и так же неспешно возвращается. И тут неожиданно отлаженная периодичность нарушается истошным, заглушающим все, переходящим в визг криком: «Выключай!!! Выключай!!! Бля!!! Нах!!! Выклю…!!! » Потом глухой удар и мертвая, как нам показалось, тишина. Даже бычки срать перестали. И в этой тишине металлический лязг работающего наклонного транспортера. Произошло очевидное. По первости, перед тем как подать команду «Включай!!! », бригадир отрывал жопу от транспортера и раскорячивался на основании так, что бы движущиеся части его не касались. Потом плюнул. На что надеялся? И когда транспортер неожиданно для него пришел в движение, его штаны вместе с содержимым стало быстренько затягивать под главную шестерню. Организм принял единственно верное решение - кувырнул сам себя вниз, с четырехметровой высоты. Надо отдать нам должное - среагировали мгновенно. Один бросился к выключателю, другой к транспортеру, а третий побежал на улицу. И увидел безрадостную картину: из середины озера навозной жижи торчали ноги бригадира. Он вошел в это озеро как заправский пловец, головой вниз. Да так и зафиксировался. В нормальных колхозах под транспортер ставят телегу и по мере наполнения вывозят на поля. Но то в нормальных. В нашем производительность скота давно превысила потребности полей. И дерьмо десятилетиями стекало и копилось в естественной низине. Метров пятьдесят на пятьдесят. Говорят, что в незапамятные времена в этом болоте бесследно сгинул трактор вместе с телегой и пьяным трактористом. Действовать надо было молниеносно. Сколько времени человек может жить в говне? В ход пошли какие-то доски, куски шифера, веревки, лестница и все, что попадало под руку. Понабежавшие с окрестных ферм доярки суетились и активно мешали нам извлекать их пьяного командира. «Ой, сыночки, да лешой с ним! Вы ж сами утопнете!!! » Вспоминается все как в рапидной съемке. Бестолково страхуя друг друга мы зацепили и выдернули страдальца. Живого. Слегка не в себе. В говне все. С головы до ног. Потом истерично и до слез хохотали, мылись из шланга и мыли, попутно приводя в себя, бригадира. Обменивались впечатлениями. Рассказывали понабежавшим неочевидцам. Отбивались от жены бригадира, которая прибежала в слезах, но увидев ненаглядного живым и почти здоровым, кричала: «Нахуя вы его вытащили!? Ему в говне заебись, самое место! » На следующее утро мы в первый и последний раз увидели нашего бригадира трезвым. Он пришел к нам чистый, выбритый, в новой рубашке, какой-то задумчивый. Выкатил нам два литра самогонки. Добил нас уже окончательно тем, что сам с нами пить отказался. И не пил после этого еще целые сутки.
С Татьянами у меня много разных воспоминаний связано. Вот есть одна знакомая, весьма симпатичная и душевная особа. И единственный её недостаток заключается в том, что... Как бы это помягче выразиться? Вот птица Говорун помните чем отличается? Так вот Таня отличается как раз наоборот.
И как-то так по жизни происходит, что к таким девушкам, красивым и добрым, но не отличающимся умом и сообразительностью, все время цепляются какие-то подонки и негодяи. Как-то они их вычисляют, и начинают использовать в своих антигуманных целях. Так что в личной жизни у Тани никак не клеилось. То ей подонок попадётся, то негодяй. А то всё и сразу. И вот когда уже все подонки и негодяи в ближайшем окружении Танечки закончились, она решила прибегнуть к услугам сайта знакомств.
Там у неё сразу завязались виртуальные отношения с несколькими особями условно-мужского пола, и наконец наступил тот момент, когда она отправилась на первое свидание с одним из наиболее достойных, с её точки зрения, кандидатов.
К долгожданной и волнующей встрече Танечка подготовилась основательно. В один карман она положила газовый баллончик, в другой электрошокер, на шею повесила милицейский свисток, и, подумав, сунула в сумочку упаковку презервативов и молоток. На всякий случай. Мало ли что может случиться с приличной девушкой на первом свидании.
Впрочем, одного взгляда на потенциального кандидата в мужья оказалось достаточно чтобы понять, что никакой опасности он не представляет. Во-первых, он сильно отличался от того образа, который успел создать относительно своей персоны в виртуальном пространстве. Во-вторых, согласно науке виктимологии, он олицетворял собой типичную жертву, но никак не агрессора.
Это Таню успокоило, и преодолев первое смущение от знакомства, они отправились на прогулку. Вечерело. И как это водится в сценариях плохих фильмов, на одной из безлюдных аллей парка им навстречу из сумерек вышли трое. Недобрые намерения на лицах троицы читались ещё издали, и едва поравнявшись они эти свои намерения стали недвусмысленно реализовывать.
Таня не на шутку испугалась. Даже при более благоприятном раскладе сил на защиту нового кавалера рассчитывать вряд ли стоило. И тогда всю инициативу по защите собственной чести и достоинства Тане пришлось взять на себя. Другого выхода не было. На её стороне было содержимое карманов и эффект неожиданности. Хулиганы полностью отвлеклись на кавалера, совсем не принимая женщину в расчет. Танечка же действовала эффективно и молниеносно. Она пшикала в лицо газом, била током, и оглушала жертву ударом молотка по голове. Не забывая при этом что есть мочи свистеть в милицейский свисток. Короче, действовала как типичная машина для убийства.
Не прошло и минуты, как все четыре жертвы неподвижно лежали в ряд на дорожке парка. Да-да, четыре, я не оговорился. Кто бывал в подобных передрягах знает истинный смысл фразы "Вали всех, господь разберёт, где свои где чужие". Немудрено, что новому кавалеру прилетело наравне со всеми.
И вот в момент, когда Танечка стояла и размышляла на тему, что теперь со всем этим делать, подъехал милицейский наряд. Может они ехали мимо, может кто-то позвонил, неважно. Трое ментов из группы быстрого реагирования выскочили из машины, и стали оперативно пеленать едва приходящих в сознание нарушителей общественного порядка.
- Стойте, стойте!!! - вдруг закричала Таня. - Троих забирайте, но четвёртый ведь мой! Он тут совсем ни при чем!!!
И вот тут сумерки, неважное зрение, и недостаточное знание предмета сыграли с Таней злую шутку. Она смотрела на четверых мужчин, вглядывалась в лица, и никак не могла определить, с которым из них пришла на свидание.
- Э, девушка! - поторапливали менты. - Ты что, своего узнать не можешь? Давай уже, нам ехать надо.
Тогда Таня, раздосадованная таким поворотом событий, просто ткнула пальцем в первого попавшего, который показался ей посимпатичней. Спеленав остальных, менты уехали. Четвёртая жертва начинала понемногу приходить в себя. Она тёрла слезящиеся глаза, и наконец жалобно спросила.
- Что ты хочешь, чудовище?
- Замуж хочу! - не задумываясь ответила Таня.
- А ещё какие нибудь варианты есть? - спросила жертва, потирая шишку на голове.
- Есть! - сказала Таня, задумчиво подбрасывая в руке молоток. - Но они тебе не понравятся.
Прожили они в счастливом и законном браке почти десять лет. В прошлом году развелись. После развода бывший муж сокрушался.
- Что мне светило? Максимум пятнадцать суток за хулиганство. А в результате? Чирик, как за убийство, от звонка до звонка. Где справедливость?
Теперь Танечка снова в свободном поиске. Разместила анкету на сайте знакомств. Но отправляясь на прогулку неизменно кладет в сумочку электрошокер, газовый баллончик, и упаковку презервативов. На всякий случай. Мало ли что может случиться с приличной женщиной в тёмных переулках.
У собаки был забор, в заборе были ворота, в воротах было окошко. Специальное окошко, собачье. Чтобы собака через это окошко могла изучать окружающий мир. Ну, собака всё изучила (а фиг ли там изучать? деревенская улица) и ей стало скучно. И от скуки она придумала себе развлечение. Идёт к примеру по улице гражданин. Думает о чём-то своём, ничего не подозревает, ковыряет в носу. И только он с воротами поравняется, она ему громко над ухом "Гав, бля!!!" Человек подпрыгнет, за сердце хвать, собаке весело.
Но в конце концов к этому все очень быстро привыкли, и на собаку реагировать перестали. А некоторые невоспитанные дети даже стали показывать язык и корчить рожицы. Обидно. Обидно и скучно. Тогда собака сменила тактику. Выглянет осторожно наружу, и ждёт, когда вдали появится прохожий. Дождётся, потом спрячется, и сделает вид что её нету. Прохожий идёт, на окошко смотрит издали, - собаки и правда нету. Ну, прохожий расслабится, и насвистывая спокойно идёт мимо. И тут она башку каааак высунет, и - Гав, бля!!! Прохожий прыг! Собаке весело.
Но деревня есть деревня, прохожие случаются нечасто. Так что жизнь у собаки конечно не сахар. Развлечений не пруд пруди. Ещё у собаки есть хозяин. Он называет её Чучундра. Собака ни на "Чучундру", ни на хозяина никак не реагирует. Когда хозяину надо открыть ворота и выехать, он просто берёт её как поросёнка за задние лапы и из окошка вытаскивает. По другому она не понимает.
Мы это довольно часто наблюдаем, мы мимо десять раз на дню ходим. Собака живёт через три дома от нас. Мы когда проходим, всегда с ней уважительно здороваемся. "Причет, Чучундра!" Не, совершенно понятно, что ничего приятного когда тебя называют Чучундрой нету, но как её зовут на самом деле мы ведь не знаем. На наше приветствие глаза собаки наливаются кровью и злобой. В них так и светится - "Ходят! Без поводка ходят, без забора, куда хотят туда и ходят! А тут сидишь весь день как пришитая!" Так что классовая ненависть собаки к праздно шатающимся мимо совершенно понятна. Поэтому мы на неё не обижаемся, а вполне даже сочувствуем.
А тут мы на днях мимо идём, на речку пошли, и у нас с собой как раз кстати была палка. Хорошая такая палка, сучок, по дороге подобрали. Метровой длины с руку толщиной. Такая палка всякому пригодится, чего валялась - непонятно. Ну и идём мы с этой палкой, значит, а тут - Чучундра. Она как палку увидела, с ней чуть коллапс не случился. Она аж завыла, и у неё глаза за калитку от злости выпали. Ну мы ей "Чучундра, палку хошь?" Ну, и палку ей отдали, конечно. Хорошая палка, но нам не жалко. Раз Чучундре нужнее. Чучундра зарычала, в палку эту вцепилась посерёдке, и давай ею размахивать. Чучундра рычит, палка болтается, о ворота бъётся, ворота гремят, Чучундре хоть какое-то развлекалово. Ну, и мы пошли на речку.
Вернулись часа через два. Чучундра всё так же торчала в окошке с палкой посередине, и отпускать её явно не собиралась. Но было ей конечно уже не до веселья. Под воротами натекла приличная лужа слюны. Глаза у Чучундры были сильно навыкате, и она периодически билась палкой в ворота, пытаясь протащить её внутрь. Палка длинная, окошко маленькое. Отпустить или перехватить ума нет. Так её и застряло. - Брось палку, дура! – сказали мы. Куда там! Разве бросит.
Но самое интересное началось чуть потом. Чучундра может так бы и померла с этой палкой в окошке от нервного истощения, но тут как раз подъехал хозяин. Он вошел через калитку внутрь, привычно взял Чучундру за задние лапы и стал выдёргивать из окошка. Не тут-то было, Чучундра палку отпускать не собиралась ни в какую. Наверное если бы машина была с той, внутренней стороны, он бы просто привязал собаку буксировочным тросом к фаркопу, и дёрнул. Но машина была снаружи. Тогда он вышел и попытался отобрать у Чучундры палку с другой стороны, со стороны лица. Ой, сколько радости появилось на этой злобной морде! Наверное первый раз в жизни хозяин решил с ней поиграть! Ну, это она так думала. А хозяин так не думал. Он быстро понял всю нелепость своей затеи, сказал "Ладно, сама напросилась!", и ушел внутрь. И через минуту вернулся с ножовкой в руке. Он прижал палку коленом к воротам с одной стороны, и стал пилить прямо возле чучундриной морды. Пилить было неудобно, и он не столько пилил, сколько матерился. Чучундра собрала глаза в кучку и с ужасом косилась на происходящий рядом "вжик-вжик". Но палку держала крепко.
Когда с одной стороной было покончено, хозяин хотел было пристроиться с другой, но Чучундра изловчилась, и с облегчением протащила опилыш внутрь. Через секунду из-за забора раздался звук, с которым остатки воды уходят из раковины. Ещё бы, поторчи башкой три часа на солнцепёке! Пока собака пила, хозяин загнал машину внутрь и запер ворота. Потом из-за ворот раздался характерный звук сочного удара хорошей палки по чьей-то жопе, собачий хрюк, и голос хозяина: - В следующий раз я вместо палки башку те отпилю! Поняла? Потом поверх ворот вылетели и шлепнулись на пыльную улицу остатки нашей палочки.
А на следующий день окошко в воротах заколотили. Вот такая печальная история о животных.
Я когда по трассе езжу, я всегда попутчиков беру, если где кто голосует. Бывают разные. Бывают интересные.
Меломаны.
Музыка у меня в машине - чейнджер на 12 дисков МР3. И чего там только нету. Если плэй-лист этот кому показать - сразу в дурку можно оформляться. Начиная от сборника детских песен из мультиков до Башлачёва того же. И проигрыватель всегда в режиме случайного трэка, не люблю однообразия. Жена этот режим так и называет. «Радио-Дурдом»
И вот как-то ночью, за Тверью, парочка, гусь да гагарочка. Гитара, кожа, цепочки-заклёпочки, короче атрибутика отражает ярко выраженный стиль, только я не очень в них разбираюсь.
Сели они, а я не больно разговорчивый, музыку погромче сделал. Там Шевчук как раз пел про "... на дорожных столбах венки как маяки прожитых лет" Потом Цой вроде с пачкой сигарет. Эти сидят, вижу - нравится, головами так в такт кивают, гагарочка сзади даже подпевает тихонько, на пол-октавы правда не попадает, но это фигня. Приятно же, когда у людей вкусы с твоими совпадают. Потом ещё вроде Лёва там с Би-2 про большие города что ли спели...
А потом - раз! - выскакивает бодро так Юра Щатунов и начинает "Нимнога типлее за стиклооом, но злыи мароозыыы" Как их скрутило! У стоматолога наверное их так не плющило. Потом как назло то ли Муромов про яблоки на снегу, то ли Барыкин про буду долго гнать велосипед. Не, поймите меня правильно, я не садист. Но и не ди-джей же. Я просто баранку кручу. А этих смотрю корёжит уже по полной. Думаю, ладно, лишь бы сердце не прихватило. А уж когда моё любимое запели "Мимо жёлтого яблока луны, мимо красного яблока заката...", они попросили остановить.
Так и вышли в ночь под дождь. Меломаны. Ну, сказали бы, я бы выключил. * * *
Художник.
А другой раз взял художника до Валентиновки. На этюды ехал. Валентиновка, кто понимает - известное место за Волочком, где эти художники собираются, у них там лежбище. Едешь, бывалоча, по деревне, на рыбалку, а они так и стоят, так и стоят вдоль дороги со своими пюпитрами… И тишинааа... И всё рисуют, рисуют чего-то, глядя вдаль... А заборы, сука, некрашеные!
Ну вот, подобрал я значит этого художника. Потом думаю - лучше бы я его задавил и отсидел. Весь мозг мне выпил. Собака сзади чуть с ума не сошла, она никогда не слышала, чтоб кто-то говорил три часа подряд, и не телевизор. Под конец стала нервно зевать у него над ухом, и я за ухо сперва очень переживал, а потом думаю: да хер с ним, Ван Гогу не мешало же.
Обошлось в тот раз. * * *
Бабуля.
Ещё один раз бабулю посадил. Утром, рано, около пяти наверное. Она долго видно стояла, продрогла, всё приговаривала: "Ой, как тепло-то у тебя в машине, ой какая у тебя машина-ти хорошая, и не слышно как и едет, ой хорошо ты остановился, а то я уж думала обратно домой итти"
Я стариков тоже очень люблю, только когда они не шибко разговорчивые. Бабуля это дело как-то быстро поняла, и притихла. Притихла, пригрелась и видно задремала. А я не смотрю. Километров через полста на заправку заехал и думаю: блин, а куда бабуля едет-то? Я ведь не спросил. Бужу так аккуратно. Оказывается, ей там пять километров от дома, в церковь надо было, к заутрене. Праздник какой-то большой. Вот думаю нихера, помолились.
А что делать? По совести надо бабку обратно везти. По уму - высаживать и ехать дальше. Она охает-причитает «От дура старая! Ежжай, сынок. Не вертайся, не вертайсь ни в коем случае. Как-то я доберуся» А я уж встал на разворот. Тут она и говорит "Сынка, а тебе не через Торжок ли ехать?" "Ну, не через, но мимо" "Ой! Вези! Вези меня в Торжок, милый! У меня ведь там сноха! Я у ей семь лет не была!"
Завез в Торжок. У дома говорит «Посигналь, сынок. Сноха увидит, на какой я машине приехала, у её глаза на пол выпадут» Я посигналил, не сложно. Народ сразу по окнам. Ну, я подыграл ещё, пока она задвижку на двери искала, я выскочил, машину обежал, дверь ей открыл, ножкой шаркаю. Я ещё с работы, лапсердак, штиблеты, галстук бордовый… такой, ничего себе, столичный пидер-шестёрка. И достаю значит бабулю за локоток из машины аккуратно. Неторопясь, чтоб за занавесочками красоту момента успели зафиксировать.
Тут и сноха мчится, глаза руками придерживает. Бабуля была довольная. Затащили меня конечно в дом, чаем с пирогами потчевали.
Дело было в деревне. В подшефном колхозе, куда нас, шестерых молодых специалистов (четыре мальчика две девочки) дождливой осенью восемьдесят седьмого направило руководство родного завода. Колхоз этот находился в такой глуши, что вот если представить жопу мира, а потом найти на этой жопе самую потаённую и недоступную точку, то вот это и будет та деревня на двадцать дворов, в которой мы в конечном итоге оказались. Ночь на поезде, четыре часа на колхозном автобусе по дороге, кой-где имевшей следы асфальта, и ещё часа полтора просто по полям в телеге трактора "Беларусь", с тремя мешками картошки и двумя мёртвыми животными. - Что это? - брезгливо тыча пальчиком в туши телёнка и свиньи, спросила Таня. - Я с трупами не поеду! - Это не трупы. - буркнул в ответ угрюмый тракторист. - Да?! А что же? - Ваша еда.
Поселили нас в пустой избе на окраине деревни. Дождь шел не переставая ни на день. Каждое утро нашей новой жизни начиналось с того, что в восемь утра приходил бригадир. Про бригадира надо пару слов сказать отдельно. Это был мужик средних лет и примерно такой же степени опьянения. Он был не пьяница, не алкоголик, это был просто такой образ жизни. Ни трезвым, ни пьяным мы его ни разу не видели, он всегда пребывал в одном и том же состоянии. И вот каждый день, строго в восемь утра он приходил и объявлял, что в связи с погодными условиями битва за урожай откладывается на неопределённый срок. И дальше мы были предоставлены сами себе. Как мы только себя не развлекали. Карты, анекдоты, книги, игры - всё быстро закончилось и надоело. И вот как-то раз после ужина, когда мы как обычно сидели и трепались ни о чем, разговор зашел о пионерских лагерях. Кто где и как отдыхал в детстве. И Лёшка сказал: - А знаете, мне нравилось в лагере. У нас в лагере каждый день был какой нибудь праздник. К примеру сегодня 23 февраля. И мы весь день ходили строем, изображали боевой отряд, пели военные песни. А завтра - 8 марта. Мы поздравляли девочек, готовили для них праздничный концерт, делали какие-то подарки, и изображали галантных кавалеров. Ну и так далее. Короче за смену мы успевали отметить все праздники, какие есть в году. Включая новый год.
- Слууушайте! - сказал вдруг кто-то из нас. - А давайте мы тоже устроим Новый год?!
Все засмеялись, никто конечно не воспринял эти слова всерьёз. Но как-то незаметно и непроизвольно эта идея вдруг стала обрастать вполне себе реальными и четкими перспективами. Вскоре были в подробностях расписаны все планы и роли. И с утра работа закипела.
До ближайшего ельника было сто метров, и через час красавица-ёлка стояла посреди избы, упираясь макушкой в потолок, и источая невероятный и ни с чем несравнимый запах праздника. После этого даже у самых отъявленных скептиков настроение резко изменилось. Мы готовили, делали из подручных средств украшения, вырезали снежинки и гирлянды, рисовали узоры на окнах, и придумывали, из чего сделать костюмы деда Мороза и Снегурочки. В качестве праздничных напитков у тёти Вали молочницы были приобретены две трёхлитровых банки деревенского самогона, и несколько банок варенья. У ней же, в качестве бонуса, удалось выклянчить на время ёлочную гирлянду. Разбодяжив часть самогона вареньем и колодезной водой мы получили несколько сортов прекрасных наливок.
К восьми вечера всё было практически готово. Стол ломился от обилия закусок и напитков. Ёлка сверкала огнями и переливалась яркими украшениями. Негромко играла музыка. Девочки за печкой наводили последний марафет. И вскоре праздник начался.
Что сказать? Пожалуй более яркого, весёлого, и необычного нового года я в своей жизни и не припомню. Было всё, и новогодние подарки, и дед Мороз, и "Ёлочка, зажгись!", и стишки на табуретке, и хоровод вокруг ёлки, и даже новогодняя дискотека. Только часам к трём мы угомонились. Не последнюю роль в этом сыграл оказавшийся по настоящему забористым деревенский самогон.
В восемь утра дверь как обычно открылась, и на пороге возникла фигура бригадира. Бригадир сделал шаг вперёд, открыл рот для своего ежеутреннего традиционного приветствия, и так с открытым ртом и замер. Посреди избы стояла переливаясь огнями ёлка. Под ёлкой, положив под голову мешок с подарками, и уткнув нос в окладистую бороду из пакли, сладко спал дедушка Мороз. В углу на лавке сопела свернувшись калачиком Снегурочка. Справа у окна стоял стол с остатками богатой новогодней трапезы, весь в серпантине и снежинках.
Бригадир с минуту постоял, потом закрыл рот, подошел к столу, налил стакан самогона, и не закусывая выпил. Затем, стараясь не шуметь, обошел помещение, выглянул в окно, полюбовался ёлкой, присел возле деда Мороза, вернулся к столу, и налил снова. Выпив второй стакан он посидел, покурил глядя на ёлку, потом расчистил край стола, сложил руки крестиком, положил на них голову, и захрапел.
Очнулся он часа через полтора, за чисто прибранным столом. Мы сидели за тем же столом, и играли в карты, стараясь особо не шуметь, чтобы не нарушить покой колхозного начальства. Девочки готовили завтрак. Бригадир обвёл мутным взором сперва пустой стол, потом нас, потом всё остальное пространство избы, и хрипло спросил: - А где ёлка? - Какая ёлка? - поинтересовался Валера, сдавая карты. - Ёлка. Новогодняя. Тут стояла. - сказал бригадир частями. Мы удивлённо переглянулись. - Ёлка Новогодняя Тут Стояла? - переспросил Валера. - А трусишка зайка серенький под нею не скакал? - Не скакал. - сказал бригадир. - Дед Мороз под ней спал. - Мне вот тоже, - сказал Лёшка, - такая хрень бывает приснится, особенно если неудобно спишь. - Хорош придуриваться! - сказал бригадир. - Я по вашему что, с ума сошел? - Нет конечно! - сказал Валера, и спросил. - Виктор Иванович, а какое сегодня число? Бригадир вскинул руку с часами, потом сказал "Тьфу на вас!", встал из-за стола, и прошел на середину хаты. Там он зачем-то посмотрел сперва на потолок, потом, более внимательно, себе под ноги, вероятно пытаясь найти какое-то подтверждение своим словам, но ничего конечно не нашел. Ещё раз внимательно но безуспешно обведя взглядом избу он вернулся к столу и спросил: - Выпить есть чего? - Может быть шампанского? - предложил Лёшка. - Холодненького, а? - Вы у меня дошутитесь! - сказал бригадир. Валера достал из-под лавки банку с остатками самогона. Молча выпив, бригадир не прощаясь вышел за дверь, и растворился в промозглой туманной измороси. Больше по утрам без особой надобности он к нам старался не заходить.
Честно говоря не понимаю, зачем люди покупают собак. Зачем собак – понимаю, зачем покупают – не понимаю. У нас этим шерстяным добром совершенно бесплатно кишат все приюты и подворотни, бери не хочу. На любой вкус, цвет, и размер. Я к примеру всех своих собак либо подбирал на улице, либо забирал у людей, которым эти собаки становились почему-то не особо нужны. Ещё сильней я не понимаю, зачем люди покупают всякую лысую экзотику, у которой в наших климатических условиях какашки замерзают прямо в жопе, не успев выпасть. На месте защитников животных я б владельцев таких собак отлавливал, снимал с них скальпы, и шил из этих скальпов комбинезончики для таких собачек.
Впрочем, история не про собак, а про Валеру. У которого как раз была такая собака. Точнее, собака была не у Валеры, а у его жены. То есть сперва у Валеры появилась жена, потом собака. Нет, не так. Сперва у Валеры появились деньги, потом жена, потом собака. Потом деньги кончились, потом ушла жена, потом… Блин, нет! Придётся с самого начала, по порядку, иначе ничего непонятно.
Короче, в конце восьмидесятых Валера круто поднялся. Не буду врать в подробностях, не понимаю в этом ни шиша, но только Валера, вчерашний студент МИФИ, работал в институте ядрёных исследований очень младшим научным сотрудником. И что-то они там с группой таких же оборванцев изобрели, или придумали, какой-то прибор, или устройство, которое на тот момент отечественной наукой оказалось совершенно невостребованным. Зато этим чем-то сильно заинтересовались наши лучшие на тот момент друзья из-за океана, которые пёрли из разваливающегося союза всё что плохо лежало. И они купили опытный образец. За неимоверные по тем временам деньги. А потом, внеся ряд конструктивных замечаний, заказали ещё несколько таких приборов. Валера быстренько оформил на своё имя кооператив, и провёл сделку с америкосами мимо кассы родного института.
Деньги упали что называется прямо с неба. И Валера, который полжизни прожил в общаге, где жареная картошка на ужин считалась деликатесом, стал ими сорить. Направо и налево. Новенькая восьмёрка с конвейера, видики-шмидики, двухкассетник шарп, телик панасоник, кожаная куртка, и прочие атрибуты успешной жизни. Дверь в комнате в общаге не закрывалась ни днём ни ночью. Бесконечные друзья сновали туда-сюда, дым стоял коромыслом, и всё время кто-нибудь или убегал в комок, или возвращался из комка с очередной порцией дорогой жрачки и иноземного пойла.
Кончилось это всё, слава богу, когда появилась Зина. Откуда она появилась, никто не знал. Крашеная блондинка из той породы, которые запах чужих денег чувствуют специально встроенным в них органом, Зина быстро поняла, что Валеру надо спасать. То есть спасать надо конечно деньги, а Валеру просто как временного их обладателя. Так что вскоре они сняли отдельную квартиру, расписались, и стали жить-поживать, да добро проживать. И когда Зина уже имела всё, что только могла придумать её небогатая фантазия, она вдруг сказала – хочу собаку! Валера конечно любил животных, но только в хорошо прожаренном виде. - Ты кореянка что ли? – спросил он, но шутка не зашла, и в ближайшие выходные они поехали на Птичку.
- Это же крыса! – сказал Валера, когда Зина ткнула пальчиком в некое странное лысое существо. - Сам ты крыса! – ответила Зина, и завизжала от восторга, когда щенок, которого она прижимала к богатой груди, обоссал ей новую шубу. Это на секунду примирило Валеру с неизбежностью, но когда продавец озвучил ценник Валера понял, что цыгане с Киевского вокзала против этих живодёров просто дети.
Несмотря на ярко выраженные гендерные причиндалы собаку почему-то назвали Дусей. На самом деле конечно у Дуси было настоящее, какое-то длинное иностранное труднопроизносимое имя, которое было записано в родословной. Но родословная потерялась ещё до того, как её дочитали до конца. Так Дуся стал просто Дусей.
Деньги имеют неприятное свойство заканчиваться. Когда деньги закончились у Валеры, он этого не заметил. Потому что все вокруг легко и охотно давали в долг. Заметил он это только тогда, когда в долг давать перестали, а стали наоборот, бессовестно требовать обратно. Но иностранные инвестиции к тому времени уже иссякли, работу Валера бросил, следуя принципу «если пьянство мешает работе бросай работу», и новым деньгам взяться было просто неоткуда.
Сразу вслед за деньгами, прихватив всё более-менее ценное, кончилась Зина. Убыв в неизвестном направлении. Потом туда же отправились видики-шмидики, белая восьмёрка, новая мебель, холодильник, и прочие радости цивилизации. Растворились как в тумане многочисленные друзья.
Когда пришли представители очередного кредитора, в пустой арендованной квартире были только Валера, телевизор, и странное лысое существо по кличке Дуся. Валера с Дусей сидели на полу и смотрели телевизор. Ещё присутствовали две тарелки пельменей. Из одной ел Валера, вторая стояла рядом. - Жри пельмени! – говорил Валера Дусе. – Не будешь жрать пельмени – сдохнешь! Но Дуся в ответ только зевал и скалился.
- Так, Валера! Телик мы забираем! – сказали представители кредитора, крепкие ребята в спортивных костюмах. - Телик вы не забираете. – сказал Валера. - А паяльник в жопу? – спросили молодые люди. - Хоть два паяльника. – сказал Валера. – Но телик вы заберёте только через мой труп. - Про твой труп нам указаний не было. – сказал один из визитёров. – А вот по поводу трупа твоей крысы это хорошая мысль. - Сам ты крыса! – сказал Валера. – Ты хоть в курсе, что эта «крыса» стоит как десять телевизоров? - Да ты гонишь! Чо, серьёзно? - Съезди на птичку, узнаешь. - Ё-маё! Так мы тогда крысу лучше заберём! - А забирайте! – неожиданно махнул рукой Валера. – Мне его один хрен кормить нечем. А пельмени он видите ли жрать отказывается. Привык к деликатесам, сволочь! Пока парни ловили скользкого как кусок мыла Дусю по пустой квартире, он успел прокусить пару пальцев и порвать пару дорогих спортивных костюмов. Но в конце концов был пойман в наволочку, замотан в одеяло, и визитёры, грязно матерясь от полученного ущерба убыли восвояси.
Если жизнь штука полосатая, рано или поздно чёрная полоса сменяется белой. Когда Валера перестал вливать в свою голову тёмное пиво, там образовалось пространство для светлых мыслей. И вскоре он уже развозил товар и собирал выручку с розничных магазинов, а на местном рынке у него были две свои точки. Только теперь Валера деньгами не сорил. Он их аккуратно складывал бумажка к бумажке, и когда скопилась нужная сумма сел в свою старенькую потрёпанную шаху и поехал по известному ему адресу.
Дверь открыл охранник. За высоким крепким забором, посреди просторного двора, стоял большой особняк. Неподалёку от ворот лежали две огромные кавказские овчарки. При виде Валеры они поднялись и угрожающе зарычали. - Дуся, ко мне! – слегка испуганно, как показалось Валере, крикнул охранник. И тут откуда ни возьмись выскочил Дуся. Только бросился он не к охраннику, а к Валере. - Узнал, сволочь! – радостно сказал Валера, когда пёс прыгнул ему на руки. Овчарки, увидев как Дуся лижет незнакомца в нос, тут же успокоились и улеглись обратно. А на крыльцо особняка вышел хозяин и радушно раскинул руки. - Валееера! Какими судьбами? - Долг приехал отдать, и собаку забрать. - Какой долг, Валера?! Времени-то сколько прошло! Времена нынче такие, как на войне. А война всё списывает. Нету никакого долга, забудь. А собаку я тебе не отдам. - Это почему это? - Валер, ну зачем тебе собака? Ты ж их не любишь. - Для памяти. – сказал Валера. – Эта лысая тварь единственное живое существо, которое не слиняло, когда меня слегка того. Занесло на вираже. - Валер, ну заведи другую! Нормальную собаку! Вон, хошь, возьми кавказца? Любого. Или давай поедем щас на птичку, и я тебе любую собаку, на твой выбор куплю. - Это не по понятиям. – сказал Валера. – Я задолжал, ты взял собаку. Это по понятиям. Я долг вернул, ты собаку не отдаёшь. Это беспредел. - Вот ты заладил, по понятиям, не по понятиям! Мы что тут, бандиты? Пойдём лучше в дом, я тебе расскажу кой чего.
Они сели на веранде, хозяин налил, и начал рассказ.
- Понимаешь, я когда этот дом строить начал, тут же не было ничего, голое поле, и куча стройматериалов. Ну и нанял я одного мужика, Серёгу, типа сторожа. Он тут и жил всё время. За строителями присматривал, за хозяйством. Толковый короче мужик. Только ныл всё время. Типа, купи мне собаку. Мол времена лютые, народ голодный, все только и смотрят, где бы чего. Я всё отмахивался, и тут, прикинь, пацаны привозят твоего Дусю. Ну я его Серёге и подкинул. Прикололся типа. Вот мол, ты просил собаку, вот тебе собака. Серёга конечно обиделся, но Дуся так на участке и остался. А куда я ещё его дену? А потом стройку реально обнесли. Инструмент, из железа там кой-что. И Серёге по башке дали. Тогда уж я и поехал в питомник, взял двух щенков, кавказцев. Вон они, во дворе болтаются. - Ну? - Ну а потом стройка закончилась, я в дом на постоянку переселился, а Серёга этот уехал к себе. Он из-под Рязани откуда-то, я даже адреса не знаю. А когда он уехал, вдруг выяснилось, что эти псы, кавказцы, они кроме этого Серёги вообще никого не воспринимают. Он их так как-то воспитал, что когда его нет, любой кто на участке, тот враг. Загрызут мама сказать не успеешь. Понял? - Понял. Не понял, при чём тут мой Дуся? - Валера, ты тупой или прикалываешься? Собаки это стая! Серёга у них был главный. Серёга уехал. ТЕПЕРЬ У НИХ ГЛАВНЫЙ – ДУСЯ! Без Дуси они тут всех сожрут! Так что ты или всех троих забираешь, или не забираешь никого. В противном случае мне кавказцев придётся просто пристрелить. Они же кроме него никого не слушают!
Когда изрядно захмелевшие Валера с хозяином шли к воротам, впереди на тонких кривых лапках бежало отвратительное лысое существо по кличке Дуся. Завидев его кавказцы, лежавшие у ворот, как по команде встали и уступили дорогу.
P.S. Всех читателей сайта, его авторов, и Диму - с очередной годовщиной. Всем добра и позитива.
Был у нас на заводе такой передовик производства, назовём его к примеру Иванов. Не просто даже так себе передовик, а передовик-передовик. Наставник, лучший по профессии, ударник труда, куча грамот, на доске почета всегда на самом видном месте, и директор завода с ним здоровался первым, за руку, и с уважением.
А потом оказалось, что этот Иванов помаленьку пол-завода через дырку в заборе вынес, и дачу себе из этого построил. Состоялся конечно товарищеский суд, Иванова этого строго осудили, заклеймили позором, с доски почета содрали, и с завода попёрли. Больше всех лютовал при этом начальник партийной организации.
И вот идут после собрания парторг этот, с директором, и парторг директору говорит. - А этот, Иванов-то, а? Каков гусь оказался! Да, Ян Рудольфович?
А директор не в духе был, поворачивается к парторгу, и спрашивает. - Вот скажи мне, Николай Егорович, ты с завода за свою жизнь много украл?
Тот как руками замашет. - Да вы что! Да господь с вами, Ян Рудольфович! Да ни гвоздика ржавого даже!
Директор так посмотрел на него, с лёгким сочувствием, и говорит. - Вот видишь? Ни гвоздика. А вреда от тебя в сто раз больше, чем от этого Иванова. Где я теперь такого расточника найду?
Шли со шкетом в магазин, возле мусорных баков бегает щенок. - Смотри, щенок! - Ого! Ути-пути! Цып-цып-цып! Однако щенок, заметив наше приближение, поджал хвост и спрятался в ближайших кустах.
На обратном пути он снова нам встретился, теперь чуть дальше, возле частного дома на углу. Щенок метался, то тычась мордой в доски ветхого забора, из-за которого раздавался собачий лай, то выскакивая на проезжую часть. Машины притормаживали, но попасть под колеса для него было делом времени.
Мы подошли к забору и заглянули поверх штакетника. По двору бегали две взрослые собаки, и несколько щенков. По виду - самые непосредственные родственники того, снаружи.
- Так вот он откуда взялся! - сообразили мы. - Вылез, а обратно дорогу найти не может.
И стали ловить щенка. Щенок в руки не шел, выворачивался, скулил, огрызался, и старался укусить. В очередной раз выскочив на проезжую часть, он едва не попал под колёса проезжавшей ауди. Водитель ауди остановился, включил аварийку, вышел из машины, и стал нам помогать. - Ваш? - спросил он в процессе. - Да не! - ответили мы, кивнув на забор. - Видно выскочил как-то. Мы просто мимо шли.
Втроём нам наконец удалось прижать щенка к забору, я взял его за шкирку, и насколько мог аккуратно забросил на территорию, где заходилась лаем собачья свора. Щенок плюхнулся на землю, вскочил, отряхнулся, и мгновенно затерялся среди точно таких же сородичей. Собаки во дворе встретили его, к счастью, как родного.
Мы облегченно вздохнули, и уже собрались идти каждый своей дорогой, как вдруг входная дверь в доме распахнулась, и на крыльце появилась тётка в халате. "Сейчас начнёт благодарить. - мелькнуло в голове. - Надо было сразу уходить"
Однако вместо благодарности тётка почему-то сделала зверское выражение лица, и истошно завопила:
- Вы что это делаете, сволочи?! А?!
- Да мы тут это... шли просто.... щенок бегает...
- Что, опять?! - раздался изнутри дома свирепый мужской голос.
- Ты представляешь?! - ответила баба возмущенно. - Четвёртого! Четвёртого щенка подбрасывают! Вот сволочи! Где они их только берут?! Нашли блять собачий питомник!!! Ну я им щас!...
Дальше мы не слышали. Только ветер свистел в ушах, как мы улепётывали с фронта борьбы добра со справедливостью. Удалось ли выжить водителю ауди мы к сожалению не знаем. Будем следить за новостями.
Вот я расскажу про пиджак. Я совсем сопляк ещё был, только школу закончил. Приехал в большой город, устроился на завод. А тут у меня сестрица жила, двоюродная. И как-то раз мы встречаемся, она говорит - я замуж выхожу скоро, а жених у меня не местный. Давай ты будешь у нас свидетелем? А там с женихом такая история, чтоб вы понимали. Он как раз незадолго до свадьбы с зоны откинулся, второй срок отбывал. И у него все друзья, они на роль свидетеля как-то не особо. Во-первых взгляд. Во-вторых они при слове свидетель вздрагивают, замыкаются, и уходят в глухую несознанку. И наконец, у них же у всех вместо паспорта справка об освобождении. Я говорю - конечно! Давай. Неудобно же сестре отказать, правильно? А сам про себя думаю - блин! А что хоть там делать-то нужно, свидетелем? А сестрица мне - не переживай. Делать тебе ничего будет не надо. У тебя такая свидетельница будет, она всё сделает, ты только сиди и улыбайся. И всё. Не, ну так-то конечно. Если просто сидеть и улыбаться, то я согласен.
Ну, так и решили. И осталась только одна проблема. Костюм. У меня не было костюма. Ну, то есть конечно дома он где-то был. Но не ехать же пол-страны за костюмом? Зато у меня был отличный черный кожаный пиджак. Как раз тогда модно было. И я думаю - да фиг ли костюм? Надену пиджак кожаный, рубаху новую, галстук, штаны приличные, и буду кум королю. Так решил, так сделал. И вот идёт свадьба. Ну, что это была за свадьба, это надо отдельно рассказывать. Сейчас не об этом. Идёт свадьба значит, был арендован зал специальный, не кафе, а просто какое-то большое помещение. Жених, невеста, народу человек шестьдесят, и я такой, в черном кожаном пинджаке, с красной лентой. Красив неимоверно просто! Мне сестрица потом, посреди застолья, наклоняется, смеётся, и говорит: - Слушай, ты в этом своём пиджаке, как чекист на свадьбе у буржуев. Сделай лицо попроще. А то вон Валеркины дружки на тебя косятся.
Ну ладно. Свадьба идёт, все пьют, гуляют, веселятся, я сижу, улыбаюсь. Как велели. И тут значит наступает очередь подарков. Как заведено. Свидетельница встала, и объявила, что вот сейчас, кто если хочет, может поздравить молодых. И началась церемония вручения подарков. Сперва родители с одной стороны, потом с другой... Ну, вы в курсе короче. И вот дарят подарки, невеста с женихом стоят, и принимают. И передают мне. А я стою, и складирую их там аккуратно сзади. А лучший подарок молодым, вы знаете, это конверт с деньгами. И каждый считай второй, а то и чаще, стоит с конвертом. И конверты невеста тоже берёт, и передает мне. И я складываю их аккуратно в карман. Внутренний левый. Черного кожаного пиджака.
Ну вот, всё это, торжественная часть закончилась, и свадьба запела и заплясала, как водится, постепенно съезжая с рельсов. Тут и мне работы подвалило. То драку разнимать, то невесту у меня украли и я бегал с выкупом высунув язык, то гармониста из-под стола доставал два раза. И взопрел. Жарко. Пиджак снял, и повесил на спинку стула.
И у меня его спиздили!
Представляете? То есть вот всё хорошо, висел-висел пиджак, я сигареты из него брал периодически, а в один определённый момент хвать! А пиджака нету. Ещё была слабая надежда, что кто-то просто надел. Или пошутил. Но нет. Поискали, поспрашивали, нет. Никто ничего. И хрен бы с ним с пиджаком. Но ведь все до единого конверты в левом внутреннем, с подарочными деньгами, а это сумма немаленькая... Понимаете, да? Ведь все видели, как я эти конверты в карман трамбовал. То есть при желании позариться мог кто угодно. Ойёйёй. Ситуация, сами понимаете, неприятная. Я даже рассказывать не буду, какие последствия для атмосферы праздника имела эта пропажа. Короче, пиджак так и не нашли. Ну, тут слава богу и день закончился. Я молодых отправил, гостей проводил, мы со свидетельницей ещё раз на всякий случай все закутки осмотрели, и уехали к ней.
Ну, второй день как обычно, игры/забавы, но дымка вчерашнего происшествия всё равно незримо висит над свадебным столом. И вот после второй или третьей где-то, смотрю, заходит в зал мужик, плотный такой, и слегка застенчиво по стеночке пробирается в мою сторону. И отзывает меня на улицу. И там в машине такси протягивает мне мой пиджак. У меня сердце прям бульк - и упало там в район... Ну, не важно. И я такой - как? Чего? Он говорит - ну вот вчера девчонку подвозил отсюда до дому. Пьяненькая. А что она садилась в пиджаке, а вышла без, я и внимания не обратил. Потом уж только. Выяснилось. Сестрица жениха пошла на улицу курить, и пиджак накинула. На улице, слово за слово, поцапалась с мужем, тормознула такси, и укатила домой. В пиджаке. И забыла про него. А я сразу по карманам-то шасть. И мужик так засмущался слегка, говорит. - Там это... в кармане... ну... ночью сигареты у меня кончились. А курить охота! Я думаю - а вдруг? Неудобно конечно, по карманам... Короче, я сигареты там взял. И тут я достаю из внутреннего кармана пачку пухлых конвертов, открываю первый попавшийся, достаю червонец, и подаю мужику. Видели бы вы его глаза.
И вот выхожу я из машины, надеваю пиджак, и вхожу в зал. Встаю по центру, и стою так как бы между прочим. И жду, когда на меня обратят внимание. И улыбаюсь. Сперва народ так постепенно затих. А потом... Знаете, таких аплодисментов, такой радости в глазах присутствующих я своим появлением наверное никогда больше в жизни и не вызывал.
Бабка потеряла на войне ногу. Она была живым опровержением приметы, что снаряд якобы в одну и ту же воронку дважды не попадает. Именно в воронке, где они с раненым солдатиком пережидали артобстрел, их и накрыло. Впрочем, история не про это. Однажды, спустя уже много лет после войны, почтальон принёс бабке странное письмо. Странным было то, что на конверте не было адреса. Только название райцентра, и бабкино имя. Зато обратная сторона конверта была вся исписана химическим карандашом, твёрдым мужским почерком. Это было обращение к почтальону. И начиналось оно примерно так: «Дорогой почтальон! Не выбрасывай это письмо. Я не знаю адреса, но мне очень нужно найти одного человека». И дальше шли какие-то подробности, по которым письмо безошибочно нашло своего адресата. Такие были времена. Бабка прочитала письмо и сказала, что пишет ей один из раненых, которых она вытаскивала с поля боя, и которых уже и не помнит, так много их было. Да и были они тогда все на одно лицо, в крови, грязи, боли, и страхе. И лучше этого совсем не вспоминать. Короче, письмо куда-то делось со временем, а конверт с казённым штампом какого-то ИТУ ещё долго валялся в ящике комода. Потом и бабки не стало. А спустя год, или может чуть больше, в нашу калитку постучал крепкий весёлый мужик, и задорно выкрикнул. - Хозяева, а не здесь ли проживает уважаемая …. И назвал бабкино имя-отчество. Отец вышел, поздоровался, и ответил, что мол да, проживала здесь, но уж с год как переехала. И махнул рукой в сторону деревенского погоста. Из мужика будто выпустили воздух. Он как-то весь обмяк, присел на скамейку, опустил руки в синих татуировках меж колен, и растерянно спросил: - И что мне теперь делать? Это был тот самый мужик, чей конверт долго валялся в ящике комода. В отличие от бабки мужик прекрасно всё помнил. Как она тащила его, раненого, как они несколько часов лежали в воронке пережидая артналёт, и как она всё время тормошила его, чтобы он не потерял сознание. И говорила, говорила, говорила. Рассказывала про свою жизнь, про деревню, про оставшихся дома двух дочерей, и про то что в доме течёт крыша, которую как раз в лето, когда началась война собирались чинить, да так и не успели. И солдатик этот, то ли в шутку то ли всерьёз, то ли в бреду то ли наяву поклялся ей, что если они выберутся живыми из этой проклятой воронки, то он после войны обязательно приедет к ней в деревню, и крышу починит. Потому что нету в мире лучше мастера по ремонту крыш, как он. Однако жизнь закрутила по-своему. После войны мужик присел раз, потом другой, и пошло-поехало. Но как ни странно обещание своё, данное когда-то медсестре, помнил. И вот наконец выбрал время, и приехал чинить ей крышу. Тут мужик с отцом одновременно посмотрели на крышу, которая была в полном порядке, и мужик снова спросил. - И что мне теперь делать? Отец отвёл его на кладбище, там они выпили, потом вернулись домой, и выпили ещё, сидя в саду под старой яблоней. Они пели песни, о чём-то спорили, разговаривали, и мужик всё время возвращался к своему вопросу – как же ему теперь быть? Он же дал обещание. Эта мысль сидела у него гвоздём в голове, и не отпускала. Потом отец уложил его, уже изрядно пьяного, на сеновале, а утром разбудил, и сказал: - Пойдём! - Куда?! - Крышу чинить. Ты же крышу чинить приехал? Вот и пошли. Он отвёл его к нашей соседке, бабке Настасье, одинокой старухе, муж у которой с войны не вернулся, а деток они не нажили. Крыша у бабки Настасьи ремонту просила давно. Отец иногда помогал ей по-соседски, но на крышу у него ни времени, ни сил не было. Крыша не забор, парой гвоздей не обойдёшься. Отец привёл мужика к бабке Настасье во двор, показал на крышу, и сказал. - Вот крыша. Хочешь – чини, не хочешь, - поезжай с боженькой. Если что, инструмент там какой, что ещё надо, всё у меня возьмёшь. И ушел. А мужик остался. С месяц он, наверное, жил у бабки Настасьи. Починил крышу, почистил колодец, поправил забор, и уже кое-кто из соседей, глядя на справные результаты его труда, приходили о чём-то с ним договариваться. Но их планам не суждено было сбыться. Потому что спустя месяц к дому бабки Настасьи подъехала канарейка с участковым и парой оперов из города, и участковый весело спросил: - Ну что, починил бабке Насте крышу? - Починил. – ответил мужик. - Ну и молодец! Тогда поехали. Они надели на мужика наручники, посадили в воронок, и увезли в известном неизвестном направлении. Вероятно, где-то у него ещё оставались неоплаченные долги, или невыполненные обещания.
Работал в свое время (где-то в середине 80-х) на Костромском заводе автоматических линий славный парень Саня Кочетков. Работал токарем. А известен в узком кругу коллег был тем, что регулярно притягивал к себе всяческие неприятности, оборачивающиеся впоследствии казусами. Ну, вот, например, точил Саня резец. Обычное дело, наждак, искры, «…красота горячего металла». А тут к нему Вова подходит, зовет в туалет. Не подумайте чего. Просто туалет на другом конце цеха, а вдвоем, за компанию, веселее. И не то что бы Сане больно хотелось. Но - мужская солидарность. Поперлись. Нормальный человек завернул бы к станку и резец оставил. Но Саня - нет, не такой. Он пилит в сортир, сжимая мозолистой рукой орудие труда. Раскаленное докрасна. И которое ни в карман не уберешь, ни оставишь нигде - спиздят мгновенно. Понятно, что за время транспортировки резец остыл. Но градусов-то 200-250 там всяко оставалось. А Саня у писсуара лопочет чего-то, резец - в руке, башку задрал, … Веселый, блин. И, конечно, Санин конец вступает в плотный контакт с концом резца. Уж сколько там было градусов - неважно, но нежная мужская субстанция мгновенно покрывается волдырями. Что скривились, мужики? Мат-перемат, ор, визг. А Вова прыгает вокруг, суетится: «Саня, ты поссы, поссы на него! » Идиот. Потом соображает, что ляпнул хуйню, но надо, надо чем-то другу помочь. «О, масло! Масла надо! » - бежит к ближайшему станку, хватает масленку и начинает обезумевшему товарищу обильно все поливать. Далее. Медчасть на другом конце завода. Впереди Вова, за ним Саня, прикрываясь картонкой и с мученическим выражением лица. Хозяйство на стол - бум! Масляные брызги - по всему столу. Медсестра молоденькая, глаза по пятаку - «Эт-то что!? » «Эт-то, - Вовин указующий перст в направлении масляного участка - производственная травма! Лечи давай!!! » Когда на объект было намотано упаковки четыре бинтов и он стал толщиной с ногу, Вова заорал на и без того обалдевшую девчушку: «Ты че! Ты че делаешь! Ты дырку оставила!? Как он писать теперь будет? » И все по новой. От больничного Саня отказался. Испугался, наверное, диагноза. А мы все с нетерпением ждали его появления. Нас интересовал вопрос - как жена-то отреагировала? "А нормально, - сказал появившийся Саня. - Говорит, зашибись, хоть к мамке наконец съезжу, а то тебя, ебаря, одного оставлять нельзя."
Технология воровства шапок в общественных уборных у сидящих на толчке в кабинке пришла, мне кажется, из армии. Для тех, кто уж совсем не знаком с этой технологией, поясню. В общественном сортире, чаще всего на вокзале, прогуливается вдоль кабинок злоумышленник, заглядывая поверх дверок, якобы выискивая свободную. На самом деле он, как в супермаркете, знакомится с представленным ассортиментом головных уборов. Улучив момент протягивает клешню, срывает шапку и быстро удаляется. Хотя может и не спешить. Жертва реагирует конечно бурно, но вяло. По причине спущенности штанов. В армии всплеск воровства шапок (пилоток, фуражек – зависит от сезона) приходится на приближение дембеля (потребность в обновлении гардероба) и прибытие в часть молодых бойцов (читай – комплектов нового обмундирования) Конечно, дедушка дембель может просто подойти к молодому солдату и предложить махнуться необходимой частью гардероба. И боец с радостью это сделает. Дедушке ехать домой, а ему какая разница в чем кантоваться? Возникает одно «но». Если к бойцу подойдет офицер (замполит, например), и поинтересуется, кто ему устроил такой замечательный гешефт – списанную пидерку вместо новенькой шапки – солдат дембеля сдаст и будет прав. Не зря в армии бытует пословица: «Меня не интересует, где ты это возьмешь. Хоть у меня своруй, но, чтобы я не знал» Поэтому гешефт проще произвести в туалете. За закрытыми, так сказать, дверями. Что бы и молодой солдат мог не поступаясь совестью, а честно глядя в глаза офицеру, сказать: «Спиздили!» Может, я и зря все это говорю. Кто служил – тому объяснять ничего не надо. А кто с армией не знаком, могут счесть это клеветой на наши доблестные вооруженные силы. Но что делать, если армия – это отражение государства? А государство наше – отражение жопы в луже в дождливый день? В оправдание надо конечно сказать, что случаи эти не часты, не повсеместны, и борьба с ними ведется. В нашем отдельно взятом войсковом подразделении, во время очередного всплеска воровства обмундирования у молодых бойцов, ответственным по борьбе был назначен замполит капитан Волнистый. Для поколения next объясняю, что замполит – это офицер, ответственный за идеологическую подготовку бойцов. Для господ, давно живущих за рубежом – капеллан. Имея такую фамилию, он просто не мог не иметь кличку Попугайчик. Росту был крайне маленького, сутул, руки сложены обычно за спиной, а подбородок задран кверху. Ярый борец с неуставными взаимоотношениями, то есть с дедовщиной. Любимая реплика: «Не моги обидеть молодого солдата!» Любимый метод борьбы: во время завтрака, когда бойцы, которым осталось меньше ста дней до приказа, по давней традиции отдают свою порцию масла молодым, застать их за этим неприличным занятием и заставить масло публично съесть. Нет большего бесчестья для дембеля. И большего облома для молодого, который на это масло уже оттопырил губу. Поэтому любили Попугайчика все. Несмотря на усиленную идеологическую обработку дембелей и недавно прибывшего молодого пополнения уже через неделю диффузия обмундирования достигла своего беспредела. Участились случаи воровства шапок в туалете. Нужна была показательная поимка и порка преступника. И тогда… Тогда Попугайчик предпринял беспрецедентный шаг. Он решил использовать себя в качестве наживки. Или живца? Вообщем, подсадной утки. Достать старое солдатское хэбэ и накинуть его сверху для маскировки на офицерский китель – не проблема. Новенькую солдатскую шапку пятьдесят шестого размера, куда входила не только голова, но и плечи замполита, он выпросил у старшины под слово чести офицера о сохранности и возврате. Теперь надо оборудовать засидку. Или засаду? Вообщем в туалете казармы на восемь кабинок с металлическими, открывающимися наружу дверьми в полтора метра высотой, он оборудовал боевой пост. Поставил в одной из кабинок табуреточку поверх очка, облачился в хэбэ и шапку, вооружился газетой «Красная Звезда» и чекушкой, и стал ждать. Все это делалось, естественно, в глубокой тайне. Примерно через час в эту тайну были посвящены все. Выходящих из туалета шепотом спрашивали: «Ну, как там наш попугайчик?» «Бздит! - отвечали. То есть, конечно, бдит!» Пользуясь безнаказанностью, в туалете курили, матерились, рассказывали крамольные политические анекдоты и другими способами проявляли свою политическую безграмотность. А в казарме уже заключались пари, сколько замполит высидит в засаде. И удастся ли ему кого нибудь поймать. «А шо, хто-то еще не у курсе?» И тогда Коля Холин, сержант, отличник, и т.д., и вообще очень спокойный и уравновешенный парень, ярый противник всяческих авантюр вдруг предложил: «А мажем на латунную гвардейку, что я шапку с замполита сниму?» Столь неожиданное предложение было с восторгом принято. Сразу же нашелся готовый пожертвовать свой нагрудный знак «Гвардия» ради такого благого дела. Реальных свидетелей всего дальнейшего немного, но слова их достойны доверия. Замполит в ожидании злоумышленника уговорил чекушку и задремал. Не теряя, ес-сно, бздительности. На шапку никто не покушался. Хлопнула дверка соседней кабинки. А примерно через минуту рука сдернула с головы замполита шапку. Вот он, момент истины! Замполит был к этому готов! Преступник ведь строит свой расчет на беспомощности и безштанности жертвы? А тут мы, в штанах и полной боевой готовности! Волнистый что есть силы саданул дверь, готовясь схватить преступника за руку. Дверь странным образом не поддалась. Потому что была приперта снаружи здоровым дрыном. К чести замполита, он не растерялся. Не задумываясь о причине неоткрывания двери, он с криком: «Шапка! Шапка!!!» вскочил на табуреточку, чтоб хотя бы в спину увидеть убегающего преступника. Но туалет был девственно чист. Никто никуда не убегал. Попугайчик застыл на табуреточке, размышляя о причине своего провала. В это время в соседней кабинке встал, шурша газетой и подтягивая штаны, сержант Холин и сочувственно так сказал: «Чего, товарищ капитан? Шапку украли? Совсем уже обурели!» Вышел из кабинки, «увидел» дрын и со словами: «У-у, как вас замуровали, демоны! Сейчас я вас ослобоню» ликвидировал следы своего преступления. Когда замполит в задумчивости покинул кабинку, Холин посмотрел на табуреточку, на старое солдатское хэбэ и спросил: «Вас что, товарищ капитан, в звании понизили?» Расстроенный неудачей Попугайчик даже не отреагировал на это хамство и покинул туалет. А Холин достал из-за трубы слива новенькую шапку пятьдесят шестого размера и пошел получать латунную гвардейку, которой ему так не хватало до полной дембельской экипировки. Замполит долго оправдывался перед старшиной за утерю имущества и восстановил свою офицерскую честь посредством бутылки водки. Холин с помощью иголки с ниткой и подходящего чурбака изготовил из шапки замечательную дембельскую «папаху» и вытравил хлоркой на подкладке номер своего военного билета. Как и положено.
Еду на днях по Садовнической набережной от Устьинского моста к Балчугу. На набережной и со стороны реки и со стороны домов напарковано машин - не приткнуться. Для проезда остается одна узенькая полоса. Благо движение одностороннее. Передо мной идет ЗИЛ - контейнеровоз. Который возит один такой здоровый контейнер для крупногабаритного мусора. Так вот сейчас он порожний, без контейнера. Только рога эти с цепями сзади торчат. ЗИЛ встает, метров сто не доезжая до светофора. Потыркался туда-сюда. Стоит. Перед ним - никого. Водила ЗИЛа выходит и идет вперед. Я, матерясь, тоже выхожу и иду посмотреть, что там за дела. Дела такие. Слева, на тротуаре вдоль набережной, на свободное место приткнулся шикарный родстер BMW Z4. Причем то ли торопился хозяин, то ли умения не хватило по уму запарковаться, но одним передним колесом он на тротуаре, а его дорогущая задница торчит на узенькой проезжей части. Ну, и легковушки еще тихонечко протискиваются. А ЗИЛу никак. И что обидно - не хватает каких-то пяток сантиметров. Вот теперь представьте картину. Вперед ЗИЛу не проехать, назад не сдать. Потому что за мной уже вся набережная забита. «Жопа! » - сказал я и настроился ждать прихода хозяина шикарной тачки. Дальнейшее показало, что совсем не так были настроены водила ЗИЛа и его напарник. Походив вокруг, поцокав языками на редкую даже по меркам Москвы тачку, они ее качнули на всякий случай. Сигнализация взвыла. Как и следовало ожидать - ноль эмоций. Сзади гудят. Тогда водила ЗИЛа с напарником, оба мужики не субтильной комплекции, коротко посовещавшись, берут этого родстера за задницу с целью передвинуть. Что такое передвинуть тачку? Это оторвать от земли колеса. Оторвать колеса - это выбрать весь свободный ход амортизаторов. А еще этот бордюр тротуарный. То есть высота приличная. Им это удается. Сдвинув тачку, они ее бросают на раз-два. Сзади раздаются аплодисменты. BMW раскачивается и орет дурным голосом. В это время с другой стороны ЗИЛа выскакивает разъяренная фурия и тоже орет дурным голосом. «Вы что делаете? » Глаза у нее размером и выражением - точь в точь фары ее машины. Водила с напарником слегка струхнули. Ну, и понятно. Школьные учительницы у нас на родстерах не ездят. Машина, конечно, средство передвижения. Но Z4, как ни крути - роскошь. Наглость - не только второе счастье, но и средство борьбы с разъяренными фуриями. Водила делает невозмутимое лицо, показывает ей на длинный хвост гудящих машин, на рога своего монстра помоек и говорит, что за нарушение парковки и препятствование движению ее замечательная машина отправляется на штраф-стоянку. Теперь черед владелицы BMW делать смущенное лицо. Она начинает суетится, роется в сумочке, что-то тихо и любезно говорит водиле, водила кивает сначала активно-отрицательно, затем пассивно-положительно. В результате несколько купюр неизвестного достоинства кочуют из сумочки дамы в карман водилы. Ура! Едем дальше! Пока следующий чайник без мозгов и совести не перекроет нам дорогу…
Эта история натурально случилась на соревнованиях местного масштаба по вольной борьбе. Выходят биться два борца в среднем весе. Один из бойцов старше соперника, и явно превосходит его в мастерстве. Начало поединка это наглядно подтверждает. Более опытный спортсмен уверенно и без проблем ведет схватку к чистой победе. Кажется, развязка близка. Но как только поединок приближается к логическому завершению, более сильный боец ослабляет, что называется, хватку, и отступает. Будто дает противнику фору. Так происходит несколько раз в течение поединка. Болельщики недоумевают. Тренер кричит и волнуется. Судьи невозмутимы, но тоже заинтересованы непонятным поведением спортсмена. Так продолжается вплоть до перерыва. Все понимают, что не единожды за схватку один из борцов имел возможность одержать победу. Но не воспользовался ею. Тренер в перерыве, волнуясь, отчитывает своего воспитанника: «Чего ж ты его завалить-то никак не можешь? Ты же явно побеждаешь, а в самый последний момент останавливаешься почему-то. Почему?!" Смущенно потупясь, спортсмен отвечает: "Я не могу! Как только я начинаю побеждать, он плачет!"
Тому из спортсменов, который старше и опытнее - восемь лет. Который помладше - шесть.
(Записано со слов одного представителя сельской интеллигенции)
В зоомагазине ребёнок лет пяти-шести, воспользовавшись тем что папа с мамой отвлеклись на витрину, сунул палец в клетку с крысой. Прямо рядом с табличкой "Пальцы в клетку не совать!!!" Крыса его за палец конечно тут же укусила. Мальчик заверещал, и немедленно получил от отца подзатыльник. - Разве ты не видишь, что тут написано?! Мальчик, сглатывая слёзы, пропищал: - Я же читать не умею! И тут же получил поджопник от матери: - А я сколько раз тебе говорила: "Учись читать, сынок! Учись читать!"
Лежал у нас в госпитале один майор. Крутой военный, пара командировок в Афганистан, пара ранений, пара контузий, серьёзный такой короче мужчина. Ещё у него вследствие ранения была парализована правая рука. А к нам в хирургию он заехал с элементарным аппендицитом. Операция была назначена назавтра, соответственно вечером дежурная медсестра должна была его к операции подготовить.
Дежурила как раз Оля, очень хорошая девушка, красивая и слегка застенчивая. Застенчивая медсестра конечно нонсенс, но именно такое впечатление она производила своим вечным девичьим румянцем.
И вот вечером берёт она всё что нужно, идёт в палату к майору, и говорит: - Мне, - говорит, - товарищ майор, необходимо вас побрить! Тот конечно удивился, по щекам себя погладил. - Так я вроде брился с утра. - Нет, вы не поняли! - говорит Оля, и начинает объяснять, что конкретно майору собирается брить.
А через минуту вылетает из палаты в слезах. Вслед ей вместе с отборной бранью летит всё, что попало майору под руку, включая книжку "Сто лет одиночества", которую я дал ему почитать.
Я говорю: - Товарищ майор, ну так нельзя. Готовить вас к операции всё равно надо. Медсестру обидели, она-то чем виновата? Если вы завтра к операции будете не готовы, её в пять минут уволят. - Я сам всё сделаю! - Одной рукой? - Ну придумай что нибудь! Только я этой девчонке брить себя не дам! Я боевой офицер, она мне в дочери годится! Короче, ни в какую. Нет, и всё. Лучше, говорит, умереть.
Иду к медсестре. Та плачет и уже собирает пожитки. Я говорю - погоди, не всё так печально. Есть у меня тут неподалёку одна знакомая, она за три рубля не то что майора, тигра налысо побреет. Ты согласна? С майором я договорюсь.
Вскоре серьёзная дама преклонных лет, которую звали Зинаидой Палной, вошла в палату, и раскладывая на тумбочке бритвенные принадлежности сказала, обращаясь к майору. - Тебе, сынок, лучше лежать тихо. Будешь дёргаться, я случайно чего нибудь не то отстригну, потом пришью суровой ниткой, и скажу что так и было! Боевой офицер, не раз ходивший на караваны, закрыл глаза и прикинулся трупом. В отличие от душманов против Зинаиды Палны шансов у него не было никаких.
Через полчаса Зинаида Пална вошла в процедурную. - Ну как там? - спросила с нетерпением Оля. - Всё хорошо? - Эх, девка, дура ты дура! - ответила Зинаида Пална, намыливая руки. - Да будь я помоложе, я б за удовольствие подержать такое хозяйство в руках сама б тебе трёшку заплатила!
* * * Вечером, когда мы пили чай, Оля спросила. - Как же вам удалось его уговорить? - Да я собственно и не уговаривал. Он же сказал - лучше умереть. Ну я и говорю: есть мол такая хорошая женщина, согласная вашей беде помочь в любом случае. Так что выбирайте, или она к вам, или вы к ней. - Куда "к ней"? - В морг. Она в морге санитаркой работает.
Помирает старый немец. Это не байка, не анекдот, это на самом деле у нас в деревне было. Жил у нас в деревне немец, я про него вроде даже что-то рассказывал. И вот за восемьдесят уж ему, и вроде так-то ничего ещё, крепкий, а с головой уже не особо. Заговариваться стал, потом память терять, а потом и совсем слёг. Доктор посмотрел, и сроку дал совсем немного. Неделя, две от силы. Ну, родственники съехались конечно все, близкие, дальние, сыновья, внуки. Даже тот который давно в Америке, и тот прилетел. А у немца минуты просветления всё реже, уже и не узнаёт никого, то он воюет опять, то на зоне лес валит, то на МТС трактора чинит. И вот в одну из редких минут возвращения в реальность он вдруг говорит. - А где это Пашка Горелов, что-то я давно его не вижу? Родственники весьма удивились такому вопросу. Даже не сразу сообразили, про кого речь. Потом вспомнили. Ну да, был такой мальчишка в деревне, даже с кем-то из сыновей в параллельном классе учился. Жили вроде эти Гореловы через три дома. Вроде кто-то из них и сейчас там живёт. Только никогда никаких даже похожих на близкие отношений меж их семьями не было, едва знались. А Пашка, тот вобще сразу после школы умотал куда-то учиться, и так больше и не вернулся. Вроде говорят, в Москве инженером устроился, но правда, нет ли, кто знает?
А немец знай талдычит своё - подать мне сюда Пашку, и всё. Ну, дело попахивает последней волей умирающего, стали выяснять. Адрес нашли, телеграмму дали, пригласили на переговоры. Алё-алё! Павел Афанасьич, христом богом, мы вам что хотите, мы вам дорогу оплатим. Ну, тот тоже обалдел слегка, но все же люди, все человеки, да и любопытно, что это старику за каприз в могилу глядя в голову ударил. Говорит - только на день если, конец квартала, очень много работы. И приезжает. Ну, его конечно на вокзале как дорогова гостя, встречают, в такси сажают, везут к деду. Входит он, здрасьте-здрасьте, как поживаете, вот он я приехал, как просили. Дед его узнал. Эко, говорит, ты вырос. Важный стал, в галстуке! С портфелем! А ну-ка, говорит, помогите встать, что ж я перед таким дорогим гостем как бревно валяюсь, я ведь ещё не помер! Человек из самой Москвы ехал, а я лежу. Тут конечно подскочили, встать помогли. Стоит немец, на клюку свою опирается, говорит Пашке, - ну-ко, подойди. А все значит стоят тоже, дыхание затаили, вот сейчас и откроется страшная тайна. Ну, тот подходит, дед перехватывает свою палку половчее, и обушком Пашке точно в лоб - нна! Тот за голову схватился, а дед говорит - это тебе за фашыста. И со второй руки по уху плашмя - нна. А это тебе за недорезаного. Тот отскочил, кричит - совсем с ума спятил, старый? Это ты за этим меня из Москвы звал? А сам за голову держится, крепко ему прилетело. Старик - а как же? Мне ведь помирать вот-вот, я всё лежу и вспоминаю, какие долги не розданы. С долгами в могилу неохота. И по всему выходит, вот ты один остался. Теперь значит и помереть можно. Ну, а вокруг конечно все суетятся, головами качают, полотенце мокрое гостю суют, охают, ахают. Неловко действительно получилось. Ехал человек из Москвы, а ему на вот. Он полотенце ко лбу прикладывает, а сам говорит. - Эко, говорит, ты злопамятный какой, немец! Тридцать лет уж почитай прошло, а ты всё помнишь! Ну чисто фриц недобитый! Немец - кто фриц недобитый? Я фриц недобитый? Ах ты! Вскакивает, палку наперевес, и за Павликом. Тот наутёк. Бегут по деревне, впереди Пашка, в галстуке, с портфелем, за ним немец, в подштанниках, с клюкой. - Я те, сопляк, покажу - недобитый! Твой батька ещё в штаны ссался, я колхоз поднимал!
И тридцати лет как не бывало.
Ну, потом как-то всё это дело замяли. Старый человек, из ума выжил, что с него возьмёшь. А немец после этого вдруг взял, и помирать передумал. Родственникам говорит - всё, валите. Нечего тут сидеть выжидать, ничего вам тут интересного больше не будет. И разогнал всех. Оклемался, и с головой всё наладилось. И пару лет ещё по деревне коз гонял.
Кстати, про грибы. Я ещё малой совсем был, меня в лес не брали. А сестрицы постарше, их и одних отпускали. И вот собрались они как-то раз компанией, человек может пять-шесть, с подружками-соседками, и спрашивают отца. - Папа, а можно мы с собой Бурана возьмём? Бураном назвали щенка, совсем малипусенького, которого отец только на днях принёс. Не собака, игрушка. Отец подумал-подумал, и говорит: - Ну, возьмите. Только не потеряйте. Щенок хоть и крошечный, но смышлёный был, всё время за чьими-то пятками бегал, так что потеряться вряд ли мог. До леса не близко, километров пять-шесть, но по деревенским меркам нормально. Щенок где своими ногами, где на руках, и в лесу всё время смотрели за ним, чтобы рядом. Набрали грибов, вышли на опушку, присели отдохнуть, тут мимо дядя Саша на колхозном грузовике едет. - Что, девчонки, грибов набрали? Ну, садитесь, подвезу. Они, радостные, в кузов попрыгали, он их до самой деревни и довёз. Домой пришли, - а где Буран? А нет Бурана. В лесу забыли. Когда радостные в машину грузились. Ох, что тут началось. Слёзы, сопли. Побежали обратно, да где там. Отец только рукой махнул. Расстроился конечно, но ругать никого не стал, сам разрешил, - сам виноват. День-два ещё погоревали, да и забыли. Отец сказал – не ревите, нового принесу, щенки в помёте ещё остались.
Буран пришел через неделю. Весь грязный, в репейниках, но очень радостный. До сих пор непонятно, как он дорогу обратно нашел. Там и кошка бы заблудилась. Тут снова началось, - сопли, слёзы, визги, радости полные штаны. Отец спрашивает: - Господи, как хоть ты выжил-то? А щенок только знай хвостом виляет и облизывает всех.
Сколько лет спустя не скажу, но Буран уже взрослый был, да и я подрос, пошли мы по грибы. И вот бегает он по лесу туда-сюда, а в какой-то момент раз, и пропал. Кричу: - Буран, Буран! И тишина. Иду, а он лежит под ёлкой, и белый гриб жрёт. Хороший такой грибочек, молодой, крепкий. Я говорю: - Ты что ж гад такой делаешь? Иди вон сыроежки жри! А он боровик доел, корешок выплюнул, и дальше радостный поскакал. Вот так он скорей всего в лесу и выжил. Сколько я собак потом не встречал, Буран единственный пёс, который ел грибы и ягоды. Грибы причём исключительно белые, а ягоды только бруснику.
(Реплику «Жить захочешь не так раскорячишься» хотел комментаторам оставить, но не стал. Обойдутся)
Синюю ветровку с надписью "Единая Россия" мне подарил приятель. Мы раз в год ездим на рыбалку, и прошлый раз, прощаясь и роняя сентиментальные слюни мне на воротник, он говорит: - Братан, целый год же не увидимся! Хочу подарить тебе что нибудь на долгую и вечную память! Я говорю - Конечно! Нельзя сдерживать в себе такие прекрасные порывы! И он, порывшись в багажнике среди грязных носков, промасленного тряпья, и рыбьей чешуи, вытащил эту ветровку. - От сердца отрываю, но для тебя не жалко! Эксклюзивная вещь! Ни у кого больше такой нету, а у тебя будет! В багажнике валялось ещё штук пять этого эксклюзива, но я подарок принял с благодарностью. Вещь действительно практичная, места много не занимает, и на рыбалке совсем не лишняя.
Голубой бейсболкой с желтыми буквами "ЛДПР" мы разжились на даче у другого приятеля. Когда приехали, было солнечно и жарко, а потом погода резко испортилась, задул ветерок, и шкету надо было чем-то прикрыть бестолковку. - Вот! - сказал приятель. - Уникальная вещь! Отцу на работе подарили. В итоге шкету бейсболка оказалась слегка великовата, и по наследству перекочевала мне.
Откуда появилась красная майка с серпом, молотом, и надписью КПРФ я вам даже рассказать не могу, настолько эта история интимна и запутана.
Короче, сижу на рыбалке. Красная майка с надписью КПРФ, синяя ветровка Единой России нараспашку, и на голове бейсболка ЛДПР. Идёт мимо мужик. Такой, в возрасте уже, с лыжными палками. Увидел меня, остановился, и давай рассматривать. Как будто пятитысячную нашел. Не знаю, может ему пообщаться просто хотелось. У меня же настроение было совсем не общительное, у меня как раз одна из удочек за стойку захлестнулась, и для того чтобы её распутать надо было снимать штаны и лезть в холодную воду. А мужик этот походил вокруг, рассмотрел меня всего сверху донизу, и говорит. - А... Э, простите!... - Что? - спрашиваю я, может быть не вполне дружелюбно. - А где же Справедливая Россия? "Какая ещё блять Россия?! - думаю я. - Что он от меня хочет вобще?" А сам меж тем встаю и начинаю расстёгивать штаны, чтобы лезть в воду.
Тут он как руками замашет, как закричит "Не надо! Не надо! Я верю, верю!!!", палки свои хвать, и в лес. Только кусты затрещали. Странный тип. Мужика без штанов что ли никогда не видел?
Не знаю, как сейчас, а в дни моего далекого детства нам, помню, периодически делали какие-то то ли прививки, то ли профилактику. Процедуру, короче. Укол в задницу называется.
Ну вот. А два веселых дегенерата, восьмиклассники Вовчик и Левчик, придумали себе развлекалово. Сидят они недалеко от медкабинета, в коридоре за углом, на подоконнике. И периодически отлавливают прошедших процедуру малышей. Выскочит такой уколотый, морщась и держась за задницу, шкет. Они ему: «Слышь, пацан! Подь-ка сюда! » И начинают разыгрывать представление. Делают заинтересованные лица. Вопросы спрашивают. «Че, мол, укол делали?» Пацан настороженно отвечает. «Угу, дескать, укол». Пацан еще не понимает, чего от него хотят. И ждет подвоха, естественно. А потому что чего еще можно ждать от Вовчика с Левчиком? Ну, те дальше. «Больно, мол? » И лица испуганные делают. Типа боятся уколов. «У! Еще как! » - говорит шкет. И польщенный вниманием и сочувствием «больших пацанов», рассказывает. Как мужественно терпел неимоверные муки. Разводит руки, демонстрируя длину иглы. Тогда Левчик с Вовчиком говорят: это мол еще фигня. А вот через часик начнется боль - ого-го! Лекарство, типа, начнет рассасываться. На задницу не сядешь. Ну, пацану от такой перспективы совсем кисло становиться. Тогда веселые приятели говорят: не ссы, шкет. Есть классное средство. Хочешь, научим? Пацан с радостью и надеждой трясет головой. Конечно! Ну, тогда показывай, в какую половину тебе укол-то засандалили? Шкет с готовность тычет рукой, непроизвольно оттопыривая нужную часть организма. И тут же получает по этой части организма хорошего пендаля. От Вовчика. Или от Левчика. Кому сподручней. И Вовчик с Левчиком начинают дружно ржать. Весело им. Провели профилактику. А пацану не столько больно, сколько обидно. Он-то уже искренне поверил в сочувствие. А ему в очередной раз обломали веру в человечество. Хотя с юридической точки зрения - не подкопаешься. Хотел средство? Получи! И пацан, шмыгая носом, убегает. А Вовчик с Левчиком уже высматривают новую жертву.
Очередной, и последней в тот день жертвой Левчика с Вовчиком оказался шкет второклассник по имени Васек. К слову, Васек и сам был парнишка тот еще. Головная боль всего педагогического состава. Но перед медициной все равны. И хулиганы, и отличники. Поэтому Васек вышел из-за угла придерживая ягодицу, морщась и прихрамывая. Развод маленького лоха пошел по традиционной схеме. И когда клиент созрел, Левчик задал традиционный вопрос. «Ну, показывай, в какую половинку тебя кололи? » Васек с готовностью повернулся к сочувствующим «большим пацанам» спиной и оттопырив объект, показал рукой. Сюда, мол. Вовчик поточнее прицелился, и что есть дури, носком кеды, зарядил шкету поджопника. Раздался хруст. Васек слегка пролетел по коридору и затормозил о стенку. А дальше все пошло не по сценарию. Вовчик со страшной силой заорал, упал, и стал кататься по полу, схватившись за «ударную» ногу. Левчик прыгал вокруг него, не понимая, в чем дело.
Большой палец на ноге у Вовчика оказался сломан. Под широкими штанами Васька, на хитроумной системе подвязок и веревочек, был подвешен средних размеров блин от школьной штанги.